Мост в рассвет (джен)

Примечания:

Простите за долгое отсутствие! Теперь главы будут выходить чаще, я решила полностью сосредоточиться на этой работе! Напоминаю содержание предыдущих серий))

Ярр узнал от Виюн, что Марена вскоре сойдёт в Тень, то есть, возможно, исчезнет навсегда.

Йагиль едва не отрезала Сирин косу, чтобы сделать наследницей Ягин, но Алконост вмешалась и утащила Сирин в Скворечник.

Косохлёст пытался украсть венец Марены у Беса, но в итоге попал на услугу.

Городничего едва не порвали волколаки, но Сирин его выходила, он вернулся домой, обнаружил там Виюн, и она ему сказала, что её мать — его бывшая невеста Василисса.

Ярр едва бы вспомнил, как довёл Виюн до дома Городничего — её временного пристанища. Огромный четырёхкрылый Зимний крест широко раскинулся в небе, притягивая взгляд, а в ушах беспрерывно звучал шёпот Виюн о Марене: “Она сходит в Тень. Навсегда”. Воспоминание о поцелуе, которое Ярр надеялся хранить в душе веки вечные, подёрнулось инеем перед лицом совсем иного, сковавшего сердце ещё бо́льшим холодом чувства. Наверное, это и есть самый настоящий страх. Потерять её — Марену. Он как будто забыл о ней, бродя между Явью и Навью, но скорая неминуемая разлука заострила все ледяные шипы в душе, и они пронзали болью при каждом вдохе.

Быстрее, к гроту! Умолять о свидании, сечь камень единственным серпом, да хоть грызть зубами!.. Это всего лишь камень, а не алмазный лёд хрустального гроба. Может, Марена услышит, впустит его. Проститься… Ярр не усомнился в словах Виюн. Как будто знание пробудилось в затуманенном Печатями мозгу. Где-то когда-то он слышал об этом, никакого сомнения… И даже что-то понял детским умишком.

Зимний крест на равнодушном камне чернел, словно некто запечатлел созвездие углём. Ярр в тщетной надежде провёл рукой там, где раньше послушно распахивался вход, но всё осталось по-прежнему. Не отозвалась скала и на острое прикосновение серпа. Ярр будто вернулся во времени, когда он стоял над гробом Марены и царапал лёд. Но казалось, что минул Кологод с тех пор. Тогда — нечто смутное, что, наверное, можно было назвать тревогой. Сейчас — почти отчаяние.

Он не сказал бы, сколько прошло времени, пока он и серпом, и голосом, и просто костью пальцев пытался достучаться до Марены. Только Зимний крест в небесах поблек, и его затянули тучи. Остался лишь его чёрный близнец. Ярр мрачно взглянул на него, как на личного врага. Не пропустит. И тогда он вспомнил о Сирин. Вроде она упоминала, что и её не пустил грот. Но она же глас Марены… Если кто-то и чувствует её, то только Сирин. Кто знает, может, переход души Марены к ней свершится совсем скоро. И крепнет их связь, и Марена теперь впустит свою преемницу… Очень ясно, как во сне наяву, представились Ярру два фиала с жидкой ртутью Мёртвой воды. И из одного свет переливался в другой, первый пустел и гас, второй наполнялся, и свет из белого делался золотым, заполнял пространством пламенем, выжигал глаза…

Ярр очнулся рывком и увидел прямо перед носом холодную серость камня, в который он упёрся лбом, на несколько мгновений потеряв связь с миром. Проклятая усталость… Видение двух фиалов постепенно тускнело в сознании. И вдруг — внезапная мысль! Что будет с самой Сирин? Той Сирин, какой он успел её узнать, уже не станет? Её тело будет лишь оболочкой для духа Марены? А куда денется её собственная душа? Сирин, кажется, добра, незлопамятна. Она даже спасла Городничего, если верить Кладезю. А уж Городничий и словом, и делом нёс ей только неприятности. Наверное, Ярр испытывал бы к ней симпатию, если бы мог. И он был готов заботиться о её безопасности даже чуть больше, она ведь уязвимее других… Но… Ценой её жизни Марена освободится от ледяного плена? Таким странным, даже изощрённым способом. Марена, способная подарить потерянные чувства. Он уже ощутил многое рядом с Виюн, так что же будет, если он обретёт желаемое?..

Ярр даже отступил на несколько шагов от прежнего входа. Желание найти Сирин, поговорить с ней столкнуло в места. Наверняка она в Избе, больше негде! Только ночами она иногда отлучалась к Кладезю, а сейчас уже рассвело. Впрочем, Ярр на всякий случай заглянул на Мельницу, где заспанный Молот долго не мог понять его вопрос. Нет, Сирин здесь нет.

