Языки (гет)

— Нет, Эванс, ты остаешься здесь!

— Как я… я не могу! Там же…

— Что там? Снейп? Сириус? Сиди здесь!

— НЕТ! — взвизгнула Лили. — Я староста! Я должна…

— Да ни хрена ты не должна, — Джеймс затолкнул ее обратно в комнату и запер дверной замок заклинанием.

— Выпусти меня! — визжала Лили, барабаня дверь кулаками. — Ублюдок ты фигов! Ремус, Питер, хоть вы! — голос Лили срывался, и Джеймс решил, что она сейчас разрыдается, поэтому быстрее побежал к выходу.

— Где? — спросил он, доставая свою палочку и убирая эвансову во внутренний карман.

— У озера, — хором сказали Ремус и Питер, выбегая в коридор вслед за Джеймсом, оставляя вопли Эванс позади.

У озера.

Джеймс не думал, что все произойдет так быстро. Он надеялся, что этого вообще не случится. Но Сириус ведь не из тех, кто ждет, не из тех, кто прощает.

Как он мог оставить Сириуса в таком состоянии? Ненависти, ярости, злобы. Он же знал, что тот захочет отомстить. Может быть, Джеймсу и не хотелось его останавливать…

Что они успели сделать? Поубивали друг друга и теперь истекают кровью на снегу?

Джеймс бежал, не чувствуя под собой ног, не думая, куда направляется.

Питер и Ремус что-то говорили, а Джеймс не слышал. В ушах звенело. Он ожидал худшего: Сириус лежит на окровавленном снегу, Снейп валяется рядом; и самое ужасное — Сириус истекает кровью, а Снейпа и след простыл.

Джеймс хотел бы не думать и не представлять все эти ужасные, отвратительные вещи.

Вчера Сириус был зол. Он был в ярости, он ненавидел Джеймса. С ним что-то происходило.

Он не сказал о Снейпе.

Ему насрать на Квиддич.

Ему насрать на Карту.

Он поцеловал Эванс.

В ушах звенело. В глазах все плыло: очки запотели. Он снял их и небрежно запихнул в карман, где была палочка Эванс.

Питер и Ремус все еще говорили. Может быть, кричали. Может быть, Сириус уже сдох, и они пытаются об этом сказать, а он не слышит. Не хочет слышать.

Коридор за коридором, шаг за шагом. Пробегая мимо школьников, учителей, которые, наверно, орали о том, что нельзя так носиться по школе. Может быть, сейчас урок. Может быть, они орут еще и поэтому. Джеймсу было плевать.

Сириус.

«Я тебя и на том свете достану».

Казалось, что он сейчас разревется. Как последняя плаксивая, слабая девчонка. Сириус дал бы ему по морде. Еще ведь ничего неизвестно. Может быть, это Снейп там умирает, а Сириус ржет во всю глотку. Радуется. Плачет от радости.

Джеймс побежал еще быстрее.

Если он… если этот сукин сын убил Сириуса, он же и его прикончит. Разорвет глотку, выколет глаза, отрежет язык, переломает все конечности и станет наслаждаться хрустом его слабеньких податливых костей.

Даже если не убил.

Даже если ранил.

Даже если пригрозил.

Джеймс слишком сильно любил Сириуса.

* * *

Лили ходила туда-сюда по комнате, в конце концов сложилась на кровати в позу эмбриона и беззвучно заплакала.

Ей не хотелось видеть и знать, что там происходит, что уже произошло, как они будут бить друг другу морды, вопить во всю глотку, пугать учеников, изрыгать оскорбления и ругательства, которые ничего им не дадут, кроме еще большей ненависти и злости.

А потом их исключат.

Вот чего Лили не хотелось. Их не должны исключить.

Ей было плевать, что там между ними случилось, что Блэк вдруг напал на Северуса. Или, может быть, это Северус на него напал?

Лили зарыдала в голос. Не то чтобы без причины. Казалось, будто сейчас самое время рыдать. Пока никто не видит, не слышит. Никто не сумеет ее упрекнуть и дать пощечину за то, что она слабая и трусливая. Совсем не такая, какой должна быть староста.

