Кто я? (гет)

Ремус поднялся на северную башню. Он хотел подышать свежим воздухом, просто постоять и посмотреть на звёзды, не думая, просто чувствовать… Когда-то он часто смотрел на небо. В том далёком и никогда невозвратимом прошлом ночь была их другом. Джеймс, Сириус, Питер и он сам – мародёры. Главные проказники Хогвартса, которыми восхищались ученики и которых постоянно ругали учителя. Друзья… Как давно это было в последний раз? Выпускной. Тогда, ночью, сбежав из гостиной, где отмечали гриффиндорцы, они направились в запретный лес. Последний раз. Они буквально упивались им, пытаясь сохранить в воспоминаниях тот аромат свободы, что царил там. Они и были свободны, тогда… Молоды, полны жизни, идей мечтаний… И всё это разбилось, раскололось, словно хрусталь, упавший на гранитные камни действительности. Сколько людей умерло в этой всё непрекращающейся войне? Сотни, тысячи, десятки тысяч? Каждый день приходили известия о всё новых жертвах, казалось, их поток никогда ни прервётся.

Тот-кого-нельзя-называть. Самый тёмный волшебник столетия, именно он стоял за всем этим. Именно против него боролся сам Люпин. Именно он был причиной всех этих смертей… Джеймс, друг, почему ты ушел? Почему не справился с ним? Ремус помнил свой последний разговор. Они говорили о смерти. Будто бы Джеймс предчуствовал близкую гибель, потому и завёл тот разговор. Сириус тогда вспылил, он не любил подобных разговоров. А он, Ремус, слушал, внимательно схватывая каждое слово…

Питера уже не было с ними. Они не обратили внимание на его постоянные отлучки, на нелепые, явно выдуманные причины… Они вообще обращали на него мало внимания. Питер, почему ты предал нас? Почему предал то во что верил? Ведь ты верил, правда? Что было причиной? Жадность? Глупость? Малодушие? Или мы?

Ремус часто думал над этим и каждый раз приходил к разным выводам. В одну ночь он потерял двух друзей. Две части его души были вырваны с корнем, растоптаны… Нет, пожалуй, даже больше. Ремус вспомнил о Гарри. Малыш, совсем маленький сын Джеймса. Он был невинной жертвой, он не заслужил умереть, так и не успев пожить. Молодой мародёр… Единственный.

Не у него самого, не у Сириуса так и не было детей. Вот только причины были разными. Для себя Ремус решил уже давно, что ребёнок — непозволительная роскошь. Он получеловек, оборотень, создание ночи. Зачем и без того страдающему миру ещё такой же? Да и какая женщина захочет иметь от него ребёнка? Нет, дети — это не для него! Как бы больно не было, как бы не хотелось иного… А вот Сириус. Он также так и не завел семьи. Это было странно, особенно зная, как раньше он хотел этого. Из них всех пожалуй именно Сириус стремился к семье, к тому, чего у него не было…

Он, Ремус, помнил как в одном из откровенных разговоров, часто проходивших в Визжащей хижине после их ночных прогулок, они говорили об этом. Пожалуй, среди мародёров не было человека, хотевшего семьи больше. Нет, Джеймс тоже, но у него было по-другому. Родители его любили, баловали, он был единственным ребёнком, а потому всё внимание было приковано к нему. У Сириуса же нет. Он никогда не видел материнской ласки, даже когда был малышом — родители обращались к нему, как к взрослому. "Наследник Блеков не должен быть слабым!" – вот что вдалбливали ему с пелёнок. Наверное, благодаря именно этому Сириус, едва очутившись в школе, стал одним из самых больших шалунов. О его, а потом уже их совместных проделках знали все факультеты, уже с первого курса к ним приклеили это прозвище – мародёры. И они не были против, им нравилось всё это…

Как далеко, и, одновременно, так близко. Всего лишь покопавшись в памяти можно восстановить все те шалости, что они проделывали здесь. Но этого не вернуть. И нет больше мародёров.

Сириус. Как он горевал о Джеймсе, о Лили, о Гарри… Они были его семьёй, его близкими. К Гарри он относился как к сыну, да нет — все они так относились к нему. Он был их малышом, их маленьким мародёром…

Ремус помнил взгляд друга, когда тот понял, что никого из Поттеров больше нет. Раненый зверь, пожалуй это было наиболее точное определение. Смертельно раненый… Казалось, из его глаз исчесло всё то солнце, весь тот свет и задор. Теперь это был уже не тот Сириус. Нет, он не стал жестоким или излишне злым. Он просто замкнулся, не доверял никому, отдалился от всех. Даже от него, Ремуса. Они уже не говорили по душам, да и вообще — когда в последний раз они говорили? Нет, не по делам Ордена Феникса, а просто по-дружески? Несколько лет назад, он даже не мог вспомнить даты.