Знакомый до последней тропки путь к Избе занял, казалось, в два раза больше времени. Но когда разошлись последние перед поляной ветви, Ярр узрел Избу с развёрстой крышей — в такой не живут во время холодов между Мариным днём и Коладом. Он вообще не видел такого много лет, только мать вроде бы летала иногда на ступе куда-то. Как белка, Ярр вскарабкался по лапам, готовясь увидеть всё что угодно… Но ступа прочно стояла на месте, пустая и заброшенная. Только помела не было, как и хозяек. Ни Йагиль, ни Сирин, ни частой гостьи Избы Алконост. Ни раненого Городничего, который должен был здесь отлёживаться. Нежилое запустение и лесной мусор на полу и мебели. Куда они все подевались в столь ранний час?.. Внезапно на плечо спорхнул неуловимый в последнее время ворон.

— Спасибо, что предупредил, — вспомнил Ярр, проведя пальцем ему по голове. Именно Гор своим карканьем прервал поцелуй с Виюн, когда над ними нависла огненная волна.

Ворон, довольный похвалой, прикрыл чёрный глаз.

— Не знаешь, где?.. — начал Ярр.

Но Гор тут же сорвался с плеча и вылетел сквозь крышу. Не любит быть не в курсе, иначе ответил бы голосом, понял Ярр. И через мгновение он услышал раскатистое:

— Незваная Сир-рин пр-ропала! Йагиль пр-ропала! — И после паузы: — Ярр-р и Виюн — тепер-рь пар-ра!

Ох. А вот это преждевременно. Сплетник… Клюв бы ему завязать! Ярр свистнул, но ворон, очарованный собственной важностью, разносил на хвосте вести. Явно не без сороки в роду.

Ярр, пользуясь отсутствием Йагиль с вечным пронзительным, всё понимающим взглядом, положил ладонь на ступу на прощание. Давно он не вспоминал о матери… Когда-то она брала его, маленького, и сажала в ступу. И он видел Навь-Костру с высоты птичьего полёта. Но когда он спрашивал, можно ли полететь далеко-далеко, за Тёмный лес или за Мост, она, строго покачав головой, отвечала, что ещё не время. Ещё… А сейчас, кажется, не осталось в Нави ведьм, способных поднять эту колоду в воздух.

Ярр бы закрыл крышу, но Изба редко слушалась мужчин — всегда лишь гостей, а не хозяев. Только женщины могли приказывать здесь. Он тихо соскользнул по лапам на землю. Следующее место, где надо было проверить, — Скворечник.

* * *

Сирин сидела на полу, прислонившись спиной к деревянной стене. Как больше года назад, когда она впервые открывала для себя Навь. Теперь она знала гораздо больше. Даже слишком много, и от этого знания только лишь тяжелее.

— Йагиль уже сломлена и неопасна… Но теперь он будет искать тебя, — напористо шептала ей Алконост. Вот увидишь: он скоро явится сюда. Но я его не пущу! Пусть голос на него не действует, но есть и другие аргументы! — Она победоносно раскинула сильные крылья.

— Может, поговорить… — нерешительно предложила Сирин. — Ярра можно убедить словами, я уже поняла…

— Много ты понимаешь! — как-то странно зло шикнула Алконост. — Светлая ведьма уже наболтала ему небось, что можно тебя выставить за Мост вместо неё! И сейчас он придёт просить! Сначала словом, потом силой! Сиди и молчи, голубушка! — подкрепила свои слова кивком птицедева. — Я тебя вообще-то спасла! Уже дважды, прошу заметить! И если мы сейчас всё сделаем правильно, твоё амурное дело ещё может выгореть! Или я хоть раз подводила тебя за этот год?!

— Нет… — признала Сирин. А сама вспомнила, как Алконост исчезала и не появлялась по неделям. Но слишком уж много знала…

— То-то же! — с подозрительным прищуром сказала птицедева.

Образ властной, могучей Алконост не шёл из головы Сирин. Как она поставила на колени Йагиль — собственную подругу! Сирин не слышала голос, но сияние янтарных глаз видела прекрасно. Какая сила скрыта в этой бесшабашной, любящей похабные шутки птицедеве! Тот, кто обладает могуществом подчинять своей воле, не боится показаться смешным… Сирин была не уверена, что снова сможет теперь общаться с Алконост с прежней непринуждённостью. Она разглядывала украдкой золотые перья, золотистую кожу, рыже-золотые волосы… И не знала, что сказать. Ей так хотелось обратно в Избу, к успокаивающему аромату сушёных трав, в незыблемость тёмных стен из каменного дерева… В тишину леса, где только скрип ветвей нарушал безмолвие. А здесь — центр города и отлично слышно, как он просыпается, сплетничает, перешёптывается… Если бы можно было вернуться в Избу, попытаться поговорить с Йагиль. Может, всё это чудовищное недоразумение…

Взгляд сломался о стену, и Сирин прикрыла глаза. Может, Алконост решит, что бывшая Незваная утомилась, и оставит её одну.

Птицедева и правда умолкла. Слышалось её сильное, учащённое по-птичьи дыхание в неподвижном воздухе единственной комнаты.

