Мост в рассвет (джен)

Примечания:

Те, кто читал мои "Кошмарные" фики, конечно, узнают знакомые образы. Ну что ж поделать, я не смогла начать иначе. Уверена, что в итоге новые персонажи обретут собственный голос.

---

Ярр... Я жду тебя, Ярр... По ту сторону Моста

Багровое, алое, рыжее... Калиново. Пламя свивается искристыми змеями в тугие клубки, которые тут же распадаются. Оно не даёт дыма. Не требует пищи. Вечно полыхает внизу, облизывая отвесные почерневшие скалы хитросплетениями узоров. Никогда не затухает полностью. Никогда не поднимается выше вон того уступа, если не потревожить, не попытаться перейти… Страж-пламя. Мерно и спокойно пульсирует, словно грудь океана, посылая ввысь ровные волны тепла и света. Как отражение солнца Нави⁽¹⁾… А тени юрко скользят меж упругих струй огня и жара, хотя откуда здесь тени? Но стоит отвести взгляд — мелькнёт чуть сбоку змейка-тень, спрячется за камень и поползла, поползла… А вот и другая, третья… Сотни змеек-теней покрывают своими шевелящимися вытянутыми телами утёсы. И тускнеет яркость, обрамлённая траурной каймой. Словно солнце, не коснувшись горизонта, задыхается в пепле туч. А может, это просто обман зрения от слишком долгого всматривания в мельтешение Огненной реки, что неспешно течёт-горит из бесконечности в бесконечность. Но нет, безжизненные змеиные шкурки, из которых сшит жилет и сапоги, — не мираж. И не мираж злобно поблёскивающие отражением пламени глазки. Стоит забыть о них или отойти подальше — хотя бы за Курганы — нахлынет на город чёрная, шипящая, переливающаяся склизкими телами волна. И каждый раз неизвестно, чем закончится противостояние. И если удастся вновь загнать эту волну в пламенную пропасть — повезло. Хотя, судя по рукам, везло не всегда.

Возвышается над Огненной рекой Мост — круто уходящая вверх тёмная арка. Но видно лишь её часть, ту половину, что нисходит в Навь. А другой, чужой конец Моста теряется в клубящемся мраке. Зовущем и пугающем… Только бесплотные души появляются с той стороны. Что там? Они не помнят.

Но там же — Явь? Должна быть! Откуда-то ведь приходят души… Давняя затаённая мечта, призрачная, но зримая, как сон за миг до пробуждения… И недостижимая, словно другой конец Моста, который пересекать нельзя. А что если… Несколько шагов. Змеи ведут себя смирно… Пламя бурлит низко сегодня… Перейти Мост. Или направиться вдоль Реки влево или вправо. Сколько раз приходилось стоять у подножия и смотреть в пылающую бездну. Страстно желать сделать шаг и не сметь.

Не переходи Мост. Не переходи Мост…

— снова шепчет голос в голове, низкий, властный и древний. Вечный, как Мост и Огненная река.

Ярр…

— другой голос, юный и высокий. Прекрасный голос…

Кто зовёт с той стороны весь последний год? Чем меньше душ переходит Мост, тем громче, смелее зов. Чем дольше без Мёртвой воды, тем слабее Печати молчания и забвения. Тем мрачнее и озабоченнее лица. И чаще взгляды, кидаемые в сторону Моста и — украдкой — на самого Ярра.

Ярр…

И может, один шаг всё решит. Вдох…

Хранитель Моста бесшумно ставит узкую ступню в сапоге на тёплый камень...

— Ярр! — Одышливый голос резко выдернул из опасно назойливых в последнее время мыслей. — Вот ты где! Вся Навь-Ко́стра уже собирается, ты же не хочешь опоздать на Капище! — Комендант-Городничий обхватил ходящую ходуном грудь короткопалыми руками, вытянул из-за обшлага мундира кружевной платочек и вытер потный выпуклый лоб. — Надо, чтобы ты лично всё проконтролировал, нам не нужна ещё одна мёртвая птица и ещё одна Незваная.

Ты не упомянул ту, что была дорога нам обоим… Мне — точно. Столько лет прошло... А Незваную зовут Си́рин!

— Да, конечно, Комендант, — безнадёжно вздохнул Ярр, с сожалением бросив последний взгляд в манящую неизвестность того конца Моста. Городничий проследил этот взгляд и неодобрительно фыркнул.

— Вот оттуда небось и явилась! Откуда ещё взяться Незваной? Как не заладилось на прошлый Марин день⁽²⁾, так и весь год аспиду под хвост… Ты знаешь, какие у нас показатели по мёртвым душам?! Это же уму непостижимо! Минус семьдесят девять и шесть десятых процентов приход! — Он сорвал треуголку с головы и прямо ею утёр пот с лоснящегося лба. В бликах Огненной реки его лицо походило на раскалённую жаровню. — Надеюсь, во славу Марены⁽³⁾, сейчас всё вернётся на круги своя, — проговорил он вполголоса.

Мандраж Городничего, тяжёлый и густой, Ярр почти чувствовал. А причитания слушал вполуха.

Он и сам прекрасно помнил. Всё пошло не так после того, как закованная в ледяной хрусталь Марена не подарила им свою слезу. Не пришла Мёртвая вода — пересох её источник. И, видимо, почти пересох источник душ, являющихся с той стороны. Жители Нави боязливо плевали через левое плечо. Сами же нежить, кого отгоняют?.. А тьма чёрными змеями поднялась вслед за Незваной и пролилась на сторону Нави.

Ярр не считал бы прошлый год плохим, если бы не смерть птицедевы. Много ночей провёл он у Моста. Он знал точно, неизвестно откуда, но знал, что аспидная тьма не поглотит его самого… Как в тот, самый первый раз, когда он впервые ощутил себя настоящим Хранителем Моста, а не носителем напыщенного и пустого титула.

И тени отступили, канули вниз и скрылись в сыто взметнувшихся потоках пламени — не без помощи пятилезвийного змеебора и серпа.

Зато появилась она — Незваная. С глазами, полными ужаса и непонимания, и волосами цвета пропасти, которую она пересекла. С жемчужно-перламутровой кожей. В странной одежде. Поначалу не понимающая ни слова. Но самое главное — не бесплотный дух, каких они привыкли встречать на своей стороне Моста. Живая.

Городничий, как увидел, поплевал через левое плечо и пробормотал "чур меня!", хотя выглядела незнакомка совершенно не страшно по сравнению с теми, кто населял Навь-Ко́стру. Почти как обычная девушка, только эта кожа, будто светящаяся изнутри… А ещё Незваная держала ладонь у левой щеки, словно скрывала что-то постыдное. И из-под ладони капала самая настоящая ярко-алая кровь.

А потом Ярр отвлёкся — пока не угас пыл нашествия — и в это время Алконост, сестра погибшей птицедевы, подхватила Незваную и унесла к себе. А Комендант, струхнувший от своих суеверий, в компании самых отпетых вурдалаков потребовал выдать незнакомку. Вытравить суеверия из тех, кто сам почти суеверие, — задача посложнее, чем загнать змей обратно в Огненную реку.

Ярр говорил тогда с ней в первый раз — она же явилась оттуда, с той стороны Моста. Но она не помнила ничего. И Ярр разочарованно оставил пришелицу, строго-настрого приказав не причинять ей зла. Однако суеверия, подкреплённые смутными предсказаниями вещей птицы Гамаюн (и тихим подстрекательством Коменданта), сделали своё дело. Навь-Костра не любила чужаков. Навь-Костра боялась чужаков. Слишком давно здесь все друг друга знали. И Незваная редко попадалась Ярру на глаза, хотя он подозревал, что она пряталась за дверью, когда он приходил в Избу-на-птичьих-лапах. Или мелькала в сумерках её тонкая высокая фигура в плаще. Кто бы ещё стал скрывать лицо? Только вчера на Курганах Ярр снова встретился с Незваной — с Сирин! — и завтра встретится вновь. И может быть, когда они вместе будут стоять у подножия Моста, она вспомнит… И расскажет ему, что же на самом деле скрывается по ту сторону Моста.

— Ярр, — заискивающе обратился к нему Городничий, прерывая поток мыслей. — А что если нам попросить Кладезя чуть наклонить помост Марены? Ну, так, чтобы это простым глазом незаметно было… Так ей, наверное, сподручнее плакать-то будет, а?

— Боитесь, что слеза не прольётся? — усмехнулся Ярр. — Ничего, я же не перейду Мост и не оставлю вас наедине со змеями.

— Ой, не шути так! И не надо нам больше таких сюрпризов, — разохался Городничий. — Я же хочу как лучше… Всем!

— И чтобы всё как всегда, — вздохнул Ярр, но Городничий его не услышал. Или не захотел услышать.

В спины им ровно дышала тёплая бездна Огненной реки. А извечно низкое солнце Нави, наверное, уже коснулось невидимого в густых тучах горизонта по ту сторону города, там, где холмились высокие Курганы, а за ними острыми зубцами щерился Тёмный лес. Марин день сменялся ночью. Под ногами сухо шелестели в безветрии блёклые травы.

Ярр и Городничий пересекли по мосточку охранный ров, сейчас покинутый его длинноволосыми обитательницами, и подошли к первому ряду частокола из каменного дерева. За ним высились ещё и ещё ряды, спиралями поднимаясь по крутым бокам пяти больших холмов… Город был отстроен будто бы для того, чтобы защищать себя. Но ни разу с тех пор, как Ярр себя помнил, никто, хоть сколько-нибудь похожий на человека, не покусился на эти стены. Только одну Незваную с опаской приняла Навь-Костра. И больше никого — лишь привычные до отвращения лица и морды.

Чем дальше шёл Ярр по родному городу, тем шумнее становилось на улицах. Народ спешил на вершину Холма Марены, за последний виток частокола, к Капищу. Опоздавшие обгоняли Ярра и Городничего, и по камням мостовой звонко цокали их копыта или отзывались шаги. Вверх, вверх. Сумерки уже тронули нижние ярусы Города. И когда Хранитель Моста доберётся до вершины, лунный свет обязательно найдёт брешь в сплошном покрывале туч и осветит… Освятит.

Спрячутся тени за восемь каменных столбов — по числу магических дней Кологода. Засияют символы мертвенно-лунным светом, прочертятся резкие тонкие линии сквозь неподвижный воздух, воздвигнется круг, как воздвигался годы и годы… А в центре — не каменным идолом, а почти живой, дышащей каплей заискрится хрустальный плен Марены. И под нарастающий тревожно-торжественный гул навь-костринцев она покажет свой лик и прольётся из-под опущенных век слеза… Символ благополучия города, но почему — никто уже не помнит. Или не хочет помнить. Или боится… А может, они сами себе это придумали.

А потом — вожделенная Мёртвая вода промочит глотки, начнутся песни и празднества, пока луна не опустится туда же, где раньше скрылось невидимое солнце. Всё будет хорошо. Никаких неожиданностей до следующего Марина дня. И Городничий по правую руку Ярра вздохнёт с облегчением — он ведь всегда хочет как лучше. Для всех.

Но сейчас его беспокойство ощущалось всё явственнее. Несколько раз он громко набирал воздуха, чтобы начать речь, но захлёбывался, борясь с крутым подъёмом. Помочь ему?..

— Да, Комендант, что вы хотели сказать?

— Ярр, — благодарно моргнул тот, — давай в этом году воздержимся от авантюр, а? Право, нам уже хватило одной неудачной вылазки и погибшей птицедевы. И кто знает, чем обернётся то, что мы приютили-таки Незваную… Зимний крест уже не тот. — В доказательство он потряс жирным предплечьем.

Ярр вздохнул, против воли соглашаясь. В позапрошлом году на Марин день он провозгласил, что хватит им отсиживаться за частоколом. Кругом, ограничиваясь лишь горизонтом, тянулись безбрежные унылые дали, кроме той стороны, где из края в край текла Огненная река и незыблемо высился Мост. За Курганами узким клином начинался Тёмный лес, и никто и никогда не ходил далеко в глубь его переплетённых ветвей. И это — вся Навь? Один город на границе?

Ярр долго и вдохновенно убеждал сограждан выйти за надёжные стены и отправиться в противоположную от Моста сторону. Что пересекать Огненную реку нельзя, знали все (откуда?), но идти в другую сторону никто им не запрещал. Горожане мялись, шушукались... Но когда Ярр самолично возглавил поход, естественно последовали за ним. Однако не успели они отойти от безопасных стен и нескольких вёрст, как над городом взвился панический дымок. Это оставленный за главного Городничий подал условный сигнал тревоги. И Ярр, издав рык досады, вынужден был спешно вернуться. И не зря. Стоило Хранителю Моста отдалиться, замельтешили, закуражились в пламени Огненной реки чёрные змейки. Обвили опоры Моста, словно сотни трещин побежали вверх.

Но лишь они увидели Ярра, сухими ветками с шипением канули обратно в пламя. Запыхавшиеся навь-костринцы тогда долго чествовали Хранителя Моста — самого почётного заложника города… Экспедиция без вожака охотно вернулась за стены. И всё пошло по-старому. Почти.

А год назад…

— …Не то, чтобы я был поклонником Си́рин… Настоящей Сирин, — продолжал зудеть над ухом Комендант. — Но с гибелью этой птицедевы её сестра Алконост совсем потеряла всякий стыд! — Он брюзгливо поморщился. — А уж давать Незваной имя почившей — верх кощунства! — Сплюнул через левое плечо.

Птицедева Сирин… Главная потеря того года, когда Марена не подарила им свою слезу и не пришла Мёртвая вода. Год очередного нашествия чёрных змей — самого, пожалуй, яростного. Год явления Незваной. Многим тогда было тяжко и жутко. Долго ещё стояла перед глазами охваченная пламенем фигура птицедевы, отвесно падающая в огненную пропасть.

— Так что будь добр, — заискивающе закончил Городничий, — давай сделаем как лучше…

— …для всех, — эхом отозвался Ярр.

— Ну вот и славно! — обрадовался Городничий. — А если не знаешь, что говорить, ты только мигни, я уж отчитаюсь!.. — И он похлопал себя по карману, где, как знал Ярр, хранилась записная книжка с золотым обрезом. Для записи мёртвых душ.

Весь год — каждый год — навь-костринцы вели дежурство, встречая на своей стороне Моста изумлённые, скорбящие, испуганные души умерших. Утешали, веселили их, вселяли уверенность. У каждого жителя города имелись свои методы этих встреч. Городничий обычно официально приветствовал призрака и казённо разъяснял права и обязанности. Неплохой способ, особенно он работал поначалу, когда души ещё узнавали нежить. И новые порядки, наверное, казались им родными и понятными. Души быстро успокаивались и легко делали свой выбор: наверх, в Правь, или обратно, в Явь. Некоторые оседали в самой Навь-Костре и обитали в Курганах.

Мастер-Домовой Ум Кладезь, единственный механик города, наоборот, раньше возвращался с дозора разочарованным. Некому было удивить его, а он всё ждал, когда люди Яви придумают что-то новое, вечный двигатель или искусственную молнию. Но минуло каких-то сто лет, и даже он перестал что-либо понимать. Ясно было, что человечество далеко шагнуло, но вот куда… Души стали пугливыми. Они смотрели дикими призрачными глазами, не понимая, куда попали… А когда удавалось их немного успокоить и расшевелить, они упоминали какие-то чудеса техники, но объяснить, как они работают, не мог никто.

Птица Алконост шокировала не только неокрепшую душу. Любила она пикировать, раскинув широкие крылья, к подножию Моста в лучах вечно закатного солнца Нави — тёмным силуэтом, вызывающим трепет и восхищение. Женское лицо её было прекрасно (если смотреть против света), а обнажённая грудь колыхалась от взмахов. Она могла говорить голосом сладким, как мёд… Если бы захотела. Анекдотец за гранью приличия, едкое замечание — и души едва не сваливались в Огненную реку от такого "очарования". Хорошо, что эту дивную полуптицу уравновешивала её приятельница — ведунья Йагиль, спокойная и надёжная, как каменное дерево. И молчаливая.

Косохлёста и Ситничка, этих двух мелких пакостников, Ярр давно хотел разделить. Но всякий раз они утекали сквозь пальцы и устраивали перешедшим Мост хорошую встряску. Их бы приструнить, но… Ярр махнул на них рукой. Душам же уже всё равно.

Многие просились в напарники к Ярру (особенно неугомонная Алконост и смешливые синюшные русалки), но он всегда встречал гостей один. Ему хотелось послушать про Явь без свидетелей. И только с виду зловещий, а наедине болтливый ворон сидел у него на плече, пронизывая взглядом души. Но то, что удавалось уловить из речей растерявших память призраков, порождало больше вопросов, чем ответов. Почему с каждым годом всё бо́льшее непонимание на этих полупрозрачных лицах? Души пугались встречающей нежити, словно никогда о ней не слышали, хотя людская память должна быть пронизана знанием давнего соседства. И почему они так мало знают про свой собственный мир? Будто всю жизнь проживали в замкнутом пространстве. Какая-то катастрофа? Война?..

А через несколько десятилетий начали появляться другие души. Они ещё несли на себе отражения своих тел, сгоревших на Мосту. И пока очертания можно было различить, Ярр видел, что лица их испещрены грубыми шрамами. Он спрашивал о природе увечий, но призраки лишь качали головами. "Эос, Эос…" — шептали их губы. И почти никто не желал реинкарнации. Изредка между ними попадались удивительно красивые девы. И всегда молодые. Городничий, заглянув в свои записи, поведал Ярру, что между явлениями дев проходит ровно пятнадцать лет. Но эти души вообще не хотели общаться и со стоном улетали на Курганы или в Тёмный лес, чтобы растворить свою личность почти без остатка в зыбко мерцающей туманной мути.

Годы и вереницы душ тихо скользили через Мост. И лишь одной Незваной удалось перейти его во плоти, в Марин день на закате осени, почти год назад. Но она хранила свои тайны под спудом забвения. Как не сохраняли души, пересёкшие Огненную реку, плоть, так утратила память Незваная. Хотя поначалу эта взволновавшая весь город гостья часто владела мыслями Ярра. Но повезло только Кладезю: Незваная, полностью забыв суть Яви, выдавала порой знания, до которых любознательный домовой оказался очень охочим. Она явно опережала время, в котором застряли навь-костринцы, и Ум всерьёз обещал, что вскоре на столбах засветятся не масляные фонари, а ручные шаровые молнии. Может быть, на следующий Марин день... Череда дней закручивала ожидания и надежды в спираль, как вбивали колья в склоны города. Жизнь без начала и без конца. Всегда только сегодня. И может быть, и нет никакой Яви, как нет ветра… А души теряют на Мосту не память, а разум, скитаясь между Навью и Навью через Мост. И в частоколе дней один-единственный просвет — Марин день, когда хрусталь становится прозрачным и можно посмотреть на неё. Марену.

* * *

Деревянный помост в центре Капища оказался строго горизонтальным — Ярр оценил это на глаз. Прямолинейный и взбалмошный Кладезь не станет слушать прозрачные намёки паникёра-Городничего. Слеза вытечет и так. Всегда вытекала… Прошлый год не в счёт.

Она была здесь — Марена. Ещё утром Ярр с помощью нескольких специально отобранных для такой чести горожан погрузил её хрустальный саркофаг на повозку и перевёз его из грота, где она покоилась весь год, к Капищу. Ярр посмотрел на скучное темнеющее небо. Скоро выглянет луна и высветит каждую жилку прозрачного камня. И в его толще, как мошка в янтаре, недвижно за годом год покоится символ этого дня. Её сияюще-белое лицо полно умиротворения и тайной печали, а руки скрещены на груди. Чёрные волосы спускаются с высокого лба, аккуратными локонами уложенные по плечам и ниже — до пояса тёмно-синего платья. Есть небольшое пространство, пустота между этим нежным лицом и внутренней гранью хрусталя. Но никогда над губами не мутнеет от лёгкого вздоха, не вздрагивают длинные ресницы, даже роняя слезу… Ярру вдруг мучительно захотелось узнать, какого цвета глаза Марены. Наверняка глубокого синего, как её длинное шёлковое платье…

Сверху раздалось громкое частое хлопанье крыльев, и Ярр ощутил, как плечо знакомо сжали крепкие когти. Гор. Хорошо. А через минуту в лицо дунуло порывом ветра, и на самую границу священного круга, нагло оттеснив ближайших навь-костринцев, с куриной грацией приземлилась птицедева Алконост. Она хищно обвела янтарным глазом рядом стоящих, и те почли за лучшее отойти подальше. Ярр сдержанно кивнул ей. Следом, легко спрыгнув с помела, села Йагиль. Луна, выглянув из-за туч, посеребрила её бесцветные волосы и обрисовала грудь Алконост. Городничий нервно оглянулся на Ярра. Пора…

Он пересёк границу круга, и толпа благоговейно выдохнула. Древние письмена на столбах и камнях под ногами засветились ярче, отзываясь пульсацией на каждый лёгкий шаг. Ярр подошёл к центру Капища, к хрустальному гробу, и повернулся к нему спиной. Он не знал, что сейчас скажет, никогда он не готовился заранее. Слова всегда вылетали сами, и потом даже бывало трудно вспомнить какие. И сейчас навь-костринцы ждали, надеясь, что Хранитель Моста уверенно посулит им удачный Кологод… Лишь бы не нахлынуло прямо сейчас то, что предсказуемо, но всё равно слишком резко обуревало его у ложа Марены.

Ярр молчал. Горожане зашептались. Лунные лучи тихо плескались в хрустальных глубинах, лаская бледное лицо Марены. Городничий переступил с ноги на ногу, кашлянул и нацепил на голову треугольную шляпу, шагнув через границу круга, кашлянул ещё раз и громко провозгласил:

— Ну что же, уважаемые жители самого лучшего города Нави… (как будто есть другие). Вот и закончился ещё один Кологод! Он был спокойным и продуктивным! (Как лучше для всех). — Городничий, входя во вкус, ловко выцепил из кармана записную книжку с золотым обрезом и вслух принялся зачитывать столбики цифр: — Принято душ… столько-то. Это, конечно, меньше, чем в прошлом году (Ярр обратил внимание, что Городничий занизил цифры на порядок), но, допустим, в Яви год тоже выдался спокойным — без войн и эпидемий. Иногда и такое бывает — лет тридцать за всю мировую историю. — Городничий дождался нескольких смешков и продолжил: — Из этих душ пожелали вернуться… Никто не пожелал, странно… Столько-то приняла Правь. Чёртова дюжина поселилась на Курганах… Отчёт составлен на Марин день кхм-кхм года после Восстановления календаря. Составил… м-м… Комендант города.

— Марена… — задохнулся Ярр, внезапно ощутив то, чего боялся, но так ждал. Знакомо, но всё равно каждый раз, как в первый…

Он сложился бы пополам, держась за гроб, и лишь смутное осознание того, что вся Навь-Костра наблюдает за ним, удержало его на ногах.

Странная смесь радости, страха, отчаяния, почти невозможной надежды и острой, болезненной любви… Снова. Весь остальной год эти слова для него были пусты. Но сейчас они заискрились такими смыслами, что трудно стало дышать. Перед глазами пошли радужные круги, а встревоженные голоса слились в один хрустальный звон.

Воспоминания этого года… Эмоции окружающих, выраженные изменениями их мимики, которые Ярр собирал в копилку памяти, чтобы потом понять. Все переживания, мечты, мысли, чувства… Разве тогда это были чувства?! Картонки. Рисунок очага — углём на выбеленной стене — по сравнению с настоящим огнём, объёмным и обжигающим. Слишком сильно, ярко, невозможно… Слишком трудно дышать — до стиснутых зубов, до слёз из глаз.

Но миг прошёл, и мир снова стал серым и привычным. Этот мир. А что там, за Мостом? Костёр, от которого им достаются лишь искры?.. В сознании Ярра Явь тесно переплелась с обрывками воспоминаний о тех днях, когда он был как все. Иначе бы он просто не знал, что возможно видеть и чувствовать по-другому. Откуда эта уверенность, что Марена связана с Явью? Что он сам связан с Явью?..

Ярр… Я покажу тебе Явь…

Толпа, оцепеневшая от убаюкивающих речей Городничего, встрепенулась, с тревогой наблюдая за ссутулившимся Хранителем Моста. Ярр медленно распрямился.

— Там, — он неопределённо показал рукой в сторону, где могла скрываться Явь, — ответы на все наши вопросы. — Навь-костринцы послушно повернули головы. Ничего не увидели и снова воззрились на Хранителя Моста. Они же не задавали никаких вопросов. — Почему мы здесь застряли и не можем сами переродиться или уйти в Правь. Почему души перестали нас узнавать и не хотят возвращаться. Кто мы такие. Кто такая Марена… — Он бы добавил: "Кто такой я", но, похоже, все это знали, кроме него. Бедная Йагиль, она пыталась ему рассказать… — Куда исчезла твоя жена! — Ярр резко ткнул костяным пальцем в сторону Городничего, а тот съёжился, отвернулся… — Разве вы не хотите узнать?! — Дикая, но всё более захватывающая идея застила лунный свет. Где-то надоедливым комаром слышались увещевания Городничего. — Перейти через Мост?!

Горожане дружно вдохнули и забыли выдохнуть. Он предложил им перейти через Мост.

Тихонько прижала тонкие пальцы к губам сидящая на верху крыши Скворечника Незваная. Поперёк её ладони пролегал свежий синий шрам. Алконост запахнулась крыльями. Ум Кладезь задумчиво чесал в затылке. И только Городничий высказался — голосом, на октаву выше обычного:

— Но птица Сирин! Что с ней стало?! Она же сгорела! Мы не можем лишиться ещё и тебя! Что если будет очередное нашествие змей?!

Ярр помнил. А ещё помнил, что, когда он стоял у Моста, кто-то звал его с той стороны… Но он действительно не имеет права оставить Навь-Костру без защиты.

Ярр…

А Городничий вдруг вспомнил, зачем они тут собрались.

— Время, Ярр, время! Слеза!.. — Он трясущимся пальцем указал на луну, по лику которой скользнула мимолётная тень. Настала Марина ночь. А потом ткнул за спину Ярру. Горестный, жалкий стон вырвался из обтянутой тесным мундиром груди Городничего. Ярр развернулся к хрустальному саркофагу… Щёки Марены были абсолютно сухими.

---

1) Навь — потусторонний мир в славянской мифологии. Явь — реальный, Правь — высший мир.

Вернуться к тексту

2) Интересно, что друидический календарь (Колесо года) и славянский совпадают. То же деление года на 8 равных частей: дни солнцестояний и равноденствий и ещё пополам. И Марин день, день Марены, — это Хэллоуин по дате!

Вернуться к тексту

3) Марена, Мора, Морена — богиня зимы и смерти в славянской мифологии. Но не всё так просто и зловеще...

Вернуться к тексту

За один год до этого.

— Эй! Э-эй! — Алконост помахала над лицом незнакомки крылом. — Очнись, что ли? Пришлая!

Лишившаяся чувств девушка распахнула яркие синие глаза и тут же сжалась в беззащитный комок на выскобленном полу. И словно вспомнив самое важное, с беззвучным вскриком прижала ладонь к щеке, где темнела и кровоточила глубокая царапина от виска до уголка губ. Впрочем, она не портила мерцающе-белую кожу, наоборот, придавала испуганному лицу какую-то мужественность. Но, видимо, для Незваной повреждение личика почему-то было страшно…

— Незваная, Незваная… Чего они раскудахтались? — Алконост боком склонила голову, чтобы её лицо оказалось на одном уровне с девушкой. Шея изогнулась под немыслимым углом. — Приметы-то очень расплывчатые, к кому хочешь подойдут — ко мне, между прочим, даже лучше, чем к тебе! Речи складны, плечи ладны… — горделиво подбоченилась Алконост и, переваливаясь, прошла из угла в угол небольшой светлой комнаты почти без мебели. Только у противоположной стены приткнулось что-то среднее между насестом и кроватью, да поблескивало тусклым зеркалом неожиданного изящества трюмо. К одной из четырёх стен прислонилась, скрестив руки на груди, Йагиль и безмолвно наблюдала за гостьей. Помело она приставила к дверному косяку.

— Очнулась? — деловито осведомилась птицедева. — Ну и славно. Имей в виду, я тебя совершенно не виню, в отличие от остальных. Моя сестра, птицедева Сирин, в последнее время была не в себе. Маялась, бедная. Даже учитывая, что она считалась птицей печали (а я — радости, прошу холить и лелеять!), последний год — это что-то с чем-то. Так что такой конец для неё как избавление. — Алконост помолчала, и слышно стало, как поскрипывает её жилище. — Да и вообще, то, что ты явилась сразу после её самосожжения могло просто совпасть… А я не могу грустить долго! — продолжила она с вызовом, будто в оправдание. Девушка, не отрываясь, смотрела в янтарные глаза полуптицы и как будто не понимала ни слова. — Ну что ты будешь делать… — посетовала Алконост, вздохнув. — Придётся пойти на крайние меры. Тебе нужна встряска, голуба моя.

Йагиль поморщилась, но кивнула и стала шарить в карманах в поисках затычек в уши. А Алконост торжественно прошествовала в центр комнаты и откашлялась. Распростёрла могучие крылья, которые заняли полкомнаты. Йагиль для верности прижала к ушам руки.

И полилась песня дивной красоты и мощи. Она существовала словно вне поющей её птицы. Воздух заискрился, отяжелел… Будто превратился в жидкое золото, которое не вдохнуть. А если вдохнёшь, то навек останешься недвижим, как ещё один идол во славу птицедевы радости — Алконост… Век бы её не слышать. Хорошо, что не на всех действует.

Незваная смотрела на поющую, не мигая. Она не сделала ни попытки защититься, лишь левая рука ещё подрагивала, стремясь к раненой щеке. И когда Алконост, очарованная собственным голосом, открыла глаза, чтобы убедиться, что слушательница в достаточной мере поражена, песня досадливо оборвалась. Шумно выдохнула Йагиль, которая задерживала дыхание. Расплавленное золото магии упало на пол и вытекло сквозь щели между досок.

— Так. — Алконост сложила крылья, шустро подскочила к Незваной и одним глазом, по-птичьи, вгляделась в её лицо. — Фокус не удался, — констатировала она, удостоверившись, что ни следа безвольной дымки не появилось в глазах гостьи. — Кто же ты такая, голубушка? Если вдуматься, никто доселе не мог противостоять моему пению. Кроме милого Ярра, хм-м. — Она мечтательно склонила голову набок. — Что ты за птица? Откуда свалилась к нам?

Йагиль встала у бока Алконост и показала ей на пальцах.

— Может, ты и не тот незваный гость, о котором напророчила моя вторая сестра, Гамаюн… — задумчиво пробормотала птицедева. И тут же вскинулась, хлёстко указав крылом в сторону окна: — Но им это как объяснишь? Они уже записали тебя в исчадия! Разве переубедишь этого твердолобого Коменданта, который только и делает, что плюёт через левое плечо?!

Йагиль свела пальцы в кольцо, потом раскрыла ладонь.

— Ярр! — передразнила Алконост. — У него только и мысли, как бы самому сигануть на ту сторону Моста!.. Но змей почему-то только он не боится… Мне вот они совершенно несимпатичны.

— Ярр… — вдруг отчётливо произнесла молчавшая до этого момента гостья и снова прижала ладонь к щеке. — Эос.

— Ха! — недоверчиво восхитилась Алконост. — Так мы и говорить умеем! — И тут же закатила глаза. — И эта туда же… Ярр на уме, как у всех особ женского пола, и Эос на губах, как у всех новых душ. Что такое это ваше "Эос"? Или кто?

Незваная тревожно дёрнула плечом и обхватила себя руками.

— Ладно, ладно, не журись… — покровительственно сказала птицедева и сделала резкое движение крыльями. Они безжизненно повисли по бокам, словно их перебили. А Алконост уже обнимала дрожащую девушку человеческими руками. — Никому не даётся переход через Мост просто так. Это тяжкое испытание для любой души. Тут не только память — невинность потеряешь! — Йагиль неодобрительно глянула на приятельницу. Но Незваная, кажется, не поняла ничего. Однако постепенно она перестала трястись, и Алконост живо спросила:

— И как тебя величать, девица-красавица? — Но, видя смущение гостьи, весело добавила: — Ничего, подберём что-нибудь! М-м… — Она приложила палец к губам, но задумчивость её была притворной. — А знаешь… Мне было бы приятно, если бы ты взяла имя моей почившей сестрицы. Она, конечно, была та ещё штучка… Только и делала, что стенала да предвещала лихо. От её пения в пору в колодец вниз головой… Было. Знаешь, каково это? — Алконост доверительно понизила голос. — Просыпаешься ты с утреца, расправляешь крылья, хочешь уже вознести радостную песнь… А тут влетает она — чернее ночи оперение, сама бледнее тебя. И голос — как вой одинокой плакальщицы над свежей могилой… — Птицедева нахмурилась, вспоминая. Её одновременно человеческое и не очень лицо с бесконечно длинной переносицей золотилось собственным светом. — Она предрекала страшные беды — те, что были и ещё будут. Обычно у нас Гамаюн пророчит… Но сестрица Сирин её переплюнула по ужасам. Она страдала так мучительно от своих видений… И мы тоже не радовались, на неё глядючи. — Алконост снова замолчала, хотя и не умела грустить долго. — А теперь она, наверное, улетела в Правь, может, хотя бы там она развеселится… Ну так что? Как тебе имя Си́рин? Это имя заслужило, чтобы ещё позвучать в Нави! — закончила Алконост с воодушевлением.

Йагиль скептически хмыкнула. Но Алконост только отмахнулась.

— Оставь меня, старушка, считай, что мне подбросили младенца под дверь и я хочу его усыновить. Усестрить в данном случае. — Птицедева разглядывала гостью с непередаваемой детской радостью — словно новую игрушку. Ну как ей откажешь…

А Незваная медленно кивнула и, глядя в пространство, произнесла по слогам:

— Си́рин.

— Вот и умница! — похвалила её птицедева. — Быстренько обучим тебя Слову, и будешь обычной жительницей Нави!

— Сирин, — повторила обретшая имя Незваная и впервые распрямилась во весь рост.

Она оказалась высокой и стройной до хрупкости, и длинные медно-золотые волосы рассыпались по спине блестящими, словно пламя Огненной реки, волнами. Новорождённая Сирин в несколько осторожных шагов подошла к мутному зеркалу. — Сирин, — снова произнесла она, негромко, но отчётливо. И медленно отвела руку от щеки, которую всё ещё прикрывала, словно отбросив и приняв то прошлое, которое она не помнила, но которое всё ещё довлело над ней. — Сирин. — Развернулась к навь-костринкам и чуть развела руки.

— Красавица. Хоть и одета странно. — удовлетворённо заключила Алконост. — Только вот… — Она озабоченно взяла Сирин за подборок, повертела её голову влево-вправо и кинула вопросительный взгляд на Йагиль. Она коротко кивнула.

— Так не пойдёт, — согласилась Алконост. — Эта царапина мне определённо не нравится. Ты пересекла Мост. Но кровь так и не остановилась.

По лицу Сирин вновь пробежало беспокойство, и рука дёрнулась к щеке. Но Алконост её удержала.

— Сейчас пороемся в ведовских запасах! — бодро пообещала она и, не глядя, требовательно протянула руку назад.

Йагиль сняла с пояса один из мешочков и высыпала на ладонь немного синеватой пыли. Подула на неё и резко прижала ладонь с порошком к повреждённой щеке Сирин. Должно помочь — всегда помогало. Почти не хуже Мёртвой воды.

Сирин вскрикнула и хотела отпрянуть, но Йагиль схватила её второй рукой. От лица Сирин заструился дымок, наполнив воздух запахом сгоревшего пороха. И когда ведунья убрала руку, на месте раны осталась широкая тёмно-синяя полоса, от которой по левой стороне лица разбежались лучи — словно прожилки на белом мраморе.

— М-да… — протянула Алконост, разглядывая их работу. — Не совсем тот эффект, которого я хотела добиться. Но… Для Навь-Костры вполне имеет место быть. Зато кровь больше не идёт!

Сирин очутилась у зеркала в мгновение ока. Едва касаясь, она обследовала заживлённую варварским способом рану. Но лицо больше не выражало ужас, поселившийся на нём, возможно, ещё до перехода через Мост, а руки не дрожали. Она повернулась к навь-костринкам.

— Спасибо.

— Так ты понимаешь нас?! Говоришь складно?! — всплеснула руками Алконост. — А чего притворялась?! Я думала, ты так просто бормочешь, что слышала…

— Не… притворялась… — Сирин прижала пальцы к виску, словно пытаясь вспомнить нечто. — Сначала… и правда не понимала ни слова. — Паузы в её речи становились всё короче. — Но потом… ваши звуки стали складываться в то, что имеет смысл. По крайней мере, если это… не галлюцинация. — Она нерешительно улыбнулась, будто не зная, может ли себе это позволить. И слова с её губ слетали как-то неуверенно, точно говорила она очень редко.

— Слово-то какое диковинное, — хмыкнула Алконост. — Свеженькие души нас частенько им потчевали. Не переживай! Живее всех живых! — Она выпятила грудь и упёрла руки в бока.

Сирин промолчала, кинув лишь робкий взгляд на стати птицедевы, и подошла к окну. И с возгласом отшатнулась.

— Что?..

— Там… люди. — Сирин показала рукой за окно.

Йагиль оказалась у окна первой. Алконост повела плечами, и крылья вновь обрели подвижность. Руки исчезли. Птицедева вперевалочку подошла к окну и высунулась наружу. Оценила количество "осаждающих". И сладким голосом осведомилась:

— Вы что-то хотели, господин Комендант? Что привело вас в мой скромный Скворечник?

Тот весь напыжился, изо всех сил стараясь смотреть сверху вниз, хотя был вынужден взирать на Алконост, задрав голову. Пухлое лицо его налилось краской.

— Изволь выдать Незваную, птицедева!

— Какую такую Незваную? — искренне удивилась Алконост. — Здесь только я, Йагиль и Сирин.

— Сирин? — побледнел Городничий. Собранная им группка горожан зашепталась за его спиной. — Она же…

— Не совсем, — взмахнула крылом Алконост и подтолкнула к окну Сирин.

На лбу Городничего вздулись жилы.

— Да что ты себе позволяешь, птица?! — разорался он, забыв даже поплевать через левое плечо. Йагиль эта привычка всегда раздражала. Факел в его руке угрожающе качнулся в сторону огромного ясеня, на котором вольготно раскинулся Скворечник Алконост. Остальные нестройно поддержали градоначальника. Птицедева сузила янтарные глаза.

— Споём? — прошипела она совсем другим, низким голосом.

Комендант заоглядывался в поисках поддержки. Его соратники суетливо отрывали полосы от одежды, чтобы заткнуть уши. Некоторые пороняли факелы и держали руки у ушей.

— Ты! — с неприязнью выкрикнул он. — Всегда добиваешься своего пением! Вот подожди, охрипнешь, отольются кошке мышкины слёзки…

Да, конечно. Когда подует ветер.

Алконост оскорбительно фыркнула, взобралась на выступающий наружу широкий карниз и развела в стороны крылья. Её золотое оперение мягко светилось в сером свете позднего утра. Толпа зачарованно смотрела на неё. Городничий с досадой заткнул пальцами уши… С губ Алконост почти слетела первая чарующая нота.

* * *

— Что здесь происходит? — Новый голос раздался негромко, но отчётливо. Но Сирин сразу ощутила перемену. Алконост сверкнула глазами и победно оскалилась.

Сирин посмотрела вниз. В тень ясеня вступил незнакомец, которого она видела лишь мельком перед тем, как лишиться чувств с этой стороны Моста… И словно осколок повернулся в черепе — Сирин чуть не задохнулась от резкой боли в виске и обхватила руками голову.

— Хранитель Моста! — шепнула на ухо Алконост. Она ничего не заметила. — Ну сейчас он покажет Городничему, почём фунт лиха, которого тот так боится! — Она мстительно хихикнула.

Сирин прижалась лбом к прохладной неровной стене. Первая боль схлынула, оставив страх её возвращения. Сирин осмелилась вновь осторожно выглянуть наружу.

Худощавый, чуть сутулый Хранитель Моста возвышался даже над рослым круглым Городничим. Поверх чёрной рубахи с воротником-стойкой и штанов был надет длинный жилет, как будто сшитый из сотен маленьких змеиных шкурок, благородно мерцающих синеватым и бирюзовым отливом. Из такого же материала были и узкие полусапоги. На плече Хранителя Моста крепко сидел ворон. Прямые чёрные волосы удерживал кожаный ремешок с какими-то письменами. Кожа бледностью соперничала с кожей самой Сирин… Смертельной бледностью.

Сирин вдруг резко вдохнула, рассмотрев его руки, — лишённые плоти костяные пальцы двигались совершенно естественно, как живые. Куда же она попала? Что это — затянувшийся сон?..

Кровожадный Городничий даже не обернулся на вопрос — вжал голову в плечи. Впрочем, он быстро совладал с собой. Расправил плечи, украсил лицо широкой улыбкой и радушно приветствовал:

— Ярр! Вот так встреча!

— Встреча действительно неожиданная, — сухо согласился тот, кого назвали Ярром. — С вами и ещё двумя десятками вурдалаков, которых вы обычно не сильно привечаете. Могу я узнать причину?

С каждым падающим словом Ярра Сирин ощущала, как что-то больно щемит за височной костью, словно пытаясь вырваться наружу.

Городничий шумно вздохнул и запричитал с истерическими нотками в голосе:

— Сам посуди, Гамаюн пророчит лихо от незваного гостя, слеза Марены не вытекает, Мёртвой воды, соответственно, нет, птица-предвестница печали погибла… А тут является она. — Он резким тычком показал вверх, в окно Скворечника, где с интересом наблюдала за происходящим Алконост. — И что ещё остаётся преданному слуге Навь-Костры? — Городничий выпятил грудь — аж поясница хрустнула. — Взять ситуацию в свои руки и…

— Избавиться от Незваной? — ласково подсказал Ярр. — Без лишних вопросов.

Городничий дёрнул головой.

— Вопросы можно и потом задать…

— После того, как сбросите её с Моста на корм чёрным змеям и пламени?

Коменданту хватило совести отвести глаза под пристальным взглядом Ярра. А может, он просто струсил.

— Я же хочу как лучше, ты же знаешь, Ярр…

— Всем, — кивнул тот. — Я хочу с ней поговорить.

— Разумно ли? — усомнился Городничий. — Зачем пускать в город лихо?

— Алконост! — проигнорировав его слова, позвал Ярр. — Разреши мне поговорить с Незваной.

— Милости прошу! — Алконост игриво поманила Ярра из окна. — Гостем дорогим будешь! Покори мою светёлку!

— У неё хоть есть Зимний крест Марены? — жалобно спросил Городничий. — Все, кто должен, вроде как давно уже здесь… Так было сказано, — словно защищаясь, добавил он.

— Есть, есть у неё Зимний крест! — победоносно припечатала Алконост.

— Да?.. — подозрительно прищурился Городничий. — А предъявите…

— Да ты, видно, совсем окосел без женской-то ласки! — очень натурально возмутилась Алконост. — Где это видано, чтобы девица показывала незнакомому мужчине свои прелести?

Городничий высокомерно поджал губы. Сирин вопросительно глянула на птицедеву, но та нетерпеливо отмахнулась крылом, взбила и без того пышную грудь и спросила:

— Как я выгляжу? Сногсшибательно же?

Йагиль закатила глаза. Сирин чувствовала, как вдохи отдаются болезненными тычками в висок, и решила, что про Зимний крест она разузнает чуть позже.

А Ярр с неожиданной скользящей лёгкостью быстро взобрался по дуплистому старому ясеню в Скворечник. Сорвавшийся с его плеча ворон преодолел этот путь по воздуху и вцепился крепкими когтями в подоконник.

Алконост крякнула от внезапности, когда Хранитель Моста уже стучал в дверь. Впрочем, она быстро совладала с голосом.

— Войдите, — томно произнесла она.

Дверь открылась, и Сирин показалось, что ей снова прочертили бритвой по лицу — так горело и дёргало в виске. Она встретилась с Ярром глазами. Тёмно-синие, почти чёрные, как ночное небо зимой, с искрами негреющих звёзд на дне.

Он мимолётно улыбнулся Йагиль, вежливо кивнул Алконост, даже не задержав на ней взгляда, — та надула тонкие губы и обиженно запахнулась крыльями.

— Я бы хотел поговорить с Незваной наедине, — не отводя взгляда от Сирин, попросил Ярр.

— Её зовут Сирин, — язвительно просветила его Алконост.

— Сирин? — слегка удивился Ярр и всё-таки оглянулся на птицедеву. — Это же твоя сестра.

— И что? — с вызовом взмахнула крыльями Алконост. — Да это лучшая память о ней! Я эту новенькую усестрила, так и знай! Так что заклюю, если хоть один волосок…

Ярр, казалось, смутился.

— Хорошо, — примирительно сказал он. — Мне надо поговорить наедине с Сирин.

— А если я откажу? — Глаза Алконост заблестели золотом. — Это же мы с Йагиль смекнули и уволокли бедную девушку прямо из-под носа любезного Коменданта и его кодлы. А то ты мог бы не успеть оказать ей своё высочайшее внимание.

Хранитель Моста поморщился, но склонил голову, то ли соглашаясь, то ли благодаря птицедеву. А та гордо направилась к широкому окну, боком оттолкнув ворона, — он с сердитым карканьем отлетел в сторону.

— Подвинься, нахал.

— Кур-рица! — огрызнулся ворон.

— Гор! — строго сказал Ярр. — Алконост…

— Слушаю и повинуюсь! — Птицедева изящно махнула крылом в сторону Ярра. — И вполголоса добавила: — Пойдём, Йагиль. Всё равно я могу подслушать с крыши. — Ворон цепко глянул на неё чёрным глазом и вылетел следом. Ведунья взялась за помело и без лишних слов (кажется, она была немой) шагнула через порог. В комнате остались только Ярр и Сирин.

Она тёрла саднящий висок и пыталась связать всё, что сегодня узнала, в единое целое. Значит, это Алконост и Йагиль подняли её, потерявшую сознание, в воздух и перенесли сюда. А некое дурное пророчество привело сюда Городничего — с совсем не добрыми намерениями. А Сирин даже не знала, в чём оно состоит и виновата ли она… Впрочем, вовсе не обязательно быть виноватой и при этом принести кому-то несчастье… И Ярр. Хранитель Моста, который она перешла. Похоже, что Ярр здесь главный. И он хочет с ней говорить — с ней, лишившейся памяти, вынужденной принять чужое имя, с уродливым шрамом на щеке…

Она вздёрнула подбородок. Искрой мелькнуло воспоминание о тех — многих — кто смотрел на неё… Мелькнуло и погасло.

Не закрываться ладонью. Не надеяться, что этот странный и болезненный тет-а-тет прервёт острым словом успевшая расположить к себе Алконост. Не бояться… Отчего всё больше крепнет уверенность, что в другой, забытой жизни она только и делала, что боялась, не в силах изменить свою участь? Сирин словно впервые чувствовала, что вольна поступать, как хочет сама, а не так, как решил за неё… Кто решил? Кто-то, кого она ещё обязательно вспомнит. И ни местный странный народец, ни то, что ей здесь будто бы не рады, — ничто не могло заглушить какого-то окрыляюще лёгкого ощущения свободы. Словно можно перестать быть кем-то, кем она не выбирала быть. Как можно себе позволить стать чуточку некрасивой — например, со шрамом на лице.

Когда они остались одни, Хранитель Моста прошёлся по комнате, выглянул в окно (Комендант всё ещё топтался там, но остальные горожане разбрелись) и, наконец, прямо посмотрел на Сирин.

— Значит, Сирин? — спросил он довольно, как ей показалось, дружелюбно. Тон, выражение лица — всё чудовищно не вязалось с холодом глаз. Вот бы послушать его чувства… Но она не посмеет его коснуться.

Сирин медленно кивнула. Многократно произнесённое имя как будто начало понемногу становиться ей родным. Всё равно другого у неё не было.

— Меня зовут Ярр, — представился её собеседник, хотя она уже слышала его имя. — Я Хранитель Моста.

— Какого Моста? — Очевидно, что, если у какого-то моста есть собственный хранитель, это уже не просто мост, а… Она закусила губу. Пугающий вопрос застрял в горле.

— Мост… — вздохнул Ярр и посмотрел вдаль, за окно, где побелевшие от времени крыши сбегали по склону холма, где вилась из края в край яркая лента Огненной реки, где тёмной горбатой громадой высился Мост… — Калинов мост. Переход между Явью, — Сирин показалось, что он выговорил это слово с каким-то восторженным придыханием, — и Навью. Миром живых и… другим миром.

— Так значит, я умерла?! — Вопрос сорвался с губ и оглушил своим жутким смыслом. В ушах зазвенело, и даже боль в виске показалась не такой важной и сильной.

Ярр, казалось, с сочувствием посмотрел на неё. Боль пульсировала чаще, чем стучит сердце — Сирин стремительно прижала руку к груди и попыталась почувствовать ладонью хотя бы слабые редкие толчки. Ничего не понятно…

Но она же ходит, говорит… Текла же у неё кровь, даже после рокового рубежа — памятью о мире, который она покинула. А ещё раны?! Сирин порывисто начала ощупывать своё тело, но нигде, ничего… Отравили?! Она судорожно сглотнула, раз, другой, пытаясь ощутить во рту чужеродный привкус. Непонятно, ничего не понятно! Словно во сне пытаешься всмотреться в детали, а они, как назло, лишь расплываются перед глазами… И есть ли у неё этот Зимний крест? Это важно?

— Я не знаю, — наконец сказал Ярр, внимательно наблюдавший за ней. Слишком внимательно. — Я ни разу не видел таких, как ты. Обычно мы встречаем только бестелесных призраков… — Он развёл руками, и Сирин поймала себя на том, что с ужасом, но и затаённым любопытством следит за выверенными движениями костяных пальцев. — И я бы хотел спросить…

— Обычно? — Она прервала его, не успев подумать, что это некрасиво. Раньше у неё не было возможности спрашивать.

— Да, мы встречаем их… вас здесь, на этой стороне Моста, и помогаем определить дальнейший путь, — терпеливо объяснил Ярр. — Это и есть цель нашего существования. Наверное… — Последнее слово было сказано негромко, но Сирин расслышала. Сомневающаяся нежить? Она совсем ничего не знала про нежить. Впрочем, она теперь тоже, похоже, сомневающаяся (и весьма ошарашенная) нежить…

Боль в виске стала терпимой. Потрясение схлынуло на удивление быстро… Сирин не чувствовала, что оставила позади очень уж долгую и счастливую жизнь. Раз её решили проводить царапиной через пол-лица. А Хранитель Моста как будто решил уйти от шаткой темы. И от своего вопроса.

— Как тебе у нас? — осведомился он, показав взглядом за окно.

Сирин пожала плечами и без надобности поправила волосы.

— Первый час я, видимо, пролежала без сознания, а потом пришли люди с факелами и потребовали меня выдать. — Ну вот. Не совсем то, что она хотела сказать.

Ярр кисло усмехнулся.

— Да, Навь-Костра не привыкла принимать гостей во плоти. Приношу свои извинения. — Он прижал ладонь к груди и склонил голову.

Сирин не помнила, чтобы в тех краях, откуда она родом, так изысканно извинялись — и вообще извинялись. В этом она была уверена, хотя не назвала бы даже свой возраст.

— И что они со мной сделают? — поинтересовалась она, следя за реакцией Ярра.

— Ничего, конечно же, если я им скажу, — заверил он, а потом быстро поправился: — Когда скажу, — решительно кивнул, голос стал жёстким.

Сирин заглянула в ночные глаза — да, его не ослушаются. Она вдруг почувствовала, что безмерно устала. Алконост говорила, что переход через Мост не проходит даром… А она хоть и лежала без сознания, но так давно не спала… Но здесь ничего, кроме большого насеста и трюмо. Можно сесть прямо на пол, но это как-то невежливо… Невежливо…

Ярр успел подхватить её, когда ноги предательски подогнулись, и бережно опустил на пол. Тепло костяных рук чувствовалось даже сквозь одежду. А она думала, что они холодны, как лёд… Сирин упёрлась взглядом в полу его жилета.

И тут же её обуяла неожиданная мысль — вот оно, прикосновение. Знание о том, что она может, так же органично пробудилось, как и способность понимать местный язык и говорить на нём.

Сирин взволнованно посмотрела Ярру в лицо, снизу вверх. Попыталась послушать его чувства. И с размаху натолкнулась на ледяную стену. Что-то бесновалось за ней, то невыносимо яркое, то тепло тлеющее. Сирин не успела разглядеть — внутренний взор затуманился, заволокло всё тёмными и красными тучами гнева, скорби, страха… Никогда раньше она не видела такого… Но, может, здесь все таковы. И она стала такой.

Она на миг зажмурилась и щекой ощутила гладкость кожаного жилета.

— Он как будто из змей… — Наверное, это было самое глупое, что можно сказать в такой ситуации.

— Он и есть из змей, — негромко пояснил Ярр. — Из тех, которые остались на земле после нашествий.

— А откуда…

— По-моему, тебе нужно отдохнуть.

Сирин хотелось уснуть прямо вот здесь, вот так… В кольце тёплых рук. Даже боль наконец затихла — как хорошо…

— Но скажи мне, пожалуйста, одну вещь… — Голос выдернул её из блаженного полусна. Она рывком разлепила смеживающиеся веки. В ночных глазах рядом с её лицом загорались и гасли старательно сдерживаемые звёзды нетерпения. — Какая она… Явь?

Вроде бы он говорил тихо. Но свет из окна заслонила крылатая тень.

— Явь! — возмущённо воскликнула Алконост и цепко спрыгнула на пол с подоконника. — Держать в объятиях невинную голубку и пытать её про Явь! Бесстыдник! Пш-шёл вон! — Это она махнула крылом на ворона, который попытался выдернуть клювом пару золотых перьев у дивной птицы.

— Дур-ра! — каркнул тот.

Ярр осторожно прислонил Сирин к стене и поднялся.

— Ты подслушивала? — спросил он ровно, но Сирин стало не по себе. Сон как рукой сняло. Она словно слышала подобный тембр раньше, намного раньше, где-то в далёкой жизни… Не голос — инфразвук, вибрация в костях…

— А что такого?! — взъерепенилась птицедева. — Мне, между прочим, она нравится! Волосы вон блестят огнём — прям как у меня! Да она моя сестра названая теперича!

— Быстро же ты забыла свою настоящую сестру, — процедил Ярр.

Алконост осеклась, но лишь на миг.

— Её сгубило стремление в Явь! Не переходи Мост. Ты что, забыл?!

— Возможно, она одна здесь что-то и понимала! — раздражённо махнул рукой Ярр. — В отличие от вас всех. — Он снова перевёл взгляд на Сирин, и она вздрогнула. Словно пять минут назад с ней деликатно беседовал совершенно другой человек. Нечеловек. Ночные глаза заволокли тучи. Звёзды померкли. А она думала, что он, как Алконост и Йагиль, пришёл за неё заступиться… Но она скажет всё, что знает. Всё, чего не знает.

— Прошу прощения, — проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Но я не помню абсолютно ничего из того, что было по ту сторону Моста.

Ярр опустил голову. Больно было видеть это разочарование… Хотя через несколько секунд он взял себя в руки и вежливо (и тускло) поблагодарил за ответ. Сирин лишь обессиленно кивнула, вновь ощущая, как волны усталости обволакивают её со всех сторон.

— Я поговорю с Комендантом, — полуобернувшись, пообещал Ярр. — Никто тебя не тронет. Хотя не обещаю, что будут любить. — Он бледно улыбнулся зависшей напротив окна Йагиль на помеле и соскользнул с дерева. Земля словно спружинила, приняв его, — никакого стука или треска ломаемых костей. Сирин даже дыхание задержала, когда он прыгнул.

— Ничего, небось не расшибётся, — проворчала Алконост. — Кости крепче каменного дерева! И руки ведь тёплые! А сердце — что лёд. — Она досадливо поморщилась. Сирин внутренне содрогнулась, вспомнив, что она увидела.

— Сколько русалок уже утопилось из-за него! — продолжила птицедева с возмущением. — Правда, им это не вредит, они по десять раз на дню топятся… Вот только Ганна… Но сам факт! Даже я — сама я! — хотела его осчастливить! Специально свела дружбу с Йагиль, сестрой его, когда он подрос и стал интересным. Всё без толку! — Йагиль усмехнулась. — Ему всё нипочём! Только бы и вздыхал по своей Яви да пялил глаза на Марену!

Позабытая было боль ткнула иглой в висок. Вряд ли здесь знают, что такое адреналин. Да и она уже не знает…

— Кто такая Марена?

— По мне — так ледышка, — надулась Алконост. — Они друг другу подходят, правда?

Йагиль грустно и беспомощно покачала головой и вздохнула.

— Вот, видишь? — Алконост показала крылом на подругу. — Она хотела Ярру рассказать о Яви, о его прошлом… И теперь молчит, язык потеряла. На нас всех такая обуза…

Сирин тряхнула головой. Она не понимала ничего. Алконост тоже вздохнула и понизила голос. От возмущения не осталось и следа.

— Мы-то кое-что помним о Яви и о прошлом. И о прошлом Ярра… Но Печать молчания наложена. А с Мареной вообще неясно — тут Печатью забвения пахнет. А вообще это тема тёмная, опасная… Давайте-ка о другом. Мне язык терять нельзя. Я без него как без рук. — И она хихикнула, снова утратив серьёзный тон.

О другом не думалось. Вообще не думалось. Сирин затылком ощущала каждую неровность стены, но боль схлынула, оставив после себя лишь усталость. Разглагольствования Алконост казались уютными, словно Сирин знала птицедеву вечность. Она закрыла глаза.

Странная это была пустота. Без какого-то фонового шума, который сопровождал Сирин всю жизнь, когда она не была ещё Сирин. Со слишком острыми звуками. Она слышала, как что-то цокало, как шелестели листья ясеня, как где-то переругивались… Алконост, примолкнув, чистила перья щёткой, гулко стучал в отдалении незнакомый механизм и раздавались мерные удары молота. Йагиль, шурша, разбирала травы и раскладывала их по стопкам. А вдали, почти на грани слышимости, ревело пламя и вздрагивал Мост.

А ещё воздух... Целые поля и леса воздуха, моря воздуха, полное бесконечное небо воздуха, невидимого, но такого лёгкого и прозрачного. Его так просто вдыхать, совершенно не нужно прикладывать усилий, чтобы протолкнуть живительный кислород в лёгкие.

А вот русалки живут в воде. Вода кажется чем-то знакомым… Может, она была русалкой при жизни? Она пытается рассмотреть своё тело, но не может повернуть головы. И вдруг слева загорается яркий искусственный свет. Голоса — искажённые, будто сломанные. Металлический хват браслетов на лодыжках и запястьях. Рывок!.. Упругое сопротивление в ответ. Голоса приближаются… Но как сложно различить слова, всегда сложно… Знакомые и незнакомые лица. Только по движению искривившихся губ можно угадать смысл. Два голоса, два лица. Даже не надо прислушиваться к чувствам, она может, если люди касаются стекла. Равнодушная враждебность снаружи. Страх охватывает так же плотно, как обнимающая тело жидкость.

— …Эос

— Заменить. Быстро! — Жёсткий приказной тон.

— Не совсем готова… — Лебезящий, заискивающий.

— Он приказал!..

— Но…

— Эта ему нужна! Вместе со всеми потрохами!

— Она ещё не выработала свой ресурс…

— Нет?! Ну так я помогу!

Безопасный тёплый мир с хлюпаньем вытекает через отверстие в полу. Какая тяжесть!.. Вторгается чужая рука в защитный кокон. И через секунду — острая боль через всю левую половину лица.

— Так-то лучше. Теперь она не годится. Возьмите.

Но свет тускнеет, и сухой безжизненный воздух вдохнуть так же сложно, как обогащённую кислородом жидкость. Висок пробивает болью.

— Проклятье! Оживите её, учёные вы олухи!

— Пульс… Нет пульса!..

Отчаянные толчки в грудь. Почти неощутимый разряд, ветвясь, расходится по телу.

— Он разорвёт меня на полосы… И она!

Разряд. Разряд. Разряд… Темнота. И вспышки пламени.

Всё ещё один год назад.

Сирин очнулась так резко, словно её ударили электрическим разрядом. Только не здесь… Сон был с нею ещё несколько мгновений, но вспыхнул и погас быстрее, чем она смогла его осознать. Шея затекла, а затылок одеревенел — вполне предсказуемо, если провести несколько часов, прислонившись к твёрдой стене.

Некоторое время Сирин пыталась вспомнить, где она находится и как сюда попала. Мелькнула и исчезла, не вызвав особых эмоций, мысль, что она, возможно, умерла. Какая, в сущности, разница, если по ту сторону Моста можно так же ходить и говорить? Если она вообще ходила и говорила раньше.

Она с интересом огляделась, впервые ясно осознавая происходящее с тех пор, как очутилась в этом странном мире. События, которые здесь развернулись не так давно, тоже казались сном, только более свежим: выходки неподражаемой Алконост, толпа с факелами, пронизанный болью разговор с Хранителем Моста… Сирин прижала к виску пальцы, но не ощутила ничего особенного, только заныл свежий шов на щеке.

И вдруг — искрой — Зимний крест! Что это?! Сирин поспешно стянула одежду, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон в мутноватом зеркале. Белая, будто светящаяся кожа без единого изъяна, плавные линии фигуры, волосы до талии… Она определённо молода. И достаточно красива — Сирин впервые ощутила досаду, что ей, возможно, рано было переходить через Мост. Она последний раз окинула себя взглядом — ничего похожего на отметины или шрамы на теле, ничего похожего на крест, в существовании которого Алконост так рьяно убеждала Городничего. Птицедева лгала? Зачем?.. Опять вопросов больше, чем ответов.

Напоследок Сирин поднесла к глазам запястья. Браслеты. Она почти и забыла о них. Широкие металлические полосы плотно охватывали запястья, сколько Сирин себя помнила — то есть примерно с этой ночи. Но она была уверена, что в забытой жизни она не снимала их никогда.

Сирин попыталась сдвинуть один браслет — бесполезно. Если под ним что-то и есть, без ножниц по металлу здесь не обойтись. Со вздохом она опустила руки, и браслеты прохладно коснулись кожи бёдер. Сирин вздрогнула и мигом натянула шаровары и тунику.

Комната была пуста, видимо, хозяйка упорхнула куда-то по своим дивным делам. Сирин улыбнулась, припомнив её словечки. И тут же всплыли в памяти Печати молчания и забвения, вопросы про Явь, какое-то пророчество… Да, даже если она и умерла, проблем и здесь хватает. Это даже как-то… привычно.

Сирин встала и подошла к окну Скворечника. Никого уже не было у корней ясеня, похоже, что Ярр сдержал слово. В Скворечнике мило и безопасно, но, интересно, сможет ли она спуститься вниз с такой же лёгкостью, как это проделал Ярр? Крыльев или помела у неё нет. Она взглянула в старинное трюмо и покачала головой. То же сделало и её отражение. Надо ещё будет привыкнуть к себе такой, с синим шрамом в пол-лица и идущими от него бледнеющими изломами. Но судя по тому, как выглядят некоторые представители местного населения… Новый внешний вид только поможет сойти за свою.

Сирин присела на подоконник и перекинула через него ноги. Как высоко!.. Зато видно весь этот странный город, ей повезло оказаться в самой высокой его точке. Сирин обнаружила широкий карниз, идущий по всему периметру с внешней стороны Скворечника, и обошла кругом. Ей хотелось познакомиться с городом ближе, раз уж придётся здесь какое-то время пожить. Душно пахну́ло в лицо незнакомыми запахами, смешанными с запахом дыма. Но если бы Сирин знала, как ощущается на коже ветер, она бы удивилась царящему здесь полному штилю.

Город стоял на пяти холмах, обнесённый частоколом. На центральном, самом высоком холме и рос старый ясень, меж толстых ветвей которого приютился Скворечник. И ещё четыре холма окружили срединный крестом. На трёх из них высились совершенно непохожие друг на друга здания: узкий, высокий дом на том холме, что стоял ближе всех к Мосту, приземистый и надёжный — с правой стороны, мельница — с левой. А последний холм пустовал, и даже отсюда было видно, что его вершина и склоны поросли травой — Сирин почти слышала, как сухо колышутся помертвевшие стебли.

Она опустила взгляд, чтобы рассмотреть ближайшее окружение. Ясень цеплялся корнями за самый край плоской, будто срезанной гигантским ножом верхушки холма. А в центре расположился обширный зловеще-чёрный круг в кольце восьми остроконечных столбов и с возвышением по центру. "Как алтарь для жертвоприношений", — мелькнула пугающая мысль, но Сирин поспешила её отогнать. Наверное, какое-то священное место. Сейчас оно пустовало. Город словно уснул, давая ей возможность присмотреться к себе, а после — выплеснуть из своих домов любопытствующих, враждебных, равнодушных и, возможно, даже гостеприимных жителей. Одна только Алконост стоит многих. Подождать её и попросить показать город? Или попробовать хоть что-то сделать самой?

Вот проходит совсем близко толстая ветка, можно схватиться за неё, а потом вон за ту, чуть пониже… Сирин прикинула свою будущую траекторию, попутно заметив, что из мельницы на соседнем холме идёт дымок неестественного цвета. Даже отсюда было слышно, как внутри что-то неровно стучало и лязгало, нарушая раскатами причудливого эха тишину. Чаще, резче, громче… И через несколько секунд из окон коротко рванулись лучи холодного света. Ударились о низкие тучи и погасли. Внутри мельницы грянул взрыв, повалил густой сизый дым. Кто-то начал сыпать витиеватыми проклятиями — хорошо, что слов не различить.

Сирин прищурилась и стала разглядывать эту собранную из разных материалов, похожую на лоскутное одеяло мельницу. А может, вовсе не мельницу. Снизу вгрызались в землю сваи из дерева, несомненно, очень прочного и долговечного. Выше — крупные блоки из белого камня, потом кирпич, опять дерево, и венчал сооружение полукруглый купол из медных листов, на котором и крепились крылья. Ни дать ни взять — ветряная электростанция посреди старинного города, чужеродная, но покрытая таким же налётом времени, как и все здания вокруг.

В окне уже прояснилось от дыма, и Сирин разглядела маленькую фигурку, которая деловито сновала туда-сюда, махала руками… и, видимо, и издавала эти ругательства. Рядом незыблемо стояло ещё одно существо, в два раза выше, и молча внимало ругани. Потом маленький человечек махнул рукой и ушёл в глубь комнаты. И через минуту лязг с каким-то надрывным скрежетанием возобновился.

Это любопытно — там же явно какие-то механизмы. Кажется, единственные в этом доисторическом городе. Сирин автоматически оглянулась и отметила, что ни на потолке, ни на стенах Скворечника нет ничего похожего на привычные строгие продолговатые лампы. "Привычные", хм-м.

Вряд ли сильно продвинулся и тот экспериментатор, но Сирин всё равно захотелось заглянуть в его "лабораторию". Для этого надо слезть с дерева, спуститься с холма, подняться на другой… И надеяться, что маленький учёный окажется дружелюбным. Если верить Хранителю Моста, её не тронут.

Алконост назвала её одежду странной, но шаровары кремового цвета, похожие на юбку, длинная тёмная туника с разрезами по бокам, схваченная широким поясом, — это одеяние хотя бы не будет стеснять движений при попытке спуститься. Сирин украдкой провела рукой по ткани. Прочная, хоть и тонкая, будто излучающая тепло. И никаких следов крови из раненой щеки. Одновременно Сирин поняла, что не мёрзнет, хотя чувствует холод воздуха. Преимущество нежити?

Недолго думая, она схватилась за ветку. Ноги повисли над пустотой. Сирин попыталась раскачаться, чтобы дотянуться до следующей ветки, но неожиданно слабые руки ответили дрожью, и Сирин поняла, что если качнётся сильнее, то просто сорвётся. Кажется, это будет самый короткий спуск с этого дерева… И самое короткое посмертие, если это оно. Впрочем, возможно, здесь нет проблемы остановить кровь при открытом переломе…

И когда сведённые в судорожном усилии пальцы уже почти разжались, Сирин услышала внизу удивлённое пыхтение. Она чуть развернула голову… Этого хватило — пальцы сорвались. Кто бы там ни был, может, он захочет поймать свалившуюся с неба Незваную… По лицу хлестнуло ветками.

Она упала на что-то одновременно мягкое и упругое, только резануло болью бедро. Пронзительный мяв — откуда?! Сирин не удержалась и скатилась на мостовую. Стремительно поднялась на дрожащие ноги, оглядела себя… Вроде цела. Только в районе правого бедра растекался жар, наверное, будет синяк. Но это не так страшно, как могло бы быть…

Тот, на кого она упала, барахтаясь, неуклюже поднимался. И когда он встал во весь рост, Сирин поняла, что это то самое грузное и высокое существо из дома изобретателя. Как он успел сюда доковылять? И только мимолётное сожаление взметнулось и увяло. Её мог бы поймать Хранитель Моста.

— Спасибо, — настороженно поблагодарила она. — Прости, что упала на тебя так внезапно…

Существо заторможенно смотрело на неё сквозь падающие на глаза космы коричневой шерсти и почёсывало внушительный живот. Похоже, он и смягчил падение.

— Я Сирин, — продолжила она. — Си-рин. Новенькая. — Он что-нибудь понимает?

— Сирин, — повторил местный житель. И вдруг вскинул лохматую голову, отставил ногу назад и стукнул себя кулаком в грудь. — Молот.

— Очень приятно, Молот, — улыбнулась Сирин, в свою очередь прижала руку к груди и склонила голову. — Ты мне очень помог. Может быть, даже спас. Спасибо тебе!

— Я… спас, — ошалело повторил Молот, подёргав шерстистыми плечами. — "Спасибо"? — Он совсем по-детски улыбнулся, словно Сирин сказала ему что-то неслыханно приятное, и засунул мохнатые ручищи в карман кожаного фартука. И тут из сумки Молота раздался всё тот же мяв, который Сирин услышала при падении.

— Кто там у тебя? — Она с интересом склонилась к сумке. Кажется, когда-то люди любили мяукающих существ… Они были пушистыми.

— А? — Молот воззрился на свой бок и несколько секунд размышлял. — Котёнок. Чёрный. Кладезь ругается. Хотел отдать Йагиль. Она тут? — Он задрал голову и посмотрел на Скворечник.

— Нет, к сожалению. — Сирин тоже посмотрела наверх. — Но я рада, что ты пришёл. Можно?.. — Она протянула руку к сумке.

— А? Да… — Молот расстегнул пряжки удивительно тонкой работы и бережно вытащил оттуда взъерошенного чёрного зверька, который раскрывал ярко-розовую пасть и надсадно мяукал. Сирин сразу почувствовала, как потеплело на сердце, живом или неживом, неважно. Видимо, люди и правда любили таких существ — с острыми ушками и мордочками, большими глазами… Сирин приняла тёплый комочек на ладонь. Ай! И острыми коготками! На пальце показалась капелька крови. А вот это нехорошо. Как это странно — не помнить саму жизнь, но помнить её детали. Всё равно что смотреть на разбитую мозаику, пытаясь по разрозненным кусочкам восстановить целую картину.

Сирин прижала палец к губам, машинально потёрла саднящее бедро… И с ужасом поняла, что удивительная ткань родом не из этого мира её обманула. Из кармана фартука Молота торчал топор лезвием кверху. И она напоролась на него, а ткань её одежды сплела волокна обратно… Если бы так же могла срастаться кожа! Сирин расширенными от ужаса глазами наблюдала, как кровь вытекает из-под штанины на босые ноги. Переступила — остался на светло-серых булыжниках мостовой отпечаток в форме узкой стопы.

Первое правило при ранениях — не шевелиться. Второе правило — ждать, когда придут тебе на помощь. С кровеостанавливающим, которое почти не работает, с хирургическим клеем, оставляющим грубые шрамы… Третье правило… Забыла.

Молот, очевидно, что-то понял по её испуганному лицу, потому что небрежно запихнул набедокурившего котёнка в сумку и взял Сирин под локоть — в его ладонь поместились бы обе её руки.

— Пойдём, — пропыхтел он. — У Кладезя есть Мёртвая вода. — Последние два слова были сказаны с оглядкой, заговорщицким шёпотом.

Удивляться или спорить — терять драгоценное время. Она истечёт кровью. Сирин беспомощно посмотрела на Молота. Первое правило. Не шевелиться.

А он постоял, постоял, соображая, — и подхватил её, перебросил через плечо и огромными шажищами погромыхал к мельнице-лаборатории.

Вниз. Вверх. Путь она запомнила отрывочно. Ощущала лишь, как кровь стекала по бедру, капала на кожаный фартук Молота, путалась в его шерсти… Из сумки на поясе Молота неслось отчаянное тонкое мяуканье, и Сирин чувствовала, что они с котёнком сродни — слабые и беззащитные. Если всё сложится благополучно… Если удастся остановить кровь… Надо будет взять зверька себе. Упросить Йагиль. Сирин даже начала придумывать котёнку имя, когда Молот остановился перед толстой деревянной дверью и свободным плечом отворил её.

В помещении было полутемно. Пахло не так чтобы знакомо… Но всё равно эти запахи казались роднее, чем ароматы трав, дерева, земли… Машинное масло, каменный уголь, калёный металл — память выискивала и выдавала полузнакомые слова в ответ на витавшие здесь запахи.

Молот не остановился на первом этаже, а понёс Сирин выше по широкой винтовой лестнице по центру. Сирин с трудом повернула голову и увидела, что лестница пронзает всё здание снизу доверху. И оттуда на них уже взирала макушка хозяина дома.

— Кого это ты тащишь? — без обиняков спросил он. Голос у него оказался громким и дребезжащим и западал на буквах "о".

— Да вот… — поразмыслив, изрёк Молот и словно бы с удивлением посмотрел на плечо, где болталась Сирин. И тут же всполошился. — Помочь надобно. Мёртвой водой окропить.

— Нету Мёртвой воды, нету! Не появилась! Теперь до следующего Марина дня и ждать нечего! А у нас дело такое, сам знаешь, рваные раны случаются… А ежели опять змеюки поползут?!

Молот шумно почесался. Подумал. Снова почесался.

— Я ей отдам свою часть, Ум, — наконец выдал он. — Она упала на мой топор. А я уж как-нибудь…

Ум всплеснул руками. В сумке у лица Сирин безнадёжно и заунывно мяукнул котёнок. Она сделала движение — надоело висеть вниз головой — и Молот осторожно поставил её на пол. Она покачнулась, но удержалась, схватившись за густую шерсть.

Теперь Сирин видела нерадушного и прижимистого изобретателя в полный рост. Во весь его рост — вполовину её. Маленький человечек в измятой шляпе, со всклокоченной шевелюрой, но очень аккуратно уложенной бородой, с запачканными чем-то чёрным руками, которые он упёр в бока. Ноги обуты в переплетённые в шахматном порядке полоски… коры? Линялая одежда под таким же, как у Молота, кожаным фартуком.

— Ум Кладезь, — негостеприимно представился он. — Ты кто такая будешь? — И тут же, не слушая ответа, накинулся на Молота: — Сколько раз говорить тебе, бестолочи, не разводить тут кошатник! Помнишь, как шестерни чистили?! Пригрелась не на месте… — Он хотел было почесать бороду, но вспомнил про грязные руки и пригладил торчащие волосы. — Н-ну? — обратился он к Сирин, будто она его задерживала.

Перед глазами у неё лопались тёмные круги, ноги дрожали, но она собрала силы, встала прямее и слегка склонила голову.

— Сирин. Новенькая.

"Новенькая" звучит лучше, чем "Незваная".

К её удивлению, Ум Кладезь никак не отреагировал ни на явно широко здесь известное имя, ни на второе утверждение и хмыкнул:

— Новенькая, значит… И сразу Мёртвую воду подавай! — Он посмотрел вниз, где из ноги Сирин уже натекла целая лужица крови.

Молот рядом обеспокоенно переступил с ноги на ногу и вздохнул.

— Ладно уж, — смилостивился Ум и всё-таки пригладил бороду. — Будет вам Мёртвая вода. Идите под купол, сейчас приду.

Молот, как пушинку, опять подхватил Сирин на плечо и понёс наверх, где медный купол бросал на лица тёплые блики.

— Здесь хорошо, — пояснил он, пожевал губами, подбирая слово, и добавил: — Звонко. Жаль, ветра нет, чтобы Мельница пела…

Здесь и правда был звонко. Казалось, тронь красноватый металл с причудливыми отражениями фигур — и он запоёт гулко и мелодично. Восемь маленьких круглых окошек пропускали сероватый свет. И там, где рассеянные лучи пересекались, в самом светлом месте, стоял маленький трёхногий столик со стеклянным фиалом посередине. Молот снова поставил Сирин на ноги и мелкими шажочками, будто с почтением, стал приближаться к столику.

Фиал был больше, чем наполовину, пуст. И в нижней его части серебрилась жидкой ртутью Мёртвая вода. Сирин отчего-то затаила дыхание — попутно отметив, что оно есть. Послышались быстрые шаркающие шаги, и Ум Кладезь резво схватил фиал.

— Я сам! Давай свою рану! Это тебе не ведьмина синька! — Он резко качнул подбородком на шрам на щеке Сирин, о котором она уже успела позабыть.

Пришлось стянуть через голову тунику, чтобы её длинные по́лы не мешали, обнажить бедро… Сирин нервно усмехнулась: хорошо, что Мост пропустил её не только с плотью, но и с бельём. На бледном бедре сочилась кровью глубокая рана.

— Не смертельно, — равнодушно заметил Ум Кладезь. — Стоило Мёртвую воду тратить… Зашить — и всё… — Он всмотрелся в рану и прищурился. — Впрочем… — Не говоря больше ни слова, он вытащил из фиала плотно пригнанную пробку и капнул немного блестящей жидкости прямо на порез.

Боль затекла в тело кусачей змеёй и огнём разбежалась по жилам. Сирин вскрикнула. Восемь окошек превратились в шестнадцать из-за вытекших слёз.

— Ничего, ничего, — услышала она, как сквозь туман, голос Кладезя. — Будешь как новенькая. Новенькая… — Он неловко сжал её запястье и поставил остатки Мёртвой воды на столик.

Пелена перед глазами поредела, и Сирин осмелилась взглянуть вниз. Рана действительно затянулась с поразительной быстротой, остался только узкий белый шрам, гораздо более незаметный и аккуратный, чем на лице. Одежда отталкивала от себя любую грязь и жидкость, так что ни следа не осталось, кроме дорожки кровавых капель на полу. Молот рядом вздохнул с явным облегчением и заулыбался мохнатым ртом. Сирин потрепала его по плечу.

— Ты уже дважды спас меня, — сказала она, улыбаясь.

— Смотри, как бы от счастья из шкуры не выпрыгнул, — проворчал Кладезь, сам пряча улыбку в бороду, которая растрепалась и стала похожа на его шевелюру. — А ты, э-э…

Сирин спохватилась и подобрала с пола одежду. Но надеть её она не успела — дверь внизу с оглушительным стуком ударила в стену. И через несколько секунд под куполом возник пропахший дымом, истрёпанный Ярр.

— Мне нужна Мёртвая вода, — сказал он после секундной заминки, скользнув взглядом по Сирин, и бросил на пол связку змеиных шкур. — Нашествие. Второе за два дня.

* * *

Нашествие было молчаливым. Сирин никогда бы не подумала, что та тишина утра, пустота улиц — вкрадчивый обман. И если напрячь слух, то различишь низкое безостановочное шипение, словно бьются о берег ласковые волны. Какая странная аналогия! Она никогда не слышала волн.

— Они поползли на исходе ночи. Сразу по всему берегу. Никогда не было так много… Комендант дежурил у Моста, — отрывисто пояснил Ярр, в три широких шага подойдя к столику с Мёртвой водой. Он поднял фиал и поднёс к глазам. — Мало.

— Мало, — сдержанно согласился Кладезь. — Но у нас есть ещё три холма, — добавил он с явным намёком.

Ярр сжал фиал в костяных пальцах и досадливо заметил:

— Вы же знаете, что большинство выхлебало её уже на следующий день после появления. Йагиль и Алконост пытались лечить Сирин, настоящую Сирин. — Снова этот пронзительный взгляд ночных глаз. — У них не осталось. Городничий постоянно режется, когда бреется. — На лице Ярра отразилось неодобрение пополам с чем-то ещё. — Я… рассчитывал пополнить запас в этом году.

— Так кто ранен? — деловито поинтересовался Кладезь.

— Городничий. — Ярр уже скользил вниз по лестнице с фиалом в руках. — Укусили, прежде чем я успел отогнать змей.

— М-да, — значительно протянул Кладезь и потеребил бороду, когда Ярр стремительно вышел из Мельницы. — Сдаётся мне, этим дело не кончится. — Он задумчиво поглядел на Сирин. — Оделась бы ты, девица. Смотреть срамно.

Сирин вспыхнула и поспешно привела одежду в порядок. На душе было неспокойно. Она попробовала пройтись — рана отозвалась только чувством натяжения свежей кожи. Удивительно. Им бы такое чудо! Куда? Кому — “им”?..

Сирин сделала шаг вниз по лестнице. Никто её не остановил. Может, здесь будут только рады, если она уйдёт? Она обернулась. Молот грустными глазами смотрел на неё. Кладезь насупился. Что ж…

— Спасибо, что вылечили меня. — Сирин старалась говорить легко и весело, но в горле застрял комок горечи и тревоги. — И… до встречи?

Она коснулась рукой стены и стала медленно спускаться. На лестнице было темновато, и она услышала, как сверху что-то щёлкнуло. И вдруг сначала красноватым угольком, а потом всё ярче и ярче разгорелась на стене самая настоящая лампочка. Маленькая, тусклая, но, несомненно, электрическая. Луч другого мира в этом обветшалом городе…

Сирин смотрела на неё и щурилась, но всё равно смотрела, как заворожённая. Даже протянула руку, как другу, хотя точно знала, что нельзя касаться и можно обжечься… И вдруг лампочка ослепительно вспыхнула и взорвалась. Темнота навалилась с новой силой, неотвратимая, как прощание. К ногам посыпались мелкие осколки. А Кладезь наверху заворчал:

— Проклятый каолин. Ни черта долго не горит… Надо веточку бузины что ли зауглить…

— А как же вольфрам? — не задумываясь, выдала Сирин.

На несколько секунд повисла пауза.

— Вольфра-ам, — мечтательно повторил Кладезь. — Добыть трудно, но возможно… в спокойные времена. Твёрдый, тяжёлый, трудно переплавить…

— Склоны Огненной реки, — пробубнил Молот.

— Да знаю я! — отмахнулся Кладезь. — Это может оказаться стоящей идеей… — Он накручивал на чёрные пальцы пряди когда-то аккуратно уложенной бороды, но сейчас его это явно не занимало. — Вопрос, откуда ты… — Кладезь по-молодецки сбежал на несколько ступенек вниз и остановился так, чтобы не слишком задирать голову, глядя на Сирин. — Откуда знаешь? — В его круглых глазах сквозил новый интерес, хотя вряд ли он касался самой Сирин. — Что ещё знаешь?!

Она растерялась. Некоторые вещи казались ей логичными и неоспоримыми, как дыхание, но это если не пытаться их вспомнить. Как то, что нить у старинной лампы накаливания делалась из вольфрама… Но вот так, навскидку…

— Если бы я увидела что-то ещё из ваших… изобретений… я бы, может, смогла вспомнить, — осторожно ответила она.

— Да? — слишком уж оживился Кладезь. — Ну тогда пошли в лабораторию! — Он с явным удовольствием выговорил последнее слово, и Сирин ощутила на запястье, повыше браслета, крепкую хватку маленьких твёрдых пальцев.

Но увидеть чудеса техники этого мира ей не довелось. Вновь открылась входная дверь внизу, на этот раз тихо, и кто-то неслышно поднялся по лестнице. Сирин почувствовала, как в темноте её на ощупь взяли за другое запястье.

— Кто это? — только и смогла прошептать она.

Вошедший обогнул её и встал на несколько ступенек выше, так, чтобы падал сверху свет. Сирин узнала Йагиль и выдохнула с облегчением. Но та сочувственно свела брови, и это не успокаивало. В тот же миг в приоткрытое окно сунула голову Алконост.

— Полундра! — возвестила она. — Сюда идёт целая процессия! Голубчик Городничий очень убедительно изображает из себя полумёртвого. Точнее, мёртвого больше, чем совсем.

Йагиль обошла Сирин и настойчиво потянула её вниз.

— Подожди, а мои изобретения? — запротестовал Кладезь, который так и не отпустил другую руку Сирин. — Она мне нужна! — Он испепелил взглядом сначала почему-то Алконост, потом Йагиль.

Последняя только пожала плечами и отвернулась. А Алконост боком заглянула в окошко и прошипела:

— Сейчас кинут твою… новоиспечённую подмастерье в Огненную реку, вспыхнет ярче, чем твои пампочки.

— Лампочки, — убито поправил Кладезь и отпустил руку Сирин.

— Пойдём, — смягчилась Алконост. — Поможешь её отстоять.

— А почему вы́ заступаетесь за меня?! — не выдержала Сирин. Ей надоело, что её перетягивают туда-сюда жители какого-то отсталого мира.

Йагиль дёрнула плечом и посмотрела на подругу.

— Я навестила сестрицу Гамаюн, — кратко ответила Алконост, глядя уже не на них, а куда-то вниз. — Выходите! Прятаться — значит признать, что вы нечисты! — Крыло с золотыми перьями закрыло на мгновение обзор и пропало, оставив лишь круг серого неба.

Сирин позволила увлечь себя вниз. Что за… чёрт, правильно? Кажется, она начинает жить по правилам этого мира. Это легко, если не помнишь свой собственный.

Они с Йагиль выскочили на улицу почти бегом — с лестницы прямо за дверь. Но опоздали. Там уже действительно собралась целая делегация. На носилках безжизненно покоился Городничий — тот самый, кто уже требовал выдать Сирин у подножия ясеня. И за ним — видимо, весь город. У Сирин перехватило дыхание. Как в страшной сказке, если бы она знала доподлинно, что такое сказки. Бледные, синюшные, зеленоватые, серые лица. Покрытые шерстью морды. Рогатые головы. Когти и копыта. Глаза — красноватые, белёсые, чёрные, как уголь, светящиеся зеленью… Сирин затравленно огляделась — ночных глаз не было. Обожглась о враждебные взгляды. Йагиль успокаивающе сжала её запястье. С шумом опустилась на мостовую Алконост, и толпа качнулась назад. А Городничий застонал, приподнялся на локте и указал на Сирин дрожащим пальцем, испачканным тёмно-красным.

— Она принесла проклятие в наш город… Её надо убрать! — плаксиво сказал он и снова якобы бессильно откинулся на носилки.

— Ярр же полил этот овощ Мёртвой водичкой, — с отвращением сморщила нос Алконост. — Чего он выёживается?

— Маловато, видать, осталось, как мне, Старому Бесу, думается, — заметил мужичок с козлиной бородкой и небольшими рогами. И пронзительно глянул выцветшими глазами на Сирин. — Вну́чек с дружочком видели, как Молот закинул девицу на плечо да и снёс к Уму. И кровушка с неё капала. Так, Ситничек?

Он завёл руку за спину и вытолкнул перед собой бесёнка лет одиннадцати. Впрочем, какой тут может быть возраст…

— А я что, я ничего… — стушевался Ситничек, покрывшись пятнистым румянцем. — Это всё Косохлёст. — Он просительно посмотрел в толпу, и Сирин увидела чернолицее существо, лохматое, с рожками и хвостом. Резанула насмешливая белозубая улыбка. Стало быть, улицы были не совсем пусты…

— Комендант сам виноват, не надо было весь год лить Мёртвую воду понапрасну на личико, — фыркнула Алконост. — Лучше бы внутрь принимал. Всем было бы спокойнее. А когда она действительно понадобилась, у него и не осталось, у глупыша. — Птицедева обидно, кудахтающе засмеялась.

Городничий повернул голову к ней и прожёг неприязненным взглядом. Бесполезно. Взгляды отскакивали от золотых перьев солнечными зайчиками. И тогда Городничий снова поднял дрожащую руку и указал на Сирин — резко и обвиняюще.

— Змеи пришли за ней. Уже дважды! Она не должна была перейти Мост во плоти. Нужно вернуть Огненной реке её жертву… Иначе будет хуже… для всех.

Сирин замерла, слушая эту речь. А когда случайно глянула на Старого Беса, то вздрогнула: глаза его налились кровью, а тянущиеся к ней узловатые руки тряслись от предвкушения.

— Ты уж прости, моя ягодка… — проблеял он. — Пепел к пеплу.

Йагиль замычала что-то, мяукнул котёнок… Сирин стремительно развернулась и увидела Молота и Ум Кладезя.

— Прочь. От неё, — прорычал Молот и недвусмысленно показал Бесу и остальным топор в огромном кулаке.

— Да, — сварливо поддержал его Кладезь. — Она может оказаться ценным кладезем… хм-м. Ценнее, чем кажется на первый взгляд!

— Неповиновение! Я хочу сделать лучше! Для всех! — ожил укушенный Городничий и привстал на носилках. По его жесту четыре шкафообразных вурдалака пошли на Сирин.

Алконост предупреждающе раскинула трёхметровые крылья и зло прищурилась.

— Петь хочется, — процедила она.

Городничий скрипнул зубами и зажмурился. Бес-дед с достоинством заткнул уши пальцами, его примеру последовали остальные. "Вну́чека" и "дружочка" и след простыл.

Сирин панически оглядывалась. И правда Незваная… Дня здесь не прожила, а одна часть города ополчилась на другую.

И тут раздался другой голос — тот, который она неосознанно всё надеялась услышать. Только один Ярр сможет примирить враждующие половины — нет, вовсе не половины, на её стороне лишь несколько жителей — города. Только его они послушают.

— Подожди. — Хранитель Моста поднял руку, обращаясь к Алконост. И та недовольно закрыла рот, в знак возмущения клацнув зубами. Толпа притихла в ожидании.

Ярр прошёлся по кругу, что-то покачивалось в его руке, Сирин не сразу поняла что… Выглядел Хранитель Моста устало, даже измученно, если возможна ещё бо́льшая бледность этого обрамлённого тёмными волосами лица. Концы жилета дымились, рукава рубахи и штанины зияли мелкими дырами.

— Что-то и правда случилось, — мрачно сказал он и швырнул на центр пустого пространства между защитниками Сирин и остальными кипу змеиных шкурок, перевязанных ещё одной. Горожане отшатнулись с воплями ужаса. — Никогда ещё они не заходили так далеко. Словно обезумели… — Сирин заметила, что с пояса Ярра свисает похожий на ломаный серп клинок.

— А я о чём?! — совсем оживился Городничий и спустил ноги с носилок. — Надо вернуть им Незваную! — Большинство горожан поддержало его одобрительным гулом.

Ярр долго смотрел на него, потом вытащил из кармана опустевший фиал, сунул в руки опешевшему Кладезю… Сирин пыталась поймать взгляд ночных глаз, но Ярр на неё не смотрел.

— Я, Алконост, моя сестра Гамаюн, Йагиль, э-э, — птицедева глянула на хозяина Мельницы, — мастер Ум Кладезь и кузнец Молот против! Что, съел? — дерзко обратилась она к Городничему. — Ярр? — И раскрыла крыло, словно призывая на свою сторону да и покончить наконец с этой комедией.

— Что сказала Гамаюн? — поинтересовался у птицедевы Ярр. Слишком равнодушно — у Сирин внутри всё оборвалось. Почему она решила, что он будет её защищать? Здесь жители его города, а она… просто Незваная. И та искра интереса, которую она разглядела в ночных глазах, относилась не к ней — к Яви. Чувства окружающих били ключом перед внутренним взором Сирин даже без касания: бойкий злой азарт Алконост, мрачная решительность Молота, надежда Кладезя, трусливая расчётливость Городничего… Но эмоции Ярра клубились где-то за непроницаемой стеной.

Сирин оглядела своих немногочисленных заступников. Ум Кладезю тоже нужна не она, а ключ к технологиям Яви. Алконост защищает её по каким-то понятным лишь ей причинам — тем же самым, по которым она подарила чужачке имя почившей сестры. Йагиль, возможно, просто следует за более активной подругой. Молот — существо, истосковавшееся по похвале… Станут ли они упорствовать из-за какой-то Незваной? Или сдадутся?

— Пророчества Вещей птицы нельзя выносить за пределы её Гнезда, — высокопарно ответила Ярру Алконост.

— Но про Незваного гостя почему-то узнали все, причём в кратчайшие сроки, — заметил Ярр.

— Ясно как день! — усмехнулась Алконост. — Потому что про это прознал голубчик Комендант! Я же, — она благопристойно склонила голову, — свято блюду традиции.

Городничий вскочил с носилок и гневно раздул ноздри. А Алконост продолжила серьёзнее, глядя на одного лишь Ярра: — Скажу только, что рано нам решать судьбу Незваной. Если это действительно она. А далее на моих устах Печать молчания. — Она решительно провела указательным пером по губам.

А ведь они и правда сейчас решают её судьбу, изумлённо поняла Сирин. Всё это не странный сон.

Тишина наполнила воздух. Даже зубастые бледнолицые существа с красными глазами выглядели задумчивыми и пристыженными. И вдруг в этой тишине раздался протяжный сердитый мяв.

— Ох-х! — воскликнул Молот и небрежно заткнул топор за пояс. Отстегнул пряжки и осторожно вытащил из сумки взъерошенного чёрного котёнка. Таких уместилось бы штуки три на натруженной ладони кузнеца. Молот хотел было отдать котёнка Йагиль, но тот заверещал, и Молот замер. Подумал немного. И решительно протянул руку Сирин. И едва только она несмело провела пальцами по пушистой головке, котёнок заурчал громко, как живот лешего.

— Мне кажется, это знак, — умилилась Алконост.

Йагиль тронула Ярра за предплечье и двойным кивком указала в сторону пустующего холма.

— За Пустой холм и дальше? Лес? — уточнил он вполголоса. Ведунья кивнула. — Я тоже думал… А ты?.. — Она снова кивнула. Ярр коротко кивнул в ответ, словно принял решение.

— Навь-Костра не убивает тех, кто преодолел Мост! — Голос, вроде бы негромкий, но глубокий и всепроникающий, казалось, был слышен на всех пяти холмах.

— Но… — начал зарвавшийся Городничий, косясь в сторону Огненной реки.

— Я с этим справлюсь, — холодно осадил его Ярр и указал костяным пальцем на клубок мёртвых змей, который расклёвывал и ворошил лапой ворон. — Посланница Яви останется неприкосновенной. — Он обвёл взглядом сограждан. Спорить никто не решился. Городничий нарочито громко вздохнул и сложил руки на груди в знак того, что он сделал всё, что мог, чтобы было лучше для всех, но его не послушали. Захихикали и зашептались русалки. Старый Бес тёр слезящиеся глазки и охал. А вот группа волколаков вполне одобрительно взвыла. — Незваная будет жить в Тёмном лесу, за городской стеной. — Городничий повеселел. А Ярр впервые посмотрел Сирин в глаза и тихо объяснил: — Тебе там будет безопаснее, за две стены от Огненной реки. А здесь слишком много недоброжелателей. Да и доброжелатели могут проявить излишнее рвение. — Он стрельнул взглядом на стаю поджарых волколаков. Задумался о чём-то… И снял с пояса один из пугающих серповидных клинков. — Вот, возьми. Чтобы ты не думала, что Навь-Костра не умеет принимать гостей. — Он взял её за запястье, вложил в раскрытую ладонь оружие и сомкнул на нём её пальцы.

Сирин опустила взгляд на подарок. От изогнутого лезвия веяло одновременно угрозой и защитой — всё дело в том, куда оно направлено и насколько умела держащая его рука. Клинок напоминал хищный клюв, а в том месте, где у птицы должен быть глаз, вилась причудливая вязь. Ручка, кажется, была обмотана всё той же змеиной кожей, выдубленной и спрессованной. И снизу из неё торчало лезвие покороче. Опасное оружие! Прежде всего для той, чьи раны не рубцуются.

Сирин подняла глаза на Хранителя Моста, силясь найти объяснение, сочувствие… Но он лишь кивнул и добавил: — Йагиль тоже живёт в Тёмном лесу, она научит. — И снова отвернулся от Сирин.