Не было болше мародёров, не было больше их дружбы, казалось, вместе с Джеймсом умерло и прошлое.

Профессор глубоко вздохнул. Сколько раз он уже размышлял об этом? И к чему могли привести эти мысли? К меланхолии, к медленному, но верному жалению самого себя. Одинокого, заброшенного…

Нет, он давно уже не думал об этом. Просто сегодня был особый день… Ещё одна бессмысленная жертва в череде точно таких же… Молодой, совсем ещё молодой, впереди была жизнь… Но кто-то отобрал всё это, ради прихоти, желания… Бессмысленно, бесчеловечно. Они обвиняли оборотней в жестокости, а чем волшебники отличались от них? Оборотни хотя бы убивали ради пропитания, чего же ради была эта смерть, пожалуй, не знал никто.

Ремус посмотрел на лунный серп ярко светивший на ночном покрывале. Скоро, уже совсем скоро.

* * *

Атан сидел на холодном и жестком камне. На северной башне, которую он выбрал местом своих раздумий, было тихо и спокойно. Именно этого спокойствия сейчас не достовало душе парня. Ветер обдувал его со всех сторон, но он казалось не замечал этого.

Убийца…

Да, он был именно им. Безжалостным, лишавшим жизни просто так, ради цели, достижение которой было весьма сомнительно. Он вновь сделал это…

“Второй раз? Ну и как ощущения?” – спросил он у самого себя и честно ответил – “Погано…”

Всё произошло так быстро, жертва даже не успела закричать, а всё было кончено. Пустые глаза, обмякшее тело с тихим стуком упавшее на пол.

Тогда он ничего не почувствовал. На автомате он приказал Василиску убратся обратно, а сам поспешил скрытся под мантией-неведимкой.

Убийца…

Он был всё ещё там, когда на крик одной из первокурсниц, шедшей по коридору, сбежались учителя. Он видел, как та же девчонка без чувств падает на пол… И не мог уйти, он просто стоял там и смотрел, даже не обращая внимания на мельтишивших вокруг волшебников.

Убийца…

Прошелестело у него над ухом. Он даже не понял, сам ли сказал это, или же это слова кого-нибудь другого.

Убийца…

Он и не заметил, как остался один, лишь на стене ярко светилась выжженая надпись. Он сам сделал это, сам написал всё, что хотел от него отец.

Потом также тихо он развернулся и пошёл подальше от этого места.

И пришёл сюда. Он уже несколько часов сидел здесь. Не двигаясь, смотря в одну точку… Солнце село, взошла луна, загорелись звёзды, а у него в голове крутилось лишь одно слово.

Убийца…

Такой же как и его отец, такой же, как и его служащие. Он ничем не лучше. Ну, может, сейчас и лучше, немного, но пройдёт ещё немного времени, и он сам станет таким – безжалостным, хладнокровным…

“А ты разве не хочешь? Не об этом мечтаешь? Сравняться с отцом, стать таким же, как он?” – вновь прозвучал вопрос.

“Не знаю…”

Сейчас он и вправду ничего не знал. Как бы ему хотелось забыть. Чтобы весь этот день просто выпал из памяти… Но нет, этого не произойдёт.

Совесть, оказывается, она и у него есть, пусть и немного извращённая. Атан усмехнулся, он уже начинал острить, пусть даже с самим собой.

Всё пройдёт, он привыкнет. Станет таким как отец… станет!

* * *

Ремус наконец то освободился из плена своих воспоминаний. Оказывается он всё это время был тут не один. Только сейчас он заметил одинокую фигурку, сидевшую на самом краю башни. Один из студентов, это точно, силуэт слишком мал для взрослого.

Он осторожно подошел и положил руку на плечо подростка, тот ощутимо вздрогнул и поднял глаза. Ремус тут же убрал руку, будто обжегшись. О, боже, на него смотрели глаза Лили, такие же — цвета молодой листвы, вот только выражение этих глаз было совсем другим. Настороженное, скрытное холодное… На мгновение в этих глазах промелькнуло недоумение и страх, но это было почти неуловимо, так как подросток сразу же справился с собой.