— А ты не журись, — хрипловато-ласково сказала она вдруг над самым ухом.

От неожиданности Сирин вздрогнула и рефлекторно вжалась в стену. Хрупкое чувство безопасности осталось там, далеко в Тёмном лесу, вместе с плачущей Йагиль.

— Вижу, нужны пояснения. А то и утешения, — проворчала Алконост. Прижилась ты за год в Избе, как моль в нафталине…

Она прошлась по Скворечнику к “насесту” и обратно.

— Давай я лучше тебе сказку расскажу, — предложила она, привычно склонив голову набок. — Точнее, правдивую историю…

Сирин настороженно кивнула.

— Так слушай, — торжественно приподняла подбородок птицедева и раскрыла крылья на всю горницу. — Давным-давно, задолго до забытых лет, все мы жили бок о бок под одним небом, вершили справедливость и следили за порядком, награждали добрых и бескорыстных, а подлых и жадных наказывали, и Марена вживе встречала души на Мосту. Плавно текло время, как вода в реке, и три дивных птицы пели свои песни. Птица радости Алконост — к твоим услугам — возвещала утро и была любима всеми и служила всем, и все ей служили... Птица печали Сирин глаголила ночь и служила одной лишь Марене, как правое крыло. Была ещё третья сестра — птица судьбы, Гамаюн. Никому она не служила, над всеми летала высоко и невидимо, но вещала лишь по своей воле да по воле того, кому и Ягины повиновались…

— Кого? — стряхнула оцепенение Сирин. — Кого, Алконост?

Но та провела золотым пером по губам.

— Печати слабеют. Но ещё рано… Всё шло своим чередом, спокойно и правильно, вертелся Кологод. Моя сестра Сирин только зовётся птицедевой печали, но печаль она не приносила, а забирала. На Мосту души очищались от накопленного за жизнь зла, а Сирин одним взмахом чёрного крыла дарила им освобождение от смертной скорби, и они, лёгкие, покойные, летели без всякого груза в новую жизнь. Оттого и грустны были песни Сирин. Всю печаль людскую она изливала в них.

Алконост задумалась, примолкла. Сирин ждала, затаив дыхание. Кажется, это был самый подробный рассказ о прошлом за всё её пребывание в Навь-Костре.

— Что, очень пафосно, да? — поинтересовалась вдруг Алконост. — Сирин неловко улыбнулась. — Ну так старым историям — старый говор… Даже название нашего уютного, но замшелого прибежища — Ко́стра. Это значит весна, цветение. Ты не смотри, что черны стены и жители такие, что краше в гроб кладут! Костра — это весна для души. Так было…

Алконост всегда была хорошей сказительницей. Но с каким умыслом начала она теперь эту историю?

— Скажи мне, голубка Сирин, — Алконост совершенно по-человечески заглянула в глаза, — тебе жалко Марены? Жалко птицы Сирин? Ты бы на моём месте хотела вернуть прежний порядок? Чувствуешь ли ты печаль неизлитую?

Сирин прислушалась в тем кошкам, которые оголтело скребли и грызлись у неё на душе. Шерсть клочками и вой.

— Да… — выдохнула она. Но, кажется, обрела она свою печаль уже после перехода через Мост.

Алконост чему-то удовлетворённо кивнула.

— Вот и славненько. А насчёт Йагиль не переживай… Найдёт себе другую преемницу, не дряхлая ещё. Да и вообще здесь это, может, и не надо вовсе…

— Что ты имеешь в виду?

— А-а… — досадливо махнула крылом Алконост. — Могла бы сейчас свалить всё на Печати и утаить. Но ладно уж. Какая теперь разница… Раньше мы все жили там. — Перо остро указало за окно, в сторону Моста.

— Там? — желая убедиться, что поняла правильно, переспросила Сирин. — В Яви?

— В Яви, в Яви.

— Но как же…

Вот это да!

— А вот так. Я вначале красиво и метафорично сказала про “одно небо”, разве нет? — похвалилась Алконост.

— И Ярр жил?

— И Ярр, как будто спросить больше не о ком.

— Но он же ничего не помнит!

— Ну, это нормально… Мал ещё был.

— И как вы сюда попали?

— Попали и сохранились те, кого Марена самолично пометила Зимним крестом. Остальные сгорели на Мосту. Кроме тебя…

— Но отчего было такое переселение? Что случилось… там?

— А вот этого я тебе не скажу, — отрезала Алконост. Но потом смягчилась. — Могу рассказать, как мы там жили, какие сказки творили…

Сирин взволнованно смотрела на неё, и птицедева, вздохнув, начала другую историю. Только на сказку это было непохоже.

— Знаешь, в чём основное отличие? — Сирин помотала головой. — В том, что приходилось постоянно заниматься пополнением своих рядов. Как продолжали род Ягины, ты уже знаешь. Утопленниц всегда было в достатке, даже перебор. Полуденницы и полуночницы в полях обращали молодых мужичков в вурдалаков… А девушки, обманутые в рощах такими же мужичками, и становились духами полей. Лешии заводили грибников в чащи, а кикиморы — в болота. Волколаки покусывали помаленьку. Становились домовыми главы родов… И вся эта милая, разношёрстная нежить более-менее мирно жила на одной земле Явьей с людьми.