Молот всунул ей во вторую руку свою сумку, куда снова затолкал вопящего котёнка, и спрятал лапищи за спину. И Сирин позволила Йагиль себя увлечь — прочь от звероподобных навь-костринцев, от хоть какого-то подобия города и от неудобного, угловатого чувства разочарования, поселившегося в душе. “Посланница Яви”, “Незваная”… Ярр вручил ей опасный для жизни предмет. Но даже не назвал её по имени.

* * *

— Не, ну каков подарочек! — громко вещала Алконост, летя как можно ниже над верхушками деревьев, чтобы не терять ни минуты общения. — Что за тайное послание заложил наш Ярр в этот ножичек? "Тебя могут убить"? "Рассчитывай сама на себя"? "Твоя жизнь мне безмерно дорога"? Хм-м… "Хватит уже быть такой испуганной, мне нравятся решительные девушки"?

Она задумалась, едва не приложила указательное перо к подбородку, как палец, и забыла взмахнуть крыльями.

— Проклятье, — ругнулась она, двумя сильными взмахами выравнивая полёт. — Не хватало ещё кости переломать в этом буреломе, а Мёртвой воды-то…

Сирин со всей возможной осторожностью несла серп — почти на вытянутой руке. И искренне надеялась, что применять его ей не придётся. Тёмный лес снаружи казался непролазным, жутким, полным загадочных звуков и шорохов. Но Йагиль, видимо, знала какие-то тайные тропы. Потому что примерно через час хаотичного плутания (нет, это Сирин думалось, что хаотичного) они без происшествий вышли на поляну.

— Ну вот ты и дома! — пропела Алконост. — Ты в восторге? Я тоже! Изба знатная!

Сирин задрала голову и посмотрела на высившуюся в двадцати метрах над землёй "избу". Память, которая, как видно, хранила кучу полезной и бесполезной информации, но скрывала главное, выдала, что изба — это архаичный деревянный дом. Только кто придумал поставить его на эти две толстые рубчатые сваи? Защита от землетрясений?.. И как туда забираются? Почему-то после сегодняшних приключений с попыткой слезть с дерева рисковать не хотелось. Тем более, с острыми предметами. Чёрт (как легко и быстро привязалось это слово!), да даже если ей скинуть верёвочную лестницу, сил подняться по ней как будто уже не осталось…

Йагиль тем временем как-то по-особому постучала по сваям и сделала несколько поглаживающих движений. Сваи ответили мелкой дрожью и ах-х!.. Сирин отпрянула — сейчас её раздавит эта чёртова "изба"! Но тут одна из свай оторвалась от земли, повернулась вокруг второй… И Сирин увидела, что вовсе это не сваи, а огромные ноги, точнее, трёхпалые птичьи лапы! Они развернули избу так, что показалась дверь, согнулись в "коленях" и с грохотом опустили дом на землю.

— Удобно, правда? — весело спросила Алконост. — Снизу никакой шальной волколак или упырь не достанет!

Йагиль уверенно отворила незапертую дверь и жестом пригласила Сирин следовать за ней. Она сглотнула и, наклонив голову, чтобы не задеть низкий проём, вошла.

От стен веяло древностью. Тёмные бревна казались надёжными и прочными, как камень, но почему-то излучали не холод, а тепло. Внутри избы пахло сушёными травами. Когда через дверь кое-как протиснулась Алконост, в комнате сразу стало светлее, и Сирин разглядела связки трав, развешанные по стенам, деревянный стол, лавки под ткаными половиками, какую-то бадью с торчащей из неё палкой в углу, белёную печь с металлическими котелками… Кстати…

— Вы здесь что-нибудь едите? — спросила она.

— Хм, а ты хочешь? — Алконост с интересом воззрилась на неё.

Сирин прислушалась к себе. Сколько она здесь находится? Двенадцать часов? Сутки? Конечно, стрессовое состояние, адреналин… Но…

— Нет, — нехотя признала она.

— Вот! — довольно осклабилась Алконост. — Нормальная же нежить! А кто-то сомневался… Я тебя просвещу, голубка моя. Есть мы можем — не помрём, — она расхохоталась собственной шутке, — но не нуждаемся в этом, как живые дохлики! Зато медовухи я бы прям сейчас жахнула! — Она мечтательно прикрыла глаза.

— А зачем здесь посуда? — поинтересовалась Сирин, беря в руки закопчённый котелок.

— Для отваров, для зелий, — охотно пояснила Алконост. — Думаю, Йагиль пора, хм-м… — Она быстро глянула на немую и получила отрицательный жест. — Обучить преемницу. То есть помощницу! А то под окнами очередь не стоит… — закончила она уже тише и как-то сникла.

Сирин не обратила внимания. Она избавилась наконец от опасного подарка, положив его на лавку, подошла к окну и упёрлась взглядом в стену стволов. Вечерело. Мелкая морось сделала воздух серым. Значит, теперь вот так… В окружении лесных стен, как раньше в окружении прозрачных. Без необходимости принимать пищу, чтобы хоть как-то отмерять бесконечные дни. Без яркого света, потому что об электричестве здесь мечтает один-единственный маленький человечек. Незваная и ненужная. Тяжкий комок безысходности вышел из груди долгим вздохом.

Занятая своими невесёлыми мыслями, Сирин вздрогнула, ощутив у бедра шевеление — позабытый в сумке, мяукнул котёнок. Она быстро справилась с мудрёными пряжками и позволила ему высвободиться из плена.

— О, и кошку в дом можно пустить! — оживилась Алконост. — Только вот дом не нов… Смотрите-ка, он уже освоился! Кис-кис-кис! — Она протянула к котёнку крыло, но тот выгнулся, зашипел и в один миг взлетел Сирин на плечо.

Алконост почему-то многозначительно посмотрела на Йагиль.

А та щёлкнула пальцами — и пол под ногами задрожал. Сирин судорожно схватилась одной рукой за раму, а другой придержала котёнка, чтобы тот не сорвался, хотя вряд ли в этом была нужда — он мёртвой хваткой вцепился в ткань её туники. Стена леса стремительно уходила вниз. Изба снова встала на ноги, поняла Сирин.

Сразу стало светлее. Йагиль тронула её за плечо и показала пальцем в окно. И Сирин увидела, что тучи разошлись, и в прореху пробрался солнечный луч. Там, в вышине, был ветер.

— Всё зависит от точки зрения, — довольно сказала Алконост, щурясь в свете низкого солнца. — Приятно быть на высоте.

— Да… — выдохнула Сирин, заворожённо глядя ввысь.

Она в первый раз в своей жизни, любой жизни, видела солнце. Повернула голову к плечу, где сидел чёрный котёнок, на грудке которого красовалась изогнутая белая полоса, больше всего напоминающая оружие Ярра.

— Я назову его Ветер.

---

Примечания:

https://pin.it/7k1bcLV Серп по задумке выглядит примерно так

Навь-Костра. Настоящее время.

— И что нам теперь делать?! — простонал Городничий, сминая треуголку в бесформенный ком. — Слеза не вытекла! Как же мы без Мёртвой воды…

Ярр ещё раз всмотрелся в светящееся в лунном свете лицо Марены — неподвижное и бесстрастное. Ничего. Это случилось снова.

— Надо проверить, вдруг это всё-таки никак не связано… — зудел у плеча Городничий.

Да, нужно проверить, хотя в глубине души Ярр знал, что найдёт в гроте Марены. Но он стремительно бросился по холму вниз — навь-костринцы едва успевали отойти с его пути. Вперёд по нисходящей спирали частокола. Небо очистилось, и заострённые брёвна отбрасывали чёткие плотные тени. Вниз, вниз по расширяющимся виткам. И последний виток оборвался у входа в грот. Ярр остановился, тяжело дыша, какое-то мгновение не решаясь войти. Но позади всё сильнее нарастал топот, и Ярр шагнул в густую темноту грота.

Непроглядной тьма казалась лишь снаружи. Короткий участок с вытянутыми вперёд руками — и стали различимы стены, полные сверкания самоцветов. Ярр шёл вперёд, сапоги из змеиной кожи мягко ступали по камню. В глубь холма и вниз. Где-то капала вода — обычная вода. И наконец он оказался у низкого каменного постамента, где весь год покоился гроб Марены.

Стало светлее, хотя откуда здесь может быть свет — загадка. Ни отверстия не вело наружу. Светился будто сам воздух, да мягко сияли хрустальные вкрапления на стенах.

Вот здесь… Источник. Бьёт из основания постамента в небольшое каменное углубление. Здесь и набирали в Марин день Мёртвую воду. Один раз в год вытекала она тоненькой струйкой — всегда сразу после того, как Марена дарила им свою слезу.

Ярр склонился к чаше и, словно не доверяя глазам, провёл по ней пальцем. Пусто и сухо. Проклятье! А он отдал последние капли жидкого серебра птице Сирин в тщетных попытках увидеть то, что, видимо, навсегда останется от него скрыто. И опрометчиво надеялся пополнить запас сегодня. А ведь у некоторых Зимний крест уже не так заметен. Как бы не повторилась история Сирин, настоящей Сирин…

Ярр украдкой огляделся, хотя шаги за спиной в гулкой пустоте грота выдали бы присутствие гостя, и расстегнул несколько пуговиц рубахи. На бледной груди отчётливо даже в тусклом свете пещеры выделялся знак Зимнего креста Марены. Ещё есть время… До чего? Только птицедева Сирин, возможно, знала это, но она унесла свой секрет в огонь. А как у других? Городничий в последнее время слишком нервный, и Мёртвая вода у него закончилась до срока. Алконост по-прежнему невоздержанна — особенно на язык. Йагиль стала ещё более редким гостем в городе, но она спокойна — впрочем, она всю жизнь спокойна. Ум Кладезь даже пожертвовал несколько капель на исцеление Незваной — точнее, Молот. Наверное, время есть и у других. Но что стало с источником? Почему чаша, которая исправно наполнялась по меньшей мере сто лет, вдруг опустела? Может, позвать Кладезя, он вроде продвинулся в изучении своих механизмов…

Но Ярр чувствовал, что дело не в том, что забился какой-то проток, по которому стекала такая нужная им вода. Он застегнулся и, постояв ещё с минуту у пустого возвышения, пошёл к выходу из грота.

Снаружи его уже ждали. Запыхавшийся Городничий, прижав руку к ходящей ходуном от быстрого спуска груди, открывал и закрывал рот, как вытащенная на берег толстая рыбина. Ярр покачал головой, и тот издал судорожный вздох-всхлип. Рядом царственно приземлилась Алконост и одним глазом, по-птичьи, посмотрела сначала на Хранителя Моста, потом на Городничего.

— Как у тебя? — тихо спросил Ярр. К ним подходили навь-костринцы, а просветить их насчёт связи слезы Марены, появления Мёртвой воды, исчезновения знака Зимнего креста и всего остального никто не посчитал нужным.

Алконост невесело усмехнулась и приподняла волосы с левой стороны. На шее темнел знак. Но Ярру казалось, что тот должен быть ярче, чётче… Проклятье. Городничий трясся мелкой дрожью, обхватив себя за предплечье, и пот крупными каплями стекал по его выпуклому лбу. Плохо.

Народ потихоньку спускался от Капища, а Косохлёст и Ситничек уже тянули любопытные носы в сторону грота, так что Ярр решительно расставил руки в стороны, закрывая собой проход.

— Всё хорошо! — громко провозгласил он. Тоже мне "хорошо"...

— А Мёртвая вода? — проблеял Старый Бес, и его слезящиеся глаза ещё больше увлажнились. — Хочется уже принять ложечку во славу Марены, — осклабился он, показав жёлтые зубы. Рядом с ним согласно заурчали другие.

Нет смысла скрывать. Мёртвая вода не появится в этом году.

— Не будет Мёртвой воды. — Ярр опустил руки, но остался на месте, загораживая проход, прямо глядя Бесу в глаза. — Она не пришла.

Как он и ожидал, навь-костринцы возмущённо загомонили.

— А если мы пойдём и проверим? — елейно предложил Старый Бес. — А вдруг, ну мало ли, ты ошибся по молодости лет. А мы, старики, согнуты годами, смотрим понизу.

— Мёртвой воды нет, — отрезал Ярр. — Чаша пуста. Вы мне не верите?

— Верим, верим, как можно? — Бес расплылся в сладкой улыбочке. — Только ведь…

— Расходимся, расходимся! — засуетился Городничий. — Нет значит нет! — Он треуголкой щёлкнул по носу Ситничка, который пытался проскользнуть в грот.

Горожане, ворча, стали расходиться. Настроения у них явно не было, ведь глоток Мёртвой воды пьянил сильнее, чем несколько вёдер медовухи, притом совершенно без последствий. Но за неимением лучшего, они потопали туда, где всегда коротали вечера, если не дежурили у Моста, — в кабак "Три горла". Слышались ещё недовольные возгласы:

— Где это видано: второй год без Мёртвой воды!

— Не пьянства ради…

— А ежели кого пожуют, как Коменданта?

— А думы странные одолевают — мо́чи нет… Так и без языка остаться недолго…

Ярр выдохнул и позволил себе немного расслабиться. Слава Марене, эта нежить разошлась… Каждый раз не знаешь, до чего дойдёт их кровожадность. Год назад они едва не растерзали бедную Незваную… И словно в ответ на эти мысли до него донеслось:

— Незваную бы потрясти, зря тогда пожалели…

— Может, Городничий и прав…

— Обеззубели мы, братья…

Городничий встрепенулся.

— Ярр, — вкрадчиво начал он, — может, всё же проверишь, что там с Незваной?

Ярр снова напрягся. Он видел Незваную буквально несколько раз за этот год. А ещё вчера. Она скрытно жила у Йагиль, и, когда Ярр приходил навестить сестру, ему казалось, что в Избе есть ещё кто-то, прячется за дверью, слушает, затаив дыхание… Несколько стремительных шагов — и можно было бы схватить за руку... Но Ярр почему-то сидел на месте и говорил с Йагиль, словно желая быть услышанным кем-то, кроме неё. А вчера он встретил Незваную, когда она одиноко собирала ведовьи травы на Курганах, и только неприкаянные души были её собеседниками. И подаренный серп не висел у неё на поясе. Завтра он встретится с ней снова. Он обещал.

— Что именно я должен проверить? — поинтересовался Ярр с прохладцей. — Если бы что-то было не так, Йагиль бы… дала знать. — Он едва не произнёс "сказала". — А уж Алконост просто не смогла бы смолчать.

Городничий замялся.

— Ну, может, сходить к Гамаюн…

— Сходите, — не стал спорить Ярр, зная, что ничего у Городничего не выйдет. — Но я думаю, что не от Незваной нам ждать беды. — А может, он слишком легкомыслен? И за милой и беззащитной личиной затаился враг?..

Городничий неубеждённо хмыкнул.

— Да я как-то не очень умею общаться с этими дивными птицами…

Это уж точно… Алконост его всякий раз задирала и осмеивала, птица Сирин не замечала, Гамаюн даже не снизошла до вещания ему самому… Городничего многие воспринимали как выскочку, но почему — никто не говорил. Боялись — воспоминания и рассказы о прошлом сковала Печать молчания, и рисковать даром речи никто не хотел.

Ярр же знал Городничего с тех пор, как себя помнил, — как мужа своей матери. Но не своего отца. Да и Городничий получил отставку даже до того, как пропала она сама…

Не стоит терять времени. Сегодня всё-таки Марина ночь, и Марена должна стоять на Капище до рассвета. Можно побыть с ней…

Ярр провёл рукой по камню, и он сомкнулся, отрезав грот от города. Одиноко и холодно сияла в безветрии луна. Там, в вышине, ветер ещё существовал — что-то же меняло рисунок облаков. Но на земле ничто не шевелило листья, не шуршало иссохшими стеблями на Пустом холме — они шептались сами по себе — не охлаждало лицо. Откуда-то Ярр знал про ветер — откуда знал и про то, что не всегда все они жили по эту сторону Моста.

Оставив позади Городничего, Ярр пружинисто взбежал обратно по сходящейся спирали — к Капищу. Как странно, что никто больше не стремится провести эту ночь рядом с ней. Весь остальной год никто не тревожил её покой в гроте. А сейчас белое лицо будто излучало собственный бледно-голубой свет, налившись сиянием луны. Марена, загадка Навь-Костры. Сколько раз он пытался разгадать её. Сколько тряс — в прямом и переносном смысле — всех, до кого мог дотянуться. Ярр тогда ещё смотрел на Городничего снизу вверх, а тот снисходительно хлопал его по худому плечу. Но глаза его бегали. Он не знал. Никто не знал, откуда взялась Марена и кто она такая. Но поклонение словно было вложено в головы навь-костринцев. Её именем клялись, и никто не посмел бы нарушить такую клятву. Её именем славили. На неё уповали. Кто она — богиня, заточённая в хрустале? Кем и почему? И кто мог бы пленить богиню? Только кто-то гораздо более сильный. Или подлый.

Ярр приблизил лицо к прозрачной преграде, что разделяла его и Марену. Рядом с ней так спокойно и как будто тепло — как от огня под Мостом. Рядом с ней на душе становится легче и светлее, и хочется плакать и смеяться одновременно. А он ведь никогда не плакал и не смеялся, хотя видел, как это делают другие навь-костринцы. Даже в далёком детстве, даже когда змеи утащили его мать, даже когда птица Сирин кинулась через Мост…Он словно деревенел, не ощущая ничего, кроме пустоты. Но сейчас, рядом с гробом Марены, раз в год, Ярр остро проживал те потери. И редкие радости, и надежды…

Слишком резко, слишком сильно. Разумом он помнил многое: взгляды, улыбки, упрямо сжатые челюсти, движения бровей… Слишком громкие или еле слышные голоса. Все их обладатели что-то ощущали в тот момент. А сам Ярр чувствовал себя как мутное зеркало, отражающее их эмоции. Но он запоминал. Потому что точно знал, что на Марин день он поймёт их сердцем, почувствует…Так остро, что это почти собьёт с ног. Как слепой, которому лишь раз в год позволено взглянуть на мир, и его цвета вызывают рябь в непривычных глазах и гул в голове.

Ярр знал, что он такой один — по крайней мере, в Навь-Костре. Остальные горожане радовались, боялись и грустили весь год. Поэтому их и не влекло к гробу в Марин день. Знал Ярр и то, что раньше, за той гранью, через которую он не мог перейти в своих воспоминаниях, он тоже был таким, как они. А что потом? Мост?..

А ещё он не нуждался в Мёртвой воде. Давно он заметил почти болезненную зависимость от неё остальных навь-костринцев, особенно в Марин день. У них дрожали руки, а глаза блестели нездоровой жаждой. Едва хватало воды в чаше на три фиала на случай ранений, когда все желающие получали хотя бы по ложечке. Ярр и сам пробовал Мёртвую воду — она обожгла внутренности, затуманила на миг сознание, но всё осталось по-прежнему. Остальные же ещё три дня ходили весёлые и почти не помнили, как их зовут, где они находятся и что такое Мост. Они не могли встречать души и не помнили Марену.

Ярр положил руки на холодную гладь хрусталя и закрыл глаза, погружаясь в полузнакомые ощущения. Настоянные на воспоминаниях, они поднимались изнутри и пьянили совсем как Мёртвая вода — навь-костринцев. И закрутился калейдоскоп..

Щемящая красота вечно закатывающегося солнца. Волнующие минуты у Моста, когда почти готов сделать шаг. Предвкушение и надежда. Терпкий азарт битвы со змеями. Режущее горе от потери матери. Зовущие улыбки русалок. Вина перед Ганной, птицей Сирин и перед Йагиль…

Незваная — тоже Сирин. Её трогательно ошарашенный вид, её ощутимое разочарование, когда она поняла, что он пришёл только для того, чтобы узнать про Явь… Её надежда и радость, когда они условились о завтрашней встрече…

Ярр распахнул глаза, словно почувствовав укол в грудь. Марена сияла во тьме, как вторая луна. Щёки её были всё так же сухи, но что это темнеет в уголке глаза?.. Ярр слишком хорошо знал её черты, чтобы не заметить. Темнота змейкой медленно вытекала из-под опущенного века, как капля крови. Как слеза, которой они не дождались. Ярр почувствовал, что задержал дыхание. Кажется, первый раз в жизни он испытывал такое: стеснение в груди, желание спрятаться, убежать, сжаться… Он не знал, не помнил, что это страх. Но он остался на месте.

Капля жидкой темноты стекла по щеке, оставив грязный след. В уголке глаза Марены что-то блеснуло в лунном свете. Ярр прищурился, наклонился, почти коснувшись носом холодной глади… У переносицы Марены торчало нечто похожее на обломок иглы.

* * *

— Нет, я не знаю, откуда это могло появиться. Да и кто бы посмел… — Городничий боязливо огляделся.

Йагиль постучала по твёрдой поверхности хрусталя коротко остриженным ногтем и качнула головой. Ярр кивнул.

— Этот материал непроницаем, — деловито сказал Ум Кладезь. — Снаружи никто не смог бы его повредить. — Он спрыгнул с помоста и засунул обратно в карман монокуляр, через который разглядывал гроб Марены, пытаясь отыскать там хотя бы трещинку.

Ворон Гор слетел с плеча Ярра и стукнул острым клювом по хрусталю.

— Твер-рдь, — согласился он.

— Гениально, коллега, — похвалила его Алконост. Ворон скосил на птицедеву подозрительный глаз. — Так что же, это появилось изнутри? — резонно спросила она, не обратив внимания на ворона.

Обломанный кончик был явственно виден. Всякий раз при взгляде на него Ярра пронзало с головы до ног — словно крючьями боли. Тёмный след осквернил белизну щеки Марены.

— Это же всё-таки слеза… — неуверенно высказался Городничий. — Может, стоит проверить грот на предмет Мёртвой воды? Нам всё равно скоро спускать её туда…

— И оставить всё как есть? — возмутился Ярр. — Не разобравшись, откуда это взялось? — Он резко постучал костяным пальцем по гробу напротив лица Марены.

— А что мы можем сделать? — пожал плечами Городничий. — Кладезь же сказал, что хрусталь непроницаем. А Гор подтвердил, что это твердь…

— О да, раз ворон подтвердил, что это твердь, ты теперь твёрдо уверен, что можно утвердить, что это слишком твердокаменная задача для такого твердолобого, как ты! — язвительно оттараторила Алконост.

— А что теперь делать? — чопорно задрал подбородок Городничий. — Её всё равно нужно вернуть в грот, пока никто не заметил. Ярр?.. — Он замялся. — Может, проверишь, вдруг Мёртвая вода пошла…

Просительные нотки в голосе Городничего злили. Это чувство Ярру было хорошо знакомо. Он часто испытывал его, стоя на своём конце Моста, не в силах его перейти. Или во время нашествий змей. Или когда пытался вспомнить своё раннее детство и не мог — ведь было же что-то до того, как он поселился с матерью, Йагиль и тогда ещё Городничим в высокой Избе-на-птичьих-лапах.

— Вы думаете, такая Мёртвая вода вам бы сгодилась? — Ярр показал взглядом на отпечаток тьмы на щеке Марены.

— Мне? — оскорбился Городничий. — Да я же не о себе забочусь, я хочу, чтобы было лучше для всех!

— Голубчик Комендант-то испробовал водицы год назад, — завистливо протянула Алконост. — Ловко попался змеям на обед.

Её глаза тоже лучились жидким золотом жажды. Йагиль прятала взгляд. Ум Кладезь вертел в подрагивающих пальцах монокуляр. А если они сойдут с ума, как птица Сирин? Если весь город сойдёт с ума. И кстати…

— А как Незваная? — поинтересовался Ярр. Она ведь тоже теперь жительница Навь-Костры, значит, Ярр должен заботиться и о ней. Остальные не знают, что он видел её вчера, может их мнение изменилось?

— Хорошо, что ты спросил! — Во взгляде Алконост мелькнула хитринка, разбавив золотую жажду. — Она чу́дная девушка, скромная, хваткая до ведовства. Острых предметов вот только боится… Хорошая. Но некоторые, — птицедева насмешливо кивнула в сторону Кладезя, — переманивают таланты и забивают девочке мозги.

— А вот и нет! — вспыхнул тот. — Это она мне! То есть… Я сам, конечно, хочу, чтобы она приходила, она целый кладезь… хм… знаний! Не нашему веку чета! Я думаю, ей приятно под настоящей лампочкой с вольфрамовой нитью посидеть, а не всё при лучине, как у вас! Да мы с ней скоро такое соберём!.. Молоту хватило бы грубой силы педали-то крутить… А вы так и остались в своём XIX веке, причём в начале. Причём в глухой дерёвне.

Ярр давно привык к перепалкам между Алконост и Кладезем. Но сейчас насторожился. Никто раньше не говорил про то, что было до. Никто не называл дат.

— В каком веке, вы сказали?.. — опередил он раскрывшую клю… рот Алконост.

— А? — обернулся к нему Кладезь, едва достававший ему до пояса. — Я говорю, догонять пора, время-то на месте ведь не стоит! Там уже промышленная революция прошла! И информационная. А потом генетическая. — Последние слова он явно подцепил у кого-то из душ. А может, у Сирин? Новой Сирин. — А мы всё при лучине сидим… — Кладезь сокрушённо развёл руками.

— Она не вспомнила что-то ещё про жизнь в Яви? — спросил Ярр, чувствуя такое непривычное волнение. Может, она рассказала Кладезю больше, раз они закадычные друзья…

— Ты неисправим, — сварливо заметила Алконост, всплеснув крыльями. Этим движением она едва не сбила Кладезя с ног.

Тот пригладил тщательно выпрямленную бороду.

— Я бы и сам рад услышать побольше, — признал он. — Но она помнит только какие-то детали. Важные детали, видно, что она много читала, причём по разным темам. Но знает она их на теоретическом уровне. То есть руками никогда ничего не делала, не крутила. Очень уж нежные ручки, — вздохнул он. — Я её к острому не подпускаю, хотя она могла бы… Да и сама боится, Мёртвой воды-то нет. Но умница.

— У неё даже от осоки порез кровил три дня, — поддержала перемывание косточек Алконост. — Что бы там с задохликами ни стряслось, не к добру это, как бы не было лиха… — Все с удивлением посмотрели на птицедеву и переглянулись. А она помолчала, задумчиво провожая взглядом уходящую луну, и встрепенулась. — Чёрт, что со мной?! Я же птицедева радости, а говорю, как моя покойная сестрица! А ну-ка разойдитесь, мне нужен моцион! В здоровом теле — здоровый дух! — Алконост взмахнула трёхметровыми крыльями, резко и сильно, и взмыла в зеленоватое небо. Все с беспокойством наблюдали, как она поднимается ввысь, потом бросает тело вниз, складывая крылья, уходит от столкновения с землёй… Наконец птицедева приземлилась неподалёку. Бока её часто вздымались.

— Фу-у… — выдохнула она. — Так-то лучше. А то совсем закиснешь, задница отрастёт, настроения никакого… Я в "Три горла", а потом опою волшебной песней кого посимпатичнее и унесу в гнездо до утра. У нас есть кто посимпатичнее?.. — Алконост проигнорировала обеспокоенный взгляд Йагиль и, взметнув пыль, тяжело взлетела.

— Ещё одна птицедева свихнулась, — трагически заключил Городничий. — Луна садится. Пора…

Ярр взглянул на Марену. Теперь лунные лучи подсвечивали её лицо сбоку, и глубокие резкие тени придали ему зловещее выражение. Пора. Молот благоговейно подвёз к помосту повозку-катафалк, на которой обычно перевозили хрустальный гроб из грота до Капища и обратно. Сам Молот и впрягался — он был настолько же силён, насколько не блистал умом и красноречием.

Гроб соскользнул с помоста из каменного дерева легко, как будто был подтаявшим льдом — холодным и скользким. Ярр бережно придержал его с одной стороны, с другой пристроился Городничий. И маленькая процессия пошла-покатилась по спирали частокола вниз, отбрасывая неестественно длинные ломаные тени в свете садящейся луны.

Обычно весь город сопровождал гроб Марены, чествуя её и прославляя Навь-Костру, Марин день и Калинов мост. В предвкушении Мёртвой воды, как теперь с досадой понял Ярр. А потом неистовые песни и пляски, гадания, прыжки через костры до позднего утра следующего дня. Долгий беспробудный сон и полные непонимания взгляды по пробуждении. Может, и хорошо, что Мёртвая вода исчезла — странное влияние она оказывала на навь-костринцев. А может, и плохо — Ярр вспомнил про птицедев Сирин и Алконост.

А теперь здесь остались самые преданные именно ей, Марене? А не тем дарам, которые она могла дать.

До грота добрались без единого слова, разговоры казались лишними в застывшей тишине улиц. Звуков пирующих почти не было слышно: "Три горла" располагались на соседнем холме. Ярр не отрывал взгляда от мраморного лица Марены, по которому скользили тени. Больно ли ей? Эта игла, несомненно, была внутри неё изначально. В ней и причина того, что нет ни слезы, ни Мёртвой воды.

Они остановились перед гротом, но Ярр медлил. Хрусталь плакал под пальцами, так было всегда под конец ночи, но сколько Ярр ни ждал, слой, отделяющий его от Марены, не становился тоньше.

— Нужно как-то убрать этот обломок. Он не должен там быть, — тихо сказал он Йагиль.

Та мимикой изобразила смешанные чувства, но в общем согласие, постучала пальцем по хрусталю и развела руками.

— Да, — кивнул Ярр. — Он очень прочный. — Он царапнул костяным пальцем по гладкой поверхности — на ней не осталось ни следа.

— О чём это вы там шепчетесь? — с подозрением спросил Городничий, а Ум Кладезь покачал головой и потряс монокуляром.

— Мы зовём это хрусталём, но этот материал по твёрдости алмаз алмазом! Иначе наши дамы разобрали бы на колечки себе… Его не расколоть, даже не поцарапать, я пытался. И раскалённая кочерга сразу остывает, стоит её поднести, хотя это дьявольски похоже на лёд…

Ярр не стал уточнять, когда это Кладезь пилил напильником и плавил реликвию. Но в голове постепенно начал созревать дерзкий план. Никто бы его не одобрил, даже авантюристка Алконост, даже верная Йагиль. А он никого и не спросит.

Дарованная Мареной способность остро чувствовать постепенно тускнела — как скрывалась за Пустым холмом луна. И так хотелось удержать это богатство ощущений, и невыносимо горько маячил впереди ещё один безрадостный год.

Когда-то было не так, Ярр точно знал. В размытых воспоминаниях, даже скорее ощущениях о прошлом он испытывал что-то, кроме различных вариаций раздражения, досады, скуки и гнева, круглый год. Но все остальные чувства как будто остались по ту сторону Моста, резкими вспышками навещая его раз в год. Пройти бы по нему вспять, вернуть себе себя…

— Ярр?.. — подтолкнул его вопросом Городничий. — Заносим?

— Я… Нет. Я побуду ещё с ней, а вы идите, развлекайтесь.

— Но…

— Я сказал: я побуду с ней, — отчеканил Ярр. — Вы же знаете, достаточно подвести гроб ко входу, он сейчас такой скользкий, что я справлюсь, — постарался он смягчить свои слова. Не потому, что чувствовал, что мог кого-то задеть. Воспитание и привычка.

Городничий обидчиво поджал губы, Йагиль одарила проницательным взглядом, Ум Кладезь пожал плечами… Но они ушли, наконец, слава Марене! И как только Ярр убедился, что они скрылись из глаз, он тихо свистнул. Через минуту послышался шелест крыльев, и ворон сел на хрусталь, поскользнулся, сердито каркнул и переместился на плечо к Ярру.

— Гор. Ты будешь следить, чтобы никого не было на пути к Мосту, — тихо инструктировал его Ярр, глядя вперёд. — Если увидишь кого-то, каркнешь один раз. Если змеи подползут близко — дважды. Понял? — Он повернул голову и встретился взглядом с чёрным глазом ворона. Тот беззвучно раскрыл клюв. — Хорошо. Этот хрусталь слишком похож на лёд. Но нашего тепла мало, чтобы растопить его, нужен жар Огненной реки. Есть только один путь…

Ярр решительно взялся за гроб, готовясь положить все силы… Но тот легко развернулся, как кусок масла на сковородке, и поплыл, куда надо, от малейшего толчка. Неиссякаемы чудеса Мариной ночи.

Гор вспорхнул с плеча, и Ярр горячо надеялся, что ошалевшей Алконост не придёт в птичью голову полетать над дорогой на Мост именно сейчас. Гроб почти летел над землёй, и Ярр двигался всё быстрее. Скорее! Пока светит ещё в спину совсем низкая луна.

Хрусталь плакал всё сильнее, пальцы оскальзывались на нём, а бледное лицо Марены порозовело — но это лишь алые отсветы Огненной реки бросили вызов лунному свету. Скорее! Ярр чувствовал, что дышать становится тяжело и что-то колет в груди. Волосы выбились из-под повязки на лбу и лезли в глаза. Но гул нарастал, и вот уже вырос из берега горбатый изгиб. Мост.

Не переходи Мост, не переходи Мос-ст…

— шепнул знакомый голос.

Ярр стоял у границы. Лицо Марены светилось, как раскалённые угли. Капли градом катились с боков гроба. Темнел в уголке глаза обломок…

Ярр сделал глубокий вдох, упёрся поудобнее ладонями в торец гроба… и толкнул его на Мост. Поставил на него ногу сам… С неба упало двойное карканье.

Примечания:

https://northernfable.ru/upload/medialibrary/5de/5dea85cdaaa678981e4108f9b34e488b.jpg Зимний крест выглядит так

---

Почти за год до этого.

— Расскажите мне о вашем мире всё. — Сирин села на лавку напротив Йагиль и положила на стол серп. Алконост развернула к ней голову, глаза блеснули закатным солнцем. — И о Хранителе Моста.

Сирин специально выжидала, когда снова прилетит птицедева, ведь расспрашивать немую Йагиль было почти бесполезно. Ждать пришлось несколько дней — Йагиль лишь вздыхала и разводила руками. Поэтому Сирин не узнала, что, приди Мёртвая вода, они бы не увидели Алконост гораздо дольше. Сама Йагиль тоже стала на удивление рассеянной в эти дни, и Сирин получила свои первые уроки зельеварения, как не умеющий плавать человек, которого сразу бросили на середину реки. Йагиль погружалась в тяжёлый беспробудный сон, забывая чугунки с отварами в печи, и Сирин приходилось браться за полукруглую металлическую рогатину — для этого предмета даже не нашлось слова в памяти — чтобы извлекать из устья дымящиеся посудины. Потому что в Избе уже начинало попахивать горелым.

Впрочем, прошло около недели, и взгляд Йагиль снова стал цепким, она перестала погружаться в сон, больше походящий на кратковременную кому. И Сирин решила, что скоро прилетит Алконост. Она готовилась к разговору, продумывала реплики, одиноко считая дни, ползущие в безветрии. И только котёнок Ветер был её собеседником. Но сейчас решимость едва не отказала ей. Готова ли она услышать правду?

— Прямо-таки и всё рассказать? — прищурила один глаз Алконост. Вид у неё был свежий и отдохнувший. — А что бы ты хотела узнать, голубка моя? — живо осведомилась она, вперевалочку подойдя к столу.

Сирин, готовая спорить и доказывать, что ей действительно нужно знать всё, даже растерялась.

— Ну… — неубедительно начала она. Все задуманные фразы вылетели из головы.

— Это хорошее начало беседы, — подбодрила её Алконост. Йагиль сидела неподвижно, только пальцы её неслышно постукивали по дощатому столу. — Итак, давай отбросим формальности и сразу перейдём к сути. Тебя интересует сокол наш Ярр.

Сирин опустила глаза. Да, суть мира она смутно уяснила — это загробный мир. И правда, чему удивляться? Но Хранитель Моста остался загадкой со своим болезненным интересом к миру, из которого она пришла, с костяными руками при живом теле, со звёздами в ночных глазах, с ледяной стеной внутри…

— Что такое Зимний крест и почему вы соврали относительно меня? — спросила Сирин — тоже важное. Не поддаваться же на провокации Алконост.

— А, — коротко и не совсем понятно поморщилась та. — На тебе его точно нет?

— Я не знаю… Хотя… — Сирин вспомнила, как осматривала себя в зеркале. — Вроде ничего…

Алконост и Йагиль обменялись взглядами.

— Зимний крест, видишь ли, нечто вроде пропуска в Навь, — совсем непонятно пояснила Алконост.

— Не понимаю, — честно призналась Сирин.

— У всех, кто попал в Навь, он есть. — Алконост задрала голову, и Сирин увидела на её голой шее тёмный косой крест. Его концы перпендикулярно отсекали более короткие чёрточки, будто ограничивая. Она перевела взгляд на Йагиль, и та показала на запястье такой же знак.

— И что это значит? — поинтересовалась Сирин.

— Все, кто без Зимнего креста, сгорают на Мосту по пути сюда, — развела крыльями Алконост, словно говорила прописную истину. — Кроме тебя. — Снова этот внимательный взгляд одним глазом, по-птичьему. — По слухам, этим крестом пометила нас сама Марена. Только этого уже никто не помнит, да и нельзя про это… — Она провела длинный пером по губам в знак Печати молчания.

— И у Хранителя Моста он есть? — уточнила Сирин, сама не зная зачем.

— Знамо дело! — фыркнула Алконост. — Хотя, если вдуматься, его раздевать мне ещё не довелось, но Йагиль точно знает. — Сирин, приподняв брови, глянула на немую, а Алконост пояснила: — Они росли вместе, вроде брата и сестры. Точнее, Ярр рос, а Йагиль я не помню маленькой… Здесь.

Сирин заново окинула взором Избу. Значит, здесь и рос Ярр… Значит, нежить растёт.

— А их родители?..

Йагиль смотрела на свои руки, а Алконост почесала крылом затылок.

— Хм-м, это сложно объяснить. Кто отец Ярра, никто не помнит, а если пытаются вспомнить, то вот что происходит. — Она указала на Йагиль. — А бывает и ещё хуже: Печать забвения. Тогда не только речь потеряешь, но и память отшибёт напрочь. — Она постучала изгибом крыла по лбу. — Йагиль вроде как подобрали девочкой-сироткой на болоте, куда её послала… ну мачеха, наверное, кто ж ещё. Извечная история…

— Где подобрали? В Нави?

— Э-э… Не будем об этом. Ну так вот. Её нашла и взяла на воспитание Ядвига, мать Ярра, это её ступа, кстати, в углу стоит. Она на ней и летала. Йагиль как-то помелом обходится.

Сирин решила уже ничему не удивляться. Но что-то в ней тоскливо вздрогнуло стремлением ввысь.

— Так и жили сначала, если верить сплетням: Ядвига, юная Йагиль и… Комендант нынешний. Изба не здесь ещё стояла, она ж лапчатая. И весьма подвижная. Впрочем, может, врут всё сплетни.

Если все вокруг всё забыли, откуда же берутся сплетни?..

— Как?! — несмотря на своё намерение, поразилась Сирин. — Этот… Городничий?! Отец?..

— Да не отец он Ярру! Это все знают! Интересно, откуда… А с Городничим там длинная история… — Алконост почти смущённо посмотрела на Йагиль. Та была мрачна. — Слухами земля полнится, — словно в оправдание сказала птицедева. — Городничий-то красавец был по молодости. Королевских кровей. Шёл по своему делу — за суженой. — Голос Алконост стал звучать напевнее, будто она неторопливо рассказывала старую сказку. Даже обороты речи, казалось, сменились на более старинные. — Но у Ядвиги своя надобность была, как у ведуний положено. Наследница мастерства нужна. А для наследницы мо́лодец. Она молодца приметила, накормила, напоила, искупала, спать уложила… с собой. Он о суженой и позабыл. Остался. Только ничего хорошего из этого не вышло — ни наследницы, ни совета с любовью. Когда Йагиль подросла, Городничий на неё поглядывать стал. Ядвига его и выгнала помелом промеж… лопаток и в ступе ещё гнала по лесу. Позже он всё к Ярру подход найти пытался, заместо отца сойти. Увивался прямо. Особенно когда Ядвигу…

— Что?.. — с волнением спросила Сирин. Она заметила, что ступа покрыта паутиной и пылью.

— Змеи её утянули. Куда-то на ту сторону Моста, а может, под Мост, в саму Огненную реку… Это мы уже хорошо помним и забыть не сможем. — Алконост хмуро взглянула на ступу. Йагиль беззвучно отёрла щёки. — Ярр так бушевал, чуть Мост не перепрыгнул. Но не плакал. Даже Городничий вроде всплакнул… Однако он быстро утешился — решил, что он теперь в Навь-Костре главный, его только Ядвига смущала.

— Его поддержали? — усомнилась Сирин. Ей показалось, что в городе не сильно уважают Коменданта.

— Да никто, в общем, против не был. Составлять графики дежурств у Моста и записывать пришедших особо желающих не нашлось, а Старому Бесу и на его медоварне неплохо. Но тогда случилось одно из самых оголтелых нашествий за всё время. Змеи будто страх потеряли, они выползли из Огненной реки и доползли до самого частокола. Ты бы слышала эти русалочьи визги-писки, когда змеюки добрались до их рва! Девки на раз-два выпрыгнули — только голые зады засверкали — и в город! Я-то в воздухе, и то перетрусила… — Птицедева зябко стряхнула крылья и обхватила себя руками. Сирин заметила, как забе́гали её глаза. Это показалось странным: Алконост выглядела бесстрашной до безрассудства, она могла бы разрывать змей когтями, давить, бить крыльями… В крайней случае — взлететь на недосягаемую для них высоту. Но она боялась, и страх повис в воздухе, прогорклый и застарелый. Йагиль, сжав губы в линию, обводила пальцем сучок на столе — по кругу, по кругу, по кругу… Сирин вспомнила, как шарахнулся от змеиных шкур Кладезь, как отступили горожане… Здесь крылось большее, нежели просто боязнь змей. Точно большее.

Сирин деликатно кашлянула, и Алконост очнулась от задумчивости.

— Такие дела… Мы все задрожали, в обморок упали… Ярр же не отступил. Хотя было ему на тот момент семнадцать лет. На вид — у меня глаз намётанный на юные красы. Не знаю как — я-то спрятала голову под крыло, — самокритично призналась Алконост, — но он в одиночку справился с нашествием и отогнал змей. Я думаю, если бы они навалились всей сворой, то поглотили бы его… Но, потеряв несколько сотен шкур, они откатились. Ярр ещё долго ходил у первого ряда частокола и собирал трофеи, из которых потом сшил свой прекрасный жилет и сапожки. Только вот мне даже не завидно. — Она снова поёжилась. — Так что даже вопроса не встало, кто будет в Нави главным. Городничий-то со страху влез на ясень, но в свои пенаты я его не пустила. — Птицедева замолчала, словно погрузившись в воспоминания. Сирин хотела уже задать следующий вопрос, но Алконост заговорила вновь, голосом более тихим и тонким, чем обычно: — Знаешь… Есть у него во взгляде что-то… Не всегда, а только когда сильно выйдет из себя. Что-то непередаваемо властное. И в голосе. В такие моменты никто не смеет идти против него. Оно бы должно возбуждать — эдакая первозданная дикость — но только вызывает желание признать его выше себя, и не в скандальёзном⁽¹⁾ смысле, а будто наравне с Мареной…

— Но вы же отзывались о ней как о "ледышке"! — удивилась Сирин. — Без всякого преклонения!

— Это я… дебоширила и буйствовала с досады, — чистосердечно призналась Алконост и даже прикрыла рукой рот, будто могла затолкать вылетевшие слова обратно. — Сирин… — Сирин вскинула взгляд. — Я имею в виду настоящая Сирин… Ой. Ну, моя сестра в общем, она знала больше, наверняка. Но где она теперь…

Алконост положила лицо на ладони и невидяще устремила взгляд в пустоту. Йагиль ногтем чертила на столе кресты — уже не ровные и спокойные круги. Сирин отрешённо наблюдала за движением её пальцев и вспоминала, как дважды Ярр являлся, когда горожане собирались учинить над ней расправу — и всякий раз они беспрекословно слушались его, хотя он ничего не делал. Да и выглядел не так чтобы угрожающе — по сравнению с хищными волколаками, к примеру. Действительно было что-то такое в этом голосе…

— А сейчас Ярру сколько лет? — негромко спросила она.

— Да лет сто будет. Или сто пятьдесят… — Алконост встряхнулась, и руки снова стали крыльями. — Одно время мы как-то сбились со счёта… Потом зато появился ещё один повод выпить — день Восстановления календаря. Мёртвая вода в забытые годы лилась рекой, она ж не только раны заживляет…

Сирин непроизвольно коснулась сквозь ткань узкого шрама на бедре. Значит, в этом мире живут сотни лет… У неё будет время во всём разобраться.

— Сейчас бы чего лишнего не вспомнить… Вода-то не пришла, — пробормотала Алконост словно про себя. — А потом с острой и слишком понимающей ехидцей взглянула на Сирин. — Ну что, твоё любопытство относительно Ярра удовлетворено, голубка?

Сирин слегка пожала плечами. Нет, не удовлетворено. Но неплохо и про остальное что-то разузнать. Она уже поняла, что пришлась здесь не ко двору: реакция Городничего говорила сама за себя. Конечно, вполне простительная неприязнь ко всему чужому и непонятному... Но сразу бросать чужачку в Огненную реку?

— Ну а ты так ничего и не помнишь? — поинтересовалась Алконост, прервав мысли. — А то Ярр, как понял, что ничего из тебя не вытащит про свою вожделенную Явь, так и остыл…

— А почему он так туда стремится? — спросила Сирин. Слова птицедевы отозвались обидной дрожью в груди.

— Это ты у него узнавай, — хмыкнула Алконост. — Только погоди, пусть в городе всё немного уляжется. А ты к тому времени, может, что-то вспомнишь, что Ярру бы было интересно. Вдруг на этой козе удастся к нему подъехать… На тебе Зимнего креста нет, так, стало быть, и Печатей нет. Говори, что вздумается! Наверное.

— Наверное, — повторила Сирин бездумно. Только она вовсе не хотела, чтобы в ней ценили только память о Яви.

* * *

Сирин раскладывала только что сорванные травы по стопкам, чтобы подвесить их на сушку. Полынь, папоротник, лунник и — очень осторожно — цикуту. Сирин была очень удивлена, когда через две недели своего пребывания в Нави услышала от Йагиль первое, пусть отрывистое, слово. Они вместе собирали на Курганах и болоте за ними травы, ведунья указывала пальцем, и Сирин, как могла, дёргала за стебли. После первой раны от острого листа осоки и порции шипящей синьки она обмотала руки тканью, которая нашлась в Избе, — получилось что-то наподобие митенок. А Йагиль явно очень хотела её научить всем этим травяным премудростям. Они собирали и камни — не все, а лишь определённые — ловили насекомых и пауков, а неупокоенные души пели им свои бесконечные песни.

И вот когда осмелевшая Сирин протянула руку к нарядному зонтику цикуты, Йагиль судорожно вздохнула и, издав сначала нечто нечленораздельное, приказала:

— С… Стой!

Сирин от неожиданности дёрнулась и застыла с протянутой рукой. Зонтик как будто качнулся ей навстречу.

— Ты можешь говорить? — изумлённо обратилась она к Йагиль.

Та с несчастным видом потрясла головой, потом закрыла глаза, сосредоточилась, подвигала губами… И с усилием проговорила ломающимся, дрожащим голосом:

— Немного. Иногда.

— Но это же здорово! — искренне обрадовалась Сирин. Она чувствовала, что в безмолвии (Алконост загадочно пропадала на несколько дней и была желанным гостем) скоро начнёт разговаривать сама с собой или с Ветерком, подрастающим котёнком. Да и как чему-то научиться, если учитель может общаться только жестами? — Давай будем стараться больше говорить, и тогда у тебя точно станет получаться всё лучше и лучше!

Йагиль лишь грустно усмехнулась. Тщательно сложила губы и произнесла:

— Пытались. Дальше от города — лучше. Изба, город — нет. Я… р… — резкий отрицательный жест.

— Ярр? — догадалась Сирин.

Йагиль часто закивала, а потом неистово замотала головой.

— Ты не можешь говорить с Ярром? И при нём? И о нём?

Йагиль кивнула и вздохнула с облегчением. Её поняли.

— Ничего, — сказала Сирин, пытаясь скрыть разочарование. — Много других тем для разговора… — Она показала пальцем на приветливо наклонившийся зонтик растения. — М?

— Цикута, — с трудом выдохнула Йагиль. — Яд. Корень. Зонтик. Меньше.

— Он нам нужен? Может… попросить Молота помочь его выкопать? А я схожу в лабораторию и расскажу что-нибудь Кладезю…

— Город. Опасно, — предостерегающе подняла палец Йагиль. — Побе́ги. — Она вытащила перчатки из тонкой кожи, сама подошла к ядовитому растению и сорвала несколько хрустящих стеблей.

И теперь Сирин разбирала "улов". Изба крепко и высоко стояла на птичьих лапах, и закатные лучи косо били в окна. Впрочем, солнце, кажется, никогда не стояло здесь в зените — ещё одна странность в копилку. Скрипнула дверь — Сирин не встревожилась. Волколакам не достать, Йагиль в соседней комнате. Может, это Алконост, наконец-то! Она хотела было приветствовать птицедеву. Но, выглянув из-за двери, увидела Хранителя Моста.

Как он попал сюда? Изба не опускалась, не ухало вверх нутро. Хотя если Ярр жил здесь, наверное, Изба его знает… И он просто взобрался по лапам с той же лёгкостью, как тогда по ясеню в Скворечник. Сирин приникла к стене и затаилась.

Йагиль, казалось, ничуть не удивилась визиту, подошла к Ярру и коротко его обняла. Он тоже сомкнул на мгновение руки на её спине, но никаких эмоций не возникло на бледном лице, Сирин видела это через приоткрытую дверь. И лишь когда они отстранились друг от друга, Ярр слегка растянул губы в будто заученной улыбке.

— Привет, сестра, — поздоровался он. — Как ты?

Йагиль со вздохом развела руками и пожала плечами, как бы говоря: "Всё по-старому, жаль не могу сказать".

— Как Незваная?

Сирин ещё больше вжалась в стену и перестала дышать. Он спросил о ней… Пусть и не назвал по имени. Может, стоит показаться? Нехорошо подслушивать… Но вместо этого она попыталась притвориться пустотой.

Йагиль погладила воздух ладонью и склонила голову набок. Сирин была почти уверена, что ведунья улыбнулась. А ещё та не могла не знать, что Сирин прячется в соседней комнате с неплотно притворённой дверью.

— Хорошо, — кивнул Ярр и огляделся. — А где она?

К изумлению Сирин, Йагиль ткнула пальцем вниз и показала на связки трав.

— Не рано ты её отправляешь одну? — поднял брови Ярр, подошёл к столу и взял подаренный им серп. — Хм-м…

Сирин закусила губу в своём убежище. А Ярр присел на лавку, тихо положил серп обратно на стол и сплёл перед собой длинные костяные пальцы. Йагиль неспешно устроилась напротив него, спиной к Сирин, и стала ждать. Видимо, такие разговоры для них были в порядке вещей.

— Итак, — начал Хранитель Моста, — Мёртвая вода не пришла.

Йагиль кивнула и мельком взглянула на своё запястье, где, как уже знала Сирин, темнело клеймо Зимнего креста.

— Бывало такое раньше? До того… как я себя помню чётко? — поинтересовался Ярр. Йагиль покачала головой. — А если расспросить старожилов? Алконост? Коменданта? Беса? — Йагиль снова ответила отрицательным жестом. — Ты знаешь, что это значит? — Он понизил голос. Сирин заметила, как спина Йагиль напряглась и ведунья тревожно дёрнула плечом.

— Я тоже думаю, что многое изменится… — всё так же тихо сказал Ярр. Он встал из-за стола и подошёл к окну. — Горожане ходят, как потерянные. Иные бормочут невесть что… Комендант призывает все кары Нави и Прави на голову Незваной, которая явилась и разрушила вековой порядок. — Ярр начал ходить от стены к стене, а Сирин казалось, что он просто не мог её не замечать — она-то видела его прекрасно. — И я уже не уверен, что он так уж не прав. — Сирин сжалась одновременно с возмущённым стуком, с которым Йагиль хлопнула ладонью по столу. Ярр обернулся, а ведунья изобразила крылья, потом приложила основание ладони ко рту и дунула наверх. И резко отрицательно качнула головой.

— Да, я знаю, что Гамаюн указывала и другие приметы незваного гостя, — признал Ярр. — Но пророчества всегда такие расплывчатые…

Йагиль сердито выдохнула и выдала череду быстрых жестов, которые Сирин уже не пыталась разгадать, тем более, со спины. А Ярр помрачнел. И что-то виноватое и почти детское немного оживило его холодные черты.

— Я не должен был тратить Мёртвую воду, чтобы пытаться взглянуть на Явь… — Он опустил голову. — Может, тогда и Сирин, — Сирин за дверью вздрогнула, но быстро сообразила, что речь не о ней, а о сестре Алконост, — выжила бы… А теперь как бы все остальные не последовали за ней. У неё же Зимний крест почти исчез… — Ярр задумчиво вернулся к столу, взял серп и провёл пальцем по острию.

А Йагиль оглянулась, решительно подошла к Ярру и вырвала серп из его рук. Острым концом нацарапала что-то прямо на дубовом столе… А потом невзначай захлопнула дверь в соседнюю комнату. Сирин подскочила от того, как содрогнулась стена. Опять информационный вакуум… Толстые, плотно пригнанные брёвна не пропускали ни звука. И поэтому она не видела, что Йагиль грубо начертала на дереве Зимний крест Марены, как она показала пальцем на дверь, как сделала резкий отрицающий жест… Как на лице Ярра вспыхнуло понимание. Но ещё больше — непонимания.

— Кто же она… — Йагиль смотрела на него с сочувствием. Ярр взглянул на свои костяные пальцы. — Как она перешла Мост…

Не переходи Мост,

— шелестнуло у обоих в сознании.

Я покажу тебе Явь,

— услышал один только Ярр.

* * *

Середина года

Сирин привычно уже скользнула за ряд частокола через задние врата. Сейчас новолуние, значит, волколаки не очень агрессивны и не рыщут по городу, вынюхивая обострённым чутьём, с кем бы подраться или ещё чего похуже. Да и все остальные навь-костринцы скорее всего спят — интересно, что о себе Сирин так и не начала думать как о жительнице города.

Путь её пролегал к Мельнице. Алконост не одобряла этих вылазок и отчаянно насмехалась, Йагиль только пожимала плечами, но для Сирин местная "лаборатория", как любовно называл её Кладезь, стала вторым домом — после Избы. Да, на Мельнице она чувствовала себя почти уверенно и уютно, хотя в первый раз чуть не попалась в лапы волколака. Хорошо, что Молот ждал её и быстро приструнил разгорячённого полузверя… Кузнец потом не раз провожал Сирин, но приходила она всегда сама — под покровом ночи, закутанная в плащ… И несла в голове разрозненные знания, которых так жаждал единственный инженер и учёный Навь-Костры. Не меньше, чем Ярр — встречи с Явью.

Лабораторию уже освещала настоящая лампочка с вольфрамовой нитью, и, пока Кладезь и Сирин сидели, склонившись, над эскизами и чертежами, она ни разу не взорвалась, осыпав их брызгами стекла. Кладезь довольно почёсывал бороду, но требовал больше.

— Какие-то ошмётки знаний! — капризно жаловался он, отбрасывая записи. — Ни начала, ни конца! Откуда вообще ты взяла, что на одном конце города можно услышать то, что сказали на другом, с помощью каких-то волн? Волны есть там, где есть ветер — на воде то есть.

— Это не те волны, — терпеливо пояснила Сирин. — Речь об электромагнитных волнах. Вы же знаете, что такое электричество, раз у вас даже лампочка, — она показала пальцем вверх, — электрическая. Вы же сами говорили, что хотите, чтобы я вам помогла с генератором и электродвигателем!

— Да мне Молот педали накрутил, а я потом скинул эти искорки в топинамбур, а его под спуд и в тепло… И он понемногу отдаёт потом.

— Вы же придумали аккумулятор! — невольно восхитилась Сирин. Она-то могла лишь выступать неисправным передатчиком между цепким умом Кладезя и технологиями Яви — причём технологиями как будто не первой свежести.

Кладезь приосанился и выпятил подбородок, а Сирин поняла наконец, почему свет лампы ритмично подрагивал. Это Молот в подвале без устали крутил педали, чтобы здесь Сирин и Кладезь могли изобретать (пытаться вспомнить) что-то давным-давно изобретённое не при лучине. И правда, откуда в Нави электричество? Скорее стоит ожидать какого-нибудь магического света или негасимого пламени…

— Если бы Мельница крутилась… — вздохнул Кладезь с тоской, словно прочитав её мысли, и посмотрел наверх, но не на лампочку, а, как догадалась Сирин, туда, где медный купол венчали пять крыльев вполне аэродинамичной формы. — Если бы был ветер, то его силы хватило бы на многое… Есть у меня мечта — чтобы моя Мельница запела, — признался он. — Если ветер раскрутит лопасти, под медным куполом будет точно колокольный звон… Да. — Он беспощадно дёрнул клок бороды. — Ерунда всё это!

— Но есть же другие источники энергии, — попыталась утешить его Сирин. Он сумрачно взглянул на неё. — Вот, например, Огненная река — прекрасный источник тепловой энергии…

Она не успела договорить, как Кладезь хлопнул себя по лбу и выругался очень витиевато, но явно с техническим уклоном.

— Проклятье! Какой сегодня день?! Новолуние?! Это же нам с Молотом надо нести вахту у Моста!!! — Он рывком дёрнул себя за всю бороду, подбежал к двери и зычно крикнул, чтобы услышал в подвале Молот.

И через несколько секунд свет лампы дрогнул и потух. Навалилась густая темнота новолуния, вязкая и чёрная после относительно яркого света. Сирин зажмурилась, чтобы глаза привыкли быстрее, но витая вольфрамовая спираль ещё долго стояла перед глазами.

Кладезь уже почти выскочил из Мельницы, и тут Сирин услышала голос Молота, глухой и низкий.

— А она?

— А что она? Посидит тут или в Избу вернётся.

— Проводить надобно. А поутру, по светлыни ей ходить негоже.

Кладезь досадливо ругнулся. Задумался на мгновение. И со вздохом сказал:

— Ладно. С собой возьмём. Эй! Пойдёшь с нами к Мосту. На месте посмотрим на тепловую энергию. Расскажешь, что думаешь.

Сирин распахнула глаза. Оказывается, они уже достаточно привыкли к мягкому свечению безлунной ночи.

— К Мосту?.. — переспросила она, и голос дрогнул, сорвался на шёпот.

Она не бывала там с тех пор.

— Давай-давай, — поторопил Кладезь. — Не то Комендант застукает, потом не отмашешься… Не то страшно, что обворчится, а… Нельзя, в общем, чтобы никто не следил за приходящими! Мало ли что…

Сирин на непослушных ногах спустилась по винтовой лестнице, держась рукой за стену. И немного успокоилась, лишь коснувшись рукой жёсткой шерсти Молота.

— Ну? — нетерпеливо потянул её за другую руку Кладезь.

И Сирин послушно пошла за маленьким домовым. Туда, где Явь была чуточку ближе. Но у неё в голове не отдавалось при каждом шаге:

Не переходи Мост. Не переходи Мост…

* * *

Они стояли не у подножия, а чуть поодаль, где врос в землю большой гладкий валун, отполированный, наверное, не одним дежурящим навь-костринцем. Огненная река отбрасывала на лица красноватые и оранжевые блики, и на фоне ослепительной бездны Мост казался абсолютно чёрным. Пугающим, но… Не до безотчётного ужаса, которого ждала Сирин. Так что вскоре она уже с интересом всматривалась, прищуривая глаза, не идёт ли никто по нему. Ей хотелось поговорить хоть с кем-то с той стороны. С кем-то, кто перешёл Мост позже её.

Но Кладезь уже охладил её известием, что он никого особо не ждёт, души стали редкими гостями, а почему — никто не знает. Только Комендант придирчиво расспрашивает каждого дежурного на предмет того, сколько они приняли душ. И педантично заносит ответы в свою записную книжку с золотым обрезом, хмурясь и слюнявя карандаш.

— Ты присядь, — велел Кладезь Сирин. — Что зря возвышаться? — И показал на валун. — Подумаем про тепловую энергию.

Сирин присела, ощутив согревающее тепло камня, и положила лицо на сложенные ладони. Взгляд приковал Мост, все мысли о технологиях Яви остались в лаборатории. Она всё равно надеялась увидеть кого-то… Молот основательно встал у её бока.

— Ждёшь кого? — проницательно спросил Кладезь. — Родных? Знакомых?

Сирин неуверенно пожала плечами и отвернулась.

— А я вот никого уже не жду, — неожиданно признался Кладезь, дёрнув себя за бороду. Как он ещё не вырвал её всю… — Все, кто был, вышли, значит, судьба такая…

Сирин сочувственно посмотрела на него, хотя мало что поняла. Никто в Нави не вспоминал родных. По крайней мере, из тех, с кем она общалась.

— Да-а… — задумчиво протянул Кладезь.

А ведь он хочет поделиться, вдруг поняла Сирин.

— Вы кого-то не дождались? — участливо спросила она.

— Да и ждать некого… Я не помню. — Он отвернулся, опустил голову. — Но раз я уже такого роста, — Кладезь показал два почти сведённых пальца, — значит, успел стать главой рода там. Ты, наверное, не знаешь: глава рода становится кем-то вроде духа и приобретает такой вид. — Он небрежно провёл рукой вдоль тела. Сирин сидела, он стоял. И всё равно они были одного роста. — А это в свою очередь значит, что он связан со своим родом неразрывно и за каждого члена в ответе. Но ни ниточки не осталось, ни веточки рода… Я должен был узнать их среди перешедших, какими бы они ни стали… — Он смотрел в сторону Моста, но Сирин казалось, что взгляд его следует дальше. — Стало быть, упустил в те странные дни изобилия Мёртвой воды, до Восстановления календаря. И мои родичи растворились среди Неприкаянных. Я их не встретил.

— Может, вы ещё увидите их, — деликатно заметила Сирин, не зная, как утешить или поддержать Кладезя, который поначалу показался ей таким чёрствым и бездушным. Без-душным — без родных ему душ. — А что за Восстановление календаря? — спросила она, чтобы отвлечь его.

— А-а, многие порастеряли память лет сто назад от обильных возлияний Мёртвой воды. А может и больше лет прошло… Когда очухались, то обнаружили, что Ярр уже не ребёнок, каким его все помнили, а юноша… На вид. А других изменений в Нави и не произошло — Косохлёст вот ни на день не вырос, как по мне. Ярр вроде и помнил прошедшие годы, да и мы помнили, но всё, знаешь ли, как в тумане. Тут помню, тут не помню, — Кладезь коснулся разных частей головы. — Каждый день, как предыдущий. День да ночь — сутки прочь. Всё соображаешь, но не знаешь, вчера это было или год назад. Как роботы какие-то… — Кладезь с особенным вкусом выделил чужеродное слово. — Так что Комендант провозгласил Восстановление календаря на всякий случай, и стали мы от нового Кологода считать с нуля…

Ярр снова оказался не таким, как все — Сирин ощутила почти что досаду. Он изменился в стоячем воздухе Нави.

И вдруг шумно выдохнул Молот по правую руку, и Сирин ощутила, как вздыбилась его шерсть.

— Душа, — сказал он, показывая пальцем в сторону Моста.

* * *

Душа плыла рваными толчками — совсем не с той зачаровывающей плавностью, которой ожидала Сирин, хотя она ещё ни разу не видела перешедших Мост. Нет, она не плыла — она шла!

— Душа… — эхом отозвался Кладезь, и его и без того круглые глаза округлились ещё больше. — Только какая-то вихлястая. — Сирин поняла: не одной ей показалось, что что-то не так.

— С ней не всё в порядке? — быстро спросила она, вскочив с камня.

— М-да, — качнул шляпой Кладезь где-то в районе её бедра. — Обычно они идут, будто плывут. И вообще-то сквозь них видно.

Неважно! Нет времени взвешивать или пугаться — Сирин под окрики Кладезя и охи Молота стремглав кинулась к Мосту, к этой душе. Может, она ответит на ворох накопившихся вопросов, расскажет о реальном мире… О Яви. Поможет вспомнить…

Подбежав почти к подножию Моста, Сирин поняла, что Кладезь был прав: "душа" оказалась совершенно плотной, блики Огненной реки отражались от кожи и одежды в полном соответствии с законами оптики — никакого призрачного свечения и преломления. Сирин замерла, словно натолкнулась на стену. Ещё один незваный гость? Мелькнула постыдная мысль: горожане от неё теперь отстанут, сосредоточив негативное внимание на новом новичке? Она своё уже получила… А пока они не добрались до этого гостя, она расспросит его о мире, который он только что покинул.

Она снова бросилась к "душе", поняла, что это мужчина, увидела извилины шрамов на его лице, на которые падали отсветы пламени… Она знала, чувствовала, что это человек её Яви.

— Стой! Ты же не обучена с ними обращаться, они шуганые! — Кладезь семенил за ней на коротких ножках, зато Молот в три прыжка оказался рядом и встал боком, готовый растерзать пришельца, если он проявит агрессию.

А тот остановился чуть ниже вершины Моста, как будто пытаясь понять, куда попал. Сирин видела, как он вертит головой, прикрыв рот и нос рукавом. И одежда его — из той же ткани, что и её… Только много карманов, из которых торчит то ли оружие, то ли инструменты.

Она уже была у подножия — Молот рядом. Один шаг, и она ступит на Мост… От пришельца веяло чем-то родным и знакомым, и она уже для себя решила, что будет бороться за его послежизнь, как не боролась и за свою. Молот сбоку заскулил — настолько неожиданный звук, что Сирин с изумлением обернулась на него.

— Нельзя… Мост! — жалостливо проскулил он и показал вперёд шерстистым пальцем.

— Ах вы длинноногие скороходы! — прохрипел Кладезь, наконец догнав их. — Не вздумай!!! — заорал он вдруг и резко дёрнул Сирин за руку.

Сирин, уже почти ступившая на Мост, пошатнулась и чуть не упала в меховые лапы Молота. Забарахталась, пытаясь восстановить равновесие. Молот поставил её на ноги и убедительно поднял палец на Мост.

— Не надобно, — гулко, несмотря на вой пламени, отчеканил он.

Сирин с отчаянием подняла глаза на тёмную фигуру на Мосту.

— Эй! — позвала она, стараясь перекричать шум и гром. — Ты меня слышишь?!

Пришелец отнял от лица руку и вгляделся в её лицо. Сделал шаг навстречу… Ей так хотелось сорваться с места и броситься к нему… Пусть она не знала его, пусть тот мир проводил её совсем неласково, но этот человек… существо… неважно!.. был сейчас единственной ниточкой, которая связывала её с тем, чем она являлась раньше. Всё казалось ей, что, если взглянуть ему в глаза, коснуться шрамов на лице, вспыхнет перед глазами видение прошлой жизни — даже если несчастной, то всё равно — её.

И вот уже их разделяли несколько шагов. Сирин хорошо видела его лицо, но не могла вспомнить. Тёмные волосы, глаза… вроде бы светлые, хотя кто различит, когда в них отражается пламя. Выражения лица менялись быстро — в такт биению пламени Огненной реки, ежесекундно стирались и вновь рождались очертания. Непонимание, изумление и… ужас. Сирин поняла, что он остановил взгляд на её левой щеке — которую располосовал от виска до губ синий шрам. Гость резко остановился, сделал даже шаг назад, покачал головой…

— Ты меня знаешь?! — воскликнула Сирин. — Как меня зовут?! — Молот мягко, но крепко держал её за запястье — поверх металлического браслета. Не доверяет, мимолётно с досадой поняла Сирин. Правильно делает!

Незнакомец хотел было что-то сказать… Но не успел.

— Змеи!!! — истошно завопил Кладезь и с непонятно откуда взявшейся в тщедушном теле силой и прытью потащил и Сирин, и даже Молота прочь от Моста.

— Нет!!! — закричала Сирин. Она не боялась. Ей вообще было плевать на змей в этот момент. Она бы бросилась вперёд, если бы её не держали так крепко, увлекая назад, в Навь… Но даже сопротивляясь, брыкаясь и наступая на ноги и лапы, даже падая на песок, она видела, как чёрные блестящие тела резво поднялись из огненной бездны по отвесным стенам и опорам Моста. Как шипящей волной накатили они на пришельца… Сирин не зажмурилась, в болезненной решимости досмотреть, что будет с ним, до конца… И змеи не скинули его в Реку, как она боялась. Но тёмный шевелящийся кокон собрался вокруг него в считанные секунды, человек покачнулся под тяжестью сотен тел… И шагнул не вперёд, чтобы скатиться с Моста в Навь, а назад. Сирин вскрикнула, когда растаял бесформенный силуэт в тёмной дымке на вершине Моста. И более ничего… Ни падающего вниз тела, ни отлетевшей куда-то души.

— Где он?!

Все они втроём вповалку лежали на тёплой мёртвой земле Нави. Молот очень старался никого не придавить.

— Не знаю… — придушенно проговорил Кладезь, отплёвываясь. — Никогда такого не видел.

— Я хотела узнать… Я… — Сирин, дрожа, уткнулась лицом в тёплый и пахучий бок Молота и горько заплакала — в первый раз не сдерживая себя здесь.

Не переходи Мос-ст…

— поднималось над бездной.

---

1) Это дивное словечко я подцепила, читая "Мёртвые души =)

Вернуться к тексту

Примечания:

Названия праздников Коловорота я поменяла исключительно по своему вкусу, чтобы слегка убрать избыток славянизма. У меня всё же альтернативный мир подразумевается, хотя и похожий на наш.

Настоящие названия: Коляда, Велес, Ярило, Жива, Купало, Перун, Радогощ, Мара.

https://pin.it/7k1bcLV Серп по задумке выглядит примерно так.

---

— Опять забыла Ъ в конце? — сварливо осведомилась Алконост, указав на ошибку.

Сирин начала понимать местную речь почти сразу. Но над письменным Словом (так здесь называли язык) пришлось просидеть не один месяц. Даже буквы, как смутно помнилось, оказались не те, к которым привык глаз. А руки никогда не держали ничего похожего на настоящее птичье перо, коим здесь выводили знаки на листах сероватой бумаги, макая кончик в тёмно-бордовые чернила. Йагиль терпеливо исправляла каракули Сирин, а Алконост только скептически цокала языком.

— Опять клякса? На паучка похожа… И Ъ съела?

Сирин вздыхала, добавляла недостающую букву и украдкой разминала занемевшие, выпачканные в чернилах пальцы. И молчала, хотя могла бы предложить птицедеве сменить крылья на руки и показать класс.

Местный календарь Сирин тоже уже выучила. Год делился на восемь равных частей: равноденствия и солнцестояния рассекли Коловорот на четыре, и каждый промежуток для удобства разделили ещё на два. Месяцы и дни здесь не считали так скрупулёзно, словно деления на восемь вполне хватало для размеренной жизни Навь-Костры. И правда, куда торопиться там, где даже нет ветра? И теперь Колесо года первый раз оборачивалось для Сирин в Нави. Марин день увенчал бы её Кологод.

*

Бодрствовали в самую длинную, казавшуюся бесконечной тёмную ночь Колада. Алконост объяснила Сирин, что негоже проспать рождение нового солнца, которое даст и силу, и задор для новых всяческих "делишек". И Сирин не спала, сидя вместе с птицедевой и бессловесной Йагиль на крыше Избы и глядя в бездонное почти чёрное небо с колкими снежинками звёзд. Оно напоминало о глазах Хранителя Моста — тот же космический холод. Снега в Нави не было, ткань нездешней одежды прилежно согревала, но всё равно мороз будто пробрался к сердцу.

— Карачун ещё тот, ага, — согласилась Алконост, шумно вздрагивая. Перья встали дыбом, а обнажённые участки тела пошли крупными мурашками. — Оно завсегда так в ночь Колада. Тепло и радость приходится рожать в муках! Благо я с вами! — И она ярче, теплее засияла золотом, и ночь отодвинулась, укрылась за стволами деревьев. — Скоро народится! Смотрите! — Крыло указало на горизонт. Сирин прищурилась и действительно разглядела за лесом пастельно-бледную полоску зари. И словно отпустило что-то внутри, развязался узел, завязавшийся там в Марин день. Она вдохнула полной грудью враз потеплевший воздух и будто в первый раз оглядела окрестности. Да, теперь ей здесь жить. На колени вспрыгнул урчащий Ветерок.

*

На Велест — середину зимы — Йагиль и Алконост усадили Сирин гадать на костях каких-то мелких птичек или грызунов. Уж как разливалась соловьём птицедева — Сирин не поверила ни единому её слову, глядя на усмешку Йагиль. Дрогнуло только сердце на упоминании "большой и чистой любви", которую пророчила ей Алконост. После чего та нагадала и себе такую, даже ещё больше и чище — завидуйте молча. А потом кости полетели из окна, вспомнилась Гамаюн и ещё, видимо, птицедева Сирин. После чего Алконост внезапно умолкла и до конца вечера не проронила ни слова — совсем как Йагиль.

*

И вот день сравнялся с ночью.

— Яриль, — заговорщицки шепнула Алконост и ткнула сгибом крыла Сирин в бок. — День мужской силы.

И улетела. Йагиль только пожала плечами, махнула безнадёжно рукой и жестом предложила Сирин истолочь целебную синьку самой. Пестик больше не натирал привыкшие пальцы.

*

— Живи и радуйся! — Алконост вихрем влетела в Избу, сшибая крыльями утварь. — Жи́вень пришла! Разгар весны! Наводим марафет, девочки! — И она пригладила взъерошенные волосы и перья, выпятила грудь. — А то вечно глаголят: "Молчи, женщина, твой день — на Жи́вень!" — передразнила она кого-то.

Сирин заглянула внутрь себя. Она только что встретила с Молотом и Кладезем душу на Мосту. Ни Йагиль, ни Алконост об этом не знали. Если бы удалось поговорить с загадочным пришельцем… Может, тогда она могла бы радоваться так же бесшабашно, как птицедева… Йагиль проницательно сверлила её взглядом серых глаз. Сирин выдавила улыбку.

*

— Ну что, девки, айда купаться да венки́ пускать на́ воду?! А потом через костёр прыгать! Купе́ла на дворе! — верещала неугомонная Алконост.

Огарки Коладовых свечей пошли в дело и украсили венки из лучистых и лютых трав.

— Ставлю ведро медовухи, что в этом году мы точно найдём цветущий папоротник! — азартно щёлкнула пальцами Алконост, облачилась крыльями и лихо спикировала вниз. Раздался из чащи её весёлый голос: — За мно-о-ой! Только бойтесь болотных огней! Бойтесь Скипер-змея!.. — И понёсся по лесу залихватский свист!

Цветущий папоротник они не нашли, только поляны самого обычного, с хищно загнутыми внутрь свежими побегами. Но Йагиль не выказала удивления, а Алконост — расстройства. Видимо, важен был сам процесс.

— Путь и есть счастье! — мудро изрекла птицедева. И улетела. Слишком часто она улетала.

*

— Последний раз в этом году ныряю! Обидно, да? Потом уж нельзя будет! — возвестила Алконост на Перуний и подняла тучу брызг во рве. Русалки с визгом кинулись врассыпную — подальше от буйной птицедевы. Сирин разулась и потрогала стопой воду. Отчего-то у неё было ощущение, что воды в её жизни было достаточно… В отличие от воздуха. Она присела на траву и обняла руками колени. Сны о прошлом теперь одолевали её чаще, но пока ещё не выплеснулись в явь.

*

Снова стало поздно вставать солнце, и без того весь год низко висящее над горизонтом. Близился Радогост — осеннее равноденствие.

— А в этот день мы обычно избавляемся от душ, — шепнула Алконост. — Чтобы войти в Марин день без лишнего балласта.

— Как это "избавляетесь"? — не поняла Сирин.

— Отсылаем их обратно в Явь, — легкомысленно махнула крылом Алконост. — На Капище — и фьюить!

Разум Сирин вмиг нашёл нелогичность.

— Но значит, что там, — она показала рукой в сторону Моста, уже знакомая с законами этого мира, — все люди должны рождаться одновременно?

— Да не, они ещё витают между мирами какое-то время, не переживай, — успокоила её Алконост, неопределённо пошевелив перьями. — Не надорвутся повивальные бабки. — Она помолчала, задумалась и поделилась: — Раньше чаще отсылали, до семи раз в год, но сейчас душ не так много… И Комендант говорит, ему так "финансовый год" закрывать удобнее…И раз уж ты шастаешь в город, — Алконост подмигнула, — тебе, наверное, интересно будет взглянуть, как это происходит. Там и Хранитель Моста обязательно присутствует. — Она выжидающе замолчала, но Сирин лишь повела плечом, и птицедева разочарованно хмыкнула.

Впрочем, взглянуть на то, как отсюда улетали души в Явь, и правда было интересно. Сирин изредка сталкивалась с ними на пустынных улицах ночного города, осторожно окликала их, но они проносились мимо — бессловесные, погружённые в себя… Алконост говорила, что шуганые и скучные стали, а Кладезь ворчал про жадность до новых технологий.

А сейчас все эти призраки соберутся вместе, и можно будет на них посмотреть? Может, узнать кого-то, расспросить… Может, тот, с Моста, сумел-таки выжить — какое странное слово!

Алконост плотоядно изрекла "Ах-ха!", и Сирин осознала, что смотрит пустым взглядом в окно и гладит механически Ветерка. Повернула голову и кивнула птицедеве.

— Да, я бы хотела посмотреть. На души.

А та, казалось, только этого и ждала.

— Замётано! Загодя переправим тебя в Скворечник, и дело слажено! Будешь взирать на церемонию свысока!

И действительно, Йагиль подняла укутанную в плащ Сирин на помеле к самому Скворечнику, и перед ними как на ладони раскинулось Капище. Восемь столбов Кологода чернели по кругу — пока что совершенно безжизненные. Как зубцы короны некоего тёмного властелина в свете полной луны. Мёртвые скалы, о которые разбилось немало кораблей. Чумные колонны… Каждый из столбов мог бы стать центром солнечных (а сейчас лунных) часов, но тени сломали друг друга, как замерло здесь само время…

Йагиль легонько тронула плечо Сирин, прервав цепь мрачных ассоциаций. И кивком показала в центр круга: "Смотри!" Сирин пригляделась. И правда, она не заметила сразу, но воздух внутри круга словно сгустился, поголубел. И стал наливаться свечением. Отовсюду между столбов стекались белёсые потоки, слегка светящиеся, как грибы на пнях в Тёмном лесу. И ночь вокруг только казалась чернее от этого.

А внутри круга стал нарастать ритм, вибрация, пульс… На столбах зеленовато проявилась вязь незнакомых символов — не тех, что учила с таким трудом Сирин, а как будто ещё более древних. Она вдруг поняла, что площадь вокруг Капища не пуста, как ей сначала показалось. Навь-костринцы тихо приблизились, окольцевав плотным рядом круг Капища. Они молчали, только поблёскивали в свете луны глаза да шёл изо рта пар — странно, вроде не было промозглого холода, как на Колад. И ставшее видимым и осязаемым дыхание горожан будто смешивалось с загустевшим воздухом меж столбов.

Сирин подняла голову и выдохнула ртом. Сорвался с губ клочок пара, подсвеченный луной, и растворился в темноте. Дыхание дано ей. И сейчас оно смешалось с дыханием города.

Алконост была там же, внизу, и её золотое оперение побледнело в лунном сиянии. Сирин оглянулась на Йагиль, но и та исчезла, чтобы проводить души в путь. Вон они, птицедева и ведунья, стоят в молчаливом кольце вокруг Капища. А в следующий миг Сирин показалось, что столбы сдвинулись — но нет, это качнулись навь-костринцы, начав движение по часовой стрелке вокруг Капища.

Посолонь.

Руками они обхватили соседей за плечи. А следующий, более широкий круг двинулся в противоположную сторону.

Противосолонь.

И закрутились кольца… Поднялся над Капищем сначала тихий и утробный, а потом всё более нарастающий звук — песнь Нави. Сирин широко раскрыла глаза, загипнотизированная этим круговым движением, словно работал отлаженный механизм, этим гортанным гимном, провожающим души в путь… И стало горько, что она не в этом круге, не лежат на её плечах руки, не рвётся песнь в унисон с остальными… Или — не пульсирует её суть светом внутри круга, готовясь в полёт… Чужая. Чужая везде.

Всё быстрее вертелись живые колёса, ярче и плотнее становился туман, клубящийся над Капищем, чаще и резче вспышки, громче песня. И Сирин вдруг поняла, что в центре Капища выросла тонкая высокая фигура, воздела руки, в одной из них блеснул серебром серп… Хранитель Моста! Песня возносилась, летела, выше столбов, выше Скворечника, выше кроны ясеня. Навь-костринцы тоже подняли руки, и переливающееся свечение спиралью устремилось вверх, в тёмные небеса с потускневшими звёздами, словно ему указали путь. И чем выше поднимались волны света, тем больше дробились — и вот это уже не сплошной туман, а рой светлячков, и они разлетаются кто куда, смешиваясь со звёздами.

Погасла песня. Загадочные письмена на столбах медленно теряли свой свет. Хранитель Моста, а вслед за ним и все остальные опустили руки.

Сирин с сухими глазами заворожённо смотрела в одну точку — в центр Капища. Где бы и когда бы она ни была, этого она не забудет. Таинство отпечаталось на сетчатке — грозное и прекрасное.

Но отлаженный механизм остановился. Сломались живые круги, разрушив волшебство. Те, кто только что выступал как единое целое, разорвали объятия и стали отдельными существами — вида даже отталкивающего, недружные, не похожие друг на друга. Хранитель Моста пересёк границу Капища и отошёл в тень ясеня. Ясеня. Городничий бочком присоединился к нему. Алконост и Йагиль оставались где-то там, внизу, а Сирин, затаив дыхание, прильнула к окну. Она всё услышит… Если они что-то скажут.

Комендант обстоятельно прокашлялся. Ярр прислонился спиной к стволу и поднял голову к звёздам, где растворились души. Сирин ждала.

— А ведь это были последние. — Городничий не обманул её ожиданий. Он говорил тихо, но всё равно она ясно слышала каждое слово. — И мало.

— Да… — выдохнул Ярр, и пар больше не срывался с его губ.

— Думаешь, будут ещё?

Сирин внимательно прислушивалась, что же ответит Хранитель Моста. Она тоже ждала одну душу… Или не совсем душу. А Ярр молчал так долго…

— Я не знаю, — наконец сказал он.

Городничий явно ожидал не такого ответа. Он нервно переступил с ноги на ногу.

— Но скоро же Марин день. Должно что-то… разъясниться.

— Я не знаю, — без выражения повторил Ярр. — Я вижу то же, что и вы. Чем дальше, тем меньше душ переходят Мост. Может, скоро и хранить будет нечего.

Сирин в Скворечнике закусила губу. Рассказать ему? Про то странное происшествие на Мосту. Может, это важно. Может, те змеи, что пустились ей вслед, когда она только явилась, задерживают души, не дают им ступить на землю Нави. Надо рассказать! Это же напрямую касается их всех!

Сирин напружинилась, высунулась из окна и уже открыла рот, чтобы привлечь к себе внимание…

— О-хо-хо… — разохался Городничий. — Говорил я: не будите лихо, не пускайте в город кого попало. — Сирин замерла. — Это всё она, Незваная, и не иначе! Хоть режь меня, хоть ешь меня!

Сирин ждала. Возразит Ярр что-то на это огульное обвинение? Но он молчал, предательски молчал! Почему предательски? Он ей ничего не должен. Его опасный подарок пылится в сундуке в Избе. Но и она ничего не должна ему. Ни ему, ни этому враждебному городу.

Сирин сжала упрямо зубы и осталась безмолвной. Никто в Навь-Костре не узнал о необычном госте.

* * *

Почти настоящее время. Накануне Марина дня.

Колесо года почти сделало оборот с тех пор, как в первый раз не пришла Мёртвая вода и явилась Незваная.

Ярр не искал встречи с ней, несмотря на ту загадку, которую она загадала всей Навь-Костре. Он доверял Йагиль — больше, чем самому себе. И Кологод пролетел незаметно под горестные вздохи Городничего, встревоженного резким падением количества приходящих душ. Разговор с каждой из них стал ещё более ценен. Хотя ни одна не могла удовлетворить жгучего, гложущего любопытства — они просто молчали и спешили прочь от Моста и той жизни, которую они оставили, чтобы раствориться среди Неприкаянных, или витали по окрестностям, ожидая Радогоста.

А раньше ведь всё было иначе! Ярр помнил, как ещё ребёнком прибегал к Мосту — один, только ворон тяжело громоздился на плече. Души прибывали десятками и сотнями и словоохотливо с ним общались. Да, помнили они немного и больше задавали вопросов, чем отвечали, но они выглядели гораздо живее нынешних. И они как будто вполне осознавали, что с ними произошло и что ничего страшного в этом нет. Впрочем, в собственные шесть лет всё кажется иным — таинственным, полным новизны и как будто оторванным одно от другого. Пёстрая мозаика событий не складывается в единое целое.

А потом потянулась та странная и казавшаяся бесконечной череда то ли дней, то ли лет, когда навь-костринцы, как потерянные, слонялись по городу, затем вдруг начиналась какая-то бурная деятельность, а потом они забывали всё и бросали. Да, они тоже встречали души, поддерживали город в более-менее сносном состоянии, но глаза их заволок туман. С тех пор Ярр и стал ходить к Мосту в одиночку.

Непрерывно сочился Мёртвой водой источник в гроте Марены, и всякий ежедневно прикладывался к "живительной влаге", как выразился Старый Бес. Если бы Ярр знал и был старше, был Хранителем Моста, он бы запечатал вход намертво. Но он не понимал, что происходит. Даже острый взгляд серо-стальных глаз матери мутился, и она прислонялась к печи и трясла головой, скрестив на груди руки. Пальцы крепко сжимали два серпа. И походило это на Зимний крест, отчётливо пульсирующий жжением на груди. А Йагиль замыкалась в себе и уходила далеко в Тёмный лес.

Когда становилось легче, яснее, мать учила его читать, писать и считать. А ещё — разить серпами. Маленький Ярр зачарованно следил, как со свистом взрезают воздух серебряные дуги. Мать говорила, что когда-нибудь придётся пустить их в ход и встать на защиту Моста. Но оба серпа остались в Избе, когда саму её увлекли за собой змеи. Себя она защитить не смогла. Или не стала.

Вскоре после этого Йагиль, поминутно оглядываясь, взяла Ярра за руку и отвела в самую глухую чащу Тёмного леса. Подальше от Моста и грота Марены. Глаза её казались огромными, чёрными и полными ужаса, хотя обычно взгляд был безмятежно спокоен. Она начала говорить — задыхающимся шёпотом, но успела сказать лишь несколько слов: "Ты сам оттуда… Твоя мать…" — и внезапно схватилась руками за горло и захрипела. И умолкла на долгие годы. Так они узнали, как неумолимо и безотказно работает Печать молчания…

Шли безымянные годы. Ворон будто усох и стал лёгким. Но нет — это сам Ярр сначала сравнялся ростом с Городничим, а потом стал выше. Источник Мёртвой воды почти пересох. Объявили Восстановление календаря и выбросили забытые годы из памяти. Ярр жалел, что не сообразил по малолетству делать зарубки, чтобы понять, сколько же на самом деле прошло лет. Он видел, хотя и не понимал поначалу, что изменился он один, а, например, Косохлёст остался таким, как был. Пытался спрашивать об этом Йагиль, но она лишь прикладывала к губам палец в знак — как уже знал Ярр — Печати молчания. А потом и спрашивать стало некого. Городничий, когда Ярр сделался Хранителем Моста, полностью переменил к нему отношение, тон его стал угодливым, а обращение — льстивым. Но от этого он казался ещё неприятнее. К тому же, действительно важные вопросы так размывались в его путаных и туманных ответах, что Ярр оставил надежду узнать что-то у него — давным-давно. А остальных относительно близких существ Ярр не хотел подвергать риску того, что случилось с Йагиль.

Зато теперь, весь этот Кологод, Ярр ловил обмолвки среди горожан — они случались всё чаще и чаще. Назывались какие-то даты, всё больше начинавшиеся с “тысяча восемьсот…”, имена венценосных людей с цифрами “первый”, “второй” и даже “третий”. Вспоминались войны и эпидемии. Горожане делились обрывками каких-то историй, в которых присутствовали и люди, — страшных, поучительных, порой курьёзных. Но когда Ярр пытался разузнать больше, вытрясти информацию из тайников памяти навь-костринцев, взгляды тут же становились пустыми. Ничего — как всегда ничего. И только негромкий, но настойчивый голос постоянно звучал в голове, мягко убеждая, соблазняя...

Ноги сами принесли его на Курганы, куда он часто ходил, чтобы заглушить этот зов — подальше от Моста, словно в недоверии к самому себе. Но встретив там Сирин, собирающую травы, Ярр не смог не задать мучивший его вопрос.

— Ты не вспомнила ничего? — вырвалось вместо приветствия.

Тоже мне воспитание и привычка… Мать, увидев такое, покачала бы головой и едва заметно сжала бы тонкие губы. Она всегда была немногословной. Почему-то сейчас она стала вспоминаться так отчётливо… Эти почти два года без Мёртвой воды.

Говори с врагами так, чтобы они чувствовали себя дорогими гостями. До времени.

С теми, кто служит тебе, говори строго и ласково, чтобы они поднялись по мановению твоей руки. В свою пору.

Говори, ибо дан тебе его голос…

Только отчего-то она умолчала о том, как говорить с друзьями или просто с обычными… нелюдьми. Есть же разные градации между "врагами" и "служит". Да и врагов он не видел ни разу, не считая змей, которые вряд ли станут слушать разговоры. И скорее он "служит" Навь-Костре и горожанам живым щитом… Или не очень живым.

Незваная резко выпрямилась. Она явно не ожидала, что кто-то, кроме неприкаянных душ, может нарушить её уединение. Даже тихо подпевала их песням — голос у неё оказался приятным и напомнил о ветре. Ярр с неудовольствием заметил, что серпа при ней не было. Она пренебрегла его подарком?

— Прости, если напугал, — извинился он. Не потому, что чувствовал вину. Воспитание и привычка. — Но…

Незваная приложила пальцы к виску и поморщилась, будто у неё там что-то заболело от его слов.

— Нет, — сказала она негромко. — Я помню детали, которые интересны Ум Кладезю, но общая картина распадается на тысячи частей. Я как будто не видела собственного мира. Если он был… — Она отняла пальцы от виска и задумчиво посмотрела на запястья, на которых матово блестели широкие металлические браслеты.

— Очень жаль, — вполне искренне проговорил Ярр. Про детали он знал и так — от Кладезя. Но это всё не то. — Если вспомнишь…

Незваная со вздохом кивнула и склонилась за каким-то растением, будто желая прекратить этот разговор. Ярр нечасто видел её в городе — а она бывала там, хоть и думала, что никто этого не замечает — но здесь, за частоколом, она вроде бы вполне освоилась. Руки в митенках проворно срывали и сортировали травы по известным только ведуньям признакам. Молодец Йагиль.

— А почему ты не носишь серп, который я дал тебе? — Он слабо отдавал себе отчёт, почему ему так неприятно, что она будто бы отвергла его подарок. — Можно же не срывать, а подрезать стебли…

Незваная почти с испугом взглянула на него. Рука неосознанно метнулась к щеке, которую от виска до уголка рта располосовал синий шрам, а потом к бедру.

— Я не люблю то, что может ранить, — призналась она тихо. — Первое правило… — Она закрыла глаза и судорожно выдохнула.

— Первое правило? — живо переспросил Ярр.

— Ничего. — Она открыла глаза и отвернулась. — Это детали. Они не значат ничего.

Ярр помедлил. Странное, непривычное желание, чтобы кто-то был в безопасности, удивляло. С Ганной такого не было. А Марена была в безопасности всегда. Даже излишней.

— Серп не причинит тебе вреда, наоборот. Если уметь им пользоваться, — заметил он.

Незваная грустно хмыкнула.

— Если хочешь, я научу тебя, — неожиданно для себя предложил Ярр.

Незваная недоверчиво посмотрела ему в глаза.

— И не будешь называть Незваной? — с непонятной горечью спросила она.

Ярр даже не задумывался об этом. Это ей неприятно? Может, у гроба Марены он был это прочувствовал. Но сейчас просто запомнил на будущее.

— Сирин, — попробовал он. Она мимолётно улыбнулась. Похоже, ей этого недоставало. — Для меня Сирин — это пока ещё Сирин. Птицедева. — Попытался объяснить Ярр. Улыбка погасла без следа.

— Я понимаю. — Она посмотрела куда-то вдаль. В сторону Моста. — Я не знаю, зачем Алконост дала мне это имя. Но другого у меня нет. — Она помолчала. А потом, словно не дождавшись чего-то, вздохнула. — А кто научил тебя? Я имею в виду владеть оружием.

— Два серпа мне передала мать, — сказал Ярр. — Она же и учила меня. Но мне не хватило умения, когда случилось небывалое по силе нашествие и змеи утащили её на ту сторону Огненной реки…

Внутренние уголки бровей Сирин взлетели вверх, а уголки губ, наоборот, опустились. Ярр уже знал, что чувствующие круглый год существа называют это "грустью", "сопереживанием". Он видел иногда это выражение на лице Йагиль. На всякий случай он запомнил его, чтобы прочувствовать на следующий Марин день. Завтра. Оттого что Сирин молчала, было даже спокойнее и как-то правильнее. Ярр не чувствовал скорби сейчас, только досаду на себя, что потерпел тогда неудачу.

— А после её исчезновения, — несмотря на вздохи и мины Городничего, он упорно не использовал слово "смерть", — я набрал шкур дохлых змей и попросил Молота сделать мне змеебор. — Ярр снял с пояса свёрнутый кольцом бич и с хлёстким щелчком расправил — взметнулись пять тонких и длинных ремней, прикреплённых к рукоятке из каменного дерева. — Они секут даже тонкий металл, что уж говорить о змеях. — Ярр небрежно описал круг змеебором, и сердито зашипевшие гибкие лезвия выкосили ровную поляну. К ногам Сирин упали поверженные стебли, а она вздрогнула. — Не переживай. Я бы тебя не задел. Я пользуюсь им многие годы.

Сирин с сомнением взглянула на змеебор.

— Но первое время, конечно, бывали неприятные ситуации. — Он усмехнулся и, приподняв рукава, показал узкие засечки на костяных предплечьях. Выше локтя начиналась плоть, и там уже были настоящие шрамы, как и на голенях.

Сирин неотрывно смотрела на костяные руки, и Ярр с запозданием осознал, что то, что для него давно стало привычным, для кого-то может выглядеть дико и даже ужасно.

— Что с тобой случилось? — робко поинтересовалась Сирин.

Ярр был бы не против вспомнить это сам…

— Я такой, сколько себя помню. — Он тоже посмотрел на свои руки, поворачивая их к себе ладонями и тыльными сторонами. — Хотя осознаю себя я где-то с шестилетнего возраста… Помню только лютую боль. И как будто это связано с Мостом и Огненной рекой. И Явью. — Он остро взглянул на Сирин. Она опустила глаза и виновато развела руками.

— Я бы хотела оказаться полезной, — тихо произнесла она.

— Ничего, может, за тобой последуют другие. Незваные. — Кажется, это должно было стать словом поддержки, но Сирин отчего-то расширила глаза, и губы её шевельнулись, будто она хотела что-то сказать. Испуг? Никогда он, кажется, не научится понимать… — Я могу прийти сюда завтра и поучить тебя пользоваться серпом, — предложил он.

Сирин вскинула и снова опустила взгляд и быстро провела рукой по волосам.

— Я не знаю… Не уверена, что у меня получится.

— Конечно, получится! Только нет, не завтра. Завтра Марин день. Послезавтра. Договорились?

— Да… — Снова эта мимолётная улыбка, которую хотелось запомнить и ощутить всем существом. Уже завтра.

— Скоро начнётся моё дежурство у Моста, — вспомнил Ярр и махнул рукой в сторону города. — Счастливого Марина дня.

— Счастливого Марина дня, — с готовностью отозвалась Сирин, и улыбка стала шире, как растущая луна. — А мне тоже можно будет дежурить у Моста? — проговорила она быстро, будто боясь передумать. Мне бы хотелось… повидаться… — Ярр смотрел на неё. — Ну то есть с душами, — поспешно добавила она. — И поговорить.

Как это ему самому не пришла в голову такая идея? Общение с недавно преставившимися может пробудить её воспоминания!

