Ведьма - это состояние души (гет)

Петуния прокручивала в голове слова мужа, брошенные им в запале, когда он уходил на работу: «Что ты за мать? Ты плохо заботишься о нашем сыне!»

Как он мог упрекнуть её в этом после всего, что она делала ради ребенка? Она думала, что кошмаром были роды — тридцать шесть часов мук... Но, как оказалось, кошмар только начался. Три месяца бессонных ночей с такими неприятными сюрпризами, как нехватка молока, колики, ларингит, когда мальчик едва не задохнулся — Дадли рос болезненным ребенком. Вернон паниковал, раздражался, а апогеем этого безумия стало замечание педиатра: «Мальчик слишком мало набрал за месяц». Муж никак не мог понять, что не так с его сыном и, как и следовало ожидать, винил во всем Петунию.

Послеродовая депрессия цвела пышным цветом, поначалу у молодой матери просто опускались руки и всё время хотелось плакать. Огромным усилием воли молодая миссис Дурсль взяла себя в ежовые рукавицы и, подавив сплин, стала действовать по четкому графику — что-что, а планировать она умела — кормление по режиму лучшими смесями, прогулки, готовка, глажка, стирка, купание и, как только выдавалась такая возможность — сон.

Таким образом, через год ее жизнь приобрела четкий, размеренный ритм, в котором не было места форс-мажорам. Дадли стал здоров и весьма упитан, а Петуния приобрела репутацию образцовой матери, отличной хозяйки и заботливой жены, ее высоко ценили и ставили в пример приятельницы и соседки. Правда, педиатр что-то говорил насчет ограничений в питании, но женщина не восприняла его рекомендации всерьез — как можно ограничивать в чём-то ее крошку, ведь он родился таким худеньким и слабеньким!

Она виделась себе эталоном настоящей нормальной женщины: чистый дом с ухоженным садиком, здоровый ребенок и надежный муж — что еще нужно для счастья? Их семью можно было снимать для рекламы загородной жизни.

Но, видимо, ничто не может длиться вечно: полгода назад, первого ноября, этой идиллии суждено было закончиться — когда утром Петуния вышла на крыльцо, чтобы забрать газету и молоко, то обнаружила люльку со спящим ребенком. Она была ошарашена и возмущена — какой изверг мог так бросить мальчика?! И как малыш только не замерз... Прочитав записку, найденную в люльке, миссис Дурсль поняла, кто перед ней — ее племянник Гарри, а ее младшая сестра вместе с мужем погибли этой ночью. Спустившийся к завтраку Вернон заикнулся было о приюте, но Петуния, глядя в заспанные зеленые глазенки, точь-в-точь такие же, как у Лили, поняла, что не сможет так поступить, о чём и оповестила мужа, сурово на него взглянув.

С приходом нового жителя в дом номер четыре по Тисовой улице снова пришел сущий ад. Маленький Гарри не привык есть и спать по часам и будил привыкших к порядку и спокойствию Дурслей. По ночам Петунии приходилось выходить с ним во дворик, чтобы укачать, опасаясь, что, если муж вновь проснется от крика малыша, то ее аргументы про родную плоть и кровь перестанут иметь для него вес. Как бы женщина ни крепилась, она довольно скоро остро начала ощущать, что три часа сна для взрослого человека — ничтожно мало.

Дадли добавлял проблем — он жутко ревновал и капризничал, если мать брала на руки, кормила или даже просто поглаживала его кузена, да и маленький Гарри не отставал, пытаясь криком привлечь утраченное внимание. Вернон сходил с ума от постоянного детского ора в доме и не упускал случая подчеркнуть свою антипатию к племяннику, открыто заявляя, что, если тот доставляет проблемы его сыну, то он его терпеть не намерен. Дом Петунии, когда-то блиставший лоском и чистотой, стал напоминать жилище холостяка, а уж следить за палисадником и подавно не оставалось времени — все забирала забота о детях. Прогулки осложняло то, что ни Дадли, ни Гарри категорически не признавали коляску, и ей приходилось подолгу уговаривать сына сесть в нее, а Гарри вести за руку рядом — он был гораздо легче, его можно было иной раз и на руки взять.

И все бы еще ничего, но кое в чем мальчишки нашли общий язык — в шалостях. От их проделок голова шла кругом: то рассыплют муку и изваляются в ней, то выкинут из окна маленький телевизор, то разрисуют фломастерами стены и мебель в гостиной... Но все это оказалось ерундой по сравнению со странностями племянника. Петуния знала, что и Лили, и ее муж были волшебниками и, наверняка, растили сына соответственно, но, когда он на ее глазах, зажав между ног веник, прыгнул с лестницы, женщину едва не хватил удар.

Мальчик легко отделался — сломал руку. А ведь мог и насмерть разбиться! С этого дня все веники, метлы, швабры и щетки хранились в недоступном месте.

Дорогие электронные игрушки сына, бывало, по непонятной причине ломались, когда с ними играл Гарри — и это до слез и ора расстраивало маленького Дадли, а Вернон, тративший на них деньги, после каждого такого происшествия рычал на Гарри, зло краснея, словно наливаясь дурной кровью, чем явно пугал малыша. Электронные игрушки пришлось перестать покупать, перейдя на мягкие и заводные механические, которые, по мнению Петунии (но не Вернона), были ничуть не хуже.

Но и это было ещё не всё... Во время одного из плановых посещений педиатра врач порекомендовала давать детям витамины. Петуния, замотавшись, случайно оставила купленную упаковку на кухонном столе, а маленькие хулиганы каким-то образом её достали, распотрошили и от души наелись пилюль. С Дадли все обошлось, а Гарри посинел и начал задыхаться. Миссис Дурсль в панике вызвала скорую, но, когда раздался звонок в дверь, она увидела на пороге вместо врачей странно одетого длиннобородого старика. Как ни старалась женщина потом вспомнить этот день и странного гостя, у нее ничего не выходило, а к рекомендациям врачей появилась стойкая неприязнь, и отчего-то захотелось выкинуть все лекарства из дома.

Каждую неделю звонила Мардж и, донимая расспросами о здоровье племянника, не упускала случая напомнить о том, что «родная семья важнее подкидыша».

Соседка, миссис Фигг, которую, казалось, интересовали только ее бесчисленные кошки, вдруг со странной назойливостью стала предлагать приводить иногда к ней детей, чтобы Петуния «могла передохнуть хоть немного», но миссис Дурсль передергивало от отвращения — она не представляла, как можно отдать ребенка в такие антисанитарные условия.

Вернон часто упрекал ее за бардак в доме и однообразное меню, но Петунию это не обижало. В конце концов, она понимала, что муж прав. Но сегодня он назвал ее плохой матерью, и это было выше ее сил. А все потому, что Гарри раскапризничался за столом, не желая есть кашу, и у него случился первый сильный магический выброс — прямо как у ее сестры когда-то. В кухне был погром, летающая банка стукнула Дадли по голове, а она не смогла защитить его.

У Петунии сдали нервы, и она, посадив сына играть в манеже, под влиянием обиды заперла отчаянно ревущего племянника в чулане в качестве наказания, ну и чтобы не мешался — нужно было прибраться. Пока она собирала мусор с пола, в ее голове крутились навязчивые мысли о том, что дальше так продолжаться не может: нужно спасать свою семью и постараться любой ценой вернуть свою размеренную и спокойную жизнь, хоть и такой идеальной, как раньше, она уже никогда не будет. Быть может, если с мальчиком меньше нянчиться, показать Гарри, что ему далеко не все дозволено, то и попытки волшебства сойдут на нет? Попытаться стоило. Да что там, у нее все получится, кто бы что ни говорил, она хорошая мать и прекрасная хозяйка!

От четкого, выработанного плана стало спокойней на душе, и Петуния ощутила себя гораздо уверенней. Она включила пылесос в розетку, нажала кнопку и...

1 мая 1982 года. Сноудония, Уэльс (магическая часть)

Если бы в молодости кто-то сказал мне, что я буду встречать свой шестидесятилетний юбилей, чинно прогуливаясь по пешеходным тропкам и дыша здоровым горным воздухом, я бы бесцеремонно расхохоталась ему прямо в лицо. Я и мечтать не могла прожить так долго — если брать в расчет то, чем я занималась, и скольким неслабым волшебникам перешла дорогу, то я давно должна была закончить жизнь где-нибудь на алтаре своего кровника, как и положено врагу. Но, даже если отбросить страсть к темной магии и незаконным ритуалам, то все равно мне не суждено было столько коптить небо. Все женщины в нашей, так называемой, семье умирают рано: некоторые сразу после родов, но кому-то везет, и тогда они живут, в лучшем случае, еще лет пятнадцать, умирая в самом расцвете сил, обычно не дотягивая и до сорока. Чудная перспектива для ведьмы, перед которой, казалось бы, открыты все дороги, не так ли?

А виной тому одно очень неприятное проклятие, отсчет которого ведется от моей пра-пра-пра... Можно продолжать долго, но суть в том, что она когда-то носила фамилию Принц и была сосватана очень влиятельному жениху, но не сумела сохранить ему верность. Нет, я ее, конечно, понимаю, но последствия оказались настолько плачевными, что лучше бы бедняжку попросту убили. Она была с позором возвращена в отчий дом, где глава семьи в гневе отсек ее от рода и проклял — так, чтобы она никогда не смогла выйти замуж. Ведь если ей все-таки удастся провернуть этот фокус, то после того, как проклятая войдет в состав семьи, род мужа прервется навеки. Естественно, об этом моментально стало известно, и немудрено, что никто не рискнул проверять принцевское проклятие на прочность. Да и без брака связь с колдуном грозила плачевными последствиями.

Я присела на скамейку у парка, недалеко от пешеходной улочки, где полно уютных маленьких ресторанчиков, и вытянула ноги. Как-то слишком они стали в последнее время уставать, и мне это совершенно не нравится. Да и кожа уже не такая гладкая и упругая, как раньше, совсем не такая... Хотя, надо признать, я и выгляжу гораздо моложе своих лет — ведь ведьмы стареют позже, но они все равно стареют, как это ни прискорбно. Впрочем, все решаемо. Сделав пару глубоких вдохов, я вернулась к своим мыслям. О чем это я? Ах, да...

Положение, казалось бы, безвыходное, и умереть бы несчастной отщепенке в одиночестве, если бы она не догадалась использовать для зачатия маггла, который о проклятии и знать не знает. Хоть бедолага вместе со всей своей родней и погибал вскоре, но зато у ведьмы оставался ребенок — всегда девочка, которой мать при родах отдавала львиную долю своих сил и подсознательных знаний. И так из поколения в поколение, сохраняя и приумножая, как говорится — накапливая магический потенциал и дары.

Как я уже сказала, на свет всегда появлялась одна девочка, наследующая и дар, и проклятье. Так и было, пока не родились мы с сестрой. Да, все правильно, двойняшки. Наша мать стала слаба и умерла, когда нам было по десять лет, едва успев передать нам свои знания. Мы старались выжить, как только могли, до того момента, когда мою сестру, более покладистую и кроткую нравом, заметили и взяли на воспитание все те же драккловы Принцы, решившие, что кровь давно разбавлена, и грех упускать настолько укоренившийся в магии, ставший практически неотделимым от нашей сути, фирменный талант к Темным Искусствам. Она должна была положить начало новому, гораздо более сильному витку древнего, изживающего себя рода. Она, но не я — я так и осталась сама по себе.

Риннон потом, как и планировалось, вышла замуж за их сына, но, увы, ни принятие в род, ни снятие с нее проклятий не смогло изменить предначертанного — у нее родилась только лишь одна-единственная дочь. И та — подумать только, насколько сильна оказалась память крови — сбежала из дома для того, чтобы выйти замуж за маггла. Правда, снятие проклятия все же помогло и, покуда девчонка была под защитой рода, ей удалось-таки прервать вековую традицию и зачать мальчика. Но разразилась другая беда: о том, где она и с кем, прознал ее отец и, впав в бешенство, сделал — что бы вы думали? Верно! Отсек дочь от рода.

Без принцевской защиты Эйлин, едва успев родить здорового сына, стала болеть и хиреть, пока не умерла, как и многие до нее. Как должна была бы сгинуть и я. Но этого ли я хочу? Совсем нет. Одиночество меня, в отличие от моих предшественниц, отнюдь не страшит, да и детей я не очень-то люблю. По крайней мере, не настолько, чтобы прощаться с жизнью ради возможности их иметь. Не-е-ет уж, у меня другая цель. Я унесу это мордредово проклятие с собой в могилу — но это будет позже, намного позже, а до этого момента я проживу такую полную жизнь, какая не снилась ни одной ведьме-отщепенке до меня. Но сначала надо бы поправить здоровье, а лучшего дня для этого, чем сегодня, вряд ли можно придумать...

Я перевела взгляд на сидящего неподалеку в тени деревьев мужчину. Я давно его заметила и не поленилась проследить и навести справки. Русский — значит, о проклятии вряд ли знает, а когда поймет, что к чему, будет уже поздно. Недавно из Азкабана, тоже поправляет здесь здоровье, то есть — в случае чего я с ним справлюсь. Относительно молод, но что самое главное — от него поразительно вкусно фонит темной энергетикой, так необходимой мне для возвращения былой молодости и красоты.

Он тоже заметил меня с моей безотказной зазывной улыбкой и поднялся со своего места.

— Мадам? Любуюсь вами каждый день и уже просто не могу не спросить вашего имени.

— Мадемуазель. Мадемуазель Уолш, — ответила я, подавая руку для поцелуя.

— Я должен был догадаться. Должен признать, у вас отменное чувство юмора, — присел рядом и лукаво улыбнулся он, от чего в его темных глазах будто бы заплясали черти. А он хорош. Даже жаль его будет. Хотя нет, вру, не жаль.

— Да нет, безо всяких шуток, — взглянула я из-под ресниц и снова представилась. На мой взгляд, смертникам можно знать имя своего палача. — Эндрейст Уолш. А вот я до сих пор не знаю, с кем беседую.

— Прошу прощения, когда смотрю на вас, все мысли из головы вылетают, — мужчина приложил руку к груди и включил все свое обаяние. — Игорь. Игорь Каркаров, очень рад знакомству. Могу я вас чем-нибудь угостить? Чашкой чая или, может быть, бокалом вина?

Он встал и галантно подал мне руку. Проведя ноготком по его ладони, я наклонилась чуть ближе, чем позволяют приличия, и шепнула:

— С вами я бы не отказалась от стакана яблочного сидра, — глядя на то, как взгляд колдуна становится все более плотоядным, я взяла его под руку и, нежно прильнув, продолжила: — У меня дома как раз есть бутылка, а сегодня такой хороший повод...

Игорь, с предвкушающей улыбкой позволивший привязать себе руки к березовым столбикам кровати темно-синими лентами, теперь прикрыл глаза, откинувшись на мои подушки, и тихо застонал. Я ощутила, что его финал не за горами, и аккуратно вытянула из-под подушки ритуальный кинжал. Пора. Сделав надрез на груди мужчины, который должен был послужить началом трикветры, я столкнулась с ошарашенным взглядом темных глаз, в которых с каждым мигом все яснее читалось осознание. Перехватив Каркарова за шею цепкими пальцами и удерживая его тем самым на постели, я продолжила начатое, читая нараспев древнее жертвенное заклятие.