— Но вас же становилось всё больше? — задала закономерный вопрос Сирин.

— Э-э, в том-то и различие, — лукаво прищурилась Алконост. — Нежить, понимаешь ли, тоже умирала от старости. Не так быстро, но вполне железно.

— Она же не-жить, — удивлённо заметила Сирин.

— Нежить-то она нежить, но не вечно же жить…

— И вы тоже перерождались, перейдя Мост, — догадалась Сирин.

— Нет. — Алконост смотрела ей в глаза, не мигая. — Нежити одна дорога — в Тень. Полное развоплощение. Что потом, никто не знает. Ну, птицедевы знают, но официально — никто.

Сирин помолчала.

— Тогда вам здесь лучше…

Алконост почесала крылом затылок.

— Так-то да, многие с тобой согласятся… Но, кажется, самым нервным из нас (если ты понимаешь, о ком я), неплохо бы уже очиститься от налипшего за жизнь зла. Это я про волколаков. И ведь соль ещё в чём… Птицедевы-то бессмертны. Везде.

— То есть поколения нежити сменяли друг друга, а ты и твои сёстры видели зарю мира… и увидят его закат?

— Погибнуть птицедева может, — уклончиво ответила Алконост.

— Мне очень жаль, — искренне сказала Сирин. — Всё это так странно…

— И не говори!

Не так себе представляла Сирин древнее бессмертное существо. Ей виделся кто-то убелённый сединами, исполненный мудрости, невозмутимо спокойный… Точно не взбалмошная, иногда простоватая, иногда нарочито высокопарная Алконост.

— И Ярр хочет вернуться? Он же тогда может умереть! И все…

— Ярр многого не знает по молодости лет. А все и не жаждут назад, голубка. Да и для тебя здесь время замерло. Так что живи и радуйся! И это возвращает нас к разговору о том! — Алконост воздела указательное перо. — Что тебя пытаются выпихнуть из Нави некоторые бессовестные личности. Липовый Зимний крест скоро даст дуба, и Виюн не сможет здесь больше ошиваться. Так что Ярр сейчас будет тебя искать и всячески улещивать. Возможно, с тобой даже вернётся этот милый паж, Сквознячок. Если, скажем, в пару к тебе Косохлёста не вышвырнут. Душа за душу, око за око, зуб за зуб! — Она подмигнула, а Сирин горестно усмехнулась, пытаясь осознать услышанное.

— Незваная Сир-рин пр-ропала! Йагиль пр-ропала! — понёсся вороний грай по улицам. Гор разносил на хвосте вести. — Ярр-р и Виюн — тепер-рь пар-ра!

— Ну?! И что я говорила?! — живо осведомилась Алконост. — И седьмицы не прошло, как эта мамзель здесь!

Сирин отстранённо заметила, что в имени Виюн не хватало звонкого, раскатистого "р-р" для полноты картины. Алконост права. Только можно было не отбивать её у Йагиль, не рушить старую дружбу… Хотя не такую уж и старую, если перед глазами бессменной Алконост мелькали поколения Ягин.

Сирин скорее почувствовала, чем услышала. Знакомо кольнуло в виске, и почти тут же подобралась Алконост, бросив взгляд в окно. Нет нужды говорить — Ярр здесь. С щемящей грустью Сирин вспомнила, как легко взобрался он в Скворечник год назад, в первый раз. И все истории и предостережения Алконост растворились в шуме в ушах. Пусть Ярр сам скажет ей, чтобы она уходила — она не будет больше прятаться.

Она уже привстала с пола, но птицедева вдруг сильно оттолкнула её крылом — так что Сирин, охнув, отлетела к насесту и ударилась о балясину. Забота Алконост в последнее время с кулаками. Сирин потёрла ушибленный бок, проверив, нет ли ссадин, а птицедева лихо перемахнула через подоконник и спикировала на мостовую. Значит, Ярр не поднимется сюда. Можно было бы задать прямой вопрос… Но вместо этого Сирин малодушно скользнула к окну, так, чтобы её не было видно снизу, и решила немного послушать.

— Ярр! Как послежизнь?! — радушно приветствовала его Алконост. — Предколадье в этом году зябкое! — Скорее всего, она запахнулась крыльями.

— Ты не видела Сирин?

До му́ки знакомый тембр. Может, показалось, но в обычно холодном, ровном голосе звучало волнение. Сирин отринула предательски наивные мысли. Он просто хочет её использовать.

— Сирин? А зачем тебе наша голубушка? — коварно осведомилась Алконост. Сирин слышала её отлично. Наверное, это часть её плана — вывести Ярра на чистую воду прямо под окном Скворечника, где — она не могла не знать — притаилась Сирин.