— Прекрасная мысль! — с воодушевлением сказал Ярр. — Впишем тебя в график у Коменданта, и… Только тебе нужна пара. Обычно дежурят парами на тот случай, если один заснёт. Или начнётся нашествие… Но я думаю, Йагиль и Алконост не откажутся взять тебя третьей. Остальным я не доверяю.

Сирин опустила ресницы. В отличие от волос, брови и ресницы у неё были не рыжевато-золотистые, а тёмные.

— А с кем дежуришь ты?.. — спросила она более тонким голосом.

— Я? — опять удивился своей недогадливости Ярр. — С Гором… — На лице Сирин застыло какое-то сложное для осмысления выражение. А у него будет возможность быть рядом с ней, если её накроет каскад воспоминаний. Решено! — Один! И ты можешь дежурить вместе со мной! — Напряжённое выражение на лице Сирин сменилось более понятным — радостным.

— Тогда до послезавтра? — спросила она, заглядывая в глаза.

— До послезавтра, — подтвердил Ярр. И мельком подумал, что, если опять не придёт Мёртвая вода, на Незваную — Сирин! — снова может ополчиться весь город. Но она будет с ним, с Ярром, и её не тронут.

Он аккуратно смотал змеебор и повесил на пояс. Новые мысли и почти чувства осязаемо витали в воздухе. Он не знал, что послезавтра и не вспомнит о Сирин.

* * *

Настоящее время. Мост

Упало с неба двойное карканье. И чёрное шевеление поднялось со всех сторон со скоростью вспышки. Ярр резко развернулся, одной рукой придерживая гроб. Надсадно каркал в красноватом небе Гор. Нашествие. Как же не вовремя…

Капли крупными слезами стекали по прозрачным граням и шипели, ударяясь о Мост. И этот звук тонул в сплошном, безостановочном шипении, вырывающемся из сотен и сотен клыкастых пастей, в шорохе тысяч тел, шевелении чёрно-блестящей, ежесекундно меняющей форму массы.

Дуга Моста — слишком крутая. Гроб не удержится там. Ярр с досадливым сожалением скатил Марену обратно на берег Огненной реки. Берег Нави. Снял с пояса гибкий змеебор, свёрнутый кольцом. Страшное оружие, опасное даже для владельца своей непредсказуемостью. Узкие длинные обоюдоострые лезвия, присоединённые к рукояти, изгибались во всех мыслимых направлениях — подобно змеям. Как иронично: рукоять была оплетена змеиной кожей поверх каменного дерева, а сами клинки — не металл, а выдубленные и закалённые шкурки. Если твари живут в пламени Огненной реки, значит, и шкурки у них не как у обычных змей. И теперь острым, как лезвия, клинкам предстояло резать своих собратьев.

Во вторую руку Ярр взял серп — для ближнего боя — и повернулся лицом к мелким и юрким врагам.

Гнев. Гнева у него всегда было в достатке — круглый год. На змей хватит — и ещё останется для того, кто ими повелевает, если можно повелевать этим подёргивающимся, дрожащим хаосом переплетённых тел.

Первая волна поднялась и замерла на миг, грозя накатить на неограждённую спину Моста. За чёрной волной взметнулись языки пламени Огненной реки. Ярр припал к горячим камням и широким сильным движением рассёк основание шипящей пирамиды змеебором. Клинки-лезвия прошли сквозь толщу упругих тел и окрасились бы чёрным, если бы сами не были чернее угля. Посыпались в бурлящий огонь располовиненные твари. Подрубленная волна накренилась и обрушилась на Мост сотнями змей — Ярр едва успел отскочить, чтобы они не упали на него. Одну Гор поймал в полёте и изорвал крепкими когтями, вторую проткнул клювом.

Ярр крутанул змеебором, освобождая пространство от наползающих гадов, приготовился… Но змеи, злобно шипя, откатились от него. Они ползли в сторону Навь-Костры. Они… Марена!!!

Ярр почти скатился с Моста, топча и обгоняя отстающих змей. Но основная масса уже обвила хрустальный гроб подобием мерзкого кокона. Гор кружил над Мареной, возмущённо каркая и отрывая то одну, то другую змею от клубка. Но остальные скребли и скребли клыками хрусталь, и пили его свет, и затуманивали лик Марены нечистым дыханием… Ярр подскочил к гробу и обмахнул кишащую черноту бичом — полетели в стороны ошмётки тел. Новые и новые волны стремились объять, скрыть, исцарапать сверкающий хрусталь — и Ярр разил визжащими лезвиями, кромсал это шевелящееся и шипящее море. А оно стремилось накрыть с головой, задушить, искусать… А потом откатиться, утащить вслед за собой — в бездну Огненной реки.

Змеи словно потеряли инстинкт самосохранения — никогда, казалось, не атаковали они так неистово и беспощадно, даже когда явилась Незваная, даже в ярое нашествие того года, когда его избрали Хранителем. Обычно после первых потерь они отползали обратно в своё логово, злобно посверкивая немигающими блёстками глаз. Но сейчас они будто обезумели. Ярр едва успел увернуться от летящей в лицо змеюки — она сорвалась с бича — и полоснул по ней серпом. Две половинки, корчась, упали на землю. И это будто послужило спусковым крючком: змеи начали сторониться гроба, который защищал Ярр. Он крутанулся на месте, стараясь обозреть всю картину стремительного сражения. Змеи теперь держались на почтительном расстоянии и потихоньку отползали обратно к Мосту. Многие остались лежать на земле — они или их части. Много-много чёрных дымящихся шкурок. Молот будет рад, он любит мастерить из них.

Ярр для верности оттолкнул гроб подальше от Моста, подальше от возвращающегося в берега моря черноты. Разводы тёмной крови стекали с хрусталя вместе с каплями, и он вновь обретал прежнюю чистоту и прозрачность. Лик Марены безмятежно светился внутри. Она не могла увидеть того, что сейчас развернулось над ней…

Ярр устало опёрся на гроб. Руки дрожали, запачканные змеиной кровью. Рановато для очередного нашествия… Но как взбесились змеи, увидев Марену! Ещё немного — и они могли бы утащить её за собой, как когда-то его мать… Тогда ему не хватило сил. Сейчас он отбил атаку, но зря он это затеял… Ярр измерил пядями длину, ширину и высоту гроба. Они не изменились ни на палец! Несмотря на сходство со льдом, эта глыба совершенно не собиралась таять.

Ярр сел на землю и прислонился к холодной грани, озирая побоище. Гор громко каркал в вышине, возвещая победу. Странное дело: все остальные навь-костринцы смертельно боялись змей. Особенно живых. Конечно, приятного мало, но горожане без шуток теряли сознание от одного вида ползучих гадов. Ярр как-то, ещё до исчезновения Ядвиги, случайно поймал одну и принёс в город. Суровая ведунья задрожала, как осиновый лист, что уж говорить о Городничем. Мастер Ум Кладезь пытался крепиться, но даже его извечное любопытство уступило непонятному для Ярра страху, и изобретатель спрятался за спину Молота. А полуразумный леший взял да и размозжил от испуга змейке голову. Ярра озадачила такая реакция. А объяснять, по традиции, никто ничего ему не стал. Позже, когда он ещё приносил живых змей, то всё больше убеждался, что навь-костринцы боятся их необъяснимо, но настолько сильно, что во время нашествий Ярр оставался один, не считая ворона. Даже плюющая на все правила Алконост взлетала повыше. А бесстрашные волколаки скулили и поджимали хвосты. Молот же после всплеска храбрости неделю пролежал с больной головой, хотя обычно за ним такого не водилось. Но со шкурками рукастый леший работать согласился и вскоре вошёл во вкус, делая для Ярра разные полезные вещи. Другие навь-костринцы наотрез отказались касаться даже мёртвых змей.

Ярр несильно стукнул затылком о гроб. Марена, Мост, змеи, Незваная, Мёртвая вода, даже невесть откуда взявшийся обломок — всё это казалось связанным, но связи рушились, как треплет паутину осенний ветер. Ветер… Ярр вздрогнул, и холод хрусталя здесь был ни при чём. В Навь-Костре не было ветра. Он не мог о нём знать. Но он знал.

Не переходи Мост,

— шепнула Огненная река.

Я тебя жду, Ярр, -

позвала Явь.

Ярр с большим трудом доволок гроб с Мареной до грота с пересохшим источником Мёртвой воды. Хрусталь больше не играл светом луны и не плыл легко над поверхностью земли. Капли не стекали по его заледеневшим граням. И мутная пелена заволокла бледный лик Марены. Она словно больше не хотела смотреть на мир, который едва не отдал её змеям.

Когда Ярр добрался до грота, уже почти рассвело, но на улицах было пустынно. Он провёл рукой по камню, и узкий разлом рассёк сплошную глыбу. Он быстро расширился, образуя вход — только Хранитель Моста мог открывать и запечатывать его. Изнутри брызнула темнота. Самоцветы в глубине пещеры еле тлели, но глаза быстро привыкли к полумраку, и Ярр дотолкал гроб до постамента, почти безнадёжно опустился на колено и потрогал пальцем каменную чашу. Пусто. Беспощадно и беспомощно пусто. Взглянув на прощание на Марену — лицо всё так же мутнело в толще хрусталя — Ярр вышел из грота и запечатал вход. Впереди целый год без неё. Велик соблазн ходить сюда хоть каждый день, когда-то Ярр так и делал, но, к своему разочарованию, быстро понял, что Марена показывала лицо лишь в свой день. Весь остальной год только угадывалась во льду её фигура: глубокая синева платья, уголь волос и белизна лица.

Ярр прислонился спиной к камню. Кажется, Навь-Костра постепенно пробуждалась: где-то каркал Гор, Мельница Кладезя дрогнула и провернула гигантские лопасти, с треском выкинули последнего посетителя из "Трёх горл". По небу прошла тень — Алконост разминала крылья. А за ней, почти теряясь на фоне серого неба и слегка поводя крыльями, — вещая птица Гамаюн. Ярр проводил птицедев взглядом. Вот с Гамаюн бы он побеседовал. Но она появлялась и исчезала в одном только ей ведомом ритме, и встретить её можно было случайно и не всегда желанно. Говорили, что она обитает на Пустом холме, но Ярр, поднимаясь на него, всякий раз убеждался, что холм действительно пуст, и только травы шелестели и будто шептались там в неподвижном воздухе Навь-Костры. Говорили, что Гамаюн перемещается между мирами, между прошлым и будущим. Говорили, что раз в тринадцать лет она улетает из города, чтобы отложить лиловое яйцо в глубь океана, высидеть его, а после остаться на дне, и вместо неё прилетает её птенец. Говорили… Да мало ли что говорили в "Трёх горлах" после пятого стакана. О прошлом в Навь-Костре вспоминать боялись. О будущем думать не любили. Время застыло вязким мутным студнем, сгущённое и законсервированное Мёртвой водой. А сейчас Ярр явственно ощущал, как что-то меняется. Быстрее бегут по небу облака. Там — есть ветер. Пристальнее взгляды. А ещё — тревожнее, тоскливее, с постоянной оглядкой на Мост. Обмолвки. Руки, прикрывающие рты. Выросший спрос на медовуху. Долгие уговоры украдкой пересёкших Мост душ, которые не хотят раскрывать свои тайны. И даже с неприкаянными. Что-то, давно замершее, как ржавый механизм, медленно, со скрежетом пыталось провернуться. Тускнел Зимний крест Марены на коже навь-костринцев. Начался третий год без Мёртвой воды.

Ярр оттолкнулся локтями от камня. Вроде Гамаюн полетела в сторону Пустого холма. Так много вопросов, что в скованном Печатями молчания и забвения городе ищешь ответов даже в неясных предсказаниях ве́щей птицы. Но её не встретишь, когда захочешь, — лишь когда она сама сочтёт, что пришёл час.

Что-то тоскливо кольнуло сердце, и Ярр не сразу понял, что в утреннюю тишину вплелась грустная нота, словно напомнила о себе птица Сирин. Ярр своими глазами видел, как она падала в Огненную реку, как теряли форму, рассыпа́лись её очертания. Но вдруг?.. Детская вера в чудо участила дыхание. А песня стала громче, и над головой пронёсся золотой силуэт: Алконост пела печаль вместо сестры. Многое изменилось в Навь-Костре… Того и гляди солнце дойдёт до зенита или поднимется ветер.

Волос мягко коснулось что-то почти невесомое, но Ярр вздрогнул от неожиданности. Перо — серебристое, лёгкое, почти прозрачное. Знакомое перо. То, которое боится и втайне жаждет получить каждый в Нави. Так Гамаюн зовёт слушать вещие песни. Ярр бережно провёл кончиком пальца по перу. Он же сам хотел встречи с вещей птицей, почему медлит? Может, потому, что в тот единственный раз, когда он удостоился её внимания, она изрекла нечто неясное, но отдающее холодом, как ледяной хрусталь? Слова, услышанные вскоре после исчезновения матери, прозвучали в голове, как наяву.

Пренавь поманит,

Явь обманет,

Навь помянет,

Правь не взглянет.

Одна спит под Зимним крестом,

Вторая скрыта хрусталём,

А третья у верной в крови,

Аспид, Аспид ищет их,

Покуда не рухнет Мост.

Ярр осознал, что бессмысленно смотрит перед собой, заткнул перо за ухо и быстро пошёл к Пустому холму. Он с трудом сдерживался, чтобы не проверять поминутно, не выпало ли оно, не передумала ли самая загадочная птицедева Нави. Но перо прочно сидело в волосах, и Ярр понял, что его ждут.

Пустой холм был тих, будто затаился, грозя самыми зловещими предзнаменованиями. Ярр подошёл к подножию, огляделся — никого — и стал карабкаться вверх, стараясь не тревожить шепчущие без ветра травы. Десять минут сбивающего дыхание подъёма — и Ярр ступил на вершину. Вроде бы она была пуста, но стоит отвернуться — появятся по углам зрения священные камни, как на Капище. Быстро обернёшься — и снова лишь шелестящие травы и пустота.

— Ты хотела меня видеть? — громко произнёс Ярр. Он не знал, будет ли ответ, но в этот же миг боковым зрением уловил движение. Едва успел удержаться, чтобы не повернуть голову… Но Гамаюн не любила, когда на неё смотрели прямо. Ярр застыл, глядя перед собой, и был вознаграждён за это: между призрачными камнями прошла и встала в центр холма серебристо-серая птицедева.

Может быть, её сёстры и знали, как она выглядит. Но Сирин покоилась на дне Огненной реки, если так можно сказать о пепле и жаре, а Алконост говорила очень туманно, когда кто-то пытался её расспрашивать. Ярр инстинктивно скосил глаза — тонкий спокойный профиль птицедевы казался светящимся и чуть размытым на фоне тумана, который часто окутывал вершину Пустого холма.

— Я слышу зов с той стороны Моста, — прошептал он. Любые громкие звуки были неуместны, когда являла себя Гамаюн.

— Порядок веками священ.

Незыблем Мост меж Явью и Навью, — прошелестела в ответ Гамаюн.

— Я знаю это. Но голос зовёт меня перейти Мост, — сказал Ярр. Слова Гамаюн навсегда впечатывались в память. Потом можно попытаться понять, что они значат…

- В Тени, куда пала Сирин,

Скован без сил,

Твёрд, но смирен

Сломан на три.

— Кто?..

Гамаюн промолчала. Ярр подождал, но он точно знал, что она не ответит. Тогда он попробовал снова:

— Мёртвая вода не пришла второй год.

- Забытьё не вредит,

Губит память.

— Мёртвая вода отнимает память? — Он и сам догадался об этом.

Гамаюн затихла, и Ярр снова скосил глаза, чтобы убедиться, что она не исчезла так бесшумно, как умела она одна.

— А из глаза Марены торчит игла! — не выдержал Ярр, повысил голос. Очень хотелось повернуться к пророчице и получить прямой и ясный ответ, а не череду бессвязных фраз. Но он сдержался.

Гамаюн помолчала несколько секунд и сдвинулась чуть назад — Ярр почти перестал её видеть даже боковым зрением и думал уже, что она не ответит.

- Хранительница Нави закована в лёд.

Слёзы льёт,

Пока не выйдет игла,

Что соберётся из трёх.

Аспид, Аспид ищет её,

Покуда не рухнет Мост.

— Ответы — по ту сторону Моста?! — Ярр стремительно повернулся всем телом и на миг оказался лицом к лицу с птицедевой. Один миг он видел её серебристо-струящееся оперение, лунно-белые волосы, юное нечеловеческое лицо… А потом очертания словно отодвинулись, растворяясь в тумане, и Ярр обругал себя за нетерпеливость.

— Плач, плач по Марене… — донеслось до него откуда-то издалека и сверху.

Ярр коснулся пера в волосах, чтобы убедиться, что всё это не причудливый сон. И медленно побрёл с холма.

Кто скован в Тени? Что за Аспид? Почему он ищет эту иглу? Может, поэтому змеи так обезумели, когда Ярр приблизился с гробом Марены к Мосту? И неужели придётся спеть плач по Марене, когда она уйдёт... Нет, ответы Гамаюн тут не помогут.

Предсказание о незваном госте, который нарушит порядок в Нави, тоже таило много неясностей. Йагиль тогда ещё не нарушила Печать молчания, и именно ей Гамаюн изрекла это пророчество.

Не мечена Зимним крестом кожа,

Волосы темны и светлы,

Глаза темны и светлы,

Речи складны, плечи ладны -

Предвестия Аспида.

Аспид, Аспид выслал вперёд -

Живёт — не живёт,

Покуда не рухнет Мост.

Поэтому и перетрусил Городничий. Он подслушал, когда Йагиль рассказывала об откровениях Гамаюн Ядвиге. Так что весь город оказался в курсе и теперь с подозрением смотрел на Сирин. Городничего вполне устраивало, что, засни на сто лет — и ничего не изменится в Навь-Костре. Но новая Сирин… Рыже-золотые волосы, синие глаза — можно сказать, что они "темны и светлы"? Без натяжки никак. "Речи складны"... Она больше молчала или говорила порывисто, от души. Плечи… Пожалуй, "ладны". Как и всё остальное — не то чтобы он её разглядывал, но отрицать очевидное глупо. Зимнего креста на ней нет, это главное, но Ярр доверял Йагиль, которая весь год ненавязчиво не спускала с Сирин глаз. А теперь он сам познакомится с ней поближе, и тогда уж точно не случится ничего с Мостом…

Ярр очнулся от своих мыслей оттого, что, лёгок на помине, навстречу ему шёл Городничий. Этот-то не выносит "Трёх горл" и всякий раз ворчит, что сие недостойное заведение располагается на "его" холме. Так что сейчас он трезв, не выспат и желчен.

— Ярр! — явно обрадовался Городничий. — Я тебя искал! — Вот незадача… — Ну как, справился с гробом?

— Справился. — Если не вдаваться в подробности.

— Я вот что хотел сказать… Тут вчера оказия такая, прямо перед общим сбором на Марин день, я чего употел-то так… Не хотел перед церемонией говорить, а потом не до того как-то стало. В общем, мелкие аспиды повздорили с Незваной. — Ярр чуть резче вдохнул неподвижный воздух. Мелкими аспидами Городничий часто называл Косохлёста и Ситничка, единственных детей Навь-Костры. По крайней мере, внешне они оставались детьми. И по поведению тоже — самыми невыносимыми детьми на всём потустороннем свете. Тоже загадка Нави: эти существа остались детьми на вид, а Ярр вырос, хотя по возрасту ещё вопрос, кто из них старше…

— Что произошло?

— Не подумай, что я защищаю Незваную… — зачастил Городничий. Ярр едва сдержал вспышку гнева, услышав прозвище, которым недавно ещё вовсю пользовался сам. — Но эти бесята нарвали в чаще огнь-травы (и не побоялись, я бы не пошёл туда так далеко!) и хотели набросать охапок между Курганов, поджечь и почувствовать себя настоящими Хранителями Моста. Уж Неприкаянные бы развылись!.. А Незваная обнаружила их за этим делом да и отчитала, как детей малых, будто забыла, что её никто сюда не звал. — Кажется, Городничий забыл, на чьей он стороне и на кого пришёл жаловаться. — А там и Йагиль с Алконост налетели, ну ты знаешь, какой словарный запас у Алконост, не считая песен. — Он скривился, будто у него вдруг разболелся зуб.

Да, Алконост остра на язык, но Ярр догадывался, что на этом история не закончилась.

— Ну так вот, — подтвердил его опасения Городничий. — И разбойники решили ей отомстить. Косохлёст меня порой удивляет своей мелкой злопамятностью, ну как девчонка, право слово! — обиженно заметил он.

Что же они сделали Сирин?.. Это не было похоже на гнев — что-то другое, сжимающее грудь, как у гроба Марены.

А Городничий, не дождавшись вопроса, продолжил сам:

— В общем, они потом подстерегли Незваную у Избы-на-птичьих-лапах и воткнули стёклышко между чешуек одной из лап… — несмело дорассказал он, глядя на застывшее лицо Ярра.

— Они же знают, как сложно ей остановить кровь, Гор всем растрепал... — словно про себя проговорил Ярр. Городничего он не видел. Видел только, как течёт по тонкой коже слишком красная для Нави струйка…

А вот теперь пришёл привычный гнев. Ярр с облегчением поддался его горячему потоку, это гораздо яснее и приятнее, чем прежний холод в груди. Городничий на грани слышимости бормотал что-то про ведьмину синьку…

Завтра же! Завтра он преподаст Сирин первый урок!!! Мысль о том, что кидаться со смертоносным серпом пусть и на подлых недоростков — это чересчур, даже не пришла в голову. Заодно и они получат урок.

— Где они? — резко спросил Ярр. — И где она?!

Наверное, он был страшен, потому что Городничий попятился, глаза его забегали.

— Э-э… Шляются где-то, как и всегда, — беспомощно развёл руками он. — А её Йагиль с Алконост приголубили… Они уже знают, как справляться, хотя рана, кажется, глубокая…

Косохлёст с дружком часто дразнили змей, стоя на безопасном удалении от Огненной реки, вводили в заблуждение души, крали медовуху из "Трёх горл" и взрывчатые вещества у Ум Кладезя. Однажды они пытались подорвать вход в грот Марены. И когда Ярр, дрожа от ярости, стоял над ними, выясняя, зачем они это сделали, они невинно ответили, что хотели "наковырять светящихся камушков". Всё равно, де, Марена их не видит. Ярр тогда лишил их дежурства у Моста на месяц — единственного, что вносило разнообразие в откровенно скучную жизнь Навь-Костры. Он бы посадил их под домашний арест, но никто не знал, есть ли дом у Косохлёста — главного заводилы. Но сейчас они перешли все границы.

Ярр ещё перебирал в уме варианты наказания, когда Городничий невразумительно попрощался и поспешил прочь от Хранителя-Моста-в-гневе.

А мелкий, чумазый, всклокоченный Косохлёст подворотнями пробирался к Мосту. Может, он сошёл с ума, но всё казалось ему, что, когда расходится тёмное облако на вершине Моста, кто-то машет ему рукой на той стороне. Кто-то одного с ним роста.

* * *

Кроме самого Косохлёста и Ситничка, все в городе были слишком взрослые, помыкать Ситничком за сотню или больше лет надоело до смерти, а тут ещё эта выскочка Незваная запорола развлечение…

А ещё последние два года без Мёртвой воды какая-то смутная тревога свила гнёздышко в душе. Косохлёст то и дело заглядывал себе за спину, где на правой лопатке был начертан Зимний крест. Иногда просил Ситничка, с нарочитой усмешкой, всякий раз выискивая повод.

— А-а-а! Быстро глянь!!! У меня на спине паук!!!

Ситничек доверчиво стряхивал то, чего не видел, и возражал:

— Нету никакого паука.

— Под рубаху заполз, гад. Лови! Я его… м-м… Незваной подброшу. Там, где Зимний крест, ползает зараза, гляди в оба!

— Нету. Только…

— Что?!

— Зимний крест какой-то блёклый. Едва виден.

— Ну и что ты пялишься?..

Косохлёст стал бояться труб. Маленький, юркий, он прекрасно справлялся с их чисткой, и за это его хоть как-то терпели в городе. Конечно, он же не "вну́чек" самого влиятельного дельца Навь-Костры — Старого Беса. На Ситничка умилялся весь их в прямом смысле чёртов род, поэтому сильно его работой не грузили, и он мог днями и ночами болтаться в "дурной компании" Косохлёста. Они гордились своей свободой, своим исключительным положением, но довольно скоро настроили против себя весь город злыми проделками. Особенно терпеть их не мог Городничий, потому что они нарушали порядок, как могли.

Никто уже не помнил, чертёнок ли Косохлёст на самом деле или его кожа стала чёрной от частого контакта с сажей. Он любил лазать по трубам, но ещё больше он любил торговаться, набивая цену на свои услуги. Наглый и неуступчивый, без дома, потому что не хотел себя им ограничивать, он появлялся и исчезал в любом закоулке Навь-Костры, словно ведомый хулиганской чуйкой, — там, где мог чем-то поживиться или что-то разнюхать.

Но теперь на все просьбы о чистке он вяло откликался, что пока и так сойдёт и вообще он занят. А сам с ужасом представлял, как залезет снова в узкое горло трубы, а там, внизу — обжигающе лизнёт пятки пламя… Или схватит кто-то за ногу и вытянет из укрытия невольного свидетеля… Как будто так уже когда-то было.

— Косохлёстушка, будь лапочкой, слазай в трубу, — раздался над ухом дребезжащий голос. Дед Ситничка, Старый Бес, даром, что с палкой, подошёл неслышно, словно копыта тканью обтянул. Ну и нюх у старикана!

Косохлёст вздрогнул и исподлобья взглянул на Беса. Хоть вокруг глаз того и лучились добрые морщинки, хитростью он обладал неописуемой, старый интриган. Дурак Городничий, например, боялся, что Бес его подсидит. Только зачем тому, кто держит город за все "Три горла", составлять график дежурств и следить, чтобы никто не отлынивал? За два года без Мёртвой воды дела Беса пошли в гору.

— А где Ситник? — неприветливо спросил Косохлёст.

— Ситничка на пасеку услал, медовуха-то в чести нынче… Хватит уж шлындать-то без дела. — Старый Бес поохал, как бы сетуя на отсутствие Мёртвой воды. — Ты трубу-то глянь, дружок, мёд тепло любит, а то не забродит, а скиснет. А у меня горит плохо, тяги нет. А я в долгу не останусь. — Он радушно растянул старческие губы в улыбке.

Косохлёст кисло усмехнулся. Ну и ладно! Глупо бояться каких-то труб! Он же лучший трубочист в городе! Откажешь — Старый Бес припомнит, в долгу не останется.

Косохлёст решительно направился к медоварне. Бес шибко поспевал следом. И вот показались разновысотные трубы. Опытным взглядом Косохлёст оценил, что одна из них натужно пыхтит, а не выпускает ровные кольца дыма.

— Эта, — указал он пальцем на трубу.

— Эта, эта, Косохлёстушка.

Косохлёст незаметно вздохнул и зашёл в растопную. Повскакивали с мест чумазые черти-истопники, до этого бесконечно курившие, пока старший не смотрит.

— Перекур с дремотой? — ласково осведомился Старый Бес. Черти встали навытяжку, незаметно сплёвывая самокрутки из одолей-сон-травы. — Ничего, детушки, Косохлёст мигом наладит дело. Да? — Приглашающий взмах когтистой руки.

Косохлёст по-хозяйски подошёл к массивной печи. Там ещё тлело несколько угольков, так что пришлось взять щипцы и выложить их на поддон. Опять хорошее дерево жгут, но это пусть Городничий их ловит, если ему охота. Косохлёст заглянул в дымоход. Ничего не видно, значит, либо всё совсем плохо, либо там изгиб. Давно он тут не был…

— Я за щёткой, — бросил он хозяину, но тот ретиво всунул Косохлёсту в руки ершистую палку для чистки труб и прочную верёвку. Подготовился, гад. Потому что Косохлёст хотел по-тихому слинять под предлогом отсутствия инструмента. — Тогда на крышу, — неохотно принял он щётку и верёвку. Туда, наверх. Где всегда чувствуешь себя выше тех, кто почему-то вырос.

Косохлёст в два счёта взобрался на конёк крыши и, цепляясь за черепицу, пополз к нужной трубе. А добравшись, заглянул в её чёрный зев — и словно отнялись ноги, всё ещё стоявшие на крыше. Он падал, падал в бесконечно чёрную бездну, а на дне, всё ярче разгораясь, сияли красными самоцветами раскалённые угли. Он падал с Моста в Огненную реку, и не было конца падению, а мимо проносились годы и вёрсты пройденных дымоходов. И там, почти на дне, невидимый, струящийся змеями в уши голос злорадно произнёс:

— Он связал себя узами и стал уязвим. Теперь Явь моя! Надо только захватить Марену и…

Косохлёст не узнал, что ещё хотел сказать незнакомец — по всем приметам жуткий гад. Тот резко оборвал свою речь, и стало тихо, как могиле — чёрной, всей в саже. А ещё через мгновение Косохлёст увидел его лицо — с горящими злобой немигающими глазами, зловещим оскалом тёмных губ на голубовато-белом лице. Тонкое лицо. Даже красивое. Если бы не было таким страшным. Косохлёст дико и как-то по-девчачьи пискнул, попытался податься назад… Руки с длинными пальцами метнулись к нему — и одновременно что-то с силой потянуло его за ноги. И вскоре он уже сидел на трубе, ошалело крутя головой. Ситничек, тяжело дыша, взирал на него и тёр испачканные сажей, ободранные руки.

— Ты чего?! — набросился он на Косохлёста. — Белены объелся?!

— А ты чего? — вскинулся Косохлёст, хотя внутри у него трепетал комок ужаса, а перед глазами стояло жуткое лицо, взглянувшее в дымоход. Он украдкой посмотрел в трубу. Чёрный пустой лаз. — Т-там, в-внизу — чё? — слегка заикаясь, спросил он у Ситничка.

— Чё внизу? — глупо переспросил тот. — Чёрт-те чё! Черти ждут, Бес бесится.

— Ч-чертовщина какая-то, — пробормотал Косохлёст. — Сны наяву…

Он уже почти перевёл дух, но вдруг темнота шепнула полупрозрачным облачком сажи: "И рухнет Мос-ст…"

Косохлёст подскочил на половину своего роста и почти скатился с крыши. Несколько черепичек сорвалось вслед за ним и разбилось о мостовую. Всё это уже было! Немигающие глаза, словно выточенное из голубоватого камня лицо со змеиной улыбкой в чёрной пасти дымохода. Давным-давно, перечёркнутое Зимним крестом Марены. Там, по ту сторону Моста… Там, где часто машет рукой кто-то призрачный и так похожий на тебя самого.

Косохлёст, не обращая внимания на окрики Ситничка, на ласковую брань Беса, со всех ног припустил к Огненной реке. Прочь от несущего смерть лица, от чёрных, как внутренности змей, дымоходов, от всего… Прочь от собственных неудобных слёз. Мальчишки не плачут! Плачут только слабые девчонки!

Не помня себя от ужаса, он оказался у подножия Моста. Тёмное облако на вершине казалось полупрозрачным. И несмотря на изгиб, на то, что Мост должен был бы закрыть обзор, Косохлёст видел того мальчишку. Будто преломлялся свет и можно было заглянуть за угол, не высовываясь. Он действительно стоял на той стороне — белел смутный силуэт, приветственно взметнулась рука…

Косохлёст не остановился у подножия Моста. Наоборот, ускорился — свистело в ушах, заглушая шелест.

Не переходи Мос-ст…

Куда угодно, только не здесь! Едва ноги коснулись камней Моста, поднялись по бокам огненные волны, но Косохлёст лишь прижался всем телом к обжигающим камням и резво-резво, как ящерица, пополз вперёд. Он уже почти достиг вершины Моста. В лопатку словно воткнули раскалённую вилку — не пускал Зимний крест. Пытался пригвоздить нарушителя. Но он растерял былую силу… Косохлёст пригнулся — прошла над самой макушкой волна пламени — и напружинился для последнего рывка. И в этот момент его перехватили поперёк туловища жёсткие руки.

— Куда?! — взревел Хранитель Моста. В ночных глазах бешено плясали блики пламени. Но всё равно это было не так жутко, как там, в дымоходе…

— Туда! — дерзко бросил Косохлёст. — Подальше отсюда!

— Нельзя! Быстро назад! — приказал Ярр. Так же, как и Косохлёст, он распластался по камням, и языки пламени касались змеиного жилета и опаляли волосы.

— А тебе, значит, можно? — взъярился Косохлёст. — Сколько раз видел, как ты тут ошиваешься и всё хочешь перейти! Пусти! — Он дёрнулся всем телом, пытаясь вырваться из мёртвой хватки Хранителя Моста. — Меня там ждут!!! — Из горла вырвалось нежданное рыдание. И это породило ещё бо́льшую злобу и решимость. — Ты! Трус!!! У самого кишка тонка перейти! — выпалил Косохлёст и саданул ногой наугад.

Волосы опалило пламенем, заперло от жара дыхание, но хватка как будто ослабла на мгновение… Быстрее, пока ещё и змеи не наползли!.. Косохлёст рванулся и выскочил. И когда он пересёк самую высокую точку Моста, с раскрытым ртом нырнув в тёмное облако, голова бешено закружилась. Косохлёст покачнулся и припал к камням, чтобы не сорваться вниз. Перед глазами лопались чёрные и огненные круги, а в ушах свист перемежался со скрежетом. Он с трудом поднял голову и посмотрел вперёд — тот перестал белесовато мерцать и стал похож просто на мальчишку — чуть повыше ростом, белобрысого, со светлым лицом. Косохлёст быстро оглянулся через плечо — сейчас Ярр его схватит, и прощай, друг. Он оттолкнулся и кубарем скатился на ту сторону. Там его действительно ждали.

* * *

Ярр всегда проводил следующий после Мариной ночи день у Моста. Обычно горожане вели себя странно, выпив Мёртвой воды, и, хотя она теперь не появилась, всё равно пришёл к берегу Огненной реки, чуть в стороне от Моста. Нужно было переждать острый приступ гнева, иначе Косохлёст рисковал стать ещё в два раза короче.

Поэтому Ярр наблюдал — сначала с недоверием, а потом с какой-то постыдной ревностью, как кто-то другой (не он!) решительно и без сомнений пересекает Мост. Но это длилось лишь секунды. В следующий миг Ярр опрометью бросился ловить мелкого безумца.

Огненные струи пролетали над головой, как змеи, хотя сами змеи почему-то затаились, будто не хотели мешать перебежчику.

— Трус! — выкрикнул в лицо Ярру проклятый мальчишка, лягнулся и выскользнул из рук.

Не переходи Мост,

— оглушительно громыхали в голове невидимые камни.

Я жду тебя, Ярр,

— призывно шелестел незнакомый шёпот.

Хлестнул наискось огненный бич — Ярр перекатился на спину. Над ним во всём своём могучем великолепии вздымалась Огненная река, выбрасывая почти зрячие языки, готовые изжарить любого, кто посмел её пересечь. Грудь нестерпимо жгло Зимним крестом — Мост встречал нечестивцев калёным железом. Ярр крутанулся опять на живот и, прищурившись, попытался разглядеть, что там с Косохлёстом. Чёрные камни были пусты. Неужели его сбила в реку огненная волна? Вот уже и буря пламени, кажется, начала стихать, словно получила положенную жертву. Ярр сначала приподнялся на руке, а потом осторожно встал, каждую секунду готовый вновь приникнуть к камням. И лишь только он встал в полный рост, твёрдая поверхность будто ушла из-под ног. Небо, Мост, Огненная река поменялись местами, закружились вокруг Ярра, а гул пламени превратился в протяжный стон. Ярр покачнулся, судорожно пытаясь удержаться, и даже успело мелькнуть сожаление о том, что на Мосту нет перил… И всё встало на место. Небо — над головой, внизу — успокоившаяся река огня, а под ногами — незыблемо — Мост.

Ярр посмотрел назад. Навь клубилась за спиной, зыбкая, как мираж. Он стоял на вершине. Тогда он посмотрел вперёд и тут же увидел чёткую фигуру баламута Косохлёста. А рядом с ним стоял ещё один мальчишка, повыше ростом. Яркий свет бил прямо в глаза — гораздо ярче и белее, чем в Нави. Камни Моста на этой стороне светились белизной, отражая лучи тоже низкого, но такого ослепительного солнца. Поэтому Ярр не сразу заметил, что у дерева, растущего у самого края пропасти, стоит девушка — золотоволосая, в сияющем белом платье, с серебряным обручем на лбу.

Она открыто улыбнулась Ярру, протянула ему навстречу руки и произнесла тем самым голосом:

— Я Вию́н, Хранительница Моста. Добро пожаловать в Явь.

— Ярр-р! Ярр-р пр-ропал! — разносил над городом тревожную весть ворон.

Навь-костринцы поднимали головы к небу и провожали Гора взглядами, а он кружил всё расходящимися спиралями и каркал своё:

— Ярр-р! Ярр-р пр-ропал!

Ситничек тоже посмотрел ворону вслед.

— И Косохлёст пропал, — обиженно заметил он, но никто его не услышал.

Алконост, позёвывая, выбралась на карниз Скворечника.

— Что за шум? Горим, не горим? — повела носом. — Определённо не горим. Малую самость… э-э… самую малость подгораем, разве что.

— Ярр-р! Ярр-р пр-ропал! — надрывался ворон.

— Да ты брешешь! — отмахнулась Алконост и чуть не сорвалась с карниза. — Уф-фь, голова дурная. Нет, последняя кружка медовухи точно была лишней, — изложила она свою позицию неизвестно кому. — Что туда этот старый хрен, то бишь Бес подмешивает?!

— Ярр-р!..

— Подь сюды, птенчик, — шикнула на него Алконост и призывно махнула крылом. — И расскажи всё толком.

Ворон блеснул презрительным глазом, но всё же подлетел к Скворечнику. Клацнули по карнизу крепкие когти. Рядом с дебелой, златопёрой птицедевой он казался невзрачным чёрным карликом.

— Н-ну? — поторопила его Алконост. — Только каркай нежнее, голова раскалывается.

— Ярр-р и Косохлёст пр-ропали на Мосту! Пр-ропали! — раздуваясь от важности, отрапортовал ворон.

— Будто в канаву упали, — передразнила Алконост, то и дело прикладывая крыло ко лбу. — Да куда они из Нави денутся?

Ворон пыжился, пыжился, но потом язвительно выдал:

— Влюбятся и женятся!

Птицедева от неожиданности хватанула ртом воздух и закашлялась.

— Ну тебя в реку! Так и голоса лишиться можно! — Она прочистила горло. Помолчала. И уже серьёзнее спросила: — Что, правда что ли?

Ворон скорчил гримасу, насколько ему позволял клюв.

— Сестрица Сирин меня убьёт, — вынесла вердикт Алконост. — Убила бы, — поправилась она.

Гор подозрительно глянул боком. А Алконост расправила мощные крылья, нарочно задев ворона. И когда тот взвился с раздражённым карканьем, небрежно повернула голову и сказала:

— Погнали. Птицедева Сирин была помощницей Марены. А теперь, стало быть, я за неё.

* * *

Она вся будто сияла серебряным светом. В складках белого платья не осталось места теням. Волосы цвета старого золота ниспадали на плечи. И лишь глаза темнели на бледном лице.

— Явь… — не в силах поверить, повторил Ярр. Небывалое волнение, которое накрывало его лишь у гроба Марены, собралось где-то в груди, когда он с болезненной жадностью обвёл взглядом всё, что только смог захватить. Сзади круто уходил белыми камнями вверх Мост, и вершина его терялась в мерцающем тумане перехода в Навь. Внизу, под Мостом, искристо и почти бесшумно текла из края в край река жидкого перламутра. И никаких хищных языков пламени и чёрных змей. Ярр посмотрел вперёд. Вокруг было так светло и ярко, что больно глазам! Горы и пригорки в отдалении, словно укутанные снегом, домики с двускатными крышами у их подножия, загадочно светящиеся деревья… У домиков виднелись какие-то существа вроде лошадей, только пушистые. Из-за их спин боязливо выглядывали… Люди? Невысокие и кругленькие. Ярр чувствовал себя слишком тёмным, слишком угловатым и высоким, слишком мрачным и злым для этого мира чистого света. Такого же прекрасного, как мечты о нём. И как лицо его Хранительницы.

Виюн тихо улыбалась, стоя рядом и наблюдая за впечатлениями гостя Яви.

— Это точно Явь? — повернулся к ней Ярр. Он почти чувствовал восторг, разлитый в самом воздухе, его переливчатую свежесть, его свечение, когда по границам обзора картинка слегка размывалась, а контуры предметов становились мягче.

Виюн усмехнулась — немного снисходительно, но по-доброму.

— Конечно, это Явь, — изящно склонила головку она, и две витые пряди перекинулись на грудь.

— Реальный мир? Тот, откуда приходят по Мосту души? — допытывался Ярр. Как хочется и как страшно поверить, что это действительно так.

— Самый реальный мир. — Виюн заглянула в глаза, таинственно понизив голос.

— Ох-х… — непроизвольно вырвалось у Ярра. Он словно вернулся в детство, когда он, слишком серьёзный и задумчивый, всё же ощущал иногда проблески радости. Например, когда мать в первый раз взяла его на дежурство у Моста. Или когда он осознал, что у него есть сестра, — ранние годы почему-то терялись в тени. Или когда впервые увидел Марену сквозь обретший прозрачность ледяной хрусталь…

И тут же он понял, что для Хранителя Моста ведёт себя, наверное, странно — как ребёнок, восхищённый блестящей игрушкой, по сравнению с полной достоинства и грации Виюн. Косохлёст рядышком тоже помалкивал и зыркал по сторонам. Но чаще всего он взглядывал на своего ровесника, спутника Виюн. А та заметила эти взгляды и плавным жестом указала на паренька.

— Это Сквознячок, мой паж.

— Косохлёст, — тут же буркнул Косохлёст.

— Меня зовут Ярр, я Хранитель Моста, — выдал хотя бы что-то подходящее случаю Ярр. — Мы пришли из Нави.

— Я знаю, — мягко и понимающе улыбнулась Виюн. — Желаете осмотреться?

— Мы… да! С радостью! — дивясь сам на себя, воскликнул Ярр.

Он старался не сильно крутить головой, но взгляд его лихорадочно метался по округе. А Виюн, казалось, понимала, хотя ни словом, ни жестом не смущала гостей. Одно Ярр знал точно: если бы здесь не было Хранительницы Моста, он бы пустился вскачь. Вихрем бы пронёсся по окрестностям, заглянул бы в каждое окошко, пожал бы руку каждому обитателю вожделенной Яви…

— Вы, наверное, устали, — учтиво обратилась к навь-костринцам Виюн. — Переход через Мост всегда отнимает много сил.

— О нет! — возразил Ярр. — Это было легко!..

Теперь даже Косохлёст посмотрел на него с удивлением. А Ярр ощущал всем своим существом, как спадает вековая тяжесть с плеч, как становится легче дышать, и голова — такая лёгкая-лёгкая… Словно воздух здесь был другим, и земля мягче, и свет, и ветер, ветер…

— Ветер… — прошептал он, поднял лицо и прикрыл глаза, желая ощутить на лице долгожданное дуновение. Но, видимо, они пришли в штиль.

— Думаю, вам не следует находиться здесь долго, — с печалью в голосе произнесла Виюн, не сводя пристального взгляда тёмных глаз с Ярра.

До него не сразу дошёл смысл сказанного. А когда дошёл, то словно погасло что-то и мир вновь стал сумрачным и знакомым.

— Но почему?! — почти с отчаянием спросил он.

— Явь для мёртвых тяжела… — грустно ответила Виюн. — Растение, привыкшее к тени, сгорит на солнце, а существо ослепнет и истощится.

— Но я не умирал! — запротестовал Ярр. По крайней мере, он не помнил этого. Забудем на время про костяные руки…

— Ты в Нави, — раскрыла ладони Виюн. Словно всё этим сказано. И будь голова Ярра занята не возможностью остаться, он бы задумался над этим. И заметил бы, как сгорбился Косохлёст.

— Но мы только пришли… — убито сказал Ярр.

Виюн склонила голову набок, снова даря долгим ласковым взглядом.

— Тогда не теряйте времени.

И мир снова посветлел перед глазами. Тысячи и тысячи вопросов вертелись на языке, глаза стремились впитать и запомнить тысячи картин, а кожа жаждала ощутить прикосновение ветра. Но ветер, будто назло, уснул и здесь, и только мелодично шелестели жемчужные листья на деревьях, как травы на Пустом холме.

— Здесь есть ветер? — с придыханием спросил Ярр.

— Конечно, — просто ответила Виюн. — Это же Явь.

Ярр глубоко вдохнул и шагнул вперёд. Переливающиеся нежными цветами травы мягко пружинили под ногами, как пышный ковёр. Можно было бы спросить у Хранительницы, куда пойти в первую очередь, но Ярр желал открывать для себя Явь самолично. Он забыл про Косохлёста, не оглянулся на Мост. Впереди белыми облаками клубилось что-то вроде ажурного за́мка с кружевом арок, тонких колонн, стройных башенок, устремивших острые шпили в небеса. А перед за́мком — россыпь деревень и перелесков. И над всем этим — солнце, словно сквозь облако светящее приглушённо-белым светом. Идиллия. Несбыточная мечта, которая вдруг сбылась. Пусть и непохожая на давние сны о прошлом.

Виюн неслышно скользнула следом за Ярром, словно плыла, а не шла — с ясной полуулыбкой, лёгким цветочным ароматом струящихся волос, гостеприимная и ненавязчивая. Может, она утолит жгущее изнутри любопытство? Хотя вопросы, пришедшие на ум первыми, заставили нахмуриться. Но долг Хранителя есть долг.

— Почему души, идущие через Мост из Яви, перестали хотеть перерождения? Если они возвращаются сюда. Откуда у них шрамы? Почему их вообще стало так мало? Почему… кровь не останавливается?

Виюн некоторое время молчала, и прекрасные тёмные глаза смотрели вдаль, на облачно эфемерный за́мок.

— Ты встретил кого-то, кто отличается от других? — ответила она вопросом.

Ярр очень ясно вспомнил давешний рассказ Городничего о незаживающих ранах Сирин и другие случаи… И о том, что на ней нет Зимнего креста.

— Да…

Виюн с печалью во взгляде оглянулась на Мост.

— Ей рано было переходить на ту сторону. Поэтому она и не сгорела.

— Ты знаешь?.. Ты знаешь Сирин?

— Я знаю всех. — Грустная улыбка, завораживающе плавный жест. — Раньше у неё было другое имя.

— Какое? — быстро спросил Ярр.

— Я не вправе раскрывать тайну имени перешедшего Мост. — Виюн посмотрела строже.

— Я прошу проще…

— Ничего, — легко сказала она. Помолчала. — Но, возможно, я могла бы ей помочь…

— Как?!

— Возможно, — Виюн подчеркнула голосом это слово, — мы сможем помочь ей вернуться. Вернуться в Явь. Прожить слишком рано отнятую у неё жизнь…

Ярр окинул взором белоснежные просторы с отблесками розового, голубого, золотистого… Да он бы сам отдал всё что угодно за возможность остаться здесь. Может, Зимний крест — вовсе не право жить в Нави, а клеймо, не позволяющее остаться в Яви?.. Знак изгоев. И если он начал тускнеть… Да они с Косохлёстом уже здесь! Они смогли перейти Мост, и это не было чем-то убийственным, они не сгорели и не лишились рассудка. И Мёртвая вода — совсем не благо, а зелье, которым опаивал навь-костринцев кто-то, кто не желал, чтобы они помнили и знали.

Детали мнимого заговора закружились в голове Ярра с быстротой чёртова колеса. Иссякший источник Мёртвой воды. Бледнеющий Зимний крест. Обмолвки Алконост и Кладезя о прошлом, которых раньше не было никогда. Обломок иглы… Какую роль во всём этом играла Марена? Ярр сразу отринул мысль о том, что она в чём-то виновата. Как? Лёжа закованной в хрусталь? Ещё одна жертва… кого-то. Вот бы добраться до этого "кого-то" — с пятилезвийным бичом в одной руке и серпом в другой.

Наверное, он слишком резко хрустнул костяными пальцами, сжав кулаки, потому что Виюн мягко положила свои руки на его — в первый раз она до него дотронулась. Сухощавые бледные пальцы оказались неожиданно прохладны. Тёмные глаза, лишённые блеска из-за густоты ресниц, странно не подходили цветам и тонам этого мира.

— Я помогу тебе остаться здесь навсегда, — почти прошептала Виюн, приблизив губы к уху Ярра — для этого ей пришлось привстать на цыпочки, опираясь на его руки. — Только приведи их ко мне.

Косохлёст, шедший с пажом на несколько шагов позади, удивлённо присвистнул. И в следующий момент Виюн уже стояла на расстоянии вытянутой руки.

— Их?..

— Их? — искренне удивилась Хранительница.

Ярр недоверчиво моргнул, прогоняя морок. Он чувствовал себя как никогда полным жизни, но, может, и правда Явь дурно влияет на чужаков… Он посмотрел на свои руки, потом на Косохлёста — было это или не было? Косохлёст не глядел в его сторону, оживлённо споря о чём-то с новым знакомым.

— Я бы хотел показать Явь остальным… своим. — Ярр переменил тему на более нейтральную.

— К сожалению, это против мирового порядка, — покачала головой Виюн.

— Но мы же здесь!

— Два посланца не нарушат порядок. Но Явь не может снова стать пристанищем нежити.

— Снова? — зацепился за оговорку Ярр.

По прекрасному лицу пробежала тень какого-то чувства — по старой привычке сохранять в памяти выражения лиц Ярр запомнил и это: сжавшиеся на мгновение губы, чуть расширившиеся тонкие ноздри, сузившиеся глаза… Раздражение и досада — не зря мать учила неспособного чувствовать сына читать по лицам.

Но лицо Виюн вновь разгладилось, и Ярр уже не сказал бы точно, что ему не показалось. Опять морок?

— Все когда-то переходят Мост, — ровно пояснила она и раскрыла ладони уже знакомым жестом. — И лишь те, на ком Зимний крест Марены, сохраняют подобие жизни. Остальные — лишь бесплотные духи, ожидающие перерождения или уготованные в Правь. Или Неприкаянные с грузом на душе.

— А кого Марена пометила своим Крестом? — ухватился за предложенную тему Ярр. — И почему?

— Об этом можно спросить её саму, — торжественно произнесла Виюн. — Она же живёт и правит по ту сторону Моста. — Она с почтением склонила голову.

— Марена? — непонимающе переспросил Ярр. — Но она век или больше закована в лёд…

Виюн потупила взор, и читать по лицу стало слишком сложно.

— Мы могли бы помочь и ей, — проговорила она белёсым травам.

Ярра словно обдало пламенем — как тогда, на Мосту, когда он сам пытался растопить нетленный лёд. И он даже не спросил, кто это "мы".

— Спасти из хрустального плена? Извлечь иглу?! — воскликнул он.

— Спасти… её, — глухо отозвалась Виюн, живо вскинула взгляд бархатных глаз, в которых на миг лишь вспыхнул отблеск яркого света её мира. — Ни один лёд не выдержит переправы через Мост. Ни одна рана не останется незалеченной. — В её голос вновь вернулись прежние мелодичные ноты. — Явь выдержит это. — Она покровительственно подняла руку, будто это она решала, что выдержит и чего не выдержит Явь. — Приводи её. Приводи и ту, что слишком рано попала к вам. Мы позаботимся о них. А теперь, — Виюн повелительно указала на Мост, — вам пора.

Наверное, следовало поклониться и откланяться. Но ведь и он, Ярр, Хранитель Моста, какая разница, какого его конца? Он так долго сюда стремился… А встреча с Явью — короткая, как падение. И хотя его вроде бы ждут снова, кто знает… Слишком это зыбко и ненадёжно. Он и так ещё не решил, сон это или Явь.

— Если мы отрываем от дел, то не смеем задерживать, мы с удовольствием развлечём себя сами, — начал Ярр, сделав знак Косохлёсту. А сам всё поглядывал вдаль, на ажурный замок, на теряющиеся в перламутровой дымке просторы…

Улыбка Виюн застыла на прелестном лице. Но ни один мускул больше не дрогнул, выдавая то, что она могла бы подумать.

— Прошу прощения. — Голос вновь стал обволакивающе нежен. — Но вам действительно пора. — Виюн была непреклонна. — Сквознячок проводит вас к Мосту.

— Благодарю, уверен, мы не заблудимся, — с горькой иронией поклонился Ярр.

С той стороны ничего, кроме Моста, и не было. Не прыгать же в реку, пусть там и не видно пламени. Хотя это идея…

— Я жду тебя снова. Вместе с теми, о ком было сказано. — Виюн подняла ладонь в прощальном жесте.

Косохлёст дёрнул Ярра за рукав, и лицо его сложилось в трудное для восприятия выражение — он явно хотел что-то передать. А потом он потянул Ярра к Мосту — так уверенно, будто имел план. Что ж… Косохлёст всегда недурно соображал. Только не всегда в нужную сторону…

Ярр вновь поклонился.

— Я вернусь, — пообещал он то ли ей, то ли самому себе.

Виюн с достоинством склонила увенчанную серебряным обручем голову.

Косохлёст всё тянул в сторону Моста. На прощание он небрежно махнул рукой Сквознячку, а на Виюн лишь искоса глянул. Несколько шагов вверх по шероховатым белым плитам — и сознание помутилось. Ярру показалось, что он спал самым глубоким сном, и его резко выдернуло в залитую неподвижным оранжевым светом действительность — его явь. Они с Косохлёстом оказались чуть ниже вершины своего Моста, и чёрные неровные булыжники вели на землю Нави. Ярр вздохнул. Слишком мало, слишком скоротечно. Но совершенно не так, как он себе представлял. Лучше или хуже? По-другому.

И всё же казалось, что прошла вечность. Жизнь несомненно разделилась на до и после, и Марина ночь, предшествующий ей разговор с Сирин, тревоги и хлопоты Навь-Костры — всё это поблекло, как вчерашний день. Ярр даже не был уверен, что ему теперь хочется наказывать Косохлёста. Хотя, наверное, следует.

— Косохлёст, — строго позвал он.

Но тот как ни в чём не бывало свесился с Моста, убеждаясь, что опасности нет. Повернул голову в сторону Ярра и сверкнул чертячье-чёрными глазами.

— Сквозняк сказал, что она не будет ждать тебя с грузом прям сразу. Выждем ещё полчаса, и путь свободен!

* * *

Косохлёст тотчас смекнул, что вся ярость Хранителя Моста испарилась, едва тот увидел, куда они попали. Терзали смутные сомнения, что это Явь, но какая, в сущности, разница? И вон какая тут смазливенькая Хранительница, глядишь, Ярр и позабудет, что хотел дать взбучку за Незваную и за камушки из грота Марены заодно. И за оскорбление на Мосту — Косохлёст сухо облизнул губы.

Сквозняк оказался белобрыс, загорел и голубоглаз — девчонкам такие нравятся. Правда, молчал поначалу, приглядывался. А ведь сам позвал! Хотя, может, Виюн эта приказала — очень уж она на Ярра навострилась, тут к Гамаюн не ходи.

Косохлёст, впрочем, тут же раззадорил Сквозняка какой-то дрянью, и тот наконец вышел из спячки.

— А ты неплох. — Он с прищуром оглядел Косохлёста с головы до ног. — Она бы оценила.

— Думаешь, хочу на твоё место? Таскать шлейф? — скорчил насмешливую гримасу Косохлёст.

— Всё лучше, чем таскать эти немощи. — Сквозняк выразительно показал свой рост. — А за службу мне дадут вырасти.

Косохлёст раскрыл рот. Вот так штука… Он тоже вечный ребёнок! Разве в Яви такие есть?

— Сколько тебе лет? — с невольным сочувствием спросил он.

— Боишься, придётся мои вещи донашивать?

Вот наглый! Косохлёст рыкнул про себя, но желание пообщаться было сильнее.

— Это точно Явь? — повторил он вопрос Ярра в надежде на такую же светскую беседу, которую вёл тот и местная королевишна.

— Явь, — склонил голову набок Сквозняк и улыбнулся уголком рта. — Коли захотят.

— Что это значит? — угрожающе оскалился Косохлёст.

А этот змеёныш будто забавлялся. Кулаки уже чесались намять ему бока! И плевать, что потом скажет Ярр.

— А вы правда все мечены Зимним крестом? — вместо ответа поинтересовался Сквозняк, зевнул и посмотрел вдаль на какой-то вычурный за́мок. Косохлёст оскорблённо буркнул нечто неразборчивое, но весьма грубое. — Души принимаете тех, кто помер, немеченых?

Косохлёст цепко посмотрел на нового приятеля, уже чувствуя своё превосходство. Кажется, этому наглецу что-то нужно — интуиция никогда не подводила в таких делах.

— Ну а коли и так? — расплывшись в злорадной улыбочке, спросил он.

— Дело есть, — со внезапной серьёзностью сказал Сквозняк. Он уже не зевал, а пристально смотрел в глаза — Косохлёст насторожился. А Сквозняк заговорил, понизив голос: — Наша сейчас вас попрёт. — Он быстро оглянулся на Хранительницу. — Вот, уже начала гнать. Но если вы потерпите с полчаса, она уйдёт, потому что не будет вас ждать обратно сразу. А вы посидите на своей стороне и приходите снова. Я вижу, твой совсем умом тронулся от местных чудес. — Это уже было про Ярра.

— Он не мой! — с раздражением возразил Косохлёст. Но предложение было заманчивым… Скука же век сидеть в Нави с одним простоватым Ситничком! А пошнырять тут — это занятно… Ярр тогда точно будет ему благодарен по гроб посмертия. А Хранительница им не нужна. Какая-то она… Липкая. Обовьёт ласково и задушит. Как ползучий вьюнок. Когда она внезапно подалась Ярру навстречу, Косохлёст не сдержался — присвистнул. Незваная ладно, её не жалко, сто лет без неё жили и дальше проживут, но Марену Виюн подавай! Нет, камушки Марене ни к чему, но отдавать её незнамо кому — это чёрт знает что такое!

— Н-ну? — с подозрением спросил он у этого прохвоста без возраста. — А взамен что?

Он думал, что местный выхоленный мальчишка может попросить ответную экскурсию в Навь. Или какие-то её сокровища: самоцветы, даже Мёртвую воду… Но глаза Сквозняка потемнели, как вода на дне лесного озера, и он произнёс отрывистым злым шёпотом:

— Я подменыш. Когда-то вместо меня в колыбель положили игошу ⁽¹⁾ . А я хочу найти свою семью. Их души.

— Но души уходят на перерождение, — подхватил шёпот Косохлёст, воровато оглянувшись на Хранителей. — А те, что остаются, перемешиваются, как каша, и не помнят ни черта!

— Я должен проверить… — исступлённо прошипел Сквозняк.

Эту страстную жажду Косохлёст понимал очень хорошо. Осталось составить план.

— А ты сможешь перейти через Мост?

— Я не знаю… — Сквозняк неуверенно поморщился. — Я пробовал, но меня отбрасывало.

— Так как же…

— Ты. — Сквозняк прямо взглянул в глаза Косохлёсту. — Ты найдёшь их и приведёшь ко мне.

Косохлёст принуждённо рассмеялся.

— Высоковата цена за полчаса в… Яви, не находишь?

Сквозняк задумался и, словно решаясь на что-то, произнёс:

— Я много знаю. Я много лет при ней. А она иногда видится с ним.

— С кем?!

— Приведи мне нужную душу. Тогда расскажу.

— Но как я её узнаю?! Может, она мелькнула у нас и переродилась!

— Нет. Хранительница бы сказала мне.

— "Хранительница бы сказала"! — передразнил Косохлёст. — Вот и целуйся с ней! Может, это она тебя и подменила! И мне-то от твоих "знаний" какой прок?!

— Твоему хозяину будет прок, — после некоторого молчания посулил Сквозняк.

— Ярр мне не хозяин! — всё так же шёпотом взвился Косохлёст.

— Пора, — одними губами произнёс Сквозняк. — Расходятся. Ищи же! Их звали… — Он приблизил губы к уху Косохлёста и шепнул несколько слов. — И учти, что я разгадал твою тайну! — Он белозубо рассмеялся, а глаза вновь поголубели.

Косохлёст раздул ноздри и отвернулся. Имена прочно засели в памяти, но о какой тайне говорил этот олух? Перепрятать что ли краденое…

И вот теперь он стоял с Ярром на Мосту, и, если Сквозняк не заливал, они пошаракатятся ещё по этой их Яви. Всё лучше, чем сидеть здесь и покрываться мхом от безделья.

Волны тепла поднимались снизу и приятно согревали — Огненная река текла размеренно и спокойно, словно устыдилась своей буйности и взяла пример с сестры из Яви. На Косохлёста уже накатила дрёма, когда голос Ярра выдернул его из блаженного полузабытья.

— Косохлёст. Я иду один.

* * *

Никакой особой причины не брать с собой Косохлёста у Ярра не было. Благодарности, что именно тот разведал путь, — тоже. Он просто не хотел теперь делить ни с кем свою Явь. А вину или угрызения совести пусть чувствуют те, кому повезло испытывать весь спектр эмоций круглый год.

Знакомо смешались река, Мост и небо — и Ярра выбросило на белые плиты. Резануло слепящим светом глаза. Так просто. Так близко — после стольких проведённых за пустыми мечтами лет.

Хранительницы и правда не было у подножия. Не было и Сквознячка. Тихо светился воздух, а солнце и облака, казалось, не сдвинулись ни на полпальца. Ярр вдохнул полной грудью, стараясь остановить, прочувствовать этот момент: он здесь. Так где же ветер?..

Но момент кончился, как сгорели в пламени Огненной реки миллионы других моментов. Ярр быстро обвёл взглядом мягко мерцающие окрестности. Почему-то казалось, что времени в обрез. Тишина зависла над сияющей равниной, как предгрозовая туча — безмолвная, но неотвратимая. Нет, решил Ярр, он просто всё себе надумывает. Здесь не может случиться ничего плохого! Но лучше поторопиться, пока Виюн не обнаружила, что гости решили явиться незваными.

Ярр нашёл глазами так привлёкший его с самого начала замок. Сердце Яви — по-другому про него не думалось. Он был довольно далеко, часа два хода, как Ярр оценил на глаз, но едва он направился в ту сторону, замок начал приближаться с неслыханной быстротой. Ещё одно чудо Яви? Не прошло и нескольких минут (если верить ощущениям времени в этом неподвижном вечном полдне), и замок вырос над ним стройной громадой. Тонкие высокие колонны смыкались лёгкими арками, по которым, цепляясь за невидимые глазу трещинки, стремился ввысь вьюнок с мелкими пахучими цветами. Ярус за ярусом поднимались спиралью галереи стрельчатых окон, а шпиль пронзал облака. Удивительный замок. Безмолвный замок.

Вероятно, здесь правит Виюн и, возможно, ещё Совет каких-нибудь старейшин. Он, пришелец из Нави, не будет тревожить их высокое собрание. Он лишь пройдёт по ажурным галереям, посмотрит с их высоты вдаль…

Какая ты, Явь? Я ещё толком не успел с тобой познакомиться…

Вперёд! Перед ним величественно и зовуще поднималась к замку лестница. Белые плиты — такие же, как те, которыми выложен Мост.

Ярр уже поставил ногу на первую ступень широкой лестницы, когда услышал рядом с собой судорожный вздох. Виюн! Ничего, он ей объяснит, как…

Нарастающий свист оборвал мысль. Явь взбунтовалась.

Изысканный контур замка сломался. Поплыл. Первая колонна упала почти бесшумно, только вздрогнуло нутро от вибрации да взвился тёмный дымок. И вслед за ней, лопаясь, как перетянутые струны, пошли чудовищными трещинами другие колонны. Вьюнок со змеиной прыткостью ещё пытался цепляться за свою разрушающуюся опору, но плотные стебли и цепкие колючки хватали лишь пыль.

Ярр быстро глянул на Виюн. Хранительница неверяще смотрела на свою распадающуюся обитель, её губы шевелились, а лицо стало ещё белее. Она воздела было дрожащие руки, стараясь удержать, обуздать нарастающий хаос, но тут же бессильно опустила. Сводчатые арки сыпались, как домино, и замок карточным домиком складывался внутрь.

— Берегись! — воскликнул Ярр и с силой дёрнул Виюн за руку. На то место, где она только что стояла, рухнул белый булыжник. Со свистом хлестнула воздух плеть вьюнка. Виюн застыла, как статуя, такая же белая, неподвижная…

— Нужно убираться отсюда! — прокричал Ярр.

С неба градом сыпались мелкие и крупные камни и неспешно опускались нежные цветы вьюнков. Замок грозно гудел, какой-то скрюченный, больной… Ярр сжал ладонь Виюн.

— К Мосту!

Она взглянула на него почти с отчаянием и точно — со страхом. Но в следующий миг странно быстротечное перемещение свершилось, в лицо дунуло скоростью и клокочущий гром остался далеко позади. И снова прямо перед ними уходил в туманную зыбь крутой изгиб Моста. Виюн тяжело дышала — такая живая по сравнению с недосягаемо светлым и прекрасным, но далёким, как звезда, созданием, которым она предстала сначала. И существом из плоти и… крови? Ярр посмотрел на всё ещё судорожно сжимающие его руку тонкие пальцы.

Она не смотрела назад, зато Ярр видел отлично, как оседает в последней агонии то, что раньше было чудом архитектуры. Но почему?.. И словно в ответ на его мысли Виюн горестно выдохнула:

— Теперь ты видишь. — Она, впрочем, быстро взяла себя в руки, перестала вздрагивать, и осанка её вновь стала царственной. — Твоё нахождение здесь противоречит Порядку. Никто из жителей Нави не должен переходить Мост вспять.

— Но мы были здесь, и ты ни словом не обмолвилась… — слабо возразил Ярр, оглушённый тем, что мог причинить зло своей Яви.

— Вы были под моим надзором, — строго сказала Виюн. — И я не ждала тебя обратно так скоро и… одного. — Тон её стал ледяным, как хрусталь Марены.

Кого она имеет в виду? Косохлёста, Сирин или саму Марену?..

— Жителям Нави нельзя выходить за границу Круга отчуждения у Моста. — Она показала на едва заметную пульсирующую стену в некотором отдалении. Но всё равно слишком близко. В своём стремлении к сердцу Яви Ярр пересёк её без колебаний, сочтя игрой света. И именно за ней пространство растеряло свои свойства и неправдоподобно быстро приблизился замок на горизонте…

Значит, это он виноват?.. Мёртвая рука пришельца из Нави разрушает всё живое, к чему прикасается? И он, незваный гость, только что разрушил дом Виюн и чуть не разрушил её мир.

— Не знаю, как мне искупить свою вину. — Ярр прижал к груди руку и опустил голову.

Он готов был положить десятки лет, чтобы отстроить чудесный замок, но как быть, если сама Явь отторгает его?

Виюн смотрела на него, не отрывая взгляда.

— Явь восстановит себя сама, таково её свойство. С течением времени…

Ярр с надеждой посмотрел вдаль, где пока даже не осели клубы пыли.

— Но где жители Яви? Где люди? — поинтересовался он. Лежащий ныне в руинах замок казался пустым, а существа и животные, которых Ярр заметил поначалу, — миражами.

— Явь так велика… — туманно ответила Виюн. — Они далеко отсюда.

Может быть, когда-нибудь…

— Когда же мне будет позволено прийти сюда снова? — задал Ярр мучивший его вопрос.

— Приводи несчастную Сирин, иначе Навь окончательно завладеет её существом. Торопись, скоро будет поздно! Пока она ещё может вернуться… — Тёмные глаза лучились настоящим участием и беспокойством. — И конечно, мы всегда ждём великую Марену. — Виюн почтительно склонила голову. — Её страдания — причина нашей глубокой скорби.

Она часто говорила "мы", значит, кто-то ещё правил Явью.

— Мог в замке кто-то пострадать или?.. — запоздало спохватился Ярр.

Или он будет принимать важные души по ту сторону Моста?..

— Нет, они не там… — заверила его Виюн, осеклась и украдкой посмотрела куда-то вбок. — Итак? Могу я рассчитывать на твоё слово? Ты не ступишь больше из Круга отчуждения и обещаешь привести страждущих? Они должны получить помощь. Это мой и наш долг. — Она испытующе посмотрела на Ярра. Протянула ему навстречу руку ладонью книзу.

— Обещаю, — торжественно ответил он и сжал тонкую кисть. Виюн благосклонно улыбнулась.

Она не страшилась вида костяных рук и даже не выказала ни малейшего удивления, хотя это было бы вполне уместно. Она будто знала всё наперёд — о нём, о Косохлёсте, даже о Сирин. Только с Мареной она ошиблась… Она ждала его у Моста, хотя, когда Ярр вернулся, никто не остался нести там вахту вместо неё. Она… звала его? Её тихий шёпот, перекрывавший строгий наказ не переходить Мост, слышал он на своей стороне. Он узнал этот голос сразу. Но пусть она скажет сама.

— Это твой зов я слышал? Ты звала меня перейти через Мост? — Ярр подошёл ближе и встал напротив неё, стараясь поймать ускользающий взгляд тёмных глаз. И только сейчас осознал, что она ниже на голову. Она казалась высокой в своём белоснежном величии.

— Ты слышал то, что хотел услышать, — тихо и вкрадчиво прозвучал тот самый голос. Виюн вскинула голову, чтобы посмотреть Ярру в лицо. — Мечты должны сбываться. Они всегда сбываются… здесь.

Снова морок? В бездне тёмных глаз тихо гасло сияние Яви.

— Но зачем ты звала меня? — почему-то Ярр перешёл на шёпот. — Разве я — страждущий, чтобы ты помогала мне?..

Виюн легко положила ему ладонь на грудь и прикрыла глаза, словно чтобы ощутить что-то, понятное лишь ей. Может, она могла услышать его душу? Её пальцы чуть сжались, смяв рубашку, а Ярр почувствовал за грудиной болезненный укол. Он уже ощущал это при первой встрече с Сирин! И потом, слабее… Глаза Виюн широко раскрылись, блеснул серп улыбки… Ярр обхватил её тонкое запястье и мягко, но решительно отвёл от себя её руку.

А она, словно очнувшись, вновь опустила ресницы.

— Тебе тоже нужна помощь, Хранитель. Ты страдаешь. Переход через Мост избавляет от многого, лишнего, наносного… Плоть живых сгорает в пламени Огненной реки. Их души очищаются от нажитого зла и от боли. Лёд превращается в пар. Но то, что тебя гложет, гораздо глубже. — Она приложила ладонь к своей груди. — Ты живёшь? Ты… чувствуешь? — Зорко взглянула на Ярра.

Она будто и правда читала в душе́. Ярр судорожно вдохнул и выдохнул, словно боясь пораниться о тот лёд, про который говорила Виюн.

— Я не… А ты можешь это изменить?..

Он так долго стоял по ту сторону Моста, не смея сделать шаг. А теперь будто одно сокровище за другим ослепляло своим блеском непривычные глаза.

Виюн ещё ничего не ответила, а новая отчаянная мечта вскружила голову. Чувствовать весь год! Как все живущие в Яви и Нави! Может, тогда Явь его примет? Он ведь даже не умирал, чтобы всю жизнь коротать в Нави. Но и Явь его отвергла. Ни живой, ни мёртвый, с послушными костяными руками, но во плоти, знающий только, кто он не́ есть. Как путник, застрявший на вершине Моста.

Чувствовать, как рядом с Мареной! Не запоминать выражения лиц, чтобы потом понять. Жить! Любить?..

Ярр спохватился и понял, что Виюн пристально наблюдает за ним. Он хоть рот не раскрыл? Это было бы смешно и нелепо. Но в её глазах не искрилось ни следа улыбки.

— Марена, освобождённая ото льда и всемилостивая, имеет такую силу. Она поможет. А для этого, — Виюн взяла обеими ладонями лицо Ярра и, наклонив его голову, напутствием отпечатала на лбу прохладный поцелуй, — мы должны помочь ей.

— Может, ты бы хотела… посетить Навь? — без особой надежды спросил Ярр, с трудом удержавшись, чтобы не потрогать пальцами то место, которого коснулись её губы. — Пока здесь всё не уляжется…

Виюн улыбнулась, и довольно широко, будто он предложил ей невесть какую приятную прогулку.

— Думаю, для тех, на ком нет Зимнего креста Марены, переход через Мост возможен лишь в одну сторону. И моё время совершить его ещё не пришло. — В улыбке появилось что-то лукавое. А Ярр с досадой на себя понял, что́ он ей только что предложил. — Но ты можешь приходить сюда, не пересекая границу. — Её ладонь описала изящный круг.

Ярр благодарно кивнул. Видеть Явь из клетки Круга отчуждения — всё равно лучше, чем не видеть её вовсе. Знать, что она открыта для него, — стоит всех лет ожидания.

Он уже повернулся к Мосту, когда Хранительница обронила:

— И да… Я бы хотела… — и опустила глаза, опечалившись.

Ярр крутанулся обратно.

— Ты бы хотела посетить Навь?!

Она некоторое время молчала, будто боролась с собой. И затем подняла ладонь, отрицая сказанное.

— Забудь об этом. Я не хочу ничьей жертвы…

— Жертвы?..

— Чтобы перейти через Мост… Нет, забудь! — Она вскинула и снова опустила глаза.

— А в чём состоит эта жертва? — помедлив, поинтересовался Ярр, вкрадчиво и мягко. Не к месту пришла ассоциация с первой охотой на змей. Не спугнуть. Получить ответ. Воплотить в жизнь. Провести Виюн через Мост без вреда для неё стало вдруг первостепенной задачей, даже важнее чем вновь побывать в Яви.

— Я не могу тебе сказать, — скорбно сведя брови, ответила Виюн. — Это противоречит Миропорядку.

— А Косохлёсту ты можешь сказать? — быстро спросил Ярр. Может, зря он не взял с собой этого чертёнка… Но…

— Никому из Нави, — твёрдо изрекла Виюн. И подняла руку, пресекая дальнейшие расспросы.

Но путь есть… Значит, он его узнает.

Ярр всё же коснулся незаметно лба.

— Я жду тебя к следующему из восьми главных дней Кологода. А теперь… тебе пора, — напомнила Виюн. — Не забудь про несчастных!.. — Она воздела руку, отходя всё дальше. И вскоре её отделила от Ярра почти невидимая чуть мерцающая грань Круга отчуждения.

А позади ждал Мост. И предвкушение того, как навь-костринцы изумятся близости Яви, как завалят вопросами… И Марену с торжественностью, которой так не хватило в Марин день, подвезут к Мосту для перехода. И Сирин распахнёт синие глаза… Ох, Сирин! Кажется, он опоздал на условленную встречу… Но она должна понять.

Мост перевернул и вновь поставил мир на место. Глаза некоторое время привыкали к сумраку и красным отсветам Огненной реки. И Ярр увидел, что его уже ждут.

---

1) Игоша (ичетик) — в восточнославянской мифологии мелкий демон, душа некрещёного или мертворождённого ребёнка.

Вернуться к тексту

Примечания:

Прошу прощения за задержку проды. Ушла в нересурс и конкурсы на фанфиксе.

Арт-обложка от ZOLOTOVSKOVA!

https://vk.com/photo230101_457245311

---

Сирин отвернулась от душистого зонтика цикуты и вздохнула. Незачем знать, сколько сейчас времени, — зонтик поворачивался, следуя за всегда низким оранжевым солнцем, и Йагиль научила Сирин определять время с точностью до получаса. Он не придёт. И можно не ходить бесцельно с кургана на курган, ощущая, как на каждом шаге слегка бьёт по бедру серп, снабжённый ножнами из коры. Он обещал. Но он не пришёл. Сирин чувствовала себя уязвлённой. Сколько ни говорила она себе, что у Хранителя Моста могут быть дела поважнее, чем обучать какую-то Незваную, сколько ни утешала, что он просто задерживается… Гневно-безысходное "он забыл" стучало в висках, как почти позабытая боль первой встречи. А взгляд предательски устремлялся то к зонтику цикуты, то к солнцу, то к задним вратам Навь-Костры. Никого. Ещё один круг по кургану. Никого. Ещё одна песня неприкаянных душ. Никого… Сирин шумно выдохнула воздух и стала нарочно смотреть на солнце, пока не заслезились глаза. Только не оборачиваться. Похоже, ей самой придётся учиться за себя постоять. Происшествие с Косохлёстом и стеклом в лапе Избы живо всплыло в памяти. Пальцы непроизвольно дрогнули, и свежий синий шрам на ладони отозвался чувством натяжения.

Сирин положила руку на серп. Они думают, что это смешно? Остроумно? Глаза, обращённые к солнцу, заволокло слезами — то ли от всё-таки яркого света, то ли от незаслуженной обиды. Влага стояла в глазах, напоминая другую влагу…

Посмотрите на это создание. На этой коже нет ни единого шрама! Вот как должно выглядеть человеческое существо, эталонный объект Sapiens!

Смутно знакомый менторский голос прозвучал будто над ухом, и Сирин резко обернулась, едва не потеряв равновесие на склоне кургана. Никого. Весь этот год её мучили сны из прошлого. Они заставляли просыпаться, сдерживая крик, — нет нужды, чтобы Йагиль знала. Они душили, они сковывали по рукам и ногам и отнимали надежду на то, что дарованная жизнь будет лучше прежней. И Сирин просыпалась, захлёбываясь беззвучными слезами, и жадно глотала ртом воздух, которого здесь было так много, и не могла надышаться… Но кроме этих ощущений — ничего конкретного. В первый раз воспоминание настигло её наяву — словно провернулся в мозгу тот осколок, что пронзил висок болью при первой встрече с Ярром. Минул год пребывания Сирин здесь, и будто пошла раскручиваться пережатая пружина. Может, это Навь наконец её приняла?.. Только вряд ли такие знания о Яви — то, что так жаждет узнать Хранитель Моста.

Над городом каркал что-то его ворон, нарезая круги. Слабое намерение привлечь его внимание, заявить о себе родилось и умерло в один вздох. Сирин запрокинула голову к небу, и две слезы вытекли из уголков глаз, капнули с щёк на тунику. Но нездешняя ткань оттолкнула слёзы, и они, оставив незаметные дорожки, затерялись в траве. Рядом шелестнуло.

— Ветер, — негромко позвала Сирин.

Из травы показалась ушастая голова молодого котика. Сирин присела на колени, и Ветер с урчанием подскочил к ней и начал неистово тереться о протянутую руку.

Котёнок, подаренный Молотом, стал для Сирин настоящим другом. Поначалу он любил сидеть у неё на плече, и Йагиль, видя это, становилась особенно задумчивой. Иногда отлучался он по своим кошачьим делам, но всегда оказывался рядом, когда становилось особенно грустно и одиноко, и не раз он ложился Сирин на грудь, когда она просыпалась от очередного сна о прошлом. И тёплая тяжесть кота, мерное урчание погружали в уютную дрёму без снов.

— А Ярр не пришёл, хотя обещал, — горько пожаловалась Сирин, почёсывая Ветра за ушами и под мордочкой. Только ему она и могла излить душу. — А мне показалось… — Кот вдруг замолк и повёл ушами. Потом отследил жёлтыми глазами ворона. И более не спускал с него взгляда охотника.

— Думаешь, что-то случилось? — усомнилась Сирин. Поднялась с колен и приставила руку ко лбу. Заметная фигура птицедевы отделилась от ясеня, где пристроился Скворечник, и стала удаляться в сторону Моста. — Что-то случилось… — Обида растаяла и ушла в землю, как до этого слёзы, и смутное беспокойство разлилось в груди.

Сирин едва не устремилась в город в чём была. Но потом с досадой вспомнила. Она всё ещё Незваная. А это значит носить плащ, скрывать лицо, прятаться в тени… Подслушивать из-за угла, подсматривать. Может, зря она стала играть по этим правилам и никто бы ей ничего не сделал… Городничий бы не посмел пойти против слов Хранителя Моста. И пусть бы стрелял неприязненно-опасливыми взглядами. От взглядов ещё никто не умирал. Особенно во второй раз. Но сейчас не время искать нужный провод… то есть ворошить осиное гнездо — так здесь говорят.

Путь до Избы-на-птичьих-лапах, проверить, нет ли стёкол, подъём, спуск… Нетерпение выдёргивало из груди рваные вдохи. Сирин закуталась в пыльно-чёрный плащ и, перейдя границу города, накинула на голову капюшон. И дальше — привычной дорогой, раздражающе долгой, зато не подразумевающей неприятных встреч и лишних вопросов. И всё равно так быстрее, чем обходить вдоль стены частокола с наружной стороны.

Неприятных встреч действительно удалось избежать — никто не обращал внимания на неприметную фигуру в тени домов и заборов. Навь-костринцы поглядывали в небо, где всё ещё кружил ворон, и совещались, что бы это могло значить. Алконост, видимо, быстро отыскала в лесу Йагиль, и теперь обе они парили рядом с Гором. Сирин успела только услышать однократное раскатистое "Ярр-р пр-ропал", и Алконост без размаха залепила ворону затрещину — того отнесло на несколько метров, прежде чем он, взмахнув крыльями, выровнял полет.

— Развёл тут панику на весь город, — услыхала Сирин шипение птицедевы. Йагиль на помеле кивнула в знак одобрения. Ворон клацнул клювом, но замолк. И они втроём взяли курс на Мост.

Сирин изо всех сил старалась поспеть за ними, петляя по улочкам. Она уже особо не таилась, но как ей успеть за теми, кто в воздухе? Запыхавшись, она выбежала из Мостовых врат, миновала ров и безжизненную прибрежную полосу. В лицо плеснуло теплом Огненной реки. Показался круто уходящий вверх Мост. И на нём маячила одинокая фигура… Сирин остановилась, пытаясь успокоить дыхание, пригляделась… Не Ярр. Низкорослая фигурка отчаянно жестикулировала, отбиваясь от словесных атак Алконост. Йагиль стояла, скрестив на груди руки, а ворон даже присел ей на плечо. Слов Сирин не слышала, но нетрудно догадаться…

Спрятаться на голой равнине было негде, и Сирин пошла прямо к спорщикам. В конце концов Ярр даже собирался взять её с собой на дежурство…

— Ярр сейчас вернётся! Чтоб меня змеи сожрали!.. — донеслись до неё слова Косохлёста.

— Отравятся, — усмехнулась Алконост. — Я спрашиваю: какого лешего ты вообще забыл на Мосту, на который тебе и ступать-то негоже?

Косохлёст замялся. Сирин тихо подошла к Йагиль и встала рядом с ней. Ведунья восприняла это как должное — вот и хорошо. А Косохлёст с редкой для себя неуверенностью промямлил:

— Меня там позвали… С той стороны Моста, — и насупился, исподлобья взглядывая на птицедеву.

— Ах позвали, — с притворной сладостью пропела та. — А ты знаешь, что не во всякую карету, куда зовут, стоит садиться? Может, затвердил бы это получше — подольше бы прожил! — ядовито закончила она.

Косохлёст вспыхнул, но смолчал. Сирин оглядывалась. Ярр сейчас вернётся? С той стороны Моста?.. Так просто? Впрочем, он же Хранитель, наверное, ему можно… Тогда зачем он с такой настойчивостью расспрашивал её про Явь?

— Подождём, — вынесла вердикт Алконост и сложила крылья на положенное им место. Взгляда от вершины Моста, что клубилась сейчас в тёмной дымке, она не отрывала. — Ну, девы, заварилась каша, чувствую. Аж пробовать не хочется.

Сирин переступила с ноги на ногу. Тихие минуты провожал лишь ровный гул пламени Огненной реки. Косохлёст с напускным равнодушием прохаживался у Моста, но тоже украдкой бросал туда взгляды. Йагиль напоминала статую, и Алконост тоже — удивительно при её живости. Гор полировал пёрышки на плече у Йагиль. Сирин осмелилась подойти к Мосту чуть ближе — никто ей и слова не сказал, только Косохлёст взглянул с подозрением. Второй раз она стояла так близко к переходу из Яви. Казалось, протяни руку — и ухватят с той сторону магнитным лучом, и металлические браслеты снова станут горячими и обездвижат руки… Как в страшных снах, что стали частыми спутниками её ночей.

Сирин чувствовала, как забивает уши шумом пламени, как затекает в глаза свет, и не могла оторваться от завораживающего течения, боясь и втайне желая тех откровений, которые ещё могла преподнести ей память. Время будто потонуло, сгорело внизу, в этих размеренно текущих огненных струях. Но мысли хаотично разлетались, как взметённые ударом искры и пепел от костра.

Может, она снова увидит того, кто пытался прийти с той стороны? И он поможет ей вспомнить, прожить кошмары и освободиться…

А что если Ярр решит остаться в зловещей Яви? Он же так стремился туда… Его постигнет горькое разочарование…

Почему так напряжена Алконост? И Йагиль стоит, сжав тонкие губы. Жаль, нельзя её расспросить про Ярра — про цикуту она говорить может, а на имени Хранителя Моста загадочная и непреодолимая Печать молчания…

Какой-то шум вторгся в гипнотическое гудение пламени, и Сирин, вздрогнув, обернулась. К Мосту спешил Городничий, неловко заваливаясь с боку на бок и придерживая одной рукой треугольную шляпу. Цветом лица он соперничал с красными отсветами.

— Уф-ф, — поприветствовал собравшихся он и упёрся руками в колени. Обтянутые щегольским мундиром бока ходили, как кузнечные меха Молота.

— Лишнее к земле тянет? — невинно посочувствовала Алконост.

Городничий кинул на неё полный негодования взгляд и пропыхтел: — Пришёл… сразу… как услышал… про Ярра.

— Да, солнце ещё не зашло трижды, — похвалила его рвение Алконост, за что получила ещё один бессильно-гневный взгляд. Городничий с трудом распрямился и обвёл глазами странную группу ожидающих.

— А она почему здесь?! — всхрапнул он и указал на Сирин толстым пальцем. — Сказано же было сидеть в Тёмном лесу!

Сирин изо всех сил постаралась не сутулиться и держать спину ровно, лишь опустила глаза, почувствовав на себе начальственный взгляд. Она почти увидела со стороны, как чётко обрисовался её темнеющий силуэт на фоне оранжевого зарева. Жар Огненной реки, казалось, расплавлял без жалости скрепы памяти.

И снова накрыло сном из прошлой жизни… Сильным и ярким, как никогда. Подрубило под колени, выдавило воздух из лёгких…

Она — у всех на виду под перекрестием любопытных взглядов. Диковинный зверь, ценная только своей красотой ваза, дорогой артефакт… Но не живое, мыслящее существо. Просто эталонный объект Sapiens.

Сирин крепко зажмурилась, чтобы изгнать чересчур зримое видение. Они будут преследовать её теперь не только во снах, но и наяву? Подпитывать ощущение беспомощности и бесправности... А прямо сейчас над ней стоит Городничий, который ратовал за то, чтобы сбросить её в Огненную реку. Один несильный толчок — и она не удержится на обрыве, слишком близко подошла, зачарованная Огненной рекой. Но не бежать же и прятаться опять за спинами Йагиль и Алконост.

Птицедева словно ждала вопроса о Сирин и расплылась в умильно-гаденькой ухмылке.

— Смотри, не лишись указующего перста или ещё чего… У неё серп на поясе. Ты помнишь, твоя супруга Ядвига тебя чуть не хватила им по выступающим частям, когда ты полез к Йагиль?

Городничий показательно хмыкнул, но смолчал и не сделал даже движения в сторону Сирин, наоборот, отошёл подальше. Второй неодобрительный звук получил Косохлёст — тот вообще развеселился и показал Городничему кукиш, когда он отвернулся.

— Ну что же, — чопорно произнёс градоначальник. — Принимаю решение ждать здесь. — Он поискал глазами, куда бы сесть, не нашёл и шумно вздохнул.

— Полностью поддерживаю, уважаемый Комендант! — с опасным воодушевлением отозвалась Алконост. — А дабы времяпрепровождение протекало весело и приятно, предлагаю спеть песню у костра. — Она широко повела крылом в сторону Огненной реки.

— Э-э… — сразу растерял гонор Городничий. — Вообще-то я хотел поговорить… с Косохлёстом! — Он суматошно поманил мальчишку к себе. Тот неохотно оставил пост на Мосту и подошёл — руки в карманах, взгляд наглый.

— Ты чего это безобразничаешь, чертёнок?! — накинулся на него Городничий, всё ещё косясь на Алконост. Сирин даже замерла. Неужто её будут защищать? — Огнь-траву рвёшь, фокусы непозволительные устраиваешь на Курганах?! — Видимо, Косохлёст и сам ожидал разноса за Сирин, потому что исподволь бросил на неё удивлённый взгляд.

— С колюще-режущими предметами обращаешься неосторожно, — подхватила Алконост, нависнув всей грудью над Косохлёстом. — Комендант, а Комендант, — хитро прищурилась она. — А отдай мне мальчонку на перевоспитание, а? — Она широко улыбнулась, показав ровный ряд крепких зубов. — Мы его быстро отучим хулиганить да к делу пристроим. — Глаза птицедевы янтарно блеснули. — Будет между чешуйками Избе лапы чесать, раз такой ловкач, да и труба сто лет не чищена. А ещё поучим ведьмину синьку толочь (тысяча и одно движение пестиком, не больше, не меньше, иначе на выброс!) в свободное от основной работы время.

— Да я, собственно… — пожал плечами Городничий.

— Я сам по себе, никто меня не может "дать" или "взять"! — запальчиво выкрикнул Косохлёст — ворон даже перестал чистить перья и взглянул на него.

Сирин прислушалась к себе. Желает ли она, чтобы Косохлёста наказали из-за неё? По правде сказать, ей уже было практически всё равно. Обида казалось детской и недостойной мести.

Детские лица…

Детские лица по ту сторону прозрачной тюрьмы. Целые экскурсии — и тогда наготу прикрывают полосками ткани. А дети смотрят на неё, потом друг на друга — широко открытыми глазами. И не понимают, почему она такая, а они такие… Хорошо, что жидкость скрывает слёзы…

Сирин отчаянно тряхнула волосами. Здесь-то она не в жидкости… Близость ли Яви пробуждала эти воспоминания, только Сирин уже совсем не жалела, что так рано перешла Мост. Здесь хоть и опаснее (несколько ран за год), но именно здесь настоящая жизнь…

Она отвернулась от разгоревшейся между навь-костринцами перепалки, сосредоточившись на плавном течении огненных волн. Может, и Ярр искал в них осколки своей памяти… Где же он? Сирин нетерпеливо взглянула на клубящуюся тьму на вершине Моста. И хоть она и ждала, внутренне изнывая от назойливого беспокойства, которое даже не вполне осознавала, это всё равно произошло внезапно.

Тьма брызнула во все стороны щупальцами, истончаясь в центре. И из её середины выскочил Ярр. На вид совершенно невредимый, даже если не совсем живой. Из груди Сирин вырвался вздох облегчения, и она едва удержалась, чтобы не сделать хотя бы несколько шагов навстречу Ярру. Вместо этого она изо всех сил сжала кулаки и осталась на месте, прямо на камнях. Всего один разговор. Одно обещание — невыполненное. И она уже возомнила себе невесть что.

А Ярр сощурился будто для того, чтобы глаза привыкли к другому освещению, и с удивлением и нарастающей мрачностью обвёл взглядом компанию встречающих.

— Косохлёст? — позвал он негромко, но сурово.

— Что?! — взвился тот и подбежал к основанию Моста. — Что сразу Косохлёст?! Ты сам меня не взял!!!

— И ты оповестил всех? — с угрожающей интонацией осведомился Ярр. — Без моего разрешения?

— Я сидел здесь! — с возмущением начал оправдываться Косохлёст. — Это ворон растрындел на весь город!

Ярр слегка качнул головой, и Гор послушно сорвался с плеча Йагиль и перелетел к нему. Ярр рассеянно потрепал его по крылу. Видимо, к ворону у него не было никаких претензий. Косохлёст скрестил руки на груди и надулся.

И тут Ярр заметил Сирин, опустившуюся на землю у самого обрыва. Глаза его расширились, он быстро оглянулся на Мост, словно вспомнил о чём-то, протянул к ней руку…

— Ну с прибытием, голубчик! — подчёркнуто радостно поприветствовала его Алконост. — Где был, что видел?

Сирин не поверила своим глазам. За секунду до этого Хранитель Моста был мрачен и раздражён, а теперь его лицо осветилось почти детской радостью.

— Я видел… Явь, — выдохнул он и посмотрел по очереди на всех. — Я видел Явь! И нет в мире ничего прекраснее!

Он опять встретился глазами с каждым навь-костринцем, точно ожидая бурного восторга. Но все молчали. Губы Городничего шевелились, словно он уже подсчитывал убытки, Йагиль окончательно обратилась в статую, Алконост скептически хмыкнула… А сама Сирин снова ощутила в виске болезненный толчок — будто электрическую искру.

Глаза не сохнут в жидкости, но она всё равно не помнит, как приходит сон. Пока её не будят колючие разряды тонизаторов мышц в начале следующего дневного цикла…

Явь — прекрасна? Чёрта с два.

В первое мгновение Ярр, казалось, растерялся, но потом его лицо приняло прежнее мрачное выражение. И словно в ответ перекатилось за его спиной, под Мостом, насколько упруго-пламенных волн.

— Не верите? — спросил он, сузив глаза. Посмотрел за спины стоящих. Сирин тоже перевела туда взгляд и увидела, что со стороны города к ним шла толпа. Те, кто слышал ворона (то есть примерно все), видимо, всё-таки решили проверить у Моста, отстав от прыткого Городничего на каких-то десять минут. Градоначальник ретиво оглянулся, обнаружил приближающихся сограждан и почти подскочил к Ярру. Хранитель и правда поднялся на несколько шагов по Мосту и явно очень хотел поделиться увиденным со всеми. Но Городничий крепко взял его под руку и увещевательным тоном заговорил:

— Ну Ярр, давай не будем всем рассказывать и ворошить прошлое. Печать молчания — неприятная штука. — Он выразительно показал глазами на Йагиль.

— Так значит, Явь связана с моим прошлым? Моё прошлое связано с Явью? — быстро спросил Ярр.

Городничий досадливо причмокнул. Навь-костринцы подошли уже совсем близко, всюду раздавались возгласы:

— Так вот же Ярр, что там ворон каркал?

— В суп его, я так сладко спал! — Гор сверкнул чёрным глазом на прожорливого соню, но тот уже шушукался с соседом.

Русалки, как всегда, хихикали и прикрывались зеленоватыми волосами. Приковылял даже Старый Бес, будто бы опираясь на руку одного из своих бесчисленных родственников-чертей. ("А ты побегай с Бесом наперегонки", — говаривала Сирин птицедева). Косохлёст шмыгнул с видного места и затерялся в толпе, схватив Ситничка за руку. И все они смотрели на Хранителя Моста. Что это значит — "хранить Мост"? Сирин впервые задумалась над этим вопросом. Знал ли сам Ярр?..

— Я перешёл Мост, — без предисловий сказал он. Городничий скрипнул зубами так громко, что Сирин услышала это со своего места. Дружное "ах", "ох" и "о Марена" пронеслось по рядам горожан. Многие сплюнули через левое плечо и попали в стоящих позади. — Я видел Явь! И она прекрасна! Мы можем переходить Мост! Слышите?! Без вреда для себя! Я был там и вернулся!

Сирин опустила глаза. Наблюдать эту сцену было почти физически больно. Его надежда, его мечта…

У неё — той — тоже есть мечта. Увидеть солнце, почувствовать ветер… Пока для неё они настолько иллюзорны, что кажутся сказками.

— Вы слышите?! — Ярр сбежал с Моста и склонился перед Ум Кладезем. — Явь!!! — Он слегка тряхнул домового за плечи, но тот угрюмо отвернулся. — Я видел Явь! — Миновав Молота, Ярр отчётливо повторил это Бесу. Старик покряхтел и отвёл взгляд слезящихся, красных в свете пламени глаз. — Явь!!! — Ярр кидался то к одному, то к другому, тряс их, кричал в лицо то, что для него было так важно… Но все они стояли — потерянные, безвольные… Как куклы. Хотя Сирин наблюдала в них заметно больше живости, когда они были в привычной стезе. И только поднималось боязливым шелестом: "Он перешёл Мост, он перешёл Мост…"

— Косохлёст!!! — повелительно позвал Ярр, окончательно отчаявшись.

Из дальнего ряда послышалось ворчание:

— Косохлёст туда, Косохлёст сюда… А сам один ходит, бросает на Мосту ждать…

Тем не менее, он неохотно вышел и встал перед Ярром.

— Ну? — буркнул он.

— Скажи, что мы перешли Мост и побывали в Яви! — потребовал Ярр. — Скажи, как она прекрасна!