Я совершила большую ошибку, недооценив его силу, в чем и убедилась, когда он, разорвав ленты и выхватив нож, резко и зло перевернул меня на спину, с силой смыкая другую руку на моем горле. Мне ничего не оставалось, кроме как, пытаясь отвлечь, смотреть на него широко раскрытыми глазами и судорожно дёргаться, стараясь дотянуться до лежавшей на тумбочке палочки. А Игорь, не обращая внимания на мои телодвижения (и тем самым давая мне надежду), заговорил не своим голосом:

— Ссссуука... Вот ты что решила, а? Я что, по-твоему, на жертвенного барашка похож? — он рассмеялся жутким смехом. — Магией моей решила поживиться, тварь? А я тебе вот что скажу — после того, как ты сейчас сдохнешь — ты ни в следующей жизни, ни в любой другой даже перышка не сможешь призвать, ни на грамм в тебе магии не останется! Будь ты проклята!

Выплюнув мне в лицо последние слова, он вонзил кинжал мне в сердце и, уронив несколько капель крови на меня, упал рядом. Проклятие было подтверждено кровью. Я неверяще смотрела на резную рукоять, торчащую из моей груди и ощущала невозможную слабость. Сил моих хватило только на то, чтобы перед тем, как меня примет тьма, бросить:

— Дурак... А ты все равно уже не жилец...

...А ведь я уже почти взяла палочку.

Во тьме было хорошо, она вела себя, как старый друг, унося прочь злость на себя и на свою незадавшуюся жертву. Видимо, правда, старовата я стала и растеряла хватку, если позволила себе так облажаться. Ну что ж, значит, так и должно быть. По крайней мере, я достигла хотя бы одной из своих целей — проклятья больше нет. Что... Какого черта?! Впереди забрезжил свет, и, по мере того, как тьма расступалась, возвращались ощущения. По крайней мере, рывок был знатным. Чувства вернулись — я распознала под лопатками твердую поверхность, и тут же ощутила сильную слабость и головокружение. Где я? На полу? Была же на кровати...

Стараясь не шевелиться сильно и не размыкать глаз, я осторожно подняла руку и ощупала грудь, но, к своему удивлению, не обнаружила там рукояти кинжала. Да и боли не чувствовалось. Целители постарались? Да уж, видимо, колдомедицина широко шагнула вперед с тех пор, как я перестала пользоваться их услугами, если способна вылечить такое. Но постойте... Если меня нашли в моем доме, то значит... Да, получается, Игоря тоже нашли, а это может говорить только об одном... Готова поспорить на сотню галлеонов, что у палаты дежурит пара молодцов в алых мантиях.

Ладно, если мне суждено еще хоть немного пожить, пускай и под следствием, то упускать эту возможность было бы по-настоящему грешно. Собравшись с силами, я распахнула глаза — и тут же закрыла их снова. Светобоязнь была нестерпимой. Опираясь на руки, я села, вытерла набежавшие от света слезы и огляделась. То, что я увидела, не имело ничего общего ни с больничной палатой, ни с моим домом, хотя в том, что это жилой дом, не оставалось сомнений. Вокруг на плиточном полу была рассыпана мука, крупы, соль, а посреди всего этого «натюрморта» сидела я. Сослепу мне показались незнакомыми мои руки, которыми я терла веки. Но я отмахнулась от этой мысли, как от бредовой — мало ли что привидится?

Но потом я заметила то, что уже была не в силах игнорировать — локон белых волос, упавший на глаза. Я намотала светлую прядь на палец, который теперь уже без сомнений идентифицировала, как чужой, и ошарашенно уставилась на чужеродные элементы внешности. Не говоря уже о том, что одежда на мне была престранная. Ничего не понимаю... Ладно, это подождет. Кое-как поднявшись, я, на плохо слушающихся ногах, опираясь на стены, решилась осмотреться.

Окинув беглым взглядом первый и второй этаж, заглянув во все комнаты, авроров я не обнаружила. Что ж, это уже немалый плюс. Правда, оставалась еще улица, надо бы проверить там... Дежурных не было, но, едва я вышла за дверь и, осторожно оглядываясь, прошлась вдоль живой изгороди, отделявшей наш дом от соседнего, как тут же вздрогнула от противного визгливого вскрика:

— Доброе утро, Пэт! Представляешь, у меня так напряжение скакнуло, что даже телевизор сгорел! А у тебя цел? Или не включен был?

Я смотрела на полноватую низенькую женщину непонятного возраста, с секатором стоящую у розового куста, и не понимала, что она от меня хочет. Она ведь ко мне обратилась?

— Все в порядке, Петуния? Что-то ты какая-то бледная...

Точно. Петуния, Пэт — это было имя. Плюс еще одна загадка, которую предстоит решить. Наверно, вид у меня был тот еще, потому что, судя по всему, эта дама всерьез забеспокоилась и хотела было спросить еще что-то, но я, взяв себя в руки, постаралась ее успокоить. Чье-то настойчивое внимание в то время, когда я сама пытаюсь разобраться, что происходит, было абсолютно ни к чему.

— А, да, — попытавшись изобразить подобие улыбки, промямлила я, — не включен. Не стоит беспокоиться, все в порядке, спасибо.

На мой взгляд, получилось не очень убедительно, но она, напоследок окинув меня странным взглядом, слава Мерлину, отстала.

Я направилась обратно в дом. Теперь, когда я убедилась, что за мной никто не следит, у меня появилось много вопросов — начиная от внешности и заканчивая голосом. Когда я впервые услышала его, то не поверила, что эти звуки издаю я: непривычно высокие с проскальзывающими истеричными нотками. Добравшись до ванной, я обалдело смотрела в зеркало, которое демонстрировало мне худосочную блондинку с длинной шеей, массивным подбородком и крупными зубами. Ну прямо лошадь! Я нахмурилась, и тонкие брови, безжалостно выщипанные так, чтобы они создавали модное нынче у магглов «удивленное выражение», сошлись к переносице. Нос тоже был абсолютно не такой — маленький, ровный и аккуратный, даже, можно сказать, идеальный, особенно после моей-то родной горбинки. Только глаза точь-в-точь мои — зеленые. Мерлин, да что происходит-то?

В памяти всплыли слова Каркарова, и стало дурно. Да неужели? Нет, нет, нет... это же бред! Где моя палочка?! Взгляд заметался по комнате, а я попыталась вспомнить что-нибудь такое, что сейчас, в своем нынешнем состоянии, я смогу сделать без нее.

— Акцио мыло! — вытянув руку, взвизгнула я, но ничего не произошло. Я пробовала снова и снова, но результат так и оставался нулевым. Более того — я даже не чувствовала в себе прежде родного мне течения магии... Осев на бортик ванны и в панике схватившись за голову, я почувствовала, что задыхаюсь.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне удалось прийти в себя. Ощущение полной безысходности давило сродни могильной плите. Умывшись трясущимися руками, я снова взглянула на свое отражение. Жалкое зрелище: покрасневшие глаза, распухший хлюпающий нос, безвольно трясущиеся губы. Меня разрывали противоречивые чувства: отвращение к себе и злость на этого ублюдка, по воле которого я оказалась в таком незавидном положении. Вот ведь гад! А силен... Такие проклятия — редкость, не у каждого хватит духу для того, чтобы их качественно осуществить. Видно, проклясть меня — в тот момент было самой главной целью в никчемной жизни Пожирателя-крысы. Надеюсь, он сдох. А я жива. И, значит, все уже не настолько дерьмово. По-моему, я видела где-то на кухне блокнот и карандаш — позарез было нужно привести мысли в порядок.

По пути через гостиную взгляд зацепился за фото на каминной полке. Я взяла рамку в руки и внимательно рассмотрела. На снимке была семья: Петуния, по всей видимости, с мужем и сыном. Слонообразного мальчика я уже видела мельком, когда заглядывала в детскую — он спал на ковре в окружении игрушек. Малому есть в кого быть таким — мужик на фото тоже тот еще боров. Или морж? Я фыркнула при взгляде на его омерзительные усы. Я, конечно, не знаю предыстории, но все равно не понимаю, как ее угораздило выйти за такого замуж? Хотя, может, он семьянин хороший или баснословно богат? Нет, последнее вряд ли — весьма по-мещански обставленный дом намекал на то, что здесь живет крепкий уверенный средний класс. Ладно, разберемся.

Было принято решение начать с плюсов моего нынешнего положения, а именно, с того, что я, во-первых, жива, во-вторых, если все прошло так, как задумал Каркаров, то проклятия ведьмы-одиночки за мной больше не числится. Хах, этот идиот, небось, и сам не понял, что «наградив» меня одним, избавил от другого. И да, еще повезло, что я оказалась в женском теле. Неоспоримым минусом была потеря магии. Подумав об этом, я едва снова не раскисла, но запретила себе это делать. Было время, я довольно долго жила среди магглов, так что, надеюсь, удастся сойти за одну из них.

Я посмотрела на лежащий рядом снимок — это семейство тоже, мягко говоря, напрягало. Но ничего не поделаешь — приняв тело, я вынуждена принять и обязательства. И если с мужем мне может просто повезти, и она не венчалась с ним, а просто расписалась, как магглы часто делают, то сын... От сына мне никуда не деться — придется растить, какой бы ужасной ни казалась эта перспектива. Как же мало информации и, видит Мерлин, как же меня это раздражает! Но начать собирать ее стоит прямо сейчас.

Собрав с камина остальные фото, я поднялась в детскую и, растолкав мальчишку, уселась рядом с ним на ковер.

— Давай поиграем?

Он потер сонные глаза пухлыми кулачками и, зевнув, кивнул. Я показала ему наш семейный портрет:

— Я буду показывать, а ты говори, кто это, ладно? — он снова кивнул. Ну что ж, полетели! Я показала на Петунию. — Кто это?

— Мама Петуния, — выпалил мальчик и ткнул в меня пальцем. Отлично, летим дальше. Я ткнула в пацана.

— Дадли! — он даже подпрыгнул от счастья и едва не захлопал в ладоши. Вот ведь маленький жирный эгоцентричный монстр. И вот к этому я привязана? Мда... Но теперь я хотя бы знаю, как его зовут. Пришел черед мужика.

— Папа Велнон, — стало быть, Вернон. А парень, оказалось, и разговаривать толком не умеет. Выглядит крупным, но сколько ему лет?

Похвалив его за ответы и тем самым снова вызвав неуемную радость, я попросила показать на пальцах. Ага. Средний и указательный — два года. Мальчик деловито добавил:

— Сколо буит.

Когда я взяла снимок безобразной, пропитой на вид, тетки, обнимающейся с бульдогом, снизу до меня донеслись звуки мерных ударов, как будто кто-то ломился в дверь. Я замерла, прислушиваясь. Удары стали настойчивее, и вскоре подкрепились громким ревом. Отложив фотографию, я спустилась вниз.

Звук шел из чулана под лестницей. Когда я открыла дверь, на меня тут же налетел, обнимая за колени, еще один мальчишка. Этот-то откуда взялся?! И почему он был взаперти?

— Тетя Туни! Не надо! Темно! — невнятно причитал он, хныча, а потом поднял на меня залитое слезами лицо, и я обалдела.

Натурально. Потому что не узнать этого мальчишку мог либо маггл, либо круглый дурак — эксклюзивный шрам отчетливо выглядывал из-под растрепавшейся челки.

В магическом мире о Гарри Поттере знает каждая собака. Еще бы! Авадоустойчивый ребенок, который в годовалом возрасте прикончил одного из самых сильных волшебников, исключение из всех правил. Малолетний герой магического мира, который, как выяснилось, живет у магглов и сейчас обнимает меня, называя тетей. А вот это уже интересный поворот.

Я читала о Поттерах в газетах после того, как Темный Лорд пал, и немного знала про эту семью. И если мальчик называл меня тетей, значит, я сестра кого-то из них — и вряд ли Джеймса. Значит, Лили. Такое неожиданное «родство» могло сыграть мне на руку, особенно сейчас, когда положение мое неопределенно и шатко. Ха! После того, как Гарри осиротел, большинство волшебников как с цепи сорвались, выдвигая свои кандидатуры в качестве опекунов малыша, а повезло ни с того ни с сего мне, надо же!

А ещё я совершенно не чувствовала магию, которая была в нем. Это могло значить только одно: я даже не сквиб, как надеялась вначале. Самая настоящая маггла. Осознав этот факт, я снова ощутила приступ дурноты, но после серии глубоких размеренных вдохов и выдохов, сумела взять себя в руки.

Ребенок был в невменяемом от испуга состоянии, и успокоить его удалось, только заверив, что никто его запирать не будет, и дядя его вечером не накажет. Когда мальчишка перестал всхлипывать, я спросила его, что случилось. Он махнул рукой в сторону кухни:

— Там!

Да, там царил невероятный бардак. На полу валялся наполовину заполненный мешок для мусора — видимо, до того, как я здесь оказалась, Петуния наводила порядок. Ну что ж, прекрасное начинание, надо бы его продолжить. Но детей ведь нельзя оставлять без присмотра, да?

— Гарри, пойди позови Дадли, пусть тоже спускается.

Пацаненок кивнул и умчался.

Все в том же чулане обнаружился инвентарь для уборки. Я посадила ребят за стол рисовать, выдав им бумагу и карандаши, коробка с которыми обнаружилась на журнальном столике в гостиной, а сама принялась за уборку. И чем больше я махала веником, тем сильнее злилась — хотелось отшвырнуть чертову метелку и заорать: «Где моя палочка?!» С ее помощью я бы разобралась с этим бедламом тремя взмахами, а так только спина затекла, и голова кружится. Я не помню, когда в последний раз делала что-то руками, а не при помощи магии, и, видит Мерлин, это казалось мне сейчас по-настоящему унизительным.

Поэтому я искренне обрадовалась, когда Гарри, которому быстро наскучило его занятие, предложил помочь. Дадли, не желая отставать от кузена, тоже вызвался добровольцем. Я поручила им закончить подметать пол, в надежде, что уж с этим-то они справятся, а сама в это время принялась оттирать от стены прилипшую кашу, попутно думая, что делать дальше.

Вскоре от размышлений меня заставила отвлечься возня за спиной. Когда я оглянулась, то поняла, что совершила серьезную ошибку. Как оказалось, дети двух лет — откровенно хреновые помощники, даже, я бы сказала, сто галлеонов убытка.

— Так, все, довольно, не мешайтесь! Идите отсюда! — рыкнула я на них и отняла у Дадли метелку, которой он увлеченно колошматил Поттера, валяющегося в куче сора, и пытающегося извернуться и отвесить Дадли пинок в ответ. Я подняла хихикающего мальчика, как смогла, отряхнула и легким шлепком придала ему ускорения вслед за кузеном. — Ступайте играть!

Постаравшись завершить все как можно скорее, чтобы не пришлось переделывать в третий раз, я устроилась с чашкой чая на диване и облегченно выдохнула. Что теперь? Неплохо бы найти хоть какие-нибудь документы — насколько я знаю магглов, здесь при идентификации личности палочки не проверяют и на слово не верят. Документы обнаружились в секретере в спальне.

Все оказалось не так уж плохо: рожденная, как и я, 1 мая, только 1958 года, Петуния, помимо школы, даже могла похвастаться профессией — секретарь-машинистка. Это хорошо — не самая сложная.

Среди бумаг сильно выделялся листок пергамента. Пробежав содержимое записки глазами, я увидела в конце подпись Альбуса Дамблдора. Ну да, правильно, он и вел в бой против Пожирателей Поттеров и других мракоборцев — и кто, как не он, пристроил сиротку к родственникам? Только вот записка составлена так, что выходит, будто сам он с Петунией даже не встретился. И это было странно. Не на порог ведь он подкинул Гарри, в самом деле!

Как-то машинально отделив свои и детские документы от прочей массы бумаг, я взглянула на часы — почти шесть. В это время обычно возвращаются домой работающие магглы, а значит, скоро придет и Вернон. В соседней комнате раздался рев. Заглянув в дверь, я увидела, как Гарри потирает, по всей видимости, ушибленный нос, а Дадли плачет над догорающей пластиковой машинкой. О, Мерлин, они когда-нибудь перестанут вообще?!