* * *

Джеймс распахнул ворота и побежал к озеру. Ветер ударил по лицу, сырой снег заляпал щеки и глаза, и он ничего перед собой не видел. Но это было не важно. Важен Сириус, который устроил дуэль утром. Утром! А может, это была инициатива Снейпа? Невозможно, точно Сириус.

Джеймс бежал изо всех сил, утопая в мерзком липком снегу. Мантия промокла насквозь.

«Джим, ты идиот», — подумал Джеймс.

Он слышал сквозь порывы ветра обрывки фраз.

— …остаться… прости…

Джеймс помотал головой.

— Трудно не присоединиться к блядскому мордобою. Вы не могли остаться.

Он очень надеялся, что сказал это вслух, а если сказал — надеялся, что они услышали. Больше он этого не повторит.

* * *

Лили поднялась с кровати на подкашивающихся ногах. Невидящими глазами она посмотрела в окно.

Все потемнело, и Лили свалилась на пол, не успев удержаться за край кровати.

Ударилась головой — в ушах зазвенело. Она всхлипнула и попыталась подняться, но голова тянула ее вниз, и Лили беспомощно опустилась на пол.

Идеально белый потолок. Только темные пятнышки носились туда-сюда перед глазами, раздражая Лили.

«Джеймс, ты такой придурок. Я тебя ненавижу, я не могу понять, как ты доводишь меня до такого состояния. Это бессмысленно. С одной стороны я всем сердцем желаю, чтобы ты там сдох, а с другой — чтобы тебе не досталось. Чтобы ты не убегал туда ради своего Сириуса, а остался бы здесь и раздражал меня дальше своим существованием на этой планете».

Лили снова сложилась в комочек и беззвучно заплакала.

* * *

Их не было. Ни одного: Бродяга и Снейп просто испарились. Остались только следы на снегу, которые никуда не вели. Только назад, откуда прибежали Джеймс, Ремус и Питер.

Джеймс свалился на колени.

Какой же он олень.

* * *

Сириус бросил сырую мантию и рубашку в сторону, стянул с себя брюки и свалился на кровать. Взял с тумбочки пачку сигарет, спички и закурил.

Он знал, что Джеймс вот-вот залетит в комнату, весь мокрый, недовольный и злой. Просто он был слишком предсказуем, а Сириус — нет.

Он затянулся до упора, ощущая легкими тепло и горечь табака, и постепенно успокаивался, выравнивая дыхание.

— Зачем ты меня позвал?

Сириус ухмыльнулся.

— Я всегда знал, что с тобой что-то нечисто.

Нюниус нахмурился, явно не догоняя, что Сириус имел в виду. Сириус поднял палочку.

Они стояли метрах в двух друг от друга. Снейп боялся сделать шаг ближе, а Сириус просто не хотел. Он мог бы быть еще дальше от него, чтобы борьба была труднее и занятнее, но тогда бы Нюнчик подумал, что он струсил, а этого допустить никак нельзя.

— Я не хочу драки.

Сириус снова ухмыльнулся, все еще не опуская палочку.

— Поэтому ты согласился прийти?

— Я не знал, что ты вызываешь меня на дуэль, — он говорил громко, чтобы Сириус мог услышать сквозь порывы ветра. Сириус не мог разобрать, боится он или нет.

— Надо было прислать тебе перчатку? Прости, я не подумал.

Снейп неуверенно вытащил палочку из кармана.

Пошел мерзкий сырой снег.

Фильтр обжег пальцы. Сириус бросил окурок в сторону.

Сейчас все на уроках, в спальне было пусто. Место Джеймса теперь занимал какой-то ботаник, чьего имени он даже не знал. По словам Ремуса, он — их однокурсник, но Сириусу было плевать. Он закурил еще одну сигарету.

Он вздохнул и посмотрел на свое тело. Вся грудь была в шрамах и ссадинах, которые неприятно покалывали. Но могло быть хуже.

Сириус снова затянулся.

— Ты — сраный Пожиратель, — процедил сквозь зубы Сириус.

Злоба переполняла его, она кипела и обжигала изнутри, заставляя прерывисто и тяжело дышать через нос.

Нюнчик замер на мгновение. Кажется, в его глазах что-то промелькнуло. Сириус не разобрал, что именно, но это было что-то знакомое.

— Боишься, Снейп?

Он ухмыльнулся и направил палочку прямо в грудь Сириусу.