— Ну перешли. Ну побывали. Явь как Явь — белая вся, — без азарта подтвердил Косохлёст, потёр чёрную щёку и посмотрел на свои пальцы.

Сирин нахмурилась. Висок безудержно ныл, сталкивались, как булыжники, осколки памяти. "Белая"?..

Тёмная. Металлическая. С мёртвым светом ламп.

— И Хранительница Моста местная, Виюн, тоже белая. Голубая кровь, сразу видно. Кровь с молоком. Голосок медовый, — брякнул Косохлёст.

— Что это там за Виюн? — нездорово оживилась Алконост.

Русалки захихикали пуще прежнего. Сирин почувствовала, что задержала дыхание, и заставила себя медленно выдохнуть.

— Виюн… — Ярр оглянулся на Мост. — Она такая же, как Явь… — Для Сирин Явь была преотвратным местом, это она уже поняла. — Удивительная…

— Удивительная? — хищно вскинула бровь Алконост. — Так зови сюда, сорвём покровы безбрачия… бесчувствия то есть.

Ярр осуждающе посмотрел на неё, но это нисколько не охладило птицедеву.

— А что? Давно я на свадебке не гуляла, а там и голубушка уже в белое облачилась, ждёт-не дождётся! И ветер фату развевает так легко-легко… Правда ведь, там есть ветер? — Алконост склонила голову набок и с зубастой улыбкой вгляделась в ночные глаза и бледное, словно измождённое лицо Хранителя Моста.

— Я как-то не заметил… — встрял Косохлёст, но Ярр сделал ему резкий знак замолчать.

— Ты не веришь, что она прекрасна, — тихо сказал он Алконост. — Никто из вас не верит! — Обвиняющим жестом он обвёл притихших горожан. — Но Хранительница Моста указала мне путь, как растопить хрусталь Марены, чтобы она снова правила Навью. — Потрясённое молчание разлилось в воздухе. — А ещё, — Ярр обернулся к Сирин, — вернуть к жизни… Незваную.

Последнее заявление застало Сирин врасплох. Вернуться?..

Туда, где стальные браслеты в случае необходимости становятся наручниками?

И снова "Незваная"... Будто разговор, обещание помочь, взять с собой на вахту у Моста ей привиделись.

Всеобщее внимание пригвоздило Сирин к месту.

Они так же тыкают пальцами в прозрачную стену, оставляя жирные отпечатки, читают табличку, чтобы назавтра всё позабыть, рассматривают её со всех сторон… А она может лишь смотреть в ответ и пытаться считать по губам очередной комментарий: удивлённый, восхищённый, похабный… Она изучила все их виды. Меняется только расположение и количество шрамов на лицах. И лишь когда гаснет яркий свет и уходит последний посетитель, ей накидывают на плечи одежду и дают в руки информатор. И она читает, читает, читает… Обо всём на свете. Пока не размывается в незаметном, но неустанном шуме в ушах граница между сном и явью. До следующего дневного цикла.

Сирин невидяще устремила взгляд вдаль. Только широкая огненная полоса расплылась в ореоле слёз. И как издалека услышала скептический вопрос Алконост. Попыталась сфокусировать взгляд…

— Пройти по Мосту вспять? — выразила птицедева общее сомнение. — Тебе не кажется, что это пахнет каким-то… э-э… шельмовством? Весьма скверно пахнет, надо сказать. — Она показательно сморщила длинный нос.

Йагиль свела пальцы косым крестом и строго посмотрела на Ярра. Тот упрямо вскинул подбородок.

— В любом случае, такие вопросы с кандачка не решаются, — подозрительно миролюбиво проговорила Алконост. — Это дело надо перекурить. Кыш, кыш! — Она помахала крыльями на перешёптывающихся навь-костринцев, некоторые попятились, но уходить явно не собирались, поглядывая на Ярра.

— Возвращайтесь, — негромко приказал он. Глаза его почти почернели. Сирин поняла, что он не нашёл в согражданах того отклика, которого ждал. И теперь самое лучшее для него — отослать этих неверующих подальше.

Русалки уже не хихикали над сальными шутками волколаков. Горожане съёжились и поплелись обратно к частоколу. Хоть и мало Сирин было дела до них сейчас, всколыхнулось мимолётное удивление: их жизни и так текут ровно, как стоячая вода, — то есть никуда не текут. А они спокойно разворачиваются и уходят, когда двое из них вырвались за предел их мирка, вернулись, делятся впечатлениями… Но даже умница Кладезь вздохнул, натянул поглубже свою шляпу, сделал знак Молоту, и они неспешно удалились. Городничий тоже явно хотел сбежать — Сирин бы не расстроилась. Но он дрожал и мужественно стоял как истукан.

А вот Старый Бес даже не подумал уйти. Он опёрся на сучковатую палку и сложил на ней обе руки.

— А мы можем попросить Я́ррушку принести нам что-то из своей милой Яви, — ласково предложил он. — Что-то, чего никогда не бывало в Нави.

— Принести? Но что? — Ярр запустил пятерню в растрепавшиеся волосы и задумался.

— Неисчислимы чудеса Яви, — по-отечески участливо проговорил Бес. Помолчал мечтательно, как видно, представляя эти чудеса… — Или, может, правда, приведёшь сюда Хранительницу с той стороны? Уж она бы смогла нас убедить, как по-твоему? Красотою да светом одарить нашу тёмную, мрачную обитель?

Сирин бы порадовалась, что на неё снова никто не смотрит. Но…

— Но она не может! — возразил Ярр. — Переход через Мост возможен только в одном направлении!

— Да ну? Вы же перешли туда и обратно, — лукаво улыбнулся Бес и поднял брови в напускном удивлении. Косохлёст звонко шмыгнул носом в повисшей тишине. Даже Ярр выглядел неуверенным. А Бес уже не улыбался. Понизив голос, он заговорил: — Добровольная жертва с нашей стороны поможет ей посетить Навь, а потом вернуться к себе. Если она, конечно, захочет. — Подмигнул хитренько и слащаво.

— Ты что там бормочешь, самогоновар старый? — воскликнула Алконост поспешно, словно испугалась, что упустила нить разговора. — Какая, к аспиду, жертва?!

— Ничего особенного, — расплылся в масляной улыбочке тот. — Ничьё посмертие не пострадает… Сильно.

— Да говори ты толком, старый интриган! — вспыхнула Алконост. — Ты что, в чёрные колдуны подался?!

— Что нужно отдать, чтобы она перешла Мост? — Ярр пристально посмотрел на Беса.

— Всего-то немного крови, — осклабился Бес и показал нешироко разведённые большой и указательный пальцы. Сирин заметила, что узловатые старческие руки не дрожали.

Йагиль качнула головой, а Алконост гадливо фыркнула и крылом развернула Хранителя Моста прочь от мерзкого старикашки.

— Ну его, Ярр, знаешь что? Я ему не верю! А тебе, пожалуй, поверю! Не стукнулся же ты головушкой, не перепил медовухи старого хрена и не спутал сон с явью… э-э… то есть… да. — Похоже, даже Алконост растерялась, потому что оглянулась на Йагиль, будто прося совета. Та только повела бровями и сложила губы трубочкой. Алконост понятливо кивнула: — Да Марена с ним, с ветром! — бойко затараторила она. — Везде бывает полный штиль, эка невидаль! Просто ты так попал… Если хочешь, давай я гляну одним глазком на эту твою Явь, а там уж убедим самых твердолобых, это я беру на себя! — Птицедева ударила себя сгибом крыла в мощную грудь и прочистила горло. — Ну? Погнали? — Она присела на корточки, готовясь пересечь Мост.

Ярр взглянул на неё с неверием, окинув всю фигуру взглядом. Может, вспомнил её сгоревшую сестру… Йагиль протянула к ним руку и беззвучно раскрыла рот… А скорая на решения Алконост бодро взлетела, а потом почти прижалась телом к поверхности Моста, стелясь над ним в бреющем полёте. Ярр кинулся следом за ней… Сирин уже думала, что всё получится и они исчезнут в облаке тьмы на вершине Моста, но внезапно на месте перехода перед Алконост поднялась стена пламени. Птицедева едва успела среагировать. С силой взмахнув крыльями, она остановилась прямо в воздухе, задела Ярра и чуть не сбила его с Моста. Лапы её судорожно сжались — их успел опалить страж-огонь.

Сирин что-то кричала, не отдавая себе отчёта, когда Ярр стремительно обхватил Алконост у основания шеи, приземлил её и всем своим весом увлёк назад. И они, потеряв равновесие, покатились с Моста обратно в Навь, к подножию Моста. Только мелькнули ноги, руки, крылья и лапы.

Сирин, Йагиль и Городничий подбежали к ним почти одновременно. Алконост неловко распласталась по земле, раскинув широкие крылья. Из-под одного из них выкарабкивался Ярр. Сирин выдохнула с облегчением, когда он, пошатываясь, встал на ноги, а птицедева поджала обожжённые лапы к туловищу и зашипела от боли. Все живы. Слава… Марене, наверное, как здесь говорят.

— Ну знаете! — возмутился Городничий. — Оказия на оказии!

Ярр потряс головой, приходя в себя. От его волос шёл дым, как и от всей одежды и от оперения птицедевы. Но Хранителя Моста занимало не это.

— Мост… не пустил нас! — Казалось, это поразило его до глубины души. — Или… она? — Он оглядел сначала себя, потом Косохлёста, словно пытаясь понять, что в них обоих общего и особенного. — Нет! Он не пустил Алконост!

— Нас же звали. Я так понял, обоих, — хмуро предположил Косохлёст. — Меня — Сквозняк, тебя — эта Виюн. А её, — он указал пальцем на приходящую в себя птицедеву, — никто не звал.

Ярр задумался, а Алконост, не открывая глаз, произнесла хрипловатым голосом:

— Меня не зовут, я сама прихожу к счастливчикам. — Она подсобрала крылья к телу, по губам скользнула кривая ухмылка, хотя лицо подёргивалось от боли. — А Ярр так чувствительно полапал меня за грудь, — томно поделилась она. — Вот ведь куда заманить пришлось! Парень любит погорячее!

Сирин не выдержала — рассмеялась. Какое чудо всё-таки эта Алконост! Даже Ярр слегка улыбнулся и покачал головой.

Только Старый Бес положил подбородок на сложенные на палке ладони, будто его нисколько не тронул скоротечный инцидент на Мосту.

Йагиль склонилась над подругой и обрабатывала обожжённые лапы каким-то из своих бесчисленных снадобий, в которых Сирин уже начала понемногу разбираться. Алконост охала и шипела, но старалась не дёргаться. От лап шёл дымок, но он будто забирал с собой черноту, и вскоре птицедева пошевелила пальцами, уверила, что она к подвигам готова и осведомилась, полагается ли ей награда за ранение в борьбе за правду и справедливость. Впрочем, насладившись произведённым эффектом, она задала более насущный вопрос:

— Я правильно понимаю: тамошняя красотка запросила за свои услуги ни много ни мало Марену и Сирин? — И одним глазом, по-птичьи, посмотрела на Ярра. — Затем и пустила?

Ярр задохнулся от возмущения.

— Она предложила помощь!

— Да-да, — покивала Алконост. — Все они так говорят. Жаль, мне не удалось взглянуть, что она за птица, но, видно, я рожей не вышла. А ты заметил, что змеи вовсе не против прогулок через Мост? Сам Мост против.

— Ты не хочешь пробудить Марену?! Избавить её от иглы в глазу? — оскалился Ярр.

— Да я как бы не против. — Птицедева рассудительно развела крыльями. — Как-никак моя сестра была доверенным лицом… правым крылом Марены, если ей верить. Наверное, и свихнулась, когда Марена заледенела… Но с чего ты взял, что эта поможет?

Алконост уже не ёрничала. Сирин тоже не понимала странной доверчивости Хранителя Моста. Но она всего год в Навь-Костре, может, у Ярра есть причины. Лишь бы разговор не свернул на неё, Незваную.

— А Сирин, — как назло продолжила увещевать Алконост. Нет, не удастся остаться в тени… — Что это за дикая затея с её возвращением?

— Виюн сказала, что ей рано было переходить Мост, — отчеканил Ярр. — Я просто хочу вернуть ей её непрожитую жизнь.

— Вию-ун сказа-ала… — протянула Алконост. — С каких это пор мы такие легковерные? И послушные.

— Ей будет лучше в Яви! — прорычал Ярр. — Всем там лучше!

Испуг, стеснение, неловкость… Всё это конечно, когда кто-то вдруг решил, что вправе определять твою судьбу.

— А ты у меня спросил? — холодно поинтересовалась Сирин у Ярра. — Спросил, хочу ли я вернуться?

Даже Алконост воззрилась на неё с таким удивлением, словно заговорил столб. Это было обидно. Однако она быстро сориентировалась и воздела крыло: "Давай!".

— Ты спрашивал меня о Яви, — вкрадчиво заговорила Сирин, подходя к Ярру ближе и неотрывно глядя в ночные глаза. — Тогда я ничего не могла сказать тебе. Но теперь я кое-что вспомнила.

Снова эта беспомощно детская надежда в его взоре, неприятная и обидная. Сирин поняла, что ненавидит Явь всем сердцем — в том числе и за то, что Ярр видит в ней, Сирин, прежде безымянной, лишь порождение Яви. Страшной и негостеприимной Яви. Мира несвободы, скованных запястий — она коснулась пальцами металлических браслетов — и жутких голосов, решающих, выработала ли она свой ресурс. Светлая и прекрасная Явь! Даже если и так, то далеко не для всех.

— Что ты вспомнила? — предсказуемо спросил Ярр и весь подался ей навстречу.

— Неволю. Изуродованные лица. Искусственный свет. Металл. — Сначала Сирин роняла слова, стараясь максимально задеть, отомстить, сломать глупую одержимость Ярра. Но с каждым словом она будто погружалась, тонула… И взгляд уже не фиксировал "здесь и сейчас". — Тяжело дышать… — прошептала она и судорожно всхлипнула, схватившись за горло. На глазах выступили слёзы, и Сирин отвернулась к Огненной реке. Она казалась теперь сплошным потоком жидкого света. Плеча коснулись жёсткие перья.

— А ветер? — участливо спросила Алконост. Янтарные глаза светились отражением Реки.

— Я… я… я не знаю, — честно призналась Сирин. — Я не видела.

— Прости, — без выражения сказал Ярр. Сирин хотелось бы верить, что он правда смущён и сожалеет. Но, скорее всего, он просто ей не поверил, это лишь пустое вежливое слово существа с ледяной стеной внутри.

— Надеюсь, ты не потащишь Сирин силком через Мост, — без всякого пиетета произнесла птицедева. — Всякое может случиться. — Она показала взглядом на свои ноги. — Равно как не потащишь и гроб хрустальный. — Она одарила Хранителя Моста придирчивым взглядом. Тот упрямо хмурился и молчал.

Не послушает, безошибочно поняла Сирин, украдкой взглянув на него. Слёзы испарились, высушенные теплом Огненной реки, осталась только едкая солёность в глазах, сухая горечь во рту и тяжесть на душе.

Всё это время молчавший Городничий вдруг кашлянул.

— Ну а как она всё-таки выглядела? Та незнакомка… — несмело осведомился он. — Вся в белом, да?..

— В белом, — сдержанно подтвердил Ярр. — С серебряным обручем на лбу, с золотыми волосами до пояса, молочной кожей, тонкими пальцами… — Сирин захотелось зажать уши руками, но она лишь стиснула зубы. И поэтому услышала, как Городничий подхватил с небывалым оживлением:

— С глазами, голубыми, как небеса! — И улыбка, искренняя и восторженная, преобразила его вечно недовольное лицо.

— Нет, — приземлил его Ярр. — С тёмными глазами. Как небеса.

Городничего словно выключили — погас так украсивший его внутренний свет.

— А-а, ну да… — промямлил он, смешался и взглянул на Йагиль, которая смотрела на него с недоверчивым изумлением. — Конечно… — Его красные щёки обвисли и дрогнули. Но он тут же встряхнулся и крикливо заметил: — А вообще это непорядок! Завещано издревле: "Не перейди Моста"! А вы… Накликаете лихо — печёнкой чую! — Он с прежней неприязнью глянул на Сирин, словно это она лично взяла под костяные руки Хранителя Моста и перевела его в нехорошее место. И теперь будет хуже. Для всех.

— Я вот что подумала, — зевнула Алконост. — Не пора ли нам расходиться? — Она широко распахнула крылья и выгнулась, потягиваясь. — Ма́рины дни бесконечные в этом Кологоде. Обдумаем всё на досуге, за рюмочкой чаю.

Городничий мелко закивал. Бес стоял неподвижно, всё так же опираясь на палку ладонями и подбородком. Сирин взглянула на Ярра.

— Я вернусь туда, — сказал он решительно и поставил ногу на Мост. — Он пропустил меня единожды, пропустит и впредь. По крайней мере, я должен это проверить! А потом я возьму гроб Марены и… — Он впился взглядом в Беса. — Расскажите мне про жертву, чтобы Виюн могла пройти сюда. Она обмолвилась об этом… Но благородно не стала просить того, что сочла недостойным своих моральных принципов.

Алконост закатила глаза.

— Угомонись уже! Утро вечера мудренее!

— Ну что же, — неспешно ответствовал Бес. — Слово Хранителя Моста — закон. Сирин могла бы поклясться, что в красноватых глазах промелькнуло хорошо скрытое торжество. — Изволь. — Он прикрыл глаза и негромко изрёк: — Да не услышат нас чужие уши.

Ярр хотел что-то сказать, но посмотрел на разъярённую птицедеву и понимающе кивнул. Потом подарил долгий взгляд Мосту, точнее тому — той? — что скрывалось за ним, и, более не оглядываясь и не слушая гневных причитаний Алконост, пошёл к городу.

Остальным оставалось только обменяться взглядами и последовать за ним. Кончался первый день нового Кологода.

Как они могли не поверить, что Явь прекрасна?! Что он видел именно её?! Что, к аспиду, за равнодушие?!

Скрывшись от любопытных глаз за первым рядом частокола, Ярр с рычанием саданул кулаком по каменному дереву. Стена поглотила импульс и звук, только боль сквозь кость дошла до плоти.

Не поверили!!! Или поверили, но настолько испугались бестелесного голоса в голове, что каждому нашёптывает дурацкие запреты. Трусы!

Ярр с силой прочертил острыми кончиками пальцев по бревну — ни следа не осталось на чудесном материале, наполовину камне, наполовину дереве.

Алконост тоже не поверила, лишь хотела отвлечь от того, что собирался поведать Старый Бес… Может, Мост пропускает только тех, кто правда желает пройти, кто готов? А праздно любопытствующих встречает огненная стена.

Ярр повернулся спиной к частоколу и несколько раз несильно стукнул по нему затылком. А что такое говорила Сирин? Больше похожее на бред кошмарного сна, чем на явь. Он видел совсем иное… Своими глазами видел. Белое сияние Яви и сейчас ещё стояло перед внутренним взором. Сирин… ошибается. Виюн права, рано ей было пересекать Мост, она чужая здесь. Её никто не звал. Пусть бы жила в безопасности и покое — но только не здесь. Здесь она лишь сеет смуту и поселяет неудобное, непривычное беспокойство в душе. Впрочем, как и Виюн.

Виюн… Ярр закрыл глаза и постарался воссоздать в памяти совершенные черты Хранительницы Яви. Но яснее всего вспоминались завораживающе тёмные глаза без блеска на белом, как у жительницы Нави, лице. За кого мог принять её Городничий? Она одна такая на свете, наверное…

И она ждёт. Не так уж и далёк следующий из восьми главных дней Кологода — Колад.

Ярр тряхнул головой, стараясь привести в порядок сумятицу мыслей, и оттолкнулся от частокола. Виюн поможет Марене, поможет заблудившейся во снах Незваной и поможет ему самому. У неё есть дар… Когда она рассказала ему о нём самом, она будто коснулась души. На лбу до сих пор горел её прощальный поцелуй. Она не может врать. В этом абсолютно белом свете нет места теням. А глаза… Это просто игра природы. Цвет глаз не говорит ни о чём.

Растопить хрустальный гроб в пламени Реки… О Марена, он и сам хотел это сделать! А сейчас правильность такого решения подтвердили слова Виюн. В прошлый раз ему помешали змеи, почему же сейчас они словно сгорели в огненных волнах и ни одна узкая мордочка не показывается с низким шипением на булыжниках Моста? Наверное, это Виюн усмирила их. Виюн… Ярр коснулся лба кончиками пальцев и поднёс их к глазам. Кажется, он вёл себя просто ужасно, будучи гостем Яви, — как непослушный ребёнок, как какой-нибудь Косохлёст! Из-за него пал чудесный замок… Но ведь и сама Хранительница была чудом! Загадочный, чарующий голос будто и сейчас звучал в ушах, призывая обратно, нежно приказывая поскорее выполнить то, о чём она так настоятельно просила.

Ярр кинул взгляд на город. На холме, где стоял дом Городничего, курилась медоварня Старого Беса. Пусть и с противоположной стороны, но градоначальник всё равно брызгал слюной всякий раз, когда до него долетали запахи брожения. То есть почти всегда. Нужно навестить Беса и узнать… Вот уже и можно разговаривать о том, как переходить через Мост. Где же Печать молчания? Тот, кто наложил эти ветхие заклятия, наверняка уже умер, и они потеряли свою силу… Может, и Йагиль скоро опять заговорит. Она молчала больше ста лет.

Ярр направился прямиком к медоварне. Он был уверен, что Бес уже там: тот славился своей способностью оказываться в нужном месте в нужное ему время. Усталости не было, хотя день и ночь смешались в один бесконечный закат. Где-то за глазами уже начинало ощущаться жжение. Но это и неудивительно — от одежды и волос пахло палёным, хотя они с Алконост ещё легко отделались. Наверное, это её вина, что Мост ощерился огненной стеной.

И тут, легка на помине, перед Ярром грузно приземлилась на мостовую птицедева. Очень возмущённая и всклокоченная — перья неопрятно торчали во все стороны, а на коже остались следы сажи. Сейчас будет гнуть своё про Мост, Беса и жертву, с досадой подумал Ярр.

Алконост выпятила грудь и открыла уже рот, чтобы начать свои нравоучения, но её догнала Йагиль на помеле и зависла у бока, положив ладонь на крыло в успокоительном жесте. А позади неё сидела Сирин. Незваная. Алконост искоса поглядела на них и закрыла рот.

— Послушай вон её лучше, — процедила она, демонстративно повернулась к Ярру задом и взлетела, специально взметнув побольше пыли с булыжников, которые никогда не обдувал ветер.

Незваная легко спрыгнула с помела — с гораздо большим изяществом, чем она двигалась год назад — и встала напротив Ярра. Капюшон плаща лежал на плечах, волосы обрамили решительное лицо и отливали медью в свете косых оранжевых лучей. Она больше не боялась? Как будто, вспомнив часть прошлого, обрела право находиться здесь.

При взгляде на неё Ярру стало как-то муторно. Всё-таки он обещал ей прийти на Курганы и поучить обращаться с серпом, который сам же и подарил. А потом взять с собой на вахту у Моста… Но это же такая мелочь по сравнению с тем, что ему открылось! Она не смеет его обвинять! Всё гневное разочарование от совершенно не той реакции, которой он ждал от жителей Нави на его путешествие, готово было выплеснуться на Незваную. И что за ужасы она рассказывала о Яви?! Она определённо не в себе.

— Да? — сказал Ярр как можно суше. — Ты вспомнила что-то ещё? Мне кажется, было уже достаточно ереси. Я пока доверяю собственным глазам.

Незваная изумлённо подняла брови и прижала к губам тонкие пальцы — такие же, как у Виюн. Йагиль олицетворяла собой само осуждение. Но Незваная взяла себя в руки — похвально с её стороны, хватит уже слёз. Она закусила губу, чтобы унять дрожь, и проговорила тихо, но твёрдо:

— Я не верю, что ты видел Явь. Явь — так вы называете реальный мир — совсем другая. Я не помню всего, не понимаю причин, не вижу цельной картины… Но я помню свою жизнь и её конец, — закончила она с видимым усилием.

— Ты могла видеть какой-то тёмный закоулок, где провела всю свою… жизнь! — Удержаться, чтобы не сказать "никчёмную", удалось с трудом. Ярость на всех, кто хотел покуситься на его мечту, кипучим потоком поднималась изнутри. Незваная отпрянула от этой вспышки гнева, а Ярр только сейчас отметил, что у неё на поясе висит его серп. И свежий синий шрам на ладони, за который он хотел поквитаться с Косохлёстом. И снова стало муторно, а зовущее сияние его Яви подёрнулось дымкой.

— Пусть "никчёмную"! — Незваная так же гневно воззрилась на него. Она что, читает мысли? — Но, по крайней мере, не иллюзорную, как у тебя! — Она сжала кулаки, как будто это могло смотреться угрожающе. — Ты тешишь себя иллюзиями о светлой Яви, а меня всю жизнь держали в рабстве и демонстрировали, как экспонат, как лягушку в формалине! Нагую и беспомощную! — Она резко вытянула перед собой руки, показывая широкие металлические браслеты, что охватили её хрупкие запястья. — Ты знаешь, что это?!

Ярр упрямо отвернулся. Он не хотел знать.

— Это наручники! — воскликнула Незваная в исступлении. — В магнитном поле эти браслеты превращаются в наручники!!! А ноги фиксировались в скобах на дне! Явь прекрасна?! Так же, как её Хранительница?! — Голос Незваной истерично сорвался.

— Я тебе не верю! — выкрикнул Ярр, склонившись — их лица стали вровень. Ночные глаза, синие глаза — Ярр и Сирин злобно сверлили друг друга взглядами. — Что ты знаешь об иллюзиях?! Я живу на свете уже больше ста лет! А если верить тебе, ты всю жизнь просидела в стеклянной банке, как муха! Сколько тебе было лет, когда ты умерла?!

Незваная дёрнулась, будто он её ударил. Мигнула и отвела взгляд, крепко зажмурилась и обхватила себя руками. А Ярр тут же пожалел о сказанном. Но не извиняться же перед ней! Безмолвная — ну конечно, безмолвная! — Йагиль обняла Незваную за плечи. Вот ещё защитница! Ярр попытался поймать взгляд названой сестры, но бесполезно. Она даже не хотела на него смотреть.

— Жил долго, а ума не нажил, — раздался совсем близко обвиняющий голос птицедевы. Видимо, она вернулась, пока Ярр был занят перепалкой. — Говорила я тебе: учись с девушками общаться, себя предлагала потренироваться в порыве неслыханной щедрости. Ганну уморил, теперь за Сирин взялся?

Ярр зарычал. Не виноват он в том, что случилось с Ганной!

— Я не помню, сколько мне было лет, когда я умерла… — прошептала Сирин, словно обращаясь уже только к самой себе. Она закрыла глаза, но по щекам всё равно скатились две предательские слезинки. — Я не выработала свой ресурс… — Она резко выдохнула и распахнула глаза. — А если бы выработала, то было бы двадцать девять, — сказала она жёстче и в упор посмотрела на Ярра. — И да, я не видела ничего, кроме своей "банки" и тех, кто приходил поглазеть на меня. — Сирин развела руки, как бы с издёвкой приглашая и его взглянуть на неё. Браслеты отразили закатный луч, и он резанул по глазам.

— Есть, на что посмотреть, — согласилась Алконост и одобрительно присвистнула.

Весь пыл Ярра угас под тяжестью взгляда Сирин — свидетельницы изъяна его Яви.

— Но почему… — без прежней уверенности проговорил он.

— Этого я не знаю, — отрезала Сирин и скрестила руки на груди.

— Мы будто попали в разные места…

— А это вариант! — бодро согласилась Алконост. — Ты у Вьюночка не уточнял по прибытии?

— Не называй её так! — снова вспыхнул Ярр. — Ледяная тонкость пальцев в его руке, её ладонь на груди, прикосновение губ ко лбу — всё это снова всплыло в памяти. И шёпот, когда она потянулась к нему и велела привести их к ней. Их — это Марену и Сирин. Всё это было бы очень подозрительно, если бы просила не Виюн. А он, казалось, только сейчас начал осознавать то впечатление, которое она на него произвела. А тогда видел только белые просторы и далёкий ажурный замок. Вот тугодум! Зато Виюн, в отличие от замка, не вредили прикосновения жителя Нави. Надо спешить! Надо узнать, что скрывалось за загадочными посулами Беса!

— Разговор окончен! — отчеканил Ярр и решительно повернулся, чтобы продолжить свой путь к медоварне.

Пожалуй, он не будет запоминать взгляды, которыми его одарили Йагиль, Сирин и Алконост. Это не то, что хотелось бы вспоминать у гроба Марены.

— Я отсюда не уйду! — с небывалой воинственностью выпалила Сирин ему вслед. — Только не обратно! Тебе придётся тащить меня силой!

— Никого я не собираюсь тащить силой, — устало отмахнулся Ярр, обернувшись на крик.

— Весьма прискорбно, что Марена не может высказать своего мнения на сей счёт, — заметила Алконост. — Её ты тоже не спросишь?

— Я хочу, чтобы она жила, а не лежала мёртвой с иглой в глазу!

Йагиль соскочила с помела, воздела руки и в нескольких хлёстких жестах выразила своё мнение.

Ярр и сам понимал названую сестру, но Алконост, видимо, не смогла отказать себе в удовольствии перевести.

— Не ты её туда положил, — изрекла она совсем другим, возвышенным тоном, и глаза её блеснули закатным солнцем. — Она имеет в виду “Марену в гроб”, — пояснила Алконост своим голосом. — А тот, кто положил, сделал это не просто так, — продолжила она говорить за Йагиль. — Птицедева Сирин точно знала больше… Марена доверяла ей свои тайны. Это я и сама знаю. Смерть и печаль — у них так много общего… — Йагиль опустила руки, и Алконост умолкла.

— А может, тот, кто уложил Марену в этот гроб, тоже сковал и выставил её на всеобщее обозрение! — запальчиво воскликнул Ярр, переводя гневный взгляд с Алконост на Йагиль. — Как её! — Незваная окаменела под обращённым на неё взглядом. Но потом криво улыбнулась и сказала:

— Рада, что ты теперь мне веришь.

— Не вздумай слушать этого греховодника, Старого хрена! — насела на Ярра с другой стороны Алконост и кивнула в сторону медоварни. — Никаких жертв и переходов через Мост! Марена принадлежит не только тебе! Она принадлежит всей Навь-Костре! — Глаза загорелись на золотом лице птицедевы, а голос — смешение её голоса, позабытого голоса Йагиль и всех голосов города — взлетел над пыльной улицей… Но на Ярра не действовали песни птицедев. Он это знал, и они это знали. Зато они не знали, что он уже один раз чуть не затащил хрустальный гроб на Мост. И незачем им. Он сам во всём разберётся.

— Р-разговор окончен! — повторил он и пристально посмотрел в пылающие глаза Алконост. И она не выдержала, отвернулась… Глаза погасли и стали просто яркими ореховыми.

— Конечно, тебе легко заставлять нас ходить по струнке с таким-то отцом… — проворчала она, встряхнувшись, и опустила голову.

А вот это было прямо под дых. Никто. Никогда. Не упоминал его отца! Ярр давно уже забросил надежду хоть когда-нибудь узнать своё происхождение. Только вновь обретённая Явь возродила её буквально сегодня. Он медленно обошёл птицедеву, чтобы заглянуть в лицо.

— Ты знаешь, кто мой отец? — шёпотом спросил он, весь содрогаясь внутри.

Йагиль обхватила Алконост за шею, неистово замотала головой.

— Нет, — процедила птицедева и ответила взглядом на взгляд. — Я… забыла.

Йагиль облегчённо выдохнула, повернулась к Ярру и нарочито сжала губы.

— Печать молчания? — горько уточнил Ярр.

— Печать забвения, — вздохнула Алконост. — Если попытаюсь вспомнить, то, — она издала неприличный звук, — плакали мои куриные мозги.

Снова тайны, снова загадки… Какое кому дело, кто произвёл на свет нынешнего Хранителя Моста? Тем более, кто его мать, вполне известно и совершенно незагадочно. Ярр вздохнул и хотел уже продолжить свой путь, но его взгляд упал на золотистые перья птицедевы у шеи. На них была кровь. У Моста её не было — только сажа.

— Что это?.. — Он протянул руку и коснулся шелковистых перьев. На пальцах остались тёмно-красные разводы.

Алконост ошарашенно посмотрела на его руки, скосила глаза, чтобы оглядеть себя…

— Это не моё! — взвизгнула она. — Мне надо окунуться в ров! Срочно! Мы не можем лишиться ещё и меня! — И она шумно унеслась прочь.

И тут Ярр понял. Он повернулся к Йагиль, взял её руки в свои — она не хотела давать и отвела взгляд. Она удерживала Алконост за шею после того, как говорила жестами о Марене… И теперь по её ладоням словно прошёлся пятилезвийный бич. Ярр замер, стараясь прочувствовать чужую боль — и не чувствуя ничего. Йагиль, бледнее обычного, молчала — ну конечно, молчала, но ни стона не сорвалось с её губ! Опять она пострадала, пытаясь рассказать ему о прошлом. Будьте прокляты эти Печати!!! Будь проклято это прошлое! Вместе с тем, кто заточил Марену в хрусталь…

…Покуда не рухнет Мос-ст…

Незваная в ужасе вскрикнула, но вряд ли она слышала свистящий шёпот. Смотрела она на руки Йагиль. Но она быстро овладела собой и вскоре уже искала снадобья, которые всегда были у ведуньи в поясных мешочках, — на все случаи жизни.

— Тебе больно? — тихо спросил Ярр.

Йагиль будто бы приятно удивил такой банальный и довольно глупый вопрос, она даже слегка улыбнулась и качнула головой.

— Вот! — вмешалась Незваная, дрожащими руками высыпая на раненые ладони Йагиль ведьмина синьку. — Потерпи, пожалуйста… — Ведунья зашипела, как зашипел и целебный порошок. Незваная сочувственно нахмурилась.

— Никогда — слышишь? — никогда больше не пытайся говорить со мной о прошлом, — твёрдо сказал Ярр, прямо глядя в светло-серые глаза сестры.

Она только невесело усмехнулась. А потом показала всей рукой на медоварню и покачала головой. Между бровей пролегла морщина, а уголки губ опустились. Серые бесцветные волосы всегда казались подёрнутыми проседью… Как же она похожа на Ядвигу, хоть и приёмная, вдруг подумал Ярр. Гораздо больше похожа, чем он сам. У них с матерью общего разве что обнажённые кости: у него руки, у неё нога…

Он положил сестре руки на плечи, и она изумлённо округлила глаза. Да, семейных нежностей никогда не было в Избе. Ярр склонился к лицу Йагиль так, что почти коснулся лбом её лба.

— Я должен узнать, понимаешь? Сам, чтобы никто больше не страдал из-за меня. Я чувствую, что моя судьба связана с Явью. Там начало, там и конец… — Он закрыл глаза. Если бы можно было уловить что-то в мареве таких далёких воспоминаний… Да, Явь виделась там другой: темнее, резче очертания. А ещё там точно был ветер. Но прошло так много лет…

Ярр вновь открыл глаза. Йагиль со странным выражением смотрела на него. А потом едва заметно кивнула и коснулась пальцами, сложенными Зимним крестом, его лба. И сразу стало легче на душе — неожиданное и острое чувство, особенно если его не ждёшь. Ярр глубоко вдохнул и выдохнул. Йагиль по-матерински улыбнулась.

Он повернулся к Незваной и прямо заглянул ей в глаза.

— Наверное, я должен извиниться. Не нужно было подвергать твои слова сомнению. Загадку того, почему мы видели разное, мне ещё предстоит разгадать. — Он склонил на миг голову. — И конечно, против твоей воли я не поведу тебя через Мост обратно.

Незваная сухо кивнула. Но рука её неосознанно легла на серп — которым она вряд ли умеет пользоваться. Ярр решил, что он обязательно научит её, только чуть позже… Когда решит более важные и срочные вопросы. Мельком вспомнилось, что он даже собирался вместе с ней нести дежурство у Моста… Но каскад воспоминаний, которого он так жаждал, уже свершился и не принёс желаемого. Наоборот, сомнения и склоки. Незваная не хочет переходить Мост. Это её право. Марена… В глубине души Ярр и сам не был уверен, что хрустальному гробу стоит пересекать высшую точку. В его-то планы входило просто испарить лёд (если это лёд) на своей стороне Моста. Может, Йагиль и Алконост правы. Но Ярр точно знал, что он может сделать: вспомнить прошлое. Приблизить будущее. Кивком попрощавшись с Йагиль и Незваной, он решительно направился к медоварне.

Он не будет ждать следующего дня Кологода. Он приведёт Виюн сюда.

Сирин бушевала. Никогда она, кажется, ещё не чувствовала такой злости — даже в прошлой жизни, когда прилипчивые взгляды без стеснения скользили по её телу, а губы выдавали постыдные комментарии. Она не могла слышать их, но она их видела. А он предложил ей вернуться в тот мир!!! И даже то, что он не стал настаивать, не оправдало Ярра в её глазах. Он ей так и не поверил до конца! А если поверил, то ему просто наплевать!

— Мне, единственной, кто пересёк этот ваш аспидов Мост во плоти! И с обрывками памяти! — выкрикнула Сирин, не в силах больше сдерживаться. — Светлая и прекрасная Явь! Ха! Такая же, как её Хранительница!

Сирин крутанулась посреди комнаты так резко, что волосы хлестнули по лицу. Мысль о прекрасной, как сама Явь, Хранительнице взметнула чуть остывшее негодование. Значит, эта сказала, что ей, Сирин, рано было переходить Мост!!! Звучит как… "она ещё не выработала свой ресурс".

Сирин схватила со стола поварёшку с длинной ручкой для помешивания зелий и с силой швырнула в тёмный угол Избы. Сухо ударившись о стену, ложка упала прямиком в ступу, что занимала целый угол. Оттуда с мявом выскочил Ветерок, зацепился когтями за край ступы и зашипел. Шерсть кота вздыбилась, отчего он стал похож на чёрное грозовое облако.

— Ох-х, прости! — Сирин прижала пальцы к губам и поспешила к котику, пригладила его взъерошенную шерсть и почесала за ухом. — Я забыла, что ты любишь спать в ступе… Сама не знаю, что на меня нашло… — Она обессиленно опустилась на лавку, а успокоившийся кот скользнул ей на колени, ластясь и урча.

— Пусть находит почаще, — раздался от окна голос Алконост, и она просунула голову в окно. Видимо, сидела на крыше и с интересом слушала. — Ты прекрасна в гневе, голубушка! Очень пикантно смотрится.

Трудно было считать выражение лица птицедевы, ведь она висела вниз головой, и Сирин с подозрением прищурилась: не издеваются ли над ней? Но не успела она что-либо решить, как Алконост пропала из окна, зато через несколько секунд дверь распахнулась и птицедева собственной персоной ввалилась внутрь. Перья влажно поблёскивали — наверное, она и правда вдоволь наплескалась во рве. Оставив на полу цепочку мокрых трёхпалых следов, Алконост прошествовала в середину комнаты и плюхнулась прямо на пол. Следом неслышно и аккуратно вошла Йагиль и закрыла дверь. Она летала ко рву за Алконост после сцены с Ярром, а Сирин сразу кинулась к Избе. Она думала, что ей нужно излить слёзы, а не ругательства…

— А вот Ярра в гневе я, наоборот, боюсь, — доверительно призналась Алконост. — Даже не возбуждает. Я имею в виду, когда он действительно зол, а не так, как обычно… Очень у него это натурально выходит. — Птицедева дёрнула крыльями, и Ветерок перестал урчать и внимательно взглянул на неё жёлтыми глазами.

Сирин безнадёжно вздохнула. Ну почему все их разговоры неизбежно сворачивают на Ярра, даже при наличии такого количества Печатей? Может, потому и сворачивают.

— Кто его отец? — спросила она, зная, что ей не ответят. Йагиль и Алконост обменялись беспомощными взглядами, а потом Йагиль раскрыла ладони, рассечённые свежими синими изломами, и Сирин стало стыдно. За рассказы о прошлом здесь платили дорого. — Извините… — Она опустила глаза и провела пальцем по гладкой чёрной шерсти Ветерка.

— Бывает, — усмехнулась Алконост. — Крепко вы поговорили, прямо ух-х! — Она будто с новым интересом разглядывала Сирин. — Не ожидала от тебя такого напора! — Что это, уважение светилось в янтарных глазах птицедевы?

Сирин хмыкнула и неубеждённо пожала плечами. Ей казалось, что ничего особенного она не сделала. Любой бы отреагировал так же. И страха не было в тот момент — только боль, гнев, досада, что её ни во что не ставят…

— Вот про Ярра я, пожалуй, могу тебе ещё рассказать… — Алконост уселась поудобнее. Йагиль глянула на неё вопросительно. Сирин постаралась придать лицу равнодушное выражение, но Ветер недовольно поднял на неё мордочку: почему его перестали гладить? А Алконост распевно начала:

— Я его только с шестилетнего возраста помню. Как и все мы. До этого, очевидно, что-то было, но не будем тревожить Печати. — Алконост многозначительно скосила глаза на ладони Йагиль. — Он всегда был удивительно сдержан и одновременно гневлив. Как будто это единственная эмоция, которую ему оставили… Будто и на нём Печать — его личная. Он никогда не плакал, не выражал страха или радости… Не показывал привязанности ни к кому. Ты думаешь, чего Йагиль сегодня челюсть с пола подбирала, когда он так с ней поговорил? — Йагиль криво улыбнулась — описание явно попало в точку. — Или этот восторг от посещения Яви?

Сирин фыркнула, выразив своё отношение к этой "Яви".

— Ну допустим, — не стала спорить Алконост. — Но сам факт поражает! Может, его там подменили, а, сестрёнка? — Она ткнула Йагиль в плечо. — Вы вещи все проверили? Всё на месте? А зрачки одинакового размера?

Йагиль даже не сочла нужным ответить.

— Как бы там ни было, — продолжила Алконост, — его прям ломало в Марину ночь у её гроба. Каждый год. Трудно было не заметить…

— А кто такая Ганна? — выпалила Сирин, внезапно вспомнив это имя.

— А, Ганна… — поскучнела Алконост. — Да тут моя вина есть, пожалуй… — Она почесала крылом затылок. — Когда уже пропала Ядвига, а Ярр и тогда не расчувствовался, мы подумали, что хватит ему в девках сидеть, ну, то есть, наоборот.

Йагиль гневно раздула ноздри, и глаза похолодели, как сталь.

— Ну ладно, ладно, это я предложила, — покорно кивнула Алконост. — Мою-то любовь он давно отверг, дурашка. — Она горделиво выпятила грудь. — Так что у меня был чисто охотничий азарт.

— Пф-ф! — смогла высказаться Йагиль.

— Ну ладно, я побилась об заклад с Бесом! Довольна?! — сварливо проговорила Алконост. — Ну и сосватала ему Ганну, самую красивую утопленницу-русалку, между прочим! Сама выбирала!

— А он что же, послушался? — поинтересовалась в голову котику Сирин.

— Дело молодое! — похвасталась Алконост, подбоченившись. Но задор быстро увял. — Наверное, он тоже решил испробовать новый способ пробудить в себе чувства… А уж Ганна-то рада-радёшенька была! Такой красавчик, свеженький, да к тому же новоиспечённый Хранитель Моста! Но всё это длилось недолго. — Сирин почувствовала, как неприятно сжалось в груди. Она не хотела слушать дальше. Но слушала с болезненным любопытством. — Ярр бедную девушку не полюбил, а она чахла буквально на глазах. И ладно бы она в ров кинулась топиться. Для русалок это в порядке вещей. Но она бросилась прямо в Огненную реку… — Птицедева замолчала, а Сирин поняла, что затаила дыхание. Медленно и осторожно выдохнув, она тихо спросила:

— Она погибла?

— Конечно, — мрачно подтвердила Алконост.

— А что же он? — требовательно поинтересовалась Сирин, вскинув взгляд на неё.

— Не знаю, — ответила та. Сирин скептически подняла бровь. — Нет, правда не знаю. Выглядел он достаточно удручённым… — Особой уверенности в голосе птицедевы не прозвучало. — А что там творится у него на душе… если она у него есть… даже Йагиль не знает. — Алконост повернулась к ведунье, и та вздохнула, соглашаясь. — А ведь они самые родные. Но с девушками он больше замечен не был, хотя русалок судьба Ганны ничему не научила, такие глупые создания…

Сирин вспомнила слой льда, который она увидела, коснувшись души Ярра. Что-то там есть за этим льдом… Что-то, что стережёт не только прочный, как алмаз, лёд, но и полное первозданной ярости чудище, которое выпустили наружу, в мир… И когда оно пробуждается, даже бесшабашной Алконост становится не по себе.

Сирин не боялась. Может, потому, что всё-таки не совсем принадлежала Нави. У неё даже нет Зимнего креста, которым здесь щеголяет последний чертёнок.

А если попробовать вернуться? По крайней мере, взглянуть… Может, время здесь течёт по-иному, и каждый год в Нави равен столетию там? И они с Ярром оба правы, и оба видели каждый свою Явь. "Дом"... Сирин поискала и не нашла в себе чувства тоски при звуке этого слова. Ну не могла она назвать домом свою стеклянную банку… Она закрыла глаза и обняла котика — он мог бы возмутиться и оцарапать её, но не шелохнулся. Нет. Пусть её домом останется Изба.

* * *

— Эй, Ситень! — сердито позвал Косохлёст. — Что ты там копаешься?!

Внук Старого Беса Ситничек, запыхавшись, поднялся на вершину кургана.

— Да иду я, иду, — насупился он. — Куда спешить, всё равно завтра будет то же, что вчера…

— Это ещё неизвестно! А я обещал! — осадил его Косохлёст.

— Кому и что? — удивился Ситничек.

— Тому… Из Яви. — Косохлёст отвёл глаза. — Поискать его родных у нас. Среди Неприкаянных.

— И как же ты это будешь делать? — Ситничек с сомнением обвёл взглядом волнистую гряду курганов. Над ними стелился туман, но ребята точно знали, что никакой это не туман, а бестелесные сущности неприкаянных душ. Общаться с ними было практически невозможно. Они не отзывались на имена, не отвечали на вопросы, вообще почти никак не реагировали ни на что. Только пели порой свои заунывные песни, в которых не разобрать ни слова… По правде сказать, это было не очень весело. Даже для Нави. И искать в этой призрачной хляби какую-то определённую душу — всё равно что лезть в склизкое, студёное болото. Ситничек поёжился. — Что же делать?

— Снять штаны и бегать, — невпопад огрызнулся Косохлёст. — Видишь, я думаю! — Он показательно приложил палец ко лбу. — А потом начал рассуждать вслух: — У меня есть их имена. А ещё у меня есть его имя. Хотя, если разобраться, то дрянь это, а не имя — Сквознячок! — Косохлёст сплюнул. — Прямо как твой дед говорит. Ясно, что прозвище. Небось они ему такого не давали.

Ситничек глупо передёрнул плечами. А Косохлёст прочистил горло и позвал чуть громче обычного своего тона:

— Эге-гей! — Он чётко произнёс два имени, но туман, который не был туманом, словно втянул в себя звуки, и вышло только невнятное бульканье. — Что за?! — возмутился Косохлёст. Позвал громче — но снова заглушила всё вязкая безликая муть.

— Дедушка как-то сказывал, что нельзя взывать к Неприкаянным, — тоненько и плаксиво проговорил Ситничек. — Можно накликать лихо…

— А-а и!.. — выругался Косохлёст. — Вот зараза! — Он пнул в сердцах серебристую зыбь и чуть не растянулся, не встретив сопротивления. — Проклятые слабаки! Надо было тут застрять! Ладно, пойдём. Расскажу потом тому, что я пытался. А ты подтвердишь.

Ситничек хотел было послушно кивнуть — привычка, достигнутая муштрой. Но что-то повернулось у него в голове, и он с ужасом воскликнул:

— Там, за Мостом?!

— Угадал, — небрежно отмахнулся Косохлёст, будто речь шла о переходе на соседний курган. — Делов-то! Пошли! — Он начал спускаться с кургана.

— Нет! — Ситничек встал как вкопанный.

— Бунт?! — ласково оскалился Косохлёст и положил руку с маленькими, но сильными пальцами подельнику на плечо, готовый больно сжать.

К его удивлению, Ситничек с силой вырвался.

— Я всё дедушке расскажу! — взвизгнул он и почти кубарем скатился по склону. — Один раз ладно, ты же случайно… — Он с наивной надеждой посмотрел в глаза Косохлёсту. Пришлось ответить самым мрачным, тяжёлым взглядом. Ситничек отшатнулся и, уже не оборачиваясь, прытко побежал к медоварне.

Неужели расскажет, чёртово отродье?! Косохлёст нахмурился ему вслед, размышляя. Глупости не занимать — может, и расскажет!

Он опрометью слетел с кургана и бросился за приятелем. Нагнать хоть и копытного, но быстроногого чертёнка удалось только почти у медоварни. Косохлёст прыгнул вперёд и повалил Ситничка на мостовую. Внутри что-то бу́хало и грозило разорваться от стремительного бега.

— Ты что?! — возопил прижатый к кругляшкам каменного дерева Ситничек.

— Лежи смирно! — прошипел Косохлёст повелительно. Он хоть и был легче и хрупче, но Ситничек подёргался ещё и затих. А Косохлёст увидел нечто и судорожно выдохнул. И боком, боком оттащил друга в тень дома. Поэтому Ярр, как всегда, погружённый в свои думы и мрачный, их не заметил. Он тоже направлялся к медоварне.

— Э-ге-е… — протянул Косохлёст заинтересованным шёпотом. — Стало быть, он всё-таки попался на удочку Беса! А?!

— М-м! — промычал Ситничек, которому Косохлёст всё ещё зажимал рот для верности.

— Пошли! — Косохлёст легко спрыгнул с приятеля и, вжимаясь в стены, поспешил за Хранителем Моста. Ситничек вздохнул и, потирая ушибленный бок, побрёл за ним. Ему будто враз расхотелось идти к деду.

* * *

Ярр постучал в толстую дверь из каменного дерева — твердь поглотила звук без остатка. Зачем вешать в медоварне такие прочные двери? Это же не крепость… В крепостях ворота заперты, а эта дверь бесшумно растворилась на хорошо смазанных петлях, впустив гостя в тёмное помещение. Всюду подымались чаны выше человеческого роста — в них бродили пуды и пуды медовухи на радость горожанам. В воздухе висел приторный душный аромат. От одного его можно было бы опьянеть, если бы Ярр мог. У некоторых чанов суетились голые по пояс черти в повязках на физиономиях и что-то помешивали, подсыпали, стравливали пары́… И тогда воздух мутнел, и в нос ударял резкий грибной дух. Не всегда хочется знать все тонкости процесса. Ярр положил ладонь на ближайший чан — он был тёплым — и слегка постучал. Металл ответил басистым гулом, а сверху сорвалось несколько густо-сладких капель.

— Ярр! — между чанов показался добродушно улыбающийся Старый Бес. Ловко тыкая по пути зазевавшихся работников, он быстро подсеменил к Ярру. — Не ждал! Рад!

Всё ты ждал. Практически не оставил выбора.

— Я пришёл за советом. — Ярр показательно обвёл взглядом помещение, и Бес понимающе закивал.

— Конечно, конечно! Пойдём ко мне в кабинет! — Бес сделал приглашающий жест когтистой рукой, и они пересекли зал, лавируя между шипящими чанами и чертями.

За винно-красной шторкой оказалась ещё одна дверь из каменного дерева. Ну точно крепость… И эта дверь оказалась заперта — Бес вынул причудливый ключ и отпер её.

Изнутри пахнуло прохладой и тишиной. Полуопущенные портьеры почти не пропускали свет, а массивный канделябр оскалился чёрными незажжёнными свечами.

Роскошный и мрачный кабинет — сплошь винно-красные и тёмные оттенки стен, мебели и предметов интерьера. Бес явно постарался, обставляя этот будуар. На какой-то миг показалось, что колыхнулась штора на окне — Ярр вскинул взгляд. Но ничего… Не ветер же это, в самом деле!

— Итак, — начал Ярр. — Ты сказал, что есть способ для той, кто не является нежитью, перейти Мост без вреда для себя. И для этого нужно лишь немного крови с нашей стороны. Моей крови. — Он сжал кулак, радуясь, что только руки его окостенели.

— Ты всё прекрасно уловил, — расплылся в ещё более широкой улыбке Бес. — Молодечик!

— Мне нужны детали, — напомнил Ярр.

— Детали, да… Деталюшки, в самом важном деле нет ничего важнее их, чтобы из частей сложилось целое, — удовлетворённо потёр руки Бес. — Расскажу всё, что знаю, уж будь уверен!

Может, это подозрительность Алконост заразна, но воодушевление старикашки и правда вызывало вопросы.

— А какая тебе выгода? — поинтересовался Ярр, смерив Беса пристальным взглядом.

— Ах, новые рынки сбыта, надо выходить на международный уровень, сам понимаешь! — заохал Бес.

— Я выслушаю тебя, — решил Ярр. — И если это покажется мне…

— Да что ты говоришь! — замахал руками Бес. — Ничего предосудительного!

— Тогда…

Бес процокал копытами к столу и встал прямо, опершись на него напряжёнными пальцами. Голову он склонил набок, задумчиво рассматривая Ярра. Вся суетливая угодливость вмиг слетела с него, проступили отчётливее резкие, извечно демонические черты его племени. Блеснули острым умом совершенно не мутные глаза, светло-серые в этом сумраке. Бес с достоинством протянул руку к канделябру и щелчком зажёг чёрную свечу. Тени словно окружили его, а Ярр остался за гранью светового круга.

— Есть один обряд. Очень древний… — зашептал он в колышущемся полумраке.

Ещё одна свеча полыхнула огоньком и затрещала, разгораясь.

— Ты Хранитель Моста, как раньше Марена…

Шум в ушах помешал Ярру услышать щелчок и треск третьей свечи. Зато он увидел пламя, отражённое в расширившихся зрачках Беса.

— Она помечала Зимним крестом тех, кто может перейти Мост нетленным…

Взвилось пламя четвёртой свечи, окончательно смешав тени.

— И ты…

Щелчок.

— Можешь…

Треск. Пламя.

— Так же.

Огонь чуть не погас, когда Ярр резко подался вперёд.

— Я могу помечать Зимним крестом?! Как Марена?!

Бес снисходительно усмехнулся.

— Не совсем… Марена, душа наша, всё-таки была не простой нежитью… Но на время… С малейшим неудобством… Ты можешь создать иллюзию, которую Мост примет. И перевести на нашу сторону ту, кого ты хочешь. И потом, когда иллюзия истончится, она сможет вернуться.

— Но что мне делать?!

— Очень просто, Я́ррушка, — с прежней отеческой ласковостью пояснил Бес. — Нарисуй ей на коже знак Зимнего креста. Но только, — Бес назидательно поднял палец, — своей кровью нежити. И Мост пропустит её.

Горели все пять свечей, и огонь подрагивал от дыхания склонившегося Беса. Ярр, не отрываясь, смотрел на пламя. Так просто… Так, на первый взгляд, безопасно. Согласится ли она? Зачем ей спускаться в Навь, если позади остаются сияющие просторы? Разве что из любопытства. Или…

И тут мысли неожиданно перекинулись на Незваную. У неё нет Зимнего креста, как же она прошла? Кто-то провёл её?.. Может, Городничий и прав и стоит пристальнее за ней наблюдать…

— Я… попробую, — сказал он вслух. — Если она согласится.

Бес благосклонно кивнул и заметил:

— Смотри, не мешкай. Мир меняется. Помнится, в докладе Коменданта было, что в минувшем Кологоде мы приняли на порядок меньше душ? Уже прошёл целый день нового Кологода, а ни одной новой души… А ведь обычно это время жаркое, жаркое… — Он старчески поохал, и спина его привычно сгорбилась, словно на неё легла непосильная ноша.

Ярр не хотел об этом думать. Но да, поток душ иссякал, как замусоренный ручей. Как иссяк источник Мёртвой воды. Никто не хотел уходить из Яви. Всё это связано, не может быть не связано! И ответы там — по ту сторону Моста! Виюн поможет разобраться…

Ярр с трудом отвёл взгляд от пяти танцующих огоньков и зажмурился — перед глазами расплылись пять ослепительно-синих пляшущих клякс. Капля крови за возможность узнать. Да он постоянно ранился, пока приручал пятилезвийный бич! И теперь, если Виюн согласится, она может принести с собой через Мост ветер Яви.

* * *

— Слыхал?! — возбуждённо говорил Косохлёст. — Он хочет привести Виюниху сюда!

Ситничек глубокомысленно чесал вечно растущие, но никогда не вырастающие рожки.

— А нам-то что? — спросил он наконец, закончив мыслительный процесс.

— А то, что и Сквозняка можно сюда притащить! Порежу палец, нарисую ему Зимний крест — и дело в шляпе! Пусть сам ищет в призрачной каше своих.

— Но дедушка вроде сказал, что только Хранитель Моста… Или сама Марена… — неуверенно пробормотал Ситничек.

— Разберёмся! — досадливо повысил голос Косохлёст. А ведь Ситень дело говорил! Даром что дурак. Просто радость чуть не перехлестнула через край во время подслушанного разговора. — Уболтаю Ярра, скажу, что ей без пажа ну никак не обойтись. Шлейф таскать! А я его в трубу затолкаю! — Он засмеялся деланным, лающим смехом.

То, что почудилось ему в трубе медоварни, уже отодвинулось и не пугало, как забывается кошмар, который пересы́пало событиями дня. Мало ли что привидится в тёмном лазе, когда нанюхаешься столетней сажи и пыли, пропитанной пара́ми медовухи! На "старые дрожжи" Мёртвой воды ещё. Сейчас надо о другом думать — как Ярра не упустить из виду.

Косохлёст впечатал слишком уж беззаботно шедшего Ситничка в стену дома, а сам метнулся вперёд за Хранителем Моста. Лишний груз ему ни к чему. Но, к его удивлению, Ярр пошёл не к Мосту, а в сторону холма Марены. Неужто решился переправить её?! На что Косохлёст плевал на авторитеты, но что-то закипело даже внутри его выпачканной в саже души. Отдаст, неужели отдаст?! Чужачке — их Марену?!

Теряясь в тени подворотен, Косохлёст следовал за Ярром, и с каждым шагом вниз, к гроту, кипение всё разгоралось, грозясь выплеснуться отборной руганью. Но вместо этого Косохлёст крепче стискивал зубы и плотнее вжимался в стены. Он никому бы не признался в этом, даже (тем более!) другану Ситничку, но Марена была по-своему дорога ему. Да, несмотря на попытку стырить камушки из её пещеры. Ласковая рука, благодарное слово, грустно-понимающий взгляд… Какого же они цвета, глаза Марены?.. Кольнула изнутри чёртова Печать, Косохлёст ожесточённо мотнул головой и понял, что отстал от длинноногого, долговязого Ярра. Вприпрыжку, уже не скрываясь, он бросился по спиралям холма всё вниз. Но успел увидеть лишь сросшуюся вслед за Хранителем Моста трещину в камне.

* * *

Ярр чувствовал, что за этот бесконечный день словно потерял с ней связь. Ма́рина ночь казалась бесконечно далёкой — как вереница таких же ночей, уходящих в неменяющееся, застывшее прошлое. И сейчас так хотелось хотя бы коснуться успокаивающе холодного хрусталя. Увидеть если не лицо, то силуэт во льду, где только угадываются линии фигуры. Алконост давеча язвительно выговаривала ему, что Марена не в состоянии высказать своего мнения, в отличие от бунтарки Сирин. Но, может, если прикоснуться к гробу, он ощутит её волю? Ярр вдруг понял, что совершенно потерян. С необоримой силой манило нетленное сияние Яви. Ждать Колада? Невыносимо! Но тёмные откровения Сирин ранили его больше, чем он мог предположить. Нет, решительно невозможно! Могут обмануть чувства, но глаза помнят тонкие черты, уши — спокойный и ласковый голос, руки — лёгкие прикосновения Хранительницы! Искреннее участие, с которым она предлагала помощь. Могла она ошибаться насчёт Сирин? Она даже не знала, что Марена закована в хрусталь… Но она почувствовала его душу, коснувшись груди. Неужели Марене, освобождённой ото льда, под силу вернуть ему омертвевшую половину его самого?

Надо идти к ней. Искать знак, молить о совете. Мост непредсказуем. Один раз Ярр едва не потерял хрустальный гроб. А ведь его действительно могли утащить змеи, как утащили Ядвигу! Запоздалое содрогание прошло по позвоночнику осколком льда. Но тут же ожгло воспоминание об огненной стене, которая встретила и опалила Алконост. Да, Мост воистину непредсказуем…

Ярр не заметил, как очутился у грота Марены. Касание камня, мгновенная темнота, тлеющий блеск самоцветов. И на помосте — она. Безнадёжная проверка — источник Мёртвой воды сух и пуст. Да и нет уверенности, что она нужна. За этот год и особенно за этот день в Навь-Костре произошло больше событий, чем за сотню с лишним похожих друг на друга, как одна русалка на другую, Кологодов. И убедившись, что всё неизменно здесь, Ярр повернулся к хрустальному гробу. Но он ошибся: кое-что изменилось, отозвавшись в груди искрой резкой боли. Там, где раньше белело сквозь муть льда лицо Марены, расплывалось кровавое пятно.

* * *

Сирин резко очнулась. Она и не заметила, как задремала, положив голову на руки прямо на грубую твердь деревянного стола. Сказалась усталость и избыток впечатлений ушедшего дня.

В Избе повисла тишина. Сирин прислушалась: из горницы не доносилось ровное дыхание Йагиль, а уж Алконост бы было слышно за километр. За версту. Только качались где-то на уровне окон верхушки деревьев. Ветер, не ветер, они всё равно шумели и поскрипывали день и ночь, Сирин не сразу привыкла — всю жизнь спавшая под ровно-монотонное шуршание жидкости.

Почему она проснулась? Не кошмар разбудил её в этом безвременьи — она уже увидела наяву и вспомнила все свои кошмары. Что-то ещё. Она внимательно вслушалась в мнимую тишину. В шорохи листьев и скрип ветвей. В журчание соков внутри стройных стволов. Собственное дыхание. Не то, всё не то. Какой-то частью не слуха — души Сирин слышала отдалённый стон. Словно кто-то потерял надежду окончательно.

Она перекинула ноги через скамью, глубоко задышала, сжав голову между ладонями. Вновь обретённое ви́дение — слышание — разматывалось, как клубок с путеводной нитью. И оно вело в город. Сирин даже не остановилась, чтобы накинуть на плечи плащ — достаточно она скрывалась. Недавние ясные воспоминания будто дали ей право передвигаться по городу, не таясь.

Она легко соскользнула вниз по лапам Избы. Мышцы за этот год обрели силу: движение не заменят никакие искусственные тонизаторы. На какое-то мгновение Сирин пожалела об оставленном на лавке серпе. Но потом с неожиданной досадой и даже вызовом тряхнула волосами — не нужен он ей! За год ничего не случилось, не случится и теперь. Местные жители только выглядят страшными, а на деле — не более, чем кучка послушных обывателей: страшатся всего, что выходит за границы их застывшего мирка, а чуть что — замирают и отводят глаза. Зря она их боялась, они словно ряженые, ненастоящие… И всё это как плохой спектакль с дешёвыми декорациями и бездарными актёрами. После сцены у Моста, когда все, даже любознательный и шебутной Ум Кладезь, смиренно потупились и послушно пошли прочь от неизведанного, Сирин точно растеряла уважение к местным жителям. И страх. Всё игрушечное, фальшивое, пресное — как дистиллированная вода и синтезированная пища.

Она заставила себя расправить плечи и вздёрнула подбородок, будто компенсируя униженное положение в течение года, и решительно пошла к задним вратам. Больше никаких подворотен — она пройдёт прямо по главным улицам, куда ей заблагорассудится! А куда ей, кстати, надо? Смутное ощущение из сна почти истаяло, но Сирин для пробы решила обследовать весь город, начиная с его высшей точки — Капища на холме Марены. И уже через полчаса она стояла на границе круга из восьми чёрных столбов. Сейчас здесь было пустынно и тихо, и только ясень почти неслышно шелестел сухими листьями над головой. Отсюда на Радогост Ярр отправлял души в путь — мистическое, незабываемое зрелище. Там, в Скворечнике в ветвях над головой, Сирин впервые ясно осознала себя в Нави, в первый раз увидела неподражаемую Алконост, надёжную Йагиль. У подножия ясеня увидела и Ярра — и воспоминание об этом знакомстве отозвалось тенью боли в виске. Год как день — оборот гигантских часов. Пока он длился, то казался бесконечным, а сейчас — как один взмах ресниц.

Сирин застыла, полуприкрыв глаза, прислушиваясь к звукам, шорохам, скрипам… Насколько здесь всё — ирреальное. Вместе с жителями, которые, как манекены, наполнили город, словно предназначенный для испытания ядерной бомбы. Одно слово — Навь.

— Да это ж Незва-аная! — плотоядно растянув прозвище, произнёс совсем рядом кто-то.

Сирин распахнула глаза и резко развернулась на голос. Так и есть. Волколак. А сейчас как раз полнолуние. Волколаки превращаются в волков. Весь год она береглась в эти дни, а сейчас понесло в город. Манекены? Ряженые? Ха! На острых клыках, торчащих из раскрытой пасти, играл лунный свет. Глаза источали зелёный огонь.

Сирин вскрикнула — нет, из горла вырвался лишь сдавленный стон. Ей показалось, что в глазах троится: из-за спины волколака показались ещё двое. Здоровые, лохматые волки смотрели на неё в шесть горящих глаз. Голова каждого — напротив её лица.

Рука Сирин скользнула к поясу и замерла. Пусто. Она оставила серп в Избе. Как и все свои пузырьки и плащ, пропитанный отбивающим запах настоем. Легкомыслие из легкомыслия! Попасться на зубы этим волкам — вот и конец её посмертию. Она остро жалела о забытом серпе, хоть и вряд ли бы смогла бы себя им защитить. Но одна его тяжесть в руке внушала уверенность. А местным — кажется, уважение…

— Давно мы за тобой охотились, — хрипло проговорил первый волколак. — И раз ты ослушалась и вышла из Тёмного леса… И при тебе нет твоих нянек… — Он ощерился, показав замечательно острые зубы. Два его товарища согласно подвыли. — Благодари Луну, что сейчас в нас сильнее жажда крови, а не другая. — Он начал наступать на Сирин на мягких лапах — каждая почти с её ступню. Блестящая в лунном свете шерсть топорщилась на загривке.

Сирин отпрянула и упёрлась спиной в ствол ясеня.

— Помогите… — слабо выдохнула она. Голос сломался, будто она кричала в кошмарном сне. Или в воде, что почти то же самое.

Ей ведь много не надо — один укус, и она истечёт кровью, которую потом слижут с камней мостовой шершавые красные языки… Первый волк, самый крупный и взъерошенный, зарычал, сжался для броска, блеснули ядовитой зеленью глаза…

Сирин рефлекторно вскинула руку в защите, и в матово-серебристом браслете вкривь отразился её испуганный взгляд. И словно щёлкнуло что-то в голове. Драться?! О да, она будет драться! Как зверь — за свою жизнь! "Бей, беги, замри" — инстинкт Sapiens, которых она почему-то "эталонный объект". Тоже мне эталонный объект… Замирать — не поможет. Бежать — не успеет. Бить? Единственное, что осталось. Сирин бросила тело вперёд, с размаху, со всех возросших за этот год сил ударила волколака по носу браслетом, а потом зажала его между двух облачённых в металл запястий.

Ошарашенный, волколак тем не менее почти сразу вырвался — звериная, подпитанная Луной мощь против человеческих рук. Ещё два волка обступили Сирин с боков, только спину прикрыл ясень. И если бы она видела себя со стороны, то заметила бы, как потемнели её глаза. Сведённые судорогой пальцы расслабились, растеклось тепло по позвоночнику. А в голове жарко и жадно пульсировало, билось:

Дан голос… До времени.

Сирин впилась взглядом в волколака, чья физиономия морщилась в оскале прямо перед лицом.

— Уйди, — низко и страшно велела она. — Ты не смеешь.

Волк ошалело вскинулся на дыбы, широко раскрыл зеленющие глаза и захлопнул пасть. Другие два по бокам замерли на несколько вдохов, а потом припали на передние лапы в невольном поклоне.

— Кто ты? — прохрипел вожак, отходя на несколько шагов от неё.

— Ты не смеешь, — повторила Сирин. — Прочь. — Тёмное и властное, то, что внезапно заполнило всё её существо, прошло насквозь и унеслось вон. Осталась только она — Незваная, Сирин, эталонный объект Sapiens… Но волколаки, пятясь, убрались с её пути, повинуясь жестам воздетых в приказе рук.

А она осела без сил у одного из столбов, схватившись за голову. Это не она говорила. Кто-то говорил через неё.

На ветвях ясеня тихо сидела Алконост. Она уже почти сорвалась, чтобы лететь защищать неразумную подопечную, что так опрометчиво вышла ночью в полнолуние источать свой запах, привлекающий волколачье отродье. Но птицедева, уже готовая петь и подчинять, замерла, и мощные когти исступлённо сжали ветку. Она видела, как поклонились дикие и шальные в эту пору волколаки. И кому?! Девчонке без Зимнего креста! Кто она?.. Алконост стало не по себе. Подобное она ощущала, только когда Ярр без шуток выходил из себя. А ещё… Но нет. В голове, громоздкая и неудобная, гнездилась Печать забвения.

— Хе, — шёпотом попробовала усмехнуться птицедева, чтобы разорвать неуютное безмолвие. — Вот была бы комедия, если бы это оказалась какая-нибудь потерянная и забытая сестра Ярра. Ха-ха. Оперетка! Не зря ли я ей дала её имя?..

Сирин уже покинула Капище. А Алконост всё убеждала себя, что ей просто всё это почудилось.

Городничий в своём кабинете уронил голову на бумаги. Никто больше не переходил Мост со стороны Яви.

А Старый Бес тихо мурлыкал себе под нос, протирая тряпицей венец тёмного металла с синими камнями.

Примечания:

"Глас" — в смысле "голос".

Всё равно у меня эта глава была уже написана ДО. Так что пусть лежит.

---

Какая же неестественно яркая — алая кровь внутри холодного сияния хрусталя. Словно сверкающая россыпь рубинов. На миг Ярра пригвоздило к месту чужой болью — в этот раз он ощутил её всем существом, совсем не как та попытка почувствовать боль Йагиль. Всегда так у гроба Марены…

Но что с ней? Игла, потом кровь… "Мир меняется", — изрёк Бес. Меняется быстро и чудовищно!

В иррациональном стремлении сделать хоть что-нибудь Ярр поднял с пола булыжник и изо всех сил ударил по льдисто-прозрачной тверди. Удар зыбко отдался в костях, но ни трещины не осталось на хрустале, обагрённом изнутри у лица Марены. Больно ей там? Страшно? Что если она очнулась и в ужасе осознала, что её летаргию заковали в нетленный лёд? Кричит ли она от страха внутри?.. Ярр чуть было не заметался около гроба — сам в совершенном отчаянии. Хотел было сбросить гроб на каменный пол в пустой надежде расколоть, но вовремя понял, что и это окажется бесполезным.

Кровь словно светилась на бледном пятне лица, что лишь угадывалось внутри. Но Марена лежала неподвижно. Значит, она не проснулась и, вероятно, не чувствует боли. Какая лицемерно утешительная мысль! И можно ничего не делать, уйти, запечатать вход. Чтобы вернуться лишь через год — это же так удобно: не чувствовать чужую боль, если находишься не рядом.

Ярр ещё раз оглядел пещеру, выискивая что-то, что могло бы помочь… И вдруг взгляд зацепился за серп на поясе. Глупец! Он же никогда не пробовал… Он провёл пальцем по испещрённому старинной вязью лезвию. Клинок-птичий клюв лунно сиял в полусвете грота. С трудом сдерживая внутреннее нетерпение — досадно обрести и тут же потерять надежду — Ярр снял с пояса серп. Вдох-выдох. Пауза. Тишина. Казалось, рука вспотела бы на рукоятке, не будь она костяной. Ещё раз глубоко вдохнув, Ярр проскрежетал остриём по поверхности хрусталя. Скребущее эхо слабо отдалось под сводами пещеры. От звука заломило в зубах. Ярр тотчас припал на одно колено, приблизив глаза к тому месту, где должна была появиться царапина. Всегда ли была эта бороздка — здесь, на совершенно гладкой глыбе льда? Он не помнил. Пальцы судорожно сжали ручку серпа, который Ярр держал на отлëте. Ещё одна попытка — и возможно, не придётся пересекать с гробом Мост, не придётся подвергать Марену опасности, сталкиваться с чëрной шипящей волной змей, с непредсказуемой огненной стеной… Не придётся искать встречи с Виюн лишь для того, чтобы начертать ей на коже Зимний крест своей кровью нежити и смиренно ждать помощи. Посулы Беса же, невинные на первый взгляд, могут таить в себе скрытый смысл. Бес — не простой чёрт, всегда был себе на уме. Хорошо, что он, Ярр, спустился сюда. Может, сама Марена милостиво снимет с него Печать бесчувствия?.. Мир меняется. И может, тогда Явь примет посланца Нави? Пропустит за круг отчуждения, откроет свои тайны… И он явится перед Виюн не жалким просителем, а равным ей.

Ярр поймал себя на том, что неподвижно смотрит на чуть подрагивающее острие серпа, остановленное в двух пальцах от хрустальной границы. Нечего тянуть. Всё или ничего! И через миг безмолвие вновь разорвал скрежет металла по стеклу. Ярр стремительно приблизил лицо ко льду, провёл по нему пальцем… Так и есть! На материале, не поддавшемся ни инструментам Кладезя, ни зубам змей, светлел выщербленный след серпа. Ярр ощутил, как толкнулось что-то за грудиной. Совсем маленькая царапина, но она точно была, это не сон! С совершенно новым благоговейным уважением Ярр перевёл взгляд на серп. Вот так наследство оставила ему мать… А он так бездарно, ведомый лишь каким-то смутным чувством (ему ли верить чувствам!), передал бесценный дар Незваной… Удивительное легкомыслие, даже безответственность. Но, значит, можно разбить, раскрошить этот лёд, не покидая Нави! Пусть на это уйдёт ещё одна вечность, похожая на ту, что он уже прожил.

Ярр ещё раз царапнул серпом по хрусталю — на этот раз всем лезвием. Узкая неглубокая полоса — вот и всё, что осталось от усилия. За краснеющей мутью скрывалось лицо Марены, и в неровном мерцании самоцветов казалось, что вся фигура подрагивает от холода. Ярр не знал, сколько он резал, царапал, скрёб зачарованный хрусталь. Всё, чего он добился, — это скромная сетка продольных и поперечных насечек. Жалкое зрелище, которое бы только испортило совершенную чистоту, если бы Ярр мог думать хоть о чём-то, кроме растекающейся внутри жидкой красноты. Он пытался сделать и глубокий пропил, но, чем глубже, тем сильнее вяз во льду серп, не мог сдвинуться ни на волос. В наступившей тишине в ушах ещё отдавались мерзкие скрежещущие звуки, руки мелко дрожали, а с серпа на каменный пол срывались невесть откуда взявшиеся капли. Ярр поднёс серп к глазам, ощупал пальцем лезвие… На сколько его ещё хватит? Непохоже, что он хоть сколько-нибудь затупился, но вода камень точит, а монотонная тяжёлая работа сточит самый твёрдый металл. Стоит быть осторожным. Возможно — подождать Ма́рина дня (ещё целый год!), когда хрусталь начинает плакать вместо Марены. И тут поднялось возмущение: всё изменилось! Никогда ещё не плакала Марена кровавыми слезами. А ещё…

Два серпа — это не один. Просить вернуть дар — немыслимо и против всех традиций.

А если она возвратится туда, откуда пришла, вряд ли ей нужен будет серп…

Чей это голос? Не тот ли, что звал его через Мост? Он, Ярр, обещал Сирин не настаивать на возвращении. Но взять на время… Она должна понять, судя по тому, что без слов рассказывала о ней Йагиль.

Кинув последний взгляд на Марену — по всему телу снова прошла болезненная искра — Ярр устремился к выходу из грота. И когда он распечатал вход, то лицом к лицу столкнулся с изумлённой Сирин.

* * *

— Что ты здесь делаешь? — вылетело прежде, чем он успел подумать. Почему-то именно с ней воспитание и привычка чаще всего давали осечку. Наверное, он к ней просто ещё не привык? В отличие от всех остальных в Навь-Костре.

Сирин вроде оправилась от того, что он вылетел прямо из сплошной скалы ей навстречу. Но всё равно в её взгляде застыло что-то дикое, как у чудом выжившего — расширенные зрачки заполнили синеву глаз. Волосы выбились из-под ленты, которой она стала их собирать в последнее время, и растрепались. Дыхание вырывалось из груди, будто она бежала.

Сирин сделала шаг назад и безотчётно пригладила волосы.

— Обследую город, — ответила она. Ровный тон явно дался ей с трудом, точно она не знала, какой ей выбрать после их стычки совсем недавно.

Ярр заметил, что на этот раз плаща на ней нет. Больше не боится? Но и серпа при ней не было тоже — это он заметил в первую очередь.

— И как тебе город? — поинтересовался он, думая, как бы лучше спросить про серп, чтобы снова не спровоцировать ссору.

— Только что у Капища меня чуть не сожрали два шалых волколака, — так же фальшиво ровно ответила она, но руки выдали её, зябко обхватив плечи.

— Что? — резко переспросил Ярр. Может, он ослышался… Он нашёл взглядом полную луну. Действительно, волколаки сегодня не в себе. Даже наказ не трогать Незваную могли позабыть — очень удобно, когда есть какая-то врождённая особенность.

И вместо того, чтобы говорить про серп, Ярр неожиданно даже для самого себя напустился на Сирин:

— Ты же должна была сидеть в Тёмном лесу! Особенно в полнолуние! А если бы тебя задрали волколаки?!

— И что, тогда некого бы было гнать через Мост обратно взамен на услуги с той стороны? — спросила Сирин, невесело усмехнувшись.

А она изменилась за этот год… Она выглядела испуганной, но даже в её стремлении это скрыть не было прежней робости. И яд последней встречи ушёл из голоса. Скорее, она казалась удручённой и хлебнувшей горя, если он правильно считал выражение её лица. Повзрослевшей. С остротой черт и бледностью Нави на коже, которую подчёркивали прожилки синего шрама на левой щеке — сейчас тёмно-серые в призрачном свете луны. Мир определённо меняется… Так быстро, что голова кру́гом.

— Как ты спаслась? — Ярр постарался успокоиться, пригасить вспышку раздражения, уже такую неуместную.

И вот теперь она по-старому смутилась, приложила пальцы к виску, отвернулась, глядя куда-то вбок.

— Не могу сказать… — Ярр недоверчиво хмыкнул, и она вскинула и вновь опустила взгляд. — Нет, правда! Я не поняла всего… Что-то вдруг словно овладело мной, говорило через меня… Кто-то сильный и суровый. Голос… такой низкий и… древний. И волколаки преклонили колени… — договорила Сирин совсем тихо и посмотрела на луну.

Это было странно. И — не хотелось бы в этом признаваться даже себе — очень похоже на то, как относились порой к самому Ярру. С почтением и страхом. Голос — будто чужой, инородный, как тот, которого добивалась от него мать, — срывался и с его губ.

Говори. Говори… Ибо дан тебе его голос.

— И часто это с тобой? — помедлив, спросил Ярр.

— В первый раз, — посмотрела ему в глаза Сирин. — Мне должно было быть жутко. Я весь год остерегалась волколаков, а они часто караулили меня в ночи полнолуния, когда я ходила к Ум Кладезю. — Она сжала губы на миг, будто пожалев о сказанном, но потом махнула рукой: мол, какой смысл скрывать? — Я всегда носила плащ, пропитанный снадобьем, отбивающим запах. Йагиль сварила… — Ярр кивнул. — Но сейчас, в тот момент, когда они собирались пустить мне кровь, почему-то не было страха. Только холодная ярость и уверенность, что они меня не ослушаются. Правда, сейчас мне не по себе. Это мягко сказано, — нервно рассмеялась Сирин, подняв к глазам дрожащие руки. — Но не так, как было бы год назад. Или я слишком устала, чтобы бояться… Хорошо, когда можно пройти по городу свободно, — неожиданно поделилась она и сложила ладони перед собой.

Свобода… Ярру тёмный голос не давал свободы. Это он приказывал не переходить через Мост. Это он мог утихомирить даже Алконост. Это он накладывал Печати. И если его теперь слышит Незваная, не значит ли это, что она окончательно становится частью Нави? И поздно уже возвращать её, поручая заботам нежной, но непреклонной Виюн. Да и сама Сирин явно не жаждет этого. Она вообще словно испытывает к Хранительнице Моста неизъяснимое отвращение.

— А почему ты не взяла с собой серп? — поинтересовался он. — С ним ты была бы в большей безопасности.

— Я не умею им пользоваться, — пожала плечами Сирин. — Только навредила бы себе. — Её быстрый взгляд скользнул по Ярру, и он вспомнил о своём обещании. Когда-нибудь потом он обязательно его выполнит… Но сейчас пришла в голову мысль. Если показать Сирин Марену, то уместно будет просить вернуть серп. Возможно, соединённые, они смогут сделать куда больше, чем несколько жалких царапин. От нетерпения дрогнули пальцы — как он вообще мог стоять у грота и беседовать, когда лёд Марены обагрён изнутри кровью?!

— Ты хотела бы увидеть Марену? Не издалека с крыши Скворечника, а прямо в её обители? — чуть задыхаясь, спросил Ярр.

Конечно, он видел Сирин тогда, на Ма́рин день, хотя она наверняка думала, что наблюдает скрытно.

— Да, — кратко ответила она. Всплеск отчаянной силы выжившего, который она принесла с собой со встречи с волколаками, сходил на нет. Она снова всё больше напоминала себя год назад.

Ярр провёл рукой по камню, и тут же по нему зазмеилась трещина, расширилась, образуя вход. Не побоится Незваная зайти с ним в совершенно тёмный разлом? Но она, вдохнув поглубже, как перед нырком, храбро шагнула вперёд. Ярр последовал за ней.

Она шла медленно, вытянув перед собой руки, и Ярр, хорошо знавший эту дорогу, старался сдерживать быстрый шаг, чтобы не натолкнуться на неё. Надо было взять её за руку и вести вслед за собой. А сейчас протискиваться вперёд в нешироком проходе да ещё в темноте было бы неправильно и неловко.

И всё же она споткнулась, когда они уже почти дошли до того места, где мрак редел от сияния самоцветов. Ярр, благоразумно шедший на шаг позади, успел остановиться, чтобы не налететь на неё.

— Скоро будет свет, — сказал он на всякий случай. — Здесь выступ, осторожно.

Они обогнули его, и Незваная, ахнув от восторга, остановилась полюбоваться пещерой.

— Они сияют только здесь, — негромко пояснил Ярр. — Так что зря Косохлёст хотел выковырять несколько… Мы почти пришли.

Сирин обернулась, и синие — а здесь почти чёрные — глаза отразили свет драгоценных камней, сами как драгоценные камни.

"Они сияют только здесь", — неожиданно подумалось Ярру.

Она снова пошла вперёд, и вскоре они остановились у гроба Марены.

Незваная нахмурилась, едва увидев исцарапанный снаружи и окровавленный изнутри мутный хрусталь. Она, не отрываясь, смотрела на Марену, а Ярр наблюдал за ней самой.

— Это так и должно выглядеть? — Сирин подняла полный сострадания, как считал Ярр по опустившимся уголкам губ и приподнявшимся дугам бровей, взгляд на него. — Что с ней? — Она подняла руку, чтобы коснуться нетленного льда прямо напротив лица Марены.

— Нет. Она не… — Он не успел договорить. В этот миг ладонь Незваной легла на хрусталь, она рвано, со стоном выдохнула и почти упала лицом вперёд — так низко склонилась она к поверхности гроба, словно хотела поцеловать Марену или растопить своим дыханием её лёд.

Ярр застыл в нерешительности. Опасность Марене не грозила, её оковы прочнее алмаза. Незваная дрожала всем телом, прижавшись к гробу, но бока её часто вздымались. От холода? От страха? Ярр не знал ни того, ни другого, сколько себя помнил. Может, Марена даже сквозь лёд связывает её душу с Навью? Рисует Зимний крест, окончательно рвёт нити, что ещё остались по ту сторону Моста, как у освобождённой, но не вполне отпущенной марионетки. Оторвать её от гроба? Больно ей?..

Ярр подошёл сбоку и тихонько тронул Сирин за плечо, заглянул в лицо. Веки её были плотно сжаты, хотя ресницы трепетали. Что-то блеснуло на щеке в неверном сиянии самоцветов… Слеза?..

— Больно… — выдохнули вдруг губы Сирин чужим красивым голосом, и облачко пара нежданно сорвалось с них. — Поздно…

Она резко распахнула потемневшие глаза, которые сейчас казались ночными с искорками звёзд-отражений. Невидяще она уставилась на Ярра и повторила: — Поздно… — Голос её прервался, и опустилась голова, Незваная коснулась лбом исцарапанной поверхности хрусталя. Ярр уже хотел взять её за плечи, чтобы разорвать этот странный контакт, но внезапно она дёрнулась, открыла глаза вновь и прошептала: — Ярр… — Ярр вздрогнул от того, как отразилось от стен негромко произнесённое имя. Но её глаза будто не видели его, взгляд устремился в скрытое сводами пещеры небо. — Полный Зимний крест грядёт, — незнакомым голосом предвещала она. — Слишком поздно… Он уже почти сломан… Его слом — и рухнет Мост… — почти неслышно выдохнула Сирин и уронила голову на лёд. Колени её подогнулись, и она без чувств скользнула на каменный пол — Ярр поспешно подхватил её и усадил, прислонив к стене. Ресницы уже не трепетали, и дрожь постепенно уходила из её тела, выравнивались вдохи и выдохи.

Ярр внимательно вгляделся в её лицо. Вестница Яви, не оправдавшая надежд, досадная гостья, которая раздражала полгорода одним своим существованием. Удивительно красивая, будто сошедшая из Прави или созданная искусным мастером. Загадка без Зимнего креста на коже. Со страшными словами о Яви на устах. А теперь — ещё и ве́щая, как Гамаюн? Чьими словами она говорила сейчас? Это голос самой Марены пытался его предупредить?

Ярр краем глаза глянул на гроб. Кровавые потёки внутри словно засахарились, их прихватил мороз, превратив в колкие алые льдинки. А потом хрустальная твердь стала серовато-непрозрачной, почти как камень. Только белели едва заметно оставленные серпом полоски. Марена не хотела, чтобы на неё смотрели.

Вновь ощутив укол её боли — единственной, которую он ощущал, — Ярр обернулся к Незваной. Она уже очнулась и тихо сидела на полу, прижав к вискам пальцы и глядя мимо него — на гроб. Почувствовав взгляд, она покачала головой, хотя он даже ещё не успел задать вопрос.

— Я не знаю, что это было. Я вдруг как будто коснулась её души. Как тогда, год назад, твоей. — Она вскинула взгляд на него и не отвела, как раньше, а долго и изучающе вглядывалась в лицо.

Он не знал этого! Могла бы сказать, что она там увидела... Если бы он дал ей возможность. Ярр, наконец вспомнив о воспитании, подал ей руку, помогая подняться с пола. Сирин приняла её после некоторого колебания. Ну давай же, продолжай, мысленно поторопил её Ярр. Год назад он смотрел на Незваную, как на посланницу Яви, а теперь она поможет разгадать тайну Марены? И его самого.

Сирин выпустила его руку сразу и снова подошла к гробу. Положила ладонь на хрусталь без боязни, ласково провела по нему рукой.

— Она живая… И любящая. — Лёгкая улыбка тронула её губы. Но потом по лицу пробежала тень. — И она страдает и очень страшится… — Сирин заглянула Ярру в глаза.

— Ты звала меня и упоминала Мост, когда… — Он как-то неловко умолк и показал взглядом на гроб.

Сирин удивлённо вскинула брови.

— Я не… — Но тут её взгляд упал на полоски царапин, и она договорила: — …звала. Я думаю, это она говорила через меня. Ты знаешь, что это значит? — взволнованно спросила она.

И рухнет Мос-ст…

— Пока нет.

* * *

Идти обратно к выходу из грота недолго. И участок абсолютной темноты, куда уже не достаёт свет каменьев, короток. Но Ярр всё же взял Сирин за руку, чтобы она не споткнулась опять и не налетела на стену, и пошёл первым. Он чувствовал, что в некотором роде… обязан ей? Глас Марены… Никто и никогда не слышал её голоса. Или их заставили об этом забыть. Если рассказать об этом в городе, навь-костринцы тотчас изменят своё отношение к Незваной. А ещё она сказала, будто коснулась его души. И что же она увидела? Виюн говорила о том, что гложет его изнутри. Она читала в душе́, лишь касаясь. Значит, и Сирин обладает подобной силой?

Имя Сирин теперь неразрывно связалось с ней. И Ярр мысленно обругал Алконост за то, что из всех имён на потустороннем свете она выбрала имя той, кого они лишились так недавно. Ещё бы Ганной назвала… Как будто ему всё равно.

— Сирин, — позвал он негромко в этой кромешной тьме, чтобы не напугать. Рука дрогнула в его руке. — Что ты видела, коснувшись моей души? — Она остановилась, но руки не отняла. Тишина, до этого нарушаемая лишь осторожными шагами, окутала их так же плотно, как и мрак. Ничего не капало в этом сухом гроте, не гудела земля, даже дыхания не было слышно. Если бы Ярр не держал Сирин за руку, ему бы почудилось, что он один под невидимыми сводами. — Сирин? Это так ужасно? — Он ощутил совсем лёгкое дуновение ветра, словно она энергично тряхнула волосами в отрицание его слов.

— Лёд… — прошептала она, очевидно, подавленная тьмой и тишиной. — Непроницаемый и холодный. А за ним — что-то страшное…

— Лёд… — эхом повторил Ярр. Настоящего эха здесь не было. — Ты способна читать души?

— Через прикосновение, — подтвердила незримая Сирин.

— А сейчас? — Ярр неосознанно опустил взгляд на их сцепленные руки, не увидел ничего и снова посмотрел ей в лицо, точнее в темноту, из которой доносился голос. Если только слушать, мир кажется совершенно другим.

— Слишком далеко от сердца, — сказала она. И после паузы продолжила: — Я могла слушать даже сквозь стекло. Но только если человек прижимался к нему всем телом.

— Зачем?

— Разные были люди, — уклончиво ответила она. — Если хочешь… я могу попытаться послушать сейчас. Думаю, это даже хорошо, что здесь нет света, — как бы оправдываясь, добавила она.

Ярр кивнул. Потом понял, что движение пропало втуне, и сказал:

— Да.

И через мгновение почувствовал, как на его грудь легла лёгкая рука. Виюн делала так же. Только ладонь Сирин слегка подрагивала. Он услышал, как она вдохнула и выдохнула, сосредотачиваясь. Так они и стояли: рука в руке, ладонь на груди. Ярр лихорадочно вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть лицо Сирин, считать по изменению мимики хоть что-то. Она молчала. И вдруг резко отдёрнула руку с тихим воскликом — словно обожглась.

— Ну что? — нетерпеливо поинтересовался Ярр.

— Я думаю… — осторожно подбирая слова, начала она. — Возможно, не стоит тебе разбивать этот лёд.

— Что?.. Почему?! — Ярр резко отпустил её руку, которая всё ещё, позабытая, лежала в его ладони. — Что ты узрела?!

— Слишком размыто, — несчастно проговорила Сирин, и он почти увидел её расстроенное лицо. — Яркое и опасное… Я не могу разглядеть сквозь твой лёд. Через стекло ощутить было гораздо проще…

— А Марена? — воскликнул Ярр. — Ты же видела её душу! Даже говорила её голосом!

— Наверное, физическая преграда влияет меньше, чем то, чем связана твоя душа, — поразмыслив, произнесла Сирин. — Я сама толком не знаю, откуда у меня это умение. Никто меня этому не учил. И никто, судя по всему, им не обладал. Там… — Она замолкла, будто не хотела вновь касаться спорной темы Яви.

Ярр тоже молчал, и теперь эта близость вдвоём в абсолютной темноте стала казаться чем-то неловким и даже тягостным.

— Может, пойдём? — словно угадала его мысли Сирин.

Ярр молча протянул ей руку, и пальцы — костью по металлу — слегка стукнули о браслет-наручник. И снова пронзило почти незнакомым ощущением чужой боли. Словно со всей силы ударил по каменному дереву кулаком.

— Прости… — во внезапном порыве вырвалось у Ярра. — Что не верил тебе. Не понимаю, почему мы видели такую разную Явь.

— И ты прости, — моментально откликнулась Сирин, — что разбила твою мечту.

Он сжал её руку — она ответила таким же пожатием.

В молчании, но уже совершенно не тягостном, они выбрались из грота, и Ярр провёл рукой по камню, запечатав вход. Он заметил, что Сирин проводила закрывшуюся трещину взглядом и вздохнула. Но, увидев, что он на неё смотрит, показала на небо:

— Светает.

И правда, время шалых волколаков и полной луны уходило. Начинался новый день в Нави. Похожий или не похожий на вереницу безликих братьев?

Не похожий уже тем, что в гроте плакала кровавыми слезами Марена, которой никто не мог помочь.

Не похожий — по Навь-Костре свободно ходила Незваная с именем сгоревшей птицедевы и без Зимнего креста на коже.

Не похожий.

Из-за горизонта — пока одной лишь блёклой звёздочкой — поднимался Полный Зимний крест.

Примечания:

Побыли с "Мостом" наедине некоторое время. В первый раз с самого начала писалось легко и с удовольствием...

---

Идти вдвоём по городу, цепляющемуся за уходящую ночь, — так странно и непривычно. Ещё недавно Сирин и не подумала бы, что будет прогуливаться плечом к плечу с Хранителем Моста по улицам Навь-Костры. Теперь их объединяет общая тайна того, что поведала через Сирин Марена. А ещё тайна души самого Ярра.

Сирин вдруг ощутила себя вовлечённой в жизнь города. Вспомнилось стылое чувство непричастности, которое она испытывала на Радогост, когда навь-костринцы, положив руки друг другу на плечи, отправляли в путь перерождения души. Тогда она не была ни в круге, ни внутри него. А теперь она часть этого мира. И ей уже не всё равно, что с ним будет.

Сирин незаметно взглянула на своего спутника. Не совсем прогулка. Но кто мешает ей немного порадоваться хотя бы этому?..

Когда они выбрались из грота Марены, Ярр с некоторой (и согревшей душу) неловкостью спросил у неё про тот серп, который вручил ей год назад. Сирин удивилась про себя, но списала это на местные традиции. Наверное, здесь не принято просить назад подаренное. Поэтому она отозвалась на просьбу с самым искренним энтузиазмом, радуясь возможности наконец быть полезной. Нужен второй серп? Пожалуйста, она всё равно не умеет с ним обращаться!

— Это лишь на время! — уверил её Ярр. — А потом…

Сирин так и подмывало спросить: а что потом? Поучишь, как обещал? И рассмеяться легко и радостно. Она и сама не понимала, отчего ей сделалось так безоблачно на сердце. Ничего хорошего в пещере они не узнали. Наоборот, смутные и зловещие предзнаменования от местной богини должны были наполнить душу тревогой. Но вместо этого Сирин ощущала как будто первые признаки азотного опьянения (так один раз с ней случилось, она знала, что виноват техник, но подробности ещё не восстановились в памяти). В голове — лёгкость, в груди — тепло, в ногах — желание танцевать. Она никогда не танцевала, но очень хотелось попробовать… И это всё — от одного "прости"? От нескольких минут рядом?.. С человеком (она будет называть его человеком, и гори оно всё в пламени Огненной реки! Плевать на костяные руки!), внутри которого за ледяной стеной скрыто какое-то чудовище? Наверное, она сошла с ума. Чертовски приятное ощущение!