Изъяв тлеющее безобразие и затоптав подпалину на ковре, я уселась на корточки рядом с ними и вопросительно посмотрела на Поттера. Тот, не долго думая, ткнул пальцем в размазывающего по щекам сопли Дадли. Я усмехнулась — надо же, какой честный мальчик.

Итак, сейчас, наверное, положено сказать какую-нибудь мудрость? Я понятия не имею, как воспитывать детей, тем более, укуси их пикси, мальчиков!

— Для начала, Гарри, запомни, ябедничать — плохо, — он потупил свои большие зеленые глазищи, но я отчего-то ему не поверила. Решив, что потом еще к нему вернусь, я развернулась к Дадли. — А ты не лезь к нему, не то всегда получать будешь, а потом реветь!

Мальчик всхлипнул последний раз и как-то безнадежно вздохнул. Белобрысого было сейчас даже жаль — я почему-то представила, как меня, вот такую, норовят проклясть, а я ни щит выставить не могу, ни ответить как следует. Мда... Не думала, что когда-нибудь это скажу, но пора кончать этот магический беспредел. Я снова посмотрела на Гарри и убедилась, что он меня слушает:

— Если он тебя обозвал — обзови в ответ. Если ударил — ударь тоже. Но вот такого, — я потрясла у него перед носом машинкой, — чтобы больше не было. Понятно?

Поттер удивленно посмотрел на меня, но кивнул, соглашаясь. А то! Думал, никто не знает, как он свои фокусы вытворяет — да не тут-то было! Я отметила про себя, что мальчуган, несмотря на милый вид, в свои годы уже считает себя невозможным хитрецом и, видимо, привык этим пользоваться.

— Есть! — попросил Дадли. Я прислушалась к себе и поняла, что, в принципе, солидарна с ним. Вернона все не было, и я решила, что если его где-то носит, то это его проблемы, а мы идем ужинать.

В холодильнике обнаружились бифштексы, которые я, покрутив навороченную плиту за все ручки, все же смогла разогреть. Они немного обуглились, правда, но все равно были съедобными. После того, как дети поели, я заметила, что у них слипаются глаза, и, переодев их в пижамы, отправила спать.

Спускаясь по лестнице вниз, я услышала звук открывающейся двери. Вернон подошел ко мне, клюнул в щеку дежурным поцелуем и, обдав приторно-сладким запахом цветочных духов, грузно протопал на кухню, где еще не успел до конца остыть ужин.

— Вчерашнее, — поморщился он от внешнего вида еды, но взялся за вилку. — Дадли спит?

Кивнув, я сидела рядом, в надежде почерпнуть для себя хоть что-нибудь, что поможет мне разобраться в происходящем, но мужчина, хоть и кривился, но молча жевал, а потом так же молча ушел наверх.

Ополоснув посуду, я поднялась в спальню, по пути заслышав, как мой так называемый муж напевает в душе. Перспектива просто спать рядом с этим кабаном уже вызывала отвращение, не говоря уже о сексе, но придется... Иначе будет слишком подозрительно. О, Моргана, не оставь меня!

Когда дверь спальни скрипнула, я старательно прикидывалась беспробудно спящей. Кровать с соседней стороны сильно прогнулась, принимая тушу Вернона. Чмокнув меня в щеку второй раз за вечер, он, повозившись, затих. Фуф...

Я умылась ледяной водой, но это не помогло убрать красноту век. Хлюпнув носом в последний раз, я промокнула опухшие глаза полотенцем. Кто бы мог подумать, что меня сможет так выбить из колеи привычный, уже ставший рефлексом за годы, беспалочковый Темпус. Точнее, его попытка. Неудавшаяся.

Так дальше продолжаться не может — у меня под боком маленький волшебник, а я так реагирую на любое напоминание об отсутствии у меня магии. Надо бы уже смириться с этим фактом, да только вот... сказать гораздо проще, чем сделать. Так! Не раскисать! Я надела выбранную одежду и спустилась вниз.

Вчерашний день удалось прожить без потерь, и стоит, наверное, продолжать в том же духе — изображать из себя жену и мамочку. Что делают жены и мамочки по утрам? Правильно, готовят завтрак. Вкусную и полезную пищу, в поисках которой я стала шарить по шкафчикам. В одном обнаружились хлопья в яркой упаковке и растворимые каши, я перевернула упаковку — так и есть, сплошной сахар. Немудрено, что один ребенок такой толстый, а второй донельзя гиперактивен. Да и Вернон тоже, мягко говоря, не атлет. Найдя среди непотребной пищи затолканную подальше банку с фасолью, я решила — у нас будет здоровый завтрак. Точка! А на завтра что-нибудь придумаю. Я покосилась на плиту, которая показалась мне вчера исчадием ада. Да, признаю, мы с ней не очень-то поладили, но пора находить общий язык.

Спустившийся уже в костюме Вернон мой порыв не оценил. С брезгливостью поковырявшись в тарелке, он взглянул на невозмутимо завтракающую жену, то есть на меня.

— Пэтти, ты что, из-за вчерашнего обиделась? Ты не думай, я не забыл, — он поднялся, слегка поддев столешницу животом, и скрылся в холле. Вернулся мужчина с коробочкой, в которой, по всей видимости, были духи. — С днем рождения, дорогая.

Я распаковала подарок и постаралась как можно искреннее поблагодарить. Аромат был такой же, как от него вчера — удушливо-сладкий. Значит, задержался, потому что за подарком заезжал? Я уже грешным делом подумала, что был у другой. Когда он сдержанно чмокнул меня в щеку, меня почти передернуло. Не то чтобы я предпочла поцелуй в губы, наоборот, я была бы счастлива, если бы он вообще воздержался от проявления чувств. Хотя бы потому, что они кажутся мне несколько... фальшивыми, что ли. До сих пор не могу понять, что между ними происходило. И это, признаться, меня нервирует — однако, пока я как следует не осмотрюсь здесь, делать резкие выпады весьма рискованно.

После того, как машина Вернона выехала со двора, я пошла будить детей. Дадли был послушным, я бы даже сказала, несколько апатичным ребенком и спокойно позволил себя одеть, а вот Гарри заявил категорично: «Я сам!». Похоже, ему нравилось выводить меня из себя. По крайней мере, я не знаю, зачем еще нужно упорно запихивать обе ноги в одну штанину по три раза и при этом испытующе пялиться на меня. Когда я уже была готова вскипеть и накричать на него, мальчик все-таки соизволил одеться по-человечески. Спускаясь вниз, он чему-то улыбался и подхихикивал. Вот паршивец!

Когда я усадила их за стол, и они увидели, чем им предстоит завтракать, веселье моментально испарилось. Дадли взял рукой фасолину, сунул ее в рот, прожевал и скривился:

— Бееее...

Ну да, парень, не твои любимые медовые хлопья, что поделаешь... Я отвернулась заварить чай, а когда обернулась, чайник едва не выпал у меня из рук. Похоже, я упустила еще один момент, который теперь крепко усвоила на практике — маленьких детей вообще лучше не оставлять без присмотра, особенно, черт возьми, за столом.

Поттер уже успел напихать себе полный нос фасоли и теперь вовсю комплектовал ею же нос кузена. Вот и все... Прямо сейчас у меня на кухне задохнется великий победитель Волдеморта. Я прикрикнула на них построже, чтобы не смели шевелиться, и со всех ног понеслась в ванную — где-то там видела щипчики. Стараясь не совершать резких движений и не позволяя делать это детям, стала аккуратно вытаскивать из детских носов фасолины одну за одной, чувствуя себя при этом ликвидатором смертельных проклятий, не меньше. Когда последний боб был извлечен, я гневно воззрилась на притихших мальчишек, щупающих свои носы:

— Вы есть, вообще, собираетесь?!

Гарри решительно помотал растрепанной головой. Дадли вынул палец из ноздри и повторил его жест. Ну, отлично, не хотите — как хотите!

— Тогда марш отсюда, одеваться! Идем гулять.

Я проследила, чтобы они без приключений добрались до комнаты, и зашла в ванную, чтобы вернуть щипцы на место. Взгляд зацепился за рубашку, рукав и воротник которой почти вывалился из корзины для белья. Повинуясь странному порыву, я потянулась к ней, чтобы убрать в корзину, и тут мне на глаза попался фрагмент воротника, до этого не замеченный. Точнее, след вульгарной алой помады на нем. Где-то я это уже мельком видела...

Я вылетела из ванной и сбежала вниз. Над лестницей были фото, на одном из которых был изображен Вернон на фоне здания с надписью «Граннингс» на фасаде, а на другом снова он, только уже с коллективом... Да, вот оно! Рядом с моим благоверным сидела девушка и улыбалась в камеру яркими красными губами. На инстинктах, словно гончая, учуявшая след, я кинулась обратно в ванную и вытряхнула корзину для белья на пол. Там было всего три рубашки, и я, как одержимая, перенюхала их все. Да! Есть! Запах! Каков жук, а? Не моргнув глазом, подарить жене тот же парфюм, которым пользуется любовница! В голове начал складываться план «побега», заставляя сердце биться чаще. Посмотреть бы на нее еще своими собственными глазами, чтобы убедиться точно. О! Я как раз видела...

Рекламный буклет, лежащий на забросанном газетами журнальном столике, принес только разочарование — контора компании, в отличие от производства, находилась в Лондоне. Полтора часа езды на машине в лучшем случае. Провернуть эту авантюру, когда на тебе висят двое маленьких детей, не представлялось возможным.

Всю прогулку я была настолько поглощена раздумьями на тему поездки в офис, что едва не проворонила мальчишек: пока я неспешно брела, размышляя, как бы извернуться, они убежали далеко вперед. Мне удалось их догнать уже почти за два квартала до нашего дома — они крутились вокруг какой-то странной, остро пахнущей кошками пожилой женщины.

— Петуния, девочка! Я их поймала — эти разбойники едва не сбежали! Ой! — всплеснула руками она, — ты такая бледная... У тебя все в порядке?

О, Мерлин, почему этим кумушкам всем так интересно, все ли у меня в порядке?! Да, драккл вас раздери — все просто отлично! Я уже собиралась ответить что-нибудь резкое, когда она продолжила:

— Тяжело ведь с двумя-то, тебе бы отдыхать хоть иногда. А то приводи мальчишек ко мне, когда надо будет — отоспишься, глядишь, и румянец появится!

Я сначала не обратила особого внимания на ее слова, а когда вдумалась, то не поверила своей удаче и осторожно поинтересовалась:

— А сегодня можно? Мне бы по делам...

— Конечно же, можно! — улыбнулась она и взяла мальчишек за руки. — Идемте, ребятки, будем чай пить, и я вас познакомлю с мистером Лапкой.

Пока они не скрылись в доме напротив, я махала оглядывающимся мальчикам рукой, а после, прихватив денег из секретера, отправилась ловить такси.

Приемная встретила меня перестуком клавиш печатной машинки. Едва завидев меня, та самая брюнетка расплылась в приветливой улыбке. По-моему, она меня не узнала. Интересно, что она вообще знала о Петунии? «Мишель» — значилось на бейджике.

— Добрый день! Вам назначено? — не прекращая улыбаться, прощебетала она.

— Добрый день, а... — я указала на дверь кабинета, — мистер Дурсль у себя?

— Нет, к сожалению, в данный момент его нет на месте, он будет позже. Вы хотите что-то передать?

Я сделала шаг к столу и вдохнула тот самый сладкий приторный аромат. Только вот если для Петунии он был запахом разложения ее брака, который она, возможно, настойчиво предпочитала не замечать, то для меня — запахом свободы, шанса и надежды.

— Нет, спасибо, не стоит. Доброго дня, — бросила я через плечо и вышла прочь.

Я не шагала, а практически летела по улицам Лондона — за спиной словно выросли крылья. Я знала, что делать дальше. Нужно теперь уточнить еще пару деталей — и у меня все получится! Я не я, если не получится! Уловив свое отражение в витрине салона красоты, я замерла, разглядывая себя. Совсем малого не хватало для счастья сегодня — хотелось сделать более ощутимый шаг к свободе, чем эфемерные планы, снова почувствовать себя хозяйкой положения, а не его заложницей, но я чувствовала неуверенность. Молодой симпатичный парикмахер за стеклом поймал мой взгляд и улыбнулся. Вернув улыбку, я потянула на себя ручку двери.

Да, да, и тысячу раз да!

Не люблю белые волосы — они вызывают во мне чувство отчаяния. Моргана знает, локоны этого цвета не ассоциируются у меня ни с чем хорошим. Всегда, когда носила белые волосы, я была вынуждена идти на сделки с собой. Сейчас — чтобы не пропасть в новом теле и новой жизни, а тогда, когда в сороковых застряла в Гернси во время оккупации — чтобы хоть как-то помочь тем, кто помог и мне, остался верен себе, а не вскинул приветственно лапки, рыдая и трясясь от страха при виде нацистов. Я поняла, что Сопротивление возможно не только с оружием в руках, и далеко не каждая, кто спит с врагом — беспринципная подстилка.

И вот двадцатилетняя ведьма, отгладив фривольное платье, склонившись над раковиной, вытравляла свой природный цвет волос, потому что должна была им понравиться — блондинки были в ходу. И это все даже не ради еды — хотя не буду врать, и ради нее тоже — просто я знала: чем больше офицеров положат на меня глаз сегодня, тем больше этих мразей не откроют его завтра.

Темный — гораздо лучше. Наконец, хоть что-то родное. Когда мастер раскрыл передо мной палитру, я уверенно указала на первый номер — черный. Мужчина улыбнулся и сказал, что не советует этот оттенок, что он будет меня старить. Нет, старить не надо, подумала я, и попросила соседний, темно-каштановый. И не прогадала. Да, так действительно гораздо лучше.

Правда, дети не оценили: увидев меня, они попросту разревелись и спрятались за миссис Фигг. Да, теперь я знала, как ее зовут — пока замученная женщина собирала мальчишек, я прочитала ее имя на открытке, лежащей на столике в гостиной. Меня немного напрягло ее содержание — вместо поздравительного текста на ней были изображены какие-то каляки — должно быть, от внуков. Как только я взяла карточку в руки, то услышала резкое, предупреждающее шипение.

Обернувшись, я потеряла дар речи — на диване, хищно ощерившись, принял стойку полукниззл с белыми «сапожками» на лапах и не сводил с меня глаз, раздраженно помахивая хвостом. Я ему явно не понравилась. Откуда у старушки мог взяться такой фамилиар? Рефлекторно попятившись, я едва не наступила на второго — абсолютно белого. Еще один вышел из кухни... Да сколько их у нее?!

Я уже начала было паниковать, когда вошла хозяйка, держа за руки ребят, и животные успокоились. Дадли мгновенно накуксился и разразился слезами, прячась за спиной женщины. Гарри посмотрел на меня, нахмурился и последовал его примеру. О, Мерлин, неужели? И что мне теперь делать?

— Ну, что такое? — я очень старалась не раздражаться и не повышать голос. — Ну, успокойтесь, все в порядке. Нет повода плакать. Мы сейчас пойдем домой, пообедаем, и я почитаю вам перед сном... Ну все, хватит, закончили реветь... Ну же...

Говорить пришлось много, и, когда я уже не знала, чем их успокоить, в голове сами собой всплыли слова сказки про Зайчиху Шутиху, которую нам с сестрой рассказывала когда-то мама. Первым перестал реветь Поттер и даже улыбнулся — оно и понятно, он, небось, эту историю раз сто уже слышал. Его кузену понадобилось чуть больше времени, чтобы успокоиться, но и он спустя некоторое время затих, все еще настороженно поглядывая на меня исподлобья.