— Мистер Стронг, что вы здесь делаете? – спросил он с трудом, справляясь со своим голосом.

— Вышел подышать, – лаконично ответил тот.

— Подышать? Вы знаете, что уже давно должны быть в своей гостиной?

— В гостиной? Но ещё только полдевятого, ещё есть полчаса…

— Нет. С сегодняшнего дня в школе введён новый режим, все ученики сразу после ужина должны находится в своих гостинных.

— Я не знал, – так же коротко ответил подросток, и Ремусу показалось, что тот чем то расстроен. Неужели смерть одного из учеников повлияла даже на этого холодного слизеринца? И Ремус не знал, как отреагировать на эту мысль… У него никогда не получалось утешать, да и вряд ли Стронг нуждался в утешении. Но на всякий случай Ремус спросил:

— Что-то произошло? – В конце концов помогать ученикам было его обязанностью как учителя.

"Что-то произошло?"

Для Атана это прозвучало словно звон сирены. Что здесь нужно этому прихлебателю магглолюбца-директора? Зачем он появился здесь? Вначале Атан испугался. Да и кто просил этого Люпина подкрадываться к нему, и, ни с того, ни с сего, класть руку на его плечо. Да он чуть было не упал.

А теперь этот жалостливый взгляд… Неужели он вообразил, что с ним что-то случилось? Или, не дай Мерлин, он переживает по поводу этой смерти? Нет, он правильно выбрал – он не слабак, он такой же как отец и будет следовать за ним!

— Нет, ничего… — грустный и тихий голос… И правда, что могло произойти?

— Думаю, эта смерть подействовала на всех нас.

О, боже, он и вправду решил что ему — Атану — не всё равно! Да если бы и так, кто дал ему право вот так подходить и лезть к нему в душу? Больше всего Атан терпеть не мог этих притворных сантиментов, почему люди считают что имеют право лезть тебе в душу? Так было всегда, и обычно он использовал подобные чувства в своей цели. Сейчас же… это раздражало. Ему просто хотелось побыть одному.

— На меня ничто не подействовало, особенно смерть какого-то грязнокровки.

"Это стоило того, как дёрнулось лицо профессора, видно ,я и вправду задел его за живое. Но почему это не приносит мне радости? Обычно злость других действовала на меня иначе…"

— Да как ты смеешь… — даже голос Люпина дрожал от едва сдерживаемого гнева. – Ты не имеешь права рассуждать о жизни других людей, щенок!

— А вы не имеете права называть меня щенком! – Атану никогда не нравились животные клички, а уж назвать его всего лишь щенком было явным оскорблением… Но, похоже, профессора не интересовало его мнение.

— Он был твои однокурсником! Твоим ровесником, как ты можешь… — его голос сорвался: – Нет, ты не щенок, ты — змеёныш, такой же как и…

— Как кто? Как мои сокурсники-слизеринцы? Так? – хм, как быстро он выходит из себя. Даже неинтересно.

— Нет, не слизеринцы, не только они… — тут профессор замолчал, видимо, он и так понял, что наговорил лишнего, а уж спорить с учеником было и вообще неприемлимым. – Мне жаль тебя.

Атан чуть ли вновь не упал. Жаль? Этому профессоришке жаль ЕГО? Он хоть знает, кто он такой? Нет, конечно же, не знает… Но, в любом случае, он – Атан — выше жалости, он не позволит, чтобы его жалели. Боялись, ненавидели – да! Но не жалели!

— На ваше месте я бы пожалел того грязнокровку… — нет, он не купился второй раз на ту же самую уловку, но взгляд его стал ещё более злым.

— Мне жаль его, – признал Люпин — Но тебя больше. Ты не знаешь, что делаешь, что говоришь… Ты никогда не любил. Если бы ты знал, какого это, то не стал бы так говорить о человеческой жизни. А теперь — вставайте, мистер Стронг, я провожу вас в вашу гостинную.

— Ещё одно распоряжение директора? – поинтересовался Атан, тем не менее, вставая.

— Да, а теперь поторапливайтесь, я не хотел бы затратить на это всю ночь.

— Как скажете, профессор…

Больше они не говорили, каждый из них был погружен в свои мысли. У Атана же в голове всё ещё прокручивались слова Люпина.

“Ты никогда не любил…”