Сирин с трудом удержалась, чтобы не попробовать танец на вкус прямо здесь и сейчас. Но вовремя сообразила, что Ярр смотрит на неё с удивлением. Ему сложно её понять, вспомнила она с острым сочувствием. За той ледяной стеной в душе и спрятано большинство его эмоций, она уже догадалась об этом. Поэтому он такой… Она украдкой разглядывала точёный бледный профиль, оттенённый тёмными волосами. Хотелось прикоснуться, взять снова за руку в утешительном жесте, сказать, что она всё понимает, что он не виноват… Но на улице и при свете она не решилась. Будет ещё время… Наверное. Не грядёт же этот Полный Зимний крест прямо на днях! А пока можно воспользоваться случаем и что-нибудь спросить. Она много беседовала с Алконост, изъяснялась с Йагиль, спорила с Кладезем… Но почти не говорила с Ярром. Сирин перебрала в уме вопросы, которые возникали у неё в течение Кологода. Всё, связанное с Явью, она сразу отбросила. Слишком неоднозначная тема… О прошлом здесь тоже говорить не любили, точнее научились этого бояться. Многое Сирин уже узнала от других, многое увидела сама…

— А что именно хранит Хранитель Моста? — наконец поинтересовалась она.

Ярр, казалось, вполне мог бы проделать весь путь до Избы молча. Но откликнулся он сразу.

— Переход через Мост. Чтобы мировой порядок не был нарушен. Души должны попадать сюда и, очищаясь на Мосту от накопленного за жизнь зла и страданий, отправляться обратно. — Он помолчал и словно нехотя добавил: — Ещё, вероятно, чтобы жители Нави не переходили Мост в обратную сторону. Здесь я немного нарушил порядок сам… — Неужели он расскажет о той Яви и о её прекрасной Хранительнице?.. Сирин осознала, что от волнения замедлила шаг. Но Ярр заговорил о другом. — Но до сих пор с этим неплохо справлялся голос…

— Голос? — подняла бровь Сирин.

Ярр повернул голову к ней, посмотрев внимательнее.

— Ты ведь не слышишь его, да? Не переходи Мост… Каждый горожанин слышит этот приказ, едва захочет приблизиться к Мосту, едва только подумает…

— Нет… Не слышу, — покачала головой Сирин. — Это хорошо или плохо?

— И на тебе нет Зимнего креста, — заметил Ярр. И это не было вопросом.

— Откуда ты знаешь? — вспыхнула Сирин. Йагиль и Алконост выдали её тайну? Она не придавала особого значения отсутствию Зимнего креста на своей коже, но сейчас, когда она от всей души желала стать частью Нави, это резануло отторжением.

Ярр не ответил и на это. Сирин задумалась. Наверное, Йагиль… Действительно, они брат и сестра, почему ведунья всегда принимала сторону её, Незваной?

— Но ты разве не можешь начертать Зимний крест? Раз ты Хранитель Моста? — задала она давно интересующий её вопрос. Она не обсуждала его со своими наставницами. — Преемник Марены?

Ярр резко остановился, и костяной палец безотчётно расчертил воздух косым крестом… Вспомнил что-то? Сирин ждала ответа.

— Я… не знаю. Есть ли у меня такая власть. — Он снова пошёл с ней рядом.

— Ну, по крайней мере, можно подумать об этом, — миролюбиво заключила Сирин. — Хотя пока на мне его нет, я, наверное, могу не опасаться ваших Печатей. — Она попыталась улыбнуться, но натолкнулась на пристальный, мрачный взгляд. Вероятно, не стоит шутить этим… — Так как обычно происходит встреча душ на Мосту? — сменила тему она. — Кладезь упоминал, что этому надо учиться. — А сама подумала, что самое время рассказать Ярру о загадочном человеке на Мосту, которого она встретила в середине года. Давно следовало! Это же напрямую касается Нави и Хранителя! — И кстати… — заторопилась она. Они как раз подходили к задним вратам, когда её прервал окрик Городничего.

— Ярр!

Видно было, что он запыхался, сбегая со своего холма. Ярр обернулся на зов, и Городничий помахал ему издали вроде записной книжкой — блеснул в рассветном луче золотой обрез.

— Ярр… — Городничий быстро настиг их и теперь пытался справиться с одышкой, уперев руки в колени и согнувшись.

— Да, Комендант? — Сирин показалось, что голос Ярра стал чуть более ледяным, чем всегда. Хлопанье крыльев — она задрала голову — и на его плечо внушительно опустился ворон, чернее пещеры, куда не проникал ни свет каменьев, ни луч солнца.

— Третий день! — возгласил Городничий трагично, лишь моргнув на ворона. — Третий день, и ни одной души! Это уму непостижимо! Дозорные мрут со скуки и не ровён час уйдут с постов! — Он экспрессивно воздел руки.

Сирин он старательно игнорировал, обращаясь к одному Ярру. А рассказывать про необычного пришельца при Городничем ей совершенно не хотелось. Мало ли, как отнёсся бы слепо верующий в пророчества на явление ещё одного незваного гостя. Даже двух вариантов нет — как именно.

Сирин с сожалением ощущала отсутствие спасительного плаща, с такой бравадой брошенного в Избе. Вот бы сейчас пригодился — скрыться от неприязненного взгляда исподлобья. Она отошла на шаг и отвернулась, ожидая, когда они с Ярром смогут продолжить путь, а надоедливый Городничий пойдёт своей дорогой. Хоть к чёрту, подумала она с непривычным раздражением.

— Вы хотите, чтобы я перешёл Мост и подтолкнул души оттуда? — Сирин искоса взглянула на Ярра. Он что, умеет шутить?

Лицо Городничего побледнело, как непропечённый блин. И он часто-часто замотал головой из стороны в сторону.

— Я же стараюсь, чтобы было лучше!

— Для всех.

— Для всех! — Городничий обидчиво вздёрнул подбородок, снизу вверх глядя на Хранителя Моста. — Пока ты тут разгуливаешь с Незваной. — Он наконец соизволил взглянуть в сторону Сирин и смачно сплюнул через левое плечо. А потом прошипел почти что с ненавистью: — У-у, это с тебя всё началось! У меня всё отмечено в графике! Падение количества душ… А если не явится душа, которая приходит раз в пятнадцать лет?! Самая красивая! А я её жду… Небось ты и Мёртвую воду нам перекрыла! И Марена небось из-за тебя с иглой в глазу! — напрочь забыв, что Мёртвая вода не пришла за год до появления Сирин, распалялся Городничий. — Надо было сразу от тебя избавиться, Огненная река смоет всю скверну!

Она почти физически почувствовала, как изменилось состояние Ярра — словно похолодало на несколько градусов. Даже ворон вспорхнул с его плеча.

— Замолчи, — прошептал он, но так страшно, что Сирин вздрогнула. Знакомо кольнуло в виске.

— Что, прости? — Городничий, видно, подумал, что ослышался.

— Я сказал: замолчи, — негромко повторил Ярр, сверля его потемневшими глазами. — Ещё одно слово, и Огненная река смоет всю скверну с тебя.

Городничий побледнел теперь аж с прозеленью — как плесень на забытом отваре.

— Ты не посмеешь… — Но в следующий миг краска выплеснулась на его лицо вместе с праведным возмущением. — "Хранитель Моста"! — выплюнул он с насмешкой. — Который спит и видит, как нарушить наказ! Который уже сделал это! Да я бы… Я бы!.. Это я должен был стать им! А не сопливый мальчишка!..

Сирин с опаской взглянула на Ярра. В какой форме выльется его гнев? Она вспомнила, как Алконост упоминала, что Городничий хотел возглавить Навь-Костру после исчезновения властной супруги, что он сам королевских кровей… Взыграло ретивое сейчас? Что-то пробуждалось в этом городе, десятилетия скованное Мёртвой водой.

— Хотите примерить мой жилет из змеиных шкур? Взять в руки змеебор? — с ядовитой учтивостью склонился к Городничему Ярр. — Чтобы вас приняла на той стороне Хранительница с глазами, как небо… тёмными?

И пыл угас. Городничий плотно сжал челюсти, чтобы унять дробь зубов. Только поднял гордо дрожащий подбородок и с достоинством произнёс:

— Тогда я умываю руки! — Он аккуратно уронил записную книжку с золотым обрезом на мостовую. Действию явно не хватило патетики. А ещё впечатление подпортило то, что Городничий ревниво проследил, куда она упала, и метнул два-три взгляда по сторонам, запоминая место. — И пусть рухнет Мост! — прозвучало словно в отместку. — Стоило только с волколаками якшаться, — договорил он себе под нос, уже отворачиваясь, чтобы идти.

У Сирин перехватило дыхание. Так вот по чьему наущению эти зверюги весь год её караулили! Ярр же оказался перед Городничим в мгновение ока. Сирин даже моргнуть не успела. Его ледяная неподвижность, скупые, будто скучающие движения порой сменялись поистине змеиной стремительностью.

— Вы натравили на неё волколаков? — прошипел он. Пальцы слегка скрючились в весьма угрожающем жесте.

Городничий попятился. Даже Сирин отступила ещё на два шага. Никогда её никто не защищал. Хотя Алконост… Но это не совсем то. Совсем не то.

— Э-э… Я же хотел как лучше…

— Для всех. — Ярр снял с пояса змеебор. — Подставляй спину.

— Помилуй, Ярр! — взмолился Городничий. — Я старался для Навь-Костры! Незваный гость, помнишь?! Пророчество. Как там?..

Не мечена Зимним крестом кожа…

Мне ведь так никто и не показал её Зимний крест! А у меня в ведомости должно быть записано, у кого на каком месте и какого размера!

Речи складны, плечи ладны -

Предвестия Аспида.

Смотри, она и тебя приворожила! И ладная вполне! — Он резким тычком указал на Сирин, и она в привычном защитном жесте обхватила себя руками. —

Аспид, Аспид выслал вперёд, -

обвинительно вещал Городничий, -

Живёт — не живёт,

Покуда не рухнет Мост.

Мост! Ты слышишь?! Мост!!!

— Это не она, — зло процедил Ярр. — Не она незваный гость.

— Ну а ты откуда знаешь?! — почти забыв об испуге, с досадой возопил Городничий.

— Потому что она глас… Впрочем, поворачивайся. Или тебя повернуть?

— Но я же заменил тебе отца!..

Судя по тому, какой саркастический рык вырвался у Ярра, Городничий, мягко говоря, приврал.

— Оборотись, — услышала Сирин какое-то чужое Слово. Где она слышала этот тембр?.. И тут она с ужасом осознала, что именно этот голос изливался из её губ, когда волколаки преклонили колени. И ещё раньше… слышала.

Городничий, будто не в силах противиться приказу, медленно повернулся к ним спиной. Грузная фигура его скукожилась и усохла. Сирин затаила дыхание. Противоречивые мысли и чувства нахлынули пенистой волной, взволновав разум. Она помнила, какую ровную круглую поляну выкосил на Курганах один взмах пятилезвийным бичом. Он нещадно сёк змей — взгляд метнулся в спину Ярра, облачённого в змеиный жилет. Ярр стоял сейчас над несчастным Городничим безмолвным судьёй — сам высокий, худой, как змея. Что же сделают гибкие клинки с тканью мундира и очень быстро — с такой человеческой на вид кожей?.. Да, Городничий — неприятный и подлый, он фактически пытался её убить, причём неоднократно, своими и чужими руками… лапами и зубами. Но она как жертва имеет сейчас возможность сказать слово в его защиту... С другой стороны, ей неизвестны здешние порядки и законы, может, это уместная кара за такой проступок. И нежить не так страдает от боли. И здесь никто не истекает кровью. Но сколько можно всё решать силой?! Всю жизнь она дышала жидкостью только потому, что была слабой…

Всё это вихрем пронеслось в голове за секунду. Она уже знала, что решит. Вскинула руку, чтобы перехватить замахнувшегося Ярра за предплечье — и будь что будет потом с её противостоянием с Городничим! Как вдруг Ярр сам опустил змеебор и сказал обычным голосом, правда, с неприкрытым презрением:

— Убирайтесь. Жаль, я не могу выслать вас за пределы города.

Городничий суетливо оглянулся и, мелко трясясь и кланяясь, поспешил убраться. Спиной он так и не повернулся. А Ярр со вздохом нагнулся и подобрал с мостовой его записную книжку. Полистал и положил в карман. На его плечо вернулся Гор и нежно клюнул в ухо.

— Ты не ударил его… — тихо сказала Сирин. Ей было и жутко, и как-то томительно сладко от произошедшего.

— Бить тех, кто слабее, бить в спину… Не так меня воспитывала мать, — проговорил Ярр задумчиво, глядя вслед Городничему. — Но он наказан своим страхом. Вряд ли он снова будет пытаться тебе навредить. Слишком труслив. Даже чужими руками — он ведь знает, что раскрыт.

— А что за душу он ждёт? — поинтересовалась Сирин. Ей всё казалось, что именно в этом истинная причина взрыва обычно покладистого с Ярром Городничего. Они уже выходили из города через задние врата.

— А. Раз в пятнадцать лет Мост переходили удивительно красивые девушки — души ещё хранили отпечатки их тел. Он, вероятно, ещё надеется дождаться свою суженую. Которая у него была до того, как он решил променять её поиски на тёплое место в Избе моей матери. По его словам, его наречённая была самой красивой на свете… Вот и шёл бы за ней, — жёстко заметил Ярр. — А сейчас пятнадцать лет ещё не прошло. А души уже не идут. Может, ты была почти последней, — Ярр задержал взгляд на Сирин. А она вдруг вспомнила, на чём их прервал Городничий.

— Я же видела душу! — заговорила она в волнении. — Ещё в середине года, примерно на Живень! Я случайно оказалась у Моста вместе с Кладезем и Молотом… — Она подождала реакции, но он лишь молча смотрел на неё. — Этот… человек был такой же, как я. То есть как бы плотный. — Она провела рукой вдоль своего тела. — И мне даже показалось, что он меня узнал… — Сирин посмотрела вдаль, в сторону невидимого отсюда Моста и дальше. — А потом его схватили на Мосту змеи. — Глаза Ярра сверкнули. — И увлекли то ли вниз, то ли назад… Я должна была сказать раньше… — Она опустила взгляд. — Но не было подходящего случая. — Украдкой посмотрела на Ярра. Осуждает, нет?

А он хищно протянул:

— Зме-еи… Давно я их не видел. С тех самых пор как пытался растопить гроб Марены… — Сирин удивлённо вскинула брови, но он проигнорировал немой вопрос. — Так вот кто может задерживать на Мосту души, не пускать их к нам! Но зачем? И души бесплотны, а змеи нет. Впрочем, это не совсем обычные змеи… — Он опустил взгляд на змеебор, снова послушно свернувшийся в кольцо у него на поясе. Потом сделал шаг назад к центру города, передумав, вперёд… — Знаешь, что мы сейчас сделаем? — И точно, в его глазах горел уже настоящий гневный азарт. — Мы пойдём в Избу, возьмём твой серп и вернёмся к Мосту! И там я дам тебе первый урок! А если поползут змеи… мы что-нибудь придумаем.

Сирин обхватила голову. Всё развивалось так быстро — совсем не как весь предыдущий год.

— А ты спал в этом году? — спросила она невпопад. Эти горящие лихорадочным холодным огнём глаза её беспокоили.

— Нет, но… — Он схватил её за руку и быстро повлёк прочь из города. И не думает, что здесь светло, а она и так не отстанет… Как же стремительно сменяют друг друга его состояния!

Очень быстро они добрались до Избы-на-птичьих лапах. Конечно, Ярр тоже знал все тайные тропы, которые к ней вели. От его небрежного поглаживания рубчатой ноги-сваи Изба опустилась на землю. Конечно, он сделал это для неё, Сирин. Сам он мог взобраться прямо по лапам…

Ни Йагиль, ни Алконост в Избе не оказалось. Ярр сделал приглашающий жест, и Сирин, заражённая его спешкой, кинулась к лавке, где оставила серп… Его там не было. Йагиль, уходя, спрятала в сундук?.. Она никогда не брала серп с собой. Алконост тем более. Сирин откинула тяжёлую крышку. Пусто. Она начала суматошно выкладывать всю лежавшую в сундуке очень древнюю и ценную рухлядь прямо на пол… Когда её окружили какие-то старые книги, шляпы, тряпки, сапоги, а выцветшее сафьяновое дно сундука обнажилось, Сирин пошарила руками, словно не доверяя глазам, уже чувствуя на себе прожигающий взгляд Ярра. Пусто. Только мелкий сор!

Она заметалась по Избе, осматривая каждый угол, каждый закуток, не исключая и ступы… Впустую. Серп исчез.

Сирин с отчаянием подняла на Ярра глаза. Она тяжело дышала, волосы снова выбились из-под ленты и прилипли к шее. Куда же делся этот треклятый серп?! Весь год она смотрела на него со смешанными чувствами и редко брала в руки. Но теперь, когда он наконец понадобился, он исчез, будто никогда и не был подарен! Когда он так нужен Ярру, когда он стал поводом для встреч с ним… А она, как какая-то растеряха, не уберегла ценную вещь! Бросила на лавке, словно безделушку, и ушла в город, вся такая гордая и независимая.

Сирин не выдержала взгляда ночных глаз — уставилась в угол, который занимала ступа.

— Серп пропал? — негромко осведомился Ярр.

Сирин убито кивнула. Лучше бы он кричал. Ругался. Но, скорее всего, он просто сейчас развернётся и уйдёт — пленник ледяной стены у себя в душе. И она, Сирин, так навсегда и останется для него Незваной…

— Это… хорошо, — прервал тягостное молчание Ярр. Совершенно спокойно.

— Что? — Сирин непонимающе вскинула взгляд.

— Значит, кто-то решил проявить себя, — с тем же хищным выражением, с которым вёл её сюда, проговорил Ярр. — Избу защищает не только высота. Она не впустит чужака, раздавит его лапами. Значит, здесь побывал кто-то из тех, кого Изба знает. Он пробрался и похитил серп. Зачем? — Он прошёл по комнате, выглянул из окна, коснулся ступы… — Чтобы я не смог взломать лёд Марены? Я и сам только сегодня узнал, что серп может оставить хотя бы царапину на её хрустале. Или кто-то хочет пойти поохотиться на змей? С одним серпом я ему не завидую. Ещё что-то?.. Но этот кто-то начал действовать, он отсюда, он рисковал…

Сирин казалось, что Ярр почти доволен: такие иногда мёртвые глаза лихорадочно блестели. Наверняка за ледяной стеной сейчас бушует целый пожар.

— Прости… — робко сказала она, изучая его из-под ресниц.

Ответом ей послужил полный злого азарта взгляд охотника. Похоже, ему не хватало змеиных нашествий…

— Может, всё-таки Йагиль или Алконост взяли на время… — попыталась предположить она.

— О нет, — усмехнулся Ярр. — Я знаю свою сестру и нашу дивную птицу. — Они не притронутся к серпу Марены.

— Марены? — задохнулась Сирин. — Это же вроде были серпы твоей матери Ядвиги…

— Да. — Ярр встал посреди комнаты, словно споткнулся. — Не знаю, почему я так сказал.

Он стоял и смотрел в никуда, будто Печать забвения ослабила свою хватку.

— Но если это такие важные артефакты, как ты мог отдать своё наследие мне, едва перешедшей Мост, Незваной… — тихо сказала Сирин, почти про себя. Её давно мучил этот вопрос. Но спросить не представлялось случая.

Ярр молчал довольно долго. Боролся с собой? Искал ответ? Сирин верила, что после того, как она слушала его душу и он об этом узнал, ему будет легче говорить с ней. Наконец он ответил:

— Я почти никогда ничего не чувствую, кроме различных оттенков гнева и раздражения. Но тогда я ощутил потребность дать тебе эту защиту. — Сирин почувствовала, как потеплели щёки. — Наверное, это Марена, уже тогда выбравшая тебя своим гласом, велела мне.

Сирин коротко вздохнула. Раньше она была памятью о Яви. Теперь стала гласом Марены… Хотя это лучше, чем Незваная. Она огляделась, словно ещё надеясь, что где-то сверкнёт чудом не замеченный серп.

— И что мы теперь будем делать? — спросила она. Похоже, Ярр и правда не сердился на неё.

— Искать вора, — оскалился Ярр. — Жаль, не надо искать того, кто натравил на тебя волколаков. Было бы ещё интереснее.

Сирин недоверчиво покосилась на него. А может…

— Городничий, он…

— Не думаю, — покачал головой Ярр. — Он был слишком занят с нами. Да и Изба в последний раз проводила его хорошим пинком, когда он надумал заявиться.

Голова кругом от вариантов! Косохлёст вспомнился Сирин одним из первых. Этот злой ребёнок уже один раз навредил ей физически, может, решил теперь ещё и подставить. Впрочем, ей сразу стали казаться подозрительными все навь-костринцы. Она опустилась на колени у сундука и стала складывать обратно его содержимое. И вдруг ей послышался тонкий жалобный писк из-под пола. Почти человеческий стон. Сирин склонилась к полу, и вдруг её осенило, что Ветерок не встретил её урчанием и лаской. И в ступе его не было тоже. Она не придала этому значения — мало ли птичек в лесу для молодого охотника. А теперь холодная волна прошла по телу. Сирин с пола с тревогой взглянула на Ярра. Тихий стон повторился.

Ярр как будто понял сразу. Он упал на колени, и острый кончик пальца прошёл в щель между досками.

— Это же мой детский тайник, — пробормотал он. — Вряд ли он был мне нужен, никто бы не осудил… Но я прятал здесь в детстве какие-то мелочи. Особенно когда мать была совсем не в себе от Мёртвой воды… Камешки, ближе всего лежавшие к Мосту, свой детский отчего-то порезанный камзольчик, из которого я давно вырос… Хоть Изба и висит в воздухе, есть небольшое пространство под полом, а там ещё один пол. — Ярр поддел доску. Писк-стон раздался громче, Ярр пошарил рукой и вытащил из тёмного "погреба" чёрного кота.

Всё внутри у Сирин судорожно сжалось — из носа и рта Ветерка шла кровь, белое пятно в форме серпа на груди уже успело засохнуть багровыми сосульками. Кот рвано дышал, на боку выделялась вмятина, наверное, ему сломали несколько рёбер. Когда Ярр извлёк его из темницы, Ветер зашипел из последних сил — один клык оказался сломан. Не хватало и когтей.

Сирин протянула дрожащие руки к нему и всхлипнула. Она едва могла видеть от моментально заливших глаза жгучих слёз, принимая полный боли комочек.

— Кто… кто… — прошептала она. Словно магнитным лучом сдавило горло.

— Тот же, кто взял серп, — едва расслышала она сквозь шум в ушах. Она скорее почувствовала, чем увидела, как Ярр поднялся на ноги и подошёл к окну. И почти сразу Изба покачнулась и встала на лапы. Деревья смазались в полосы. А Ярр приложил ко рту пальцы, сложенные кольцом, и резко свистнул — высокий звук разнёсся далеко над Тёмным лесом. Ярр повернулся к Сирин. — Я позвал Йагиль. Она поможет его вылечить. — Он кивнул на Ветра.

Сирин словно пронзило током. Сидит здесь и льёт слёзы. Как глупо! Она встала так быстро, как только смогла, чтобы причинить котику меньше страданий. Руки были в крови.

— Подержи, — коротко попросила она Ярра. — Только осторожно. — Тот взял, не споря, но держал на вытянутых руках, как будто не зная, что делать.

Сирин бросилась к полкам со снадобьями. Подойдёт ли коту ведьмина синька? Всё равно другого, похожего по действию, нет. Как мало она ещё знает! Этому нужно учиться не один год… Может, Йагиль и знает, но нет времени её дожидаться! Она могла уйти далеко в лес, где порой пропадала целый день и не брала с собой Сирин. Побитый, изломанный Ветер отрывисто хрипел в жёстких, неласковых руках Ярра.

— Давай его на стол, только… — Она оборвала себя. Конечно, Ярр не станет причинять её питомцу лишней боли.

Они разложили несчастного Ветра на столе, и он попытался сжаться, уползти… Сирин замерла в нерешительности. Синька хорошо заживляет раны, но что делать с внутренними повреждениями?

— Похоже, что его сильно ударили по туловищу — кованым сапогом, палкой или копытом, — сказал Ярр, разглядывая раны. Он занёс палец над впавшим боком, но не коснулся. — Будешь лечить? — Ярр вопросительно посмотрел на Сирин, которая замерла с синькой в плошке.

Она глубоко вдохнула и хотела уже сыпануть на тело Ветра порошок, как вдруг её запястье перехватила рука с аккуратными коротко стриженными ногтями. Сирин от неожиданности просыпала синьку на пол. Бесшумно появившаяся Йагиль качнула головой и произнесла одними губами, тщательно артикулируя: "Цикута". Сирин недоверчиво вскинула брови.

— Яд?! — С Йагиль она всегда инстинктивно копировала её лаконичную манеру речи. Одно слово выразило и вопрос, и сомнение.

Та покачала головой. "Вари", — произнесли её губы. — "Поможет".

Сирин бросилась к печи. Сколько времени уйдёт на то, чтобы растопить её?! Сварить зелье, остудить его… А если Ветер…

Она задушила паническую мысль вместе с рыданием и, кое-как сложив щепки в устье печи, стала щёлкать кремнём о кресало. Ну что же это за отсталый мир, где даже огонь нужно добывать, почти как в каменном веке?! Искра никак не желала высекаться на полоски сухой коры.

Сирин не услышала, а лишь почувствовала, как Ярр подошёл сзади. Решил помочь поджечь дрова? Она обернулась, протягивая ему огниво. Кончики пальцев у неё уже онемели от усилий. Но, к её удивлению, он не взял у неё огниво, а протянул руку прямо в печь. Щелчок костяных пальцев — и вылетела искра ярче и больше, чем от удара кремня о кресало. Кора мгновенно занялась, а следом щепки и поленья. Сирин застыла с огнивом в руках, изумлённо глядя на Ярра.

— Ч-что это было? — слегка заикаясь, проговорила она. Взгляд метался с лица Ярра на его руки.

Ярр пожал плечами.

— Всегда так было, едва я научился щёлкать пальцами. Чуть не спалил Избу. Наверное, получается вроде огнива. — Он всухую прищёлкнул пальцами, совсем слабо. Искра, как от бенгальского огня, погасла, не долетев до пола.

Сирин оглянулась на Йагиль. Та не обратила внимания, окуривая Ветерка тлеющими связками каких-то трав. Горько-дымный запах повис в воздухе. Сирин возилась у печи. Она уже поставила котелок с водой кипятиться, и теперь следовало с величайшей осторожностью растолочь сушёные корни цикуты. Нареза́ла по весне их сама Йагиль, в перчатках из тонкой кожи. После нескольких корней перчатки обычно приходилось выбрасывать, точнее те лохмотья, что от них оставались. Теперь Сирин вспомнила: Йагиль как-то упоминала, что яд может стать и лекарством — когда существо на грани.

Она подошла к рукомойнику, чтобы смыть кровь кота и сажу, и поняла, что и сама поранилась, отчаянно пытаясь высечь искру. Проклятье. Проклятые острые края, проклятые неловкие пальцы, проклятая супергемофилия, Хрустальный мор… Выскочившие из памяти слова уже не вызвали удивления, только досаду. Сирин промокнула чистой тряпицей ранку, из которой неостановимо вытекала кровь, и, закусив губу, с каменным лицом присыпала палец ведьминой синькой. Её шипение смешалось с шипением самой Сирин. Ничего, скоро она вся будет в синих прожилках, как потрескавшаяся статуя… А когда-то с неё не спускали восторженных глаз…

А ведь и у неё был шрам — до того, как она попала в Навь. Позорная отметка на эталонном объекте. Но её прикрыли металлическим браслетом — совместили удобное с полезным… Сирин поднесла к глазам запястье. Воспоминание выплыло из памяти так же легко и внезапно, как нездешнее название врождённой болезни. Она словно видела тонкий, аккуратный шрам сквозь металл. Вроде бы он был с ней с самого рождения… Разрез — не разрыв, как у всех, кого она видела в той жизни. Прямо где проходят вены.

Кажется, сознание всё же на несколько секунд покинуло её от едкой боли грубого лекарства. Сирин почувствовала лбом белёный всё ещё прохладный бок печи, а животом — тепло из устья, где уже бойко полыхало пламя.

А там она почти не ощущала тепла или холода. Всегда одна — комфортная — температура размывала границы тела, и иногда ей, тогда ещё безымянной, имеющей только общую аббревиатуру и порядковый номер, казалось, что она сама — жидкость, у неё нет формы, нет личности. Зато она навсегда в безопасности — пока не выработает свой ресурс, по мнению тех, кто снаружи.

…Ритмично стукал пестик о ступку. Йагиль сама толкла цикуту, Ярр не спускал глаз с Сирин. Думает, что она опять рухнет? "Обморочная!" — обругала она сама себя и скрежетнула ногтями по печной стене. Вода в котелке уже лопалась пузырями. Йагиль подошла и ссыпала порошок в котёл. И коротко сжала плечо Сирин. "Крепись", — считала она в этом простом жесте утешения. На столе Ветерок слегка вздрагивал и… урчал? Это же хорошо? Но Йагиль скорбно сжала губы и покачала головой. И Сирин с дрожью вспомнила рассказ Молота о том, как он вытаскивал застрявшую в шестернях умирающую кошку. Она тоже урчала, наверное, чтобы успокоить себя… Рассказывая об этом, Молот плакал, и слёзы путались в шерсти на лице.

Нет… Сирин безнадёжно посмотрела на булькающий котелок.

— Долго ещё? — спросила она у Йагиль.

Та грустно повела плечом. "Настой сутки", — прочитала Сирин по губам. Слишком поздно, Ветер не доживёт…

Она подошла к столу и невесомо коснулась головы Ветерка, за ушком, задержала ладонь над съёжившимся тельцем. Друг… Есть ли кошачья Навь? Кошачий Мост и усатый Хранитель Моста? Сирин заглянула в угасающие жёлтые глаза. Ярр встал рядом с ней, висящий на поясе серп ударился о край стола. И тут же Ветер зашипел, а шерсть вздыбилась. Ярр прищурился, переводя взгляд от кота к серпу…

— Он видел, кто украл серп, — сказал он наконец. — И… он пытался его защитить.

Храбрый маленький Ветер… Но что он мог сделать? Сирин наклонилась вперёд и легко коснулась губами шерстистого лба. И отстранённо слушала, как Ярр спрашивал у Йагиль:

— Отвар не успеет?

Та, видимо, качала головой. Сирин не хотела знать, вслушиваясь в отрывистое урчание Ветерка, ловя эти последние минуты вместе…

Вдруг Ярр замолк. На чёрную шерсть легла белая костяная рука.

— Зачем?.. — резко обернулась к нему Сирин.

— Я отнесу его в грот и положу к ногам Марены. Возможно, она поможет. Он защищал её наследие. — Ярр просунул пальцы под кота и поднял его. Тот уже не сопротивлялся, безвольно обвиснув. Йагиль протянула сумку, в которой год назад Сирин принесла Ветерка в Избу котёнком.

Она не успела и слова сказать — Ярр уже скатился вниз по лапе с уложенным в сумку через плечо котом.

— Я пришлю Гора, если… — выкрикнул он на прощание, и его фигура растаяла между деревьев. Ворон полетел следом, оглашая Тёмный лес похоронным карканьем.

Сирин посмотрела на Йагиль. Бежать следом? Молить Марену, та ведь открыла ей душу… Она даже сделала несколько шагов к двери, чтобы пуститься вслед за Ярром, но Йагиль взяла её за запястье повыше браслета и покачала головой: не успеешь. Сирин и сама знала это. Или успеет Ярр, или не успеет никто. Йагиль едва заметно улыбнулась ей одними губами: мол, не теряй надежду. И как ни в чём не бывало стала помешивать отвар из цикуты. Сирин без сил осела на лавку. На столе темнели следы крови, напоминая о случившемся. Раньше она чувствовала себя здесь в полной безопасности — на высоте, как говорила Алконост. Но теперь кто-то знакомый Избе и безжалостный спокойно проникал внутрь, брал, что хотел, и калечил.

Сирин не знала, сколько она так просидела, обводя пальцем кровавые следы. Она была даже рада, что нет Алконост, которая из любой трагедии сделает фарс. Йагиль тихо возилась у печки с уже ненужным зельем. И когда в окне послышалось частое хлопанье крыльев, Сирин не обернулась, запрещая себе надеяться. Гор важно влетел в комнату и сел на стол. Клюнул пару раз впитавшиеся в древесину капельки крови и посмотрел чёрным глазом на Сирин. Она молча глядела на него, и он, явно разочарованный встречей, с расстановкой прокаркал:

— Мар-рена оживила Ветер-р!

* * *

— Как, как это случилось?! — с трудом сдерживая счастливое нетерпение, расспрашивала Ярра Сирин.

Она чуть помнила, как спрыгнула с порога Избы, даже до того, как та окончательно осела на землю. Как понеслась стремглав через лес к вратам… Напрямик через город… К холму Марены… Казалось, что сердце и лёгкие разорвутся, но она не боялась этого — должны же быть в посмертии плюсы. Длинные ноги с окрепшими за год мышцами послушно несли её вперёд. Мелькнуло где-то изумлённое лицо Городничего и осталось позади. Скорость развевала волосы и напоминала о ветре…

Так что Сирин примчалась ко входу в грот в тот момент, когда Ярр выходил наружу. Сирин впилась взглядом в его руки. Пусты! Гор ошибся?.. На белой кости ещё бурели пятна крови. Сирин задохнулась и прижала руки ко рту.

И тут из не запечатанного ещё грота выскочил юркий молодой котик с кипельно-белым пятном в виде серпа на шее.

— Ветер!!! — навзрыд воскликнула Сирин и бросилась на колени, обнимая ластящегося и урчащего кота. Он был абсолютно цел! Даже шерсть лоснилась и блестела. Только один клык всё же остался обломанным. Какое счастье, о… Марена? Сирин подняла глаза на Ярра, который молча и неподвижно наблюдал за ней, и, как всегда, когда он не злился, лицо его не выражало ровным счётом ничего. Но Сирин помнила, как он бежал с её Ветром сюда… Она протянула руку и коснулась его пальцев.

— Спасибо. — И постаралась вложить во взгляд всё, что она чувствовала. Поймёт, ощутит — неважно. Сейчас Сирин испытывала такое тёплое счастье, как никогда раньше как будто. — Гор сказал, что это Марена оживила его, — сказала она полувопросительно и поднялась с колен, посадив Ветра на плечо, как часто делала, когда он был поменьше.

— Да, и я даже видел её лицо, когда она ненадолго показала себя изо льда. — Что-то промелькнуло в лице Ярра, но тут же застыло вновь. — Я просил её… Не знал, слышит ли она. И она услышала.

— Я так счастлива! — блаженно прикрыла глаза Сирин. — Ты просто не можешь представить… — Ярр странно посмотрел на неё, и Сирин осеклась. Вот дурёха!

— Да, не могу, — согласился он и поднял глаза на небо. — Наверное, мне и правда надо немного поспать. Третий день… — Он показал на ближайший к Мосту холму. Там стоял его дом.

— Прости, я…

— Не за что прощать.

— Но я провожу тебя?..

— Так не принято. Это я должен доставить тебя обратно в Избу…

— Хорошо, — улыбнулась Сирин и почесала Ветра за ушком. — Я пока не собиралась домой. Я просто тоже пойду в сторону Моста, ко рву, поищу Алконост, может, познакомлюсь с русалками. Мне же можно? — невинно спросила она.

Ярр с сомнением посмотрел на неё, будто ища подвох. Но потом махнул рукой.

— Можно, завтра я скажу всем, что ты Глас Марены. Без Городничего тебе никто ничего не сделает.

Сирин довольно кивнула. Жаль, что путь такой короткий… Она ещё не до конца разобралась в своих мыслях и чувствах. Но было ощущение, как от веселящего газа, который однажды (шутки ради) растворили в её камере. Её механик-охранник едва не убил всех шутников… Улыбка сползла с губ. Странное воспоминание. И неуместное.

Вот и ближайший к Мосту холм, и рядом с ним врата. Следом ров с русалками и пустошь. Врата сейчас были открыты, и Сирин машинально глянула в ту сторону. Ярр остановился. Дальше ей вперёд, если она хочет следовать своей легенде, а ему — наверх, где высится узкий мрачный дом.

Пожалуй, стоит подойти ко рву, вдруг Ярр захочет проверить её слова, выглянув из окна… Сирин внезапно подумала, что, если бы он предложил зайти к нему, она бы зашла. Но это вряд ли… В красных отсветах он действительно выглядел измождённее обычного.

— Что ж… — начала она. Можно ещё раз поблагодарить. Можно напомнить, что сходить к Мосту или в грот вдвоём можно и с одним серпом. Можно говорить о тысяче разных вещей из тех, о которых она читала в книгах… Это же книги Яви, наверное, ему будет интересно. Можно…

— Доброй ночи, — выдернул её из мечтаний бесцветный голос Ярра. — Или, скорее, доброго дня. — Усмешка вышла очень бледной.

Сирин стало стыдно. Он и правда не спал с самой Мариной ночи. Хоть он и нежить, но, вероятно, еле держится на ногах. Спит же здесь нежить! Спит Алконост, Йагиль, это совершенно точно! Она сама спит, хотя насчёт себя Сирин так и не знала точно, кто она.

— Да, конечно! — поспешно сказала она с мимолётной улыбкой. — Спасибо тебе ещё раз! — Она погладила Ветра по голове, и тот с готовностью ткнулся мордочкой в её ладонь. — Я посижу у рва, познакомлюсь с русалками… Я буду осторожной, честное слово! А днём никто не должен на меня напасть.

Ярр посмотрел на неё с сомнением (наверное, не хочет, чтобы русалки разболтали историю его Ганны, догадалась Сирин), но потом кивнул и пошёл по спиральному подъёму к своему дому.

Сирин несколько секунд смотрела ему вслед. Потом вздохнула, почесала Ветерка и пересадила его на руки — не пушинка всё-таки уже — и после заминки направилась ко рву.

Болтать с русалками особо не хотелось, но, наверное, пора знакомиться с местным народом. Смутное состояние после каскада воспоминаний миновало, и всё в Нави перестало казаться плоским и серым. Давно выступили из толпы навь-костринцев яркие фигуры Ярра, Алконост, Йагиль, Кладезя, Молота… Наверняка есть и ещё здесь интересные существа, надо только их узнать поближе. И лучше до того, как о ней скажут, как о Гласе Марены, чтобы общение было более неформальным.

Воодушевлённая, Сирин увереннее пошла ко рву. Но, к её разочарованию, русалок там не оказалось. Судя по отдалённым весёлым визгам, они резвились в другой части рва. Алконост здесь не было тоже. Сирин присела на мостки и спустила Ветерка с рук. Можно и подождать. А отсюда прекрасный вид на Мост и Огненную реку, можно насладиться в тишине, переваривая такие разные впечатления этого дня. Гул пламени не похож на шум воды, разве что отдалённо… А к Мосту она не пойдёт, хватит уже приключений.

Сирин разулась и, слегка содрогаясь внутренне, опустила ноги в воды рва. И не ощутила прежней горечи от соприкосновения с жидкостью. Похоже, она выздоравливает.

Ветерок тут же любопытно посмотрел вниз, где Сирин болтала ногами: нет ли там рыбы? Но, чуть не сорвавшись в воду и промочив лапы, он отскочил с мявом.

— Птичек и мышек в Тёмном лесу ловить проще? — со смехом спросила у него Сирин.

Котик обиженно глянул на неё жёлтым глазом. И вдруг навострил уши, обернулся…

Какое-то мельтешение в стороне Огненной реки привлекло взгляд. Сирин прищурилась, вгляделась, уже различая знакомые очертания маленькой фигуры.

К Мосту вприпрыжку нёсся Косохлёст.

Сердце остановилось. А потом начало биться с неистовой силой. В чёрных от сажи руках Косохлёста Сирин явственно разглядела украденный серп.

Косо-хлёст. Он и сам не помнил, откуда у него это хлёст-кое имя. Сам ли выбрал, или подобрал кто-то с чуйкой. Только "Косохлёст" — значит косой дождь, что проникает даже под навес или поднятый воротник, неистово стучится в окна, заливает пол, если какой-нибудь олух забыл закрыть ставню, холодной струйкой стекает по спине. Дождь, смешанный с ветром, чего здесь в принципе не бывает. Зато Косохлёст — вот он, собственной персоной.

Он крадучись скользил за Ярром после того, что подслушал у Беса. Невидимый, он проследил, как Ярр в одиночку нырнул в грот Марены. А потом вынырнул, столкнувшись со всклокоченной Незваной. И потом они скрылись в темноте пещеры уже вместе. Надолго. Эге. Косохлёст хотел было уйти, решив, что здесь не будет ничего стоящего интереса до следующей смены дня и ночи, но потом они вернулись. И из их разговора Косохлёст уловил, что серп — не простой такой серп. Им можно даже сечь нетленный лёд Марены! Хитрая вещица…

Всю дорогу от Беса, избавившись от опостылевшего Ситня, Косохлёст ломал голову над его замечанием: а ведь правда, вряд ли получится перевести Сквозняка через Мост, просто начертав ему фальшивый Зимний крест на коже. Кровь не та. Тут нужен какой-то атрибут Навьей власти. И если это не кровь, то, может, сойдёт штучка, которую долго не выпускал из костяных ручек Хранитель? Необычная настолько, что могла поцарапать даже самый непробиваемый хрусталь.

Он не будет красть такую важную вещь, нет. Не самоубийца: кто знает, есть ли смерть после посмертия. Только одолжит на время…

Косохлёст тенью следовал за Ярром и Сирин по подворотням, ловя подсказки в их словах. И едва не попался на глаза толстомордому Коменданту. А потом со всё больше и больше отваливающейся челюстью наблюдал перепалку того с Хранителем Моста. Вот это дал жиробас! Откуда только наглость взялась в мелкой душонке?.. Сколько знал его — никогда тот и вякнуть не подумал бы на Ядвигу, а после — Ярра. На того, у кого серп, если подумать. Должен же быть какой-то символ власти, раз нет короны или там ещё какого-нибудь венца. Косохлёст чуть было не начал уважать Городничего за нежданный напор, когда тот всё-таки отступил перед Ярром. И неудивительно — такого Хранителя Моста Косохлёст предпочитал обходить стороной. По широкой дуге — ну его, покуда отойдёт…

Поэтому он взобрался на довольно-таки плоскую крышу дома Городничего и решил переждать от греха подальше. Пусть Ярр с Сирин прогуляются в Тёмный лес за серпом, чай, не заблудятся, вернутся, ежели Ярру ударило в голову потом пойти к Мосту или в грот дальше ковырять Марену.

Косохлёст прилёг на крышу. Должна быть холодной, между Мариным днём и Коладом-то, а не очень — Городничий любит удобства и держит тушку в тепле. После событий бесконечного дня (точнее пары дней и ночей) веки мгновенно отяжелели и глаза стали самым подлым образом слипаться. Но не проспит же он в самом деле голубков, если немного покемарит на этой удобной и почти мягкой крыше… Из трубы уютно вился лёгкий вкусный дымок, и Косохлёст, погружаясь в дремоту, отметил, как хорошо и ровно он выходит. Будто трубу недавно чистили, хотя он лично не бывал здесь Марена знает сколько. Лениво и заторможенно проплывали мысли и рассеивались вслед за клубами дымка. Вот он и снова на крыше… И ни аспида он не боится, улёгся прямо рядом с трубой, разве что не обнял её, как подушку. В полусне Косохлёст подзуживал сам себя: заглянешь-не заглянешь в жерло, дружочек? Испугался тогда на крыше у Старого Беса, чуть штанишки не намочил. Морока испугался, хи-хи. Как девчонка! А вот встать сейчас и взглянуть туда, в чёрный зев. Что, кишка тонка? Нет, просто неохота, весь чёртов день носился с чертями и прочей нежитью, аж спину ломит, ноги ноют. А так-то легко, только соснуть часок-другой…

Обрывки полуснов-полумыслей закружились над ним, как стая воронов. Какие-то смутные лица, голоса, шаги, руки, Зимние кресты — всё это носилось вокруг него и сталкивалось, сердито каркая и стуча копытами, превращалось одно в другое, расплывалось и разверзалось, как бездна Огненной реки, только с сухим руслом — без пламени. И оттуда разливалась чёрная, как чешуя змей, тень, ползла в город, оставляя от частокола и домов едва заметные бугорки… Косохлёст спал и видел кошмары, а в это время Ярр обнаружил в Избе пропажу серпа и смертельно раненного Ветерка. В это время Сирин, глотая слёзы, пыталась высечь искру из непослушного огнива, а Йагиль беззвучно шептала целебные заговоры. В это время один из кирпичей внутри трубы уже был выдвинут и неплотно задвинут обратно. А вот когда Ярр, сам как ветер, пронёсся через город, Косохлёст подпрыгнул, будто его окатили из ушата ледяной водой. Надо же, всё проспал, чертячья душа! И снилось же аспид знает что!

Он хотел уже скатиться с крыши и рвануть вслед за Хранителем Моста, но вдруг чуйка пригвоздила его к месту. Что-то было не так. Косохлёст повёл носом, зорко оглядев окрестности. И наконец взгляд его приковала труба на расстоянии вытянутой руки. Она уже не дымила, а лишь слегка попыхивала. Ничего подозрительного в целом, так всегда бывает, когда прогорают дрова. Но Косохлёст, в предвкушении раздув чуткие ноздри, перетёк к трубе. Потом вдохнул, задержал дыхание и заглянул внутрь сквозь полуопущенные — от сажи — ресницы. И не смог сдержать торжествующего "Ха!". Один из кирпичей оказался значительно светлее остальных. А ещё он на добрых два пальца выдавался наружу. Здесь явно что-то спрятали! Причём недавно — опытный глаз трубочиста не обманешь!

Косохлёст скоренько оседлал трубу, вцепился в кирпич и потащил. Он подался легко — ну так и есть, в пустоты ещё не забилась жирная гарь! Держа кирпич одной рукой, Косохлёст шарил в тёмной нише второй. Он ждал чего-то особенного — сдерживаемое дыхание неровно вырывалось между зубами. Но всё равно чуть не вскрикнул и не уронил кирпич, когда пальцы тронули холодную гладь металла. Тьфу ты, не обжёгся же, чего дёргаться, как кисейная барышня при виде паучка! Сердясь на себя, Косохлёст уверенно запустил руку в тайник, нащупал неострую часть и, победно ухмыльнувшись, извлёк на свет Навий серп. Вот так удача! Чей это схрон? Явно не Ярра. Городничего? Вот у него точно кишка тонка, несмотря на размер пуза, чтобы тырить такие штуки. Может, Незваная? Тьфу, глупость. Ей и так Ярр на блюдечке серп поднёс ещё год назад. Так кто?.. На ум никто не шёл. Никому сто лет не нужны были серпы Ярра, а теперь они срочно всем понадобились? Кстати, и ему, Косохлёсту, сгодится. Сам в руки пришёл — не иначе как судьба.

Косохлёст, не отводя блестящего взгляда от серпа, обхватил рукоять двумя руками.

— А вот теперь-то мы с тобой прогуляемся через Мост! — обратился он к серпу свистящим полушёпотом. — И Сквозняка переведём! А если он найдёт своих, то…

Он и сам не знал, что будет после. Знал только, что надо провернуть всё быстро и тайно — от Ярра и уж точно от Виюн. Может, её краса и мёд речей пролетели выше головы Косохлёста, целилась-то она в Ярра, но отчего-то он ей не верил. Совсем. И пускать её в Навь, ближе к Марене, — очень и очень плохая затея.

Незачем тянуть кота за охвостье. Косохлёст сжал серп и сиганул с крыши. Миновав город без сучка и задоринки, он пустился через пустошь бегом — к Мосту. Свист в ушах, собственное громкое дыхание, гул Огненной реки — всё это помешало ему услышать за спиной шум огромных крыльев.

* * *

Ярр не был уверен, что его идея с оживлением Ветра сработает. Когда он вытащил израненного кота из сумки, тот уже испускал дух. Кто-то жестоко и умело его избил, а потом оставил умирать под полом. Йагиль бы не вернулась скоро без зова, Сирин тоже, если бы Ярр сам не потащил её в Избу… Ещё час — и по звуку они бы Ветра уже не нашли. Только через несколько дней — по запаху.

Всё пребывание в Избе, всю быстротечную дорогу к гроту Ярр ломал голову над тем, кто мог сотворить это злодейство. Зачем — ясно. Чтобы взять серп, хотя это таило в себе следующий пласт вопросов. Но кто? На Городничего он не думал, хотя теперь, в отсутствие Мёртвой воды, знакомая нежить вдруг начинала вести себя странно. Кто-то, кто смог обмануть Избу, кто знал, что она пуста, при этом изощрённо жестокий и хитрый. А мотив?.. Целый год серп не особо охранялся, а теперь, когда стала яснее его ценность, некто неизвестный мгновенно его похитил. Серп Марены! Как он мог забыть?! Теперь казалось очевидным, что Ядвига тоже получила серпы от кого-то — возможно, от самой Марены. Давным-давно, в почти забытом детстве, он это знал. И вспомнил лишь теперь.

Поможет ли Марена? Он никогда не просил её ни о чём. Даже в голову не приходило… А теперь мысль родилась как бы сама собой, будто всегда Марена могла помочь, подсказать, излечить… Стоит лишь попросить.

Ярр бережно положил кота Сирин на лёд — прямо над грудью Марены. Удивительно, что он защищал серп. Хотя, если вспомнить, на плече Ядвиги тоже часто сидел чёрный кот, когда она летала в ступе… Очень яркий образ матери всплыл в памяти: ступа, помело, хромота из-за костяной ноги, строгий пронизывающий взгляд, крючковатый нос, высокая и худощавая фигура… Чёрный кот на её плече посверкивал зеленью глаз. А у кота Сирин глаза — жёлтые.

Но сейчас его застывший взгляд был пуст, он не вздрогнул от соприкосновения с холодным хрусталём и остался лежать в той же позе, в которой его оставили — безжизненно, безвольно… Как же достучаться до Марены?

Ярр провёл ладонью напротив её лица и прошептал:

— Помоги…

Не требовалось что-то объяснять про защиту наследия, он откуда-то знал, что она и так услышит и поймёт. Хрусталь, похожий сейчас на серый камень, скрывал кровавые разводы. Всё ещё светлели оставленные серпом царапины.

И вдруг изнутри зародилось сияние, нарастающее, огненное. Оно перелилось в тело кота, заполнило его, зажгло огнём жёлтые глаза — и растворилось в воздухе. И в следующий миг Ветер поджал под себя лапы, покрутил усатой мордой и сел. Несколько мгновений он как будто принюхивался ко льду, склонив голову напротив лица Марены, а потом мяукнул, спрыгнул на пол и потёрся о ногу Ярра.

Помогло! Помогла…

Ярр пристально всмотрелся в зачарованный хрусталь. Проступили на миг тонкие черты, отпечатки кровавых слёз, тёмные волосы, вырез платья… Осколок в уголке глаза. И вновь наползла мутность на бледный лик.

— Спасибо, — неловко поблагодарил Ярр, не зная, слышит ли она. Нет, она слышит! Сирин сказала, что она живая… Все в Навь-Костре по привычке относились к хрустальному гробу, будто это лишь ценная реликвия. Но теперь особенно обострилось желание избавить Марену от ледяного плена. Что ещё говорила Сирин? Что Марена живая и любящая, что она страдает и страшится… И Полный Зимний крест грядёт. Только вот неизвестно, что это такое, и спросить не у кого. Может, Кладезь… Не зря же он Кладезь. Или Старый Бес — он же старый, много знает, хоть и мало говорит.

Или Виюн. Да, нужно спросить Виюн, она наиболее непредвзята. Сирин сделала свой выбор — остаться, и он, Ярр, не будет её неволить вернуться, хотя, несомненно, это было бы лучше для неё... Но Марена по-прежнему нуждается в помощи. Она могущественна, но пределы её могущества ограничены хрустальным гробом.

Вопросительный мяв раздался со стороны выхода, и Ярр, обернувшись, увидев две жёлто-зелёные точки — Ветер хотел на волю. Кинув последний взгляд на Марену, Ярр последовал за котом, чтобы вернуть его хозяйке.

* * *

Сон нежити — это проживание сотен жизней за Мостом. Не раз ещё говорящая Йагиль и просто говорливая Алконост делились своими грёзами. Маленький Ярр слушал их, как сказки. В них знакомые нелюди сталкивались с удивительными приключениями, помогали героям найти своё счастье, а прекрасным царевнам дарили мудрость. А жадных, подлых и трусливых сурово карали. Справедливость всегда торжествовала, а зло было наказано.

Ярр часто завидовал тем, кто хотя бы во снах переносился за Мост. Его же ночи всегда были пусты. В детстве — тьма, проблеск пламени, серый лёд — и снова кромешная тьма. Иногда он просыпался с криком от жгучей боли в руках, и его утешала не мать, а добрая и всегда готовая помочь сестра. А потом и это исчезло, и он был бы рад видеть хоть что-то, погружаясь в сон. Но даже тьма перестала быть абсолютной, и лишь бесцветная муть, по сравнению с которой и чёрный казался ярким, окутывала его до пробуждения. Как ещё одна Печать. Пустота без цвета, запаха и звука… Множество незаметно сменяющих друг друга лет.

И вдруг в сон ворвался голос. Знакомый голос, только вспомнить бы чей… Звонкий и, несомненно, встревоженный. Но слушать его так приятно… Может, удастся успокоить эту тревогу…

Где ты, голос? Я последую за тобой, только разукрась мою безрассветную хмарь…

Ярр подумал так… и проснулся. Несколько мгновений он ещё что-то чувствовал. Но мгла из сна привычно перетекла в мир, заполнила его. Только голос… Голос был здесь. Всего лишь голос Сирин, звучавший неестественно громко, будто она разговаривала прямо под окном. С кем это? Нахлынула подозрительность… Ров, где она собиралась знакомиться с русалками, дальше. Ярр встал и подошёл к окну.

Это действительно была Сирин. И разговаривала она с Алконост. Ярр не помнил, чтобы во сне он слышал её голос, хотя говорила она нисколько не тише — в своей обычной манере. А её тяжёлое златопёрое крыло покоилось на плече мрачного Косохлёста.

Алконост, видимо, почувствовала взгляд или ощутила что-то своим нечеловеческим чутьём. Задрала голову и посмотрела на Ярра.

— А, проснулся, спящий королевич! — проворковала она. — Долго почивать изволите! А мы вот к вам с добычей, уловом, так сказать, прямо к завтраку! — Она довольно махнула крылом над сумрачным Косохлёстом. Что он ещё натворил? — Лечу это я, значит, совершаю утренний моцион, — со вкусом начала рассказывать Алконост. — И тут смотрю: бежит! А у меня взгляд ястребиный, мышь разгляжу с высоты птичьего полёта! — Она сделала паузу в ожидании комплимента, но не дождалась и продолжила скучным голосом: — Короче, этот голубок нёсся сломя голову через пустошь прямиком к Мосту. — Золотое крыло напряглось, и Косохлёст, охнув, упал на четвереньки под его напором. — А в ручонках у него было вот это. — Она взглядом указала на Сирин, и та подняла серп.

— Серп! — Остатки сна, если они ещё туманили голову, мгновенно развеялись, и Ярр выпрыгнул из окна третьего этажа прямо на мостовую.

— Вот ведь как он это делает красиво! — восхитилась Алконост и ткнула Сирин в бок другим крылом. — Если бы не знала, что он как ледышка, подумала бы, что кокетничает перед нами!

Не обращая внимания на слова птицедевы, Ярр шагнул к Сирин.

— Можно?..

Она поспешно протянула ему серп. Да, это, несомненно, был тот самый. Знакомая холодная тяжесть легла в пальцы. Блеснуло на свету лезвие, и чёрная вязь сделалась ещё заметнее. Не подделка — серп Марены. Ярр поднял глаза на Сирин.

— Пусть лучше будет у хозяина, — сказала она, опустив голову. — Я не самый надёжный хранитель для такой вещи… — Она вздохнула и виновато развела руками.

Это можно решить потом. Ветер с силой потёрся о ноги Сирин и приветственно мяукнул. Ярр обхватил серп и ощутил, как внутри будоражащей волной поднимается гнев. Повернулся к Косохлёсту.

— Ты.

— Что я? — очень натурально удивился тот.

— Ты украл серп и смертельно ранил кота Сирин? — прошелестел Ярр.

Глаза Косохлёста, до этого бегающие и неуловимые, вытаращились на Ярра.

— Я?! Я никого не трогал! Шёл себе по улице, нет, по лесу… и нашёл серп, во! — Но он тут же сам сморщил нос, настолько дурацкой и неправдоподобной получилась история.

— Но поймали-то тебя с поличным, птенчик, с уликами, — распевно напомнила Алконост. — Какие ещё нужны доказательства? — Она помахала крыльями, но потом снова прижала Косохлёста к земле.

— Расскажи правду, — потребовал Ярр.

Косохлёст поёрзал под тяжестью крыла и покусал губы.

— Правда в том, что я отдыхал на крыше… — начал он, но его прервал тяжёлый топот шагов. Городничий. Всегда каким-то чутьём угадывает, если в городе что-нибудь случилось, и спешит быть в центре событий. — Городничего! — договорил Косохлёст.

— Только сейчас придумал? — закатила глаза Алконост, взглянув вбок.

— Да нет же! — Косохлёст попытался вылезти из-под крыла, но его не пустили. — Я говорю! Сидел на крыше, никого не трогал, знать не знал ни про какой серп! Ну и решил по привычке глянуть трубу, раз уж влез! По профессии! — добавил он с вызовом. — А в трубе тайник! И там — серп! — Косохлёст сделал большие глаза, не в силах выпутаться из-под крыла и показать руками, какой он именно, этот серп, для большей убедительности.

— И зачем ты хотел перейти Мост с серпом? — сурово поинтересовался Ярр, скрестив руки.

— Да я вовсе не к Мосту шёл… — Алконост блеснула на него янтарным глазом, и он осёкся.

— Вприпрыжку бежал, — с ядовитой ласковостью поделилась она. — Буквально в десяти шагах от подъёма его скрутила!

Косохлёст насупился.

— Ну и? — наседал Ярр. — Куда ты нёс часть Нави? Или лучше спросить — кому?

Косохлёст мог бледнеть или краснеть под слоем сажи, и этого бы всё равно никто не узнал. Но он вдруг подобрался и выпрыгнул из-под крыла рыбкой вперёд. И нагло, хоть и снизу вверх, посмотрел на Ярра.

— Ну да, да! В твою Явь тащил! Хотел Сквозняка перетащить к нам! Что, доволен?!

Гнев Ярра мгновенно иссяк в ответ на этот всплеск злющей откровенности. Он поверил Косохлёсту сразу… Вот ещё одна раненная Явью душа. Крылья Алконост обвисли, пока она не вспомнила, что их можно сложить вдоль тела.

Неужели всё-таки Городничий? Да у него и времени не было с его-то прытью…

— Пойдём, покажешь, где нашёл серп, — не давая понять, что подозрения сняты, велел Ярр Косохлёсту. Пусть лучше считает себя виновным.

Тот буркнул что-то, но бодро и уверенно потрусил к дому Городничего. И с каждым шагом не уловивший, куда дует ветер, Городничий всё больше бледнел. Когда они остановились у его добротного сруба, он несмело обратился к Ярру:

— Это что же… У меня обыск?

— Нет, всё, что нужно, уже нашли, — коротко ответил Ярр. И вслед за Косохлёстом вскарабкался на крышу. Алконост преодолела путь по воздуху, и если бы Городничий не был сейчас так испуган, он бы обязательно поставил ей на вид, что она своим весом может проломить ему крышу. А ведь небо затянуло тучами, и вот-вот оно грозило пролить такой редкий для Нави дождь.

Косохлёст с готовностью продемонстрировал вынимающийся из кладки кирпич. Ярр попробовал пристроить туда серп — с трудом, но он поместился. Всё сходилось. Косохлёст, конечно, тот ещё пакостник, но Ярру подспудно казалось, что это не может быть он.

Через минуту они уже снова были на земле: в центре Ярр, по правую руку птицедева, по левую — недавний подозреваемый Косохлёст. А теперь — свидетель. Напротив них съёжился в жалкой позе Городничий. Сирин стояла чуть поодаль, словно с неё уже достаточно приключений. А может, ей просто был неприятен Городничий.

— Сами объясните, как к вам в дом попал серп? — предложил Ярр. Даже если это не он, то в страхе он скорее вспомнит что-то важное и поможет навести на след похитителя…

Но Городничий, как видно, ещё не отошёл от несостоявшейся встречи со змеебором. Он просто взял и совершенно неожиданно и некрасиво расплакался.

— Да не знаю я, как серп попал ко мне в трубу, подбросили, подставили душегубы… — размазывая слёзы по лицу, воззвал к низкому серому небу он. — Режьте, жгите, казните, душите! — завопил он в исступлении.

— Ты убил кота, отвечай! — зарычал Ярр, не давая ему очухаться.

— Какого кота? — Недоумение Городничего выглядело искренним. Прямо ему на нос шлёпнулась первая крупная капля дождя.

Ярр переглянулся с Алконост. Если себе он не доверял, то она бы сразу разгадала ложь. Не тот. Но пусть тоже лучше считает себя под подозрением.

И тут Сирин, видимо, не снёсшая истерики Городничего, подошла поближе. Ветра она держала в руках и что-то шепнула ему на ухо. И, склонившись, поднесла его к Косохлёсту. Лицо того закаменело, но, когда кот ткнулся мордой в чумазую физиономию, он ожил и почесал его за ухом, украдкой оглянувшись на Сирин. К Городничему, который теперь трясся от выплеска эмоций, Ветер тоже не проявил враждебности. Хотя и ласкаться не стал. Значит, действительно не они. А кот — единственный, кто может опознать похитителя? Его теперь отметила сама Марена…

Ярр посмотрел на Сирин, и она понимающе кивнула. Проверить всех навь-костринцев — долго, неудобно и придётся кое за кем побегать, но возможно. И тогда Ярр узнает, кто и зачем… Может, тот, кто чуть раньше, чем Ярр, вспомнил, чей изначально это серп. Дождь пока ещё лениво и прямо падал на город.

* * *

Гор кругами летал над спиралями частокола и каркал повеление Хранителя Моста: всем как можно быстрее собраться у Капища. Зачем — это они узнают там. Но Алконост "клюнула" напоследок ворона:

— Каркай завлекательнее, а не так замогильно, как ты обычно. Как будто на внеочередной праздник зовёшь или там в "Три горла".

Гор раскрыл клюв в ответ, но Ярр дёрнул плечом, и ворон сорвался с него и полетел. И в его карканье чудились истерические ноты:

— Ср-рочно! Все к Капищу! Ср-рочно!

Алконост цыкнула и закрылась крылом, словно чтобы не видеть этого позора. А заодно от капель с неба.

— Мне обязательно идти? — тихо спросила у Ярра Сирин. Руками она старалась прикрыть Ветра от дождя.

Ярр кивнул.

— Ветер без тебя не пойдёт. — Кот втягивал носом воздух, уши чувствительно подрагивали. Ему не нравилась вода, падающая сверху. — Мы найдём похитителя и убийцу, и я объявлю, что Марена доверила тебе свой голос.

— А если он не явится? Здесь так много укромных мест… — Она посмотрела кругом. — Вдруг он в курсе, что серп нашли, Ветер жив и сможет его узнать… И зачем всем говорить, что Марена?.. — Сирин запнулась и просительно посмотрела в глаза.

И правда, зачем? Если обнаружить похитителя стало делом первой необходимости, то насчёт второго… Ежели украли серп, принадлежащий Марене, то как отнесётся неведомый злопыхатель к её гласу? Преклонится или попытается устранить? Наверное, пока достаточно сказать Йагиль. Она не проболтается. Мрачно усмехнувшись, Ярр ответил Сирин:

— Да, ты права. Ограничимся поиском преступника.

Она вздохнула с явным облегчением.

Навь-костринцы потихоньку стекались на центральный холм, на вершине которого раскинулось Капище. Городничему строго-настрого было приказано молчать, Алконост при её говорливости всегда знала, что такое тайна, а Косохлёст совершенно ожил и готов был сгонять горожан вместо ворона, не обращая внимания на дождь. Теперь он как будто относился ко всему этому, как к какому-то спектаклю с ним в одной из главных ролей. Так что ничего не понимающие навь-костринцы то и дело спрашивали друг друга, зачем сегодня собираться, всего-то три дня с Марина дня прошло. Может, Мёртвая вода появилась? И тогда они оживлялись. Или новое змеиное нашествие, от которого можно скрыться только на вершине, в святом месте… Испуганный шёпот вился над Капищем, как струйки дыма — спиралями, перемежаясь с воодушевлёнными разговорами. И когда на Капище увидели Ярра с двумя серпами вместо одного, Сирин с котом на руках и уныло плетущегося за ними Городничего, надежды и страхи застыли на губах. Толпа разошлась и пропустила Ярра к центру Капища, Городничий тоже успел проскользнуть следом, но Сирин замешкалась, и толпа схлопнулась, отрезав её. Косохлёст сгинул где-то, смешавшись с народом, а может, в подворотне… Ярр хотел было приказать пропустить Сирин, но Ветер спрыгнул с её рук, и, струясь между ногами и копытами, очутился рядом с ним и уставился жёлтыми глазами на горожан. Алконост заняла наблюдательную позицию на ясене.

И тут толпа разошлась вторично, послышалось знакомое старческое кряхтение, и на Капище цокнуло копыто Старого Беса. Он дружелюбно кивнул Ярру и, не спеша посмотрев сначала влево, потом вправо, осведомился:

— Зачем созвал нас, Яррушка? Погодка шепчет. — Голос его был полон мёда, как чаны в медоварне, но острый взгляд требовал ответа. Ярр заметил, как переступил с ноги на ногу Городничий у плеча.

— Чтобы найти преступника, — отчеканил он.

— Среди нас есть преступник? — развёл когтистыми руками Бес в крайнем удивлении. — Мы же столько лет знаем друг друга, неужто нашёлся лиходей…

— Нашёлся.

— И что же он налиходейничал? — с проказливой улыбкой поинтересовался Бес. Небось думает, что речь о бытовой ссоре в "Трёх горлах" (будто не сам туда поставляет пойло) или краже подстаканника. В толпе неуверенно хихикнули — наверное, кто-то из угодливых подручных-родственников чертей.

— Похитил мой серп и смертельно ранил его хранителя.

Уже не шёпот — вскрики поднялись над Капищем. "Как?!" "Не может быть!" "Век Мёртвой воды не видать!" "Чтоб мне в Тень провалиться!"

Бес не шевельнулся, лишь прищурился.

— Который из двух серпов был украден? — осведомился он у Ярра.

— Тот, что был у… в Избе.

— И кто же пострадал? — сочувственно свёл брови Бес. — Сирин?

Ярр безотчётно бросил взгляд над головами — на неё. И все остальные, как по команде, тоже оглянулись, пригвоздив вниманием к месту, как тогда, у Моста. Но она даже не обхватила себя руками, только замерла с неподвижным взглядом.

— Нет, не Сирин. — Горожане снова повернулись к нему, и Ярр успел заметить, как Сирин отошла в тень дома. Он не ожидал, что Бес с такой лёгкостью назовёт её по имени. Как нарекли Незваной, так и звали весь год… И сам Бес, кажется, был весьма не против расправы над ней. А теперь так непринуждённо и учтиво — "Сирин". Хитёр Старый Бес… — Ветер был ранен, — сказал Ярр. Зашелестели вопросы вокруг. — Её кот, — пояснил он.

— Кот? — грубо уточнил волколак вполне сейчас человеческого облика. — Ты собрал нас мокнуть под дождём из-за шерстяной шкурки? — Он пренебрежительно взглянул на Ветра.

— Да, — понизил голос Ярр. — И начнём мы с тебя. — Он сам взял Ветра на руки и поднёс к волколаку. Коту явно пришёлся не по вкусу волчий запах, он зашипел в ответ на оскал, вырвался из рук. А волколак уже перестал скалиться — видно, сообразил, что сейчас не время показывать крутой нрав. И Ветер тут же потерял к нему интерес, смерил холодным взглядом и надменно повернулся пушистым хвостом. Не он.

— Котик — наш свидетель? — с умильной улыбкой спросил Старый Бес. — Ты мой умничек! — Он опустился на корточки и достал из кармана какой-то засаленный шматочек. Ветер повёл носом и даже не снизошёл опустить морду, вперив взгляд в Беса. Ярр ждал. Сотни спящих подозрений взметнулись в нём, как языки пламени, что вспыхивали от щелчков скрюченных пальцев Беса в его кабинете на медоварне, когда он посвящал Ярра в тайны ложного Зимнего креста. А ведь у Беса как будто был мотив, хоть Городничий и не верил…

Но Ветер осторожно обнюхал спокойно лежащие на колене пальцы Беса, заглянул в выцветшие глаза и отвернул голову, проигнорировав лежащий на мокрой мостовой неаппетитный кусочек. Не он.

А Бес негромко и так же ласково позвал:

— Ребятушки, пособите. Колени заклинило, не могу встать. — И двое дюжих чертей-родичей кинулись поднимать с земли своего патриарха.

Городничий приосанился и подпихивал горожан одного за другим — всех их смерил жёлтым взглядом Ветер. Ни один не заставил его оскалиться, зашипеть, вцепиться зубами в глотку… Не он, не он, не он… И когда последняя русалка пощекотала кота прядью зелёных волос, Ярр объявил, что собрание окончено. Все пожали плечами и привычной компанией отправились в "Три горла" обсыхать, судачить да строить догадки одна другой причудливее. Ярр не сомневался, что завтра по городу поползут самые дикие слухи. Городничий, хмурясь, сворачивал большой свиток со списком всех жителей.

— Все были? — обратился к нему Ярр.

— Йагиль не была, — искоса глянул на него Городничий. И он, и Ярр делали вид, что ничего не произошло и отношения между ними по-прежнему дружеско-деловые.

— Йагиль осталась в Избе доваривать снадобье, я верю ей, как себе. К тому же, это она колдовала над Ветром сначала.

Городничий пожал плечами в духе "своя рука — владыка".

— Меня забыл, голубок, я же сейчас обижусь и расплачусь! — Алконост театрально смахнула пером слезинку и почти изящно спорхнула на Капище — Гор, задремавший на плече у Ярра, громко каркнул и чуть не свалился.

— Но ты же сама поймала Косохлёста… — возразила Сирин. Когда все разошлись, она тоже осмелилась подойти к Капищу.

— А может, это хитрый план, чтобы от себя отвести да на другого навести? Я требую очистить мою персону от всяческих подозрений!

Сирин улыбнулась и наклонилась погладить Ветра.

— Сейчас уже пойдём под крышу, — ласково сказала она.

Кот лениво подошёл к птицедеве. Она небрежно держала крыло на отлёте — словно ручку для поцелуя подставила. Он втянул воздух раз, два… И внезапно шерсть встала дыбом, а спина выгнулась дугой, как арка Моста. Он почуял лихо.

* * *

Непривычно притихшая Алконост заняла странно мало места в углу Избы, и свечение золотых перьев почти не разгоняло мрак. Она уже выплеснула своё гневное возмущение в самых цветистых выражениях и теперь лишь изредка фыркала, бормоча что-то под нос.

Напротив расположились Ярр, Сирин с Ветром на руках, Городничий, которого ради такого случая Изба таки впустила. На Сирин было бы жалко смотреть, если бы Ярр мог сполна прочувствовать всю гамму эмоций, что любой мог бы считать на её растерянном лице. Она безоговорочно верила Алконост, весь год птицедева была для неё самой частой собеседницей, да и умыкнула Сирин из лап нежити тоже она. А теперь кот сдавленно рычал и жался в нервный комок у неё на руках. Он тоже был знаком с Алконост целый год и оказывал ей внимания не больше, чем болтливой подруге хозяйки. Но теперь его враждебность будто искрами висела на кончиках усов. А Городничий с видимым удовольствием изображал из себя официальное лицо. О его прениях с нахальной птицедевой знала вся Навь-Костра.

Когда все они вошли в опустившуюся по велению Ярра Избу, Йагиль так и застыла посреди комнаты. Она и сейчас не двинулась с места, замерев точно между Алконост и Ярром с опущенными руками. И вроде все слова уже были сказаны, но Сирин первая нарушила молчание.

— Ну не могла Алконост!.. — умоляюще обратилась она к Ярру. — Ветерок ей всегда нравился! И она могла бы взять серп уже давно и без лишних жертв!

— Конечно, могла, — обидчиво поддакнула Алконост из угла. — Без шума и пыли, прошу заметить! И уж спрятала так, что вы бы вовек не сыскали! — Она снова отвернулась к стене, и в сумрачной комнате стало ещё темнее.

Ярр понял, что все смотрят на него, и с силой выдохнул. Нет, и правда, мир сильно и скверно меняется, раз они могли хоть на секунду подумать на Алконост. Он знал её, сколько себя помнил. Она всегда была верна Марене и тем, кого считала своей семьёй, — птице Сирин, а позже Йагиль, ему и теперь — другой Сирин. Он надеялся лишь, что она простит мимолётное подозрение.

— Прости меня, Алконост. — Он обогнул Йагиль и положил руку на крыло птицедевы. — Наверное, кот ошибся.

— Наверное? — не оборачиваясь, уязвлённо переспросила она. Но по комнате едва уловимо разлился золотистый свет.

— Он ошибся, — твёрдо сказал Ярр. — И мы обязательно разгадаем эту тайну, — пообещал он.

Несколько мгновений ещё висела постепенно светлеющая тишина, и Алконост дёрнула плечами, сменяя крылья на руки, и сграбастала Ярра в охапку, прижав к богатой груди.

— Вот давно бы так, — ворчливо заметила она, но Ярр уловил подозрительный блеск янтарных глаз. — Ну вот и ладушки! — отстранилась она через минуту. — А вы животную в лес отпускали? — обратилась она к Сирин. — Может, бешеная лисица тяпнула? Может, к коновалу его свесть?

Ветер утробно зарычал, но Алконост беспечно махнула крылом.

— Ладно, я ему не по зубам. Тем более, зубок-то обломан! — Она позволила себе смешок и тыкнула пальцем с длинным загнутым внутрь ногтем на отколотый клык Ветра. Ярр заметил, как распахнула глаза Сирин и, как в первый раз, взглянула на птицедеву. — Да ладно, я пошутила, — пошла на попятную та. — Будем считать, что котик птичке не друг, и всё. Я не в обиде! — Алконост царственно воздела руки, которые вновь обратились золотыми крыльями. — Пойду прошвырнусь, отпраздную свою невинность, то бишь невиновность.

— Ты стала часто отлучаться из города, — заметил Ярр.

— Дела! — посетовала она. — Не поверишь, голубчик, дела! — Золотой силуэт заслонил окно и, чуть не выдавив раму, Алконост взвилась в небо.

— Какие там у неё дела? — поинтересовался Ярр у Йагиль, которая смотрела вслед спешно улетевшей подруге.

Но ведунья только пожала плечами и принялась разливать по склянкам свежесваренное зелье из цикуты. Городничий под шумок присел на лавку и, кажется, отдался воспоминаниям о своей жизни здесь когда-то давно. Лицо его сделалось задумчивым и даже приятным.

Сирин всё не спускала Ветра с рук, словно боясь с ним расстаться.

— И как же теперь он… и Алконост? — спросила она, ни к кому не обращаясь.

Йагиль лишь снова пожала плечами и еле слышно вздохнула. Городничий вздрогнул и принял казённый вид.

— Нужно найти вора, — сказал Ярр.

Да, найти и плотно с ним поговорить, зачем же он после стольких лет крал серп Марены. А потом сбросить в Огненную реку.

Расследование зашло в тупик. Серп нашёлся, кот был жив. И все как будто приняли то, что похититель растворился в дневном свете, и вернулись к обычной жизни.

Косохлёст, Городничий, Бес, Алконост… Кого он только сегодня ни подозревал. А в итоге не продвинулся ни на шаг, и снова опускается ночь, мутная и дождливая. Колад стал ближе на один день. Времени много, но на Колад его ждёт Виюн… Ярр решил уже не действовать наобум. Но тайна, открытая Бесом, о том, как можно перевести гостью через Мост, заставляла дыхание учащаться. Он неосознанно прижал ладонь к груди, где был начертан его собственный Зимний крест. До следующего дня Кологода… К приходу Виюн нужно прибраться — очистить город от предателей, к примеру. И разобраться, где на Мосту застревают души.

Ярр не сразу заметил, что Сирин не сводит с него взгляда.

— Ты дома, в безопасности, с Йагиль. При ней Изба не впустит кого попало, — кивнул он ей. — И для твоей же безопасности я пока оставлю серп у себя. А вы поднимайте Избу.

Сирин чуть сдвинула брови и качнула головой, точно хотела услышать не это.

Да, Ярр решил дождаться Колада. Но Косохлёст, который скрючился между лапами Избы и подслушивал в своей обыкновенной манере, спешил. Он совсем не собирался ждать Колада.

А капли дождя уже отклоняли свой путь от вертикали — вслед за линиями восходящего за тучами Полного Зимнего креста.

Ярр не бросился в грот Марены, едва остался наедине с двумя серпами. Безглазая дождливая ночь больше напоминала его привычный сон, нежели явь, и он решил дождаться рассвета. Пустое, бессмысленное расследование, тревожные знаки, опрокинутые надежды — всё это вместе с неполнотой существования, которая ощущалась явственнее, чем когда-либо, вызывало глухое раздражение и желание что-нибудь разломать. Или располовинить несколько десятков змей. Или… Тому, кто всё это устроил, лучше затаиться.

Ярр, весь день державший себя в костяных руках, от души хлопнул входной дверью своего дома. Удар разошёлся по стенам из каменного дерева, сверху гулко ответило эхо. Дом встречал хозяина почти нежилой пустотой и мраком. Комнат в привычном понимании в нём не было, у каждой — только три стены. Пол обрывался, не доходя до центрального опорного столба. Жилище изнутри напоминало сам город: спирально закручивались вверх ярусы открытых комнат. Ярр бы, наверное, предпочёл что-то более уютное, закрытое, вроде Избы. Но никто не помнил, откуда в Навь-Костре дома. Никто их не строил. Жители очнулись в готовом городе, и каждый уверенно занял своё место.

Выплеснув первую волну досады и гнева, Ярр щёлкнул пальцами. На мгновение темноту озарил язычок пламени, но, когда он потух, навалилась ещё более густая и ватная тьма — как будто в гроте Марены. Только слышно было, как постукивает по крыше дождь.

На ощупь Ярр дошёл до стола и положил на него серпы. Несмотря на темноту, лезвия слабо светились, и руническая вязь выделялась отчётливо. Ярр провёл по ней пальцем. Столько лет, а он даже не удосужился узнать, что здесь написано. Жизнь-нежизнь, как во сне. Он скрестил серпы на столе — получилось подобие Зимнего креста. Завтра он снова пойдёт к Марене, но уже с двумя серпами. Наверное, стоило бы взять с собой Сирин, раз она слышит волю Марены… Но он собирался пойти один. Если бы он задумался над этим, то понял бы, что не хочет, чтобы Сирин его остановила. Освободить Марену — слишком давняя мечта… Она живая! И он сможет её защитить не хуже льда, если придётся. Но она и сама могущественна и наверняка сможет ответить на все его вопросы! Даже о Яви — настоящей, какой бы она ни была.

Смутное ощущение неправильности того, что он задумал, заставляло лишь ещё сильнее злиться. Подспудно Ярр знал, что тонко чувствующая Сирин точно воспротивилась бы. Приказывать ей не встревать почему-то не хотелось. Поэтому самое простое — просто её ни во что не посвящать, пусть она и глас Марены. А он хочет сделать как лучше самой Марене. И в конце концов как проверить, что Сирин действительно передаёт волю Марены?! В том, что Сирин правдива, Ярр не сомневался. Но мало ли какие видения могут посетить ту, которая рассказывает столь странные вещи о своём же прошлом?

Ярр ещё раз щёлкнул пальцами, и гладкие лезвия отразили оранжевый всплеск, только руны остались чёрными, поглотив свет пламени. Щелчок. Лишь Бес мог так же извлекать огонь, но с его когтистых пальцев срывались сине-фиолетовые искры. А у Ярра — золотисто-рыжие. Ещё щелчок — серпы вспыхнули отблеском. Как он мог забыть, что серпы — это наследие Марены! В змеиных нашествиях он не щадил серпы, а они исправно служили ему, не теряли остроты, не оплывали от жара чёрных змеиных тел прямиком из Огненной реки. И всегда оставались чистыми, будто впитывая кровь. А он всегда принимал это как должное.

Кто же всё-таки пытался украсть серп?! Уснуть после такого дня — невозможно, хоть и спал до этого всего несколько часов за три дня. "Дела" Алконост тоже вызывали вопросов гораздо больше, чем Ярр показал в Избе. И кот указал на неё. Можно ли ему верить? Это же просто кот. Да нет, не может Алконост затевать что-то дурное. Но если так думать, то никто не может. Все знают друг друга как облупленных, давно прижились на своих местах и не хотят ничего нового. Вон как их огорошили новости о Яви… И как будто испугали. Может, кто-то ударился в панику и решил что-нибудь предпринять? Но зачем ему (или ей) понадобился серп Марены? Похоже, он, Ярр, чего-то не знает о навь-костринцах… Это случайность, что серп нашёлся именно в доме Городничего, или попытка подставить? В таком случае очень неуклюжая. Никто в здравом уме не подумает на Городничего. Как и на Алконост… А может, вор хитрее и думал таким образом отвлечь внимание, а сам в это время… Ярр с трудом удержался на месте, чтобы не вскочить и броситься… куда? В голове метались вопросы без ответов. "Утро вечера мудренее", — сказала бы Йагиль. Если бы могла говорить. А потом заварила бы успокаивающего травяного чая и погладила по голове. Это было почти приятно — мать никогда так себя не вела. Наверное, с таким же льдом в душе́, как у него самого…

Пытаясь заставить себя прекратить строить версии, Ярр прислушался к шелесту дождя. Он должен был бы убаюкивать, но лишь вызывал желание сделать хоть что-то, сдвинуться с мёртвой точки сомнений. Если зажечь огонь, даже в этом узком полупустом доме станет уютнее, как раньше в Избе. В камине, позабытые, лежали дрова — Ярр никогда не чувствовал холода. Когда-то давно их здесь сложила горкой Йагиль, и с тех пор они покрылись столетней пылью. А теперь вдруг захотелось зажечь их.

Ярр подошёл к камину, открыл скрипнувшую задвижку и снова щёлкнул пальцами. Искра попала на сухую кору, и первый дымок ушёл в трубу. А ведь именно в трубе Косохлёст нашёл серп — мысли вернулись непрошено, но вполне предсказуемо. Ярр с трудом подавил в себе желание взобраться на крышу и заглянуть в собственную трубу — вдруг там тоже найдётся что-то интересное. В дождь, в ночь можно и сорваться, дым будет жалить глаза. У него крыша крутая, не как у Городничего…

Ярр вернулся к столу и сел лицом к огню. Пламя переливалось, как Огненная река в миниатюре. Только не грозно и подавляюще, а как будто рядом кто-то близкий, и вот-вот польются нескончаемые истории о былом, похожие на сказки, и кто-то затянет тихую песню... Подумалось о Марене — она вечно закована в лёд, и никто не может коснуться и согреть её. Вечно одна в своём гроте. Может, она и не чувствует, как сам Ярр не ощущает почти ничего. Но если что-то плохо и неправильно, хоть и привычно, кто сказал, что так должно продолжаться?..

Серпы будто пульсировали в такт биению пламени в очаге. И утро должно было стать мудренее ночи. Мудрёнее.

* * *

Сирин тоже не спала этой хмурой ночью, слушая, как косо барабанит дождь в окно. На столе стояла масляная лампа. Йагиль легла спать, а Алконост улетела сразу, как все разошлись, даже не осталась посудачить и повозмущаться наветом. И Сирин чувствовала вину перед ней — это же Ветер указал на неё. Но одновременно она ощущала трещину, которая пролегла между ней и птицедевой, словно исчезло доверие, которое Сирин к ней питала.

Ветер, по обыкновению, свернулся в ступе и спал. А Сирин всё пыталась осмыслить события дня. Как будто не день прошёл, а целая жизнь. Она опустила взгляд на руки. Пламя делало браслеты похожими на жидкое золото — красиво, если забыть, зачем они. И тут Сирин поняла, куда она пойдёт утром.

* * *

Не спал и Косохлёст, только у него не было своего огня, чтобы неотрывно глядеть на него и предаваться размышлениям. Поэтому он направился прямиком к Огненной реке. Тоже можно попялиться, а что. Но это пусть делают те, кому заняться нечем, а у него, Косохлёста, есть дело.

Он воровато оглянулся. Пустошь, оправдывая своё название, и правда была пуста. Косохлёст посмотрел наверх — в прошлый раз бешеная птицедева захапала его с воздуха. Но и сверху не было видно крылатых неожиданностей. Он думал, что это будет так же легко, как в прошлый раз. Но тогда его гнал страх от увиденного в трубе медоварни морока. А теперь — только данное парнишке с той стороны слово. Хочу дал, хочу взял.

И всё же Косохлёст знал, что не передумает. Он послюнявил большой палец и потрогал первый камень Моста — горячий, но быстренько проскочить можно. И змей не видно, они вообще как сгорели (смешно). На случай огненной стены Косохлёст прихватил палочку из леса. Выставит вперёд и будет тыкать перед собой. Дёшево и сердито. И обратно так же. А там, может, и кровь обычной нежити сгодится для фальшивого Зимнего креста. И не таких водили за нос!

Полуприкрыв лицо сгибом локтя, Косохлёст бочком вышел на Мост. Другой рукой он держал палку. Вот он уже прошёл треть, вот почти на вершине… Палка дымила от жара, но огненная стена всё не появлялась. Вот зыбкая граница… Косохлёст задержал дыхание и рыбкой бросился в переход. Знакомо вертанулся мир, затошнило, и тут же в лицо ударило белым светом. Косохлёст зажмурился и потёр глаза кулаками. Получилось, надо же, получилось! Так легко и просто, без речей и подготовки!

Он, помаргивая, как слепой котёнок, огляделся. Вроде всё так же, как в прошлый раз. И солнце не сдвинулось ни на палец. И ветра так же нет. Хех. Поодаль высился всё тот же пижонский за́мок. Виюнихи видно не было, как бы найти Сквозняка и желательно одного. И желательно побыстрее.

И словно Марена услышала его молитвы. Из-за дерева высунулось ошарашенное лицо белобрысого Сквозняка. Ну надо же, от радости даже кулаком по морде захотелось двинуть!

— Ты чего здесь? — настороженно поинтересовался он у Косохлёста.

— Чего-чего, твоих искал, пришёл пошептаться!

Сквозняк раскрыл рот, но быстро закрыл, тоже воровато оглянулся и потрусил к Косохлёсту.

— И чего?

— И ничего, — развёл руками Косохлёст. — Нет их. В городе точно нет, я всех перепроверил. Среди Неприкаянных не найти, там одна каша из душ. Возможно, только на тебя среагируют, но это не точно.

— И что ты предлагаешь? — шёпотом спросил Сквозняк, всё поглядывая боязливо по сторонам.

— Пойдём со мной! — торжественно проговорил Косохлёст. Всё это время, прошедшее с первой встречи, он предвкушал, как скажет это. И предотвращая протесты и вопросы, быстро добавил: — Я узнал, как перевести кого-то с этой стороны на ту!

— Да ну? — зачарованно выдохнул Сквозняк. — И как?!

— Надо нарисовать на тебе Зимний крест моей кровью. — Перочинный ножик у Косохлёста тоже был припасён, что он с гордостью и продемонстрировал. — Напоминает скрепление договора кровью или там клятва в вечной дружбе на крови, да? — усмехнулся он.

Но Сквозняк часто-часто замотал головой, пятясь.

— Твоей кровью? Не может быть!

— Откуда ты знаешь? — с вызовом вздёрнул подбородок Косохлёст. Вот незадача, всё равно он ниже этого задаваки.

— Я много чего знаю… — уклончиво ответил Сквозняк. — Много лет при ней. Кровь вашего Хранителя бы подошла, но… В общем, не стоит оно того. — Он пристально посмотрел в глаза Косохлёсту, словно хотел передать больше, чем мог сказать. — Забудь. Пусть те, кто ушёл, останутся в прошлом, — отрезал он, опустив глаза и сжав губы.

— Нет, это уже дело принципа! Я что, зря старался?! — возмутился Косохлёст. — Если трусишь идти со мной, я из-под земли твоих достану! Сам!

— Наверное, они переродились и всё равно меня не вспомнят, — вяло возразил Сквозняк, но в глазах его засияла надежда.

— Список всех перерождённых имеется у Городничего… — протянул Косохлёст. — Есть у него записная книжка с золотым обрезом, давно на неё посматриваю… — Он раздумчиво закусил губу. — Она на вид махонькая, но, говорят, в неё поместится вся история от начала времён. Хотя ты говорил, что Виюниха бы тебе сказала, если бы твои переродились.

Сквозняк передёрнул плечами, не желая вступать в спор. Но потом тихо сказал:

— Есть же ещё Тень… — От одного этого слова веяло безысходностью. Тень. Чистое развоплощение, навсегда. Страшное проклятье для любой нежити, которая точно знает, что в том или ином виде продолжит существовать в Яви или Нави. Но только не в Тени.

— Да ну, думаю, до этого не дошло! — с фальшивым смешком высказался Косохлёст, чтобы унять и собственную дрожь. — Короче. Идёшь, нет?

— Нет, — со вздохом ответил Сквозняк. Хотя невооружённым взглядом видно было, как блестели желанием его голубые глаза. — Я точно знаю, что твоей крови недостаточно. Его бы подошла, но нет. Нет, нет, нет, это… нет. — Он замотал головой.

— Нет? — хищно поднял бровь Косохлёст. — Твоя светлая Хранительница не та, за кого себя выдаёт? — Не то чтобы он мечтал стать героем Нави и разоблачителем, но там лежала беспомощная Марена… А у Косохлёста, пусть он и не помнил почему, замирало внутри от нежности, когда он думал о ней. Только он бы никому в этом не признался. Может, он не для наживы камушки в её пещере ковырял. Для себя.

— Нет, Хранительница настоящая, — очень серьёзно сказал Сквозняк. — И премудрый дар её — настоящий. Истинный по праву рождения.

— Что это за премудрый дар?

— Умение видеть тебя насквозь.

— Так как же она не разглядела, что ты что-то мутишь?

— Я не… Желание найти семью со мной, сколько я себя помню. Это не новость.

— А Явь настоящая?

— А сам как думаешь?

Косохлёст вмиг почуял, что парень начал юлить. Нажать бы на него хорошенько… Но ему почему-то стало жалко Сквозняка. Живёт тут почти один, ничего не происходит, только шлейф таскай.

— Значит, не идёшь? — на всякий случай переспросил он, стараясь скрыть сожаление.

— Нет. — Сквозняк сожаление скрывать даже не пытался.

Наверное, надо было уходить, пока всё так подозрительно гладко. Но обидно вот так попасть в Явь, даже если это не совсем Явь, и благовоспитанно уйти, ничего толком не узнав.

— Зачем твоей Марена и эта… Незваная? Сирин.

— Я не могу отвечать на такое… — как-то беззащитно развёл руками Сквозняк.

Косохлёст поразмыслил. Наверное, Печати есть не только в Нави.

— Ну а твоя действительно положила глаз на нашего или он ей нужен для каких-то делишек? — попробовал он снова.

И снова в ответ последовал лишь вздох.

— Ладно, у тебя поди своих Печатей немеряно, — пробурчал Косохлёст. — Ну расскажи чего-нибудь, что можешь, что ли. Ты же что-то мне сулил взамен на ве́сти от твоих. А я честно пытался. И ещё попытаюсь!

— Ну что тебе рассказать? Детство не помню, совсем. Знаю только, что меня выкрали из колыбели, так мне сказали. Потом долго был в каком-то странном месте, совсем непохожем на это. Видел людей таких страшных внешне, как прокажённые! А другие люди плавали в огромных банках, что заспиртованные лягушки… Ужас как жутко! И там я впервые увидел её, Хранительницу. Она всегда сияет, как солнце…Не знаю, что она, такая волшебная, делала в том месте. — Косохлёст скептически хмыкнул. — Она слушала мою душу. И взяла меня к себе… Обещала помочь найти семью в обмен на службу. И много лет мы здесь…

— И всё? — разочарованно поинтересовался Косохлёст. — Обычно добрые и светлые помогают просто так, а не за службу на неопределённый срок! — поддел он. И вдруг ойкнул. Спину кольнуло, как от укуса осы — аккурат где Зимний крест. Пришлось яростно почесать зудящее место.

Сквозняк не обратил внимания. Он посмотрел на реку под Мостом и заговорил шёпотом.

— Один раз я видел здесь какое-то жуткое существо… Оно словно вышло прямиком из Тени. Как огромная змея, но не змея, а сотни змей, сложившиеся в фигуру… Думал, умру от страха. Но ей даже с ним удалось договориться! И он ушёл.

Косохлёст с гораздо бо́льшим интересом и некоторой опаской взглянул на местную речку. Значит, и здесь бывали змеи… Может, они и теперь где-то внизу, переселились из Нави…

— Знаешь что, — Сквозняк тронул Косохлёста за запястье, — приходи на Колад. В дни Кологода всё немного меняется, может, смогу сказать больше, что твоему пригодится.

— Он не мой, — огрызнулся Косохлёст.

— Замётано? — Получив кивок, Сквозняк сменил тему: — Ну а ты чем похвастаешься?

— А я…

Косохлёст мог бы сказать, что не помнит своих родных. Что был трубочистом, и, когда он залез не ту трубу не в то время, его, кажется, и прищучили. Если верить мороку. А потом — годы и годы в безветрии Нави… Но что-то колыхнулось сбоку, Косохлёст резко обернулся и увидел фигуру в белом платье.

— …ухожу! — спешно бросил он Сквозняку. — Заходи, если что! — Он уже пустился вприпрыжку, низко прижимаясь к светлым плитам Моста.

— Будь собой, Косохлё-о!.. — услышал он на прощание непонятное. И крик оборвался вместе с ярким светом, от которого уже заболели глаза.

Переход в Навь дёрнул его за пупок, раскрутил и швырнул на тёмные плиты Моста. Хоть и тревожно было за Сквозняка, но удавшаяся шалость вырвала смех из горла. Ай да Косохлёст! От Хранительницы с каким-то там премудрым даром ушёл! От огня ушёл! И от змей ушёл!

Он, пританцовывая, сбежал вниз, глядя через плечо. И когда жёсткое столкновение бросило его на камни, он понял, что от своего Хранителя Моста он не ушёл.

* * *

Сирин проснулась, когда серый рассвет сменил монотонно-тёмную ночь с таким незнакомым постукиванием дождя. В Избе было промозгло и сумрачно. Хорошо бы растопить печь, чтобы избавить Йагиль от лишних хлопот. Да и вдруг Алконост прилетит погреться и стряхнуть с золотого оперенья ночную влагу… И снова будет сыпать шутками как ни в чём не бывало, и забудется вчерашний инцидент…

Но за стеной было тихо — Сирин уже научилась угадывать, когда Йагиль бесшумно исчезала из Избы. А Алконост можно ждать несколько дней, последнее время она всё реже показывалась здесь. "Дела". Может, завела где-то гнездо и нянчит птенцов… Странная мысль, особенно для самого тёмного и глухого времени года.

Так что Сирин, стараясь не поддаваться чувству вины, накинула плащ (не для того чтобы прятаться, а чтобы хоть немного защититься от пробирающей сырости) и решила пойти, куда задумала ещё вчера — к Кладезю. Давно она его не навещала… Не вспомнила бы и теперь, но у него были инструменты. Сирин даже предпочла бы общаться с почти бессловесным, но безотказным Молотом. Его руки при внешней неуклюжести творили чудеса: именно он шил из змеиных шкур, делал удивительной тонкости пряжки… Может, он или Кладезь помогут ей снять браслеты. Ей воочию хотелось взглянуть на шрам на запястье, который она вчера вспомнила. Может, это подтолкнёт её память ещё дальше…

Сирин скользнула по лапам вниз. Лес принял её влажной тишиной с кое-где гулко срывающимися каплями. Воздух будто загустел от запахов прелой листвы, мокрых стволов, почвы… Сирин вдохнула с наслаждением. Как всё здесь по-настоящему! Она была не в себе, кляня этот богатый ощущениями мир. Сидеть в банке явно не лучше.

До Мельницы она добралась, не встретив никого. Скользкие кругляшки каменного дерева не разбухли, но потемнели от влаги — наверное, навь-костринцы берегут копыта. Молот открыл ей сразу на самый негромкий стук. Неизменная радость блеснула в полуприкрытых шерстью глазах кузнеца.