Я заметила, что миссис Фигг как-то странно смотрит на меня — у нее плохо получалось скрыть удивление. Должно быть, приняла меня за сумасшедшую из-за сказки. Я попыталась разрядить обстановку:

— У вас с внуками тоже бывает такое, правда? Пока не расскажешь какую-нибудь ерунду, не успокоятся, — я изобразила непринужденную улыбку.

— Внуками? Петуния, милая, у меня ведь нету внуков... — растерянно пробормотала она, сверля меня подозрительным взглядом, как больную.

Я, извинившись за рассеянность и скомканно попрощавшись, подхватила детей и пошла по направлению к дому. Спиной я чувствовала, что старуха еще долго смотрела мне вслед. Ее слова про внуков поставили последний кусочек головоломки на место — бабка или ведьма, или сквибка! И что человек такой старой закалки делает в маггловском квартале, где живет Поттер? Черт его знает, почему я так среагировала, но мне показалось тогда, что это все неспроста. Мерлин, как я сразу могла не распознать такие явные магглоотталкивающие чары на той открытке? Может быть, потому что я сама — всего лишь гребаная маггла?! И еще книззлы эти...

Дома утомленные дети все-таки поклевали то, что осталось от завтрака, и я уложила их спать, а сама, готовя нехитрый ужин, все думала. Мне не давало покоя недавнее открытие. Допустим, это всего лишь совпадение, но эта бабка не выходила из головы. Может быть, магию у меня и отняли, но интуиция все еще при мне, а она просто вопила о том, что здесь что-то не так! На вечер еще запланирован разговор с Верноном, и — милостивая Моргана! — как же мне тревожно от этого...

Я прекрасно понимала, что в моем арсенале только лишь догадки и эмоции, но находиться больше в подвешенном состоянии не могла. Я также отдавала себе отчет в том, что совершенно не знаю, чего от него можно ожидать, но урезонила себя тем, что если буду тянуть — так никогда и не узнаю. В конце концов, когда мне его изучать — в те два часа, что он бывает дома? Нет, это бред. Я ощутила, что от всех этих мыслей мои и без того холодные от волнения пальцы онемели.

Когда дети проснулись, мы поиграли, а после того, как им это занятие надоело, я накормила их ужином и рассказала перед сном еще пару-тройку сказок Бидля. Когда даже вертлявый Гарри, наконец, засопел, я спустилась вниз и стала ждать Вернона.

Он вновь пришел поздно, удивленно сделал комплимент моей новой прическе, молча поужинал — в этот раз я не старалась разговорить его, а лихорадочно пыталась сообразить, как мне действовать. Поняв, что не могу сосредоточиться, я встала и поднялась в спальню. Вернон застал меня сидящей, поджав ноги, на кровати. Я судорожно пыталась успокоиться. Если позволить себе думать о том, что один взмах палочки решил бы все проблемы, ничего не изменится, только тошно станет. Где чертово Империо, когда оно так необходимо?!

— Пэтти, дорогая, ты сама не своя. Все в порядке? — мужчина сел рядом и недоуменно уставился на меня.

— Нет, — глядя ему прямо в глаза, ответила я. — Вернон, нам надо... нам надо развестись.

От наконец-то произнесенных слов внутри словно лопнула туго натянутая струна. Я смотрела на враз побледневшего ошарашенного мужчину и сама не верила в то, что только что это произнесла. Верх безумия, но... Отчего вдруг стало так легко? Теперь уже будь что будет.

Я ощутила, что по щекам после пережитого напряжения непроизвольно катятся слезы.

Опять плачу. В который раз за эти два дня. Новая дурная привычка?

— Что? — он, казалось, не расслышал, а может — и не поверил моим словам.

О, Моргана... Я же знала, как это будет трудно... Надо было его просто по-тихому отравить, и все. Нет, нет, нет, отравить — бред, надо попытаться по-другому. К тому же, ещё было неизвестно самое главное. Я посмотрела на него со всей искренностью, на которую только была способна.

— Скажи, ты помнишь нашу клятву? Ту, что мы давали, когда венчались? — тихо проговорила я и мысленно скрестила пальцы.

— Но мы же не венчались, Пэт... — рассеянно пробормотал Вернон и захлопнул приоткрытый в изумлении рот, но все равно у него не получилось избавиться от дурацкого выражения лица. Хотя не могу даже предположить, как в этот момент выглядела сама.

Я выдохнула с облегчением, но он воспринял мои эмоции иначе, раздражаясь:

— Ты объяснишь мне, что стряслось? Что тебе в голову взбрело такое? — либо он и вправду не понимал, либо отлично притворялся.

— Просто я знаю все, — глядя, как он сереет на глазах, я поняла — есть.

Я нарочно не стала уточнять и попала в яблочко. Было видно, как толстяк соображает, что бы такого сказать, и, пока он этого не сделал, я рискнула и подняла ставки, добавив:

— Все и обо всем. Уже давно. Почти сразу же.

Воцарилось молчание, во время которого мужчина старательно избегал встречаться со мной глазами. Наконец он, видно, собрался с духом и посмотрел на меня — в глазах был вызов:

— А что же ты молчала тогда, если была так уверена?

Я представила себя на месте Петунии, и мне стало как-то совсем уж невыносимо. Как будто на себе ощутив ее разочарование, неуверенность и страх, я поняла, что новая волна слез уже близко. Ей-богу, реакции этого тела — это нечто. Да что ж такое-то... Я сделала глубокий вдох и пожала плечами:

— Думала, смогу с этим мириться. Думала, это временно. Думала, пройдет.

Он изменился в лице и пошел в атаку:

— Я не знаю, о чем ты там думала, но хочу, чтобы ты знала, что во всем, что произошло, виновата ты и только ты! — его дрожащий палец-сарделька бесцеремонно указывал на меня. — Не смей вываливать это на меня, слышишь?!

Я ошарашенно смотрела на то, как он брызгал слюнями, и ничего не понимала. Во мне начало зарождаться раздражение. Я виновата? Серьезно?! Вернон тем временем продолжал:

— Развод! А ты думала, что скажут все вот эти вот, — кивнул он в сторону окна, — когда узнают, что наша идеальная семья — больше не семья? Как будут распускать сплетни? Как это отразится на моей репутации?!

Он почти кричал и, похоже, считал, что нашел подходящий аргумент. Для Петунии, может быть, так оно и было бы — но не для меня. Я поднесла палец к губам, кивнув головой в сторону детской — чтобы он сбавил громкость — и решилась на блеф:

— А что они скажут, когда к нам наведается полиция по заявлению о домашнем насилии над женой и племянником? Когда меня заберет скорая помощь с нервным срывом? Когда узнают, что твоя безупречная жена приняла нечеловеческую дозу снотворного, оставив просьбу винить в ее смерти тебя? Что тогда? Я все равно добьюсь развода, так что давай-ка лучше разойдемся полюбовно, — я выплюнула ему эти слова прямо в лицо, на глазах багровеющее, а сама едва не расхохоталась: как бы беднягу удар не хватил!

— Ты смеешь мне угрожать?! — зло зашипел он, густо краснея. — После того, во что ты сама превратила нашу жизнь? Это из-за мальчишки! Вспомни — все начало портиться, когда появился он! Мы жили хорошо, пока незнамо кто не подкинул его нам! Он такой же ненормальный, как и твоя сестра! А я говорил тебе: давай сдадим его в приют — так ты же ни в какую! Что там такого было в той записке, что ты так за него уцепилась?!

Ненормальный как сестра? Что он такое несет?! Я задохнулась от возмущения. Этот чертов маггл считает сестру Петунии Лили и маленького Поттера ненормальными только лишь потому, что они волшебники?! Что он хочет, чтобы я ему сказала? Да, давай отдадим Гарри в приют и заживем, как в сказке, душа в душу? Смешно! Так смешно, что тошно...

— Я в шоке, как ты вообще посмела выставить меня виноватым! У тебя на уме были одни пеленки, врачи и смеси, ты даже не вспоминала о том, что у тебя муж есть! Ты забыла, как запустила себя — на тебя без слез было не взглянуть? И после этого!..

Он не договорил и вылетел из комнаты, хлопнув дверью. Ах ты ж сучий боров! После этого милого семейного разговора я чувствовала себя разбитой и выжатой, а за стеной, как назло, проснувшись от громких звуков, испугались и заплакали мальчики. Чертыхнувшись про себя, я пошла их успокоить, недоумевая, на каких правах тут вообще жила бывшая владелица моего нового тела. Ее сейчас было искренне жаль.

Пару сказок спустя, я сошла вниз по лестнице в гостиную, где горел свет. В конце концов, мы еще не закончили, верно? На диване нашелся Вернон в компании бокала и початой бутылки виски. Он укоризненно посмотрел на меня, прислонившуюся к дверному косяку:

— Ну вот зачем ты все испортила?.. Нет, если решила развестись — давай разведемся, но ты кое о чем забыла, наверное, да? — мужчина нехорошо усмехнулся. — Не знаю, как насчет клятв, но брачный контракт ты точно подписывала. А ты помнишь, что в нем?

Естественно, я не имела ни малейшего понятия, что записано в брачном контракте Вернона и Петунии. Но, судя по его голосу и выражению лица, ничего хорошего для меня там не было.

— А я тебе напомню, — он залпом осушил бокал и плеснул еще. — Ты уйдешь отсюда за руку со своим дурацким племянником и с чемоданом под мышкой, как и пришла. Дадли останется со мной, как и все счета вместе с имуществом. Так и быть, я не стану подавать против тебя иск на алименты.

Брачный контракт... Как я это не учла? Я уже пожалела, что завела этот разговор, поддавшись дурацкому импульсу, и мысленно проклинала себя на все лады. Видимо, эмоции слишком явно проявились на лице, потому что супруг сбавил обороты:

— Знаешь, жаль, что так получилось... Если тебя мои условия не устраивают, то предлагаю забыть о сегодняшнем разговоре, как о досадном происшествии. Просто держи свои претензии при себе, и тогда мы, наверное, даже сможем когда-нибудь обо всем этом забыть... Ты подумай, не торопись. Мне всего этого не нужно, я-то развода не хочу, поэтому постараюсь простить тебе то, что ты вытворила сегодня. Вообще, для нас обоих лучше будет вычеркнуть этот вечер из памяти. И не знаю, как ты, Петти, но я начну прямо сейчас, — он отсалютовал мне стаканом.

Я не могла больше смотреть на эту отвратительную свинью, развалившуюся на диване и, ничего не ответив, пошла наверх.

Внутри раскаленной лавой кипела злость, такая, что, будь при мне палочка, я бы с нескрываемым удовольствием угостила бы гада интенсивным Круциатусом. Я ненавидела Вернона за то, что он посмел так со мной разговаривать, когда сам во всем виноват. Ненавидела себя за то, что позволила ему это и так невообразимо унизилась. Ненавидела Петунию за то, что она была такой послушной бессловесной овцой, готовой терпеть все и, не особо задумываясь, подписывающей сомнительные документы. Хотя, может быть, она и не собиралась разводиться? Тогда беру свои слова обратно, мне ни капли не жаль эту женщину.

Дракклов контракт! Если он не блефует, что вероятнее всего, то, если я решу уйти, мы с Гарри действительно останемся без средств к существованию. Что я могу делать в этом мире? Переводить с латыни? Составлять гороскопы для газет? Гадать на Таро? Это все так ничтожно, что не поможет мне выжить даже с одним малышом на руках, не говоря уже о двух. Внезапно идея отравить мужа перестала казаться таким уж бредом, и я заснула, перебирая в уме те яды, которые могли быть мне доступны.

Вернон провел ночь на диване и сейчас, крайне недовольный, мрачный и хмурый, словно необъятный дементор, восседал за столом, наскоро глотая мою радость жизни и запивая ее крепким горячим чаем. Его мучило жуткое похмелье и он, сильно проспав, сейчас опаздывал на деловую встречу. Я уже проводила позавтракавших мальчишек в комнату — играть, и теперь сидела, разглядывая мужчину напротив меня, в котором я видела теперь не больше, чем очередное задание.

Да, определенно, яд должен быть растительного происхождения — такой сложно будет обнаружить при вскрытии. И обязательно что-то такое, что стало бы причиной инфаркта — если речь идет о таком невероятном жирдяе, то никто не станет удивляться, что у него больное сердце. Да, решено, надо теперь только достать и применить. Можно было бы поступить проще и быстрее, да только я совсем не горела желанием привлечь внимание полиции и оказаться под следствием спустя всего двое суток обретенной новой жизни. Или грипп? Интересно, у них в саду растут ландыши? И сколько мне понадобится на такую тушу? Нет, тогда станут искать следы инфекции.

Когда за окном раздался шум мотора и визг шин, я пошла собирать ребят на прогулку, решив, что, пока они возятся в песочнице, мне ничто не помешает строить план ликвидации Дурсля. Когда я, вновь долго промучившись с одеждой из-за капризов, вместе с одетыми детьми спустилась вниз и уже почти вышла из дома, черный телефон на полочке в прихожей разразился противным дребезжанием.

Вот вы верите в карму?

Один мой знакомый, талантливый художник и иммигрант из Советского Союза, любил припоминать одну фразу, которая емко выражала ситуацию в его стране тогда, когда он еще там жил. Он повторял ее всякий раз, когда узнавал, что его близкие и друзья, которым не удалось уехать, либо мертвы, либо в тюрьме. Он замолкал на пару секунд, после чего многозначительно говорил: «Нет человека — нет проблемы». И это было лучшей иллюстрацией того, чем я зарабатывала на хлеб, а потом, когда пришло мастерство, и на масло.

От человека можно избавиться по-разному: грубое, но, несомненно, эффективное быстрое убийство никогда не сравнится с изысканным проклятием, наложенным так, что комар носа не подточит. О! В последнем, как в истинном искусстве, не все знают толк, но настоящие ценители таких методов, как правило, достаточно обеспечены, чтобы не исполнять его самим. Такими людьми руководит уже холодная, продуманная месть, а не сиюминутный импульс. Упаси вас Мерлин нажить себе такого врага, который не пожалеет никакого золота только для того, чтобы стереть вас и вашу династию с лица земли.

У меня было несколько подобных заказов, но самый примечательный — один, от человека, заплатившего такую сумму, что его лицо и голос моментально стерлись из моей памяти. Я долго потом восстанавливала себя, но дело было сделано: проклятие, обеспечившее череду неудач для одного древнейшего семейства, сработало так, что все его наследники к данному моменту либо уже мертвы, либо это дело времени. У кого-то кончина была отложена на короткий срок, кому-то она предстояла позже, но итог был един. Единственные, кто должен был остаться в живых — это женщины, перешедшие в другой род, но и этим сестрам досталось по серьгам.

Но иногда в наши планы вмешивается, не иначе, как сама судьба, верша свою собственную справедливость, принося воздаяние за те поступки, которых не следовало совершать. Хоть индусы и верят в то, что карма определяет наше будущее перерождение, многие считают ее не более чем причинно-следственной связью, обуславливающей последствия наших поступков. Так устроен мир, и людям проще верить в то, что их за что-то наказывает мудрое мироздание, а вовсе не они расплачиваются свалившейся на голову бедой за собственную глупость.

Я смотрела на трубку и не решалась ее снять. Кто мог позвонить хозяйке дома? Что мне говорить? Испугавшись, что, пока раздумываю, могу что-то упустить, я прижала черный пластик к уху.

— Миссис Дурсль? — голос на том конце провода звучал официально.

— Д-да... — ответила я, оглядываясь на толкающихся у двери мальчишек.

— Этим утром, около получаса назад, на трассе A3 произошла автокатастрофа с участием автомобиля вашего супруга...