— Еще чего.

Сириус не запомнил то блядское заклинание, которым Нюнчик воспользовался, но оно оставило множество мелких ран на его груди и животе.

Единственное, что Сириус понял, — это то, что заклинание не возымело нужного эффекта. Лицо Снейпа исказилось в страхе и недоумении. Сириус воспользовался моментом и бросил в него «Ступерфай».

— Импедимента, — добавил Сириус, прежде чем Нюнчик успел очнуться и двинуться с места.

Он пытался что-то сказать, но нельзя было разобрать ни слова, потому что он лежал мордой в землю.

Сириус поправил сырую мантию, которая противно хлюпала, откашлялся и подошел к Нюнчику. Тот упорно пытался что-то сказать. Сириус пихнул его ногой и перевернул на спину. Его лицо было в грязи и крови, мантия — тоже. Сириус наслаждался этим зрелищем. Снейп держал в руке палочку. Сириус ухмыльнулся и наступил на сжатый кулак, слушая бессвязное мычание Снейпа и хруст его несчастных косточек.

Он мог бы убить его на месте. Так хотелось. Но, чего доброго, в Азкабан ему загреметь не хотелось.

Палочка Снейпа сломалась. Развалилась на два бесполезных кусочка, которые больше никогда не смогут изрыгать заклинания, придуманные хозяином.

— Чтоб ты сдох.

Сириус плюнул ему в лицо.

Сириус ухмыльнулся и бросил окурок на пол.

Внизу были слышны шаги.

* * *

Он не был уверен, что идет в правильном направлении, до тех пор, пока не почувствовал запах табака, поднимаясь в спальню его друзей. Джеймс откашлялся. Говнюк этот Сириус.

— Привет, Джим.

Джеймс стиснул зубы и сжал кулаки. Сириус сидел на кровати, держа во рту сигарету. На полу валялись окурки. Много окурков. И когда он только успел?

— Прекрати эту хуйню, Блэк, — Джеймс резко подошел и выдернул сигарету из зубов невозмутимого друга, потом растоптал ее и посмотрел на него сверху вниз. Джеймс тяжело дышал, а Сириус, кажется, совсем прекратил.

Сириус поднялся с кровати, и теперь их лица были на одном уровне. Он выдохнул весь сигаретный дым, который остался в легких, Джеймсу в лицо. Тот закашлялся и стал размахивать руками, чтобы развеять едкий дым, потом его кулак ударил Сириуса по лицу. По носу, кажется.

Сириус слегка шатнулся в сторону, но не упал. Джеймс пожалел, что не размахнулся сильнее. Он откашлялся и поправил сырую мантию. Под его ногами уже образовалась небольшая лужица из растаявшего снега.

Сириус выпрямился и шмыгнул. Все-таки по носу. Над ноздрей образовалась ссадина, которая чуть-чуть кровоточила. Только чуть-чуть.

Джеймс почувствовал, как сильно его зубы стукнулись друг о друга, как больно двинулась нижняя челюсть и как он падает назад.

— Это тебе за Карту, — выплевывает Сириус, потирая костяшки правого кулака.

Джеймс потер подбородок и подвигал челюстью, дабы убедиться, что все в порядке и бешеный дружок ничего ему не сломал.

— Подавись ты своей Картой.

Джеймс вытащил Карту из внутреннего кармана мантии и бросил ее в руки Сириусу. Он удивленно уставился на Карту, а потом на Джеймса.

— Ты это… как? Отлизал ей, что ли?

Джеймс неодобрительно покосился на друга. Сириус нервно усмехнулся.

— Ну да, это вряд ли.

Он положил Карту на подоконник, чтобы обсохла.

— Палочкой не судьба? — фыркнул Джеймс.

— Лучше поболтаем, — Сириус плюхнулся на диван.

— Брюки напяль сначала.

Сириус оглянулся на друга.

— А что такое? — и шутливо выпятил зад.

Джеймс опять закатил глаза.

— Просто надень брюки! — он поднял их с пола и кинул Сириусу в рожу.

— Ладно, пусть я простужусь и сдохну, — фыркнул Сириус, расправил брюки и стал натягивать их на себя. Очень медленно, раздражающе медленно.

— Как там Эванс поживает? — между делом спросил Сириус.