— Здравствуй, — с улыбкой поприветствовала его Сирин. — Как поживаешь?

Молот улыбнулся шерстистым ртом и пробасил:

— Хорошо, вестимо!

— Ну и хорошо, — улыбнулась в ответ Сирин. — Можно тебя попросить?.. — Молот со всем вниманием взглянул на неё. Сирин подняла руки перед собой. — Эти браслеты… Я бы хотела от них избавиться.

Молот мягко взял её повыше запястья правой руки и задумчиво оглядел браслет со всех сторон.

— Опасно, — заключил он. — Сидят плотно.

— Я знаю, — вздохнула Сирин. — Но кто, если не ты?

Молот почесал в затылке, развернулся к Сирин спиной и пошёл в глубь первого этажа. Это, очевидно, означало приглашение, и она последовала за кузнецом. А он начал перебирать какие-то ножовки по металлу, напильники и надфили.

— Боязно мне, — признал он наконец. — Кожа шелко́вая, кровушка течёт… Мёртвой воды нет. — Он развёл руками. — Не надобно.

Сирин досадливо вздохнула.

— Что не надобно? — послышался сверху резкий дребезжащий голосок. Кладезь. Может, он… Сирин повернулась к тому, с кем так часто сидела над чертежами под настоящими электрическими лампочками. А ещё встретила на Мосту необычную душу.

— Я хочу снять браслеты.

— Зачем это? — недоверчиво покосился на её руки Кладезь.

Сирин неопределённо пожала плечами. В целом металлические полосы ей не мешали, она свыклась с ними, но тот самый зуд, что зовёт заглянуть в страшное место, нашёптывал ей: "Ты должна узнать, прошлое — это ключ".

— Разве что за этим, — принял довод Кладезь и хотел было потрогать аккуратно расчёсанную бороду, но в последний миг опомнился и с душой почесал торчащие в разные стороны волосы. — Пойдём покумекаем…

Ножницы по металлу не взяли матово блестящие полосы, хотя Сирин мужественно сжимала зубы, когда нижняя кромка впивалась в кожу под браслетом. Наверное, будет синяк, хоть его и не видно. А пилить "на живую" Кладезь наотрез отказался.

— Фиал-то пуст давно! Остатки Мёртвой воды ушли на Городничего ещё год с лишком назад! — веско сказал он, и Сирин не стала больше спорить. Провела украдкой ножовкой по металлу, прихваченной в мастерской, по браслету и не увидела ни царапины. Прямо как нетленный лёд Марены… И это навело её на мысль. Что если попробовать серп? Наверное, Ярр ей не откажет, это связано с Явью, и вообще. Сирин тешила себя мыслью, что у них сложилась неплохая команда.

— Спасибо, — поблагодарила она Кладезя и хотела уже попрощаться, как он вдруг побарабанил пальцами по низкому — под его рост — верстаку и всё-таки дёрнул себя за бороду. Крайняя степень волнения. Но вслух он всего лишь заметил:

— Давненько не заходила. Схемы без дела пылятся.

Сирин услышала обиду в его голосе и вздохнула. Так закрутила её навь-костринская жизнь, что можно даже показаться неблагодарной…

— Зайду, обязательно зайду! — пообещала она. — Генератор на тепловой энергии Огненной реки сам себя не сделает.

— А может и на ветровой, — пробормотал Кладезь. Сирин посмотрела вопросительно, и он намотал прядь бороды на чёрный от масла палец. — Да ночью… Дождь был особенный. Но дело не в дожде, они хоть и нечасто, но бывают в наших краях. Но это была не просто падающая с неба вода. Она толкала лопасти Мельницы, понимаешь? На такое способен только ветер! — Кладезь с такой детской надеждой округлил глаза, что Сирин с щемящим чувством поняла: вот она, мечта его. Чтобы крутилась мельница и звенел медью купол… Чтобы Мельница пела.

— Было бы здорово! — искренне порадовалась она. — Я зайду к вам в ближайшие дни, обещаю! И кстати… — Сирин решила, что ему нужно знать. — Я рассказала Ярру о той странной душе, которую мы встретили на Мосту полгода назад.

Кладезь дёрнул себя ещё разок за бороду.

— Ну рассказала и рассказала, — подозрительно мирно отреагировал он. — Кому ещё и знать, как не ему. Может, разберётся, кто там краник с душами перекрыл…

— Кстати, — вспомнила Сирин. — Вы даже не заинтересовались той Явью, где был Ярр. Я думала, вы вцепитесь в него и вытрясите все знания. — Она приглашающе улыбнулась, но Кладезь остался серьёзным и даже мрачным.

— Ты считаешь, что Ярр был в Яви? — прямо спросил он. — У Моста ты говорила совсем другое.

Сирин стушевалась. Наверное, Городничий растрепал её гневные слова всем. Да, не заботясь о том, кто слышит, а кто нет, она опровергала слова их Хранителя Моста… Слишком резким и болезненным оказался каскад воспоминаний.

— Я не знаю… — неуверенно проговорила она. — Всё слишком странно… Но я уверена в том, что помню, — закончила она более решительно. — Поэтому и хотела снять эти браслеты.

— Хм… — огладил бороду Кладезь. — Я подумаю над твоей проблемой, — пообещал он.

Сирин благодарно кивнула. Мысль о серпе не давала ей покоя…

— Ты уж заходи, — тоскливо сказал Кладезь, и Сирин стало неловко, как будто она обманула чьи-то ожидания.

— Вы всё ещё надеетесь, что ваши родные могут перейти Мост с той стороны? — спросила она тихо.

— Кто ж знает… — скорбно поджал губы Кладезь. — То записано в книжке у Городничего. Может быть. Но он ревностно к ней относится, никому не даёт смотреть, всё талдычит о мировом порядке. А где он нынче, мировой порядок? — Он сплюнул через левое плечо.

— В записной книжке с золотым обрезом? — встрепенулась Сирин. — Но она у Ярра!

— У Ярра? — цепко взглянул Кладезь. — С ним, пожалуй, полегче будет договориться. — Тот ещё бунтарь…

— Пойдёмте поищем его! — взволнованно предложила Сирин. — Я тоже хотела… — Она осеклась.

— Иди сама, — проницательно заметил Кладезь. — Со мной успеется.

Сирин торопливо попрощалась с ним и с Молотом, который возился с шестернями, и выбежала из Мельницы. Она не знала, где искать Ярра, но смутное чувство влекло её к гроту Марены. И когда она подошла к скале, то обнаружила, что она стала абсолютно гладкой. И там, где раньше открывался велением Ярра вход, был грубо и угрожающе начертан Зимний крест.

* * *

Ярр бы многое отдал за возможность самому слышать глас Марены. Но этот дар достался не ему. Зато сейчас рукоятки серпов, обитые змеиной кожей, легли в руки, как будто он никогда и не выпускал их, и он… что? Вскоре сможет услышать Марену вживе? Если будет достаточно решителен.

Мрак грота поглотил его, серый свет пасмурного утра остался за спиной, как вчерашний день. Самоцветы встретили неизменным призрачным сиянием, позволявшим различать черты лица и изгибы хрустального гроба. Сейчас Марена разрешила увидеть лишь контуры своей фигуры, но это всё же не так одиноко-непроницаемо, как сплошная серая глыба… Ярр приблизился, против воли задержав дыхание, положил костяную ладонь на холодный лёд. Вот бы слышать то, что слышит Сирин, чувствовать желания Марены… Он даже не ощущал ничего особенного сейчас, и внезапно его обуяло гневно-досадливое чувство, что никогда больше он не сможет ощутить и толики того, что всегда обуревало у её гроба. Страх был почти так же чужд Ярру, как и холод, но всё же он был почти в исступлении ("Она оставила этот мир! Она оставила меня!"), когда он скрестил серпы и стремительно прочертил на нетленном льду глубокую отметину — по форме она тоже напоминала косой крест. Какой-то миг ничего не происходило. А потом этот неровный крест пламенно вспыхнул и засветился. Свет исходил изнутри, от самой Марены, будто вся она оживала, перерождалась…

Но это длилось не дольше нескольких ударов сердца. Ярр едва не вскрикнул — его собственное клеймо, Зимний крест в середине груди, налился огнём. Ярр рванул рубаху — знак Нави едкой чернотой отпечатался на коже, но на прикосновение ответил жаром. Ярр отдёрнул обожжённые пальцы — и откуда в них такая чувствительность?.. Только потом он узнал, что каждый навь-костринец в этот момент схватился за то место, где был начертан Зимний крест. Многоголосый стон вознёсся над городом… И даже дальше. И Ярр услышал голос, как и хотел услышать, но не тот, не так и не те слова.

Ты не смеешь. Не для того Марена коротает свой век в плену, чтобы Аспиду досталось Калиново пламя. Ты больше не осквернишь её.

Скоротечен миг — но Ярр был почти уверен, что это тот самый голос, который приказывал каждому не переходить Мост.

И одновременно неведомая сила отбросила Ярра от гроба. Пещера будто схлопывалась, выдавливая скверну наружу, — Ярр только мельком заметил, как нестерпимо сиял на верхней грани оставленный им крест, как светился сам гроб. Согнувшись в три погибели, Ярр едва протиснулся в ставший узким коридор перехода и, как пробка из бутылки с передержанной медовухой, вылетел из пещеры. Вслед ему утробно громыхали своды и клубилась каменная пыль, погребая хрустальный саркофаг с Мареной. Навсегда?! Ярр подбежал к стене, провёл по ней ладонью, скрежетнули по камню пальцы — ничего. Стена осталась неприступной, твёрдая и совершенно теперь гладкая. И спустя несколько судорожных вдохов на ней осуждающе и зловеще проявился угольно-чёрный Зимний крест. Марена или тот, кто сковал её льдом, выставил нарушителя из пещеры и запечатал дверь. Ярр в отчаянии саданул кулаком по камню, но он остался холодным и молчаливым. Только пульсировал уходящей болью на груди Зимний крест, а близнец его растекался чернотой на том месте, где раньше по мановению руки Хранителя открывался вход. Похоже, Ярр оказался не лучшим хранителем. Или хранил не то, не зная самого главного под гнётом Печати забвения.

Опрометью он бросился к Мосту. Услышит он вечное "Не переходи Мост", сказанное тем самым голосом?! Или теперь у голоса с ним другой разговор?

Всё мешалось перед полуослепшими от сияния гроба глазами: огонь камина, струи Огненной реки, загадочное Калиново пламя… И у самого подножия Моста, вынырнувший из перехода в Явь, в Ярра врезался Косохлёст.

А голос молчал.

Примечания:

Напомню, чем кончилась предыдущая глава) Ярр попытался с помощью серпов разбить лёд Марены, и его выкинуло из грота. Он слышал голос, что всегда запрещает переходить Мост. А у Моста столкнулся с Косохлёстом, который только что из Яви)

---

Косохлёст весь сжался. Сейчас его будут ругать на чём Навь стоит — к Гамаюн не ходи. Он заранее помрачнел и изготовился огрызаться. А чего? Он ничего. Никого не трогает, зверушек под Мостом не кормит, не сорит… Даже Огненную реку не обеспокоил, не растратил на свою персону страж-пламя…

Но Ярр даже после того, как они с Косохлёстом, оба лёгкие, разлетелись, будто доминошки, казалось, не вполне понял, что произошло.

— Косохлёст… — без интереса пробормотал он. И отвернулся. Ну надо же! Это было даже как-то обидно. Но попадать под горячую руку Косохлёст не собирался, так что он развернулся, напоследок подозрительно взглянув на Ярра, и хотел уже дать дёру к родному частоколу, как вдруг Хранитель остановил его вопросом:

— Ты слышишь?

Что именно? Милое журчание Огненной речки? Кажется, нечего больше и слушать.

— Что слышу? — на всякий случай уточнил Косохлёст.

— Голос… — выдохнул Ярр.

А ведь с Хранителем всея Нави явно что-то не так. Озирается вокруг себя, как помешанный, замирает на миг, прислушивается и снова движется — рвано, дёргано… Совсем непохоже на прежнюю властную уверенность.

Косохлёст тоже прислушался. Ничего особенного. Даже не шелестит привычное и навязчивое "Не переходи Мост…" в голове. Так. Может, Ярр о том и толкует?

— Я ничего не слышу, — честно признался Косохлёст и спросил пытливо: — Это плохо?

— Я не знаю, — тоже, как видно, честно ответил Ярр и посмотрел наконец Косохлёсту в глаза. Наказания явно не последует, это уж точно хорошо. Не то чтобы Косохлёст боялся, но смысл нарываться? Только время тратить, а оно сейчас вдруг стало дорого.

— Что ты делал там? — Ярр показал кивком на Мост.

А Косохлёст уж подумал, что у Хранителя настолько мысли другим заняты, что можно незаметно свалить…

Пришлось рассказать. (Хотя про намерение начертать Сквозняку Зимний крест он благоразумно умолчал.) А что, ничего зазорного ведь нет — помочь приятелю разузнать про покойных родичей? Сейчас начнёшь выдумывать оправдание, сядешь в лужу. Вот и Ярр, видать, пришёл наконец в себя и посверкивает темнющими глазами.

— И ты видел там Виюн? — прищурившись, уточнил он.

— Видел, но не имел удовольствия пообщаться, — сказал чистую правду Косохлёст, вспомнив своё поспешное отступление.

— Она знала "великую Марену"... — размышлял вслух Ярр, будто Косохлёст перестал существовать. — Может, она даст совет? — Он пристально уставился на Косохлёста, словно ждал ответа.

— Э-э… Вообще она даже не знала, что Марена во льду…

— Да, она даст совет! — внезапно решил Ярр, и Косохлёст понял, что чёрта с два Хранитель обращался к нему. Как к предмету мебели разве что. Наверное, привык разговаривать со средней разумности вороном.

— Будешь сейчас переходить Мост? — спросил Косохлёст с любопытством, мимоходом удивившись, на какой короткой ноге он стал с Хранителем Моста после своего авантюрного побега. — Она там ещё, наверное. Как чует, чертовка…

Но тут же пришлось сделать вид, что смутился под испепеляющим взглядом, которым одарил его этот самый Хранитель. Да, да, мы все преклоняемся перед прекрасной и премудрой Хранительницей непонятно какого места. Хотя Сквозняк говорил, что какой-то там премудрый дар у неё и правда имеется. Ну да мало ли, что у кого имеется…

Ярр недолго обдумывал заманчивое предложение — ещё бы. Всегда у него зудело. Не удостоив больше Навь и взглядом, он решительно шагнул на Мост. И не успел Косохлёст сделать сам с собой ставку, помешает ли ему огненная стена или, скажем, змеюки, взбежал по плитам и скрылся в сыто дрогнувшей зыби перехода.

— Вот так так! — высказался Косохлёст в пустоту. — Прогулки через Мост — это теперь так, рутина!

И хоть бы спасибо сказал. Второй раз уже получает волшебный пинок от него, трубочиста-беспризорника! Нет, мы так низко не глядим!

Косохлёст с досады пнул мелкий камешек, и тот без стука канул в огненные воды.

* * *

Ярр с убийственной ясностью осознавал, что всё его тщательно взвешенное мудрое решение не соваться за Мост до Колада летит в Реку. Треволнения и перипетии минувших дней словно пригасили яркие воспоминания о свете его Яви. Но зачем, в сущности, ждать? Сирин вряд ли переменит решение и захочет вернуться, а Марена надёжно заперлась в гроте, который теперь стал её склепом. Камень наотрез отказывался повиноваться Хранителю и открывать проход. Марена весьма ясно выразила свою волю, даже необязательно обладать чу́дным даром слышать чужие души. Или кто-то решил за неё — и тогда весь копящийся в сердце гнев найдёт свой выход, если Ярр узнает, кто… И он не нашкодивший котёнок, чтобы не сметь являться на ту сторону с пустыми руками, он же ничего не обещал Виюн, а она ничего не требовала, лишь мягко предложила помощь, ведь так? Из лучших побуждений, как светлая Хранительница, скорбящая о каждой потерянной слишком рано душе.

Убедив себя такими мыслями, Ярр взглянул на Косохлёста. Опять этот чертёнок становится его проводником в Явь. И задаёт вопросы, пробуждающие в душе тщательно сдерживаемое желание. Бежать, лететь туда, на ту сторону Моста! Прямо сейчас! И даже не удосужившись ответить на вопрос, не давая себе передумать, Ярр ринулся по Мосту. Дыхание вырвало из груди зноем. И в такт прерывистым вдохам и выдохам вились гневные мысли.

Да как… этот голос… посмел?.. Отрезать… Марену…

Водоворот мрака поднял и закружил, но почти сразу вернулось дыхание вместе с холодным белым сиянием самого воздуха. Отголоски злости на неведомый голос и его обладателя клубились волнами тьмы, будто захваченными из Нави. Ярр резко одёрнул себя. Здесь, в царстве света, так нельзя. Нужно взять себя в руки. Здесь это так легко… Здесь мягкий свет ласково обнимает даже пришельца из Нави, и кость пальцев как будто начинает отливать перламутром. И хочется вдохнуть, вдохнуть полной грудью благоухающий воздух, он словно охлаждает пылающий и саднящий после перехода знак Зимнего креста…

Ярр огляделся. Может, время здесь идёт иначе и Косохлёст видел Виюн не только что, а день назад… Её не было. Не было и пажа, лишь мерцала едва заметно преграда круга отчуждения, да высился в отдалении белый замок.

Замок?! Виюн говорила, что Явь восстановит сама себя со временем, но так быстро?! Замок выглядел незыблемо и прочно, как в прошлый раз — воскресший из праха или его брат-близнец. И если время скользит здесь гораздо быстрее, может, канули в небытие тёмные времена жизни Сирин и ей больше нечего бояться…

Ярр посмотрел назад. Как и в первый раз, высь белого Моста терялась в чём-то, что не имело формы и глубины и вело в Навь. Мирно текла под ним мерцающая река. Здесь точно нет ни злого пламени, ни чёрных раскалённых змей… Ни сурового и холодного голоса. Сколько Ярр ни прислушивался, ни со своей стороны, ни на вершине Моста, ни здесь, он не слышал низкого властного голоса, который знал всю жизнь. Точнее, всю свою Навью жизнь.

В несколько шагов он достиг едва различимой преграды и осторожно протянул к ней руку. Нет, он не пойдёт дальше, не сделает этой ошибки, не навредит больше покою Яви! Он будет ждать Виюн здесь столько, сколько потребуется, хотя почему-то он был уверен, что она не может не знать о том, что пожаловал гость. В Нави никто не мог рассказать о том, что ему нужно было хранить, и это привело к катастрофе — они лишились Марены. Но Хранительница Моста Виюн точно знает и поделится с ним… Воздух и свет Яви снова рождали в груди пьянящий восторг, и казалось, что возможно любое чудо. Здесь найдутся ответы на все вопросы, решения любых проблем… Как восстал из руин белый ажурный замок. Просто потому что здесь правит Виюн.

Ярр не спеша, стараясь запомнить каждую деталь, каждую арку, обрисовывал взглядом контуры и изгибы замка. И вдруг услышал рядом удивлённый вздох — он стремительно повернулся на звук. Паж Виюн, отлично! Кажется, Сквознячок. Теперь, когда всё внимание не занимала Хранительница, Ярр наконец рассмотрел его. Белокурый, голубоглазый, загорелый. А Виюн белокожа, будто они живут под разными солнцами.

Паж напряжённо поклонился, не сводя с Ярра внимательного взгляда — Ярр кивнул ему в ответ. Но на этом официальная часть кончилась, и Сквознячок, опередив вопрос Ярра о Виюн, быстро спросил:

— Где Косохлёст? Что с…?

— Ничего, он остался на нашей стороне Моста.

Сквознячок шумно выдохнул, но всё равно продолжал пристально рассматривать Ярра.

— И… он ничего не сказал? — осторожно уточнил он.

— Он сказал, что ты ищешь у нас родных.

— А-а, ну да… — ощутимо расслабился Сквознячок. — А вы… Э-э…

— Ты можешь позвать Хранительницу? — в свою очередь поинтересовался Ярр.

— Хранительницу… — отозвался Сквознячок, и глаза его забегали.

Ярр, искушённый в разгадывании чужих эмоций, сразу понял, что этот малый что-то скрывает. Недавнее напряжение поиска преступника выпустило когти и принюхалось. Да нет, что может быть общего между делами Нави и местной идиллией…

— Хранительницу Виюн, — сдерживая нетерпение, повторил Ярр. — Она далеко?

Сквознячок почесал в затылке и медленно кивнул.

— Она ждала вас позже, — заметил он то ли осуждающе, то ли жалобно.

— Позови её. Она здесь? Она придёт? — Всё сложнее давался спокойный голос, размеренные интонации. Ожидание встречи незнакомо взволновало скованные чувства.

Сквознячок со вздохом кивнул.

— Нет нужды её звать. Она… придёт. — Он отвернулся от Ярра, как от нежеланного гостя. Впрочем, это было неважно. Важно только то, как примет самоназначенного посланца Нави сама Хранительница.

— Когда восстановился замок? — спросил Ярр, не желая терять ни минуты в Яви понапрасну.

— А? — непонимающе переспросил паж, а потом сообразил и махнул рукой. — А-а… Недавно, — небрежно ответил он.

— Но как? Его отстроили люди? Жители Яви?

Сквознячок страдальчески взглянул на Ярра и нервно огляделся. Наверное, не хочет отвечать чужаку на вопросы без разрешения своей Хранительницы. Что ж, это понятно и похвально, хоть и удручает. Ярр попытался представить, как в Навь является незваный гость и начинает сыпать вопросами, и решил больше не мучить парнишку. Да уж, Сирин повезло, что она сразу попала к Алконост и Йагиль… Наверняка у неё было много вопросов.

Беседа не ладилась, Сквознячок упорно избегал встречаться глазами, хотя Ярр чувствовал, что паж скрытно наблюдает за ним, стоит отвернуться. Время кисельно замерло. Если бы не шумела внизу река и не пели где-то невидимые птицы, можно было бы предположить, что оно здесь законсервировано, как стояло оно в Нави в годы, орошённые Мёртвой водой. Солнце как будто не двигалось, затянутое лёгкой дымкой, которая только превращает всё небо в один большой слепящий купол и размывает контуры теней. И снова безветрие…

— А далеко ли до ночи? — исподволь спросил Ярр.

Сквознячок посмотрел на солнце.

— Порядочно, — ответил он с расстановкой.

— Подождём, — сдержал раздражение Ярр и пошёл вдоль круга отчуждения, поминутно поглядывая по сторонам и на замок.

И всё равно Виюн возникла словно из ниоткуда. Секунду назад её не было — и вдруг Ярр заметил боковым зрением белое платье. И тут же зазвучал, наверное, самый мелодичный по обе стороны Моста голос. Вспомнился и её прощальный поцелуй в лоб.

— Ты пришёл рано. Что-то случилось? — Она уже знакомо наклонила голову набок в учтивом вопросе. Ярр заметил, что она коротко глянула на Сквознячка, и он опрометью бросился к ней и скрылся за её спиной.

— Я прошу прощения, — Ярр склонил голову в поклоне и прижал к груди руку, — я не хотел являться раньше Колада. Но я всё равно не смогу перевести через Мост ни Сирин… ту, что перешла Мост до срока, ни Марену.

Ярр очень внимательно следил за выражением лица Виюн, но не дрогнул ни один мускул, и голос остался таким же нежным.

— Почему же?

Как рассказать ей, что Сирин думает о Яви? Как он чуть ли не силой собирался перетащить её сюда? Как рассказать, что он грубо хотел расколоть нетленный лёд великой Марены и его буквально вышвырнули из пещеры? И смиренно просить совета… На миг Ярр даже подумал, что Городничий неплохо бы смотрелся в роли Хранителя. Через Мост не ходит, порядок не нарушает, вандализмом не занимается, не рушит всё, к чему прикасается. Спокойно переваривается в желудках у змей. Так не пойдёт.

Нехотя Ярр сказал:

— Я пытался воспользоваться этим, — он показал на серпы, — чтобы расколоть лёд Марены, и она запечатала свой грот. Или кто-то, кто её охраняет… Я не могу к ней войти. — Он ждал, что тёмные глаза Виюн распахнутся от изумления, но они сузились. — А Сирин просто не хочет возвращаться, — закончил он, не вдаваясь в подробности. Прозвучало довольно жалко.

— Опрометчивый и самонадеянный поступок — пытаться разбить нетленный лёд, — покачала головой Виюн.

— Но Марена плакала кровью! — вспыхнул Ярр. — Я должен был что-то сделать!

— Я понимаю твои чувства, — Виюн положила ему руку на предплечье в утешительном жесте, неожиданно и мягко, — и не осуждаю. Я лишь печалюсь, что теперь не смогу им помочь… Они там, а я здесь. — Она опустила взгляд, и не стало видно тёмных, как небо, глаз.

И Ярр понял, что лучшего момента может и не представиться. Он же знает способ! И не её вина, что он узнал. Но Виюн очень щепетильна, нужно её не спугнуть…

— Ты ждала нас к следующему дню Кологода, к Коладу — издалека начал он.

Виюн перевела взгляд на белоснежный замок. — Почему именно тогда?

— В эти дни тоньше грань между Явью и Навью и ваш визит нанёс бы Яви меньше вреда, — спокойно ответила она.

Ярр вспомнил, как рушился, оседал дивный замок, и снова остро ощутил свою чужеродность этому миру.

— Но ты не гонишь меня сейчас, — заметил он.

— Ты сам скоро уйдёшь, — слегка улыбнулась Виюн. — Не приведя Марену, ты не получил желанного.

— Но, может, кто-то… не я… способен войти к ней в грот? — осторожно уточнил Ярр.

— Если не может Хранитель, то кто же? — развела руками Виюн.

Ярр приготовился. Сейчас…

— Ты говорила, что желала бы посетить Навь, если бы могла…

Она сделала предостерегающий жест.

— Я сказала, что не приму ничьей жертвы! И тебе не узнать, как…

— Я узнал.

Всё. Пути назад нет.

— Нет… — эхом его мыслей отозвалась Виюн, и к Ярру обратился наконец взгляд широко раскрытых тёмных глаз. — Никто не может знать этого…

Ярр решил не выдавать Старого Беса.

— Кровь нежити. Зимний крест. — Он пристально наблюдал за её мимикой, надеясь считать подтверждение. И когда она прижала руку к губам, счёл это добрым знаком.

Они словно поменялись ролями, даже не ступив на берег Нави. Она — уже не приветливая и немного строгая хозяйка, он — не ошарашенный великолепием послушный гость. Ярр ощущал триумф. Паж напряжённо вслушивался в разговор; хоть он и старался сохранять невозмутимость, глаза живо блестели.

— Я не хочу ничьей крови… — тихо молвила Виюн. — Даже одна капля способна изменить этот мир.

— Я прошу тебя о помощи, — проникновенно сказал Ярр. И взял её руку в свою. — Ты Хранительница. Возможно, тебя впустит Марена. Мне нужна твоя мудрость… И твой ясный свет — там, где всегда лишь закат и луна. Это не жертва. Это просьба.

Виюн посмотрела ему в глаза. Она смотрела долго, не мигая, а Ярр в сотый раз задавал себе вопрос, за кого мог принять её Городничий. И наконец она медленно кивнула.

— Хорошо. Я сделаю это. Я сделаю всё, чтобы Марена вновь обрела своё величие, а несчастная заблудшая душа нашла дорогу домой. — Сказав так, она решительно подняла руку, и струящийся широкий рукав скользнул вниз до локтя.

Не медля, чтобы Виюн не передумала, Ярр взял в правую руку серп и засучил собственный рукав выше локтя, где начиналась плоть. На коже пересекались тонкие ниточки заживших шрамов от змеебора. Виюн, не отрываясь, смотрела на него, Ярр встал боком, чтобы загородить её от неприятного зрелища, и прочертил остриём по руке. Каплями проступила тёмно-красная кровь. Он вернул серп на пояс, обмакнул палец и повернулся к застывшей Виюн.

— Протяни запястье. — Она послушалась. И Ярр размашисто и чётко нарисовал на её белой коже Зимний крест. Он хотел придержать её руку, чтобы очертания не расплылись… Но, к его удивлению, кровь мгновенно впиталась в кожу, взвился мутный дымок, и идеальная иллюзия Зимнего креста украсила запястье Хранительницы Яви.

Широко раскрытыми глазами она глядела на знак. Потом легко тронула его пальцем. И наконец на губах заиграла торжествующая улыбка.

— Это он… — зачарованно выдохнула она. — Я могу перейти Мост!

Как отражение его желаний. Видимо, всех Хранителей тянет перейти, что бы ни было на той стороне.

Кстати, о не-Хранителях. Ярр посмотрел сначала на Сквознячка, потом — вопросительно — на Виюн. Он без зазрения совести (слишком большая роскошь для лишённого чувств) оставлял праздно любопытствующего Косохлёста в Нави. Хотя тот не трудился скрывать досаду и недовольство. А что решит Виюн?

Она, казалось, только сейчас вспомнила о паже и с уважением, которого не было раньше, попросила:

— Возьми, пожалуйста, и Сквознячка. У него там друг. — Она по-матерински понимающе улыбнулась. — Пусть пообщаются. Мне интересен его взгляд на Навь.

Ярр кивнул. Фальшивый Зимний крест так же всосался в загорелую кожу паренька, только он сквозь зубы издал глухой свист. Больно? Виюн не проронила ни звука.

И теперь они оба стояли и смотрели на него. Виюн казалась сейчас гораздо менее величественной и более человечной, чем прежде. Лицо светилось предвкушением. Чего такого особенного она ждёт?.. Сквознячок украдкой почёсывал клеймо Нави. Неужели прямо сейчас?..

— Готовы? — спросил Ярр.

Виюн кивнула. Тёмные глаза всё так же хоронили сияние Яви, окружённые длинными ресницами.

Ярр повернулся к белому Мосту. Теперь остаётся уповать на то, что Бес не ошибся и не солгал… А то может получиться некрасиво, если гостей встретит Огненная стена…

— Дайте мне руки, — велел он. — Чтобы не потерять друг друга при переходе.

Виюн доверчиво вложила узкую прохладную ладонь в костяные пальцы Ярра. За другую руку робко и неохотно взялся Сквознячок. Его ладонь оказалась тёплой и неожиданно твёрдой. Где-то ещё у Ярра бродила недодуманная мысль перевести сначала Сквознячка, чтобы проверить рецепт Беса… Нельзя, чтобы пострадала Виюн! Но она сама смело повлекла его вперёд — он догнал её и пошёл первым. Будь что будет.

Зыбкий перламутр... Оторвались от Моста ноги. Ярр изо всех сил сжал руки гостей из Яви — а они так же вцепились в него. Не раздавить бы жёсткими, как тиски, пальцами нежную руку Виюн… И не потерять там, где жизнь превращается в нежизнь… Он заставил себя открыть глаза — полыхнуло неощутимым пламенем, озарило лицо Виюн, окрасило оранжевыми отблесками физиономию Сквознячка… Но и они не закричали от жара. Огонь поцеловал их, обвил на запястьях Зимние кресты и… пропустил. Внезапно бросились навстречу тёмные каменные плиты, и Ярр едва успел согнуть колени и спружинить. Бросил руку Виюн, чтобы придержать её за талию — она мягко приземлилась рядом. Сквознячок бухнулся на зад и охнул:

— Вот тебе, бабушка, и здравствуй, Навь!

Ярр оглянулся, потом посмотрел вниз. Темнел переход, а огненные волны горделиво перекатывались под ногами. Гул, жар — всё как обычно. Мост пропустил незваных гостей! Но мешкать не стоит.

— Пойдём. — Он подхватил Сквознячка за руку, заставляя подняться, крепко взял Виюн под локоть и увлёк их на надёжный берег Нави, подальше от огненных преград и чёрных змей, если они вдруг перевозбудятся от прихода гостей. И там Ярр развернулся к ним лицом и произнёс то, что давно хотел сказать Виюн:

— Добро пожаловать в Навь!

---

Примечания:

Виюн нагенерила в нейросети)

https://fanfics.me/fanart65818

Сирин давно покинула запечатанный Зимним крестом грот Марены. Она пыталась слушать прямо сквозь камень, но тот был нем и холоден, сколько ни скользила она по нему чуткими пальцами, сколько ни напрягала все чувства. Она почти видела, как наяву, что Ярр пошёл, не мог не пойти к Мосту. И уже повернула в ту сторону лицо, как вдруг в тишине бесконечно серого утра раздался душераздирающий крик — не оттуда, где гудела Огненная река и высился Мост. Сирин застыла, прислушиваясь. Если крик повторится, можно будет определить направление точнее. И… что? Броситься на выручку неизвестному? Не самая хорошая идея — как бы потом не пришлось спасаться самой. Навь-костринцы уже показывали ей зубы, в самом прямом смысле слова. Надеяться на чужой грозный голос, что влился в её собственный, — не лучшее решение, особенно когда по городу непойманным бродит вор и почти убийца Ветра. А тешить своё любопытство… Но вдруг кому-то нужна помощь? Голос как будто был мужским, хоть и визгливым. Как у Кладезя…

Одна эта мысль — и все сомнения растаяли, исчезли осторожные (трусливые) мысли, и Сирин ринулась на крик. Будь что будет. Есть, есть в Нави дорогие ей нелюди… Предположения, одно страшнее другого, метались в голове, как бешеные летучие мыши. Крик доносился не от Мельницы, а с другой стороны, где цеплялся корявыми стволами за склон холма кабак "Три горла".

Сирин не успела даже как следует испугаться и тем более придумать план действий, как путь кончился. Кроме "Трёх горл" на этом холме ещё осанисто стоял крепкий дом Городничего, с которого Ярр, кажется, снял все подозрения, хотя он и не в курсе.

Сирин изо всех сил прижала руки ко рту, чтобы сдержать собственный крик: Городничий распростёрся на мостовой, и она успела заметить мелькнувшие хвостатые тени в человеческий рост. Волколаки! Засосало под ложечкой… Но она тут же забыла о страхе. Городничий истекал кровью. Сирин метнулась в нему и присела на корточки. Мундир был изодран в клочья и залит кровью, натёкшей из глубоких укусов на плечах, лицо цветом сравнялось с серым небом. Городничий с явным усилием приподнял набрякшие веки, не сразу узнал Сирин. Но потом в мутном взгляде проявилось узнавание, неприязнь и одновременно почти детская беззащитность. Сирин прижала руку к его груди. Страх, гнев, горечь... Один слой поверх другого. Но за этой пепельно-чёрной пеленой голубым клубилась надежда. На неё. И… не самое злобное, по-своему несчастное и полное сожалений сердце. Сирин поднялась на ноги. Надо ему помочь! Но как… Она его не поднимет, нет связи ни с Йагиль, ни с Алконост… Мозг лихорадочно работал. Вид чужой крови будто вскрывал закрома памяти. Она дитя своего мира. Любой человек с нарушенными кожными покровами нуждается в немедленной помощи — так гласили его строгие правила. А виновен он или нет — с этим можно и позже разобраться. И она знает о первой помощи — особенно при кровотечениях! — всё. Пусть в теории… Но каждому ребёнку вкладывали знания об этом чуть ли не с пробирки. Наконец-то она сможет быть полезной. Хотя, видит Марена, она не хотела…

Сирин быстро оглядела себя. Всем хороша удивительная износостойкая ткань. Но от неё не оторвёшь полосу, чтобы перевязать чужую (да и свою) рану.

Но, к счастью, из "Трёх горл" уже вываливались шатающиеся завсегдатаи — из тех, кто провёл там ночь. Одеты они были неопрятно, но разве приходится выбирать? Сирин, внутренне поморщившись от отсутствия гигиены, сбивчиво объяснила вурдалакам, что ей нужно, и один из них вполне дружелюбно протянул ей грязную шейную косынку, а второй снял с себя широкий тканевый пояс.

Сирин поспешно перевязала раны на плечах Городничего, стараясь не думать, сколько новых бактерий она заносит. А может, они здесь и не живут, сгорают на Мосту — она нервно усмехнулась.

Что дальше?.. Она неплохо успела узнать город за этот год, особенно для затворницы. Только Йагиль здесь врачевала редкие недуги навь-костринцев. Нужно доставить Городничего к ней… Повозка! На которой в праздник перевозят Марену! Она где-то у Мельницы, Молот с ней справится!

— Потерпите! — как можно увереннее сказала Сирин Городничему и с натянутой улыбкой сжала его полную руку. — Помощь скоро будет!

Слышал ли, понимал ли он её — она не знала, но поспешно бросилась к Мельнице. Казалось, что прошёл целый Кологод, пока она опрометью неслась по безлюдным улицам, отчаянно стучала в дверь, не заботясь о костяшках пальцев, объясняла что-то со сбитым дыханием Молоту, а потом — слава Марене! — Кладезю. Пока они впрягали в массивную повозку Молота и она гулко катилась по улицам…

У места нападения уже столпилось довольно много народу. Все давали советы, строили предположения и обсуждали, как Незваная справилась с перевязкой. (Пусть и не до того ей было, но мимолётная похвала зарумянила щёки.) А Городничий из серого стал почти белым, и глаза его закатились. И взвился уже Гор, широкими кругами рея над Навь-Кострой.

— Гор-р-родничего задр-рали!..

На грай сбегались другие, охали, хлопали раненого по щекам, Бес даже расщедрился на годовой запас медовухи для непьющего Городничего, если у того не будет претензий… Поджав хвост, подошёл и вожак волколаков, которого Сирин прежде не видела близко, и принялся зализывать небольшой укус, на который у неё не хватило материи.

— Сам не знаю, что на моих нашло, — прогудел он. — Вздорили. Слово за слово… Вдруг огнём ожгло там, где Зимний крест, и они как взбесились. Её поминали. — Он облизнулся окровавленным языком, сверкнув глазом на Сирин, и она отшатнулась так, что налетела спиной на повозку.

— Как поминали? — требовательно спросил Кладезь. Он едва доходил своей макушкой старшему волколаку до шеи.

— Лаяли, что Комендант подговорил их напасть на Незваную и подставил. У неё Голос. — Вожак прищурил жёлтый глаз на Сирин.

— Разберёмся! — высоким дребезжащим голоском припечатал Кладезь. — Грузим и везём… куда? — Он призадумался.

— В Избу, в Избу! — возясь с Городничим, проговорила Сирин. — Йагиль поможет! Там снадобья, зелья… — Она засуетилась, прилаживая неумело наложенные "бинты" получше. Всё-таки между теорией и практикой лежит бездна, которая называется опытом. — Вот так, осторожнее… — Сирин поддержала голову Городничего, когда Молот поднял его и уложил в повозку. — Вот так…

Раненый был без памяти. Губы налились мертвенной синевой. Молот тронулся. Вожак волколаков потрусил рядом, ворча что-то под кожаный нос про незваных гостей и честных волков… Сирин слушала вполуха и молилась всем богам, о которых читала, и особенно Марене, чтобы Йагиль оказалась на месте. А если попросить Гора? Он сам может найти Йагиль, ему и ветер в крылья. Или Ярра, а у того есть особый свист для связи с сестрой… И вообще Городничий — его если не друг, то кто-то вроде коллеги.

— Гор! — позвала она, и хоть вышло тихо и робко, ворон сузил спираль и замолк на минуту, любопытствуя. — Где Ярр? Йагиль?

А ворон словно забыл о хозяине и теперь с удвоенным рвением раскатисто прокаркал:

— Ярр-р пр-ропал! Ярр-р пр-ропал!..

— Тьфу! — сплюнул в воздух Кладезь и едва успел отскочить, конечно, не попав в ворона. — Самим быстрее! — и принялся подгонять Молота, хоть тот и так шагал быстро, катя тяжёлую повозку.

Сирин шла сбоку. Колымагу тряско бросало на выбоинах мостовой, и Сирин сжимала зубы вместо беспамятного Городничего от чужой боли. Уж она-то знала, что такое раны и как они болят… Наверное, местным проще, но безотчётный ужас от любого кровотечения она впитала если не с молоком матери, то с заменившей его смесью. На одном особенно жёстком ухабе Городничий вдруг со стоном очнулся, вперил мутный взгляд в Сирин и прохрипел:

— Васи…лисса… Прости… — И снова глаза его закатились.

Василисса? Это её он неустанно ждёт с этой стороны Моста? Его суженая, до которой он не дошёл, по малодушию оставшись в Избе Ядвиги?

Повозка миновала задние врата, и почти сразу процессия вошла-вкатилась в Тёмный лес. Сирин пришлось идти впереди и указывать дорогу в вязи запутанных тропок. Молот кое-где буквально продирался сквозь кусты и травы, и на его шерсти связками болтались засохшие колючки и веточки. Испарился где-то по пути волколачий вожак. Городничий же более не приходил в себя.

И наконец вот она — Изба-на-птичьих-лапах. Дымок не вился над трубой, а значит, надежда, что Йагиль дома, застыла горкой дров в нетопленой печи. Сирин перевела дух, погладила Избу по чешуйчатой ноге, и та рухнула оземь.

Ещё только вчера Сирин глотала слёзы, щёлкая огнивом о кресало, чтобы приготовить отвар цикуты, а на столе урчал в предсмертной агонии Ветер. А теперь Молот как можно бережнее уложил на широкую лавку такого же беспомощного Городничего. Только теперь не было ни Ярра, ни Йагиль. И грот Марены — закрыт, не попросишь милости у её ног. Кладезь с любопытством осматривался, трогал подвешенные к потолку связки трав, нюхал пальцы. Молот неподвижно взирал на Сирин, ожидая её указаний. А весь её план состоял в том, чтобы доставить Городничего сюда, к настоящей ведунье!

Сирин схватилась за банку с синькой — на донышке. Давно никто не совершал это тысяча и одно движение посолонь-противосолонь. Она взяла остро отточенный нож и разрезала на Городничем собственные перевязки и пропитавшиеся кровью мундир и сорочку — на обоих плечах и предплечьях темнели глубокие отпечатки зубов, как раз на уровне морд волколаков. Знак Зимнего креста оказался прокушен прямо в центре.

— Держите его на всякий случай, — обратилась Сирин к Молоту и Кладезю. И, глубоко вздохнув, посыпала порошком на раны.

Она думала, что Городничий взвоет от боли, что была ей так хорошо знакома, и подскочит до потолка. Но он остался бесчувствен и недвижим. Плохой знак… Сирин поднесла к его губам зеркальце — пришлось ждать целых своих пять вдохов и выдохов, прежде чем оно слегка затуманилось. Губы раненого побелели, а черты заострились,

— Дохловато выглядит, — явно не в утешение заметил Кладезь, критически озирая по-восковому бледного градоначальника. — Волколаки наверняка кусали, как с цепи сорвались.

Раны подзатянулись, но не до конца — синьки не хватило. Да и синька — что Мёртвая вода, говаривала Алконост, передавая слова Йагиль. Тело излечит, но жизнь не вдохнёт.

Сирин в отчаянии выглянула в окно — не видно ли ведуньи? Она не желала смерти Городничему. Никому не желала… А он сейчас на грани.

На грани…

Йагиль учила, что если душа уже на грани, то яд может стать лекарством! Сирин повернулась спиной к окну. Отвар цикуты, доваренный, остуженный и перелитый в бутыль тёмного стекла стоял на полке особняком. Ещё не минули сутки, как он настаивается… Но разве у них есть выбор? Нет ни Ярра, ни Йагиль, ни Алконост. Есть только равнодушный Кладезь, несведущий Молот… и она сама. Неужели ей придётся взять на себя ответственность за послежизнь человека, который пытался скормить её волколакам? И сам попал к ним в пасти. Ох-х… Как бы ей хотелось оказаться где угодно, только не здесь и не сейчас! Она не готова… Нельзя быть к этому готовым.

Сирин в последней надежде высунулась из окна аж по пояс и попыталась свистнуть — только жалкое дуновение сорвалось с её губ. Выкрикнутое имя Йагиль потонуло в путанице ветвей деревьев, которые будто обступили Избу. Никто не придёт… Никто не избавит её от необходимости принять решение.

И Кладезь совсем не помогал.

— Объясняй потом Ярру, откуда окончательный труп… — сварливо заметил он, приподняв Городничему одно веко. — Сам виноват! И где его носит, когда тут такое творится? Того и гляди этот совсем помрёт. — Он вопросительно взглянул на Сирин, как будто она должна была знать, где Ярр.

И она решилась. Год она училась у Йагиль, год впитывала запахи, слушала шёпот наговоров, запоминала пассы руками. Нужно слышать своё чутьё, доверять ему... Йагиль давала ей понять, что у неё неплохо выходит, когда она впервые касалась руками трепещущих в страхе тел мелких зверей и птиц. Чем дальше, тем более пугающим становился Тёмный лес. Он сам ловил живых существ в свои ловушки, ломал им крылья и калечил ноги, как самые жестокие из капканов. Сирин в сопровождении Йагиль заходила в такую глушь всего несколько раз. Но там они отбирали у Леса его добычу, лечили и направляли в сторону Навь-Костры. И Йагиль, наверное, сейчас там, где, как говорят, бесконечный Лес переходит в Тень. Там — грань. Как та, которую перешёл или вот-вот перейдёт почти бездыханный Городничий.

Будь что будет.

Не давая себе одуматься, Сирин схватила бутыль с отваром цикуты и вытащила плотно пригнанную пробку. Похожий на запах свежего сельдерея аромат заполнил Избу. Сколько же ему дать? Сирин прикрыла глаза и прислушалась к интуиции. Слишком мало не подействует. Слишком много убьёт его. Яд и лекарство — две чаши одних весов. И сейчас нужно взвесить правильно…

Очень не вовремя мелькнула мысль о том, что в случае неудачи опять пойдут разговоры, косые взгляды, возможно, снова придётся скрываться… Сирин почти услышала пересуды, увидела направленные на неё когтистые пальцы.

Незваная отравила Городничего! Он был прав, он ведь ратовал за то, чтобы её сбросили в Огненную реку!

Но где же Ярр, когда он так нужен?! Где Йагиль, чтобы направить неопытную руку?!

Сирин резко тряхнула волосами, отгоняя назойливую и малодушную мысль, и подошла к полке, где пылились пустые и полные склянки и бутылки. И заметила, что в самом уголке притаилась фигурная рюмка из синего стекла в форме черепа. Очень символично. Наверное, её будет достаточно... Сирин взяла её, сдула пыль и очень осторожно налила до краёв из бутыли. И тут же поняла, что может держать её только двумя руками — иначе содержимое расплескается.

— Кладезь, — позвала она, не отрывая взгляда от готовой пролиться то ли убивающей, то ли целительной жидкости. — Его надо приподнять. И держать в таком положении, чтобы он выпил.

Кладезь цокнул языком и мотнул головой Молоту. И тот мохнатыми лапами аккуратно поднял Городничего за плечи. Сирин поднесла к его губам снадобье… Две струйки серебристо потекли из уголков рта.

— Зажми ему нос! — недовольно воскликнул Кладезь, и Сирин поспешно сдавила массивные холодные ноздри. Городничий рефлекторно сглотнул, и тут же его скрутил спазмический кашель. Непонятно, сколько попало внутрь, а сколько каплями вылетело наружу. Но Городничий вдруг очнулся, сел и вытаращил глаза.

— Где я?!

— В Избе, — хотела успокоить его Сирин, сама уже почти вздохнувшая с облегчением, как вдруг он с силой откинулся на лавку — только стукнул о дерево затылок. Изо рта потекла пена. Сирин вымученно посмотрела на Кладезя.

— Не угадала, — констатировал тот и дёрнул себя за бороду.

Сирин обхватила голову несчастного, чтобы не бился так сильно… И вроде он затих, это хорошо… Если бы по щекам не разлилась снова смертельная бледность. А от шеи, наоборот, поднималась зловещая краснота. И где-то на уровне губ Городничего пролегла между ними резкая граница, словно он надел белую маску.

Сирин в отчаянии глянула на Кладезя, на Молота… И тут на её плечо легла рука. Йагиль! Сирин готова была разрыдаться. Ну почему же она не пришла раньше?! На плече ведуньи цепко примостился ворон. Позвал-таки, проныра!

— Я всё испортила?! Он умрёт?! — воскликнула Сирин.

Йагиль коснулась лба Городничего, шеи, покусанных, наполовину заживлённых плеч, потом перевела взгляд на рюмку, и глаза её округлились. Она подняла её с пола и постучала ногтем по низу.

— Надо было на донышке?! — простонала Сирин и прижала руки к лицу. — Но он же почти всё выплюнул! И зелье ещё не настоялось…

— Хм… — смогла выдать Йагиль, не очень обнадёживающе.

— Прости, я запаниковала, хотела помочь… Он был на грани… — залепетала Сирин. Но Йагиль воздела руку, чтобы она замолчала. Городничий пытался говорить. Нижняя челюсть неистово двигалась, и он захрипел в бреду:

— Проклятая Изба… Я виноват… Василисса… Я вернусь… Я найду…

Краснота и бледность сражались на его лице, как жизнь и смерть. — Прости… Глаза цвета неба… — выдохнул он и замолк. То бледность, то краснота разливались на его лице, оно шло неровными пятнами и покрывалось испариной. Сирин боялась спрашивать Йагиль, что это значило. Тяжело катились минуты, превращались в часы. Уж и закат глянул в окно под мерное поскрипывание стволов и неровное дыхание Городничего. Молот, кажется, задремал стоя. Кладезь втихаря ковырял сначала пальцем, а потом каким-то напильничком ступу в углу. Сирин в полном оцепенении смотрела прямо перед собой. И вот уже вернулся с охоты Ветер и гордо положил к ногам дохлую мышь — Сирин встрепенулась и обнаружила, что лицо Городничего порозовело, а дыхание выровнялось. Он просто спал здоровым крепким сном, слегка посапывая. Она обернулась к Йагиль, и та кивнула ей с лёгкой улыбкой. У них получилось! От облегчения едва не подкосились ноги — оказывается, всё это время она стояла, прямая и напряжённая, как перетянутая струна. Слава Марене!

И тут же словно включилось критическое мышление. Почему Городничий, вроде бы второй человек в Навь-Костре после Хранителя, постоянно попадает кому-то на зуб? Год назад именно на него напали змеи — так что даже пришлось отпаивать его остатками Мёртвой воды. Теперь вот волколаки, которых он и подговаривал напасть на неё саму… Невезение? Сирин невольно оглядела испещрённое новыми и старыми шрамами рыхлое тело полуобнажённого Городничего и прикрыла его до подбородка цветастым платком. Он мирно спал — грудь спокойно вздымалась и опадала. Кладезь, кажется, уже наковырял втихомолку щепок от ступы, сколько ему надо, и наверняка будет исследовать их на тему летательной способности. Заметив взгляд Сирин, он подёргал Молота, и тот со всхрапом проснулся.

— Пора и честь знать, — сказал довольный добычей Кладезь, попятившись — Э-э… — Он распахнул дверь и замер перед пустотой.

Йагиль небрежно скомандовала Избе опуститься, и Кладезь проворно соскочил с порога, увлекая за собой увальня Молота. Наверное, не терпится добраться до лаборатории… Не заблудился бы в Лесу. Он редко выходит за частокол с этой стороны.

— Ты справишься тут? — спросила Сирин у Йагиль, хотя хотелось только спать.

Можно и не спрашивать. Конечно, Йагиль справится, она же Йагиль. Но она ласково улыбнулась заботе и кивнула. И Сирин скользнула в вечер вслед за обитателями Мельницы. Хотелось верить, что распоясавшиеся волколаки утолили свою жажду крови, похититель серпа ушёл в Тень… В противном случае, возможно, вернётся Голос. Или появится наконец Ярр…

Сирин обогнула Кладезя и Молота, который снова впрягся в пустую уже повозку. Запоздало Сирин почти пожалела, что отправилась с ними — они бы вернулись по проторенной повозкой дорожке. Но Лес поглотил следы вторжения. Ветки и побеги приникли друг к другу, словно соскучились, и скрыли путь. Остались лишь едва различимые тропки, которые научилась видеть Сирин.

И вскоре она вывела их всех к задним вратам. После стылых лесных сумерек воздух показался почти тёплым. Но задерживаться здесь ей не след. Незачем гневить свою удачу. Даже в Тёмном лесу, кажется, безопаснее, если не сходить с тропы и не соваться дальше Избы прочь от города.

Она взглянула напоследок в не скрытое тугими ветвями небо — оно так и не очистилось от низких туч — и хотела было тронуться в обратный путь, как вдруг сверху послышалось хлопанье крыльев. Сирин не успела обрадоваться. У Алконост не тот размах… Это Гор, найдя Йагиль, не прощаясь, покинул Избу и полетел по своим вороньим делам. Вот и сейчас ему явно не терпелось сообщить всей Навь-Костре новую весть.

— Ярр-р вер-рнулся! Ярр-р вер-рнулся! — разносился над городом его грай. — И с ним — Хр-ранительница Яви!

Примечания:

Прошу прощения за долгое отсутствие. Напомню, что Виюн только что ступила на землю Нави.

А вот и визуал! Нейросетки — это класс для авторов!

https://fanfics.me/fanart65966 Косохлёст

https://fanfics.me/fanart65981 Сквознячок

---

Она как будто осветила всё вокруг себя, едва ступив на тёмные камни Моста Нави. К её белому платью не приставали тени, его не кровавили отблески пламени Огненной реки. И тот восторг, который Ярр испытывал в Яви, не исчез, не растворился в переходе, Виюн принесла его с собой, он здесь, он жив.

С небывалым (для него — действительно небывалым!) трепетом Ярр подал Виюн руку, чтобы сопроводить её в город. Как человек, который готовится показать свой дом дорогому гостю. Какой ей покажется Навь-Костра? Если бы он знал, как всё обернётся, он бы весь город вверх дном поставил, чтобы подготовиться, чтобы не висела паутина под крышами, не чернели старые брёвна, не лежала везде вековая пыль… Но теперь уж поздно. Виюн добра и деликатна, она простит запустение и неухоженность этому несчастному месту.

Неужели уже вечер? Время и правда идёт в Яви и Нави по-разному. Хотелось бы верить, что вечер того же дня… Впрочем, вот и задремавший на плоском камне Косохлёст пробудился от их шумного перехода и, потирая глаза, ошалело глядит то на Виюн, то на Сквознячка. Тот делал Косохлёсту какие-то знаки, но, едва увидел, что Ярр смотрит, отвернулся и уронил руки. Быстро же они подружились! Однако Ярр тут же забыл о них — впервые на этой стороне Моста раздался голос Виюн. Живьём — ведь раньше Ярр лишь слышал её зов из Яви.

— Я бы хотела отдать дань уважения Марене, — промолвила она.

Эх, если бы она попала сюда хотя бы вчера… Но тогда Ярр вряд ли бы решился перейти Мост до Колада. Досадно было сейчас вести Хранительницу к запечатанному гроту, который Ярр унизительно не мог открыть. И Зимний крест во всю стену, красноречиво и осуждающе, как бранное слово в подворотне.

И всё равно он повёл Виюн к холму Марены. Кто знает, какими заповедными тропами следует воля прежних владык Нави. Может, и сама Виюн способна преодолеть каменную преграду…

Ярр и его гости не успели проделать и половины пути по пустоши, как его заметил Гор. И пошёл разносить весть по городу:

— Ярр-р вер-рнулся!..

А до этого, к Гамаюн не ходи, было: "Ярр-р пр-ропал!.." Ну вот, а он надеялся уйти незамеченным. Хотя нет, он даже не думал о таких мелочах, когда во внезапном порыве пересекал Мост. Сейчас опять сбегутся горожане и увидят…

А увидят они гостей. Ярр искоса взглянул на Виюн и Сквознячка, словно желая сравнить их внешность с туманным предсказанием о незваном госте.

Не мечена Зимним крестом кожа,

Волосы темны и светлы,

Глаза темны и светлы,

Речи складны, плечи ладны -

Предвестия Аспида.

Аспид, Аспид выслал вперёд -

Живёт — не живёт,

Покуда не рухнет Мост.

Нет, похоже, он заразился паранойей от Городничего! У обоих гостей волосы светлы, а глаза тёмные и светлые. Речи и плечи Виюн действительно такие, как предсказано, но такие приметы много кому подойдут. Нет, это оскорбительно по отношению к Виюн — даже думать о таком и искать совпадения. В конце концов он сам её позвал. И сам пометил Зимним крестом. А пророчество может сбыться ещё лет через сто, когда все они окончательно захиреют от скуки или свихнутся без Мёртвой воды. Если только сейчас не произойдёт что-то…

Отбросив все подозрения, Ярр с удвоенным рвением повёл Виюн к гроту. Надежда, что он на этот раз повинуется рукам Хранителя и впустит их, то разгоралась, то гасла. Но, дойдя до входа, Ярр на прежнем месте увидел угрожающе-чёрный Зимний крест, как знак запрета. Ярр безнадёжно положил руки на камень — он остался ожидаемо непокорен.

— Вот так, — раздражаясь от стыда, только и смог сказать Ярр под внимательным взглядом Виюн. — Я не могу открыть грот и добраться до Марены, — преодолев себя, пояснил он.

Виюн положила белые пальцы на камень и прикрыла глаза. Некоторое время она прислушивалась — то ли к себе, то ли к тому, что происходило за надёжной преградой. Ярр ждал, не нарушая её сосредоточенного слушания. Косохлёст и Сквозняк остались в отдалении и о чём-то перешёптывались.

Наконец Виюн открыла глаза.

— Она не отзывается. Не слышит или не хочет отвечать, — сказала она с грустью.

Она выглядела растерянной, и это окончательно убедило Ярра, что он совершил нечто ужасное… Если уж Виюн не знает! Но может…

— Я нашёл глас Марены! — воскликнул он, и Виюн с удивлением посмотрела на него. — Сирин! Та слишком рано перешедшая Мост душа и есть глас Марены! Сирин слышит её волю.

Он не знал ещё, что Сирин стояла здесь несколько часов назад, так же, как Виюн, пытаясь услышать Марену. И так же не услышала.

Глаза Виюн вспыхнули.

— Сирин — глас Марены… — повторила она, будто пробуя слова на вкус. — Это очень… неожиданно. И преждевременно.

— Почему? — быстро спросил Ярр. Может, Виюн известна какая-то тайна?

— Я бы рада была тебе сказать больше, но… — Она взглянула на ещё не потемневшее небо и приложила пальцы к губам. Ярр досадливо вздохнул. Очевидно, речь о каких-то Печатях. А он-то думал, это проклятье Нави… Но это лишь натолкнуло на ещё один вопрос.

— А голос? Ты слышишь голос, который велит не переходить Мост?

А то, может, у них у всех "галлюцинации", как, кичась новыми словами, говорит иногда Кладезь.

Виюн покачала головой, а рука накрыла запястье и украдкой потёрла. То самое место, где Ярр начертал Зимний крест. Отзвуком этого движения прострелило собственный Ярра крест и то место, где он рассёк кожу, чтобы выступила кровь.

— Покажи. — Он протянул Виюн руку. Она попыталась спрятать руку за спину, но Ярр стремительно обхватил её тонкое запястье и развернул ладонью кверху. Проклятье! Фальшивый Зимний крест, который в Яви выглядел очень правдоподобно, стал из чёрного тёмно-бордовым, и кожа вокруг него покраснела неровным пятном. Виюн закусила губу и выдернула руку, но Ярр уже увидел всё, что нужно.

— Больно? — спросил он, прислушавшись к собственным чувствам. Нет, он по-прежнему не ощущал чужую боль, как боль Марены у её гроба. Даже боль Виюн.

— Ничего, — проговорила она сквозь зубы, и точёное лицо исказилось в гримасе впервые с того момента, как Ярр познакомился с ней. — Уйдём отсюда подальше, и всё пройдёт. Слишком сильно… — И она, не дожидаясь Ярра, устремилась прочь от входа в грот и Зимнего креста. Белое платье взметнуло пыль с мостовой. А Ярр думал предложить ей подняться на Капище… Но теперь она быстро удалялась от центрального холма в сторону задних врат и Тёмного леса.

Сквознячок ошарашенно посмотрел Виюн вслед, но быстро сообразил, захлопнул рот и кинулся следом.

— Шлейф убегает?! — насмешливо прокричал ему вслед Косохлёст, но тот лишь отмахнулся, и он тоже сорвался с места.

Не так Ярр себе представлял долгожданный визит в Навь светлой Хранительницы. Она неправдоподобно быстро удалялась, словно летела-плыла над землёй, и Ярр тоже бросился за ней. Так вот как она появляется мгновенно и бесшумно…

Виюн огибала холм Марены по правой стороне, ближе к дому Городничего. Ярр успел заметить, как из "Трёх горл", едва не вывернув шеи, высовывались какие-то изумлённые морды. А под ногами — пятна крови на подсохших кругляшках мостовой… Ярр едва не споткнулся. Но удаляющееся белое платье было важнее. Эта кровь уже пролита, что бы здесь ни стряслось. Лишний повод краснеть за Навь — если бледная кожа могла краснеть. И Ярр устремился вперёд вдвое быстрее и наконец нагнал Виюн. Она остановилась у задних врат, и даже грудь не вздымалась чаще от дикой гонки. Рядом, уперев руки в коленки, одинаково хватали ртами воздух Косохлёст и Сквозняк. А прямо напротив стояли Кладезь, Молот почему-то с катафалком-повозкой для гроба Марены… и Сирин.

* * *

Под дых. Сирин слышала карканье Гора о Хранительнице Яви, но ещё оставалась надежда, что он обознался или… Но теперь Сирин своими глазами увидела особу, которая произвела такое неизгладимое впечатление на Ярра. Её красота прошла мимо разума незамеченной — для Сирин красота несла в себе скорее опасность и вызывала лишь невольное сопереживание. Если ты красива — ты несвободна. Но что-то болезненно откликнулось в душе, как тяжёлое и горькое воспоминание после безмятежного сна. Сирин вспомнила уже многое. Но её она вспомнить не могла. И она хотела, чтобы Сирин вернулась! Что ей нужно?..

Виюн тем временем дружелюбно протянула ей руку и улыбнулась.

— Значит, ты и есть Сирин? Глас Марены, если я не ошибаюсь? После случившейся в гроте трагедии это особенно чудесно! И как точно избрано имя для тебя, я бы хотела знать, кем оно дано.

Тёмные глаза светлой Хранительницы удивительно гармонировали с цветами и тонами Нави, в отличие от платья. И она уже осведомлена и о запечатанном гроте, и о гласе Марены… Ярр обещал держать это в тайне. Недолго держал — дня не прошло.

Сирин прямо взглянула на Ярра. Его лицо — непроницаемый лёд: ни тени сожаления или раскаяния. И эта глыба легла ей на сердце. Она уже стала частью Нави — если не по праву Зимнего креста, то по духу. А сердце Хранителя принадлежит белому сиянию Яви. Даже сил противиться мысли, что это именно Явь, не осталось у измученной спасением Городничего Сирин.

— Да, наверное, — коротко ответила она на вопрос Виюн, снова мечтая оказаться отсюда подальше. Ответственность за чужие жизни — слишком тяжкая ноша для неё. Непосильная.

А Виюн, презрев своё, очевидно, высокое положение, сделала ещё несколько шагов вперёд и сама взяла руку Сирин в свою.

— Для меня честь встретиться с гласом Марены, — со светлой улыбкой прожурчала она.

Ладони прохладные и сухие. Тонкие, даже излишне пальцы. Бледное лицо, золотые волосы, глаза… цвета неба. Только Городничий имел в виду совсем другое. Сирин напрягла все свои чувства, пытаясь разгадать эту душу. Рука далеко от сердца… Она и так слишком сдавила сухощавую кисть, заставив Виюн удивлённо распахнуть глаза. Уже присвистнул рядом Косохлёст и кашлянул Кладезь… Она должна узнать!

Сирин с отчаянной хитростью разведчика прижала Виюн к себе и с натужной улыбкой быстро заговорила:

— О, я так благодарна, что вы готовы были принять меня обратно! Ярр, — она стрельнула коротким взглядом на него, — передал мне всё. Но я не хочу оглядываться, ведь нужно смотреть только вперёд, правда?.. — Она тараторила что-то несуразное и не отпускала Виюн из крепких объятий, поглаживая по спине — между лопаток, по позвоночнику. Там, где сердце. И слушала, слушала… Она не понимала того, что слышит. А может, собственный голос мешал ей сосредоточиться. Не было преграды внутри, как у Ярра. Но эта душа ускользала, как мерцание снежинок. Не было понятного серого страха, огненного гнева, голубой надежды, зеленоватой жажды мести, тёмно-красной ревности или яркой сверкающей любви. Но и пустоты не было тоже. Как будто слишком много, чтобы охватить взором… Словно всматриваешься в огромное полотно, прижавшись к нему носом.

— Сирин! — Это Ярр предостерегающе повысил голос. Видно, боится спугнуть свою почётную гостью, званую гостью… Но Сирин ещё сильнее сомкнула объятия, стиснула уступающую ей в росте Хранительницу, прижала к груди, пытаясь почувствовать биение сердца…

И вдруг Виюн вырвалась из объятий. Не физически — нет, не было секундного замешательства и момента борьбы. Она просто уже стояла в двух шагах, а Сирин всё ещё держала руки поднятыми.

— Спасибо за столь тёплый приём, — сказала Виюн, и уголки губ дёрнулись вверх. — Право, я польщена!

Насмешка? Никто бы не смог так истолковать это тонкое выражение лица.

Сирин украдкой кинула взгляд на Ярра. Холод и подозрительность. По отношению к ней — не к Виюн. П… проклятье!

Раздосадованная, Сирин опустила глаза и неловко усмехнулась, тоже сделала шаг назад — чтобы даже без касания ощутить пахучее тепло Молота. Первый раз она не смогла считать чужую душу при таком тесном контакте… Об этом стоило подумать в тишине, наедине с собой и после часов восьми настоящего полноценного сна не лицом на столе. Может, Хранительница просто ей не по зубам, слишком высок ранг, и она не совсем человек… Но ведь Ярр ощущался иначе! Не будь ледяной преграды, Сирин бы услышала… А сейчас она сама поставила себя в неловкое положение. Глупее не придумаешь. Хуже было бы только, если бы она прямо положила Хранительнице руку на грудь.

Но Ярр не дал ей посмаковать неудачу.

— Ты знаешь, где Йагиль?

— Йагиль? — переспросила Сирин, с трудом уловив смысл вопроса. И почувствовала себя ещё глупее. — Она в Избе… — чрезмерно поспешно добавила она. — А что?.. — Вопрос сорвался с губ, и Сирин не успела его удержать.

А Виюн вдруг подняла к глазам запястье и радостно ахнула.

— Смотри, всё прошло!

Сирин взглянула, стараясь не показывать излишнего интереса. На запястье Хранительницы чётко выделялся тёмный Зимний крест, как будто он всегда там был. Совершенно обычный Зимний крест, она их уже насмотрелась. Зависть ощутимо кольнула изнутри.

А на лице Ярра отразилась улыбка Виюн — такая редкая для него.

— Слава… — он вдруг запнулся и договорил гораздо тише: — …Марене.

— Да, — понимающе кивнула Виюн. — Видимо, мне пока не стоит пытаться выйти с ней на связь… Хотя это очень печалит. — И улыбка погасла. — Может, Сирин?.. Глас Марены — это то, что нам нужно.

"Нам"! Сирин с удовольствием бы сейчас пошла к гроту и лихо выдала бы "им" последние новости о Марене. Но она уже скребла ногтями камень и мысленно взывала к ней. Ничего.

— Не выходит, — мрачно сказала она вслух. — Я пыталась.

— Что ж, возможно, что ты могла бы попытаться ещё раз, чуть позже, моя дорогая, какая-нибудь попытка да приведёт нас к успеху, — миролюбиво пропела Виюн.

Снова это "нас"! Сирин через силу кивнула. И через силу же выдавила из себя вежливые слова прощания и улыбку.

— Простите, я очень хочу домой, я устала… — Ей самой показалось, что голос стал серым.

Так хотелось, чтобы её попытались удержать, чтобы упала эта ледяная глыба с души… И сердце открыто взметнулось радостью, когда Ярр произнёс:

— Подожди. — И тут же упало. — Пусть это будет у тебя. — Он снова вложил в её руку один из серпов. Как в первый день в Навь-Костре, практически изгоняя её за стены с опасным подарком в руках. А сейчас из-за него могли и убить.

Сирин даже не нашла в себе сил поднять глаза от серпа — слишком солоно им было. Бормоча слова прощания и не дожидаясь ответных прощаний (и не дождавшись попыток удержать), она повернулась ко всем спиной и нырнула под спасительный покров Тёмного леса.

К чёрту! Похоже, сейчас Ярру не до слезливых рассказов о чуть не лишившемся послежизни Городничем. Он всецело занят лишь светлой Хранительницей! Только вот почему она, Сирин, так сильно злится, как, кажется, никогда в жизни?.. И чуть не плачет.

Она остановилась за первым рядом деревьев, приникла спиной к стволу и попыталась послушать собственную взметённую душу. Вышло не лучше, чем с Виюн. Но ведь если мыслить здраво, то Хранительница из самых благих побуждений предложила ни много ни мало вернуть её к жизни! Это же чудо, никто никогда не воскресает! И сейчас не проявила ни грамма неуважения или пренебрежения, улыбалась, говорила, как с равной… И правда, дико смотрелось это внезапное объятие — Сирин закусила губу, чтобы не застонать от стыда, ведь могли услышать те, другие… Нет причин так злиться. А Ярр… хочет как лучше для Нави. Сирин невесело усмехнулась, вспомнив, что это любимая фразочка Городничего. Да, и Ярр потащил Виюн к гроту, а не к себе домой. Надо выдохнуть… И, пожалуй, послушать, о чём они там говорят. Послушать не внутренний, а внешний мир.

— Переход через Мост отнимает много сил у чужаков. Я бы хотела отдохнуть. — Это говорила Виюн, она стояла лицом к лесу. А Ярр стоял спиной.

Сирин напрягла слух и услышала лишь обрывок его фразы.

— … не в "Трёх горлах" точно. Для меня было бы честью, если бы ты остановилась в моём доме…

И снова — под дых.

* * *

Она с трудом бы вспомнила, как добралась до Избы. В Тёмном лесу — хоть глаз выколи, но каким-то чутьём Сирин отыскала нужные тропки и даже всего один раз оцарапалась о колючки. И теперь, сидя на свободной лавке, она по крупицам собирала с пола просыпанную в спешке ведьмину синьку и равнодушно втирала в кровоточащую ранку.

Йагиль снова куда-то запропала, а Городничий всё ещё спал. Но теперь его сон стал более тревожным — под веками сновали туда-сюда глазные яблоки. Он явно видел сны, и вряд ли они были приятными.

Сирин невольно вспомнились его слова о Василиссе. Василисса…Какое длинное и красивое имя! Он ждал её все эти годы и жалел, что когда-то остался в Избе с матерью Ярра. Может, потому озлобился и опустился… Ну вот, теперь она уже жалеет Городничего, от которого видела только плохое. Но это лучше, чем думать о Виюн. Виюн… Будет теперь жить в доме Ярра. Может, ей удастся растопить лёд в его душе. Кому, как не ей, если хоть кто-то на это способен — Сирин грустно усмехнулась и с шипением выдохнула. Наверное, попалась неистолчённая крупинка синьки… Городничий очень заинтересовался описанием Виюн, когда Ярр в первый раз вернулся из Яви. Хотя эти словесные портреты часто дают маху, вот и с незваным гостем так вышло…

Ай, к чёрту! Надо выспаться, пока покусанный не проснулся и не стал чего-нибудь требовать. Сирин подняла Избу на высоту крон деревьев и целеустремлённо пошла спать. Но сон не шёл. Скрипели стволы. Темнело небо. А где-то на границе, где Тёмный лес размывался в Тени, Алконост слушала печальные песни страж-птицы. А Йагиль следила за ней и не знала, как быть.

* * *

— Надо подумать, где тебе переночевать, — на правах хозяина говорил Ярр. — Не в "Трёх горлах" точно. Для меня было бы честью, если бы ты остановилась в моём доме… — Он уже видел, что Виюн готова согласиться, поэтому добавил: — Но там нет ни одной закрывающейся комнаты. И почти нет мебели. Темно и мрачно… — Ярр впервые подумал о своём спиральном доме в таком ключе. Это белый за́мок "испортил" его вкус. — Поэтому, чтобы тебе было удобнее, нужно подыскать другое место. — Он быстро перебрал в уме все жилые дома в Навь-Костре и все их счёл недостойными Хранительницы. Проклятье, надо было подумать об этом заранее! Но тут ему неожиданно на помощь пришёл Кладезь.

— Так ведь Городничий при смерти лежит! — бойко сообщил он.

— Как?! Где?..

— Да не переживай, Сирин уже оказала ему первую помощь! Вот мы как раз оттуда, — заверил его Кладезь и ткнул большим пальцем в сторону леса и Избы.

— Сирин?.. Как это случилось?

Так вот почему у неё такой тихий голос и измождённый вид… И вела она себя так странно, как помешанная.

— Волколаки его маленько подрали, но ничего, жить будет… — просветил его Кладезь.

— Я должен его навестить… — Ярр потёр руками лицо. И никто даже ему не сказал сразу, будто это какая-то мелочь!

— Да спит он! Но я подумал, что, пока он отлёживается в Избе, она, — Кладезь выпятил подбородок в сторону Виюн, — может пожить в его домине, чтобы, так сказать, никого другого не стеснять.

А ведь это мысль… Городничий любит комфорт. Если есть в городе место, где не зазорно принять гостью из Яви, то это, несомненно, особняк градоначальника. И приличия будут соблюдены. А навестить раненого успеется — всё равно он спит и его послежизнь вне опасности.

— Так и сделаем, — кивнул Ярр.

— Я вовсе не притязательна, не стоит беспокоиться… — начала было Виюн, но Ярр, прерывая спор, учтиво предложил ей руку, чтобы сопроводить к её временному пристанищу, мимо которого она недавно так быстро пронеслась.

И тут он подумал ещё кое о чём.

— К сожалению, соседство не самое приятное… На другой стороне холма кабак "Три горла" и медоварня Старого Беса. Я прослежу, чтобы они тебя не беспокоили.

— Я думаю, я смогу за себя постоять, — улыбнулась Виюн. — Но благодарю за труды.

Да какие труды!.. Если бы только он мог принять её достойно!..

Кладезь с Молотом пошли в сторону Мельницы, и громыхание катафалка разносилось по городу. А Ярр, Виюн и Косохлёст со Сквознячком тронулись к дому Городничего, на этот раз вполне чинно. Сквознячок предупредительно держался позади Виюн, хотя у её платья не было шлейфа. Ярр даже заподозрил, что тот просто хочет погреть уши.

— Мне очень жаль, что я не смогла помочь Марене, — грустно говорила тем временем Виюн. Она подняла запястье и посмотрела на Зимний крест, теперь совершенно чёткий, тонкий и ровный. Краснота сошла с кожи. — По правде сказать, я даже немного испугалась… — Такого признания Ярр не ждал от неё. Хранительница Моста Яви боится?.. Но сейчас же он вспомнил, с каким отчаянием, живым и настоящим, смотрела она, как рушится её замок. Её буквально пришлось хватать за руку и оттаскивать оттуда. Она не идол и не богиня, она живая. Гораздо более живая, чем он сам. И это понимание сделало её такой хрупкой и бесконечно более близкой…

Путь кончился слишком быстро, хотя шли они медленно. Ярр остановился напротив Виюн, желая удержать её, но не зная как. А она сделала знак Сквознячку отойти.

— Спасибо, что привёл меня сюда, — тихо проговорила она, прямо глядя в глаза. Как будто тем же самым голосом, который звал Ярра перейти Мост. — Я так давно хотела… — Она улыбалась и смотрела так… Ярр вдруг понял, что её рука лежит у него на груди. Она снова слушала его?..

— Нет, — улыбка Виюн была ярче солнца Нави, — просто мне так захотелось.

И она скрылась в дверях дома, а следом юркнул Сквознячок, захлопнув дверь перед самым носом Косохлёста. Правда, на лицах обоих мальчишек явственно читалась досада.

Вот и свершилось. Виюн здесь! А с ней придёт и разгадка, и ветер, и, может, они вместе как-то разбудят Марену! Но главное… Она сама здесь! Она несёт в себе свой волшебный мир, а может, она его источник?..

Надо спешить! Пока не стал тускнеть фальшивый Зимний крест, как постепенно тускнеют настоящие, пока не случилось что-то ещё столь же нелепое, как нападение на Городничего… Кстати, надо его всё же навестить. Что это случилось с волколаками? Сначала Сирин, теперь Городничий. А если они нападут на Виюн?.. Она говорила, что может за себя постоять. Но рисковать ею немыслимо. Марена уже жестоко оттолкнула её — впервые Ярр ощутил что-то похожее на недовольство самой Мареной. Марена! Такая же бесчувственная, как идолы из каменного дерева на её Капище! Такая же, как он сам. Виюн хотела помочь, а Марена обожгла её! Возможно, не Марена, а сама Виюн — та самая, кто развеет мрак его снов и яви…

Ярр услышал вдруг за спиной козлиное кряхтение. Даже не оборачиваясь, можно догадаться, кто это. Бес. Он ждёт благодарности? В виде разрешения рубить деревья в Тёмном лесу, золота из кованых сундуков в подвале дома Ярра (никто не помнил, откуда взялось это золото), особого отношения и почитания? Ярр повернулся к Бесу лицом. Хоть тот и помог ему, вряд ли он сделал это без умысла. Но ему-то что за резон, чтобы Хранительница с той стороны перешла Мост? Пусть заговорит первым, чтобы ясно стало, что ему надо.

Бес лукаво щурил глаза в улыбке явного удовлетворения, и добрые морщинки лучисто расходились от его глаз.

— Яррушка! — обрадовался он, будто только сейчас обнаружил его. — Прослышал я, что ты не побрезговал моим советом. — Он довольно осклабился, обнажив жёлтые, но ещё вполне крепкие и острые зубы.

Ярр коротко кивнул, ожидая продолжения.

— Вот и сладилось дело! — воодушевлённо потёр когтистые руки Бес.

— Какое дело? — с подозрением спросил Ярр.

— А я ж и говорю, всё теперь иначе пойдёт, — будто не расслышав, проблеял Бес.

Ярр нетерпеливо махнул рукой. Сейчас важнее другое…

— Когда истончится иллюзия Зимнего креста? Сколько у Виюн времени? У нас.

— Эх-эх… — поохал Бес. — Кто ж тебе это скажет? Разве что Марена, душа наша, но её, кажется, камнями завалило? Вот беда-то… — Он прижал ладони к щекам и покачал головой, словно дивясь тому, что на свете навьем делается.

— Но что будет, если Зимний крест исчезнет? — с меньшим напором поинтересовался Ярр.

— Она сможет вернуться, взяв с собой Сирин, пожалуй. На ней и так его не было.

— А это откуда известно? — нахмурился Ярр. Он никому не говорил об этом, а Йагиль так уж точно молчала. Неужели Алконост сболтнула?..

— Так ведь это я по глазам вижу, Яррушка, по глазам… — закивал Бес.

— А что вы видите по глазам Виюн? — А вот это и правда интересно.

— Так ведь видеть надо эти очи, не по рассказам же, — невинно удивился Бес и вздохнул.

— У вас ко мне какое-то дело?

— Так ведь и спасибо можно сказать Старому Бесу, как думаешь, молодой человек? — с хитринкой осведомился Бес.

— Спасибо, — настороженно выдавил из себя Ярр. Не шла у него мысль о тайной цели, которую преследовал Бес. Но разве их цели не могут совпадать?

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — удовлетворился этой слабой благодарностью Бес и добавил: — Впрочем, такое приятное соседство превыше всяких велеречий.

— Вы же не будете беспокоить Виюн… — предостерегающе начал Ярр.

Бес замахал на него руками.

— Что ты, что ты! Я ли не знаю приличий? Не опозорю Навь-Костру пред высокой гостьей! — ретиво заверил он. — Одним глазком посмотрю на золотые волосы и глаза цвета неба…

Новые подозрения взметнулись, как облако пепла, если подуть в костёр.

— Откуда вы знаете?.. — склонился над ним Ярр.

— Ворон на хвосте принёс, — с готовностью объяснил Бес.

Вроде всё складно… Гор по праву считался главным сплетником Навь-Костры, хотя он величал себя вестником и раздувался от важности всякий раз, когда что-то случалось. Оттого Ярр и не видел его в последнее время — много событий, много забот свалилось на деятельного ворона. Прям как сорока, видит Марена… Если ему такое сказать — до следующего Марина дня будет дуться.

А сейчас Виюн отправилась отдыхать. На Сирин лица не было, когда она повернула в Тёмный лес, покусанный Городничий спит мёртвым сном… Только сам Ярр ощущал в себе нервическую бодрость. Казалось, он может перебежать Мост туда-сюда раз десять или порубить сотню-другую змей. Можно пойти полюбопытствовать, почему совсем озверели волколаки. Хотя потасовки случались и раньше, откровенно говоря. И тогда пригождались снадобья, что готовила мать, а потом и Йагиль в Избе-на-птичьих-лапах. И голос. Можно пойти поискать сестру, рассказать про беду с Мареной, про визит Виюн, про голос, и Йагиль найдёт способ намекнуть… Поведала же она про отсутствие Зимнего креста у Сирин. И это не прошлое, от рассказов о котором она может пострадать.

В задумчивости он стоял у дома Городничего, размышляя, как провести наступающую ночь. Тучи немного разошлись, и видна стала убывающая луна. Некоторое время Ярр наблюдал, как её раскосый кровавый глаз закрывают порой набегающие облака. Странно, обычно в это время волколаки смирные… Наверное, не стоит дожидаться, когда очнётся Городничий, а взять за шкирку волколаков прямо сейчас. Да.

Решив так, Ярр направился к задним вратам. В темноте он видел почти как днём, так что с лёгкостью разыщет логово волколаков. Оно неподалёку от границы леса, он знал это. Обычно они ленились забираться вглубь, потому что при обращении в людей шли в те же "Три горла". Только что-то Ярр давно не видел, чтобы они ходили на двух ногах… Если начать вспоминать, то с год — как только нехватка Мёртвой воды стала ощутимой. Может, они окончательно стали дикими зверями? И будут теперь кусать всех кого ни попадя. Не очень радужная перспектива.

В тишине он обходил Пустой холм, который оставался по правую руку. Город будто вымер: и днём, и ночью лишь изредка попадались на улицах случайные прохожие, да и они спешили по своим непонятно откуда взявшимся делам. Может, они боятся вора, укравшего серп. Или кота, который на них укажет. Или волколаков. Но больше всего Ярр подозревал, что боятся они перемен, что принёс минувший год, и волна этих перемен лишь набирала силу.

Но он не дошёл до задних врат. В сумраке белёсо мелькнуло что-то на склоне Пустого холма, и будто разом шелестнули с возмущением сухие травы. Ярр принял бы это за порыв ветра, если бы существовал ветер. Может, птица Гамаюн вернулась в своё пристанище, что скорее всего. Ярр по привычке смотрел чуть в сторону, чтобы не спугнуть дивную птицу прямым взглядом. Но серебристое оперение почти не видно под крылом наступающей ночи. А здесь… Ярр шумно вдохнул и посмотрел в упор. По склону холма изящно скользила знакомая изящная девичья фигура в белом платье.

Городничий очнулся на следующее утро — бодрым и порозовевшим. Он сразу распахнул глаза и подскочил на лавке, словно окончательно и бесповоротно проспавший человек. И тут же стукнулся головой о выступающую из стены балку.

— Ох ты ж аспидово отродье… — выругался он, потирая макушку.

Сирин вышла на звук из своей комнатки, где провела полную метаний не самую лучшую в своей послежизни ночь.

— Доброе утро, — настороженно и немного вопросительно поздоровалась она. Неизвестно, как он к ней отнесётся после всех обвинений, которые кидал ей в лицо. Йагиль ещё не вернулась, а Алконост будто забыла сюда дорогу. Но вряд ли он нападёт в одиночку… Сирин заметила, что задержала дыхание, и медленно выдохнула. Она постоянно ждёт нападения… Городничий взглянул неприязненно, но смолчал. Тронул истерзанные плечи и поморщился.

— Вы потеряли сознание после того, как вас покусали волколаки, — ровно пояснила Сирин. — И… — Сказать ему или не сказать? Поколебавшись, она решила, что не стоит скрывать правду. — Были при смерти. — Она с невольным сочувствием посмотрела на него.

А он замер с потерянным взглядом. Губы шевельнулись — видно, он вспоминал, как всё это произошло. А потом весь как-то подобрался и с подозрением покосился на Сирин.

— Это ты их натравила?

— Я?! Думаете, все такие же, как вы?! — От несправедливой обиды даже дыхание перехватило. Сколько душевных сил она потратила вчера! И ни на грамм он не стал к ней лучше относиться! Хотя, конечно, не ради этого она его выхаживала…

Городничий пожевал губами и внезапно закашлялся. Наверное, пересохло во рту от ядрёного лекарства. Сирин плеснула в кружку воды и подала ему. Городничий жадно прильнул к питью и даже пролил на себя чуть ли не треть — руки ещё дрожали.

— Ладно, может, и не ты, — всё ещё не очень дружелюбно проговорил он задушенным голосом.

Сирин хмыкнула.

— Ладно, ладно, — проворчал Городничий. — Когда я науськивал волколаков против Незваной, я же хотел как лучше…

— Для всех. — Сирин взяла у него из рук пустую кружку и отвернулась, чуть резко стукнув ею о стол.

— Не шуми, — не преминул заметить ей Городничий наставительно.

Сирин развернулась к нему лицом и скрестила руки.

— Так что же всё-таки произошло между вами и волколаками?

— Гм-гм… — Он опасливо взглянул на прокушенный знак Зимнего креста на своей руке. — Я, в общем, им выговорил за то, что тебя не… гм.

— Не прикончили, — безжалостно договорила за него Сирин.

— Ну зачем сразу прикончили… — начал вилять Городничий.

— Намерения у них были именно такие.

— Ну что с них взять? Звери! — всплеснул руками он, будто сам совершенно ни при чём, и тут же ойкнул от боли. — Можно ещё воды? Пожалуйста.

Сирин плеснула воды в кружку и, стараясь не коснуться руками, передала ему.

Городничий напился и вытер рот остатками окровавленного рукава.

— А ведь как отделали, поганцы! — возмутился он, разглядывая затянувшиеся раны. — Спасибо, очутился в Избе, и Йагиль своё дело знает!

— Вообще-то я, — не без мрачного удовлетворения поправила его Сирин.

— Что?

— Это я поила вас цикутой.

— Ты с ума сошла?! — Городничий в страхе схватился за горло. — Это твоя месть?!

— Если бы я хотела отомстить, я бы бросила вас ещё у "Трёх горл" истекать кровью, — парировала Сирин. — А цикута спасла вас, хоть это было и непросто! — Она почувствовала, как комок обид подкатил к горлу.

— Мне что теперь, благодарить тебя за спасение жизни?!

— Как хотите. — Сирин подняла ладони кверху. Скорее бы он ушёл.

Городничий страдальчески сморщился и обвёл осоловевшим взглядом Избу.

— Вот ведь в каком незавидном положении пришлось оказаться в родном доме, — скрипуче пожаловался он.

Сирин промолчала, но вспомнила, что он, по рассказам, жил здесь многие годы. Видел юную Йагиль и маленького Ярра… И кстати, Изба не гонит его пинками.

— А я бредил небось? — Взгляд Городничего забегал, а голос стал каким-то заискивающе-усмехающимся.

— Бредили, — коротко ответила Сирин.

— А-а… — Два ярких пятна вспыхнули на щеках Городничего. — Всё вздор…

Боится, что кто-то узнает, о ком он бредил, безошибочно поняла Сирин. Наверное, не стоит волновать выздоравливающего, даже если он не самый приятный…

— Я никому не скажу, если это секрет, — неохотно пообещала ему Сирин. Склонилась и заговорщицки прошептала: — О Василиссе?

Городничий вздрогнул и зарылся лицом в ладони.

В точку.

— Только… расскажите мне, за что вы меня так ненавидите? — Голос Сирин внезапно дал трещину, будто и она пила цикуту.

Городничий не ответил и даже не взглянул на неё. Сирин догадывалась за что — довольно того, что он бросал ей в лицо обвинения прямо при Ярре. Он винит её в том, что перестали идти души, когда он ещё не дождался той самой…

— Думаете, она ещё там? — тихо спросила Сирин. — После стольких лет…

Городничий отчаянно замотал головой, не поднимая лица от ладоней. Она была уверена, что если сейчас послушает его душу, то почувствует такую боль и горечь… Поэтому она спрятала руки за спину — не хотелось касаться чужой раны, когда свои свежи, и даже ведьмина синька тут не поможет.

Сирин неслышно встала и подошла к окну. Утро — такое же серое, как вчерашний день. Пусть Городничий приходит в себя и отправляется восвояси, его выгнали отсюда задолго до её появления.

— Я знаю, ты думаешь, что я вздорный, мелочный, неумный, суеверный бюрократ. Жирный, — неожиданно заговорил он.

С последним особенно сложно было спорить. Сирин обернулась к нему и удивлённо приподняла брови.

— Но не всегда же я был таким, — развёл руками Городничий. — У меня и имя было, настоящее… Только вспомнить не могу. — Он сосредоточенно потёр виски. — И остался в Избе я не по своей воле.

Видимо, на лице Сирин выразился определённый скепсис, потому что Городничий замахал на неё.

— Знаю, знаю! Дивная златопёрая птица всем напела про меня небылицы… А я, может, не хотел оставаться на тёплой печи у Ядвиги! Может, приворожили меня! Сам бы я ни за что не оставил свой поход!

Сирин окинула, мягко говоря, колоритную фигуру взглядом, и Городничий фыркнул от досады.

— Как будто мне это нравится… Статным молодцем поди как хорошо быть…

— Но зачем Ядвига вас приворожила? — зачарованная необычной откровенностью, спросила Сирин.

— Род Ягин всегда так заполучал мужей. Заманивал, ворожил… След несчастных терялся, стоило появиться наследнице — очередной хозяйке Избы, ступы и чёрного кота. Такой вот у них порочный цикл! Многие из нас завязаны на Большой Кологод… Мне повезло — я остался жив. Наверное, держали меня на всякий случай для Йагиль. По крайней мере, я так полагал. И когда она созрела, я подумал: а почему бы и нет? Но меня метлой между… лопаток и вон из Избы! — обиженно закончил рассказ Городничий. — Ягины всегда были верны лишь… — Он внезапно замолчал на середине фразы.

— Кому? — прошептала Сирин, не сводя с него глаз.

Но он лишь промычал что-то, не в силах раскрыть рта, и Сирин с мучительной ясностью поняла: Печать молчания безотказно находит свою жертву. Городничий мотал головой, как болванчик, и пальцами пытался открыть себе рот — бесполезно. Неужели и он онемеет на сто лет?

— Подождите, вам ещё рано так себя изводить! — Сирин попыталась схватить мельтешащие пухлые руки. — Вот так, успокойтесь…

Городничий задышал ровнее, но му́ка отразилась в глазах и на лице.

— Я опущу Избу, может, на улице станет лучше… — суетилась Сирин.

Она тронула чувствительное место лапы, и Изба тяжеловато рухнула на землю. Сирин накинула Городничему на плечи порезанный мундир и заодно цветастый платок и помогла перейти порог. И когда он сделал несколько неуверенных шагов в Тёмный лес, то обернулся и, отчаянно артикулируя, произнёс:

— Зря я тут разоткровенничался с тобой. Думается, подлила чего в свой ядовитый отвар. — Он подозрительно сверкнул глазом. — Может, ты и не так невинна, как кажешься на первый взгляд. Тебя же готовят в преемницы Ягин. Большой Кологод на исходе!

Сирин стояла, опустив руки. Вот так благодарность…

— Пойду домой, — надменно запахнулся Городничий. — А потом заберу свою записную книжку. Пора наводить порядок в делах. — Он чопорно приложил руку к пустой голове, где обычно красовалась треугольная шляпа.

Сирин вспомнила, как кинул он свою записную книжку с золотым обрезом на мостовую, как её подобрал Ярр…

— Она у Ярра, — сказала она устало и прислонилась к лапе. — Только как бы вам ему не помешать — он принимает гостью, — добавила с горькой усмешкой.

— Кого это ещё? — живо осведомился Городничий, обернувшись. Привык быть в курсе всех дел.

— Хранительницу Яви, — обронила Сирин.

Рот Городничего раскрылся.

— Т-ту самую? О к-которой… он говорил? — чуть задыхаясь, просипел он. — Она з-здесь?

Сирин кивнула, удивлённая.

— Я должен её увидеть!.. Только… — Он критически оглядел себя. — Надо забежать переодеться!

И с прытью, которой Сирин никак не могла ожидать от вчерашнего умирающего, он потрусил напролом через Тёмный лес к задним вратам. Она только головой покачала. Род Ягин! Кажется, Йагиль могла бы поведать много интересного, если бы каждое слово не было напряжением всех её сил. Городничий ещё легко отделался сейчас, если Печать не настигнет его после.

Сирин вздохнула и вернулась в Избу, подняла её повыше, чтобы хоть немного ощутить себя в безопасности. Одиночество уже начинало давить, а ведь целый год Йагиль была с ней почти неотлучно. Да и Алконост часто гостила в Избе. Сирин успела прибраться после лечения двух смертельно раненых, когда случайно выглянула в окно и увидела над лесом кусочек солнца — златопёрую Алконост. А вместе с ней, почти сливаясь серостью с небом, летела её загадочная сестра — Гамаюн. Они направлялись прочь от города.

* * *

Минувшей ночью

— Виюн? — позвал Ярр. Кто ещё в этом городе ходит в белом платье?

Совсем недавно он оставил её в доме Городничего отдыхать после перехода через Мост. И она уже на Пустом холме? В полном одиночестве, среди ночи…

Фигура в белом метнулась в сторону. Но потом, будто передумав, застыла на месте и после подплыла к Ярру.

Действительно, Виюн. Фонарей у Пустого холма почти не было, но она сама слегка светилась в темноте — только глаза дырами чернели на белом лице.

— Ярр, — откликнулась она полушёпотом.

"Что ты там делала?" показалось слишком резким и преждевременным.

— Я рад, что ты уже отдохнула, — намекнул Ярр. — Заблудилась? Куда тебя сопроводить? — Он вежливо предложил Виюн руку, и она невесомо положила свою сверху.

— Вероятно, я не там искала Капище, — с лёгким удивлением проговорила она. — Мне не даёт уснуть то, что Марена томится в гроте и во льду. И если слеза её окрасилась кровью, это зловещий знак. — Виюн сочувствующе подняла брови — тёмные, не в цвет волос.

— Капище на том же холме, где грот, только на вершине, — пояснил Ярр. Наверное, с её быстротой перемещения можно миновать полгорода и не заметить.

— Да? — Виюн оглянулась на вершину Пустого холма. — Мне это место показалось таким подходящим в своём уединении. Что здесь?

— Ничего… Он и называется Пустым. — Виюн ждала, и даже в темноте видна была её неизменная полуулыбка, наклон головы, витая золотистая прядь. — Вообще сюда иногда прилетает пророчить вещая птицедева Гамаюн, — признал Ярр после некоторого молчания.

— А ты видел её? — мягко поинтересовалась Виюн.

— Её сложно увидеть… — Он вспомнил юное нечеловеческое лицо, серебристое оперение, шёпот, проникающий в голову… Тогда Гамаюн исчезла, обронив загадочное: "Плач по Марене"... Или "Плачь по Марене"? — Она не любит прямого взгляда, и её невозможно найти по собственному желанию, — закончил Ярр.

Виюн тихонько вздохнула.

— Что ж, я уверена, вы живёте в согласии с её предсказаниями, — заметила она.

Если бы их можно было понять! Ярру пришли на ум строки:

Хранительница Нави закована в лёд.

Слёзы льёт,

Пока не выйдет игла,

Что соберётся из трёх.

Аспид, Аспид ищет её,

Покуда не рухнет Мост.

По крайней мере, начало уже свершилось. Марена лила слёзы, пока не вышел какой-то обломок. Рассказать Виюн? Может, она знает, кто такой Аспид. Нет, лучше не пугать её. Вряд ли Мост, стоявший века, рухнет именно сейчас, когда она здесь.

Убедив себя таким образом, Ярр спросил:

— Проводить тебя на Капище?

— Может, прогуляемся к Мосту?

— Уже?.. — вырвалось у Ярра.

Виюн мелодично рассмеялась.

— Я ещё не собираюсь уходить, — заверила она. — Просто не успела насладиться великолепием вида Огненной реки, у нас ведь такого нет… — Она вздохнула, и её рука чуть сжала костяные пальцы Ярра.