Полицейский много говорил, но я вычленяла из его речи самое главное. Повесив трубку, я стояла, так и не сняв с нее правую руку, неверяще смотрела на листок, на котором минуту назад записала адрес. Вернон разбился?

А?.. О... Но... Это все слишком неожиданно...

Я перевела взгляд на притихших, словно чувствующих что-то, детей. Прогулка отменяется, я через час должна быть на опознании. Куда мне их деть? Няню за несколько минут найти невозможно, так, может быть...

Через десять минут мальчики, за неимением лучшего, были переданы на попечение миссис Фигг, а я, прихватив из дома побольше денег и поймав такси, мчалась в Гилфорд. Мучили сомнения: я относилась к бабке настороженно после того случая и думала, правильно ли я поступила. Хотя, быть может, мне просто кажется, и на самом деле мои подозрения — банальная паранойя? Надеюсь на это. По крайней мере, сейчас, видит Мерлин, у меня не было другого выхода.

Мысли посещали разные, например о том, что еще вчера я, перед тем как заснуть, строила несбыточные планы по устранению Вернона и корила себя на чем свет стоит за свое бессилие и за то, что позволила так отвратительно втаптывать себя в грязь. Ущемленная гордость отплевывалась от той дряни, что на нее вывалили, и назойливо подсовывала мысль, что не стоило начинать этот разговор вовсе. А сейчас, вспоминая это, я понимала, что очень даже стоило.

Если бы я его не вывела из равновесия, Дурсль бы не набрался до жуткого похмелья, а не напейся он — доехал бы спокойно и безболезненно до работы, и в моей жизни со временем наступил бы ад. Что в этой ситуации может быть лучше, чем несчастный случай? Да о таком подарке судьбы я и мечтать не могла. Не существует ядов, которые нельзя обнаружить, бывают те, кто плохо их искал. И только сейчас, по пути в морг, до меня начало доходить, как я могла подставить себя, и насколько важны мне сейчас — когда в наличии имеются двое маленьких детей — чистые руки.

Полицейский передал меня, едва справившуюся с тошнотой от запаха обожженной плоти, практически на руки похоронному агенту, с которым я здесь же заключила договор, переложив на него все предстоящие хлопоты. Он объяснял мне нюансы, но я слушала его вполуха, запомнив только то, что похороны через три дня. Ну вот, по идее, и все?

Или нет? Методом тыка в свой первый вечер здесь я все-таки выяснила от детей, что у Вернона имеется сестра. Надо бы связаться с ней, сообщить о смерти брата и пригласить на похороны. Он еще что-то говорил про контракт... В любом случае, у меня еще оставалось время, чтобы все прояснить, и я направилась в Лондон — надо узнать телефон семейного адвоката, и что-то мне подсказывает, что искать его контакты надо в офисе.

От событий сегодняшнего утра голова шла кругом. Поверить не могу. Я свободна. По-настоящему свободна, как и хотела.

Эй, жизнь, с чего это ты вдруг решила подкинуть мне такой бонус?

Я сладко потянулась на узком офисном диване, любовно посмотрев на столик, где лежала папка с копиями документов, которую мне выдал юрист Вернона, мистер Льюис, и послала тому полуулыбку. Он, попросив разрешения курить при мне, чиркнул зажигалкой.

— Это так неожиданно, вы не находите, миссис Дурсль?

— Неожиданно? — я откинула волосы с лица и, устроившись полусидя, подвинулась к нему ближе.

Он показал глазами на себя и на меня, выдохнув струйку дыма и чуть задержав взгляд на моей обнаженной груди.

— Ах, вот оно что... — опустив взгляд, повела плечами я. — Простите мне мою слабость... Хочу, чтобы вы правильно меня поняли: нас с Верноном вместе держал только сын, а наш брак уже давно превратился в партнерское соглашение. Все прилично, но у него своя жизнь, у меня — своя. И, кстати, для вас — Петуния. Можно просто — Петти.

Его начальник отчего-то любил злоупотреблять этой отвратительной кличкой. Мужчина посмотрел на меня с возрастающим интересом.

— Даррен, — ответил он и притянул меня к себе.

— Поверить не могу... Это так ужасно! — всхлипнула я ему в плечо и с благодарностью заглянула в глаза. — Не представляю, что бы со мной было, останься я сейчас в одиночестве... Дети, конечно, не позволили бы уйти в депрессию, но... О боже, как я теперь с ними одна?! Совсем одна... Что же теперь делать, что делать...

Я возобновила поток рыданий, а адвокат принялся меня растерянно успокаивать, поглаживая по спине. Похоже, он проникся. Отлично. Неплохой мужик — в постели хорош, да и пригодится мне сейчас. Я сразу поняла, когда только зашла в кабинет, еще до того, как рассказала о смерти Дурсля, что Пет ему нравится — сложно было не заметить то, как он на меня смотрел. Что ж, такие хитрецы своего не упустят, но и я своего терять тоже не намерена.

— Чем я могу помочь?

— Ох, Даррен, вы и так столько для меня сделали, что мне неловко вас ни о чем просить, — надеюсь, мне удалось сделать искреннее лицо. Надо бы потренироваться перед зеркалом, а то я совершенно не знаю особенностей ее мимики, и может выйти что-то совершенно несуразное.

Льюис даже слегка приосанился:

— И все-таки, Петуния?

— Возможно, я бы чувствовала себя увереннее, если бы знала последнюю волю Вернона... Но ведь это же недопустимо, у вас могут быть проблемы, я не вправе даже просить о таком...

— Пустяки, — махнул он рукой. — Естественно, показать завещание я не могу, но вполне в моих силах прояснить для вас ситуацию. Кстати, может, перейдем на «ты»?

— С удовольствием! Так ты, правда, можешь рассказать мне хоть немного?

— Неужели ты решила, будто такой человек, как Вернон, может поступить иначе и оставить хоть что-то не семье?

— В последнее время совсем не знаешь, каких сюрпризов ждать от жизни... — пространно ответила я, а он, согласно кивнув, продолжил:

— Дом, бизнес, счета — он все оставил тебе. Ну и сыну, разумеется. За исключением той суммы, которую брал для стартового капитала у сестры. Там стоит пометка, что после его смерти эта сумма должна быть полностью выплачена Марджори Дурсль, если это не было сделано ранее.

— Большая сумма? — поинтересовалась я.

— Приличная. На добротный дом в хорошем районе, вроде вашего, хватит с лихвой. Но там есть загвоздка... — Даррен замолчал и после паузы добавил: — Если выплатить эту сумму из капитала предприятия сейчас, то фирма окажется на грани банкротства. Так что я бы посоветовал найти другое решение проблемы, например, уговорить мисс Дурсль подождать, пока возможность выплаты не появится, или согласиться пока на меньшую сумму. Огласить завещание, я думаю, уместно будет после похорон.

Я согласно кивнула. Встретившись со мной глазами, он успокаивающе погладил меня по щеке:

— Не волнуйся, я помогу со всем этим справиться. Ну что, у меня получилось тебя хоть немного успокоить?

— Ты не представляешь, насколько... — я подкрепила свои слова поцелуем.

Потом я забрала у соседки мальчишек, они выглядели довольными и изрядно утомившимися — даже пострел Гарри засыпал на ходу. Фигг и книззлы, кажется, выдохнули с облегчением, когда за нами закрылась дверь. Уложив детей на дневной сон и закинув их одежду, за такое короткое время успевшую насквозь пропахнуть капустой и котами, в корзину с грязным бельем, я устроилась в кресле за столом, чтобы детально изучить документы.

Так... договоры, банковские выписки, свидетельство собственности на дом, свидетельство о доле собственности на еще один дом... Стоп! А вот это уже интересно.

Коуковорт — маленький промышленный городок в Средней Англии, где уже несколько лет стоял пустым отчий дом Петунии и Лили. Странно, что они его не продали, хотя, если учесть, что население таких мест сейчас стремительно сокращается вслед за закрытием градообразующих предприятий, то ничего удивительного. А брачный контракт, к слову, и впрямь оказался кабальным, Вернон не соврал.

Утром меня разбудил звонок в дверь. На пороге стояла взволнованная Марджори с сумкой в одной руке и довольно злобного вида бульдогом на поводке в другой. О, Мерлин, пообщавшись с ней, я ни капли не была удивлена тем, что она до сих пор «мисс» — никто в здравом уме не способен взять в жены такую жуткую даму. И дело даже не во внешности, нет, просто невозможно быть рядом с той, которая умудряется быть недовольной абсолютно всем.

А уж от той откровенной неприязни, с которой она относилась к маленькому Поттеру, и вовсе становилось не по себе, даже мне, постороннему человеку. Казалось, эта женщина не любит никого, кроме своего пса. А, нет, вру — еще она души не чаяла в Дадли, и, глядя, как он органично смотрится на коленях у тискающей его тетки, я пообещала себе, что приложу все усилия, чтобы парень не вырос похожим ни на нее, ни на отца.

Хотя кое-что полезное в ее приезде все-таки было — до этого я не замечала, что в нашем саду постоянно ошиваются кошки. А с тех пор, как Злыдень стал их гонять, я с неприятным удивлением узнала в уносящих лапы животных тех самых книззлов, что обитали по соседству. Естественно, это открытие не добавило тепла в мое отношение к миссис Фигг.

Сама она зашла в гости вечером после прощания с Верноном и принесла пирог. Не сказать, чтобы я вообще кого-то хотела видеть. Естественно, я не обрадовалась ее визиту вежливости, но не прогонять же, верно? Запив чаем кусочек пирога, я почувствовала давно забытые ощущения, которые вряд ли можно с чем-то перепутать. Память услужливо подкинула картинку...

Юная волшебница стоит посреди комнаты, держа в одной руке пустой фиал из-под только что принятого зелья, а другую, с зажатой в ней палочкой, направив на седого пожилого мужчину. По щекам ее текут безвольные слезы.

— Ну же, давай! Нападай! — встав в стойку, кричит он.

— Н-н... не могу! — всхлипывает девушка.

— Не можешь это, стало быть, ничего не можешь! Зачем я трачу свое время на такую бесполезную посредственность, как ты?! Атакуй!

— Н-нет! Не надо, пожалуйста...

— Никчемная, ни на что не способная девчонка! Все, на что ты годишься — это заклинать черпак, чтобы сам похлебку помешивал!

Ведьма усмиряет истерику и спустя несколько минут, хоть и дрожит, но начинает дышать ровнее, скорбная складка между ее густых бровей разглаживается. Проходит еще пара мгновений перед тем, как она, распахнув глаза, посылает режущее в своего наставника. Отклонив заклинание щитом, он с видимым удовлетворением смотрит на свою ученицу:

— Умничка, справилась... Потренируемся еще, и будет проще.

Да, он научил меня противостоять влиянию многих зелий, влияющих на сознание, и зелье доверия, действие которого я почувствовала сейчас, было в их числе одним из первых. Зато теперь все встало на свои места. Может ли такое снадобье подмешать в еду друг? Ой, вряд ли...

Сославшись на усталость и желание побыть в одиночестве, я выпроводила старуху восвояси и, выкинув остатки угощения, ринулась прочищать желудок.

Ничего... Теперь, когда я обладала информацией и сделала выводы — решение пришло само собой.

— Петуния! — раздался громкий противный голос со второго этажа. — Ты что, не стирала?!

Я раздраженно вздохнула и пошла на звук. Ну, не стирала — что такого? Всего-то неделю! Можно подумать, бельевая корзина за это время поросла мхом! Каждый раз, глядя на нее, я, безмерно усталая, не могла решиться и перестирать всю эту гору вещей руками, постоянно откладывая на потом. Ведь я понятия не имею, как пользоваться этой жуткой машинкой. Да-да, я поняла уже, что хозяйка дома была чистоплюйкой!

Мардж стояла в ванной и, распахнув прозрачную круглую дверцу, закидывала вещи в недра этого чуда маггловской техники, после чего, засыпав туда порошка и повернув крутилки на понятные только ей значения, нажала старт и с жалостью во взгляде посмотрела на меня. Я же старалась максимально подробно запомнить, что и как она только что сделала.

— Бедная... Как же тебе плохо, если ты даже это сделать не можешь... — мои ребра едва не хрустнули, когда она обняла меня. — Такое горе, но нам надо найти силы и жить дальше. У тебя есть сын, ты должна помнить об этом!

— И племянник! — возразила я. — Не стоит делать вид, что у меня только один ребенок, они оба мои!

Меня сразу насторожило ее отношение к маленькому Поттеру: в лучшем случае сестра Вернона изо всех сил старалась не замечать мальчика, а в худшем — не стеснялась высказывать свое недовольство всем, начиная с того, что Гарри и Дадли делят одну комнату (потому что мне так удобнее), и кончая тем, что он вообще живет с нами в одном доме. Устав от этого ворчания, я спросила ее:

— А что, если бы это со мной и Верноном что-то случилось? Если бы мы погибли и тебе пришлось бы взять Дадли? Представь, что твой муж и вся его семья ненавидели бы твоего родного племянника! Каково это, по-твоему?! Он ни в чем не виноват!

Бр-р-р... Я поймала себя на мысли, что мою речь нетрудно представить звучащей из уст любой из этих ужасных матерей-наседок, и ужаснулась сама себе. Мардж нравоучительно подняла вверх палец и приготовилась было что-то возразить, но, кинув встревоженный взгляд на играющих детей, замолчала на полуслове. К этому разговору мы больше не возвращались, но я отметила, что она стала гораздо более терпимой с Гарри, а однажды я даже увидела, как она осторожно, я бы даже сказала, украдкой, гладит мальчишку.

Хотя, надо отметить, что наши отношения тоже заметно потеплели с того момента, как, вернувшись после оглашения завещания, я предложила ей в качестве равноценного обмена этот дом. Расчувствовавшись, она призналась, что всегда грезила разведением собак, и теперь, благодаря тому, что места будет предостаточно, она сможет воплотить мечту в жизнь.

На следующий же день мы оформили все документы, и, выходя из офиса Даррена, я видела, как в ее голубых глазах печаль уже разгоняют маленькие бульдожки. Теперь она готовится перевозить свои вещи сюда, а мы — переезжать в Коукворт. Жить в том доме можно, нюанс только в том, что доля его защищена от иного распоряжения до совершеннолетия Гарри. Но это абсолютно не проблема.

Я много думала об этом после визита миссис Фигг, приветливо улыбаясь ей и делая вид, что зелье работает как надо, и поняла, что лучшего выхода пока не могу найти. По крайней мере, оставаться здесь и дожидаться других сюрпризов я точно не намерена. Я ведь и защититься не смогу как следует... Быть может, в другом городе будет лучше, хотя, если мои предположения верны, и за нами и вправду следят люди самого Дамблдора, то мне не суждено потеряться в Британии, как бы я ни старалась.

Но попытаться ведь стоит, правда? Что еще можно делать в моем положении, кроме как отчаянно барахтаться, пытаясь выплыть? Я так просто не сдамся, особенно сейчас, когда все только начало налаживаться. Надо быть готовой ко всему!

А вот к чему я оказалась совершенно не готова, так это к одному-единственному вопросу: «Где папа?». На второй день после похорон Дадли, неторопливо перебирая пухлыми ножками, подошел и спросил меня:

— Где папа?

Мардж охнула, прикрыв рот рукой. Гарри удивленно посмотрел на нее, а потом на меня, оторвавшись от плюшевой собаки.

Вот что я должна ему сказать? И как? Понятия не имею. Лгать невозможно, а правда звучит жутко. Поймет ли он?

— Папа... — замялась я, подбирая слова, но потом решила, что это бесполезно. — Папа умер.

— Умер? — переспросил он и поднял на меня свои большущие голубые глаза.