Джеймс не знал, что ответить. Вообще-то — знал, но понятия не имел, стоит ли говорить. Он сел рядом с Сириусом.

— Отдала мне Карту и развела истерику на пустом месте, потом разревелась, я потащил ее в комнату в полусонном состоянии и просидел рядом всю ночь, как дебил, — монотонно пробормотал Джеймс.

У Сириуса отвисла челюсть. Он не отводил от Джеймса глаз.

— Что?

— Ты ее трахнул?

— Да отъебись ты! — рыкнул Джеймс и свалился на кровать, зарывшись лицом в подушку.

— Что я такого сказал?

До чего же он искренне недоумевал, этот Сириус. Ему никогда не понять, что переполняет Джеймса. Какие-то эмоции. Да он и сам не понимал.

— Ты же ее хочешь.

«Да. И что? Тут что-то не так, Сириус. Со мной что-то не то».

— Эта Эванс. Она какая-то несчастная, Сириус, — Джеймс поднялся с подушки и сел, опершись локтями назад.

Сириус вдруг стал серьезным. Джеймс решил, что надо продолжить. Ну и продолжил.

— У нее ведь друзей нет. Ну совсем нет, Сириус. Ты можешь представить свою жизнь без друзей? Без Ремуса, Питера, без меня? А еще этот Нюнчик. Он ведь ее предал, Сириус. Мне ее жаль. Правда.

Джеймса передернуло от последних слов.

— Я чувствую себя ублюдком.

Почему? За что? Что он сделал? Именно — ничего. Джеймсу хотелось помочь ей. Сейчас. Больше всего хотелось. Ему казалось, что он готов был сдохнуть ради этой Эванс. Что она сейчас делает? Он, мудак, оставил ее взаперти. Она даже в туалет сходить не сможет, не говоря уж о том, чтобы пойти завтракать.

Полдень. А столько всякой хуйни произошло.

— Сегодня полнолуние, Джим. Помнишь?

Джеймс кивнул. Конечно помнил.

— Что у вас там со Снейпом?

Сириус фыркнул.

— Ничего с ним не случилось. Я только его палочку сломал. И, наверно, пару пальцев.

— Долбоеб.

Сириус обернулся и посмотрел на Джеймса, сощурившись и поджав губы. Джеймс издал смешок, который разлился общим хохотом. Из-за этого мудилы, который смеялся во всю глотку, Джеймс чуть не разревелся полчаса назад.

* * *

Ремус и Питер сидели внизу в гостиной, Джеймс кивнул им, убеждая, что все хорошо. Они облегченно выдохнули. Особенно Ремус, он волновался больше всех.

— Рем, все нормально. Он только палочку его сломал. И, возможно, пару пальцев.

Ремус кивнул и поднялся с дивана. А Питер остался сидеть, поджав ноги и съежившись. Джеймс фыркнул.

— Пит, иди к ним.

Питер поднял на него глаза. Джеймс кивнул.

Питер шустро поднялся и побежал вверх по лестнице.

Джеймс мог бы расслабиться, но есть еще одна проблема, помимо Карты и Эванс.

Снейпа можно было понять и простить, но все внутри сжималось от злости и негодования. Как бы сильно он ни ненавидел их, Мародеров, это не могло оправдать его решение ступить на темную сторону.

Но сейчас — Эванс. Нужно что-нибудь сделать.

Поднимаясь на этаж, где была их общая гостиная, Джеймс перебирал в голове всевозможные оправдания. Их, вообще-то, не было, но он пытался что-нибудь придумать, чтобы Эванс в бешенстве не налетела на него с кулаками и воплями.

Вот что она там делает? Колотит дверь? А может, она ее выбила вообще?

Джеймс не знал, чего от нее ожидать, а не зная, чего ожидать, нельзя предугадать, как отреагировать. Молчать или бросаться громкими словами?

Джеймс, кажется, уже целую вечность не думал о том, как сильно он хочет эту рыжую… Эванс. Невообразимо сильно, не передать словами. И у него была одна проблема. Глобальная, нерешаемая проблема. Каждый раз, когда она заходит в комнату, он думает о ее языке. У себя во рту. Джеймс все больше жалел, что не использовал возможность тогда, когда пытался забрать Карту. В тот самый момент, когда она водила его за нос, а Джеймс повелся, как… олень.