— У вас есть лучше… — начал он, а по костям вверх, к плоти на руках, пробежали незнакомые тёплые искры. Ярр замолчал на полуслове. Никогда ничего подобного… Только у гроба Марены — но не физически. Виюн смотрела на него и улыбалась.

— У вас тоже есть кое-что, достойное внимания, — заметила она невзначай, словно предложив Ярру самому решить, что же она считает достойным: Огненную реку, Марену, город или кого-то из его жителей.

На этот раз Виюн шла тихо — будто пёрышко, севшее на водную гладь мягко колышется от дуновения ветра. С интересом рассматривала она спирали частокола на холмах. Задавала незначительные вопросы, на которые Ярр давал такие же незначительные ответы, и они тут же стирались из памяти. Руки́ его Виюн так и не выпустила. И искры тепла никуда не исчезли, они струились к голове, к сердцу… Вот и Мостовые врата, ров — русалки посрывались с берега и, шумно расплескав воду, пропали в глубине. Ни хихиканья, ни воплей. Против воли вспомнилась бедная Ганна. Её восхищённые, широко раскрытые глаза, пышные зеленоватые волосы, гибкий девичий стан… И собственное безразличие. Он не чувствовал ни губ, ни ласк Ганны. Ничего подобного тому, что происходило теперь. А ведь Виюн лишь держала его за руку.

Нет, не Явью он был покорён! Хранительница сама несла в себе волшебство Яви! Жизнь из мира живых пришла в их мёртвый мир. Она — не Марена? — сбросит его ледяное проклятие? Осознание дрожью отозвалось в кончиках пальцев — Виюн чуть повернула к нему голову, оторвавшись от созерцания зарева Огненной реки. Но сказала лишь:

— Это очень красиво и завораживающе. Мне кажется, я в жизни не видела ничего подобного.

— Да, — выдохнул Ярр, глядя, как в её глазах тлеют огоньки пламени Нави. — Я тоже.

Она смерила его пристальным взглядом, полуулыбка заострилась.

— Мне кажется, ты не ценишь того, что имеешь. — Пальцы второй руки мимолётно легли ему на грудь — прямо на знак Зимнего креста под рубашкой — но она тут же широким жестом обвела окрестности. — В этом есть своё очарование.

Ярр, не очень уверенный, не морок ли снова это её быстрое касание, с усилием посмотрел вокруг. И нет, не увидел ничего нового и достойного внимания.

— Обычно не ценишь, пока не лишишься чего-то, правда? — задумчиво проронила Виюн, словно размышляя вслух.

— О чём ты? — Страшно не хотелось отпускать её пальцы, которые она будто забыла в его руке, и искать на её спокойном лице признаки злого умысла, так что вопрос прозвучал невыразительно и без напора.

— Ты ведь так мечтал попасть в Явь, остаться там… Неужто не жаль было бы с этим расставаться? — Она снова обвела рукой вокруг себя и легонько потянула Ярра на Мост.

— Мне хватило, — внезапно очнувшись от наваждения, произнёс Ярр и удержал её. Незачем им пока ступать на Мост.

Виюн остановилась и понимающе кивнула.

— Иногда и не знаешь, чего лишился, тогда и терять будто нечего.

Странный это выходил разговор. И не хочет ли она сбежать, вдруг заподозрил Ярр. Пришла из любопытства, обожглась, а теперь пожалела. Эти слова о потерях и расставаниях… Ярр судорожно сжал её руку, но она лишь улыбнулась шире. Он и не заметил, что они уже стояли у подножия Моста. Снова эти мгновенные перемещения… А он думал, что это только свойство Яви за кругом отчуждения. Виюн больше не делала попытки утянуть его на Мост.

— Отойдём, — сказал он и увлек её подальше от перехода. — Мало ли, здесь не так безопасно, как у вас.

— Да? — чрезмерно легкомысленно откликнулась она.

— Иногда из Огненной реки вылезают змеи, они утянули много лет назад мою мать, нападали на гроб Марены, когда я… Не стоит здесь находиться без надобности.

— Мне очень жаль, что несчастье постигло твою мать, — неслышно, почти неразличимо за гулом пламени молвила Виюн. — Но я почти уверена, что змеи не выползут сейчас.

— Почему? — резонно усомнился Ярр.

— Предчувствие. — Губы дрогнули в улыбке.

— Есть ещё огненная стена, страж-пламя. Оно не пускает некоторых из нас к переходу в Явь.

— Но на мне Зимний крест, — невинно возразила Виюн, и рукав шёлково стёк к локтю, когда она подняла руку.

— Но не настоящий… Кто знает, какие у него свойства, долговечен ли он. И если Мост счёл тебя нежитью, а Зимний крест — истинным, тем более тебе пока нет хода назад. — Ярр старался говорить убедительно, он даже повернулся к Мосту спиной, загородив Виюн от него.

— Так ты, значит, всё-таки пытался перевести Марену на ту сторону? — Голос Виюн потеплел, если возможна ещё бо́льшая его нежность. Но Ярр не хотел врать.

— Это было ещё до… Яви. До того как я узнал, что она близка.

— А потом?

— А потом…

А потом Сирин бросала ему в лицо малоприятные факты о её Яви, Бес поведал, как провести гостя в Навь, Ярр тщетно сёк единственным серпом нетленный лёд, Марена избрала свой глас, а второй серп исчез… Потом он зачем-то спасал кота Сирин, не зная ещё, что истратил на это последнюю милость Марены, и, заполучив второй серп, ворвался к ней и был выкинут из грота практически за шкирку.

— Потом всё сильно усложнилось, — обтекаемо закончил он.

— Мне жаль твою мать. И жаль Марену. И бедную Сирин, — с грустью сказала Виюн. — Может, мне удастся её переубедить… Она ведь недавно здесь. Хотя… Сколько лет прошло? — спросила она, глядя мимо Ярра, в небо цвета её глаз.

— После чего?

— Сколько ты здесь, в Нави?

Ярр задумался. Если прибавить потерянные годы, выйдет лет сто пятьдесят. Наверное.

— Может, ты мне подскажешь. Если знаешь всех перешедших, — предложил он.

Он думал, она уйдёт от ответа из-за какого-нибудь закона миропорядка, но, к его удивлению, она серебристо рассмеялась.

— Сколько мне лет, по-твоему? Всего несколько часов в Нави, и меня уже считают старушкой?

— Но я… — Ярр осёкся и замолчал. Да, вот это он показал сейчас воспитание и манеры. Мать бы гордилась! Он почему-то был уверен, что плавность движений Виюн отточена возрастом. — Прости, — выдавил он из себя, а Огненная река бросила жар на щёки.

— Немудрено ошибиться, я принимала тебя в Яви, как важная дама. — Она грациозно склонила голову. — Но здесь я ощущаю себя гораздо свободнее. — И правда, глаза её живо горели сполохами, губы приоткрылись. — Как отрок, сбежавший из дома из-под пригляда нянек. — Виюн взглянула лукаво, словно приглашая его присоединиться к игре.

Это Ярр понять мог. Он и сам в Яви ощутил, как спал тяжкий груз с плеч… Неужели у неё — так же? И здесь она прячется от своего бремени правления. И дело вовсе не в месте, а в смене места.

Она вся сияла — ярче луны, мерцающими жидко-серебристыми бликами, будто Мёртвая вода в фиале, но живая и близкая. А в Яви её сияние растворялось в свете белого солнца. Как самоцветы Марены горят лишь в её пещере. Рука в его руке потеплела — наверное, от Огненной реки. И это тепло вызывало ответный жар, волнами растекшийся по телу. Ярр только сейчас понял, насколько он истосковался по теплу. Камин в его холодном, практически нежилом доме не давал желанного, потому и стоял нетопленым. Даже Огненная река могла сжечь, но не согреть и избавить от ощущения собственной ледяной сердцевины. И сейчас творилось нечто невообразимое.

Удержать её! Держать и не выпускать! И если поблекнет Зимний крест на её коже — начертать новый! Не дать ей уйти — любой ценой. Это слишком удивительно, чтобы это терять. Она как Марена, только может быть всегда рядом…

Чувствуя себя как во сне, только не своём, а таком, в котором вот-вот полетишь, он наконец разжал пальцы на ладони Виюн. Но лишь для того, чтобы руки скользнули ей на талию, привлекая ближе. Она же сама обронила: "Мне просто так захотелось". И часто дотрагивалась до него без особой причины. И сейчас она не воспротивилась, не отпрянула, наоборот, поощрила особенной улыбкой — он часто видел такую у Алконост, — взглядом из-под ресниц… Чувствовала она ураган, бушующий у него в душе? Должна была при её способностях. Но ему уже было неважно. Хотелось потонуть в этих новых и ярких ощущениях. Может, так чувствовали себя те, кто пил Мёртвую воду?

Виюн хотела что-то сказать, но Ярр поймал её слова своими губами. Мгновение — и она ответила, но уже не словами. Жар разлился по телу, словно он нырнул в Огненную реку… Он бы не открыл глаз, не отдал бы свой единственный момент, даже если бы Мост обрушился под ногами прямо сейчас. И свет уже просочился сквозь веки — Ярр только сильнее сжал Виюн в объятиях… Как вдруг сверху раздался панический грай:

— Бер-регись! — И чары спали. Ярр резко открыл глаза и увидел, как над ними нависла волна пламени, готовая обрушиться им на головы в следующую секунду. Верхушка почти зряче нацелилась, найдя жертв, изогнулся упругий огненный щуп...

Ярр мгновенно подобрался, чтобы отпрыгнуть вместе с Виюн подальше, обхватил её крепче… Но не успел. Миг — они уже стоят в двадцати шагах от того места, куда яростно обрушилась огненная волна. Виюн переместила их! Река ещё выбросила несколько сердитых волн им вслед и с гулким ворчанием ушла в свои берега.

Никогда она не нападала на Хранителя Моста, если он стоял на своей стороне! Ярр быстро оглядел Виюн с головы до ног — цела, слава… не Марене точно. Но в глазах вроде бы испуг, насколько он мог считать. И сразу — раздражение, хорошо знакомое ему чувство. Не такого приёма она ждала, не такого ожидал он сам.

— Прости, я не знал… — Жалкие слова оправданий. — Отойдём. — Ярр бережно взял её под локоть, увлекая подальше от вероломной Огненной реки.

"Она не сможет перейти Мост обратно, если на пути — страж-пламя", — мелькнула подлая мысль. Как он и хотел.

— Ты в порядке?

Виюн прикрыла глаза, несколько раз вздохнула и кивнула. Вряд ли она в порядке.

— Я ждала чего-то вроде этого, — призналась она. Навь будто отторгала Виюн, как не приняла его самого Явь. Похоже, и Виюн это понимала. — Но в тот момент забыла об опасности. — Она по-старому солнечно, только теперь чуть иначе улыбнулась Ярру. И забылась зловеще-рыжая, почти живая и хищная стена пламени. Зато навсегда останутся с ним воспоминания об отзывчивых губах.

Можно не ходить к Мосту. И не ходить к Марене. И на Капище тоже лучше не ходить. Избегать тех мест, где сильна Навья суть.

— А что случится с Явью, если ты… задержишься здесь? — не без умысла спросил Ярр, всеми силами пытаясь изобразить участие.

— Явь незыблема, наверное, они выберут новую Хранительницу, — пожала плечами Виюн, словно не жаль ей было оставленного мира и титула. Только рада освободиться.

Они уже прошли половину пустоши между Мостом и рвом, окружавшим город. Ярр тщетно пытался придумать, что сказать, но после случившегося всё казалось незначительным, не стоящим слов. Отголоски жара всё ещё перекатывались внутри, и Огненная река была тут ни при чём.

Чтобы не пялиться на Виюн слишком открыто, он взглянул наверх. Ночь наливала небосвод тёмной синевой с противоположной от Реки стороны. Мерцали звёзды, которые не были душами, собираясь в ломаные созвездия… Молчание, тягучее и томительное от новых желаний, невыносимо кололо губы. Но и вновь пытаться её целовать казалось сейчас неуместным и преждевременным.

Вдруг Виюн остановилась сама.

— А ведь прошло больше лет, я думаю, — показала она взглядом куда-то на небо.

Ярр пригляделся. Тёмное небо, тающая луна и созвездия, привычные. Но что это… Новое, незнакомое созвездие раскинуло рукава-крылья прямо над городом, такое огромное, что один его конец завис над домом Городничего, а другой — над Мельницей. Симметричное, четырёхконечное, как…

— Полный Зимний крест встаёт, — благоговейно прошептала Виюн.

И тут же словно обдало холодом, как на Колад. Выдуло из души бережно хранимое там тепло.

"Полный Зимний крест грядёт, — говорила в пещере Сирин гласом Марены. — Он уже почти сломан… Его слом — и рухнет Мост…"

Он — это не о Зимнем кресте, созвездие нельзя "сломать".

— Что это значит?

— Большой Кологод завершается, — с удивлением взглянула на Ярра Виюн, словно это знали все.

— Я не понимаю! — начиная злиться, сказал Ярр. Как он мог злиться на неё после…

Виюн сочувственно подняла брови.

— Цикл. Ты ведь знаешь, что Марена — не вечность, а судьба?

— При чём здесь наша Марена?!

— Прости, Ярр, я не должна была, — опустила взгляд Виюн. — Я думала, тебя просветили о мироустройстве. Но, видно, твоя мать ушла слишком рано… Похоже, у вас все привязаны к нынешней Марене, а я выступаю печальной вестницей… Но я думала, время ещё есть. Полный Зимний крест виден только из Нави. А время так обманчиво… И быстротечно.

Ярр сжал пальцами переносицу. О чём таком она говорит?!

— Но ведь ты сама тогда сказала, что будешь рада видеть великую Марену, что она милостива и вернёт мне… то, что, кажется, только ты и можешь вернуть, — закончил он уверенно.

Виюн одарила его мимолётной улыбкой.

— Я не знала, что Большой Кологод уже на исходе… — Она и правда выглядела искренне опечаленной. Уголки губ опустились, погасли огоньки в глазах.

— И что будет, когда Полный Зимний крест взойдёт над Мостом?

— Новая Марена должна принять свою судьбу.

— А что будет со "старой"?!

— Она сходит в Тень. Навсегда. Ты же знаешь про род Ягин? У них тоже есть цикл… Не в точности, но, когда готова преемница, старшая уходит. И две Марены одновременно существовать не могут.

— Марена вот-вот сойдёт в Тень?.. — Не страх, но что-то студёное, холоднее ледяного хрусталя, забралось в грудную клетку и взорвалось изнутри шипастыми сосульками. — Но она надёжно спрятана… Скрыта в хрустальном гробе! Под защитой камня и Зимнего креста!

— Ярр, что такое Зимний крест для тех сил, которые им повелевают? — мягко спросила Виюн. — Что такое какой-то лёд?

— Не какой-то! Он не плавится, его невозможно разбить!

Явное сопереживание на лице Виюн ему не понравилось.

— Она просто исчезнет из гроба — скорее всего. Без следа, без души, без перерождения…

Ярр невидяще смотрел на проклятое созвездие, и оно двоилось в глазах… Марена! Он даже не может войти к ней и попрощаться. Но это не может быть правдой!!! Марена — богиня, она не может так просто сойти в Тень! Растаять без следа…

Но никто и не мог заточить её в лёд, раз так.

Что за жуткая, сумасшедшая, ненужная правда — вроде предрассветных снов, полных зыбко-красноватого полумрака… Теперь, когда нависла, как созвездие над головой, опасность потерять Марену навсегда, померкло всё недовольство, которое вызвали её поступки. Как он смел её осуждать? Если она вдруг исчезнет из-подо льда, над которым он провёл столько волнительных часов, то как дальше?

Ярр закрыл глаза, пытаясь себе это представить. Где-то родится или откроет себя миру новая Марена. Но она никогда не будет той самой.

— Это не может быть правдой… — уже без надежды воспротивился он.

Виюн тихо обняла его за плечи, заглянула снизу вверх в глаза.

— Мне так жаль… Никто не привязывается к Хранительнице настолько. Но таково течение жизни… Люди Яви тоже смертны.

— Люди прекрасно перерождаются, мне ли не знать! — с возмущением воскликнул Ярр, отстраняясь.

— Даже сейчас?

Он набрал воздуха, чтобы ответить ей… И бессильно замолк. Они больше не принимали души. Если так продолжится, отправлять на перерождение на Радогост будет некого. Что это значит — знает, может, только Марена, которая скоро исчезнет из самого надёжного в потустороннем мире укрытия. И… Виюн?

— Почему души перестали переходить? — осипшим голосом спросил Ярр. — Чем это грозит миру?

Он ещё Хранитель, пусть и не такой, как Марена. Главное, вовремя об этом вспомнить.

— Я не знаю, — едва слышно шевельнулись её губы. — Возможно, сила Марены истончилась раньше срока из-за того, что с ней стало… И она не может больше принимать души… А твоей силы недостаточно. Вернее сказать, она не такая. Хранительницей всегда была женщина.

— Но новая Марена?! — Ярр с силой обхватил плечи Виюн руками, лихорадочно глядя в глаза. — Откуда она возьмётся тогда?! Если никто не переходит оттуда?!

— А ты ещё не понял? — В её зрачках, заполнивших радужку, зловещим напоминанием отражалось созвездие Зимнего креста. — Новой Мареной станет её избранница. Её глас.

Сирин отчаянно хотелось окликнуть пролетавшую над лесом Алконост. Но нет, не услышит… Да и присутствие Гамаюн остановило готовый сорваться с губ зов. Именно эта птицедева сделала предсказание о незваном госте, из-за неё хлебнула лиха Сирин... А Алконост дала ей имя их сестры. И Сирин промолчала, проводив дивных птиц взглядом.

Она размышляла, не отправиться ли ей в город, чтобы ещё раз воззвать к Марене или навестить Кладезя. Ну и послушать, что говорят о Хранительнице — заодно. Утро уже не раннее, наверное, та уже изволила покинуть дом Ярра… Но вдруг прямо перед ней возникла в оконном проёме Йагиль на помеле — Сирин отпрянула в глубь дома от неожиданности.

Вот кто явно провёл бессонную ночь — под глазами ведуньи залегли тени, а в волосах застряли сухие хвоинки. Но запавшие ещё глубже серые глаза блестели каким-то новым выражением, когда она надолго задержала взгляд на Сирин.

— Что?..

Йагиль резко мотнула головой, и на её лице отразилась буря противоречивых эмоций. Но лишь на миг. Она заметила выспавшегося Ветра, намывающего мордочку на краю ступы, и глаза её расширились. И, к удивлению Сирин, Йагиль гибко скользнула через окно, крепкой хваткой взяла её за запястье и повелительным жестом указала на ступу.

Сирин посмотрела в угол. Всё как обычно, только видны свежие сколы и следы напильника, где, видно, втихомолку орудовал Кладезь, маленький инженер. Йагиль рассердилась?

— Прости, я не заметила, Городничий был совсем плох… — начала оправдываться Сирин. Но Йагиль снова резко мотнула головой, и палец прямо указал на верхнюю часть ступы.

— Я не понимаю… — покачала головой Сирин.

Тогда Йагиль подтолкнула её другой рукой к ступе.

— Ты хочешь, чтобы я туда залезла? — догадалась Сирин. — Зачем?

Йагиль взяла Ветра на руки и ловко посадила ей на плечо, избежав удивлённого взмаха когтей.

— Так, значит, Городничий был прав? Ты готовишь меня в преемницы Ягин?!

Глаза Йагиль вспыхнули. Видно, как много хочется ей сказать и как мучительно это вынужденное молчание. Она разразилась чередой слишком быстрых, почти невнятных жестов, несколько раз попыталась заговорить, но в итоге уронила руки и со стуком зубов закрыла рот.

— Правда, что Ягины привораживали отцов для своих дочерей? — пытливо спросила Сирин. — А потом избавлялись от них?

Не шли из памяти слова Городничего. Казалось бы, какое ей дело до традиций продолжения рода нежити? Но такая родная, надёжная Йагиль… Она бы так не поступила.

Однако Йагиль кивнула. Вздохнула тяжело и опустилась на лавку, перестав тянуть Сирин к ступе. А она присела рядом, не сводя взгляда с ведуньи. Все вели себя странно. И душа-на-распашку-Алконост, и никогда не выходившая из себя Йагиль. Внезапная догадка…

— А у тебя не получилось родить ребёнка?!

Йагиль вздохнула ещё горше, взглянула на Сирин и погладила её по голове.

Йагиль всегда казалась ей если не матерью, то старшей сестрой: мудрой, спокойной, уверенной. Хотя вряд ли она намного старше Ярра. А Ярр… Ярр принимал в своём доме Хранительницу Яви — Сирин попыталась отбросить эти мысли. Сейчас нужно успокоить подругу… наставницу.

— Ты хочешь, чтобы я стала твоей преемницей? — спросила она заботливо, уже зная ответ.

Недаром почти с самого появления она изучала ведовьи премудрости, собирала травы, ходила с Йагиль глубоко в Тёмный лес… Та готовила её. Стали понятны и многозначительные взгляды, которыми обменялись они с Алконост, когда увидели чёрного кота, пригревшегося на плече у Сирин. Чёрный кот, этот вечный спутник ведьм… Ну что же, ничего плохого нет в том, чтобы жить в Избе, варить зелья и лечить навь-констринцев… И необязательно же заманивать кого-то в Избу для продолжения рода? Может, этот кто-то пойдёт своей охотой… А если нет, то Йагиль показала, что есть другой путь. Например, когда нежданно-негаданно Мост перейдёт какая-нибудь Незваная… Да и сама ведунья пока не жалуется на здоровье. Но остаётся ещё то, на чём Печать молчания прервала откровения Городничего…

— Йагиль… — Та вскинула взгляд лихорадочно ярких глаз. — Кому хранят верность Ягины?

Жестокий вопрос. Сирин понимала, что даже попытка ответить вновь заставит Йагиль страдать. Она и так, кажется, больше всех пострадала от Печати молчания. Но желание узнать остро ударилось в висок этой странной, временами приходящей болью, что в первый раз дала о себе знать, когда Сирин увидела Ярра.

Йагиль бессильно развела руками, хотя по глазам Сирин поняла, что та знает и помнит. Ничего. Ещё будет время… Сирин успокаивающе взяла руки Йагиль в свои.

— Я вовсе не против! Я очень благодарна вам с Алконост, что вы меня перехватили у толпы, которая собиралась сбросить Незваную в Огненную реку! И всему научили здесь…

Вначале ведунья ощутимо расслабилась, но на имени Алконост пальцы её вцепились в запястье Сирин, а спина напряглась. И снова она повлекла её к ступе, словно говоря: "Попробуй!"

Нерешительно Сирин подошла к древней деревянной бочке с толстыми потемневшими стенками. И это — может летать? Возможно, Кладезю и удастся разгадать секрет подъёмной силы, но в этой колоде не летала даже Йагиль! Она нашла свой путь, более удобный, на взгляд Сирин, — помело. И тут она заметила, что ведунья с грустью поглаживает тёмное дерево. А ведь Йагиль не была родной дочерью Ядвиги, вспомнила Сирин. И она сама — не дочь Ягин. Мастерство затухает без прямой передачи через кровное родство.

— Почему так важна ступа? — размышляя, спросила Сирин. — Ты же и без неё можешь летать. — Она подтянулась на руках и перекинула ноги через борт. Серп на поясе мешал ей, но она больше не хотела с ним расставаться... Ветер перестал умываться. Жёлтые глаза ярко светились в полутьме. — Может, и я научусь… — Только сейчас Сирин поняла, что Йагиль учила её всему, кроме этого.

Та искоса взглянула на Сирин и провела прямой ладонью от бедра к противоположному плечу, как показывают взлетающий самолёт. А палец второй руки ведуньи очертил выгнутую вверх дугу. Выразительный взгляд дополнил картину. Неужели…

— …в ступе можно перелететь через Мост… — изумлённо выдохнула Сирин и невидяще уставилась в стену, за которой Тёмный лес, город и пустошь отделяли её от перехода в Явь. — А Ярр знает? — спохватилась она.

Йагиль качнула головой в отрицании. И снова беспомощно всплеснула руками.

— Понятно, раньше он был слишком мал, а потом некому стало летать в ступе… — Больше года прожив с немой, Сирин неплохо научилась домысливать несказанное по лёгкому наклону головы.

Подумать только! Каждый день ходить мимо совершенно волшебной вещи, в которой спал кот! Но и кот, если вспомнить, попал к ней неслучайно. Тогда ещё Алконост назвала это знаком… У Ягин всегда был кот на плече. Не совсем простой кот, как и Ветер. Кот разумный — Sapiens, прямо эталонный объект. Только с Алконост он обознался…

— Так что же мне делать? — спросила Сирин, несмело положив ладони на толстые борта.

Глас Марены, другой властный голос в собственном горле — что ещё с ней может случиться? Она с тревогой подняла глаза к невысокому потолку — а ну как ступа сейчас рванёт с места ввысь и размозжит ей череп о балки из каменного дерева?

Йагиль сунула ей помело и развела поднятые руки в стороны. И разошлась с натужным застарелым скрипом кровля — только посыпались на пол, мебель и макушки прелые листья, брошенные птичьи гнёзда и прочий лесной мусор. Глянуло беловато-серое небо, по-дневному осветив комнату Избы. Йагиль протянула Сирин раскрытую ладонь.

Что ж, по крайней мере за голову теперь можно не опасаться. Сирин сжала пальцы на помеле. И едва не вскрикнула, когда Ветер тяжело и мягко вспрыгнул на плечо. Ну она и ведьма, наверное: в руках метла, на плече чёрный без малого кот, в волосах — лес. Сирин затаила дыхание и оттолкнулась помелом от пола. А потом ещё и ещё… Но толстые ивовые прутья лишь пружинисто проскрежетали по доскам. Глупо было прыгать, но Сирин неосознанно всё же слегка подпрыгнула, заработав чувствительный укол когтей на плече. Лёгкий вздох Йагиль — и попало что-то в глаз, наверное, соринка. Потому что Сирин вдруг стало тяжело смотреть на ведунью. И она вздрогнула, когда та утешительно похлопала её по руке и сжала предплечье выше браслета, словно говоря: "Ничего, ничего…"

"Ничего хорошего из тебя не выйдет", — мрачно додумала Сирин и, вздохнув, выбралась из ступы. Серп стукнул о борт.

— Прости.

Вместо ответа Йагиль приняла у неё из рук помело, перекинула через него ногу и показала ладонью позади себя. Давно они не летали вместе… Сирин послушно села и едва успела обхватить Йагиль за талию, как та взмыла в небо.

— Но крыша… — ойкнула Сирин.

Йагиль нетерпеливо дёрнула плечом.

Они неслись прочь от Навь-Костры, Моста, Огненной реки — всего того небольшого мирка, что успела узнать Сирин. Настоящий ветер бросал в лицо волосы ведуньи, а дышать с непривычки удавалось через раз. Сирин глянула вниз — удивительно быстро скользили под ногами верхушки мрачных мохнатых сосен. А впереди расстилался, расходясь клином, необъятный Тёмный лес. Есть ли у него конец? Горизонт терялся в дымке. Никогда ещё Сирин не забиралась так далеко. Что там, за Лесом? Он же не космос, стало быть, не может быть бесконечным… Если лететь и лететь, можно ли обогнуть этот мир и подлететь с другой стороны Моста? Или Навь замыкается иначе? Или она плоская, как мир в представлении древних, и там, в дымке, — конец света…

— Куда мы летим? — стараясь перекричать свист в ушах, спросила Сирин. Они уже достаточно далеко от Избы, может, Йагиль сможет сказать своё слово…

И она не ошиблась. Йагиль повернула к ней голову. В глазах — отражение неба.

— Посвящение, — выговорила она чётко и ясно. — Тёмный лес. Граница Тени.

Сирин не удивилась. Но всё же уточнила:

— Далеко ещё лететь? Здесь везде Тёмный лес!

Клина уже не было. Города позади не было. Даже зарево Огненной реки затерялось в дымке расстояния. Только безбрежный ковёр деревьев, насколько хватало глаз, во все стороны. Но Сирин заметила, что лес изменился. То ли поднялся от земли туман, то ли климат здесь был другим: сосны сменились непонятными ломаными деревьями, силуэты которых рвано выхлёстывались из дымчатой пелены. Ни земли, ни подлеска, ни птиц — не видно и не слышно. Только немолчный, ощущаемый всем существом гул вроде отзвуков Огненной реки, но другой — проникающий в кости, холодный, неприятно-липкий. Пальцы, уши и нос окоченели и стали болеть.

— Йагиль… — позвала Сирин, содрогнувшись всем телом. — Мне здесь не нравится… Это похоже на песни Неприкаянных, только гораздо хуже… Жутко.

Ведунья не обернулась и ничего не сказала.

А Сирин почувствовала, что отчаяние растёт в животе и подкатывает к горлу.

— Йагиль… Пожалуйста…

Дрогнул голос постыдным всхлипом, сломалась вся решимость становиться частью какого-то неизвестного рода. Она слаба… Выращена в пробирке слабой, всю жизнь провела за стеклянной стеной, куда ей… Только попыталась проявить решимость — и чуть не угробила Городничего. Она думала: это беда, что её считают лихом, злосчастной Незваной. Но гораздо хуже теперь — никому попросту нет до неё дела. И Ярр… Ярр с лёгкостью забыл о ней с прекрасной Хранительницей. А как брал за руку и смотрел в глаза, как стояли они в темноте пещеры на расстоянии вздоха… Зачем отдал ей серп? Ничего не получится.

Бесконечность полёта и глубина безнадёжности обесцветили мир. Но наконец ведунья сжалилась над ней.

— Скоро. Я тоже. Чувствую. Боль. Такое место.

Сирин судорожно и сухо перевела дыхание. Разум немного прояснился, и печальные картины отступили. Всепроникающий гул забивал уши и забирался в сердце. Так это испытание… Трусиха не может стать Ягиной. И та, что отчаялась и поддалась унынию. Сирин постаралась успокоиться, медленно выдохнула, села прямее, хоть ноги и затекли от неподвижности на узком древке, и огладила ладонью рукоять серпа. И неожиданно Йагиль направила помело вниз. Скрюченные острые ветви царапнули одежду, когда ведунья ловко провела метлу между деревьев и нырнула в густой белесоватый туман. И незнакомое капище выступило из молочной завесы серыми грубо обтёсанными камнями. А в середине — возвышение, по размеру и форме такое, чтобы на него мог лечь человек. И там, где должна была расположиться макушка, узкий желоб вёл к краю. А поперёк него — глубокая засечка.

Йагиль мягко приземлилась, и Сирин первая неловко соскочила с помела. Подошла на деревянных ногах к алтарю. Сюда ей надо будет лечь? У древних язычников много странных и жестоких обрядов, но вряд ли Йагиль способна причинить ей вред… А та зашла Сирин за спину и коснулась волос. Тихое пение нежданно полилось из её губ, словно это место напоило её спёртый голос силой. И Сирин ощутила, как ведунья плетёт ей косу, перекидывая прядь на прядь. Так бы она плела косу своей дочери, если бы она у неё родилась… Вплетала бы между локонами ленты, бережно расчёсывала бы, волосок к волоску соединяя вместе. Сирин закрыла глаза. У неё никогда не было матери. Она даже почти не задумывалась об этом. Мало ли чьи гены ей достались… Это не так важно.

Задумавшись, Сирин не заметила, как Йагиль доплела косу до кончиков волос, а пение-молитва упало до шёпота-заклинания. И снова, как в Избе — к ступе, Йагиль повлекла её к алтарю. С замиранием сердца Сирин легла. Йагиль аккуратно уложила её косу в жёлоб — конец свесился с алтаря. Рука легла Сирин на лицо, и она послушно закрыла глаза, только успела подумать, что у самой Йагиль довольно короткие волосы и она никогда не заплетает их в косу. И не стрижёт. Туман смешался с мыслями… Незнакомые слова песни без мелодии навевали сон. Сирин словно погрузилась в обнимающую тело жидкость. Это было… почти успокаивающе, потому что знакомо. И не надо снова ничего решать, ведь за неё уже всё решили, в том числе и когда она выработает свой ресурс. И кому она будет служить, пока не окончен её путь.

Сирин почти не ощутила, как Йагиль сняла с её пояса серп.

— Отдай. Служению, — отрывисто раздались слова. — Девичество.

Сирин могла поклясться, что услышала, как рассёк, поднимаясь, туманную муть серп, вмиг поняла и назначение жёлоба, и происхождение засечек… И только сжала посильнее веки. Пусть служить. Сердцем она чуяла, что ночью уже случилось нечто, и её девичество перестало быть для неё чем-то значимым.

Короткий свист… И громкое хлопанье огромных крыльев — ветер овеял лицо. Сирин радостно распахнула глаза, уже зная, кого она увидит. Алконост! Она вернулась! Одна, без сестры, пугающей пророчицы Гамаюн!

Сирин хотела вскочить, но с изумлением поняла, что не может — тонкие, но крепкие побеги обвились вокруг запястий и лодыжек, пока она лежала с закрытыми глазами. Четыре быстрых движения золотым крылом — травяные оковы спали с Сирин, и она побыстрее спустила ноги с алтаря, спрыгнула, отбежала подальше.

— Йагиль, что это значит?.. — Сирин во все глаза глядела на сумрачную ведунью. — Зачем оковы? Я же и так была согласна!.. — Непрошеная дрожь забралась под одежду, напоминая те, другие оковы…

— Да, поясни, милмоя, голубке Сирин, что это значит! — поддержала вопрос Алконост, уперев крылья в бока.

Йагиль угрюмо посмотрела на неё.

— Всё знаю.

— Знаешь?! — всплеснула крыльями Алконост. — Ну всё, моей репутации конец! Хорошо ещё, что не брюхата хоть! — Птицедева критически оглядела своё птичье тело. — Хотя перси и наливные! — Она горделиво выпятила грудь.

Но Йагиль смотрела без тени улыбки. В руке подрагивал будто забытый там серп. Сирин стало совсем не по себе. Её подруги и наставницы… На одну указал Ветер, вторая уложила её на алтарь, связав по рукам и ногам…

— Йагиль… — просительно обратилась Сирин к ведунье, мечтая, чтобы всё это разъяснилось самым безобидным образом. Алконост смотрела на подругу с вызовом и лёгкой насмешкой. Она тоже явно всё знала. Все всё знали, кроме Сирин. А Йагиль уже и не пыталась говорить. Замкнулась, опустила взгляд и бросила серп на алтарь, будто Печать молчания — не тюрьма, а крепость.

— Скажи мне, друг Сирин, — охотно заговорила вместо неё Алконост. — Ты любишь Ярра?

Позабытый гул этого странного угловато-колючего леса будто ввинтился в уши. И всё отодвинулось, кроме льдисто-ночных глаз, хотя смотрела она в янтарно-искристые, с прищуром глаза птицедевы. Сирин очень мало довелось читать о любви — в информатории такая литература имела пометку "*устар.". Но если бы её спросили, что́ это, она бы ответила: это желание танцевать до головокружения. Тёплый ветер, шелестящий цветами. Запах травинок, запутавшихся в тёмных волосах. Касание ладоней…

Она так и застыла с распахнутыми глазами, с приоткрытыми губами, глядя вперёд и не видя ни леса, ни спутниц… А Алконост пропела:

— Можешь не отвечать, голубка моя нежная, и так всё видно.

Йагиль со стуком ударила оставленным было серпом по камню — бледно-рыжая искра канула в туман.

— Что ты вопишь? — повернулась к ней Алконост. — А ты её хотела от всего этого до одури приятного времяпрепровождения… отвлечь.

Йагиль яростно мотнула головой, так непохоже на себя обычную, и резким тычком указала на город.

— Да всё у неё получится, — отмахнулась Алконост. — Выбирать-то особо не из кого… А Сирин самая интересная и загадочная — после меня, конечно.

Йагиль снова замотала головой. Речь будто снова покинула её от каких-то сильных эмоций.

— Светлая Хранительница перешла Мост, — грустно сказала Сирин. — Виюн.

— Да иди ты! — поразилась Алконост. — А я не при делах! И Гамаюн молчит, как рыба об лёд! Да что поймёшь в её речах… Не дождалась, однако, пташка, сама пожаловала!

— Это Ярр её и привёл, похоже… — вздохнула Сирин. Ужасно захотелось уткнуться птицедеве в крыло и от души поплакать. — Тебя так долго не было…

— Ну прости, — отвела взгляд Алконост, а Йагиль раздула ноздри. Её вообще словно подменили.

— Мне тебя не хватало, — прошептала Сирин, присела и всё же прильнула лбом к гладкому боку.

— Ну-ну, — похлопала её крылом по плечам Алконост.

Сирин не видела, как сверлит подругу взглядом Йагиль. Зато когда Алконост это заметила, то вздрогнула и сузила глаза. Чеканя каждое слово, она осведомилась:

— А знаешь, чего бы ты лишилась вместе с косами?

Смотрела она на Сирин. Но тон — он явно предназначался не ей.

Сирин отняла от перьев пылающее лицо. Йагиль свирепо смотрела на Алконост.

— Что? — с притворной невинностью поинтересовалась птицедева, насмешливо подняв брови. — Ты же сразу готовила её для этой роли или я не права? Невелика забота, коли малышка влюбится!

— Для какой роли? Что всё это значит? — Сирин неверяще переводила взгляд то на Йагиль, то на Алконост. Они так заботились о ней первый год… Они спасли её от толпы, даже взяли её сторону в споре с Ярром. Осаживали Городничего… Йагиль бескорыстно приютила её и обучала своему ремеслу…

А сейчас она стояла и ненавидяще сверкала глазами на Алконост. Такие разные, но они всегда дополняли друг друга. Немота одной — безудержная болтливость другой. Сдержанность и спокойная уверенность — авантюризм и импульсивность. Сирин только сейчас в полной мере осознала, насколько Йагиль и Алконост составили для неё гармонию Нави. А теперь этот баланс стремительно рушился.

— Йагиль… — попыталась поймать взгляд ведуньи Сирин. — Пожалуйста…

Но та лишь отвернулась, со злым отчаянием царапнув серпом алтарь. И хлёстко махнула птицедеве: давай, вещай.

Алконост поджала губы, но заговорила:

— Ягина обязательно должна понести наследницу от смертного, то есть не от нежити. Собственно, только от смертного и можно понести, насчёт "обрюхатить" я… э-э… преувеличила. — И предварив неминуемый вопрос Сирин, она продолжила: — Не знаю, что там у Ядвиги с Городничим не сложилось (а по смертности он тогда подходил), но ей пришлось взять сиротку. — Она кивнула на мрачную Йагиль. — Здесь, в Нави, со смертными сейчас напряжёнка, как ты понимаешь. Но если кто из Ягин попытается бросить мастерство и наладить личную жизнь с милым вурдалаком или ещё кем, то очень быстро рассыплется в прах. Костяная нога у Ядвиги неспроста, но она успела вовремя остановиться…

— Получается, что если бы я сейчас… — ошарашенно начала Сирин, и горло сжало спазмом так, что сломался голос. Она перекинула косу через плечо и судорожно сжала её пальцами.

— Если бы ты сейчас отдала девичество служению, а потом у тебя бы с Ярром что-то получилось… Ну или ещё с кем, чем чёрт ни шутит. Дело-то молодое! То тут и Мёртвая вода бы не помогла, — подтвердила Алконост.

— Ты… — Сирин широко раскрытыми смотрела на Йагиль — как в первый раз. — Вы обе… — На Алконост.

К чему обвинения. Они обе знали. Затем и вырвали Незваную из когтистых лап. Как в старые времена — до того, как бело́к начали выращивать на всех — скотину растили, чтобы потом забить. Правда, Алконост вроде передумала, но это же не ей нужно продолжать дело рода. Наверное, сейчас уже неважно — всё равно появилась Виюн, а от "милых вурдалаков" с души воротит.

— Я согласна. — Сирин безжизненно присела на алтарь и движением головы перекинула косу за спину. Йагиль вымученно взглянула на неё. — Только скажите, чему или кому я должна служить.

Ведунья и птицедева переглянулись — совсем как тогда, когда они были на одной стороне.

— Хм, добровольная жертва — это, конечно, прекрасно и заслуживает всяческих похвал, но ты, голубка, не поторопилась ли? — вкрадчиво спросила Алконост, приобняв Сирин крылом. — Пути назад не будет. Волосы обратно не прирастут. И больше никогда не будут они расти. Хотя волосы — это внешнее…

Сирин ссутулилась, и две выбившиеся из не отрезанной пока косы медные пряди упали на лицо.

— Спешки ведь нет, — ласково ворковала ей на ухо Алконост. — Йагиль ещё крепкая, а волосы обрезать завсегда успеешь! Ну что, поборешься ещё за своё женское счастье, а? — Она чувствительно ткнула Сирин сгибом крыла в бок.

И улыбка уже почти готова была вернуться на губы — вместе с волной тепла в душу, как вдруг Йагиль возмущённо издала почти громкий звук. Она серпом указала на Сирин, на Тёмный острый лес, изобразила крылья и скорбную мину и в конце — чередой тычков — на Алконост, на алтарь и снова на Сирин. И несколько раз качнула головой: нет, нет и нет!!!

Алконост осталась недвижима, только окрепло крыло на плечах Сирин.

— Извини, подруга, — сказала она. — Но когда ты не в себе, я тебя не понимаю. И положи серп, не то порежешься.

Йагиль сжала зубы. Голова её поникла признанием проигрыша… И Сирин подумала, что тяжело теперь будет возвратиться в Избу и слушать молчаливые наставления, как будто ничего не произошло… Как вдруг Йагиль по-кошачьи бросилась вперёд и намотала косу Сирин на кулак. Блеснул в воздухе серп! Сирин только успела подумать, как красиво змеятся старинные письмена на нём… Мимолётное удивление — как долго опускается. Как застыло лицо Йагиль. И гул леса отодвинулся, притих. Сирин перевела взгляд на Алконост. Глаза её горели неистовым янтарным огнём, особенно ярким на фоне тёмного обесцвеченного леса. Рот — широко раскрыт. И струйки жидкого золота, как полупрозрачные пёрышки, сгустили воздух. Она пела.

Сирин уже доводилось слышать песню дивной птицы в первый день в Нави — точнее не слышать. А Йагиль тогда затыкала уши. Этого боялся Городничий. Сама же Сирин не слышала ничего, только видела. Она ощутила, что крепкая рука больше не держит её волосы. Йагиль обхватила голову и упала на колени, выронив серп. И только тогда золотые пёрышки магии тихо порхнули на землю и Алконост закрыла рот. Сияние её глаз ещё тлело, но звуки леса вновь стали давить на слух.

— Возьми серп, — велела Алконост лишённым всякой искры веселья голосом.

Сирин поспешила исполнить приказание. А Йагиль подняла на них лицо. По щекам её катились слёзы, но смотрела она не на свою обидчицу, а только на Сирин — умоляюще, безнадёжно… Но даже губы её не шевельнулись, скованные Печатью и чем-то ещё.

— В Избу ты больше не вернёшься, — роняла указания Алконост. Сирин кивнула, прикидывая, куда ей пойти. Кладезь примет её с радостью…

Но, оказалось, у Алконост свои разумения.

— До Колада тебе не нужно показываться в городе, и Мельница — не укрытие.

— Почему?.. — попыталась спорить Сирин.

Но осеклась, обжёгшись о янтарно-огненный взгляд.

— Ты останешься здесь.

— Нет!.. — Сирин представила дни и ночи, наполненные давящим гулом, вырастающие из белёсого тумана крючковатые тени деревьев, тяжёлые мысли, которые обвивали, как ядовитый плющ, мутили разум отравой… — Что будет после Колада?

— После зимнего солнцестояния родится новый день…. В муках. Родится новая Сирин. — Алконост посмотрела куда-то в гущу зарослей, смежила веки и опустила голову. А когда вновь открыла глаза, свечение погасло. — Впрочем, почему бы и не покутить напоследок?! — воскликнула она своим обычным голосом — тем, к которому привыкла и привязалась Сирин.

Перевести дух. Слишком много странного за сегодняшний день. Предательство Йагиль, пугающие слова Алконост… Сирин вдруг поняла, что совершенно их не знает.

— Поживёшь в Скворечнике! У всех на виду считай что невидимка! — весело решила птицедева. — А то у Йагиль больше года гостила, мне обидно, да?!

Сирин украдкой бросила взгляд на ведунью. Разоблачение как будто лишило её сил — она так и не встала, только следила глазами за ними.

— С ней всё будет хорошо? — спросила Сирин у этой новой Алконост.

— О, не переживай! Ягины живучие!

— Но почему ты помогаешь мне?..

— Побилась об заклад с Бесом, — зубасто улыбнулась Алконост. — С Ганной проиграла, мне нужно взять реванш!

Сомнительный довод… Но Сирин повесила серп на пояс и, с сожалением взглянув на Йагиль, кивнула. Но как добраться до города? Сюда её привезли на помеле. Здесь много часов пути…

— Когда-нибудь ты полетишь без костылей, — с непонятной решительностью пообещала Алконост. — А пока полезай ко мне на спину. Никто ещё не удостаивался! — Она распахнула широкие крылья и, едва Сирин робко примостилась на тёплой спине, легко взмыла в небо.

*

Йагиль с горечью смотрела им вслед. Она успела привязаться к Сирин. Но пока не могла сказать своё слово.

И вдруг меж извивов тумана кто-то мелькнул. Потом сразу с другой стороны… Йагиль перехватила помело. Улететь? Нет, это слишком просто! И, кажется, она видела крылья… Эти вечные дивные птицы! Вечные — в отличие от Ягин.

И правда. Ударило ветром и сыростью в лицо. И Йагиль увидела чёткий птичий силуэт — крылья торжественно подняты. Это не Алконост. А Колад ещё не наступил. Значит это… Йагиль быстро отвела глаза. И словно в награду услышала нечеловеческий голос птицы Гамаюн:

Падёт Печать.

Твоё Слово услышат на Колад.

Услышат от Яви до Тени.

Примечания:

Напомню, что в конце какой-то главы Бес полировал венец с синими камнями

---

Косохлёст лишь пару часов прикорнул на чердаке какого-то домишки недалеко от резиденции Виюн. Очень он боялся упустить момент. Каждый миг, каждое слово с новым другом были ему дороже всего золота в подвалах Хранителя. Как только Сквозняку удастся улизнуть от "таскания шлейфа" (таскания за Хранительницей), они условились сгонять на Курганы, порыскать в хляби Неприкаянных душ. Может, там мальчик-подменыш разглядит то, что не почуял чужой для них Косохлёст. Может, родственнички сами поимеют совесть и найдут своего потерянного мальца. Про себя Косохлёст был уверен, что он всегда жил один на свете — иначе откуда он такой умный и самостоятельный? Но помочь другу найти родичей вдруг стало его главной целью.

До рассвета оставалось ещё порядочно, когда он подкрался к дому Городничего. Окна — даже чернее неба над головой, сегодня ярко подсвеченного необычайно яркими звёздами по одной над каждым из пяти холмов. Косохлёст невольно засмотрелся. Не замечал он их раньше, ровно висят, как прибитые! И крупные, как самоцветы в гроте Марены. Жаль, не поддеть ножичком…

Раздался приглушённый вопль с противоположной стороны холма — где днём и ночью кутили "Три горла"... Где-то в отдалении забрехал волколак. Навь-Костра жила обычной мирной жизнью. Эта мысль, эти звуки подействовали, как одолей-сон-трава, и давно нормально не спавший Косохлёст остервенело потёр глаза. И едва не пропустил момент, когда тихонько и без скрипа отворилась хорошо смазанная ставня. Знакомая белобрысая голова повернулась туда и сюда. И через секунду Сквознячок лёгкой тенью выскочил из окна.

Косохлёст думал свистнуть ему, но тот прошёл несколько шагов и негромко позвал: "Косохлёст!" Он что, тоже с этим премудрым даром?

— Я знал, что ты следишь, — удовлетворённо кивнул он, когда Косохлёст выбрался из укрытия.

Шибко умный.

— Ну и куда мы? — буркнул Косохлёст. — Твоих искать?

Но, к его удивлению, Сквозняк качнул головой.

— Нет, есть дела поважнее.

— Поважнее? — Не хотелось показывать, но, кажется, этому мальчишке ничего не стоило верховодить даже не на своей территории. — И что это за делища? — с показным безразличием осведомился Косохлёст.

— У Хранительницы есть дар, — зашептал ему Сквозняк, склонившись и приобняв за плечи. — И она ощутила, что где-то рядом — артефакт Марены.

— Арте… что? — сморщил нос Косохлёст.

— Ну, вещь, принадлежавшая ей! — нетерпеливо объяснил Сквозняк, будто это очевидно всем и каждому. — Хранительница тяжко переживает неудачу у грота вашей Марены. Но она чувствует, что здесь есть близкая Марене вещь. Она наблюдала из окна, здесь был старикашка, вынюхивал, говорил с Хранителем…

— Это Старый Бес, — нахмурился Косохлёст. Бес никогда ничего не делает просто так.

— И тогда она ощутила за ним… э-э… шлейф, — кивнул Сквозняк. — У него есть вещь Марены. Хранительница никогда не ошибается.

— Так вот, какой у неё шлейф… — пробормотал Косохлёст. — Тяжело такой таскать, и правда…

Он вскинул глаза на Сквозняка.

— И, собственно, что? Как это связано с важными делами?

— Артефакт нужно выкрасть.

Такого Косохлёст не ожидал от гостей распрекрасной Яви. Брови недоверчиво взлетели.

— А вы точно светлая Хранительница и её свита?

— Понимаешь, эта вещь всё равно принадлежит Марене, а Хранительница лишь хочет отнести её к гроту и попробовать наладить связь… — начал юлить Сквозняк.

— Так почему бы просто не пойти и не попросить открыто? — задал логичный вопрос Косохлёст. — Не отдаст вам — так подключить Ярра. Худо-бедно ему тут все подчиняются, даже Бес. По крайней мере, в открытую он не станет бузить. А Ярр уж точно не откажет… по многим резонам.

— Понимаешь, — отвёл глаза Сквозняк, — она думает, что Бес и украл артефакт. По личным причинам. И у него явно нет желания его возвращать. Если попросить его добром, он может его просто уничтожить. И ты никогда не поймаешь его за руку. А каждый артефакт Марены на вес золота!

— Хм-м…

Да Косохлёст руку бы отдал лишь для того, чтобы коснуться чего-то принадлежавшего Марене… А оно сейчас в грязных лапах Беса! К тому же Бес никогда ему не нравился. Хотя, в отличие от всех остальных, его Косохлёст опасался.

— То есть, ты хочешь украсть краденое? — уточнил он.

— Не совсем, — блеснул во тьме зубами Сквозняк. — Я предлагаю тебе это сделать.

— Мне?! — громче и тоньше, чем уместно, воскликнул Косохлёст. — Мне? — прошипел он, оглядевшись.

— Да, представляешь, что будет, если узнают, что за этим стоит Хранительница? А ты… тут хорошо известен, насколько я понял, — обезоруживающе улыбнулся этот белобрысый проходимец.

— А что, уже заранее известно, что затея провальная? — сварливо спросил Косохлёст.

— Нет, если за дело возьмёшься ты. Кто ещё так знает город? Повадки местных жителей? Распорядок их дня и ночи?

А вот и лесть в ход пошла. Не ожидал…

— Мне казалось, у тебя есть тайны от Виюн, а вы, оказывается, заодно, — немного разочарованно заметил Косохлёст.

— Я предан ей телом и душой, — чеканно отозвался Сквозняк.

Неплохо она обработала его за вечер, с досадой подумал Косохлёст, глядя в заоловяневшие глаза. А был нормальный парень… Семью вон искал.

— Так возьмёшься? — спросил Сквозняк с вызовом.

Косохлёст задумался. Если попадёшься, навсегда обретёшь хитрого и опасного врага. Но предчувствие небывалого приключения уже будоражило кровь. Он сразу понял, что согласится. Осталось поломаться и понабивать себе цену.

— Ну а если и возьмусь? — усмехнулся он. — Что мне за это будет?

— Ты можешь отправиться вместе с нами, — без тени усмешки ответил Сквозняк. — Потом…

— А вы разве уже собрались уходить? — прищурился Косохлёст.

Сквозняк опустил взгляд на липовый Зимний крест на запястье и сжал губы.

— Рано или поздно… Придётся.

Косохлёст поразмыслил.

— А как же твои?

Даже в темноте видно было, как страдальчески сморщилось лицо Сквозняка. Но потом снова разгладилось — как у куклы.

— Вряд ли я кого-то найду здесь, — глухо отозвался он.

— Хм.

А чуть ли не с первой фразы начал именно с поиска родных. Виюниха погасила эту неистовую надежду?

— Ну так что? Поможешь? — заискивающе спросил Сквозняк.

Косохлёст почесал затылок.

— А-а-и! Семи смертям не бывать! — Он растопырил пятерню, протянув Сквозняку для пожатия.

Тот сжал её осторожно, как девчонка. А вторую руку положил Косохлёсту на плечо, заглянул в глаза.

— Спасибо. Я никому не скажу о твоём секрете, если ты не захочешь…

— Хм, — в третий раз хмыкнул Косохлёст.

О таких делах обычно не трепятся. Негласный закон. А Сквозняк уже второй раз намекает на какую-то тайну. Знать бы, о чём он… Но не хочется себя выдавать ни за грош, вдруг это какая-то дребедень. Да и дело не ждёт. Косохлёст быстро обвёл взглядом безлюдную улицу.

— Так. Бес обычно рано ложится спать, в кабаке верховодят его младшие родичи. Они все у него заместо прислуги… И рано встаёт — идёт считать выручку, пока все дрыхнут. Расплачиваются же не только монетами — их мало у нас в ходу. В основном услугами. Так что бо́льшая часть города в долгах как в шелках Бесу. Всё на листочках записано, а листочки Бес хранит в ларце, мне Ситень говорил. Если подумать, то, коли Бес всех призовёт одновременно намять нам… мне бока… — Косохлёст тихо присвистнул. — Останутся от меня рожки да ножки. Да и сам он скор на расправу, даром, что старый.

Рука Сквозняка сжалась на плече. Он посмотрел вбок и решительно сказал:

— Ладно. Я передумал. Идём вместе!

— Ну уж нет! — возмущённо шикнул Косохлёст. Хотя внутри потеплело: всё-таки друг… — Я уже придумал, как попасть в дом! И надо делать это сейчас, Бес свистит во сне, мне Ситень жаловался. А в остальное время не предугадаешь, где его носит — быстр, гад, хоть и с палкой. Если свист прервётся, я услышу. Спущусь по трубе, прямо в его кабинет, там у него камин. А ты слишком здоровый и наверняка наделаешь шуму! — победоносно закончил он.

Сквозняк вздохнул и опустил голову. Рука с плеча Косохлёста нырнула в карман.

— Тогда держи. — Он протянул на ладони слабо светящуюся мертвенно-белым нить. — Она путеводная. Выведет тебя куда надо.

Косохлёст взял нитку двумя пальцами и поднёс к глазам. Потом покосился хитренько на Сквозняка и осведомился:

— Из шлейфа выдернули?

Тот фыркнул, протянул руку за нитью, но Косохлёст уже упрятал её в кулаке.

— Я пошёл!

— Ни пуха!.. — выдохнул Сквозняк.

— К Бесу! — хохотнул Косохлёст, сверкнув на прощание улыбкой.

И действительно пошёл на ту сторону холма, где располагалась медоварня и личные покои Старого Беса.

А Сквозняк ещё долго смотрел ему вслед. Он сделал всё, что просила Хранительница. И теперь она точно поможет ему отыскать здесь родных. Она обещала…

Лишь бы с ней ничего не случилось этой ночью.

* * *

Забраться на крышу — раз плюнуть. Найти нужную трубу — легче лёгкого! Косохлёст отлично знает, как выглядят все трубы Навь-Костры снаружи и изнутри. И вот эта, изящно узкая, тёмно-красного кирпича и ведёт в кабинет Беса. Это вам не заводские толстожоры, по которым истекают пары сброженного мёда. И не закопчённые трубы истопной. Тут всё со вкусом и красиво — с решёточкой, с флюгерочком!.. Зачем в вечном безветрии флюгер — бес его знает. Бес всё знает…

Косохлёст неслышно скользил по крыше, прячась за выступами и трубами. И у нужной ему он остановился и снял с пояса верёвку. Одному неудобно, но Ситня не станешь просить грабить деда, а Сквозняк, если попадётся… Лучше об этом не думать. Ничего. Всегда был один и сейчас справится! Косохлёст обвязал трубу за основание и вскочил на борт, кое-как протиснувшись под ажурный дымник. Хорошо быть щуплым… Он замер лишь на миг, прежде чем спустить ноги в абсолютную черноту. Глупый детский страх — что кто-то может схватить там за ногу и утащить… Наверное, и то видение со страшным лицом и жутким голосом

И рухнет Мос-ст…

— не более, чем кошмар наяву.

Узковато — спина и коленки упёрлись в стенки дымохода. Так, не отпуская верёвки, перебирая ногами, Косохлёст постепенно и очень тихо опускался в камин. На лице — влажная тряпица от сажи. Впрочем, её тут оказалось немного, видимо, Бес редко сидел у огонька, весь в делах.

Спуск — чёрная бесконечность. Ноги топ-топ по стене. Спина протирает противоположную. Плечи трутся о боковые. Вдох. Перехватить верёвку. Верить только собственным пальцам и стопам. Все неровности дымохода и колючая шероховатость верёвки — на локтях, на позвоночнике, на коже. Топ-топ…

Наконец Косохлёст упёрся в заслонку, осторожно вытащил из кармана нож-бабочку, поддел, отодвигая… И спрыгнул в камин. Дров не было, углей тоже. Чистенько и пусто. Он напряг слух… И точно — еле слышно по дому разносился тоненький свист в ритме дыхания. Вроде тихо, но если соберёшься спать, то будет мешать, как зудящий комар. Ситень говорил, поэтому все стараются спать подальше от Беса или в другое время. Например, на работе. Но он спит, а значит, мешкать не след.

Косохлёст вытащил из-за пояса путеводную нить. Она мягко сияла в почти полной темноте кабинета. Не видно было даже собственной руки — только витой узор, лежащий на ладони. Косохлёст сложил нож, выбрался из камина и начал водить рукой туда-сюда, бесшумно ступая по кабинету. Свечение пульсировало, как сердце, в такт свистящему храпу Беса.

Так прошло довольно много времени, нить не желала разгораться сильнее, но и не тухла.

— А-а, чтоб тебя черти взяли! — выругался Косохлёст шёпотом.

Возбуждение от небывалой авантюры поутихло в крови, и теперь просто хотелось выбраться отсюда поскорее — пока не замолк сонный свист.

Что если слегка отвернуть портьеру и поискать привычным манером? А то ни беса же не видно. Косохлёст сжал нить в кулаке и ощупью пошёл к окну, у которого недавно подслушивал разговор Беса с Ярром. И хоть ступал он мелкими шажочками, чтобы не споткнуться и не наделать шуму, всё равно задел что-то, чего явно не должно было быть на полу. Разлапистое, оно, протянув металлические пальцы, запуталось в ногах и уронило Косохлёста на пол.

— Ч-чёрт…

Стук получился знатный, особенно в этой тишине. Косохлёст замер, сидя на полу с распахнутыми глазами и раскрытым ртом. Свист на несколько дыханий прервался… Но потом возобновился, и Косохлёст с колотящимся сердцем хотел уже встать… Но тут он заметил, как сияет нить. Падая, он безотчётно разжал кулак, и она выпала. И сейчас лежала на полу, сложившись в подобие стрелки. Теперь она светилась так ярко, что стало видно: запнулся Косохлёст о канделябр с пятью чёрными огарками свечей. Какой идиот поставил его на пол?.. Но, похоже, стоит поблагодарить неизвестного идиота. Тут явно какой-то тайник под полом.

Косохлёст живо отогнул уголок ковра и костяшками пальцев постучал по камням там, куда указывал кончик нити. И правда, один блок лежит как будто слишком свободно… Какой банальный тайник для старого хитреца. Признаться, ожидал чего-то позаковыристее! Лезвие ножа прошло в шов, как в мягкое масло. Щелчок! От камня отделилась ручка, Косохлёст потянул… И фальшивый камень откинулся, как крышка, открыв тёмный пустой погреб, совсем низкий, в половину роста. Лезть туда совершенно не хотелось… Косохлёст с сомнением глянул на канделябр, качнул головой, взял двумя пальцами нить и свесил её в тайник. И едва не присвистнул, когда металлические завитки кованого ларца лунно отразили её свет.

Но как открыть? Там небось хитрый замок — ножичком не вскроешь… Косохлёст отстегнул от подкладки булавку. Может, Бес и не так хорош. Держа нить в зубах, Косохлёст свесился в погреб и принялся орудовать в замке. Так… Ещё чуть-чуть… Ч-чёрт, сорвалось… Бесово отродье! Пахло пылью, но сквозь затхлость подвала едва-едва пробивался незнакомый льдисто-свежий аромат, немного похожий на запах свежего снега… И привыкшие к тьме глаза различили синеватую полоску свечения.

И вдруг нить, которую Косохлёст сжал в зубах и едва не перекусил от усердия, кончиком потянулась к замку. Взломщик разжал челюсти, и она ввинтилась в скважину. Несколько учащённых вдохов и выдохов — и замок тихо щёлкнул. Ай да ниточка! Косохлёст осторожно откинул крышку, и среди кипы бумажек (наверное, с "услугами"!) блеснули отражением неяркого света тёмно-синие камни, напоминая о других камнях — самоцветах в гроте Марены… И о звёздах в небе. Запах зимы стал сильнее. Косохлёст протянул дрогнувшие руки и извлёк на свет Навий венец сложной и изящной работы из чернёного серебра, украшенный крупными самоцветами. Аж спёрло дыхание от восторга — да, эта вещь несомненно принадлежала Марене! Похожие на сапфиры камни сияли сдержанным и благородным внутренним светом. Взгляд тонул в их глубине, и время тоже… Так что, когда на гранях огнисто заиграл другой отсвет, приглушив их морозное сияние, было уже поздно. Косохлёст похолодел. Как же тихо. Слишком тихо. Свистящий храп умолк. И умолк уже давно.

— Полюбоваться пришёл, Косохлёстушка?

* * *

Бес возвышался над ним во весь свой невеликий рост, но всё равно казался грозным великаном, страшным горбатым чудищем… Косохлёст, не успев подумать, попытался вернуть венец на место и захлопнуть ларец… Но уже на полпути осознал всю глупость этого суматошного телодвижения. Он попался. Попался со всеми потрохами. Прямо на месте преступления и с уликами в чёрных от въевшейся сажи руках. Хорошо, хоть один… Что ж, надо проигрывать достойно. Нет такой кары из тех, что может обрушить на него Бес, которую он не смог бы вынести. Мелькнула робкая надежда на справедливость Ярра… Если он узнает. Если Бес позволит ему узнать. Мало ли, пошёл бездомный хулиган в Тёмный лес, укурился одолей-сон-травы и пропал, бедняжка.

Косохлёст заранее насупился, а Бес без всякой злобы (и даже без удивления и уж точно без следа сна) в глазах мягко процокал по толстому ковру и принял у неудачливого воришки из рук венец.

— Восхитительная вещица! — с видом гурмана покачал головой он. Канделябр о трёх свечах он поставил на стол. — И правда, как можно такую красоту под спудом держать?

Косохлёст хмыкнул, гадая про себя, к чему клонит Бес. А тот, налюбовавшись вдоволь, повернул к нему голову.

— Я не буду спрашивать, зачем и кто тебя подослал. — Широкая улыбка, лучистые добрые морщинки. — Я просто предложу тебе искупить свою вину.

— Как?! — Вышло по-девчачьи тонко, Косохлёст стукнул себя кулаком по груди и прокашлялся.

— А окажешь старику услугу. Когда придёт время…

Ох уж эти услуги Беса! Попадёшь в коллекцию его писулек, грязными подштанниками не отмахаешься. Лучше бы он рвал и метал, ругался и топал копытами… А это вкрадчивое добродушие только холодит спину.

— Ладно, — не стал спорить Косохлёст, ибо бесполезно.

Только бы улизнуть отсюда… Непослушный взгляд тоскливо скользнул по венцу.

— А это мы пока сюда положим, не возражаешь? — тут же откликнулся Бес и вернул артефакт в ларец, в бумажную могилу, отряхнул руки неизвестно от чего… — Ну иди, дружок.

"Перепрячет", — безошибочно понял Косохлёст чутьём воришки. Но лучше валить, пока…

— Только кровью распишись, — остановил его Бес, протягивая "писульку". — Шепнёшь за меня словечко, если сложится.

Косохлёст исподлобья взглянул на лист договора. Делать нечего, не отпустит душегуб. Он почти не глядя раскрыл нож, полоснул слегка себе по пальцу и оставил свой кровавый отпечаток на сероватом листке. Уж Бес использует это для своей вящей выгоды…

Тот удовлетворённо поглядел на подпись и бережно положил лист сушиться на стол, прижав уголок богатым пресс-папье.

— Ну, иди, Косохлёстушка, — сказал он ласково.

Косохлёст окинул взглядом кабинет. Выйти нормально, через дверь? Или обратным ходом, верёвка-то в трубе болтается, родимая… Но Бес уж предупредительно отпер замок, снова очутившись быстро и бесшумно не там, где стоял.

— Бывайте, — на всякий случай попрощался Косохлёст, мечтая оказаться отсюда за три Моста. Он уже переходил порог…

— Э-э… — вздохнул Бес. — Ты бы знал, что крал, молодой человек…

Косохлёст навострил уши.

— Свадебный венец Марены, — доверительно шепнул Бес, приложив когтистую руку ко рту. — Мой подарок.

Косохлёст помедлил, чуя, как в сотый раз за сегодня дыхание сбивается с ритма. Здесь явно кроется что-то важное… Он слегка обернулся через плечо и как можно небрежнее поинтересовался:

— Да? И за кого же она собиралась замуж?

— Э, много будешь знать — вырастешь и состаришься. Как я, — лукаво подмигнул ему Бес. А потом невзначай подпихнул в спину. — Рассвет-то скоро, дай старику доспать самый сладкий сон. — Он показательно зевнул, потянувшись всем телом, но в проницательных глазах — ни тени сна.

И правда, пора и честь знать. Пока цел. Косохлёст шмыгнул за дверь, угрём юркнул меж никогда не остывающих чанов с медовухой... Свадебный венец Марены, значит. Почему-то это странным образом связалось в голове с пугающим видением в дымоходе здесь же, в доме Беса. Или с воспоминанием… Собственной голове уже нельзя верить!

Самый тёмный предрассветный час встретил промозглой прохладой — оказывается, Косохлёст основательно взмок от волнений и тепла в цехе. Зато теперь в мозгах немного прояснилось. Ну что же, дело он не то чтобы провалил… Не сдвинул с мёртвой точки, скажем так. Придётся Виюн обойтись без артефакта. Или пусть подбирает белыми ручками шлейф и сама шурует на поклон к Бесу. И айда решать, кто из них самее и хитрее. Свадебный венец, ха! Уж не захотелось ли Виюн самой его примерить?..

А там где-то изнывает в ожидании Сквозняк… Хотелось бы думать, что он переживает не только за артефакт, но и за (неудачливого) вора. Вроде были у него какие-то метания. Но всё равно подбил на некое сомнительное дельце, носитель шлейфа. А ещё друг… Впрочем, дружбу никто не предлагал. Это он, Косохлёст всё сам себе надумал, не лучше Ярра, увидевшего в переходе через Мост цель жизни, а в Виюнихе — единственную зазнобу…

Усталость, досада и злость высосали последние крохи тепла из-под рубахи, и Косохлёст зябко поёжился, будто уже Колад остудил всё кругом своим дуновением. Забиться бы куда-то и дать волю ругательствам. Глаза жжёт от сажи, так что того и гляди разревёшься, как девчонка. Всегда считал себя свободным и независимым, а не одиноким и бездомным. А вот не пойдёт сейчас отчитываться перед Сквозняком, как мальчик на побегушках! А не пошёл бы он к бесу! Пусть ещё помучается в неведении.

Кивнув самому себе, Косохлёст сунул руки под мышки и ускорил шаг. По подворотням он обошёл дом Городничего и ловко вскарабкался на чердак соседнего — утлой избёнки какого-то вурдалака. Где и растянулся блаженно на охапке гниловатого и оттого особенно душистого и тёплого сена. Может, стыдно ему было вернуться с пустыми руками, потому так старательно разжигал в себе злость… Или боялся он, что Сквозняк взглянет разочарованно голубыми глазами и никогда больше не улыбнётся и не поверит тайну, не обнимет дружески за плечи… Только уснул Косохлёст быстро, и снилась ему Марена, живая и улыбающаяся, в изящном венце с синими камнями в тёмных волосах. Сквозняк держал шлейф её белого платья и незаметно пытался вытащить из него ниточку. Бес всё кланялся и радушно улыбался, помахивая канделябром с пятью сгоревшими чёрными свечами в одной руке и кипой окровавленных бумажек в другой.

И кто-то стоял рядом с Мареной, в чёрном одеянии, очень худой и высокий, с вороном на плече. Ярр?.. Косохлёст всё пытался заглянуть ему в лицо, но не мог. И когда он наконец выпрыгнул прямо перед спутником Марены, в душу заглянули глаза того кошмара из трубы. Рот страшного и красивого лица изогнулся в сардонической усмешке, и незнакомец схватил Косохлёста за ногу, хотя возвышался над ним. А Марена превратилась в Виюн, и тоже смеялась, и царапала серпом на коже Зимние кресты всем, кто попадался под руку, и кровь неостановимо сочилась из ран, как кровь Сирин… Марена-Виюн занесла серп над Косохлёстом, и за спиной её, грозная и мрачная, встала Огненная река. Он отпрянул, споткнулся, упал… Сверкнуло острым серебром остриё…

— А-а-а!!!

Он подпрыгнул, разметав сено. Покружился на месте, затравленно озираясь. Запылённый чердак, темнеющее прелое сено, утро. Холодный пот капельками на висках. Надо отсюда валить, пока не заявился хозяин.

Косохлёст мячиком выпрыгнул на мостовую. И очень неудачно — прямо навстречу ему труси́л очень странно одетый Городничий. Изорванный мундир с кровавыми потёками, а сверху цветастый платок. Даже схуднул как будто… Городничий не мог не заметить Косохлёста, но только досадливо махнул рукой и пробежал мимо — к своему дому. Интересно, он знает, что его немного потеснили? Вне себя от любопытства (и вот бы забыть только что приснившийся кошмар), Косохлёст бросился следом, опрометью обежал дом с другой стороны и уже заприметил себе удобное местечко за углом, как вдруг нос к носу столкнулся со Сквозняком. Ну вот, теперь то ли оправдываться, то ли негодовать. Но тот сделал большие глаза и приложил палец к губам ("Тс-с-с!"). И взглядом показал на окно, под широким выступающим подоконником которого они оказались.

Городничий звонко тряс ключами, два раза уронил их, смачно выругался (а неча запираться, никто в Навь-Костре не запирается, злорадно подумал Косохлёст). А потом по удивлённому вздоху стало понятно, что он обнаружил: дверь только притворена. Косохлёст и Сквозняк одинаковым движением обхватили подоконник и осторожно выглянули. Как раз нужная комната — сразу за сенями. И вовремя. Городничий по-хозяйски распахнул дверь, ввалился… И живописно замер на пороге. Виюн стояла спиной ко входу, и платье посверкивало в полумраке наступающего утра. Светлые волосы до талии, фигура-статуэтка… Косохлёст поймал себя на том, что высматривает, не блеснёт ли в руке серп. Но вроде Ярр пока не давал его ей, хотя кто его знает: то одной серп подарит, то другой…

А Городничий, судя по физиономии, совершенно обалдел.

— Ты… ты… — только и смог выдохнуть он и зашлёпал губами, как выброшенная на берег рыбина.

Виюн повернулась к нему лицом с королевским достоинством. Хотя она не могла не услышать, как хлопнула дверь. Стало быть, чувствует себя абсолютно спокойно в чужом доме и ухом не ведёт.

А Городничий будто обжёгся о взгляд тёмных глаз.

— Да?

На бедного Городничего почти жалко было смотреть.

— Не… ты. Но… так похожа!.. — со слишком долгими паузами промямлил он, тушуясь. И снова умоляюще взглянул на Виюн.

Сквозняк толкнул Косохлёста в бок ("Ты что-то понимаешь? И я нет").

— Простите. — Городничий попытался оправить лохмотья и платок. — Это мой дом, а вы напомнили мне одну особу… Которую я не могу забыть уже вечность.

— Вечность? — участливо уточнила Виюн. — Может, я в состоянии вам помочь? Я многих встречала в своём служении.

— Она… Такая же, как вы. Только глаза… Как небо голубые. — Он снова пытливо взглянул в лицо Виюн, словно сравнивая её черты с чьими-то ещё, выискивая сходство… — Нет ли у вас сестры?

— Сестры? — ласково рассмеялась Виюн. — Только брат. Но он не похож на меня…

— Да, конечно… — погас Городничий. — Быть может, память мне изменяет, в нашем городе нельзя доверять памяти. — Он виновато развёл руками и неловко улыбнулся.

Честно говоря, ему даже шло не быть таким самодовольным кретином.

— Мне очень жаль, — с сочувствием произнесла Виюн.

— Ничего… Но я прошу вас, пользуйтесь моим гостеприимством, сколько пожелаете! — встрепенулся Городничий и прижал руку к груди.

— Благодарю, — чуть склонила золотую голову Виюн. Оглянулась на дверь во внутренние покои, на окно (Косохлёст и Сквозняк одинаково нырнули под подоконник). — А знаете, — начала она доверительно и тихо, еле слышно, — мне мила ваша надежда и преданность давней любви. Это напомнило мне мою мать. Она так и не дождалась своего суженого… — Как будто искренняя печаль струилась с губ Виюн. — Он ехал на их свадьбу, всё уже было устроено, но, видно, что-то задержало его в пути… Она долго горевала. Но мой отец был… настойчив. И она стала его.

Косохлёст понял, что ещё немного откровенностей, и он умрёт от нехватки воздуха — пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать этот тихий шёпот. Но так зудело разузнать…

— Я ещё помню её, но мой младший брат не получил её любви. Он больше похож на отца… А она сошла в Тень душой и телом до срока.

— В Тень? — жалобно переспросил Городничий. — О Марена, умоляю, не томите! Как её звали?!

— Василисса.

Примечания:

Простите за долгое отсутствие! Теперь главы будут выходить чаще, я решила полностью сосредоточиться на этой работе! Напоминаю содержание предыдущих серий))

Ярр узнал от Виюн, что Марена вскоре сойдёт в Тень, то есть, возможно, исчезнет навсегда.

Йагиль едва не отрезала Сирин косу, чтобы сделать наследницей Ягин, но Алконост вмешалась и утащила Сирин в Скворечник.

Косохлёст пытался украсть венец Марены у Беса, но в итоге попал на услугу.

Городничего едва не порвали волколаки, но Сирин его выходила, он вернулся домой, обнаружил там Виюн, и она ему сказала, что её мать — его бывшая невеста Василисса.

---

Ярр едва бы вспомнил, как довёл Виюн до дома Городничего — её временного пристанища. Огромный четырёхкрылый Зимний крест широко раскинулся в небе, притягивая взгляд, а в ушах беспрерывно звучал шёпот Виюн о Марене: “Она сходит в Тень. Навсегда”. Воспоминание о поцелуе, которое Ярр надеялся хранить в душе веки вечные, подёрнулось инеем перед лицом совсем иного, сковавшего сердце ещё бо́льшим холодом чувства. Наверное, это и есть самый настоящий страх. Потерять её — Марену. Он как будто забыл о ней, бродя между Явью и Навью, но скорая неминуемая разлука заострила все ледяные шипы в душе, и они пронзали болью при каждом вдохе.

Быстрее, к гроту! Умолять о свидании, сечь камень единственным серпом, да хоть грызть зубами!.. Это всего лишь камень, а не алмазный лёд хрустального гроба. Может, Марена услышит, впустит его. Проститься… Ярр не усомнился в словах Виюн. Как будто знание пробудилось в затуманенном Печатями мозгу. Где-то когда-то он слышал об этом, никакого сомнения… И даже что-то понял детским умишком.

Зимний крест на равнодушном камне чернел, словно некто запечатлел созвездие углём. Ярр в тщетной надежде провёл рукой там, где раньше послушно распахивался вход, но всё осталось по-прежнему. Не отозвалась скала и на острое прикосновение серпа. Ярр будто вернулся во времени, когда он стоял над гробом Марены и царапал лёд. Но казалось, что минул Кологод с тех пор. Тогда — нечто смутное, что, наверное, можно было назвать тревогой. Сейчас — почти отчаяние.

Он не сказал бы, сколько прошло времени, пока он и серпом, и голосом, и просто костью пальцев пытался достучаться до Марены. Только Зимний крест в небесах поблек, и его затянули тучи. Остался лишь его чёрный близнец. Ярр мрачно взглянул на него, как на личного врага. Не пропустит. И тогда он вспомнил о Сирин. Вроде она упоминала, что и её не пустил грот. Но она же глас Марены… Если кто-то и чувствует её, то только Сирин. Кто знает, может, переход души Марены к ней свершится совсем скоро. И крепнет их связь, и Марена теперь впустит свою преемницу… Очень ясно, как во сне наяву, представились Ярру два фиала с жидкой ртутью Мёртвой воды. И из одного свет переливался в другой, первый пустел и гас, второй наполнялся, и свет из белого делался золотым, заполнял пространство пламенем, выжигал глаза…

Ярр очнулся рывком и увидел прямо перед носом холодную серость камня, в который он упёрся лбом, на несколько мгновений потеряв связь с миром. Проклятая усталость… Видение двух фиалов постепенно тускнело в сознании. И вдруг — внезапная мысль! Что будет с самой Сирин? Той Сирин, какой он успел её узнать, уже не станет? Её тело будет лишь оболочкой для духа Марены? А куда денется её собственная душа? Сирин, кажется, добра, незлопамятна. Она даже спасла Городничего, если верить Кладезю. А уж Городничий и словом, и делом нёс ей только неприятности. Наверное, Ярр испытывал бы к ней симпатию, если бы мог. И он был готов заботиться о её безопасности даже чуть больше, она ведь уязвимее других… Но… Ценой её жизни Марена освободится от ледяного плена? Таким странным, даже изощрённым способом. Марена, способная подарить потерянные чувства. Он уже ощутил многое рядом с Виюн, так что же будет, если он обретёт желаемое?..

Ярр даже отступил на несколько шагов от прежнего входа. Желание найти Сирин, поговорить с ней столкнуло с места. Наверняка она в Избе, больше негде! Только ночами она иногда отлучалась к Кладезю, а сейчас уже рассвело. Впрочем, Ярр на всякий случай заглянул на Мельницу, где заспанный Молот долго не мог понять его вопрос. Нет, Сирин здесь нет.

Знакомый до последней тропки путь к Избе занял, казалось, в два раза больше времени. Но когда разошлись последние перед поляной ветви, Ярр узрел Избу с развёрстой крышей — в такой не живут во время холодов между Мариным днём и Коладом. Он вообще не видел такого много лет, только мать вроде бы летала иногда на ступе куда-то. Как куница, Ярр вскарабкался по лапам, готовясь увидеть всё что угодно… Но ступа прочно стояла на месте, пустая и заброшенная. Только помела не было, как и хозяек. Ни Йагиль, ни Сирин, ни частой гостьи Избы — Алконост. Ни раненого Городничего, который должен был здесь отлёживаться. Нежилое запустение и лесной мусор на полу и мебели. Куда они все подевались в столь ранний час?.. Внезапно на плечо спорхнул неуловимый в последнее время ворон.

— Спасибо, что предупредил, — вспомнил Ярр, проведя пальцем ему по голове. Именно Гор своим карканьем прервал поцелуй с Виюн, когда над ними нависла огненная волна.

Ворон, довольный похвалой, прикрыл чёрный глаз.

— Не знаешь, где?.. — начал Ярр.

Но Гор тут же сорвался с плеча и вылетел сквозь крышу. Не любит быть не в курсе, иначе ответил бы голосом, понял Ярр. И через мгновение он услышал раскатистое:

— Незваная Сир-рин пр-ропала! Йагиль пр-ропала! — И после паузы: — Ярр-р и Виюн — тепер-рь пар-ра!

Ох. А вот это преждевременно. Сплетник… Клюв бы ему завязать! Ярр свистнул, но ворон, очарованный собственной важностью, разносил на хвосте вести. Явно не без сороки в роду.

И Ярр, пользуясь отсутствием Йагиль с вечным пронзительным, всё понимающим взглядом, положил ладонь на ступу на прощание. Давно он не вспоминал о матери… Когда-то она брала его, маленького, и сажала в ступу. И он видел Навь-Костру с высоты птичьего полёта. Но когда он спрашивал, можно ли полететь далеко-далеко, за Тёмный лес или за Мост, она, строго покачав головой, отвечала, что ещё не время. Ещё… А сейчас, кажется, не осталось в Нави ведьм, способных поднять эту колоду в воздух.

Ярр бы закрыл крышу, но Изба редко слушалась мужчин — всегда лишь гостей, а не хозяев. Только женщины могли приказывать здесь. Он тихо соскользнул по лапам на землю. Следующее место, где надо было проверить, — Скворечник.

* * *

Сирин сидела на полу, прислонившись спиной к деревянной стене. Как больше года назад, когда она впервые открывала для себя Навь. Теперь она знала гораздо больше. Даже слишком много, и от этого знания только лишь тяжелее.

— Йагиль уже сломлена и неопасна… Но теперь он будет искать тебя, — напористо шептала ей Алконост. — Вот увидишь: он скоро явится сюда. Но я его не пущу! Пусть голос на него не действует, но есть и другие аргументы! — Она победоносно раскинула сильные крылья.

— Может, поговорить… — нерешительно предложила Сирин. — Ярра можно убедить словами, я уже поняла…

— Много ты понимаешь! — как-то странно зло шикнула Алконост. — Светлая ведьма уже наболтала ему небось, что можно тебя выставить за Мост вместо неё! И сейчас он придёт просить! Сначала словом, потом силой! Сиди и молчи, голубушка! — подкрепила свои слова кивком птицедева. — Я тебя вообще-то спасла! Уже дважды, прошу заметить! И если мы сейчас всё сделаем правильно, твоё амурное дело ещё может выгореть! Или я хоть раз подводила тебя за этот год?!

— Нет… — признала Сирин. А сама вспомнила, как Алконост исчезала и не появлялась по неделям. Но слишком уж много знала…

— То-то же! — с подозрительным прищуром сказала птицедева.

Образ властной, могучей Алконост не шёл из головы Сирин. Как она поставила на колени Йагиль — собственную подругу! Сирин не слышала голос, но сияние янтарных глаз видела прекрасно. Какая сила скрыта в этой бесшабашной, любящей похабные шутки птицедеве! Тот, кто обладает могуществом подчинять своей воле, не боится показаться смешным… Сирин была не уверена, что снова сможет теперь общаться с Алконост с прежней непринуждённостью. Она разглядывала украдкой золотые перья, золотистую кожу, рыже-золотые волосы… И не знала, что сказать. Ей так хотелось обратно в Избу, к успокаивающему аромату сушёных трав, в незыблемость тёмных стен из каменного дерева… В тишину леса, где только скрип ветвей нарушал безмолвие. А здесь — центр города и отлично слышно, как он просыпается, сплетничает, перешёптывается… Если бы можно было вернуться в Избу, попытаться поговорить с Йагиль. Может, всё это чудовищное недоразумение…

Взгляд сломался о стену, и Сирин прикрыла глаза. Может, Алконост решит, что бывшая Незваная утомилась, и оставит её одну.

Птицедева и правда умолкла. Слышалось её сильное, учащённое по-птичьи дыхание в неподвижном воздухе единственной комнаты.

— А ты не журись, — хрипловато-ласково сказала она вдруг над самым ухом.

От неожиданности Сирин вздрогнула и рефлекторно вжалась в стену. Хрупкое чувство безопасности осталось там, далеко в Тёмном лесу, вместе с плачущей Йагиль.

— Вижу, нужны пояснения. А то и утешения, — проворчала Алконост. Прижилась ты за год в Избе, как моль в нафталине…

Она прошлась по Скворечнику к “насесту” и обратно.

— Давай я лучше тебе сказку расскажу, — предложила она, привычно склонив голову набок. — Точнее, правдивую историю…

Сирин настороженно кивнула.

— Так слушай, — торжественно приподняла подбородок птицедева и раскрыла крылья на всю горницу. — Давным-давно, задолго до забытых лет, все мы жили бок о бок под одним небом, вершили справедливость и следили за порядком, награждали добрых и бескорыстных, а подлых и жадных наказывали, и Марена вживе встречала души на Мосту. Плавно текло время, как вода в реке, и три дивных птицы пели свои песни. Птица радости Алконост — к твоим услугам — возвещала утро и была любима всеми и служила всем, и все ей служили... Птица печали Сирин глаголила ночь и служила одной лишь Марене, как правое крыло. Была ещё третья сестра — птица судьбы, Гамаюн. Никому она не служила, над всеми летала высоко и невидимо, но вещала лишь по своей воле да по воле того, кому и Ягины повиновались…

— Кого? — стряхнула оцепенение Сирин. — Кого, Алконост?

Но та провела золотым пером по губам.

— Печати слабеют. Но ещё рано… Всё шло своим чередом, спокойно и правильно, вертелся Кологод. Моя сестра Сирин только зовётся птицедевой печали, но печаль она не приносила, а забирала. На Мосту души очищались от накопленного за жизнь зла, а Сирин одним взмахом чёрного крыла дарила им освобождение от смертной скорби, и они, лёгкие, покойные, летели без всякого груза в новую жизнь. Оттого и грустны были песни Сирин. Всю печаль людскую она изливала в них.

Алконост задумалась, примолкла. Сирин ждала, затаив дыхание. Кажется, это был самый подробный рассказ о прошлом за всё её пребывание в Навь-Костре.

— Что, очень пафосно, да? — поинтересовалась вдруг Алконост. — Сирин неловко улыбнулась. — Ну так старым историям — старый говор… Даже название нашего уютного, но замшелого прибежища — Ко́стра. Это значит весна, цветение. Ты не смотри, что черны стены и жители такие, что краше в гроб кладут! Костра — это весна для души. Так было…

Алконост всегда была хорошей сказительницей. Но с каким умыслом начала она теперь эту историю?

— Скажи мне, голубка Сирин, — Алконост совершенно по-человечески заглянула в глаза, — тебе жалко Марены? Жалко птицы Сирин? Ты бы на моём месте хотела вернуть прежний порядок? Чувствуешь ли ты печаль неизлитую?

Сирин прислушалась к тем кошкам, которые оголтело скребли и грызлись у неё на душе. Шерсть клочками и вой.

— Да… — выдохнула она. Но, кажется, обрела она свою печаль уже после перехода через Мост.

Алконост чему-то удовлетворённо кивнула.

— Вот и славненько. А насчёт Йагиль не переживай… Найдёт себе другую преемницу, не дряхлая ещё. Да и вообще здесь это, может, и не надо вовсе…

— Что ты имеешь в виду?

— А-а… — досадливо махнула крылом Алконост. — Могла бы сейчас свалить всё на Печати и утаить. Но ладно уж. Какая теперь разница… Раньше мы все жили там. — Перо остро указало за окно, в сторону Моста.

— Там? — желая убедиться, что поняла правильно, переспросила Сирин. — В Яви?

— В Яви, в Яви.

— Но как же…

Вот это да!

— А вот так. Я вначале красиво и метафорично сказала про “одно небо”, разве нет? — похвалилась Алконост.

— И Ярр жил?

— И Ярр, как будто спросить больше не о ком.

— Но он же ничего не помнит!

— Ну, это нормально… Мал ещё был.

— И как вы сюда попали?

— Попали и сохранились те, кого Марена самолично пометила Зимним крестом. Остальные сгорели на Мосту. Кроме тебя…

— Но отчего было такое переселение? Что случилось… там?

— А вот этого я тебе не скажу, — отрезала Алконост. Но потом смягчилась. — Могу рассказать, как мы там жили, какие сказки творили…

Сирин взволнованно смотрела на неё, и птицедева, вздохнув, начала другую историю. Только на сказку это было непохоже.

— Знаешь, в чём основное отличие? — Сирин помотала головой. — В том, что приходилось постоянно заниматься пополнением своих рядов. Как продолжали род Ягины, ты уже знаешь. Утопленниц всегда было в достатке, даже перебор. Полуденницы и полуночницы в полях обращали молодых мужичков в вурдалаков… А девушки, обманутые в рощах такими же мужичками, и становились духами полей. Лешии заводили грибников в чащи, а кикиморы — в болота. Волколаки покусывали помаленьку. Становились домовыми главы родов… И вся эта милая, разношёрстная нежить более-менее мирно жила на одной земле Явьей с людьми.

— Но вас же становилось всё больше? — задала закономерный вопрос Сирин.

— Э-э, в том-то и соль, — лукаво прищурилась Алконост. — Нежить, понимаешь ли, тоже умирала от старости. Не так быстро, но вполне железно.

— Она же не-жить, — удивлённо заметила Сирин.

— Нежить-то она нежить, но не вечно же жить…

— И вы тоже перерождались, перейдя Мост, — догадалась Сирин.

— Нет. — Алконост смотрела ей в глаза, не мигая. Не как птица, а как змея. — Нежити одна дорога — в Тень. Полное развоплощение. Что потом, никто не знает. Ну, птицедевы знают, но официально — никто.

Сирин помолчала.

— Тогда вам здесь лучше…

Алконост почесала крылом затылок.

— Так-то да, многие с тобой согласятся… Но, кажется, самым нервным из нас (если ты понимаешь, о ком я), неплохо бы уже очиститься от налипшего за жизнь зла. Это я про волколаков. И ведь соль ещё в чём… Птицедевы-то бессмертны. Везде.

— То есть поколения нежити сменяли друг друга, а ты и твои сёстры видели зарю мира… и увидят его закат?

— Погибнуть птицедева может, — уклончиво ответила Алконост.

— Мне очень жаль, — искренне сказала Сирин. — Всё это так странно…

— И не говори!

Не так себе представляла Сирин древнее бессмертное существо. Ей виделся кто-то убелённый сединами, исполненный мудрости, невозмутимо спокойный… Точно не взбалмошная, иногда простоватая, иногда нарочито высокопарная Алконост.

— И Ярр хочет вернуться? Он же тогда может умереть! И все…

— Ярр многого не знает по молодости лет. А все и не жаждут назад, голубка. Да и для тебя здесь время замерло. Так что живи и радуйся! И это возвращает нас к разговору о том! — Алконост воздела указательное перо. — Что тебя пытаются выпихнуть из Нави некоторые бессовестные личности. Липовый Зимний крест скоро даст дуба, и Виюн не сможет здесь больше ошиваться. Так что Ярр сейчас будет тебя искать и всячески улещивать. Возможно, с тобой даже вернётся этот милый паж, Сквознячок. Если, скажем, в пару к тебе Косохлёста не вышвырнут. Душа за душу, око за око, зуб за зуб! — Она подмигнула, а Сирин горестно усмехнулась, пытаясь осознать услышанное.

— Незваная Сир-рин пр-ропала! Йагиль пр-ропала! — понёсся вороний грай по улицам. Гор разносил на хвосте вести. — Ярр-р и Виюн — тепер-рь пар-ра!

— Ну?! И что я говорила?! — живо осведомилась Алконост. — И седьмицы не прошло, как эта мамзель здесь!

Сирин отстранённо заметила, что в имени Виюн не хватало звонкого, раскатистого "р-р" для полноты картины. Алконост права. Только можно было не отбивать её у Йагиль, не рушить старую дружбу… Хотя не такую уж и старую, если перед глазами бессменной Алконост мелькали поколения Ягин.

Сирин скорее почувствовала, чем услышала. Знакомо кольнуло в виске, и почти тут же подобралась Алконост, бросив взгляд в окно. Нет нужды говорить — Ярр здесь. С щемящей грустью Сирин вспомнила, как легко взобрался он в Скворечник год назад, в первый раз. И все истории и предостережения Алконост растворились в шуме в ушах. Пусть Ярр сам скажет ей, чтобы она уходила — она не будет больше прятаться.

Она уже привстала с пола, но птицедева вдруг сильно оттолкнула её крылом — так что Сирин, охнув, отлетела к насесту и ударилась о балясину. Забота Алконост в последнее время с кулаками. Сирин потёрла ушибленный бок, проверив, нет ли ссадин, а птицедева лихо перемахнула через подоконник и спикировала на мостовую. Значит, Ярр не поднимется сюда. Можно было бы задать прямой вопрос… Но вместо этого Сирин малодушно скользнула к окну, так, чтобы её не было видно снизу, и решила немного послушать.

— Ярр! Как послежизнь?! — радушно приветствовала его Алконост. — Предколадье в этом году зябкое! — Скорее всего, она запахнулась крыльями.

— Ты не видела Сирин?

До му́ки знакомый тембр. Может, показалось, но в обычно холодном, ровном голосе звучало волнение. Сирин отринула предательски наивные мысли. Он просто хочет её использовать.

— Сирин? А зачем тебе наша голубушка? — коварно осведомилась Алконост. Сирин слышала её отлично. Наверное, это часть её плана — вывести Ярра на чистую воду прямо под окном Скворечника, где — она не могла не знать — притаилась Сирин.

— У неё особое предназначение… — помедлив, ответил Ярр. — Я не могу пока сказать.

— Похоже, Сирин придётся вскоре принять чужую судьбу? Стать вместо кого-то? — вкрадчиво пропела Алконост.

Даже со своего места Сирин услышала удивлённо-гневный вздох.

— Ты знаешь?! Виюн сказала только мне!

— Многое обнажается, когда встаёт Полный Зимний крест… Цикл близится к концу, — благочестиво и размеренно сказала Алконост.

Ярр молчал долго. Сирин напрягала слух и еле сдерживалась, чтобы не выглянуть.

— Я бы хотел, чтобы они обе остались… — произнёс он наконец. — Сирин и…

Ехидный смешок Алконост заглушил окончание фразы.

— Так скажи мне, друг сердечный, правду ли воронья морда глаголит, что ты теперь якобы заженихался?

Сирин сжалась в своём укрытии. Что он ответит?.. Почему молчит так долго?! Алконост явно тоже это заметила, потому что плотоядно проворковала:

— Аг-га! Нашлась и на ледыху деваха-проруха!

Почему это Сирин думала, что Алконост на её стороне… Похоже, теперь она побилась с Бесом об заклад насчёт Виюн. Когда только успевает?.. Каждый вырванный у Нави вдох, кажется, длиною с Кологод. И ледяная короста на сердце — как хрусталь Марены.

— Я не знаю, что происходит, — тихо, без всякого столь частого для себя холодного раздражения признался Ярр. — Но что-то в ней точно есть волшебное. Не из этого мира…

— А в Сирин? — будто невзначай спросила Алконост, и притаившаяся Сирин до боли стиснула пальцами подоконник.

— Там, в гроте Марены… — начал Ярр. Но внезапно оборвал себя. — Я не собираюсь обсуждать это с тобой. — Прежний голос, прежний тон.

— Ну и не очень-то и хотелось, — тут же надулась Алконост. — Бе-бе-бе. Но прошу заметить, что главный сплетник нашего захолустья — это твой разлюбезный пернатый друг.

Сирин почти увидела, как Ярр поморщился.

— Раньше за ним такого не водилось.

— Раньше и судачить было не о чем, кроме разбодяженной медовухи, очередной интрижки русалки с волколаком и о том, что все по уши в долгах Старому хрену, то бишь Бесу. А тут нечто помасштабнее грядёт.

— Может быть, ты мне поможешь.

— Как тебе перехитрить Мост, чтобы светлая голубка осталась?

— Мне нужно найти Сирин. Если ты знаешь, что она должна…

— Пойдём. Нечего такие важные вопросы посреди улицы обсуждать. Всюду чужие уши! — Голос Алконост отдалился. — Хочешь на тёплую спинку? Нет?.. — ещё слышала Сирин её затихающее воркование, когда слова оборвал мощный взмах.

Сирин запоздало выглянула, но увидела лишь хвост птицедевы и спину Ярра, который торопливо шёл за ней по спиралям частокола вниз. Вскоре они скрылись за поворотом. Сирин горестно вздохнула. Вот проклятая нерешительность! Надо было раньше… Алконост несколько раз перебила Ярра, круто сменив тему. И точно знала, что Сирин всё слышит. Но не может же она тоже иметь на Незваную какой-то план… Достаточно одной Йагиль. Да и та, если подумать, не затевала чего-то совсем ужасного.