Он что, правда, хочет знать, как погиб его отец? Или он не понял, что я сказала? В гостиной стояла тяжелая тишина, которую просто необходимо было нарушить — малыш вопросительно смотрел, ожидая ответа.

— Ну, он ехал... Ехал... — слова давались с трудом, потому что мне сложно было придумать что-то более похожее на бред, чем эта ситуация.

— И уехал! — внезапно для всех вставил Поттер и, видя мой согласный кивок, улыбнулся.

— Да, — я присела на корточки перед сыном, — уехал.

— Приедет? — с недоверием посмотрел на меня он.

— Когда-нибудь обязательно, — я успокаивающе погладила малыша по голове и услышала, как тихо заплакала Мардж.

С тех пор для нас обеих короткое и емкое «уехал» стало дежурным ответом на вопросы детей о Верноне.

Я прекрасно понимала, что с фирмой мне не справиться, а доверять кому-то управлять ею тоже бессмысленно — проконтролировать работу я не смогу. Поэтому я попросила Даррена выставить ее на продажу и ждала подходящего покупателя.

Перебирая документы, я наткнулась на незамеченный ранее маленький ламинированный прямоугольник с фотографией шестнадцатилетней Петунии. Водительские права. А что, это идея! Гораздо проще запихнуть капризничающих детей на заднее сидение авто, чем тащить их обоих на себе. Странно, что она забросила их. Впрочем, мне-то они слабо помогут — раньше мне приходилось быть только пассажиркой, и я даже не имею представления о том, как правильно за руль держаться.

Помог все тот же Даррен — после того, как я пожаловалась ему, что все забыла, он согласился освежить мои навыки. Мерлин, как неописуемо прекрасно оставить детей на Марджори и уехать в Лондон «по делам фирмы», а самой кататься по узким улицам города! Никогда не думала, что буду получать столько адреналина и удовольствия просто от управления маггловским автомобилем! У меня неплохо получается, кстати — то ли я такая ловкая, то ли руки Пет помнят, что надо делать, но факт есть факт.

Эти поездки стали для меня спасательным кругом — от всеобщих соболезнований и сочувственных взглядов в Литтл Уингинге становилось отвратительно душно. Странности моего поведения, не особо задумываясь, списывали на депрессию, а я просто раз за разом сбегала отсюда за свободой и новыми впечатлениями.

И сексом, да — а как же иначе? Оказалось, что, когда не думаешь о драккловом проклятии, то оргазмы на порядок ярче.

Когда я впервые приехала в Коукворт, он встретил меня негостеприимной серостью улиц и густым утренним туманом. Запущенный во всех отношениях, грязный город, бывший когда-то крупным центром текстильной промышленности, выглядел удручающе. И вот здесь я собираюсь растить детей? Мда... Хотя Лили и Петуния тут выросли, и ничего — нормально. По крайней мере, сейчас выбирать не приходится.

Найдя при помощи редких прохожих Ягодную улицу [1] я припарковалась у тротуара и посмотрела на дом. Он не производил впечатления совсем заброшенного, хоть и было заметно, что в нем уже три года никто не жил. Он был неплохо обставлен, но требовал уборки перед приездом детей, чем я и занялась. Избавив от пыли первый и второй этажи и решив, что с хозяйским хламом разберусь по ходу дела, я докупила в дом недостающей техники, с которой мне за этот месяц удалось перейти на уверенное «эй, ты!» — она здорово облегчала жизнь хозяйки.

Сегодня я, наконец, завершила все приготовления к переезду — можно спокойно трогаться. Погладив руль, я вспомнила тот день, когда приобрела свое собственное авто. Приветливый владелец салона водил меня по рядам автомобилей, рассказывая о плюсах каждой модели, а я смотрела на вереницу практически ничем не отличающихся фар и чувствовала себя растерянной. Узнав, что у меня двое детей, мужчина радостно повел меня вглубь помещения, где гордо продемонстрировал новенькую белую Volvo — идеальный, на его взгляд, вариант:

— Если вам нужна машина для семьи, то вот она: безопасная, вместительная, просторная, удобная, современная, мощная. Это будет лучший выбор, не сомневайтесь!

И я уже почти готова была с ним согласиться, когда вдруг уловила яркий отблеск и устремилась в его сторону, восторженно замерев у длинного автомобиля насыщенного винного цвета, приветствующего меня парадным блеском начищенного хрома. Обойдя его по кругу, я вопросительно посмотрела на хозяина:

— А эта?

— Cadillac de Ville Coupe [2], семьдесят шестой год. Мэм, зачем вам эта американка? Не буду спорить, она притягивает взгляд, но напрочь лишена практичности. Опять же, к рулю надо привыкать, детские кресла сложнее установить...

— Но ведь возможно? — перебила я его.

— Возможно, — пожал плечами он.

Владелец салона не соврал — я и правда намучилась с левым рулем, пока не привыкла, но оно того стоило. Мальчики упорно не желали усаживаться в специальные кресла и быть пристегнутыми, но, стоически выдержав множество слезных истерик, я дала понять, что со мной эти фокусы не пройдут. Они закатывали истерику из-за всего, с чем были не согласны, и поначалу их дружный рев, в котором братья были поразительно единодушны, здорово выводил меня из себя, но со временем я научилась его не замечать. Один раз у Гарри, правда, едва не случился выброс от натуги, но обошлось.

Раньше никогда не задумывалась об этом, а теперь все яснее понимаю, как же мне жаль родителей магглорожденных волшебников. И в первую очередь себя саму, потому что я сейчас оказалась именно в их шкуре. Когда ты кожей ощущаешь сгущающийся вокруг тебя воздух и умом понимаешь, что сейчас случится выброс, но сделать ничего не можешь, а последствия могут быть любыми — это очень и очень страшно. Ничего не остается, кроме как с ужасом ждать повторения, которое, без сомнения, еще будет, и уповать на Мерлина.

С Дарреном мы расстались приятелями — как только он узнал о моем отъезде, то многозначительно посмотрел на меня и покрутил кольцо на безымянном пальце. И видит Моргана, такой вариант меня устраивал больше всего. Вообще, из всех знакомых в курсе были только он и Мардж, и Литтл Уингинг мы покидали, как беглецы — под покровом ночи.

На недоумение золовки я ответила, что не хочу ни с кем прощаться и снова смотреть на скорбные лица. Если подумать, то я даже не солгала — мне и вправду не хотелось привлекать к своему отъезду внимание. Просто взять и испариться. Почти пять часов в пути стали для меня серьезным испытанием, но я справилась. Вот тот момент, когда понимаешь, насколько удобная вещь — аппарация, несмотря на возможные расщепы.

Сонные мальчишки, продремавшие всю поездку, закапризничали, как только пришло время выходить из машины. Мне было слишком лень прямо сейчас устраивать их отдельно — после долгой дороги я не чувствовала в себе ни моральных, ни физических сил, поэтому просто принесла зевающего Дадли, а затем и Гарри к себе в комнату и уложила на своей широкой постели. Забравшись между теплыми малышами, моментально прижавшимися ко мне, я быстро забылась глубоким сном.

Меня разбудил Поттер, он метался, и я, обняв, крепче притянула его к себе. Сквозь дрему пробивались едва слышные звуки, от которых буквально мурашки бежали по спине. Распахнув начавшие снова смежаться веки, я прислушалась и уловила тихое шипение. Змеиное шипение. Отвратительное. Зловещее. Которое по какому-то недоразумению издавал Гарри. Судя по всему, мальчику снился кошмар — его ощутимо потряхивало, маленький ротик, в те редкие моменты, когда не издавал жутких звуков, открывался в немом крике.

Я в ужасе смотрела на ребенка и не верила своим ушам. Парселтанг. На нём говорил великий Слизерин, а так же члены некогда сильной семьи, считавшейся его потомками — Гонты. Их род, кажется, окончательно угас... Но парселтанг?! Последним змееустом, о котором я слышала, был Темный Лорд, оставивший этого мальчика сиротой. Только при чем здесь маленький Поттер? И что мне с этим делать? О, Мерлин, как же это страшно выглядит со стороны!

От мягких осторожных поглаживаний мальчишка постепенно успокоился и затих, тяжело вздохнув. Будить его я не решилась, но зато с меня самой остатки сна слетели как не бывало. Спустившись вниз, я припомнила защитные ритуалы, которые при должном желании могла бы провести и маггла, будь ее намерение достаточно сильно. Понятия не имею, что нам грозит, но в том, что что-то такое есть, сомнений не было абсолютно. Да и защита на доме в любом случае лишней не будет...

Сцедив в небольшую миску кровь из рассеченного запястья, я обошла дом, нанося в неприметных местах знаки и символы, нашептывая заговоры, призванные защитить от злонамеренных действий недоброжелателей. Особенно большое внимание я уделила детской, начертав руны на корпусах кроваток, чтобы мальчиков не мучили кошмары, и оставив большой круг-оберег под ковром в центре комнаты. Всё это время я абсолютно искренне, подстёгнутая страхом, мысленно взывала и просила о помощи и защите. Надеюсь, мои просьбы были услышаны, и защита будет работать хоть немного сильнее, чем могла бы работать у обычной магглы... Такой, как я сейчас.

За проведением ритуалов и начертанием рун, отдавая себя и своё желание, я не сразу заметила, как наступило утро, и взошедшее солнце позолотило крыши домов. Закончив своё дело, я смотрела в окно. Пора будить и кормить детей, не то следующей ночью они не уснут сами и не дадут уснуть мне... Но сначала требовалось прибраться и обработать запястье.

Отмыв под приятной прохладной водой миску и смыв засохшие потеки крови с кожи, я поймала себя на мысли, что ищу бадьян, чтобы залечить руку. Черт! Нет-нет, да всплывают старые привычки, которые так сложно вытравить из сознания до конца... Хорошо, хоть палочку уже не ищу — отучилась.

Примечания:

1. Эта локация исключительно плод авторской фантазии

2. Для тех, кто, как и я, неравнодушен к прекрасному и хочет посмотреть на красавицу http://www.pichome.ru/4XM

http://www.pichome.ru/4XU

Отхлебнув из кружки горячий сладкий чай, я оторвала листок календаря. Пятое июля. Мы прожили в Коукворте уже больше месяца, и все было нормально. Ну как — нормально... Я имела в виду, что за это время не произошло ничего экстраординарного — считать чем-то из ряда вон выходящим детские шалости я уже разучилась, привыкнув к ним настолько, насколько это вообще было возможно.

Правда, я так думала, пока впервые не взяла их с собой в магазин. Не знаю, как выглядит ад, но теперь знаю свой персональный: поход за продуктами с маленькими детьми, где «Хочу!» и «Дай!» — лишь вершина айсберга. Сейчас мальчишки стали себя поадекватнее вести, но я за то время, что таскала их с собой — потеряла кучу нервных клеток и, кажется, узнала, что такое крайняя степень бешенства. Ну и заодно поняла, что продавцы делятся на два вида. Первый — «самые умные», обитают, как правило, в супермаркетах и, чуть завидя скандалящего ребенка, начинают демонстративно морщиться и давать советы, как его воспитывать вообще и успокоить сейчас в частности. Хорошо, что палочки нет под рукой, иной раз хочется показать, что может произойти с человеком, который умничает, когда его не спрашивали.

Второй же, на самом деле очень милый вид — хозяева небольших лавочек, которые в большинстве своем тут же расплываются в улыбке и начинают сюсюкать с малышом, норовя чем-то угостить. Насторожившись от того, как они доверчиво хватают все им предложенное, я сделала себе заметку: поработать над тем, чтобы дети не брали ничего у незнакомых.

После того, как мы в первый раз вышли от такой вот доброй миссис, я невольно вспомнила Риннон. Когда мать заболела и слегла, нам с ней подолгу приходилось сидеть без еды. В маленьких голодных головах родилась схема: Нонни, как наиболее милая из нас двоих, надевала свое самое приличное платьице, белые выходные гольфы, с моей помощью повязывала красивый бант и в таком виде шла со мной на «дело».

Найдя какую-нибудь лавку, где почти не было покупателей, она закатывала концерт на неизменную и благодарную тему «помогите, я потерялась», и тем самым отвлекала продавца, пока я по-тихому тащила что-нибудь съестное с прилавка. Верхом удачи было, когда от сердобольного хозяина, пожалевшего девочку, перепадала еще какая-нибудь сладость. Идти домой и посасывать кусочек сахара или карамельку, болтая, было куда приятнее, чем просто идти домой.

План был хорош всем, за исключением того, что все время приходилось менять место нашего «спектакля»: после нескольких выступлений, пусть даже и в разных концах одного поселения, было страшно, что нас раскусят и схватят.

Двадцать третьего июня мы отметили день рождения Дадли, и я даже сумела испечь пирог с патокой, рецепт которого вычитала в кулинарной книге. Правда, если быть до конца честной с собой, он вышел у меня куда более румяным, чем надо... Ну ладно, ладно! Он слегка подгорел, да, так будет правильнее, но справедливости ради замечу, что мальчишки, которых я не очень-то балую сладким, в отличие от их тетки, приняли выпечку на ура.

Мои методы, конечно, не назовешь мягкими, но они, как я и рассчитывала, начали приносить свои плоды: Дадли немного сбросил вес и почти перестал пыхтеть, а Гарри стал немного спокойнее. Кстати, и спали они теперь гораздо лучше. Уж не знаю, в чем причина... Возможно, помог новый режим, а может — сработала защита вкупе с незамысловатыми амулетами, которые я сделала специально для каждого из них.

Разбирая вещи в комнатах, я случайно наткнулась на детский дневник Петунии, спрятанный среди вороха старой подростковой одежды, которую я намеревалась выкинуть. Я поняла, что это дневник, как только открыла невзрачную клеенчатую обложку тетради и увидела первую страницу, аккуратно подписанную ровным почерком отличницы и разрисованную узорами и цветочками. Надо же, какая прелесть!

Читать или не читать? Разве это вопрос? Раз уж мне досталось ее тело... Возможно, я найду в этой наивной детской писанине что-нибудь полезное, а нет — так просто убью время, пока мальчишки не мешают. Интересно же узнать, какой была та, чье имя я ношу и чью жизнь живу. Все откладывала на потом, а сегодня, уложив детей и вытянувшись на диване, открыла свою находку в самом начале.

Чем дальше я читала, тем сильнее понимала, какие же они с сестрой были разные. Всегда. Благо, подробностей и описаний, пусть корявых, пусть по-детски обиженных — было в достатке. Девочки не ладили с самого детства. Практически через все записи одной незримой нитью шла тема зависти Петунии к сестре: и родители ту больше любят, и симпатичней-то она, и делать разные удивительные вещи может, да еще и верный друг и воздыхатель, такой же, как она, волшебник, за ней, как привязанный, таскается... И что-то мне подсказывает, что Пэт, хоть и пишет про него, как про «жуткого, носатого оборванца из местных трущоб», но все равно бы не отказалась, чтобы он с таким же рвением бегал за ней.

Бедная девочка, мечтавшая, что, если ей позволят поехать в Хогвартс, как Лили, то родители тоже полюбят ее так же... Наивная глупышка, зачем же так себя было мучить? Да только понимаешь это все потом, позже...

Я сама всегда завидовала сестре. За то, что она умела нравиться людям, располагать их к себе, кокетничать, за то, что мама, хоть и старалась не показывать этого, но всегда любила свою вторую, ласковую, улыбающуюся дочку больше. Да и не только она... Но как бы я ни завидовала сестре, не любить её я просто не могла.

В последний раз я видела Риннон вживую, когда нам было по одиннадцать лет. Ее забрали в поместье Принцев, а с наступлением сентября отправили в Хогвартс. После этого все, что у нас осталось — только письма... Когда она была в школе — писала часто, на каникулах же письма приходили гораздо реже. Скорее всего, Принцы запрещали ей писать мне.