— У неё особое предназначение… — помедлив, ответил Ярр. — Я не могу пока сказать.

— Похоже, Сирин придётся вскоре принять чужую судьбу? Стать вместо кого-то? — вкрадчиво пропела Алконост.

Даже со своего места Сирин услышала удивлённо-гневный вздох.

— Ты знаешь?! Виюн сказала только мне!

— Многое обнажается, когда встаёт Полный Зимний крест… Цикл близится к концу, — благочестиво и размеренно сказала Алконост.

Ярр молчал долго. Сирин напрягала слух и еле сдерживалась, чтобы не выглянуть.

— Я бы хотел, чтобы они обе остались… — произнёс он наконец. — Сирин и…

Ехидный смешок Алконост заглушил окончание фразы.

— Так скажи мне, друг сердечный, правду ли воронья морда глаголит, что ты теперь якобы заженихался?

Сирин сжалась в своём укрытии. Что он ответит?.. Почему молчит так долго?! Алконост явно тоже это заметила, потому что плотоядно проворковала:

— Аг-га! Нашлась и на ледыху деваха-проруха!

Почему это Сирин думала, что Алконост на её стороне… Похоже, теперь она побилась с Бесом об заклад насчёт Виюн. Когда только успевает?.. Каждый вырванный у Нави вдох, кажется, длиною с Кологод. И ледяная короста на сердце — как хрусталь Марены.

— Я не знаю, что происходит, — тихо, без всякого столь частого для себя холодного раздражения признался Ярр. — Но что-то в ней точно явно есть волшебное. Не из этого мира…

— А в Сирин? — будто невзначай спросила Алконост, и притаившаяся Сирин до боли стиснула пальцами подоконник.

— Там, в гроте Марены… — начал Ярр. Но внезапно оборвал себя. — Я не собираюсь обсуждать это с тобой. — Прежний голос, прежний тон.

— Ну и не очень-то и хотелось, — тут же надулась Алконост. — Бе-бе-бе. Но прошу заметить, что главный сплетник нашего захолустья — это твой разлюбезный пернатый друг.

Сирин почти увидела, как Ярр поморщился.

— Раньше за ним такого не водилось.

— Раньше и судачить было не о чем, кроме разбодяженной медовухи, очередной интрижки русалки с волколаком и о том, что все по уши в долгах Старому хрену, то бишь Бесу. А тут нечто помасштабнее грядёт.

— Может быть, ты мне поможешь..

— Как тебе перехитрить Мост, чтобы светлая голубка осталась?

— Мне нужно найти Сирин. Если ты знаешь, что она должна…

— Пойдём. Нечего такие важные вопросы посреди улицы обсуждать. Всюду чужие уши! — Голос Алконост отдалился. — Хочешь на тёплую спинку? Нет?.. — ещё слышала Сирин её затихающее воркование, когда слова оборвал мощный взмах.

Сирин запоздало выглянула, но увидела лишь хвост птицедевы и спину Ярра, который торопливо шёл за ней по спиралям частокола вниз. Вскоре они скрылись за поворотом. Сирин горестно вздохнула. Вот проклятая нерешительность! Надо было раньше… Алконост несколько раз перебила Ярра, круто сменив тему. И точно знала, что Сирин всё слышит. Но не может же она тоже иметь на Незваную какой-то план… Достаточно одной Йагиль. Да и та, если подумать, не затевала чего-то совсем ужасного.

Зато вот есть серп. Он уже не пугает, как прежде, хотя всё так же остр и опасен для незаживающей кожи. Где-то внутри есть тёмный голос, который, возможно, вмешается и защитит. Никто не приковал её здесь, и она может прямо сейчас спуститься и пойти хоть к Кладезю, хоть в Избу. Теперь она способна преодолеть спуск из Скворечника. Есть в конце концов Бес и его договоры на любой случай жизни, о которых ходит молва. Сирин даже стало на мгновение смешно: если поступить к Бесу в работницы, он уж её отстоит из своей выгоды. Ей и нужен всего лишь угол, только в безопасности. И лучше работать в поте лица, чем это вязкое бездействие на вершине здешнего мира. И вроде она всем нужна, но совершенно не в том смысле, чтобы радоваться этому.

Занятая невесёлыми мыслями, Сирин не заметила мелькнувшую в окне юркую тень. И лишь когда Ветерок вспрыгнул ей на колени, она ахнула и с облегчением зарылась пальцами в шелковистую чёрную шерсть.

— Ты мой хороший!.. Что это у тебя?

На сплетённом вручную ошейнике из травы белел клочок бумаги.

* * *

Ничего существенного Алконост не нащебетала. Наоборот, отлетев от Скворечника, она вдруг резко сменила траекторию и помахала на прощание золотым крылом.

— Бывай! Поищу Сирин своим манером! Сладится всё, как до́лжно!

И скрылась в вышине.