Зато вот есть серп. Он уже не пугает, как прежде, хотя всё так же остр и опасен для незаживающей кожи. Где-то внутри есть тёмный голос, который, возможно, вмешается и защитит. Никто не приковал её здесь, и она может прямо сейчас спуститься и пойти хоть к Кладезю, хоть в Избу. Теперь она способна преодолеть спуск из Скворечника. Есть в конце концов Бес и его договоры на любой случай жизни, о которых ходит молва. Сирин даже стало на мгновение смешно: если поступить к Бесу в работницы, он уж её отстоит из своей выгоды. Ей и нужен всего лишь угол, только в безопасности. И лучше работать в поте лица, чем это вязкое бездействие на вершине здешнего мира. И вроде она всем нужна, но совершенно не в том смысле, чтобы радоваться этому.

Занятая невесёлыми мыслями, Сирин не заметила мелькнувшую в окне юркую тень. И лишь когда Ветерок вспрыгнул ей на колени, она ахнула и с облегчением зарылась пальцами в шелковистую чёрную шерсть.

— Ты мой хороший!.. Что это у тебя?

На сплетённом вручную ошейнике из травы белел клочок бумаги.

* * *

Ничего существенного Алконост не нащебетала. Наоборот, отлетев от Скворечника, она вдруг резко сменила траекторию и помахала на прощание золотым крылом.

— Бывай! Поищу Сирин своим манером! Сладится всё, как до́лжно!

И скрылась в вышине.

Ярр смотрел ей вслед и не мог поверить, что она все эти годы знала, знала, что Марена — не навсегда. Он качнул головой. Все крылатые создания Навь-Костры словно с ума посходили. И не только они… Может, Алконост улыбнётся удача, но Ярр хотел сам найти Сирин, лично сообщить ей новость… Это будет честно по отношению к ней. Но пока, кажется, придётся пойти домой и хоть немного передохнуть, чтобы не виделось наяву всякое.

Ярр выбрал дорогу по правую руку от холма Марены, чтобы миновать дом Городничего, — даже просто пройти ближе к Виюн казалось даром. Заодно проверить, не вернулся ли блудный покусанный градоначальник. Судя по тому, что в Избе его и след простыл, Сирин хорошо его подлечила.

Ярр начал подниматься на холм, и первое, что он увидел за поворотом, — две скукожившиеся фигуры под окном дома Городничего. Явно подслушивают. Конечно же, Косохлёст и… паж Виюн? Быстро он попал под дурное влияние. Но вместо того чтобы налететь на шпионов с шумом и треском, Ярр затаился сам. Не будет он выводить мальчишек на чистую воду — прямо сейчас. Лучше потом расспросить с пристрастием — по-тихому. Не от недоверия к Виюн, просто он хотел знать о ней больше, больше… Подумав, Ярр похлопал себя по карманам и обнаружил забытую там записную книжку с золотым обрезом, которую бросил на мостовую Городничий, когда решил проявить характер. Ярр раскрыл книжку наугад и сделал вид, что углубился в чтение, одновременно шагая вперёд и стараясь производить как можно больше шума. Сработало — краем глаза он заметил, как соглядатаи чуть не подпрыгнули и метнулись за угол дома. Славно. Найти потом Косохлёста гораздо проще, чем Сирин…

Ярр хотел было захлопнуть книжку и снова убрать в карман, но взгляд выхватил на случайно открытой странице тонкий женский портрет. И не один — среди колонок имён и цифр, сделанных аккуратным бисерным почерком, и схематичных рисунков, где у кого Зимний крест, тут и там пестрело в разных ракурсах одно и то же талантливо запечатлённое девичье лицо. Ярр пригляделся… И острые кончики пальцев сдавили тонкую бумагу. Лицо Виюн! Или очень на него похожее. Но откуда… Городничий ещё не успел её увидеть, да и книжка у Ярра. Знал он Виюн прежде, до потерянных лет? Ходил тайком через Мост?.. Последняя мысль прострелила яростью, захотелось вырвать страницу с портретом… Но нет, пусть Городничий сам расскажет, кого он так ждал каждые пятнадцать лет.

Ярр взбежал на крыльцо и коротко и сухо стукнул два раза в дверь. К его удивлению, почти сразу он услышал торопливые тяжёлые шаги, и дверь гостеприимно распахнулась. Перед ним, сияя, как медный купол Кладезя, стоял Городничий в непонятной хламиде из резаного окровавленного мундира и цветастого платка, но, в сущности, полуголый. Он весь будто помолодел и подтянулся, совсем непохоже на умирающего. За его спиной показалась Виюн, и Ярр тут же преисполнился самых чёрных подозрений, вспомнив девичьи портреты. О чём он думал, соглашаясь, чтобы она жила здесь?! Понадеялся, что Городничий не встанет так скоро что ли…

— Комендант? — Льду в голосе позавидовал бы гроб Марены. — Рад видеть, что вы в полном здравии.

— Ох, Ярр! — совершенно не смутился Городничий, всё так же продолжая сиять. — Ты не представляешь!

— Правда?

— Да! Я дождался! Ну, почти… — Городничий бросил украдкой нежный взгляд на Виюн. — Но, может, так даже лучше!

Тёплая, радостная улыбка очень украшала его вечно недовольное, обрюзгшее лицо, надо отметить.

— Просветите меня? — поднял одну бровь Ярр и сжал в кармане записную книжку.

— С радостью! — чуть не подпрыгнул Городничий. — Можно сказать, я нашёл свою дочь!

— Дочь?.. — Ярр непонимающе взглянул на Виюн.

— Да! — пропел Городничий. — Её мать — моя невеста, которую я столько десятилетий ждал на этой стороне Моста!

Что-то как будто не сходилось.

— А её отец?..

— Да какая разница! — беспечно отмахнулся Городничий и перевёл ясный, восторженный взор на Виюн, протянул ей руку, и она, улыбнувшись, ответила на пожатие. — Главное, что она дочь моей Василиссы! А значит, практически моя дочь!

Кажется, он был совершенно, бесконечно счастлив. И хватка Ярра на записной книжке разжалась. Как он скор на домыслы… Это сейчас показала зубы какая-то новая грань его единственной эмоции — гнева. Доселе незнакомая. Но очень, очень сильная и злая.

Стыда, сожаления он испытывать не мог. Но внутреннее чувство справедливости всегда жило внутри. И Ярр, чтобы не успеть передумать, выхватил записную книжку из кармана и сунул в руки Городничему.

— Это, кажется, ваше. Вы обронили. Недавно.

Ярр не стал напоминать, как Городничий брызгал слюной на Сирин, но тот, кажется, немного сконфузился. Впрочем, ничто теперь не могло надолго затуманить его безбрежное счастье. Он взял книжку и задумчиво пролистал.

— Может, Сирин не так и виновата… — На памяти Ярра он чуть ли не впервые назвал её по имени. — Видишь ли, Василисса давно канула в Тень, Виюн мне рассказала… — Городничий поник, но тут же снова воспрял. — Но лучшее, оставшееся после неё, — здесь! Вы ведь задержитесь у нас? — влюблёнными глазами глядя на Виюн, спросил он.

— Очень на это надеюсь, — ответила она и посмотрела на Ярра.

И все ночные события у Моста тут же послушно и жарко всплыли в памяти. Городничий вдруг сделался чудовищно лишним.

— У меня есть… несколько вопросов к Хранительнице, — сказал Ярр. — Позвольте её украсть у вас.

— Конечно, конечно! — ничуть не расстроился Городничий, и взгляд его обежал комнату. — Только обещай вернуть её сюда в целости и сохранности! А уж я наведу марафет на этот городишко и окажу почёт и уважение! — по-молодецки приосанился он. И смущённо запахнулся, когда сомнительные одежды едва не спали с него.

Ярр удостоил его лишь кивком.

— После вас… — это уже Виюн.

Куда пойти с ней? К Капищу и гроту нельзя, к Мосту нельзя, на улицах ощущение тысячи взглядов в спину… Есть хоть одно уединённое и безопасное для неё место в этом городе?!

Мысль отвести её в собственный дом даже не пришла Ярру в голову. Воспитание…

— Так какой же вопрос? — невинно спросила она, заглянув ему в глаза, как только они оказались на улице. Дыхание вырвалось из груди Ярра, будто он бежал. Но он быстро собрался с мыслями.

— Ты действительно дочь невесты Городничего?

— Выходит, что так, — улыбнулась она. — Он так счастлив, бедняжка.

— Да, вопрос только в том, сколько ему быть счастливым. — Теперь Ярр прямо взглянул в глаза Виюн. И с неудовольствием увидел, как она отвернулась.

— Пройдёмся, — без улыбки сказала она.

— Только не к Мосту, — согласился Ярр. — И не к гроту Марены.

Она как-то вымученно улыбнулась.

— Я ещё не была на Капище…

— Не будем рисковать в местах Навьей силы.

— … и в Тёмном лесу.

Лес… Лес хранит свои тёмные тайны. Там нет ни горячих змей, ни Огненной реки, ни лишних глаз. И может, удастся хоть на несколько сладких минут забыть о Марене и её грядущей судьбе… Ярр сжал руку Виюн. А ведь она могла бы мгновенно их переместить?

— С другой стороны, — остановилась она вдруг уже даже не с бледной улыбкой — с му́кой на лице. — По твоим глазам я вижу… — Она легко коснулась второй рукой сначала его губ, потом своих. — Это лишь усилит связь.

Ярр замер. Перехватил её руку и прижал к губам. Пусть смотрят любопытные! Всё равно воспитание летит в Реку, а ворон уже всё растрындел… Он привлёк её к себе и хотел поцеловать прямо здесь, на улице. Но она выскользнула из объятий и в присущей ей манере уже стояла в нескольких шагах.

— Связь? — переспросил он с досадой.

— Связь, которую ты создал, начертав Зимний крест.

Ярр попытался считать что-то по её лицу, но не понял ничего.

— Но это же… неплохо? — осторожно предположил он. А внутри взлетело и рухнуло ликование, только рядом с ней, кажется, и возможное.

— Ах, я говорила, что не хочу ничьей жертвы! — внезапно воскликнула Виюн, заломив руки. — Это очень печальное открытие! Оказывается, и я могу поддаться искушению и себялюбию! Светлая Хранительница! — с горькой иронией заметила она.

— И в чём жертва? — вкрадчиво спросил Ярр. Азарт охоты снова вспыхнул в сердце. Охоты на Виюн.

— Когда мне придётся уйти, ты будешь страдать! Да-да, даже ты, с ледяной душой, будешь тосковать!

Решение напрашивалось само собой и казалось простым и очевидным.

— А если тебе не придётся уйти? Я могу обновлять Зимний крест хоть каждый день. А Марена… неизвестно, что с ней будет, ты сама говорила.

Сияние Виюн затекало в глаза, прогоняя свинцовую тяжесть будущей разлуки с Мареной.

— Ты не понимаешь! — прошептала она, и брови скорбно изогнулись.

— Ты не хочешь оставлять свой мир? — с досадой предположил Ярр. Ясно как день.

— Если бы я могла… А ты не оставишь свой, ведь можешь находиться только внутри круга отчуждения в Яви. Я не хочу для тебя такой жизни.

— Тебя там ждут?

Она замолчала, взглянула куда-то вбок и вниз.

— Ничего, кроме служения.

— А здесь я сделаю всё, чтобы ты осталась. — Ярр скользнул к ней, мягко взял её за подбородок, побуждая взглянуть ему в глаза.

— Всё?..

— Всё.

— Я этого не стою.

Он уже собрался горячо возразить, но миг — и она уже была в десяти шагах. И ломаными, тревожными зигзагами — всё дальше и дальше.

Первым порывом было догнать, удержать, убедить… Но если она не желает, то к чему?.. Сияние вытекло из глаз и, помутнев, бесследно впиталось в землю Нави. Никого — лишь пустая улица. Будто город вымер. Даже мельница Кладезя не нарушала тишину своим искусственным вращением. Марена, Виюн, Сирин, Йагиль, Алконост, ворон… Все они растворились в почти звучащем ожидании чего-то.

Тяжело ступая, Ярр повернул к дому. Никого он, кажется, не сохранит.

* * *

— Смотри, мимо кармана положил и лыбится, как идиот! — прошептал Косохлёст Сквозняку, выразительным взглядом указав на валявшуюся на полу Городническую записную книжку с золотым обрезом.

Конечно, они поначалу испугались Ярра. Особенно стушевался неопытный гость. Но, кажется, пронесло. Иначе Хранитель Моста обязательно окликнул бы и потребовал ответа, что они забыли под окнами дома, где обосновалась его зазноба, — Косохлёст уже слышал сплетни ворона. Весь город слышал.

Но сейчас Ярр увёл Виюн под локоток, Городничий радостно ускакал в другую комнату переодеваться, а записная книжка призывно золотилась на полу. Ну хоть одно дело-то за сутки должно выгореть!

— Ну, я пошёл, — шепнул Косохлёст и рыбкой нырнул в через подоконник внутрь.

Сквозняк даже пикнуть не успел. А Косохлёст коршуном подлетел к книжке, подобрал, сунул за пазуху и вылетел на улицу. И вот они уже, смеясь, убегали подальше от места преступления. О венце Сквозняк не спрашивал, и Косохлёст был ему благодарен. Чего тут говорить, если пришёл с пустыми руками и унылой рожей? Зато теперь…

Косохлёст еле дождался, пока они добежали до Курганов и чуть отдышались.

— А тепе-ерь, господин подменыш! Долой чужую судьбу! — с торжеством начал он. — Теперь мы выведем на чистую воду твоих растеряш-родных! — Он широким, красивым жестом извлёк записную книжку. Но торжественность дала трещину, когда они засмеялись, глядя друг на друга, не в силах остановиться.

— Ну ты даёшь! — с восхищением выдавил Сквозняк, держась за живот.

— А то! — подбоченился Косохлёст. — Ну давай смотреть, что там!

Сквозняк кивнул, и они упали на траву, голова к голове уткнувшись в книжку, перетягивая её друг у друга. И вот тут Косохлёст впервые пожалел о незнании Слова. И сказать стыдно… Так что он выпучил глаза и стал усердно глядеть в одну точку — на какую-то красивую буквицу, похожую на паука. А Сквозняк всё хмурился и шевелил губами… В глазах у Косохлёста уже немного потемнело, когда тот осторожно вытащил у него из-под пальца тонкую страницу, чтобы перевернуть.

— Расслабься, — посоветовал этот умник. — Я уже понял, что ты не умеешь читать.

— Заметно, да? — с обидой вздохнул Косохлёст, но ерепениться не стал. И тут же с нетерпением спросил: — И что там?!

— Да пока ничего… — вздохнул в ответ Сквозняк. — Тысячи и тысячи душ пересекли Мост…

— Но книжка тонкая! К вечеру управишься?!

— Э-э… — криво усмехнулся Сквозняк. И, зажав одну сторону, стал быстро-быстро пролистывать страницы, выпуская из-под большого пальца. У Косохлёста зарябило в глазах. — Это же не простая книжка…

— А золотая! — фыркнул Косохлёст. — Ну ясно. Здесь страниц, как вшей у Молота…

Помолчали.

— Поищи прямо здесь, — предложил он, обведя рукой вокруг себя. Вокруг Курганов клубился туман Неприкаянных душ. Сквозняк хмыкнул и покачал головой.

— Я уже пробовал звать их по именам. Без тебя… — признался он.

Ах вот как, один хотел, значит. Но вслух Косохлёст сказал:

— Тогда садись и читай. А я буду рядом.

* * *

Сирин отцепила от травяного ошейника Ветра послание. Почерк Йагиль! Ведунья учила Сирин писать, и она сразу узнала руку. Пальцы дрогнули, но она глубоко вздохнула и прочитала криво, явно в волнении нацарапанные буквы Слова вперемежку с капельками крови:

Прости меня, если можешь. Сирин. Не верь мне. Не верь никому. Не выходи на Колад. НЕ ВЫХОДИ НА КОЛАД.

А Колад тихо и неощутимо крался на мохнатых лапах, стылыми извивами пыли забивал щели мостовых. Никто в Навь-Костре не помнил, чтобы на Колад шёл снег, но теперь казалось, что ещё чуть-чуть, день или два, и опрокинется сверху громадный ковш с колючим серебром. Чего ещё ждать, если в этом Кологоде даже шёл косой дождь? Всё может быть, коли над головами лениво, но неотвратимо ползёт в сторону Моста доселе невиданное созвездие, очертания которого каждый носит на себе.

Холодел воздух, и в “Трёх горлах” начали подавать горящий пунш на медовухе. Ещё плотнее закрывались ставни в домах, ещё больше безлюдели улицы. Некуда податься — график дежурств, исправно соблюдавшийся больше столетия, захирел, ведь ни одной мёртвой души больше не перешло Мост. Ждали сначала с лёгким удивлением, потом с нарастающей тревогой, затем случился пик паники… А потом кто-то первый плюнул в Реку да и пошёл в кабак. Нет — так нет, не пропадать же сладкому мёду?

Городничий, даже оправившись от ран, будто враз забыл о том, что составляло его главный интерес в течение многих лет. Конечно, он же дождался почти той самой души, ради которой и требовал неукоснительно соблюдать график дежурств. И теперь он радостно порхал по городу, как будто не уступая в мгновенности перемещения своей гостье, вычищал чуть ли не собственными руками оставшиеся тёмные углы и наводил на город небывалый лоск. Мало кто ему помогал — попавшись этому энтузиасту по паре раз, все научились быстро прятаться. А в “Три горла” он не заходил по принципиальным соображениям. Да и Ярр гонял их на поиски куда-то запропавшей Йагиль. А может, и не только Йагиль… Но стараниями Городничего Навь-Костра заметно похорошела, как старушка, которой причесали седые растрёпанные волосы и надели чепец и свежий белый фартук.

Виюн так и осталась в доме градоначальника. Хотя часто он, возвращаясь с очередной ревизии, заставал своё жилище пустым. А потом Хранительница загадочно возникала у него за спиной, и сердце радостно сжималось. Он ещё не решился назвать её “доченька” вслух — слишком прекрасна и недосягаема. Но в мыслях давно уже величал её так.

Городничий уже знал, как она сюда попала, и часто с тревогой поглядывал на её тонкое запястье — не тает ли Зимний крест? И какая-то дума и впрямь туманила её взор и хмурила чело. А он робел спросить. Но что-то у них с Ярром разладилось, похоже, что бы там ворон ни каркал. Она будто избегала Хранителя Моста. Об этом можно было судить и по особенно мрачному лицу Ярра — уж Городничий насмотрелся на различные оттенки его гнева, раздражения и холодности. А было бы так удачно, если бы они… Городничий не питал к Ярру никаких отцовских чувств, как пытался иногда показать из собственной выгоды, но, думается, это лучшая партия для его девочки! И тогда же она навсегда останется в Навь-Костре, ведь правда? А ради такого и постараться, и поклониться лишний раз не зазорно, не сломается спина. И он исправно расхваливал Ярра при Виюн. Хотя поведение Хранителя вызывало вопросы. Он недостаточно настойчиво искал встречи с Виюн, а когда заходил, они досадно не пересекались. И то можно его было увидеть у грота Марены. То он стремительно шагал к Пустому холму или терялся в Тёмном лесу. Неужели всё ещё ищет пропавшую Незваную? Даже одна мысль о том, что он может предпочесть её Виюн, оскорбительна! Канула куда-то — и слава Марене, меньше хлопот. А Виюн как будто чахнет здесь, бледнее лик, острее черты. И сияние тускнеет, гаснет. Тяжела Навь, попасть сюда можно, но всё равно выпьет по капле до капли.

Всё это тревожило Городничего прежестоко. Особенно когда Виюн день на десятый своего пребывания здесь вернулась, быстрее ветра пронеслась мимо и заперлась в комнате. Тёмные глаза в пол-лица дико блестели. И Городничий поклялся себе, что послежизнь положит, но спасёт свою девочку, как не спас её мать. И потом — обязательно, обязательно! — вспомнит своё настоящее имя… Поэтому он ещё ласковее обращался к Виюн, усердно пытаясь выведать её тайны. А она с неизменным почти дочерним почтением и открытой, чуть грустной улыбкой говорила с ним, но с тех пор, как были сказаны слова о Василиссе, не обмолвилась больше ни о чём важном.

И вот незадолго до Колада вдруг раздался знакомый сухой стук в дверь. Виюн как раз случилась дома. Ярр! Городничий вспрыгнул с места как ошпаренный. Спокойно, пусть не думает, что только его тут и ждут. Сосчитав до девяти, а потом ещё до шести, Городничий прошествовал к двери.

— Мне нужна Хранительница, — ожидаемо услышал он.

Конечно, ни здрасьте, ни как ваше здоровье.

Городничий, выражая чопорное гостеприимство, отступил в глубь дома, пропустив Ярра внутрь.

— Она здесь?

Городничий спиной ощутил, как посветлело позади него. Она здесь.

— Да? — раздался милый сердцу голос.

— Мне нужна твоя помощь. Это касается Марены, — сказал Ярр, очевидно, думая, что Виюн сразу же побежит за ним.

Но она подарила Городничему мимолётный ласковый взгляд, и захотелось порвать глотку любому, кто посмеет её обидеть. Будь то стая волколаков, Хранитель Моста или даже змея. Он едва удержался, чтобы не сказать ей вслед: “Будь осторожна! И не допоздна”. И когда захлопнулась дверь, сел на лавку, зажал между зубами ноготь на указательном пальце правой руки и начал нервничать.

* * *

Ярр не виделся с Виюн наедине с тех пор, как состоялся их последний разговор. Она просто скрылась тогда, ничего толком не объяснив. Была одна официальная церемония у Капища, когда её приветствовал весь город. Но она даже не ступила в круг между столбов — наверное, боялась, что земля Нави снова отторгнет чужачку. Бес особенно радостно приветил гостью и даже пригласил посетить его скромную медоварню.

— Буду искренне рад открыть для вас все свои двери, — склонил рогатую голову он. — И принять честь по чести, с чашею самого сладкого мёда.

— Думаю, что обязательно найду время взглянуть на ваши сокровища, — учтиво приняла приглашение Виюн.

— Сокровище — это ваши глазки, локоны и ладные плечики, моя радость, — ещё умильнее осклабился Бес.

Ярр с подозрением взглянул на Беса. Но он охнул, схватился за поясницу и якобы от бессилия опёрся на руку поджарого чёрта-родича.

Навь-костринцы в целом вели себя гораздо дружелюбнее с Виюн, нежели с Сирин. Но ведь на неё невозможно было смотреть враждебно. Она излучала сияние, которое не слепило, а освещало. И все смотрели на Хранительницу Яви, как зачарованные.

Но церемония кончилась. И Виюн, даже не взглянув на Ярра, уже оказалась в десяти шагах. И такая злая досада свела судорогой дыхание! Где-то на задворках скреблась слабая разумная мысль, что вообще-то она ему ничего не обещала. И огненная волна над головой отобьёт всякие романтические мысли. Но она же отвечала на поцелуй! И если бы не взбунтовавшаяся Река… Проклятье! А теперь она твердит, что нельзя, и ничего толком не объясняет. Живёт себе в доме Городничего. А тот возомнил себя заботливым папашей, кажется, вот чудак. И чем занимается — одной Марене известно…

Мысль о Марене кольнула почти ощутимой виной где-то под Зимним крестом на груди. И следом неотвязно пробудилось воспоминание о Сирин. Прошло ещё только два дня, но и её, и Йагиль след простыл. А Алконост спокойна и уверяет, что найдутся в своё время. Надо бы заглянуть в её Скворечник. Недаром мать учила никому не верить.

И проследить за Виюн? Придётся признаться хоть самому себе — он уже это делает. Новое чувство острыми когтями держит за душу и заставляет зорко приглядывать за домом Городничего. Вот она вышла. Куда? Он не успевает за ней так, чтобы это не привлекало внимания. Вот она возвращается. Откуда? С кем она там была?

И Ярр, не особо мучаясь угрызениями совести, даже не очень способный на это, зато мучимый многоглазым когтистым чудищем, решил положиться на удачу. Точнее, на тот факт, что один раз он уже встретил её, заплутавшую, у Пустого холма.

* * *

Сумерки десятого её дня здесь. Пустой холм. Ожидание. Подозрения. Не в том, что она может затевать что-то дурное — это немыслимо! — а в том, что она нашла для себя более приятное общество. Иначе как объяснить её частые отлучки из дома? И то, как она избегает лично его, Ярра? Разве он не хотел бы упрочить упомянутую ею связь?

Он держался в тени развалюхи, что стояла ближе всех к Пустому холму. Ранний сумрак, тёмная одежда — на руку соглядатаю. Только терпения недостаёт. Как только Ярр оказался здесь, так сразу же и начал сомневаться в своих умозаключениях. Может, тогда, в первый раз, она действительно заблудилась в незнакомом городе… И всё же он, стиснув зубы, ждал и вглядывался в мрачнеющие очертания холма, с хищным азартом желая увидеть мелькнувшее белое платье. Может, это всё бред. Может…

Словно лунный луч внезапно рассёк тьму — Ярр почти услышал, как шелестнули травы. Он вжался спиной в стену домишки. Виюн! Скользит вверх по косогору так легко, будто светлячок. Она — нет сомнений!

Ярр поднял глаза на вершину. Неужто Хранительница жаждет встречи с Гамаюн? Если даже вещая птицедева примет её, то снизу этого не разглядишь — туман и темень. Остаётся только ждать, снова ждать. Как ненавистно это ожидание!..

Казалось, прошло несколько забытых лет во мраке и безмолвии, пока она снова не вынырнула из туманной завесы наверху и не заструилась вниз. Сейчас, сейчас… Улучив момент, Ярр бросился ей наперерез. Он тоже был быстр, пусть и не ирреально. Костяные пальцы сомкнулись на её запястье, том самом, где вывели Зимний крест, и она замерла в изумлении. Рваться или кричать она не стала. Только разлились ночью широко раскрывшиеся глаза.

— Ярр! — выдохнула она почти с возмущением. — Что ты делаешь?!

— А что ты делала на Пустом холме ночью?

— Ты не понимаешь.

— Да, не понимаю. Потому и ждал случая спросить.

Она вздохнула и красноречиво пошевелила пальцами — Ярр ослабил хватку.

— Хорошо, я ходила к Гамаюн, — коротко и без улыбки признала Виюн. Голос — странно сдавленный.

Это Навь стёрла её улыбку?

— Зачем?

— Хотела узнать… кое-что.

— И узнала?

Тяжкий, прерывистый вздох. Виюн подняла лицо, и в свете далёких фонарей блеснули полные слёз глаза.

— Да…

Все дурацкие подозрения тут же вылетели из головы. Она — плачет? Быстро же Навь выпила её благость…

— Что?..

— Я не могу сказать! — с рыданием вырвалось у Виюн.

Ярр протянул руку — коснуться щеки, вытереть слёзы… Что же это Навь делает со светлой Хранительницей? Но она сверкнула глазами и отступила на шаг.

— Не подходи! Оставь меня!..

И быстрее гонимого ветром облачка скрылась из вида. Сияние её — не ярче света лесных гнилушек.

* * *

Мутные-смутные дни. Конечно, Ярр приходил к дому Городничего, стучал, просил, требовал, увещевал. Названый папаша всё время говорил, что Виюн “только минуту назад здесь была”. И сколько Ярр ни ловил её — ни у Пустого холма, ни на Капище, ни у грота, ни у Моста застать её не удалось. Хотя другие горожане видели её иногда мельком. Она словно в призрака превратилась — для одного лишь Ярра. Непонимание злило и едко выплёскивалось на всех, кто попадался ему на пути. Величественно продвигающийся к Мосту небесный Зимний крест давил своей тяжестью. Йагиль не возвращалась в Избу. Грот оставался заперт. Сирин не видел вообще никто вот уже не первую седьмицу. Даже Косохлёст куда-то попрятался. Зато Гор от скуки возвратился. Ярр намекнул ему, что у него есть все шансы стать первым вестником важных событий. Если он их сперва разузнает, конечно. Но ворон почему-то вяло каркнул, остро сжал плечо когтями и не двинулся с места. И пока Ярр совершал одинокие вылазки глубоко в Тёмный лес, Гор смирно сидел на плече. Поиски, поиски… Осьмушка года между Мариным днём и Коладом растянулась в один большой, бессмысленный поиск!

И тогда Ярр вновь собрал навь-костринцев на Капище и объявил о начале (для него — новом витке) поисков Йагиль. И заодно Сирин. Он напирал на то, что ведунья пропала уже несколько седьмиц тому назад и даже для неё это слишком долгая отлучка в Тёмный лес. Что беспокоится за сестру и вообще-то главную целительницу Навь-Костры. А если кто-то вдруг сломает лапу или будет покусан змеями?

Только после этого горожане немного зашевелились, а то стояли вялые и смурные, прямо как ворон. Лишь Кладезь деятельно готов был искать Сирин. И, конечно, верный ей Молот, который шумно вздыхал и с тоской поглядывал в сторону леса. И всё равно без помощи голоса никто не двинулся с места. Ярр не любил пользоваться им, потому что не понимал, что это за сила.

Говори, ибо дан тебе его голос…

Но так быстрее. Навь-костринцы разбились на неравные кучки и под руководством Хранителя вступили в Тёмный лес. Молот тащил катафалк Марены на случай, если придётся везти раненых.

Пару лет назад, когда Ярр пытался с группой горожан выйти за пределы Навь-Костры, тут же поползли змеи. Но теперь город остался за спиной, и Ярр был уверен, что ничто ему не угрожает. Змеи исчезли так же, как и души. Волколаки разбежались по сторонам, вынюхивая следы. Ворон вспорхнул наконец с плеча и реял чуть впереди, теперь жаждая первым заметить пропавших и огласить лес победным карканьем. Дошли до Избы. Одиноко и покинуто высилась она среди деревьев. Всё так же разверста крыша и темны окна. И трёхпалые лапы будто вросли в землю, присыпанные хвоинками. Но хоть ворон уже побывал наверху и сам Ярр бывал не раз, он всё же взобрался по рубчатым лапам: вдруг что-то пропало или, наоборот, появилось? Но ничего, кроме запустения и немого безлюдья.

Навь-костринцы постояли кру́гом у Избы. И, двинувшись дальше, они боязливо поглядывали по сторонам, в шевеление теней Леса. Узкий поначалу клин его раздавался всё шире, и цепь неминуемо растянулась. И скоро горожане потеряли бы друг друга из вида. Голос мог бы их гнать вперёд ещё некоторое время, и Ярр, отринув уже всякие сомнения, использовал его, стремительно передвигаясь из конца в конец изрядно поредевшей цепочки.

Худо-бедно прошли ещё два пути от города до Избы. Ярр время от времени особым свистом звал Йагиль, но она не откликалась, хотя свист её немота пожалела. Катафалк давно бросили, решив подобрать по пути назад — чаща местами оказалась непролазной. Кладезь без стеснения залез Молоту на плечо и следил только за тем, чтобы не удариться лбом о свисающую ветку. А Леший, для которого здесь, казалось бы, должен быть дом родной, явно чувствовал себя неуютно.

— Не надобно дале ходить, — бубнил он то и дело. — Не к добру. Недобрый это лес. Да и не лес вовсе…

— А как же Сирин? — поддевал его Кладезь. — Хочешь ещё, чтобы она тебе спасибо сказала? А мне нужны лампы на тысячу свечей и волны, которые она мне так и не дообъяснила! И генератор на тепловой энергии, чтобы Мельница пела!

— Не может её тут быть… — упорствовал Молот, но шаг за шагом ступал мохнатыми лапищами вперёд.

И правда, лес неуловимо менялся. Ярр специально вышел на заре, но всё темнее становилось кругом, а небо — где-то за непроницаемой преградой густых крон. Лес оправдывал своё название. Признаться, Ярр и не заходил никогда в такую даль, только летал высоко и очень давно. И оттуда ковёр деревьев казался ровным и даже красивым, если вам нравятся оттенки серого.

Стали попадаться какие-то разбитые каменные сооружения, немного напоминающие капища. Продвигались медленно, хотя подлесок вдруг исчез. Ярр уже обнаружил несколько брешей в цепи навь-костринцев — повернули к городу, не выдержали… Волколаки скалили зубы и морщили носы, чтобы никто не подумал, что и они трусят. И, сначала почти неслышно, а потом всё отчётливее поднялся от земли низкий гул, сам как голос. Ярр не знал, что до капища, на которое Йагиль укладывала Сирин, было ещё полпути.

Немного поредел мрак, раздались в стороны кроны. Но силуэты деревьев сломались, выцвели краски… Молот положил ручищу на ствол и тут же отдёрнул.

— Не дерево это… — проскулил он неясное.

И замычал горестно, качая головой из стороны в сторону. Ни слова больше не удалось из него вытянуть. Гул теперь слышался явственно, и очень хотелось заткнуть себе уши, но он проникал прямо в череп. Сумерки сочились из белесовато-серых стволов. Один из молодых волколаков вдруг резко завыл и, поджав хвост, бросился назад. И разлился по цепочке вой ещё нескольких. Похоже, поиски близились к концу.

— Уныло как-то, — высказался Кладезь, натянул поглубже шляпу и потеребил бороду. Всю дорогу он старался не отставать от Ярра. — И мысли одолевают…

Ярр и сам уже пребывал в самом скверном расположении духа. Ясно, что затея провалилась. И ни Сирин, ни Йагиль они не найдут. И Марену он тоже потеряет. И Виюн покинет Навь навсегда, или погаснет её сияние… Никакого просвета. И рухнет Мост…

Мрачные размышления прервал чей-то плач.

— И ничего хорошего уж не будет, братцы! — надрывался дюжий вурдалак. — Пришёл конец нашему весёлому житью!

А Ярру тут же стало немного легче, как будто кто-то разделил с ним тяжесть на сердце. Это просто место, гул, сумрак. Он вышел чуть вперёд, набрал полную грудь серого воздуха и свистнул — долго и протяжно. И некоторое время напряжённо вслушивался, не раздастся ли ответ… Но звук заблудился и увял меж ломаных стволов и хищных ветвей, и его вобрал в себя низкий безостановочный гул. Ярр оглянулся — навь-костринцы, тёмные фигуры среди мертвенно-серых деревьев, незаметно пятились. Да, пожалуй, поиск завершён — снова ничем. Можно, конечно, пойти дальше в одиночку, а их отпустить… Всё казалось ему, что Йагиль где-то там, впереди… Но он твёрдо верил, что с ней всё хорошо и она сама о себе позаботится. А вот где Сирин, одной Марене известно. Что это, трусость — вернуться сейчас в город? Здравый смысл? Можно бесконечно блуждать по этому лесу.

— Идите. — Ярр повернулся к Кладезю, Молоту и тем, кто мог его услышать. — Возвращайтесь. Я задержусь.

Дважды их просить не пришлось. С видимым облегчением они показали ему спины, даже преданный Сирин леший. Сказочно быстро затих хруст веток под их ногами. Ярр остался один, не считая судорожно сжимавшего плечо когтями ворона.

Он сделал ещё несколько десятков шагов вперёд. Гул словно придвинулся со всех сторон, обволакивая в кокон свою единственную жертву. Безнадёжность накатывала волнами, как тошнота. И вдруг между стволами вырос круг вросших в землю камней в половину роста. Ещё одно капище… Деревья тянули к центру ветви, как в молитве. Это же напоминает…

Ярр ощутимо вздрогнул и выругался от внезапности, когда волос что-то мягко коснулось. Скользящий взмах рукой — и в пальцах серебристо замерло перо Гамаюн.

— Ты видел это, Гор?! Мне везёт. А капище точь-в-точь как на Пустом холме! — Ярр подумал мгновение. — Лети-ка ты, мой говорливый друг. Проверишь, чтобы наши не сбились с пути.

Ворон понял, что его спроваживают, и обиженно каркнул, сильно и почти больно оттолкнувшись от плеча. И когда затихло частое хлопанье крыльев, Ярр вступил в центр круга камней и закрыл глаза, чтобы не поддаться искушению следить за вещей птицей взглядом. В прошлый раз он и так слишком много увидел, но, кажется, прощён.

И даже вроде бы примолк гул, когда он различил едва заметное ровное дыхание рядом. Тут же захотелось спросить, что такое она предсказала Виюн на Пустом холме, что та убежала в слезах… Но Ярр сжал зубы, чтобы не спугнуть Гамаюн. А она слегка ощутимым дуновением обошла вокруг него и, остановившись за спиной, обронила серебряным шёпотом:

Отвори кровь. Кровь отворит.

---

Примечания:

Дня через три выложу вторую часть главы, я поделила на две, а то выходила длинная

Отвори кровь. Кровь отворит.

Кровь отворит… Редкий случай — на этот раз он мгновенно разгадал слова вещей птицедевы. Ясно как день! Хоть навь-костринцы и убежали раньше, Ярр всё равно вернулся в город почти одновременно с ними. Ветер скорости выдул остатки мерзкого гула из головы. Но Ярр не остановился за задними вратами перевести дух, как большинство. И уж конечно, не повернул в “Три горла”. Его путь — к гроту. Взгляды отлетали от него, хотя в другое время он бы внутренне вскипел от одной только мысли: горожане думают, что он испугался и прибежал самый первый? Хотя вряд ли кто-то в здравом уме мог такое подумать про холодно-гневливого Хранителя, который единственный выходил против змей.

Зимний крест на месте — серый камень, чёрный след. Ни прожилка цвета… Вряд ли Виюн не попыталась бы, если бы Гамаюн навещала ей именно это. И Ярр, сняв с пояса серп, засучил рукав выше локтя. Давно уже затянулся порез, оставленный ради того, чтобы перевести Виюн через Мост, влившись в паутину других тонких шрамов. Ярр, недолго думая, отворил кровь и провёл испачканным серпом по перекрестью. Гулкую секунду ничего не происходило, и Ярр в волнении оставил несколько отпечатков окровавленной пятерни уже без всякой системы. Сколько нужно дать крови? Сколько нужно ждать?!

Камень всосал кровь без остатка, как губка. Отмеряли время покачивания серпа в руке Ярра… Он положил руку на крест, провёл ладонью — ничего, ни движения, ни трещинки. Кровь не отворила грот. Его кровь.

* * *

И вот теперь он снова стучал в дверь Городничего. Может, стоило войти без стука, тогда бы она не исчезла? Воспитание может быть обузой.

Но, к его удивлению, Виюн сразу же предстала взору, когда недовольный Городничий отпер дверь. И, не говоря ни слова, она прошествовала мимо Ярра, словно призывая его следовать за ней. Словно всё знала.

— Что-то изменилось, — мягко, как раньше, обронила она.

— Да.

Она и сама изменилась… Навь уже почти пригасила так выделявшее её сияние, в складках белого платья, в изломе бровей поселились тени. Ей нельзя здесь долго, понял вдруг Ярр. Навь медленно высасывает из неё жизнь, нужно вернуть её в Явь немедленно!

Он не смел даже тронуть золотой волос, вдруг снова скроется из глаз, оставив одни вопросы. Слова Гамаюн вертелись на языке. Кто мог быть более желанен Марене, чем светлая Хранительница? Может, крест на её запястье и краснел тогда, потому что кровь стремилась пролиться. Но сказать это ей… Дела Нави казались слишком тёмными для Виюн. И лучше ей не знать ничего, пусть навье останется навьим.

Ярр резко развернулся. Он думал идти к гроту, но тут может быть только один путь — к Мосту. Сомкнул пальцы на её запястье, чтобы не убежала, и потянул к мостовым вратам.

— Куда ты?.. — только и успела вымолвить она.

— Домой.

Он думал, она упрётся ногами, выскользнет, будет спорить… Но она быстро проговорила:

— Я знаю, зачем ты пришёл. Я была там, у грота, и видела твою неудачную попытку. Иначе ты бы меня не застал… Я вернулась сюда и стала ждать тебя.

— Ты следишь за мной?! — Ярр даже остановился.

— Не больше, чем ты за мной, — с прежним лукавством улыбнулась она, осторожно высвободив руку из мёртвой хватки. — Но в этот раз я просто бродила у грота и размышляла, когда ты примчался.

Ярр снова взял её запястье, но на этот раз лишь развернул к себе. Зимний крест заметно побледнел и как будто слегка оплыл.

— Но теперь он больше не краснеет? Не болит? — спросил он.

— Нет… — Виюн снова отняла руку, опустила голову.

— Тебе нужно вернуться. Навь тебя медленно убивает. Нет — всё быстрее и быстрее!

— Нет! — Она вскинула взгляд. — По крайней мере, дай мне шанс… — В глазах цвета тёмного неба вспыхнул знакомый огонь азарта. — Если она не примет и мою кровь, я уйду.

По лицу видно — не отступит. И Ярр со вздохом, но и с затаённой надеждой кивнул в знак согласия.

К гроту Марены вернулись, не касаясь друг друга. Там же Виюн протянула руку к серпу и вопросительно посмотрела на Ярра. И он со скрытой неохотой передал серп ей.

Но как он шёл ей! Словно созданный для девичьих рук узкий серебряный полумесяц с вязью чёрных символов! Виюн благоговейно провела по нему пальцами, любуясь игрой бликов. А ведь она ни разу не выказала любопытства, не попросила показать… Но теперь даже сияние её будто разгорелось ярче, а в ответ озарился серп. И в следующий миг серебряный металл окрасился кровью. Виюн стремительно провела себе остриём по ладони и тут же прижала рану к середине Зимнего креста на камне. Ярр замер… Даст защита трещину? Томительное, вязкое ничего.

И Виюн, будто повторяя его недавние метания, описала ладонью линии креста на камне, а потом с бессильным разочарованием обернулась к Ярру. Ничего. Только засыхали постепенно тёмно-красные разводы в знак полного отторжения — её кровь даже не всосалась. Виюн тяжело дышала. С пальцев срывались капельки. И нет ни ведьминой синьки, ни самой ведуньи, ни её ученицы, чтобы помочь… Во второй руке Виюн подрагивал серп. Когда Ярр потянулся к нему, она сначала отвела руку назад, не желая расставаться с орудием Марены. Но потом со вздохом сдалась, и Ярр повесил серп на пояс.

— Покажи. Нужно перевязать рану. Мне нечем, но у Коменданта точно найдётся.

Виюн судорожно усмехнулась и спрятала руку за спину.

— Вне всякого сомнения…

— А потом тебе нужно вернуться домой… — Ярр старался говорить убедительно и мягко. — Ты обещала.

Она подняла на него насмешливо-страдальческий взгляд.

— А если я не хочу?

— Тебе там будет лучше.

— Много ты знаешь.

— Для твоего же блага… — попробовал Ярр снова.

— Но не для твоего. — Она испытующе изогнула тёмную бровь.

— Это неважно. Я привык… один. И есть преимущества в том, чтобы быть бесчувственным.

И тут раненая рука вдруг порхнула ему на грудь, как раньше. Клеймо Зимнего креста под рубашкой отозвалось болезненным покалыванием в ответ на прикосновение.

— Нет, — ответила спокойно и уверенно.

— Но ты увядаешь здесь! — воскликнул Ярр, особо не заботясь уже, как это прозвучит по отношению к юной на вид девушке.

— Когда-нибудь ты узнаешь, почему назад мне путь отрезан. — Она ясно взглянула в глаза Ярру. — Даже если бы Мост и Огненная река пропустили меня обратно.

— И ты всегда знала, что это билет в один конец?

Она невесело усмехнулась.

— Всё оказалось иначе. Мой дар здесь слеп. Почти…

— И ничего нельзя сделать?..

Виюн помедлила, словно собираясь с духом.

— Есть одна вещь… Я сразу её ощутила, как только оказалась здесь. Но она надёжно спрятана. И я не могу взять её сама, иначе она потеряет силу. Поэтому я просила Сквознячка… Но безуспешно.

— Что это? — резко спросил Ярр. Будто солнце забрезжило среди сплошных серых туч.

— Некий венец, что хранится у столь любезно приглашавшего меня в гости Беса.

— Этот венец… излечит тебя? — Нужное слово подобралось не сразу.

— Он точно не должен быть там, где сейчас находится, — твёрдо ответила Виюн. — Но Бес скорее уничтожит его, чем расстанется с ним.

— Ну, это мы увидим… Венец поможет тебе?

— Он… часть. — Виюн опустила глаза. — Да…

— Что ж, тогда жди меня с венцом.

Виюн слабо улыбнулась.

— Буду ждать, — ласково провела здоровой ладонью по щеке.

Совсем не так, как в тот момент, когда решился её поцеловать, ощутил это Ярр. Почти не дрогнуло ничего внутри — привычно. А тогда в душе и теле всё трепетало и горело. Это из-за её слабости? А что же было тогда?..

Но сейчас есть цель. Стоит надеяться, это поможет вернуть ему и ей прежнее… Действует на Беса голос? Не довелось проверить. Он и теперь отвертелся от поисков под предлогом “слабости членов”. Виюн просила о помощи Сквознячка, а где он, там и Косохлёст, разумеется. Но не их полёта эта птица — Бес… Хотя подробности разузнать стоит. Ярр тихонько свистнул, и ворон соблаговолил опуститься на плечо.

— Разыщи мне Косохлёста, Гор.

— А чего его р-разыскивать? — довольный собственным временным всезнанием, каркнул тот. — День-деньской сидит на Кур-рганах с др-ружком. От тебя пр-рячется, Ярр-р. От меня никто не спр-рячется.

— Хорошо. Тогда, может, разыщешь мне Йагиль и Сирин? — невинно предложил Ярр, припомнив, как ворон разнёс на весь город сплетню.

Гор тут же вспорхнул, намеренно задев крылом по щеке. Обидчивый стал… И Ярр пошёл на Курганы в обход.

По пути мысли сменились другими — о новом пророчестве Гамаюн, о том, чья кровь отворит грот Марены… Все навь-костринцы казались для этого слишком… обычными. Значит, Сирин. С кровью, которую так сложно остановить. Ну что ж, сразу можно было догадаться, раз именно она — глас Марены. Но Сирин как в Реку канула. Ни уголка не осталось в Навь-Костре и окрестностях, где бы он не проверил, если только кто-то не играл с ним в чудовищные прятки-перепрятки. Даже Бес любезно пустил Хранителя в свою резиденцию, правда, впригляд.

А совсем недавно над городом пронеслась небывалая зимняя гроза, и Ярр, который сидел тогда у камина и невидящим взглядом смотрел на пылающие поленья, принесённые ещё Йагиль, вдруг резко поднялся.

Он так и не проверил Скворечник!

Положился на слово Алконост. Да и она “своим манером” не больно преуспела. Поэтому, наверное, и не показывалась. Ярр распахнул дверь в промозглую, стылую ночь. Молнии сыпались в Огненную реку, как белые изломанные стебли. Прямые хлёсткие струйки выбивали дробь на кругляшках каменного дерева мостовой. Но Ярр всё равно пошёл — нетерпение, досада на себя за доверчивость, за упущенное время жгли изнутри. Если что-то не так, сейчас — лучшее время. Сейчас его точно никто не ждёт в гости.

И когда он добрался до ясеня, дождь заледенел. Капли остро били по непокрытой голове, царапали лицо, тут же застывая кристалликами. Всё кругом покрылось пока ещё тонкой блестящей ледяной коркой. Ярр поднял глаза на крону — ветви, как стеклянные. Пальцы оскальзывались на коре. Но их жар, который рождал искры, топил лёд, и Ярр всё же медленно, но верно взбирался к Скворечнику. Уже почти под карнизом он едва не сорвался с ясеня. Но когда наконец подтянулся на широком карнизе и сел, протёр залитые дождём глаза, то в поредевшем зареве вспышек увидел пустую тёмную горницу, нити соломы на полу и трюмо, отразившее бледное лицо с налипшими волосами. Никого. Зря он подозревал Алконост, что она держит в плену Сирин… Спрятаться здесь негде.

Он всё же перелез через подоконник и прошёлся по комнате. Здесь больше года назад он увидел Сирин в первый раз, говорил с нею, пытался выведать что-то о Яви… Гроза уже почти отбушевала, свет фонарей не доставал на эту высоту. Поэтому Ярр не увидел под ногой перекрестие Зимнего креста, выдавленное на полу остриём ножа или серпа.

Разочарованный, он вылез на карниз, окинул взглядом тёмные окрестности, которые редкие вспышки превращали в мрачное ледяное царство. Но не ночевать же здесь в надежде, что утро растопит лёд. Ярр, держась за раму, осторожно поставил ногу на ствол… Наледь на коре — ненадёжная опора. Время остановилось, когда он увидел перед лицом собственные руки, судорожно схватившие воздух. А потом позванивающая хрусталём крона вдруг стремительно ушла вверх, а затылок пронзила дикая, острая боль. Оказывается, не миф — искры из глаз. Они смешались с искрами, вылетевшими из пальцев…

Алконост была права, когда говорила Сирин, что кости Хранителя — крепче каменного дерева. Ярр не успел спружинить, и дух вышибло вместе с сознанием. И там, во сне, ему казалось, что искры не потухли, едва коснувшись темноты и ледяных капель. Наоборот, разгорелись, покрыв ладони и пальцы венцом ярко-рыжего пламени. Заворожённо он смотрел на них, а видел детские ручки, что постепенно обгорали, обращались в костяные. Боли не было, только непонимание тогда и сожаление теперь. А потом — женский отчаянный шёпот где-то над головой. Голос — до боли знакомый, но не вспомнить, как в кошмаре. Ярр пытался разглядеть лицо, но не мог шевельнуться. Увидел только смутный силуэт и изгиб серпа в отставленной руке. “Я не хотела, прости… Люблю…” Крепкие руки. И ухнуло в животе — он смотрел на Мост с необычного ракурса — сверху. Широкой слепящей лентой горела из края в край Огненная река. А собственные руки уже только дымились…

Холодной болью капнуло в глаз, и Ярр ощутил затылком и лопатками гладкую твёрдость мостовой. Над лицом — звенящие ветви ясеня. Видение стремительно теряло краски, и Ярр поднял дрожащие руки к лицу. Кость. Никакого пламени. Но ему явно удалось надломить Печать, пусть и пробил он её своим черепом.

И сейчас, разыскивая Косохлёста, Ярр непроизвольно оглянулся на ясень. Из окон струился мягкий золотой свет, значит, хозяйка в кои-то веки на месте. На обратном пути надо будет… Теперь найти Сирин ещё важнее.

Но Ярр уже выскользнул из задних врат и по широкой дуге обогнул холмы. Не очень хитрый манёвр, но и правда, вскоре замаячили на кургане спины Косохлёста и Сквознячка. Они сидели, чуть не касаясь головами, полубоком. Ярр подобрал с земли камень и перебросил через заговорщиков. И когда они навострили уши, вглядываясь в противоположную сторону, тихо вырос за их спинами. Надо же, они читали записную книжку с золотым обрезом! Ай да Косохлёст! Наш пострел везде поспел. Нет времени…

— Скажи мне всё, что ты знаешь о венце, — потребовал Ярр голосом.

Косохлёст подпрыгнул, как сидел, приземлился на зад, взглянул исподлобья. Ни страха, ни угодливости — лишь досада. Что прервали их занятие?

— Да ни беса я уже не боюсь! — заявил он с усталым раздражением. И сварливо добавил: — Что, нормально нельзя попросить? Ты бы если нормально спросил, я бы, может, и рассказал. Не зря мы тебя малолеткой в свои игры не брали. Ты бы жульничал! — выдал он совершенно неожиданную тираду.

Ярр даже растерялся поначалу.

— Косохлёст, ты что, старше меня?.. — спросил он дрогнувшим, обычным голосом.

Тот обидчиво хмыкнул.

— Ты вспомнил что-то, что раньше было за Печатью? — упорствовал Ярр. — Что?

— Только то, что видел тебя сопливым шестилеткой, — всё так же ворчливо, но уже снисходительно ответил Косохлёст.

— Но ты украл записную книжку Городничего, — нахмурился Ярр. Авторитет трещал по швам.

— А-а! — пренебрежительно махнул рукой Косохлёст. — Ду́ши всё равно не переходят, так на кой она ему? Зато нам очень даже!

— И что же вы ищете?

— Его родных, — не по-косохлёстовски серьёзно ответил Косохлёст, ткнув большим пальцем в Сквознячка.

— Это я виноват, — тут же зачастил паж, но Ярр жестом велел ему замолчать. Он-то не видел нынешнего Хранителя маленьким…

— Сейчас важно другое. Расскажите мне про венец, который хранится у Беса.

Ребята переглянулись.

— Ну, это… — начал Косохлёст, поскучнев. — Венец. С синими блестючими камнями. Чернёного серебра. Пахнет снегом. Марены венец, в общем.

— Марены?! — Этого Виюн не говорила.

— Я даже держал его в руках. — В потемневших глазах Косохлёста будто дрожал синий отблеск самоцветов. — И тогда-то кое-что и вспомнил…

— Меня?..

— Да сдался ты мне! — сплюнул он. — Видел Марену живую! И как она самолично пометила меня Зимним крестом за помощь!

— За какую?

Косохлёст дёрнул плечом — не помнит. Или не хочет говорить. Ярр ощутил неразумную, необузданную зависть. Этот прохвост видел Марену вживе?

— Какого цвета глаза Марены?! — Он давно хотел узнать…

— Да аспид их знает, это было — миг! Потом меня Бес и сцапал, значит. Ещё и договорчик всучил, козлиная рожа! — пожаловался Косохлёст.

Ярр вытянул у него, наверное, почти все подробности налёта на тайник Беса. Косохлёст не горел желанием попытаться ещё раз, глаза бегали, наглая самоуверенность испарилась… Сначала он как будто хотел утаить участие Сквознячка, но Ярр сразу дал понять, что сам догадался об их дружбе. Так что на вид рассказ вышел полным и правдивым. А Виюн знает, чей это венец? Впрочем, не сбежит же она с ним за Мост…

Оставив Косохлёста подозрительно глядеть в спину (пусть их с этой записной книжкой! Городничий же не бьёт тревогу, в самом деле!), Ярр повернул к городу. Потребовать выдать или украсть? Выменять? Попросить на время? Подписать один из мерзких договорчиков — аж передёрнуло от одной лишь мысли. Значит, голос… Только что-то много развелось личностей, которые плевать на него хотели. Может, и он теряет силу вместе с Печатями.

Бес открыл Хранителю Моста самолично и мгновенно, как будто дожидался под дверью. Одарил обычной своей добренькой улыбкой.

— Яррушка! Нешто в гости пожаловал! — Он всплеснул руками, как радушный хозяин, у которого не прибрано.

— Венец Марены.

Только два слова голосом. И улыбка Беса сначала застыла. А потом медленно-медленно один уголок губ опустился, а второй пошёл вверх. Вышло криво и страшно.

Бес, не сказавши ни слова, повернулся к Ярру спиной и заковылял в кабинет так неторопливо, словно желал получить Кологод на раздумье. И снова обратился лицом, лишь когда Ярр прошёл за ним и закрыл дверь кабинета. Кривая усмешка, кривой разлёт бугристых бровей. Похоже, на этого голос всё-таки действует. Это… хорошо.

Ярр смутно надеялся, что вот сейчас Бес откинет ковёр и извлечёт на свет навий из тайника венец Марены. И пальцы уже нетерпеливо сжались… Но Бес отодвинул массивное кресло и вольготно раскинулся в нём. Ярр остался стоять.

— Рад бы — мо́чи нет! — услужить! — с чувством сказал он, сцепив пальцы. — Да ноги не несут, руки не держат…

— Так скажи, где!.. — И Ярр уже сделал шаг к месту, описанному Косохлёстом.

Бес не шевельнулся.

— Не дастся в руки тебе, истает льдом. С кого потом спрос? — по-деловому осведомился он. Кривая ухмылка издёвки, глаза абсолютно ясные.

— Но…

— И проверять нечего! — рубанул Бес когтистой дланью по воздуху. — Потому и хранил его в тайне!

— Я тебе не верю, — сумрачно процедил Ярр. Присел, откинул ковёр сам и быстро разобрался с потайной дверцей в полу. Череда быстрых щелчков пальцами — искры, хоть и тут же гасли, осветили тёмный погребок. Тёмный и абсолютно пустой, не считая паутины и пыли.

— Посветить тебе? — услужливо предложил Бес, протянув руку за подсвечником с пятью чёрными огарками.

— Нет, — сквозь зубы отказался Ярр. Перепрятал, бесова порода. — Что ты хочешь? Какие сокровища сулил Виюн?

— А вот пусть де́вица придёт сама к старику за гостинцем. Не обессудь, ты искать будешь — вовек не сыщешь, — будто бы с сожалением произнёс Бес, разведя руками.

— Но она не может взять его сама!..

Бес сочувственно поцокал языком.

— Беда, беда. Ну да и этой беде помочь можно. Оставь пока серп вот тут, — он постучал когтем по столу, — и приходите вдругорядь вместе. Покумекаем…

— Серп?! — Ярр что есть силы сжал рукоятку. Многим в последнее время позарез стал нужен серп Марены. — Да как ты смеешь?!

— Виноват, — мгновенно пошёл на попятную Бес. — Сам позабыл, куда венец припрятал, голова дырявая, думаю, посижу с серпом, припомню… Всё ж не чуждые друг дружке вещи. Авось притянется.

— Да я тут всё вверх дном!.. — уже вне себя пригрозил Ярр. — Душу из тебя вытрясу вместе с памятью!

Бездарный поиск всех последних недель, почти физически давящая громада Зимнего креста в небе, бессилие, исчезновение одних, странное поведение других, пробуждение чувств к Виюн и её внезапное отдаление… Всё это внезапно переполнило душу такой яростью, что Ярр резко выкинул руки вперёд и сгрёб Беса за полы домашнего бархатного костюма. Выволок из уютного кресла и с грохотом копыт распластал на его собственном столе. Не надо никакого неверного голоса, ничего не надо!

— Отдай мне венец Марены! Он не твой! — прорычал он.

— Но и не твой, — не повышая голоса, промурлыкал Бес. — Не бывает Хранителей Моста. — Холодный, уверенный тон, прожигающий насмешкой взгляд. — Только Хранительницы. Тебя, — а вот теперь как будто ненависть просочилась и в козлиный тенор, и в розовато-серые глаза, — вообще не должно было быть. Ты — палка в Колесе года.

Ярр выпустил Беса и отшатнулся от стола. О чём он говорит?!

— А я вот и говорю, — как ни в чём не бывало зажурчал Бес, неторопливо сел на столе и одёрнул воротник, — передай светлой Хранительнице, чтоб не мешкала. Жду её. Один её дивный взор пробудит мою память. — Он елейно улыбнулся. — Ступай, Яррушка, добром. А то поздно будет плакать. Да серпом не поранься, смотри, недавно с ясеня-то как сверзился… — заботливо пожурил Бес.

Всё знает, бесово отродье!.. Ярр впервые с далёкого и почти забытого детства почувствовал себя настолько шатко и неуверенно. Хорошо, что он не в состоянии ощутить в полной мере своё фиаско, весь стыд и позор… А ведь ждёт его ещё объяснение с Виюн.

Но, верный своему решению (а может, оттягивая момент, когда придётся признаться Виюн, что он теперь на посылках у Беса), Ярр взобрался в Скворечник. Теперь, без ледяной коросты, это так легко. Пусто. Опоздал, везде опоздал. Зато в этот раз он явственно увидел на полу выцарапанный Зимний крест. И рядом с ним, среди золотых перьев, тонкую разорванную цепь. А ещё измятую записку, в которой рукою Йагиль было выведено… Ярр расширил глаза.

Не выходи на Колад…

Бесснежная стужа Колада уже надвигалась.

* * *

Старый Бес любовно отирал мягкой тряпочкой чернёное серебро и синие камни. Как хорошо всё помнить. Как больно всё помнить…

Тихонько стукнули в окно кабинета. Кого ещё принесло? Стук чисто женский, скромный. Вряд ли этот упрямец так быстро передал послание. Да и будет кочевряжиться она — смышлёная небось. Уродилась. И не без дара.

Стук повторился. Бес встал, накинул на венец вуаль и процокал к окну. И, не открывая портьеры, гнусаво осведомился:

— Кто пожаловать изволил?

Никто не ответил. Бес уже раздражённо подумал, что Косохлёст опять развлекается, и собрался отойти, как вдруг по ту сторону окна мелодичный голос — единственный! — тихо произнёс:

— Здравствуй.

Бес едва не забыл, как стоять на копытах. Трясущимися руками царапнул плотную ткань штор. И увидел… нет. Перед ним стояла не она. Всего лишь Незваная, которую Алконост зачем-то нарекла Сирин. Но говорила она не дрожащим голоском Незваной. Она говорила гласом Марены.

* * *

Виюн вернулась нескоро — Городничий успел уже педантично обглодать ногти на правой руке и присматривался к левой в сероватом сумраке. Неслышно растворилась хорошо смазанная дверь, и она светлой тенью — всего лишь тенью — втекла в сени. Остановилась посреди, словно бы размышляя. Шевельнулись беззвучно губы, и призрачные ладони закрыли будто светящееся бледное лицо. Она не заметила, что не одна? При её прозорливости… Наверное, думы не тем заняты.

Замерший в благоговении Городничий прочистил горло, обозначая своё присутствие. Виюн отняла руки от лица, и они безвольно поникли. Глаза — чернее впустивших ночь углов, без блеска. На щеке остался тёмный отпечаток… грязи?

Прямо подмывало спросить, как всё прошло, но Городничий не решался. С таким окаменевшим лицом не возвращаются с тайного свидания. По крайней мере, если оно прошло счастливо. Он вздохнул украдкой, и тут Виюн, сначала медленно, а потом всё стремительнее поплыла к нему и упала, спрятав лицо на его коленях. Спина заходила ходуном от безудержных рыданий. Боясь дышать, он робко и невесомо опустил ладони на бесцветно-серебряные сейчас волосы, погладил. А она зашлась ещё пуще…

— Что такое, доченька?.. — вырвалось совершенно естественно. — Тебя обидели?

Виюн отчаянно замотала головой.

— Нет, нет! — прорыдала она в колени. — Это я плохая!

— Да что стряслось? — Городничий бережно приподнял мокрое от слёз лицо её. — Ты только скажи, а я быстро управу найду…

— Гамаюн сказала… — срывающимся шёпотом едва смогла выговорить она.

— Гамаюн?!

Виюн по-детски кивнула, с надеждой глядя ему в глаза.

— Так-так, и что же напела наша вещая птичка? — как можно легкомысленнее и ироничнее спросил Городничий. — Ты знаешь, её предсказания — палка о двух концах, вот и с Незваной она, кажется, дала маху…

Виюн закрыла заплаканные, но прекрасные глаза, и две слезинки упали на мокрое пятно на его коленях.

— В этот раз она говорила очень ясно. Навь выпивает мою жизнь… — Городничий горестно вздохнул и хотел было возразить против очевидного, но Виюн жестом остановила его. — Но есть способ для меня остаться здесь.

Радостно ёкнуло в груди.

— Всё, что угодно… доченька! — пылко пообещал он.

Но радость вмиг растаяла без следа. Разглядел теперь: не грязь, а кровь отпечаталась на лилейной коже щеки, размытая слезами. Городничий без слов повернул руку Виюн ладонью вверх — так и есть. Свежий порез будто рассёк его собственную плоть.

А она смущённо опустила взгляд, отняла руку.

— Замужество… — чуть слышно шепнули губы.

К этому Городничий был готов, даже догадывался о чём-то подобном. Можно даже не спрашивать, с кем замужество. Ну что ж, он в лепёшку разобьётся, чтобы обеспечить своей бедной девочке эту партию, надавит кое на что… Уже весь в мыслях и планах, он случайно поймал беззвёздный взгляд Виюн.

— А Сирин должны сбросить в Огненную реку.

И тогда молвит дивная птица человеческим голосом: “Ищи теперь её, как искал её венец свадебный, себя не жалей, а найди. Долог путь, и враг не чета прежнему, но ты сыщи…”

Шёпот сплетается в ажурные золотые узоры. Каждая нить невесома, тонка, как канитель.

Год ищет, два ищет да корит себя, что не уберёг невестушку, налетел чёрно-огненный вихорь, из-под венца унёс…

Легко порвать нить серпом или голосом. Просто встать и крикнуть в окно: “Я здесь!”

А потом этот мо́лодец и выходит к зубастой островерхой башне…

Но ещё одна нить-сказка ложится внахлёст — не беда. Луч золота в посеревшем мире.

Знает, что в светёлке де́вица одиноко томится. И зовёт его…

Тончайшие паутинки золота будто играют от дуновения ветра.

И бьются они три дня и три ночи, покуда…

Внутри золотого кокона светло и уютно. Может, чуть сложно дышать.

Так и повелось: ради порядка на земле Явьей нужна раз в три века жизнь молодца и свобода красной девицы…

Явь… Слово вспороло душный золотой покров, как серп. Резко распахнулись полуприкрытые в сонной неге глаза, и Сирин подтянула ноги к груди. Напротив неё по-царски расположилась на своём насесте неярко сияющая Алконост. Кажется, она только что перестала говорить, это её голос слышала в золотом забытье Сирин… Не голос — чарующий шёпот.

— Очнулась, голубушка? — дружелюбно приветствовала её птицедева, грузно спрыгнула на пол и вперевалочку приблизилась. — А я уж волноваться начала. Три дня спала, как из Леса вернулись!

— Три дня? — Сирин с удивлением обвела глазами горницу. — Но я же говорила с тобой, слышала твой разговор с Ярром, и… — Она хотела добавить, что Ветер принёс ей записку от Йагиль. Не верь никому… Так там было написано. Сирин быстрым взглядом оглядела пол рядом с собой. Не видать. — И что случилось за это время? — спросила она, торопливо подняв глаза на Алконост.

— Ничего, голубушка, ничего. — Та пожала плечами. — Я вот тут сторожу твой сон, сказки сказываю, как водится…

— Три дня?

— А ты сомневалась в моих закромах памяти? — напоказ обиделась Алконост.

Сирин не ответила. Ноги, спина, руки, шея немилосердно затекли. Стало быть, действительно прошёл не один день… Она начала через боль растирать всё тело, краем глаза ловя на себе внимательный взгляд Алконост. Невзначай рука скользнула на серп — на месте. Странные сказки сказывала ей птицедева… Память сохранила лишь какие-то обрывки.

— Алконост, — позвала Сирин.

— Да? — живо откликнулась та, развернулась всем телом.

— А что значит, что для порядка в мире нужна жизнь молодца и свобода красной девицы?

— Сказка, — снисходительно улыбнулась Алконост. — А ты что подумала?

Сирин неубеждённо вздохнула.

— Тогда слушай ещё… — завела историю птицедева. Голос упал до шёпота, и Сирин поневоле прислушалась.

Пение Алконост не подчиняло волю Сирин, как других. Что же может быть страшного в тихом шёпоте? В давней истории — то ли быль, то ли небыль?

Вкрадчиво, ласково пробежали мурашки от затылка по позвоночнику, словно погружаешься в приятно тёплую воду. Золотые паутинки слов бликами затуманили взор.

А потом она обернулась птицей и улетела за Тёмный лес.

* * *

Она иногда просыпалась. И не видела перед собой Алконост, только золотом клубились ещё в сознании смутные образы из её сказок — яркие, пугающие, будто знакомые… Некоторое время она ещё сидела, мерно качая головой из стороны в сторону, пытаясь изгнать их из головы, выплыть из колышущегося мира навязанных грёз, собрать в кулак волю… Да хотя бы понять, кто она и чего хочет.

Она нашла под правой ногой записку. Не верь никому… Не выходи на Колад. И что-то дрогнуло в памяти.

— Ветер… — попыталась позвать она. Сиплый от долгого молчания голос царапнул вязкую тишину.

Никто не отозвался, не вспрыгнул на колени. Она попыталась встать на занемевшие ноги, чтобы выглянуть в окно. Но — резкий хлопок крыльев — проём закрыла тень. И тут же залило горницу тяжёлым золотым сиянием.

— Проснулась? Я рада тебе! А знаешь ли ты…

Шёпот затёк в уши и склеил губы.

И так покуда не отыщется иная с премудрым даром.

* * *

Она рывком очнулась с первым ударом грома. Белый отсвет взрезал коричнево-золотую ночь, и сознание прояснилось в один миг. Она — Сирин! Сидит здесь неведомый по счёту день, скрываясь… От кого и зачем?

Рука судорожно метнулась к серпу — на месте! И, не успев толком подумать зачем, Сирин быстро прочертила остриём на полу шесть заветных чёрточек: две длинные наискосок и четыре короткие. Зимний крест. И с облегчением вздохнула, будто начертала оберег, который сможет её защитить. От кого? Белые блики молний на стенах, грохот и гул, что-то упругое в воздухе, почти похожее на ветер, — золотая пелена редела перед глазами. Что она, Сирин, упустила?! Шатаясь, держась за стену, она поднялась на ноги, сделала шаг к окну… И тут очередная белая вспышка высветила половину знакомого лица, одно крыло… В призрачном мгновенном освещении молчавшая Алконост казалась изваянием.

Сирин отшатнулась на ослабевших ногах.

— Ничего, ничего, — ласково сказала птицедева. — Это просто гроза, редкая, но меткая. Полетим.

— Куда? — задушенно и хрипло спросила Сирин.

— Полетим, — повторила Алконост и повернулась боком.

Заворожённая, Сирин не могла отказаться. Вдохнуть воздух за пределами Скворечника виделось почти счастьем. Она обхватила Алконост за то место, где кожа переходила в перья, и едва успела пригнуть голову, чтобы не удариться о притолоку, — они летели.

Сразу пробрало цепким холодом. Дождь, пусть и не косой, острыми льдинками падал на голову и плечи. Спасибо ткани из Яви за мягкое тепло, но Сирин всё равно вздрогнула и поплотней прижалась к горячему телу птицедевы. Шептать тут было бы затруднительно. И Алконост, слегка обернув голову, заговорила в полный голос:

— Ближе к Коладу Тень бродит подле Нави. А сейчас гроза, небо соединяется с землёй, может, и не придётся ждать…

— Чего, Алконост? — прокричала в ответ Сирин. Молнии мелькали тут и там, и с небольшой задержкой оглушительно ворочались небесные булыжники.

— Когда ты получишь крылья.

— Я?!

— Или зря я нарекла тебя Сирин? — сверкнула Алконост хитрым взглядом, в котором отразилась бело-голубая вспышка. — Потом поблагодаришь!

Сирин неуверенно улыбнулась. Хорошо, наверное, летать в облаках, свободно и вечно. И вдруг она кое-что увидела там, внизу. Алконост сделала круг противосолонь холма, на котором рос ясень и темнело Капище. И Сирин увидела Ярра. Он, прикрыв глаза рукой от ледяного дождя, шёл прямо к Скворечнику!

— Подожди! — воскликнула Сирин. Она обращалась к Алконост, Ярр не услышал бы её в шуме и грохоте.

— После! — Алконост резко взяла вверх, и Сирин вынужденно вцепилась в неё.

Мерно вздымались сильные крылья. Алконост свернула к задним вратам.

— Куда мы?!

Птицедева не ответила. На прошлый Колад Сирин вместе с ней и Йагиль сидела на крыше Избы и мёрзла. А Алконост сказывала, что новый день родится в муках… Может, теперь она хочет воссоединиться с Йагиль? Было бы так хорошо!

Но Алконост играючи миновала поляну, где угадывалась тёмная негостеприимная громада Избы со всё так же разверстой крышей. Они летели над Тёмным лесом. Кажется, и место стычки с Йагиль осталось позади. Гул зловеще нарастал и стихал. Сирин потеряла счёт взмахам крыльев. Отгремела и умчалась куда-то за Мост гроза, а они всё летели, только раздавался иногда над кронами тоскующий вопль.

— Кто это, Алконост?..

Но та молчала, и Сирин уже казалось, что это сама птицедева кличет кого-то… Холод пронизывал до костей, Сирин из последних сил цеплялась за потускневшие золотые перья. Ещё немного, и она, кажется, упадёт — онемевшие пальцы не чувствовали усилия. Этот скорбный крик… Она сама готова была разрыдаться, но лишь судорожно обхватывала свою единственную опору.

Вечность спустя её, полумёртвую от холода и усталости, положила на пол Скворечника Алконост. Сирин свернулась в позу эмбриона и с трудом приподняла веки. Алконост в упор смотрела на неё снизу вверх.

— Не встретились. Стало быть, не пришло ещё время, голубушка, — сказала она тихо и печально.

Даже сил спросить, о чём она, не осталось.

— Не дивись, коли гости сегодня будут странные, страшные, — продолжила Алконост. — Слишком долго там пробыли. Ну, спи. Давай расскажу тебе сказку.

Сирин хотела было воспротивиться наведённому забытью, но…

И должна была она носить это имя целый Кологод.

* * *

Снова она осознала себя от песни такой неизбывной тоски, что хоть вниз головой в Огненную реку. Чёрная печаль вкралась в душу и остудила сердце. Безысходная, как звук Тёмного леса.

Сирин заплакала раньше, чем окончательно проснулась. Едва нашла в себе силы открыть глаза — сплошной мрак без единого проблеска золота. Прямо в душу ей смотрела вся скорбь людская в чёрном оперении. Это же… птица Сирин, настоящая Сирин, ошарашенно поняла… Незваная. Она подняла слабую руку, где тускло светился металлический браслет — единственная лунная полоска в кромешной тьме. Но она казалась уютной и родной, а браслет — досадным препятствием. Мрак звал и баюкал, как раньше золото, чаровал… Незваная, безымянная, она на ощупь нашла серп. Она так и не попыталась… Боялась ран, возможно, пусть и неосознанно. Даже серп не светился под взглядом птицы Сирин.

Незваная, дрожа, прижала острие к браслету, провела… Слишком слабо. Она провела сильнее, резче — неяркая искра родилась и тут же погасла. Тьма чуть сменила очертания — птица Сирин подняла крыло, то ли препятствуя Незваной, то ли поощряя. Ещё одна искра, ярче… На полу проступил на миг нацарапанный Зимний крест. Серп поднялся выше, готовясь опуститься… И вдруг тень исчезла. Ночь, светлая, лунная, хлынула в окна. И единственная оставшаяся Сирин бессильно уронила руку с серпом на пол. Она бы хотела дать волю слезам, но птицедева будто забрала их с собой одним мановением чёрного крыла. Некоторое время Сирин лишь неподвижно дышала открытым ртом. И вдруг упали на стены оранжевые блики. Прокаркал снизу гнусавый голос Городничего:

— Сбросить её в Огненную реку!

Тявкнули в ответ волколаки. Снова послушные воле градоначальника? Где же Алконост? Где Ярр?! Сирин до боли сжала серп, скорчилась под подоконником и стала слушать. Как в страшном сне, хуже, чем год назад. И чудился ей в гомоне толпы внизу нежно-льдистый голос Виюн…

Но они только говорили. Никто не лез вверх к Скворечнику, не слышался звон пилы, не шли вибрации по стволу. Сирин сидела тихо, сжавшись в комок, борясь с абсурдным желанием показать себя и покончить всё разом.

А потом голоса вдруг стихли. Оранжевые отблески на стенах позолотились. И, рассекая воздух, в не такое уж широкое окно ювелирно влетела Алконост.

— И для кого я тут расстаралась? — ворчливо спросила она. — Лучшую песню спела, а ты как пакли в уши напихала!

Сирин опасливо выглянула наконец наружу. Никого, только рассвет. Да, она не слышала песни Алконост. Здесь всё осталось по-прежнему.

— Ты их прогнала? — дрожащим голосом спросила она.

— Делов-то! — выпятила грудь Алконост.

— А Ярр? На него не действует твой голос. А на Виюн?

— Слишком много вопросов, голубушка, — отмахнулась крылом Алконост. — Давай лучше о другом подумаем. Мне тут надо отлучиться на пару деньков. А без меня, боюсь, тебя могут растерзать. Вон, еле успела сейчас отбить!

— Так возьми меня с собой! — взмолилась Сирин. Пережитый страх, особенно от визита чёрной птицы, заставлял колени слабеть.

— Э-э… Не могу. На тебя Тёмный лес плоховато действует, видок, как у затравленной зверушки. По глазам вижу, видела после него что-то. — Алконост пристально посмотрела на Сирин, и она опустила взгляд.

— Так что же делать? — спросила она безнадёжно.

— Есть у меня одна-две идеи… — задумчиво пропела Алконост. Резво прошествовала к насесту и вытащила откуда-то из-под него тонкую и нетяжёлую на вид цепь с одним наручником. — Это мне для личных целей надобилось, — ответила она на вопросительный взгляд.

— И зачем она теперь? — Сирин с опаской взглянула на изящную, но всё же цепь.

Алконост, позванивая, подошла к Сирин.

— Я могу её заговорить так, что никто не снимет. Не перерубит, и руку тебе не отсечёт, если уж до этого бы дошло.

Сирин в немом ужасе прижала пальцы к губам.

— Посидишь здесь, никто не уволокёт! Я спрячу тебя и от белой ведьмы, и от чёрной птицы, — таинственно понизив голос, пообещала Алконост. — А там и Колад, гляди! И тогда уж всё так или иначе разрешится… Придётся тебе поскучать без моих дивных историй-то! — ухмыльнулась она.

Сирин вздрогнула. Больше полутора месяцев она провела в странном полусне под шелест сказок Алконост. Что она пропустила?.. Запуганная, забившаяся в угол… А ей казалось, что в Нави она наконец обрела свободу.

Сирин покосилась на цепь в руках Алконост, которые сменяли крылья по её желанию. От чего бежала в саму смерть, к тому и пришла, сменила одни оковы на другие. С горечью и теплотой вспомнился год относительно вольной жизни в Избе…

— Нет, — вздохнула она. — Я устала прятаться. Если за мной придут, то и пусть — Городничий, волколаки, Виюн, Ярр — кто угодно.

— Ну смотри, голуба моя, — хмыкнула Алконост. — Не говори потом, что я тебя не предупреждала. Ты слишком важна для всех нас. Для меня важна. — Она прижала палец к нижнему веку, чтобы смахнуть невидимую слезинку.

— Почему же?

— Ты ж сестра мне! — искренне всплеснула руками Алконост, цепь согласно звякнула. — Почти. А ежели что с тобой случится, я не переживу! Как с птицей Сирин… — Теперь она отвернулась. Чтобы никто не видел её слёз?

Сирин протянула руку, положила на подрагивающее плечо. Алконост молча и сильно сжала её в ответ. Цепь лежала на полу, как мёртвая змея. Или только уснувшая. Сирин боролась с собой…

Не верь никому.

Она хотела верить.

Не выходи на Колад.

— Когда Колад? — тихо спросила она.

— Завтра в ночь, — не оборачиваясь, ответила Алконост.

— И ты должна улететь?

Алконост горестно вздохнула. Одно из записки противоречило другому. Вряд ли Скворечник оставят в покое, когда улетит его златопёрый страж. Сирин нагнулась и подняла цепь, взвесила на руке. Лёгкая, золотистая, даже красивая… И когда кандалы Нави щёлкнули поверх кандалов Яви, Алконост резко обернулась. В глазах — настоящие слёзы.

— Спасибо тебе… — прошептала она и сжала Сирин в могучих объятиях. — Я к тебе привязалась. Прости… за всё.

Сирин смущённо улыбнулась и ответила на объятие. Золотой свет мерцал и неровно рябил, как неисправная лампа. Алконост отпустила её, торопливо шепнула несколько слов в цепь, прижав её к губам, — заговор. Потом сменила руки на крылья и, чиркнув по раме крылом, вылетела наружу. Несколько перьев, кружась, опали на пол. Даже не оглянулась — Сирин вздохнула. Снова одна… Но хотя бы в сознании. Она позвенела цепью, чтобы разбить тишину — мелодичный звон оказался даже приятен.

Цепь достаточно длинная, хватит на то, чтобы мерить шагами комнату. Таясь, Сирин выглянула из окна. Золотой птицы простыл и след, а внизу — пусто и безлюдно. Зябкий холод царствовал на улицах, но, хоть в окнах Скворечника не было стёкол, в горнице разлилось тепло зрелого лета. Осталось лишь немного потерпеть — скоро родится новый день. И что-то обязательно изменится.

Выспавшаяся на жизнь вперёд, Сирин будто заново осматривала комнату. Записка, зачитанная до дыр, Зимний крест на полу, насест, трюмо. Нечем занять глаза и руки. Серп. Странное желание вскрыть браслет, словно там — разгадка.

Она провела пальцем по чёрной рукояти, обтянутой змеиной кожей, огладила плашмя лезвие. Алконост не желала зла, иначе бы первым делом забрала серп. Значит, не она пыталась его похитить, хоть Ветер и вёл себя странно… Даже думать о таком — неблагодарность. Где сейчас её Ветер?.. Отложив загадку того, что находится под браслетом, Сирин снова подошла к окну. Но ей даже не пришлось звать — котик сам вспрыгнул на подоконник, словно только и ждал, как улетит дивная птица.

— Ветер! — радостно воскликнула Сирин. Пришёл её компаньон, с которым они столько провели одиноких дней и ночей в Избе!

Но Ветер, вместо того чтобы ластиться и урчать, прошёл вдоль цепи, обнюхал её. А потом осуждающе сел на её середину, заставив Сирин тоже опуститься на пол.

Ей почему-то стало стыдно за своё малодушие.

— Ну вот пришлось, — виновато развела руками она.

Ветер жёлтыми глазами посмотрел на серп в её руке и приподнял верхнюю губу в оскале, показав обломанный клык.

— Ты думаешь?.. Да, наверное, я могла бы освободиться, если захочу. Видишь, Алконост мне доверяет! — Сирин протянула руку к коту, желая успокоить его, но он сдержанно принял ласку. — Завтра Колад. Осталось чуть-чуть, правда? — улыбнулась она. — А это, — она звякнула цепью, приглашая к игре, — для моей же безопасности.

Она почувствовала фальшь в своём голосе. На самом деле, ей хотелось не послушаться и выйти. Проверить, на что способна, узнать, пробудится ли загадочный тёмный голос… Серп, с которым она за последнее время сроднилась, уже не казался пугающим и чужеродным, скорее продолжением руки. Пусть она и не обучена… Но она снова выбрала сидеть в банке, в мнимой безопасности.

— Ничего… — Сирин проглотила горький комок в горле и опять через силу улыбнулась. Но даже коту в глаза смотреть оказалось выше её сил. В его зрачках осуждающе разгорался новый день.

— Будем скучать вместе, — предложила ему Сирин. — Иди-ка ко м…

Голос ворвался в сознание, внезапный, как порыв ветра в Нави. Будто и он дожидался, когда улетит Алконост, не мог проникнуть сквозь золотое тепло.

Сохрани мой венец… Сохрани свой венец…

Один-единственный раз она так явственно слышала этот голос — над гробом Марены! И теперь богиня Нави снова взывала к своему гласу?!

Сирин вскочила на ноги, и Ветер зашипел от неожиданности — цепь из-под него резко выдернули. Сирин прижала руку к груди. Там билось и дрожало что-то очень похожее на сердце.

— Кажется, нам придётся проверить твою теорию, — взволнованно обратилась она к Ветру.

Сирин продела острие серпа в звено цепи. Потянула. Что сильней: заговор Алконост или серп Марены в ослабевших руках Незваной? Цепь не поддавалась. Раз, другой, третий дёргала Сирин звенья, пытаясь разжать, рассечь их. Но заговорённая вечной птицей цепь хватко сжимала кольца. Крепление уходило куда-то в отверстие в полу за насестом и, наверное, в недра ясеня.

— Если я отсеку руку себе, то явно некому уже будет исполнять наказ, — мрачно усмехнулась она. — Тем более, Алконост говорила, что это и не получится.

И тогда по наитию Сирин поднесла цепь к губам, как делала это Алконост. Два чужих голоса, живущих в ней, суровый и нежный, словно того и ждали. Она не услышала слов, но, слившись в один двуустовый приказ, они содрали с цепи позолоту, как наждак и кислота. Сирин изумлённо отняла цепь от губ, снова вставила серп в кольцо. И цепь порвалась, как прогнившая верёвка.

— Вот так.

Воинственный жар бросился в щёки. Хотя совсем недавно Сирин добровольно защёлкнула наручник на своём запястье, теперь она ощутила маленькую, но победу. Может, она не так беззащитна, как хотела убедить её Алконост?

Ветер уже дожидался у окна, нетерпеливо оглядываясь, хвост нервно охаживал бока.

— Идём, — коротко кивнула Сирин. — Только…

Она оглядела в последний раз даже не успевшую опостылеть комнату — слишком много здесь было сна и слишком мало бодрствования. Чувство вины слегка кольнуло её, когда она поставила ногу на подоконник. Она не может поступить иначе. Но Алконост по-настоящему заботилась о Незваной весь год. Как объяснить ей, если она вернётся раньше?

И тут бегающий взгляд упал на забытую на полу записку. На трюмо одиноко стояла баночка туши, хотя Сирин никогда не видела, чтобы Алконост подводила глаза. Подумав, Сирин разорвала записку Йагиль надвое. Чистую половину она сунула в карман — мало ли — а на другой стороне послания ведуньи быстро вывела пером Алконост: “Прости. Меня позвала Марена”. Почему именно на этом клочке? Подспудно Сирин так хотелось примирения подруг… Может, искренность Йагиль тронет птицедеву. Сирин покачала головой и на всякий случай взяла и одно из золотых перьев.

Пора. Не так легко, как Ярр, но всё же не сорвавшись, Сирин ступила на мостовую. Прислушалась к себе. Разум подсказывал, что нужно идти к гроту, к Марене. Но там не было венца. Там Марена сама могла бы сохранить его, как сохраняла себя саму, наглухо запечатав вход. Значит, венец где-то в другом месте. Сирин закрыла глаза. И там, в красноватых сумерках слепоты, словно путеводная нить, высветилась дорога. Не открывая глаз, Сирин сделала шаг, другой… Призрачно-белёсые, встали по бокам светящегося пути дома, частокол… Даже силуэт Ветра очертился несколькими подвижными штрихами. И Сирин, всё ускоряя шаг, устремилась туда, куда вёл её — путь.

* * *

Когда она открыла глаза у бокового окна медоварни, то чуть не струсила. Обитель Старого Беса! Который был весьма не прочь расправиться с ней поначалу, в общем, как и весь город. Что она скажет ему, даже если он готов будет её выслушать? Путано объяснять ему про глас Марены? А если он — не друг? И венец надобно у него выкрасть. Или потребовать тем, другим голосом, который не Марены и которого испугались волколаки…

Но рука уже поднялась для стука. И прежде чем Сирин успела придумать, что она скажет, через неё заговорила сама Марена.

— Здравствуй.

А потом всё произошло в одно мгновение. Когтистая рука выпросталась из-за шторы и обвила запястье, сильно потянула. Сирин и не пикнула, а её уже втащили в кабинет прямо через низко вросшее в мостовую окно. И вот она стоит посреди святая святых Беса, главного интригана Навь-Костры, с обрывком цепи на руке, без плана и с не очень ясной целью.

— Здравствуйте, — решила заговорить первой она. Голос, несомненно, её собственный, но Бес глядел на неё, оценивающе сощурив глаза без ресниц. — Возможно, я ошиблась…

— А мне кажется, ты пришла точно по адресу, ягодка моя, — радушно подхватил Бес. — Да… Значит, это оказалась ты! Мне следовало догадаться с первого взгляда, что только лишь дева с премудрым даром, избранная Мареной, могла пересечь Мост нетленной! Но кто знал, что есть ещё одна…

— Премудрым даром?

— Присядь. — Бес показал на собственное роскошное кресло. Сирин осталась стоять. И тогда он взял её за обе руки и предупредительно усадил гостью, а сам присел напротив неё на краешек стола. — Видишь ли, Марена — не вечность, а судьба, как говорится, — начал он неспешно. — Пусть её почитают, как божество, это скорее титул, не имя. Настоящее имя сгорает в Огненной реке, к нему нет возврата. И новая избранная становится Мареной.

— Но что случается со старой? — с нехорошим чувством спросила Сирин. То, что ждёт Марену в гроте, кажется, волновало её куда больше, чем собственная судьба. В конце концов имя, данное на время, не такая уж большая потеря.

— Старая Марена, лишившись имени, сходит в Тень, — спокойно ответил Бес. Но глаза его блестели в полумраке кабинета.

Сирин сглотнула. Не ей спорить с устройством Навьего мира. Но Ярр так привязан к той Марене…

— И что делает новая Марена? Вряд ли лежит в хрустальном гробу…

— Конечно, конечно! — встрепенулся Бес. — Она помечает Зимним крестом тех, кто должен перейти Мост в сохранности, а всех остальных принимает здесь в неглиже, так сказать. То есть без тел. — Он развёл губы в улыбке, показав желтоватые зубы, и Сирин вспомнила, где она находится и кто её собеседник, зажала ладони между колен.

— Можешь не переживать, глас Маренушки, уж тебе-то я дурного не сделаю, — тут же отреагировал Бес, и неприятная улыбка сошла с губ.

Это воодушевляет. Надо воспользоваться случаем и узнать побольше, неведение — хуже недостатка кислорода.

— Вы сказали, что есть ещё одна… С премудрым даром, — заметила Сирин.

— Да, — кивнул Бес, — думается старику, что это милая гостья… Яви. Виюн. — Имя вылетело резкой дробью по сравнению с прежней плавной речью.

— Значит, Мареной может быть она?

— Я бы думал так… Да посмотрел в её глазыньки, слишком много темноты в них. А Марена… — Он замолчал, будто горькие воспоминания тревожили и эту прожжённую душу. Послушать бы её… — Марена не тёмная, хоть и живёт во тьме большую часть Кологода.

Сирин обдумала эти слова. Да, у неё осталось светлое ощущение от краткого касания души Марены.

— Что такое премудрый дар? — задала она ещё один волнующий её вопрос.

— Это дар видеть то, что другим не дано, — размеренно пояснил Бес. — Раз в триста лет рождается такая девчушка, и это значит закат Марены.

Сирин опустила невидящий взор на ладони. Значит, вот в чём секрет того, что она слышит чужие души…

— Как всё это… неожиданно, — прошептала она. Взгляд цеплялся за браслеты, за кандалы Алконост с обрывком цепи.

— Вижу, наша дивная птичка пыталась тебя удержать, — проницательно заметил Бес.

— Я сама!.. — вскинулась в защиту Сирин.

— Ну-ну, — успокаивающе поднял ладони Бес. — Но у меня сохраннее, ты права.

Сирин, сердясь на саму себя, резко качнула головой. Она даже не сказала, зачем пришла!

— Я слышала… глас Марены! Она велела мне сохранить её венец! — Сирин встревоженно вглядывалась в лицо Беса. А если он скажет, что знать не знает никакого венца?

Но тот неспешно опустил ноги на ковёр.

— Что ж… Раз просит сама Марена…

Никуда не торопясь, он мягко процокал к камину, взял кочергу и вернулся на середину кабинета.

— Прячь всё самое ценное на виду, верно? — ухмыльнулся он.

Поднял кочергу, зацепил за кольцо ажурную люстру и потянул вниз. Свечи, кованое кружево завитков, траурная вуаль абажура — богатая и сложная работа. Венец чернёного серебра с тёмно-синими камнями на одном из рожков смотрелся скромным дополнением, но Сирин затаила дыхание.

— А я всё гадал: заметит, не заметит, — осклабился Бес. — Ярр то есть. Росту высокого, но зрить глубже не научен…

Бес держал венец осторожно, кончиками пальцев, как что-то холодное или горячее. В воздухе пахнуло морозом. Сирин протянула руки…

— Э-э, — отступил на шаг Бес. — Не касалась бы ты его покуда, девушка.

— Почему? — насторожилась Сирин.

— Не твои руки должны водрузить его на чело.

— А чьи?

— После, всё после! — заторопился вдруг Бес. — Ежели выгорит. А пока не касайся и в руки не бери, ягодка. Но отдам я его тебе.

И пока она размышляла, как это можно совместить, Бес положил венец на лакированный стол и извлёк из недр массивного секретера сумку, похожую на ту, в какой Сирин когда-то принесла в Избу Ветерка. Тонкость отделки выдавала работу Молота.

— Змеиные шкурки износа не знают, — подтвердил её догадку Бес и уложил в сумку венец. — А теперь к Марене! Верю, венец сохранит тебя, а ты — его. А я пока оборону держать буду, коли кто из этих двоих пожаловать надумает. Хранитель с Хранительницей, то бишь. — Он усмехнулся чему-то про себя. — Ну? Иди! Чего стоишь? — Со странной смесью ожидания и восхищения смотрел он на неё. И видел явно не Сирин.

— Но… — Она неуверенно переступила с ноги на ногу. — Грот не пускал меня. И из Скворечника я слышала, что Городничий снова призывал сбросить меня в Огненную реку…

Стоит признать — она боится. Сейчас, когда есть шанс стать кем-то большим, хоть и потеряв что-то, она мнётся на пороге. Наверное, можно было найти кого-нибудь более достойного на эту роль…

— Ступай, ступай, — мягко сказал Бес. — Уж премудрый дар знает, кого избрать. Я не могу идти с тобой. Это путь Марены. Твой путь. Тебе и серп в руки. — Он взглядом указал на ножны, и Сирин защитным жестом опустила ладонь на серп.

Прошествовав через кабинет, Бес толкнул дверь. Сирин поняла: её выпроваживают. Не впервой ходить по улицам без разрешения, но первый раз — с такой ценной ношей…

Бес провёл её меж огромных чанов с медовухой, ни днём ни ночью не остывающих. И когда в лицо дохнуло холодом, она поняла, что осталась одна. Что ж, ещё не Колад, есть время сделать то, что должна, и даже не нарушить предостережение Йагиль. Если та желала добра… Сирин украдкой пробиралась к гроту и, несмотря на то, что рассвело, не встретила никого. Ветер, который не пожелал сопроводить её к Бесу, труси́л рядом.

И вот они оказались у глухой каменной преграды. Если до того, как они дошли, Сирин ещё казалось, что всё возможно, то теперь надежда на чудо истаяла, едва ладонь коснулась шершавого холодного камня. Может, ей просто всё приснилось — зов Марены, миссия, явно ей не по силам… Но Бес, венец… Сирин опустила руку на сумку — в ней явно угадывалась ажурная твёрдость венца. Мысленно она воззвала к Марене.

Впусти меня. Я выполнила твой наказ. Схорони свой венец, меня и того, кто защищал твой серп до смерти.

Сирин почти без надежды ждала ответа. И чуть не подпрыгнула, когда услышала внутри себя не глас Марены, а тот, что отвадил шалых волколаков.

Я впущу тебя, только докажи, что это и впрямь ты.

Она облизнула пересохшие губы и сказала вслух:

— Я Сирин…

Сирин не твое имя, а взятое на время. Скоро тебя попросят его вернуть.

— Марена сама позвала меня! У меня нет вашего Зимнего креста… А я здесь! Это же что-то значит…

Камень слеп…

— Но как мне тогда доказать, что я — глас Марены?!

Кровь… кровь правдива.

Сирин затравленно огляделась. Чёрный Зимний крест на камне взирал на неё выжидающе, как огромный нечеловеческий зрачок. Кровь и серп — всё при ней. Только нет при себе ведьминой синьки… Может, осталась в разорённой Избе, если не превратилась в слежавшуюся грязь от сырости и холодов. Хотя прошло столько времени, наверняка Йагиль вернулась! Просто избегает Сирин и Алконост.

С минуту она размышляла, не вернуться ли ей в Избу. Но венец упирался в бедро, а внутри крепло тревожное чувство: время не ждёт. Сюда она дошла без происшествий, но путь до Избы и обратно неблизок. И неизвестно, что ожидает её там. Зато в конце грота её встретит Марена. Если уж она фактически вернула Ветра к жизни, что ей стоит залечить одну рану?

И Сирин, глубоко вздохнув, сняла с пояса серп, обнажила его. Всё внутри противилось тому, что она собиралась сделать, поэтому пришлось зажмурить глаза. Быстро и дёргано, почти панически провела она серпом по ладони — может, поэтому рана вышла глубже, чем Сирин планировала. Мгновенно разрез заполнился тёмной кровью, закапавшей на землю. Стараясь не глядеть на руку, но почти не чувствуя боли, Сирин прижала ладонь к центру Зимнего креста, как до неё Ярр и Виюн. С той лишь разницей, что сейчас же камень будто раскололся на четыре части, открыв узкий крестообразный вход.

Ей туда. Неизвестно, чего ждут от неё там, но Сирин, собрав в кулак всю свою невеликую решимость, огляделась по сторонам и шагнула в темноту. Сказки, которые она слушала столько времени, оживали — наяву страшнее. Где-то впереди, в сиянии самоцветов, её ждала Марена.