Последняя сова от нее принесла свадебное колдофото с длинным письмом, в котором она извинялась и просила понять, что ее приняли в род лишь с условием того, что она оборвет любую связь со мной. Я верила — правда, верила — что ей тяжело далось то письмо. Но как же я тогда была на нее зла! Спалила в гневе пергамент и едва не уничтожила карточку, но, несмотря на порыв, сохранила — Нонни была так прекрасна в своем подвенечном наряде и так приветливо и искренне улыбалась со снимка...

Когда пелена зависти и злости спала, я решила, что это даже неплохо. В любом случае, мы с ней уже сделали куда больше, в отличие от наших предшественниц. Она сумела выйти замуж, а я... А я в тот вечер поклялась стать последней.

Что ж, наверное, таких сестер, как мы, много. Вот передо мной история взаимоотношений еще двух. Читая ее, я поймала себя на мысли, что все сделаю, чтобы не допустить у мальчишек зависти друг к другу. Это будет сложно, хотя бы потому, что Гарри доступна магия, а Дадли — нет, но ведь маггл — не значит человек второго сорта! Теперь, развеяв для себя это заблуждение, я не позволю никому так думать ни про себя, ни про сына. Магглы тоже, оказывается, кое-что могут, а кто не верит — в очередь!

Когда дети проснулись, и мы все вместе перекусили, я повезла их на прогулку — на другом конце города был чудный парк. Вдоволь набегавшись по дорожкам и распугав всех голубей, каких только увидели, малыши устали, и мы отправились домой. Когда мы уже почти доехали до дома, плетясь по безлюдной улице с заброшенными коттеджами, мимо заколоченных окон, сзади послышалась возня. Почему-то даже пристегнутые, они способны создавать нездоровое оживление на заднем сиденье! Не сумев ничего толком рассмотреть в зеркало, я, убедившись, что дорога пуста, оглянулась на них. И тут же услышала хлопок и почувствовала вслед за ним удар.

Меня слегка мотнуло. Мерлин, этого еще не хватало! Разжав онемевшие от испуга пальцы, я вышла посмотреть, что случилось — на асфальте без сознания лежал молодой мужчина...

Я, уже мысленно простившись со свободой, в растерянности опустилась на корточки рядом с пострадавшим и легонько потыкала его в плечо. Ну а что?! Мне никогда раньше не приходилось давить бедолаг — понятия не имею, что надо делать! Оглядевшись в поисках помощи, я чертыхнулась — как назло, ни души. В общем, оно и понятно — район выкупили когда-то давно под масштабное коммерческое строительство, но так и забросили. Людей здесь не было... Пока я взывала к Мерлину и лихорадочно соображала, что делать, а дети любопытно глазели из окна машины, словно пытались узнать: "Мам, а это кто? Тетя, а что ты с ним сделала?", мужчина застонал и приоткрыл глаза.

* * *

Когда последний учащийся Слизерина покинул подземелья на каникулы, Снейп вздохнул с облегчением. Он почти целый учебный год проработал ассистентом Слагхорна, помогая тому с проверкой работ и ведя Зельеварение у трех первых курсов, и с ужасом ждал нового сентября, потому что многоуважаемый профессор Слагхорн, наконец-то найдя себе замену, решил в конце этого года уйти на заслуженный отдых, .

По собственному мнению Северуса, это было смешно — декан старше выпускников всего на пять лет! Дамблдор, когда объявлял ему свою волю, думал иначе. Впрочем, Снейп мог его понять — директору нужен полный штат, но сам себя в роли преподавателя Северус не видел. Какой из бывшего Пожирателя учитель? На месте Дамблдора, да еще и после войны, он ни за что бы не доверил деканство такому, как он.

Впрочем, стоило признаться, работа была сейчас очень кстати. Снейп не хотел даже думать, что было бы с ним, окажись он предоставлен самому себе. Чем дольше он засиживался за проверкой абсолютно идиотских, на его взгляд, эссе, тем меньше времени оставалось на сон. Это спасало. Не было ни одной ночи, когда он не видел кошмары, в которых ему раз за разом являлась Лили, лежащая посреди разрушенной детской, невидяще распахнувшая свои некогда прекрасные, а теперь — мертво остекленевшие зеленые глаза. Такая красивая — даже сейчас. И — такая неживая...

Понимание, что он, и только он виноват в том, что ее больше нет, сводило с ума. Просыпаясь каждое утро в холодном поту, Северус, бывало, даже жалел о том, что директор поручился за него на суде — поцелуй дементора казался ему сейчас именно тем, чего он по-настоящему заслуживал. Жизнь Северуса потеряла всякий смысл и превратилась в ад. Ад, который он создал своими руками.

Дамблдор убеждал его в том, что, если он и вправду любил Лили, то теперь его миссия — защитить ее сына от опасности, которая, по мнению главы Хогвартса, неминуемо настигнет мальчишку. А Снейп не мог понять — ну что ему может угрожать?! Ведь Темный Лорд мертв, все ярые его приспешники в Азкабане, а этого ребенка готова носить на руках едва ли не вся магическая Британия! Если бы не ее сын, Лили была бы жива. Она была бы жива, если бы не проклятый Поттер! Если бы... Если бы!

Щелкнув замком сундука, Северус сжал кулаки от бессильной злости. Он мог сколько угодно пытаться обмануть себя, но всегда знал правду, которая звучала в голове ужаснее любого самого страшного приговора Визенгамота: Лили была бы жива, если бы не он.

Он шагал к антиаппарационному барьеру и понимал, что больше всего желает оказаться у старого дома Эвансов, заглянуть в окна — и может быть, ему даже померещится в них приветственно машущая рыжая улыбчивая девочка, у которой еще нет повода его ненавидеть.

* * *

Чернущие глаза поймали фокус, и мужчина уже осмысленно огляделся. Он медленно сел, опираясь на руки и, поморщившись, потер ушиб на затылке, едва слышно ругаясь сквозь зубы. О, прекрасно! Похоже, никто не собирается умирать. Когда я увидела, что с ним все в относительном порядке, внутри словно резко отпустило сжатую до предела пружину. Я размахивала ледяными от испуга руками, дрожь в которых пройдет, казалось, еще не скоро. Прекрасно понимая, что меня несло, я ничего не могла с собой поделать:

— Ты сумасшедший?! Под колеса бросаться! Ты откуда вообще взялся — на ровном-то месте?!

Он посмотрел на меня, как на дуру, прищурившись, скользнул взглядом, в котором читалось замешательство пополам с узнаванием:

— Петуния?

О, Мерлин... Отлично. Мы еще и знакомы. Я должна его знать? Что может быть хуже...

Все еще нервничая, я поднялась с асфальта, отряхнула дрожащими ладонями запачканные колени и протянула почему-то до сих пор сидящему на земле мужчине руку:

— Ты как? В порядке? Встать сможешь?

Проигнорировав мою помощь, он встал на ноги самостоятельно, еще раз странно покосился на меня и детей в машине, и, слегка взмахнув палочкой, аппарировал, оставив меня стоять с открытым ртом и растерянно пялиться на то место, где он только что стоял.

Как же было непривычно после всего вот так вот случайно столкнуться с магией... Я оказалась к этому совсем не готова. Когда шок прошел, я сумела, наконец, доехать до дома — слава Мерлину, теперь уже без приключений. Остаток вечера я провела, ощущая себя каким-то механизмом, погруженная в свои мысли: машинально поела сама и покормила детей, так и не ответив на множество нескладных вопросов на тему: "Что это был за дядя?", "Что ты с ним сделала?" и "А почему он исчез?". Кажется, мальчишки даже обиделись на подобное невнимание... Но, не задумываясь ни о чем, я на автомате продолжила выполнять свои дела: заложила грязные и несвежие вещи в стирку, сделала небольшую уборку дома, разобрала вместе со странно притихшими детьми игрушки по местам и уложила мальчишек по кроватям.

Только спустившись вниз, я поняла, что дальше так продолжаться не может — от неразберихи в голове стало уже дурно. Усевшись за стол и взяв привычный блокнот-выручалочку, я принялась раскладывать мысли по полочкам.

Что мы имеем? Во-первых, есть маг, с которым меня случайно столкнула сегодня судьба, причем он знаком с Петунией и, если судить по его взглядам и жестам, далеко не лучшего о ней мнения. Во-вторых, она явно в курсе его способностей, иначе он не стал бы так опрометчиво колдовать на ее глазах. И в-третьих, его что-то связывает с этим городом — что-то мне подсказывает, что он вполне мог использовать тот безлюдный квартал, как площадку для аппарации. Волшебник сейчас был бы совсем не лишним. Не знаю, что там наворотила Пэт, но мне было бы неплохо наладить с ним отношения. Только где его искать? Хоть бы одну зацепочку!

Устав ломать голову и решив, что утро вечера мудренее, я отправилась в спальню. Уже лежа в постели, наткнувшись взглядом на дневник Петунии, я вспомнила, что читала его недостаточно внимательно, и решила освежить в памяти некоторые моменты, которые могут дать мне ответы на интересующие вопросы. Листая страницы, на которых было описано её детство, я наткнулась на описание соседского мальчишки, так много рассказывавшего про волшебство Лили. Внимательно вчитавшись в строки, я потеряла дар речи: если представить себе, как этот юноша мог измениться за то время, что успело пройти, то передо мной был портрет сегодняшнего незнакомца.

Апатично наблюдая, как Дадли весьма художественно размазывает кашу по себе, а Гарри увлеченно следует его примеру, я размышляла над тем, зачем я вообще вожусь с ними. По инерции? На кой мне упали эти дети? Ладно Поттер, он может пригодиться, но второй-то? Эх, почему я не оставила его Мардж, она в нем души не чаяла...

Отмахнувшись от этих мыслей, я умыла и переодела мальчишек. Я не могу игнорировать реакции этого тела (хоть и стараюсь на них влиять, изменяя на более привычные) — а они таковы, что от прикосновений этого светловолосого колобка становилось как-то тепло и спокойно внутри. Нет уж, я буду поступать так, как решила. Я сама была сиротой и знаю, что это за жизнь — врагу не пожелаешь. Кто бы ни был рядом, семью вряд ли способно что-то заменить. В конце концов, парни не виноваты, что их заботливой мамочки и тетушки больше нет. А уж в том, что она была куда заботливей, чем я, и сомневаться не приходится.

Надо собираться на прогулку. Если им не дать побегать на свежем воздухе, они тут устроят мне ад — головная боль обеспечена.

* * *

Северус зло швырнул уменьшенный сундук на пол и вернул ему нормальный размер. Перед отъездом его вызвал к себе директор и сообщил, что маленький Поттер вместе с его теткой и кузеном пропал с Тисовой улицы, зато появился в отчем доме Петунии, в Коукворте, и теперь именно ему и никому другому нужно присматривать за мальчишкой.

— После каникул, когда тебе надо будет возвращаться в школу, я найду другого человека, что заменит тебя, мальчик мой.

А теперь мало того, что Дамблдор поручил именно ему следить за этой не особенно вызывающей у него симпатии семейкой, так еще и встреча с ней произошла совсем не тогда и не так, как он рассчитывал. Впрочем, Петуния его абсолютно не удивила — она ничуть, ни капли не изменилась, даже сама став матерью. Все такая же противная и склочная, какой была в детстве!

Кажется, он в полной мере начал осознавать последствия своего опрометчивого «все, что угодно». Северус провел остаток вечера в абсолютно дурном настроении, придя к мысли, что то, что сделано — уже сделано, и ему остается только выполнять свои обещания.

На следующий день Снейп, все-таки помня о поручении Дамблдора, добрался до дома Эвансов. Стоя перед палисадником, он был в глубине души рад, что сестры Лили, судя по всему, пока нет — только ее недовольного лица с поджатыми губами ему не хватало. Молодого профессора раздражала необходимость видеть ее постоянно, бывая здесь, и он, недолго думая, наложил на дом связку следящих чар — если что-то произойдет, он узнает об этом первым, а если нет, то так и будет докладывать директору, что все в порядке.

Когда он закончил и убрал палочку, то сам не заметил, как ноги понесли его по привычному маршруту, который он, казалось, может пройти с закрытыми глазами. Вниз по улице, теперь направо, не сворачивая к реке, еще правее... Перед Северусом показалось знакомое место, где он впервые увидел ту, которая после стала смыслом его жизни. Ту, без которой его жизнь превратилась в существование...

Выйдя к зарослям кустов, которые были тут всегда, сколько он себя помнит, мужчина заметил на площадке нездоровое оживление: все та же вездесущая Петуния встревоженно бегала вокруг качелей. Снейп неприязненно поморщился — вот ведь наседка! Ему даже показалось, что она всегда будет где-то рядом, чтобы раздражать его. Досадливо развернувшись, он уже хотел было уйти, когда его остановил истеричный окрик.

«Ну, что еще?!»

* * *

Я тихонько раскачивала мальчишек, когда услышала шаги со стороны дороги, где были заросли кустов. Посмотрев туда краем глаза, я заметила того самого Северуса. Надо же, сам пришел! Вряд ли он специально меня искал — судя по тому, как, завидев нас, разочарованно поплелся обратно. Но все же... Догнать, что ли?

Из-за спины послышался рев Дадли. Я оглянулась на мальчишек и замерла в испуге: качели ходили туда-сюда с сумасшедшей амплитудой и скоростью, почти не издавая скрипа.

Я не знала, как подступиться, чтобы не схлопотать травму, а мальчишки раскачивались все сильнее и сильнее. Выброс случился, когда не ждали, и Гарри, поначалу смеявшийся, теперь тоже готов был зареветь, не понимая, что происходит вокруг. Я видела все происходящее, словно в замедленной съемке, и понимала, что ничего не могу поделать. Ни-че-го. Стало по-настоящему, до жути страшно, как не было уже давно.

Я в панике кинула взгляд в спину удаляющемуся мужчине. Он что, не слышит? Или так усердно делает вид, что ему наплевать?

— Эй, стой!!!

Снейп замер и раздраженно повернулся, но, увидев происходящее на площадке, он тоже, казалось, был шокирован не меньше моего.

— Ну сделай же уже что-нибудь! — истошно завопила я, в бессильной злости размахивая руками.

В следующий момент одновременно произошло три вещи: качели замерли на большой высоте, Дадли, разжав руки, стал подниматься в воздух, а Северус пошел к нам, вытаскивая из рукава палочку. Заключив парящего малыша в защитную сферу, он стал плавно опускать его на траву, и, когда я наконец схватила шокированного Дадли в свои истеричные объятия, привел качели в движение и очень медленно вернул их в нормальное положение. Гарри, как только ощутил землю под ногами, с ревом потопал ко мне — и вот я дрожащими руками обнимала уже второго испуганного мальчишку.

Судя по взгляду Снейпа и своим ощущениям, вид у меня был — что называется, краше в гроб кладут. Я подняла глаза на стоящего рядом мужчину, в котором сейчас было больше растерянности, чем раздражения, и попросила:

— Может, им лучше будет поспать? Сможешь?

Он кивнул и сделал пару пассов палочкой, погружая детей в крепкий сон. Увидев, как я с трудом поднимаю на руки их обоих, он предложил свою помощь. Я, не чувствуя в себе больших сил, с радостью передала ему Дадли, который был все же потяжелее Гарри.

Северус удивился, но промолчал и понес мальчишку к машине. Сев за руль, я поняла, что руки все еще дрожат настолько, что вряд ли способны уверенно крутить руль. От идеи доехать до дома пришлось отказаться, и мы все также молча продолжили свой путь, каждый со своей ношей. Тишина угнетала, и я не стала надеяться, что мой спутник нарушит молчание первым:

— Спасибо, — сказала я и, помедлив немного, добавила: — Если бы ты не оказался поблизости, не знаю, чем бы это все могло закончиться...