Ярр смотрел ей вслед и не мог поверить, что она все эти годы знала, знала, что Марена — не навсегда. Он качнул головой. Все крылатые создания Навь-Костры словно с ума посходили. И не только они… Может, Алконост улыбнётся удача, но Ярр хотел сам найти Сирин, лично сообщить ей новость… Это будет честно по отношению к ней. Но пока, кажется, придётся пойти домой и хоть немного передохнуть, чтобы не виделось наяву всякое.

Ярр выбрал дорогу по правую руку от холма Марены, чтобы миновать дом Городничего, — даже просто пройти ближе к Виюн казалось даром. Заодно проверить, не вернулся ли блудный покусанный градоначальник. Судя по тому, что в Избе его и след простыл, Сирин хорошо его подлечила.

Ярр начал подниматься на холм, и первое, что он увидел за поворотом, — две скукожившиеся фигуры под окном дома Городничего. Явно подслушивают. Конечно же, Косохлёст и… паж Виюн? Быстро он попал под дурное влияние. Но вместо того чтобы налететь на шпионов с шумом и треском, Ярр затаился сам. Не будет он выводить мальчишек на чистую воду — прямо сейчас. Лучше потом расспросить с пристрастием — по-тихому. Не от недоверия к Виюн, просто он хотел знать о ней больше, больше… Подумав, Ярр похлопал себя по карманам и обнаружил забытую там записную книжку с золотым обрезом, которую бросил на мостовую Городничий, когда решил проявить характер. Ярр раскрыл книжку наугад и сделал вид, что углубился в чтение, одновременно шагая вперёд и стараясь производить как можно больше шума. Сработало — краем глаза он заметил, как соглядатаи чуть не подпрыгнули и метнулись за угол дома. Славно. Найти потом Косохлёста гораздо проще, чем Сирин…

Ярр хотел было захлопнуть книжку и снова убрать в карман, но взгляд выхватил на случайно открытой странице тонкий женский портрет. И не один — среди колонок имён и цифр, сделанных аккуратным бисерным почерком, и схематичных рисунков, где у кого Зимний крест, тут и там пестрело в разных ракурсах одно и то же талантливо запечатлённое девичье лицо. Ярр пригляделся… И острые кончики пальцев сдавили тонкую бумагу. Лицо Виюн! Или очень на него похожее. Но откуда… Городничий ещё не успел её увидеть, да и книжка у Ярра. Знал он Виюн прежде, до потерянных лет? Ходил тайком через Мост?.. Последняя мысль прострелила яростью, захотелось вырвать страницу с портретом… Но нет, пусть Городничий сам расскажет, кого он так ждал каждые пятнадцать лет.

Ярр взбежал на крыльцо и коротко и сухо стукнул два раза в дверь. К его удивлению, почти сразу он услышал торопливые тяжёлые шаги, и дверь гостеприимно распахнулась. Перед ним, сияя, как медный купол Кладезя, стоял Городничий в непонятной хламиде из резаного окровавленного мундира и цветастого платка. Он весь будто помолодел и подтянулся, совсем непохоже для умирающего. За его спиной показалась Виюн, и Ярр тут же преисполнился самых чёрных подозрений, вспомнив девичьи портреты. О чём он думал, соглашаясь, чтобы она жила здесь?! Понадеялся, что Городничий не встанет так скоро что ли…

— Комендант? — Льду в голосе позавидовал бы гроб Марены. — Рад видеть, что вы в полном здравии.

— Ох, Ярр! — совершенно не смутился Городничий, всё так же продолжая сиять. — Ты не представляешь!

— Правда?

— Да! Я дождался! Ну, почти… — Городничий бросил украдкой нежный взгляд на Виюн. — Но, может, так даже лучше!

Тёплая, радостная улыбка очень украшала его вечно недовольное, обрюзгшее лицо, надо отметить.

— Просветите меня? — поднял одну бровь Ярр и сжал в кармане записную книжку.

— С радостью! — чуть не подпрыгнул Городничий. — Можно сказать, я нашёл свою дочь!

— Дочь?.. — Ярр непонимающе взглянул на Виюн.

— Да! — пропел Городничий. — Её мать — моя невеста, которую я столько десятилетий ждал на этой стороне Моста!

Что-то как будто не сходилось.

— А её отец?..

— Да какая разница! — беспечно отмахнулся Городничий и перевёл ясный, восторженный взор на Виюн, протянул ей руку, и она, улыбнувшись, ответила на пожатие. — Главное, что она дочь моей Василиссы! А значит, практически моя дочь!

Кажется, он был совершенно, бесконечно счастлив. И хватка Ярра на записной книжке разжалась. Как он скор на домыслы… Это сейчас показала зубы какая-то новая грань его единственной эмоции — гнева. Доселе незнакомая. Но очень, очень сильная и злая.

Стыда, сожаления он испытывать не мог. Но внутреннее чувство справедливости всегда жило внутри. И Ярр, чтобы не успеть передумать, выхватил записную книжку из кармана и всунул в руки Городничему.

