Игра в детей (джен)

Фантазия на тему «А что было бы, если…» не случилась. Егор умер.

Жена его, Марина Степановна, к сожалению (не своему, но общему), продолжала существовать. Впрочем, она вовсе не была его женой, а вполне себе самостоятельной личностью, но так случилось, что в истории этот факт играл большую роль, а прочих заслуг, кроме скорой смерти в молодом тридцатилетнем возрасте, Егор не имел. Человек, как и герой, запоминается делами. А потому пускаться в подробное описание родинки над левой бровью и сакрального смысла оттенка глаз не будем. Все важное уже было сказано.

У Марины умер муж. Разорвался тромб в мозгу. И поэтому соседи не стыдились. Это как в том фильме: «Смотришь, вокруг идиоты, ищешь кого-то, чтобы посмеяться, но — вокруг идиоты».

Всего четыре месяца назад у Марины умерла дочь, Валерия Егоровна, ей было два страшных года и четыре ужасных месяца. В тот день Марина не плакала.

Но соседи это до сих пор не забыли.

Марина отмахнулась от мусора у входной двери. Стена рядом со звонком была привычно расписана. «Убийца!», «Гореть тебе в аду!».

Все-таки концепция загробной жизни делает людей злыми.

Вера в бессмертие души и собственную значимость превращает простого обывателя в карателя. Это вполне лечится критическим мышлением, даже бесплатно лечится, но почему-то популярностью такое лечение не пользуется.

Зато деньги на больных детей собираем каждый день.

Марина была киберпреступницей ради сюжета. Она часто запускала сайты со сбором денег на больных детей. На детей при смерти, которым поможет только единственное швейцарское лекарство. Оно поможет им дожить до восемнадцати. И родители «смогут увидеть их улыбку». И их не поглотит ад за предательство доверившегося им ребенка, который сам там, на небе, выбрал родителей для счастливой жизни на земле и их поспешного обучения и превращения в нормальных людей посредством радости, любви и непосредственности.

Марина собирала деньги на таких детей. Просила у родителей документы. Давала им надежду (но не запрещала обращаться к другим «сборщикам»), а потом говорила, что пожертвования украли с расчетного счета. И предоставляла выписки из банка. Поддельные. И слушала их рыдания. Громко извинялась.

У нее появлялись деньги. Примерно двадцать пять тысяч евро в год на одного такого ребенка можно было собрать за четыре месяца. Марина вела одновременно от трех до семи детей. В год выходило семьдесят пять-сто двадцать тысяч в зависимости от, ну, знаете, накладывания сроков друг на друга. Одного такого года хватило бы на два с половиной года жизни в Дублине, беззаботной и безработной жизни. Нельзя было сказать, что Марина о такой мечтала, нет, в подкорке сознания в детстве у нее рисовались не круглые суммы, а, конечно же, всеобщая любовь. Но мало кто не посчитал бы такой доход приятным.

Марина переклеила обои в комнате дочери в тот же месяц. Лера — дочь — задохнулась, у нее отказали печень и сердце. Девочка болела болезнью Ниманна-Пика, типом С.

Детей с этой болезнью Марина и «курировала». Легко было использовать собственный опыт и акцентировать внимание на важных мелочах. Свою дочь она не лечила, точнее, не собирала на нее деньги. Именно за это ее ненавидели соседи, но благодаря этому она точно знала, что делать и говорить, чтобы родители доверяли ей историю болезни своих детей в любой стадии.

Предположительно, «бизнес» все еще был в ходу только потому, что расстроенные люди бросались спасать своих детей и не проверяли, на кого там еще она собирает. Сама Марина, конечно же, меняла адреса сайтов. Но лицо свое не меняла. Благо оно не было нужно.

Никто из соседей об этом не знал, и иногда она думала, что было бы, если бы знали.

Может быть, в ее мозгу тоже есть аневризма. Может быть, она тоже скоро умрет.

Марина не жила в Дублине и ежедневно сдирала с входной двери скотч, мешающий вставить ключ в замок, убирала собачье или не всегда дерьмо с коврика (в конце концов она выкинула коврик).

Все деньги она перечисляла на счета тех, кому они могли помочь выздороветь. Не тех, кому нужно поддерживать жизнь по прихоти родителей, но тех, кому нужна конкретная помощь: операция, не пожизненный курс таблеток или пожизненный, но с обязательным полным разумом реципиента.

Это попахивало евгеникой больше, чем ей хотелось бы. С миру по нитке — голому рубаха. С капиталистов по рублю — ребенку свиное сердце.