А сейчас зайти в комнату придется ему самому. Интересно, о чем она думает, когда Джеймс заходит в комнату? О том, какой он безмозглый мудак. Наверняка. Или, например, о том, как сильно она его ненавидит. Как ей страшно хочется разорвать ему грудь, переломать ребра и вырвать сердце.

Войдя в гостиную, он не услышал ни криков, ни плача, ни кулаков, бьющих деревянную дверь, ни злобного топота — ничего. Звенящая тишина.

Ушла? Нет. Быть того не может. Джеймс проверил, была ли во внутреннем кармане ее палочка. Была. И его палочка — тоже.

Джеймс давно забыл о том, что его мантия промокла насквозь. Сейчас эта мысль промелькнула в голове, но также быстро испарилась без следа.

Он устал. Жутко устал. Он не спал всю ночь, наблюдая за Эванс. Не из сочувствия или чего-то другого — ему просто не хотелось спать. Разве можно уснуть, когда перед тобой лежит беззащитная Эванс? Умиротворенная, тихая, спокойная, не думающая о том, что рядом этот ненавистный Поттер. Этот петух, этот бесчувственный мудак. Нельзя сказать, что она была не права, но было обидно, что так и есть, что у него нет чувств, помимо неутолимой жажды ее тела.

Почему Джеймс не может, как Сириус, взять и трахнуть? Со шлюхами это всегда прокатывало без запинок.

Именно — шлюхи. Эванс не такая. Но все равно — какого хера? Почему он не мог прошептать ей на ухо о том, с каким огромным удовольствием он бы засунул руку ей в трусы и залез пальцами туда, внутрь. Он бы раздвинул ее ноги, а потом с жадностью наблюдал за телом Эванс, за ней, извивающейся под ним от невообразимого удовольствия.

Это имело смысл. Но… не с Эванс. Казалось бы, вот он — способ избавиться от этих извращенных, соблазняющих мыслей. Но все, что легко, — плохо. Наверно, это его и останавливало. То, что Джеймс не мог поступить с Эванс плохо.

А еще этот Сириус. Гребаная истеричка.

Он тихо подошел к двери в комнату, прижался к ней, но ничего не услышал. Опять — звенящая тишина.

Щелкнула затворка, Джеймс открыл дверь и вошел в комнату.

Эванс была там. Конечно была! Он думал, что она, может, лежала на кровати, спала или читала книжку, в конце концов. Ну или стояла у двери с каким-нибудь толстенным справочником наизготовку, чтобы огреть Джеймса по башке, на этот случай в углу ее комнаты стоял шкаф с кучей справочников, учебников, энциклопедий и прочей херни, которую можно почитать для общего развития. Короче — он ожидал чего угодно, но не Эванс, стоящую у стены со сложенными на груди руками и смотрящую куда-то мимо Джеймса. То есть смотрящую не на него, а рядом с ним, немного правее, будто он и не входил вовсе.

Его очки все еще были в кармане, Джеймс подумал было надеть их, чтобы разглядеть лицо Эванс, но передумал в то самое мгновение, когда услышал всхлип. В очках не было нужды.

Эванс плакала все это время. Мантия валялась на кровати в скомканном виде, будто все это время она мяла ее, сжимая в своих маленьких слабых кулачках, а потом бросила это занятие. Жаль, он не мог видеть ее лица так, как хотелось бы. Джеймс старательно выбирал слова, но не придумал ничего лучшего, чем:

— Почему ты плачешь?

Это прозвучало жалко, потому что, в общем-то, надежды на ответ не было.

Лили переместила взгляд сначала на него, а потом в пол. Ее руки все так же были сложены на груди. Джеймс сделал несмелый шаг ближе.

— Ответь.

Надо было что-то говорить, хоть что-нибудь, пусть даже последнюю несусветицу, только не молчать. Джеймс не хотел больше слушать тишину.

— Слушай, Лил, я…

— Заткнись.

Он хотел сбежать отсюда, не смотреть на такую Эванс. Разбитую, какую-то потерянную, нуждающуюся в поддержке кого угодно, но только не его. Но ноги несли ближе. Он ощущал ступнями каждый шаг, будто тысячи иголок вонзались в кожу, но он шел. Не отступал. Потому что знал — так нужно. Неважно, откуда, главное — знал.