— Это, кажется, ваше. Вы обронили. Недавно.

Ярр не стал напоминать, как Городничий брызгал слюной на Сирин, но он, кажется, немного сконфузился. Впрочем, ничто теперь не могло надолго затуманить его безбрежное счастье. Он взял книжку и задумчиво пролистал.

— Может, Сирин не так и виновата… — На памяти Ярра он чуть ли не впервые назвал её по имени. — Видишь ли, Василисса давно канула в Тень, Виюн мне рассказала… — Городничий поник, но тут же снова воспрял. — Но лучшее, оставшееся после неё, — здесь! Вы ведь задержитесь у нас? — влюблёнными глазами глядя на Виюн, спросил он.

— Очень на это надеюсь, — ответила она и посмотрела на Ярра.

И все ночные события у Моста тут же послушно и жарко всплыли в памяти. Городничий вдруг сделался чудовищно лишним.

— У меня есть… несколько вопросов к Хранительнице, — сказал Ярр. — Позвольте её украсть у вас.

— Конечно, конечно! — ничуть не расстроился Городничий, и взгляд его обежал комнату. — Только обещай вернуть её сюда в целости и сохранности! А уж я наведу марафет на этот городишко и окажу почёт и уважение! — по-молодецки приосанился он. И смущённо запахнулся, когда сомнительные одежды едва не спали с него.

Ярр удостоил его лишь кивка.

— После вас… — это уже Виюн.

Куда пойти с ней? К Капищу и гроту нельзя, к Мосту нельзя, на улицах ощущение тысячи взглядов в спину… Есть хоть одно уединённое и безопасное для неё место в этом городе?!

Мысль отвести её в собственный дом даже не пришла Ярру в голову. Воспитание…

— Так какой же вопрос? — заглянула она ему в глаза, как только они оказались на улице и дыхание вырвалось из груди Ярра, будто он бежал. Но он быстро собрался с мыслями.

— Ты действительно дочь невесты Городничего?

— Выходит, что так, — улыбнулась она. — Он так счастлив, бедняжка.

— Да, вопрос только в том, сколько ему быть счастливым. — Теперь Ярр прямо взглянул в глаза Виюн. И с неудовольствием увидел, как она отвернулась.

— Пройдёмся, — без улыбки сказала она.

— Только не к Мосту, — согласился Ярр. — И не к гроту Марены.

Она как-то вымученно улыбнулась.

— Я ещё не была на Капище…

— Не будем рисковать в местах Навьей силы.

— … и в Тёмном лесу.

Лес… Лес хранит свои тёмные тайны. Там нет ни горячих змей, ни Огненной реки, ни лишних глаз. И может, удастся хоть на несколько сладких минут забыть о Марене и её грядущей судьбе… Ярр сжал руку Виюн. А ведь она могла бы мгновенно их переместить?

— С другой стороны, — остановилась она вдруг уже даже не с бледной улыбкой — с му́кой на лице. — По твоим глазам я вижу… — Она легко коснулась второй рукой сначала его губ, потом своих. — Это лишь усилит связь.

Ярр замер. Перехватил её руку и прижал к губам. Пусть смотрят любопытные! Всё равно воспитание летит в Реку, а ворон уже всё растрындел… Он привлёк её к себе и хотел поцеловать прямо здесь, на улице. Но она выскользнула из объятий и в присущей ей манере уже стояла в нескольких шагах.

— Связь? — переспросил он с досадой.

— Связь, которую ты создал, начертав Зимний крест.

Ярр попытался считать что-то по её лицу, но не понял ничего.

— Но это же… неплохо? — осторожно предположил он. А внутри взлетело и рухнуло ликование, только рядом с ней, кажется, и возможное.

— Ах, я говорила, что не хочу ничьей жертвы! — внезапно воскликнула Виюн, заломив руки. — Это очень печальное открытие! Оказывается, и я могу поддаться искушению и себялюбию! Светлая Хранительница! — с горькой иронией заметила она.

— И в чём жертва? — вкрадчиво спросил Ярр. Азарт охоты снова вспыхнул в сердце. Охоты на Виюн.

— Когда мне придётся уйти, ты будешь страдать! Да-да, даже ты, с ледяной душой, будешь тосковать!

Решение напрашивалось само собой и казалось простым и очевидным.

— А если тебе не придётся уйти? Я могу обновлять Зимний крест хоть каждый день. А Марена… неизвестно, что с ней будет, ты сама говорила.

Сияние Виюн затекало в глаза, прогоняя свинцовую тяжесть будущей разлуки с Мареной.

— Ты не понимаешь! — прошептала она, и брови скорбно изогнулись.

— Ты не хочешь оставлять свой мир? — с досадой предположил Ярр. Ясно как день.

— Если бы я могла… А ты не оставишь свой, ведь можешь находиться только внутри круга отчуждения в Яви. Я не хочу для тебя такой жизни.

— Тебя там ждут?