Возможно, каждый шаг он делал очень медленно, а, возможно, он молниеносно оказался напротив Эванс. Совсем рядом. Одурманивающая близость. В нескольких сантиметрах друг от друга. Он мог видеть ее лицо, красное, отекшее, щеки блестели от слез, а глаза смотрели вниз, на его ботинки. Джеймс точно знал, именно на его ботинки.

Одно движение, и Джеймс поднял ее подбородок, безмолвно прося посмотреть на него, прямо в глаза. Попытаться исправить ситуацию. Хотя бы самую малость. Джеймс уже точно знал, что надо делать.

Эванс была напряжена, Джеймс почти чувствовал вибрацию, исходящую от ее тела. Ненависть ли, усталость ли причина такого состояния — все равно.

Лили смотрела на его пальцы, ладонь, запястье — куда угодно, только не в глаза.

Безнадежно. Это сводило с ума. Сейчас Джеймсу хотелось встряхнуть ее, поставить эвансовы колоссальные мозги на место.

«Ты не Эванс. Та Эванс плакать не умеет, она борется с трудностями, она меня ненавидит, она бы сейчас дала мне по яйцам и забрала свою палочку, чтобы пульнуть Ступерфай или еще чего получше. А эта Эванс — размазня».

Ее подбородок был влажным от слез. Большим пальцем он провел по нижней губе. Медленно, как можно мягче. Эванс выдохнула через нос, и Джеймс почувствовал тепло ее дыхания. Она старалась успокоиться, прекратить внутреннюю борьбу, но все бесполезно.

«Прекрати, Эванс, прекрати».

Джеймс не мог выдавить ни слова.

— Что с Северусом? — спросила Эванс, все еще не глядя Джеймсу в глаза.

Его передернуло от этого имени, произнесенного ее губами. Но делать было нечего, пришлось отвечать.

— Все с ним нормально. Ему только немного влетело.

Джеймсу нечего было удивляться. Не о Сириусе же ей спрашивать. Но было мерзко говорить о том, что со Снейпом все в порядке. Будто в рот насыпали песка и заставили жевать.

— Каким образом? — ее голос твердел и, кажется, она пыталась поднять взгляд.

Джеймс ухмыльнулся. Ее подбородок все еще был в его руке. Она не пыталась уйти, не пыталась упрекнуть. Вот что было странно.

— От его палочки остались только щепки.

Эванс не отреагировала. Наверно, она почувствовала облегчение, ведь Снейпа не сложили пополам, не переломали все кости и не вправили нос. О чем Джеймс теперь жалел.

Она снова напряглась. Скорее всего, ее волновало что-то еще. Но Джеймсу было все равно. Почти. Так или иначе, теперь он знал, что нужно делать.

Она хлюпала носом, стараясь делать это как можно тише.

Зачем она это делает?

Неважно.

Джеймс наклонился, приближаясь к ее лицу.

Их глаза встретились. У нее они мокрые, опухшие, красные. Краснющие.

Он все еще не понимал, почему она плакала, что так сильно ее задело. Но понимал, что так надо, ей это нужно. Но еще больше нужно это прекратить. Ей необходимо было расслабиться.

Джеймс взял ее лицо в ладони.

— Я хочу кое-что сделать.

Она подняла на него взгляд в недоумении, но все должно было проясниться, когда Джеймс подхватил ее за талию, и ее ноги больше не касались пола. Эванс упала на кровать.

— Что… — произнесла Эванс, когда Джеймс придвинул ее к краю и по-хозяйски свесил ее ноги. Он сел на корточки. — Какого черта ты вытворяешь?

Джеймс держал ее за икры. Его руки были теплыми, а кожа Эванс — такой холодной. Он гладил ноги, поднимаясь выше, и, коснувшись колен, остановился.

Лили начала охватывать паника. Постепенно, поднимаясь от пяток до колен, на которых лежали горячие ладони Поттера, и все сильнее, когда он пропихнул между ними руки и стал раздвигать.