Она замолчала, взглянула куда-то вбок и вниз.

— Ничего, кроме служения.

— А здесь я сделаю всё, чтобы ты осталась. — Ярр скользнул к ней, мягко взял её за подбородок, побуждая взглянуть ему в глаза.

— Всё?..

— Всё.

— Я этого не стою.

Он уже собрался горячо возразить, но миг — и она уже была в десяти шагах. И ломаными, тревожными зигзагами — всё дальше и дальше.

Первым порывом было догнать, удержать, убедить… Но если она не желает, то к чему?.. Сияние вытекло из глаз и, помутнев, бесследно впиталось в землю Нави. Никого — лишь пустая улица. Будто город вымер. Даже мельница Кладезя не нарушала тишину своим искусственным вращением. Марена, Виюн, Сирин, Йагиль, Алконост, ворон… Все они растворились в почти звучащем ожидании чего-то.

Тяжело ступая, Ярр повернул к дому. Никого он, кажется, не сохранит.

* * *

— Смотри, мимо кармана положил и лыбится, как идиот! — прошептал Косохлёст Сквозняку, выразительным взглядом указав на валявшуюся на полу Городническую записную книжку с золотым обрезом.

Конечно, они поначалу испугались Ярра. Особенно стушевался неопытный гость. Но, кажется, пронесло. Иначе Хранитель Моста обязательно окликнул бы и потребовал ответа, что они забыли под окнами дома, где обосновалась его зазноба, — Косохлёст уже слышал сплетни ворона. Весь город слышал.

Но сейчас Ярр увёл Виюн под локоток, Городничий радостно ускакал в другую комнату переодеваться, а записная книжка призывно золотилась на полу. Ну хоть одно дело-то за сутки должно выгореть!

— Ну, я пошёл, — шепнул Косохлёст и рыбкой нырнул в через подоконник внутрь.

Сквозняк даже пикнуть не успел. А Косохлёст коршуном подлетел к книжке, подобрал, сунул за пазуху и вылетел на улицу. И вот они уже, смеясь, убегали подальше от места преступления. О венце Сквозняк не спрашивал, и Косохлёст был ему благодарен. Чего тут говорить, если пришёл с пустыми руками и унылой рожей? Зато теперь…

Косохлёст еле дождался, пока они добежали до Курганов и чуть отдышались.

— А тепе-ерь, господин подменыш! Долой чужую судьбу! — с торжеством начал он. — Теперь мы выведем на чистую воду твоих растеряш-родных! — Он широким, красивым жестом извлёк записную книжку. Но торжественность дала трещину, когда они засмеялись, глядя друг на друга, не в силах остановиться.

— Ну ты даёшь! — с восхищением выдавил Сквозняк, держась за живот.

— А то! — подбоченился Косохлёст. — Ну давай смотреть, что там!

Сквозняк кивнул, и они упали на траву, голова к голове уткнувшись в книжку, перетягивая её друг у друга. И вот тут Косохлёст впервые пожалел о незнании Слова. И сказать стыдно… Так что он выпучил глаза и стал усердно глядеть в одну точку — на какую-то красивую буквицу, похожую на паука. А Сквозняк всё хмурился и шевелил губами… В глазах у Косохлёста уже немного потемнело, когда тот осторожно вытащил у него из-под пальца тонкую страницу, чтобы перевернуть.

— Расслабься, — посоветовал этот умник. — Я уже понял, что ты не умеешь читать.

— Заметно, да? — с обидой вздохнул Косохлёст, но ерепениться не стал. И тут же с нетерпением спросил: — И что там?!

— Да пока ничего… — вздохнул в ответ Сквозняк. — Тысячи и тысячи душ пересекли Мост…

— Но книжка тонкая! К вечеру управишься?!

— Э-э… — криво усмехнулся Сквозняк. И, зажав одну сторону, стал быстро-быстро пролистывать страницы, выпуская из-под большого пальца. У Косохлёста зарябило в глазах. — Это же не простая книжка…

— А золотая! — фыркнул Косохлёст. — Ну ясно. Здесь страниц, как вшей у Молота…

Помолчали.

— Поищи прямо здесь, — предложил он, обведя рукой вокруг себя. Вокруг Курганов клубился туман Неприкаянных душ. Сквозняк хмыкнул и покачал головой.

— Я уже пробовал звать их по именам. Без тебя… — признался он.

Ах вот как, один хотел, значит. Но вслух Косохлёст сказал:

— Тогда садишь и читай. А я буду рядом.

* * *

Сирин отцепила от травяного ошейника Ветра послание. Почерк Йагиль! Ведунья учила Сирин писать, и она сразу узнала руку. Пальцы дрогнули, но она глубоко вздохнула и прочитала криво, явно в волнении нацарапанные буквы Слова вперемежку с капельками крови:

Прости меня, если можешь. Сирин. Не верь мне. Не верь никому. Не выходи на Колад. НЕ ВЫХОДИ НА КОЛАД.