— Нет! — взвизгнула Лили, резко сдвинув колени и сжав кулаки, крепко схватившие одеяло. От удивления ее глаза раскрылись до боли. — Не смей! — она попыталась отпихнуть его, но все бесполезно. Поттер перехватил запястья и повалил ее на кровать, нависнув над ней. Поразительно быстро, в одно мгновение.

Он тяжело дышал, Лили чувствовала его горячее дыхание на своих мокрых от слез щеках. Как же стыдно быть увиденной в слезах. А еще стыднее оказаться под ним самым ужасным образом. На своей же кровати, стоящей у стены. Чуть-чуть ближе, и голова упрется в нее.

— Рано или поздно это должно случиться, — выдохнул Поттер.

Было непривычно видеть его без очков, но без них он выглядел не так глупо, как обычно.

— Что — это? — процедила сквозь зубы Лили, попытавшись вырваться. Не очень старательно, но лучше, чем ничего.

Джеймс не ответил. Но если это считается ответом, то он ответил поцелуем.

Лили замерла на одно мгновение, пока до нее доходило, что произошло, но потом забрыкалась и стиснула губы, пока поганый язык поганого Поттера не залез ей в рот.

Слишком упрямая. Джеймсу пришлось припечатать ее руки к стене и перехватить запястья одной рукой. Ему не хотелось так делать, но пришлось. Она извивалась и мотала головой, не давая Джеймсу сделать что-нибудь.

— Совсем долбанулся! Пусти меня!

Джеймс рыкнул и схватил ее лицо свободной рукой. Эванс больше не могла мотать головой, пытаться укусить его или еще чего. Ей оставалось только смотреть ему в глаза. Близко-близко.

— Я не собираюсь тебя насиловать, дура!

— Да ну? — саркастично промычала Лили, неспособная говорить нормально под натиском его руки.

Джеймс слегка ослабил хватку, убедившись, что она будет его слушать.

— Я не буду лишать ваше высочество девственности, пока вы сами не попросите.

Лили вспыхнула, в ее глазах загорелся недобрый огонек.

— Пошел ты. Отвали. Отпусти меня! — взвизгнула Лили, но Джеймс снова наклонился и поцеловал ее.

Слишком неожиданно. Зубы стукнулись друг о друга, языки столкнулись, и Лили ощутила это — тепло, влагу, настойчивость его языка. «Поттер-нет-пусть-он-меня-отпустит-пожалуйста-отвали». Она чувствовала, что теряет голову, не думая о том, что горячие руки Поттера отпускают ее лицо и руки, больно прижатые к стене. Головокружение, эйфория, а потом…

Джеймс не мог поверить. Хотел остановить этот момент навсегда. Пока Эванс притягивает его к себе, неважно — желая того или нет. «Мне-плевать-только-не-останавливайся». Ее тепло, ее тело — под ним. И так с-ума-сойти близко. Опускаясь ниже, пропуская эту белоснежную рубашку, чтобы не порвать тонкую нить самоконтроля. Ее юбка. Не было колготок и ничего другого, что могло бы помешать залезть рукой в эти самые эвансовы трусы…

Лили вздрогнула, когда Поттер поднял ее юбку, и замерла.

Он тяжело дышал. Снова. Точнее — все еще. Лили все еще ощущала его дыхание на себе.

— Пожалуйста.

Он что-то сказал?

— Ты ведь понимаешь.

Нет, Поттер. Я ничегошеньки не понимаю.

— Что? — промямлила Лили, пытаясь выровнять дыхание. Она все еще держала его рубашку.

— Я… Мне нужно это сделать, — он сглотнул, не отводя глаз от Лили.

— Что именно?

Это была очень глупая ситуация. Поттер, как идиот, держал подол ее юбки как можно выше, а Лили держалась за его рубашку, притягивая ближе. Боясь отпустить. Боясь того, что он собирался сделать.

Не было никакой паузы, неловкого молчания и нерешительности. Поттер убрал ее руки от своей рубашки, поцеловал и слез с нее.

Джеймс спустился и встал на колени у кровати. Лили села с краю, глядя на него сверху вниз. Это было неправильно. Аморально и, блин, соблазнительно. К черту все.

Джеймсу нужно было одобрение. Явное и бесповоротное, чтобы потом не убиваться из-за того, что он сделал. Такое явное, что можно было бы потрогать.

— Раздвинь ноги.

Эванс раскрыла рот, а потом снова закрыла. Она смотрела на него в недоумении, а он ждал. Ведь было совершенно очевидно, что она все понимает. Ну, может, не все, но основное — точно. То, что он хотел сделать.

Она отвела взгляд в сторону и положила руки на колени. Лили было жутко стыдно. Ей не хотелось этого делать, но было бы еще стыднее сдаться его рукам. Так было бы проще, верно? Если бы он все сделал сам. Но ведь у нее тоже есть какая-то доля уверенности. Своя собственная воля. Хоть Лили ничего и не понимала, но ее ноги раздвинулись. Прямо у Поттера на глазах. Стыд и неуверенность поглотили ее целиком.

Джеймс коснулся ее ног. Облегчение нахлынуло волной, гора с плеч, камень с шеи и все что угодно. Он мог с упоением вдыхать запах ее белой кожи, гладить ее ноги, считать пальцами каждый сантиметр ее тела, поднимаясь выше.

Лили держала юбку. Свою собственную, блин, юбку, чтобы этому паршивцу было удобнее. Но она уже сделала свой выбор. Она выбрала прикосновения. Наслаждение от того, как его руки скользят вдоль ног, как его губы оставляют невидимые следы на бледной холодной коже.

Лили дернуло от неожиданности, когда Джеймс высунул язык и провел влажную дорожку от ее бедра...

Джеймс не хотел медлить. Он слишком долго ждал. А сейчас, будучи между ее ног, он не мог понять, как вообще мог ждать. Отпихнув трусы в сторону, Джеймс припал губами к заветной точке.

Лили тихо простонала. Будто ждала этого целую вечность. Будто с того самого момента, как Джеймс зашел в ее комнату, она только и думала о том, чтобы он коснулся ее. Чтобы целовал ее губы, пихал руки ей в трусы, заставляя ее стонать и извиваться от удовольствия.

Лили упала на спину. Она чувствовала влажный жар его твердого языка. Джеймс крепко сжал ее бедра снизу и поднял, чтобы прижаться сильнее и… он нашел какой-то невероятный ритм. Чудесно-потрясающий. Лили не заметила, когда схватилась за волосы Джеймса и стала притягивать его к себе, удерживать между своих ног.

Джеймс не мог остановиться. Он боялся сделать ей больно, но не останавливался. Стараясь контролироваться себя, стараясь быть нежнее. Он отпустил одно бедро Лили и схватился за простыню и сжал ее в кулак до боли в пальцах, до хруста костей, только бы не причинить ей боль, лишь бы… о, боже.

Эванс. Эвансэванс-бля-эванс. Лили. Опять Лили. Джеймс мог попробовать ее, вылизать, запечатлеть этот вкус в своей памяти.

Лили стонала. Издавала какие-то невероятно пошлые звуки и почти — почти — попросила Джеймса не останавливаться. Дыхания не хватало, и она произнесла что-то вроде: «О боже нет не... пожалуйста», — делая паузы на каждом слоге. А он будто понимал.

Лили раскинула руки в стороны и сжала простынь в кулаки. Его язык, блин, горячий, влажный, может вытворять такие потрясающие вещи. Может заставить ее сходить с ума. Заставляет выгибаться, ерзать бедрами.

Джеймс не верил. Не понимал. Неужели… неужели это Эванс? Неужели это он делает с ней все эти похабные вещи? И, блин, боже, это было неповторимо. Просто охуительно. Слышать ее стоны, касаться ее тела, лизать, сосать, смаковать ее.

По телу пробежала дрожь. Лили опять взяла Джеймса за волосы и прижала к себе. Совсем близко. И слишком быстро.

Джеймс хотел бы, чтобы этот момент никогда не кончался, но, когда Эванс выгнула спину, он посмотрел на нее, не останавливая движения языка. Она восхитительно-блядь-неповторимо-прекрасно застонала, а потом обессилено распласталась на кровати и затихла.

Слишком быстро. Член болезненно напрягся. Сейчас было бы как никогда просто и легко взять ее, использовать возможность, но он же сказал.

Пока она сама не попросит.

Нечеловеческими усилиями заставив себя отойти от этой проклятой кровати. От проклятой Эванс. Он развернулся и открыл дверь.

Заставив себя не оглядываться.