Снейп смутился, но постарался не показать вида и сдержанно кивнул. Вместо дежурного «пожалуйста» он поинтересовался:

— Часто у него так?

Я пожала плечами:

— Бывает. Не то, чтобы редко, но так сильно — в первый раз на моей памяти, — и ведь надо же, даже не солгала. Но, драматизма ради, решила добавить, опираясь на прочитанное: — Это было по-настоящему страшно, так же страшно, как тогда, когда я не знала, спустится Лили на землю или разобьется...

— Так ты за нее боялась? — изумленно подняв бровь, спросил он.

— А как иначе, по-твоему? Это жутко, когда видишь, что творится что-то непонятное, и никак не можешь на это повлиять, — и снова правда. Мы подошли к дому. — Зайдешь?

Северус не ожидал приглашения и в который раз за сегодня растерянно кивнул. Я отнесла Гарри в детскую и, забрав сопящего Дадли из рук Снейпа, предложила тому располагаться в гостиной. Накрывая маленького Дурсля одеялом, я услышала хлопок аппарации.

Северус аппарировал в прихожую своего дома в Паучьем тупике в смешанных чувствах. С одной стороны, ему не было никакого дела до того, как растет мелкий Поттер, а с другой, он не понимал, зачем Дамблдор отдал сына Лили, у которого бывают такие сильные выбросы, маггле, которая не только не знает, что с ними делать, но и саму магию-то не особенно жалует.

Он составил письмо для Дамблдора, где сообщил, что нашел Избранного и все семейство, вкратце описал инцидент на детской площадке и задал свой вопрос, мучающий его после сегодняшней сцены на качелях. Отдав свиток школьной сове, которая для связи жила у него этим летом, он спустился в подвал, переоборудованный под лабораторию.

Ответ от директора пришел уже ближе к ночи, и в нем, как обычно, не было никаких ответов. Зато было желание видеть молодого профессора лично завтра с утра, для «очень важного поручения». Прочитав эти строки, Северус чертыхнулся — только новых поручений ему и не хватало сейчас. Он спустился к рабочему месту и потушил медленный огонь под котлом с томящимся зельем — вряд ли удастся закончить работу, неизвестно, что там еще нужно будет сделать.

* * *

Снейп в тот день исчез так же внезапно, как и появился. Похоже, его слабо воодушевила перспектива задушевных разговоров за чаепитием, а жаль — теперь не знаю, как к нему и подобраться. В принципе, я расплывчато представляю, где он живет, можно и поискать, но, видит Мерлин, как-то не хочется... Хотя, если случится что-то такое, что без его помощи будет не обойтись, все равно придется.

Дети сидели на ковре перед телевизором, а я гипнотизировала взглядом печатную машинку, стоящую передо мной на столике. Я довольно больно запнулась о нее пару недель назад, когда полезла в чулан, и хотела было сгоряча выкинуть, но потом решила оставить. В последнее время я достаточно много ностальгирую, и уже собиралась начать записывать свои мысли и воспоминания, но ведь можно и печатать, верно? К тому же у Петунии и корочки машинистки имеются, а значит, пальцы должны помнить. В любом случае научиться было бы не лишним. Почти каждый вечер теперь я садилась, доставала машинку, заправляла в нее чистый лист и печатала — поначалу неуверенно, путаясь, подолгу выискивая нужную букву, а потом все сноровистей.

Вот и сейчас я пялилась на черные бока «Континенталя», раздумывая, с чего начать. Что у меня там было дальше?..

* * *

19 ноября 1933 года, Ньюпорт, Уэльс.

Руки мерзнут, и я дышу на кончики пальцев в попытке отогреть их. Тонкая ветхая ткань, которой я обмотала кисти, не спасает от холода, который, казалось, стал неотъемлемой частью меня, поселившись под кожей. Мне всегда зябко, и я не знаю, что с этим делать. Согревающие чары отнимают слишком много сил и получаются настолько недолгими, что в них нет никакого смысла. Это будет моя первая зима, когда у меня нет дома, и я совсем не знаю, как переживу ее. В кармане болтается пергамент с письмом от Нонни и пара стертых медных кнатов, которых даже не хватит, чтобы послать ей ответ с почтовой совой.

Желудок, на настойчивые завывания которого я старалась не обращать внимания, свело болезненной судорогой, и я почувствовала, как ноги подгибаются. Сегодня пришлось много идти — из деревни, где я жила последний месяц, пришлось из последних сил уносить ноги, чтобы не получить тумаков от разозленного булочника, почти схватившего меня за руку. Меня и так там не жаловали, считая, что там, где я появляюсь, происходит какая-то «чертовщина», а теперь в этом месте и вовсе жизни не будет.

Я брела весь вечер и ночь напролет, пока впереди не показались очертания города сквозь утренний, почти непроглядный туман, идущий с океана. Воздух влажный и плотный настолько, что не поймешь, дышишь ты или пьешь его, да это и неважно — и то, и другое дается с трудом. На улицам уже появляются редкие прохожие, и я, немного отдохнув на камнях у набережной, нашла глазами в густеющей толпе человека в странном пальто, напоминающем мантию и, недолго думая, увязалась следом за ним.

Человек, заворачивая то вправо, то влево, пришел, наконец, к безлюдной подворотне между двумя высокими домами, в которой и скрылся, оглядевшись по сторонам. Я, спрятавшаяся за столбом, жадно следила за каждым его движением. Вот он достал из рукава палочку, постучал ею по каменной кладке, и она начала расступаться перед ним, образуя проход. Когда мужчина скрылся, я осторожно подошла к тому месту, где он еще недавно стоял, вынула из кармана величайшую ценность, мое единственное наследство — мамину волшебную палочку, и постучала, стараясь в точности повторить его движения.

Шагнув в арку, образовавшуюся передо мной, я очутилась на улице, по обе стороны которой уже открывались магазинчики и лавки. Я вспомнила, что над одним из таких магазинчиков мы жили, когда были маленькими, еще до того, как мать начала сильно болеть. Чем только не торговали здесь: палочки, метлы, книги, одежда, совы, зелья, мебель, утварь... Глаза разбегаются!

Из-за угла до меня донесся запах свежего, только что испеченного хлеба, и я пошла на него, как завороженная, с трудом сдерживаясь, чтобы не накапать слюной на мостовую. Стоя неподалеку, я наблюдала, как странно одетый пожилой господин, судя по костюму, иностранец, расплатившись за покупки и забрав у булочника пакеты с едой, небрежно сунул кошелек во внешний карман своей мантии. В голове родился план, как поесть сегодня, отправить весточку сестре и, возможно, купить что-нибудь теплое.

Мысленно я была уже в каком-нибудь из пабов и даже спала на мягкой перине в теплой комнате, когда, медленно достав палочку и выйдя на безлюдную улицу, направила ее в спину идущему впереди волшебнику. Я придумала эту штуку недавно и не была уверена, что она сработает, но мне очень хотелось в это верить и еще больше, пожалуй, хотелось опробовать ее. Мне казалось, что все непременно получится.

Связка легкого Конфундуса и Акцио, подкрепленные слабеньким Ступефаем — и заветный кошелек уже плывет ко мне в руки. Но вдруг, словно приговор, звучит насмешливое: «Фините», и кожаный мешочек с монетами перехватывает рука старика. Другой рукой он больно стиснул мое правое предплечье, забрав из озябших пальцев палочку. Небрежно сунув ее в карман, он взял меня за подбородок и заставил поднять глаза:

— Так, так, так... Что у нас тут?..

Его лицо выглядело суровым и хищным, но глаза смеялись. Должно быть, его забавляет то, как я глупо попалась, в то время как мне, ни живой ни мертвой, сжавшейся и оцепеневшей от страха, хочется провалиться сквозь землю. По-хорошему, надо было бы бежать без оглядки, но он забрал мою палочку, а я поняла одно — без нее я с места не сдвинусь. Без нее мне терять уже нечего.

Вот ведь, а! Смотрит, будто чего-то ждёт, и не говорит даже ничего, только усмехается. Сейчас он влепит мне затрещину... Или проклянет.

— Необычно, очень необычно... Что, в школе выучила пару заклинаний и решила, что теперь можешь творить с ними, что хочешь?!

О чем он? Я смотрела на него и молчала, когда он сильнее сжал мою руку и тряхнул меня:

— Ну же, отвечай, когда спрашивают!

Только сейчас, когда боль принесла способность думать, я поняла, что он говорит с легким акцентом. Опасаясь новой вспышки его гнева, я поторопилась с ответом:

— Нет, сэр, я не училась, сэр...

— Тогда с чего ты взяла, что твоя глупая попытка может иметь хоть малейший шанс на успех?

Чего он добивается? Зачем разговаривает со мной, вместо того, чтобы сдать аврорам? Ощутив, что мою руку вновь сдавили сильные пальцы, я поняла, что в моей ситуации не стоит спорить, и неуверенно выдавила:

— Я читала в книжке, что эти заклятия имеют похожую структуру... И подумала, что из них может получиться связка...

— Ха! — взорвался иностранец, радуясь чему-то, что было понятно только ему самому, довольно скалясь. — Посмотрите-ка на эту пигалицу! Она думала! А ну, идем...

Ну все, сейчас мне точно несдобровать! Зачем только мучил, спрашивается? Старик, не ослабляя стальной хватки, потащил меня за собой, а мне, голодной и уставшей, оставалось лишь из последних сил перебирать ногами, едва поспевая за ним...

* * *

Из размышлений меня выдернул грохот посуды на кухне и детский рев. Что происходит? Сколько я так просидела? Полтора часа?! О, Мерлин! Подскочив на месте от осознания того, что оставила этих двоих без присмотра на такой долгий срок, я со всех ног помчалась проверять, что там стряслось.

Дети обнаружились среди осколков битой посуды, попадавшей на пол вместе с полкой, когда они за каким-то чертом полезли за ней. Слава Мерлину, хоть не порезались! Иногда я всерьез начинаю сомневаться, что они маленькие. По-моему, где-то в метриках закралась ошибка, и этим... кхм... милым малышам гораздо больше, чем два года. По крайней мере, я отказываюсь верить, что двухлетки способны наносить столько урона. Да они же все время, когда не заняты соперничеством за мое внимание, тратят на то, чтобы сеять вокруг себя хаос!

Книжки о материнстве и воспитании, которых я тайком от Мардж накупила в избытке, все как одна говорят о том, что дети таким образом познают мир, и особенно строго их за это наказывать нельзя. Но, видит Мерлин, как же мне порой хочется надавать им по заднице и, крепко связав, уложить рядом! Хотя нет, эти развяжутся, и тогда точно не будет ничего хорошего... А сейчас бы надо сплавить их куда-нибудь, чтобы под ногами не путались.

Я усадила мальчишек на диван и, включив по телевизору какую-то передачу о животных — лучше ничего не нашлось, вернулась на кухню, оглядывая бардак. Эх, как бы сейчас было здорово царственно распрямить спину, жестом дирижера достать палочку и невербальным Репаро устранить все разрушения! Позволив себе помечтать еще пару мгновений и тяжело вздохнув о том, что это, некогда простейшее заклинание, творить которое было так же естественно, как дышать, стало теперь несбыточной мечтой, я принялась собирать осколки.

Интересно, что бы сказал Анатоль, узнай он, как я крепко попала? Как бы он отреагировал на то, что его ученица теперь маггла, вынужденная подтирать сопли двум маленьким детям? «Поржал бы», — услужливо подсказал ехидный внутренний голос. Наставник всегда поднимал меня на смех за мои промахи, а я непременно обижалась на это. Видя мои надутые губы, он серьезно смотрел и повторял: «Не хочешь, чтобы над тобой смеялись — не глупи. А на людях тем более». А мой промах, приведший меня в это тело, он вряд ли воспринял бы иначе, как абсолютную, дичайшую глупость. Ну, что поделать, если я так и не смогла избавиться от импульсивности, которая порой сильно осложняла мне жизнь.

Накормив и уложив детей, я отправилась спать, но, как я ни пыталась устроиться поудобнее, сон не шел. От сегодняшних воспоминаний я чувствовала сильный эмоциональный подъем, в голове сами собой всплывали события давно минувших лет, мысли о человеке, который сыграл, пожалуй, самую значительную роль в моей жизни. Я поняла, что очень, очень хочу их записать, это почти физически необходимо, и, накинув халатик поверх сорочки, спустилась к машинке.

* * *

Он притащил меня, словно тряпичную куклу, в комнату на втором этаже какого-то трактира и тоном, не терпящим возражений, велел садиться на тахту и ждать. Сам старик скинул теплую мантию, ухмыльнувшись, переложил деньги и мою палочку в карман сюртука и вышел за дверь. Вот ведь седой пень! Здесь было тепло, но сидеть в неизвестности было странно и, чего греха таить, очень страшно. Я ощутила покалывание в отогревающихся ступнях — значит, чувствительность возвращается — и осторожно подошла к окну.

Было высоко... И как назло, ни лестницы, ни балкона, ни выступа! Я уже хотела рискнуть и сбежать, как услышала шаги и, подгоняемая страхом, опасаясь этого странного человека, плюхнулась как можно быстрее обратно на тахту, где он велел мне сидеть. Дверь отворилась, но вместо старика в комнату вошла улыбчивая полненькая девушка в переднике официантки и поставила передо мной на столик поднос с тарелкой горячего супа и тремя ломтями хлеба.

Я недоверчиво смотрела на еду, не прикасаясь к ней — у мамы была книжка про яды, которая казалась мне интересной, и я прекрасно помнила, что большинство из них отлично можно добавить в пищу, и никто ничего не заметит. Но когда в нос ударил вкусный запах наваристого супа, я почувствовала, как голова закружилась, и пальцы сами против воли сжали ложку. Мерлин, как же я рада, что меня в тот момент никто не видел! Должно быть, девочка, жадно запихивающая в себя еду трясущимися руками — это слишком жалкое зрелище. Когда на дне тарелки не осталось и капли, а хлеб был съеден до последней крошки, я ощутила, как расслабляющее тепло расходится по телу и слипаются глаза. Наверное, там было снотворное... Спать здесь было страшно, я боялась, что вернется хозяин комнаты, и сбудется самый жуткий мой страх — он убьет меня и пустит на запрещенные ингредиенты. Щипая себя за руку, я тем самым боролась с дремотой, но она оказалась сильнее и все-таки победила.

Очнувшись от того, что меня трясут за плечо, я потерла глаза и увидела перед собой колдуна, что привел меня сюда. Он легонько постукивал палочкой, словно розгой, по раскрытой ладони, а его брови были сурово сдвинуты к переносице, отражая недовольство своего хозяина. От его вида с меня мигом слетели остатки сна, и я подскочила на месте, тут же почувствовав острый приступ дурноты.

— Чья ты, такая умная? — слушать его было странно. Его голос никак не вязался с внешностью, в нем не было ни намека на те нотки, которые обычно проскальзывают в говоре стариков. Я задумалась, но он выжидающе смотрел на меня, требуя ответа.

— Ничья, — только и смогла я вымолвить, сдерживая тошноту.

— Все вы ничьи, — прищурился он, — но кто-то же тебя воровать отправил?

— Никто, — ответила я и, решив, что в моей ситуации лучше быть повежливее, добавила, — сэр.

Мой ответ его не устроил, потому как в следующий момент кончик его палочки нацелился на меня:

— А ну, не ври! Где твои родители? Он вообще знают, чем ты промышляешь, вместо того, чтобы учиться?! Или, может, это они...

Злится — ну а чего другого можно было ожидать? Сейчас проклянет. Ну и пусть. Можно заплакать и умолять не убивать меня — но не хочется. Может, и не убьет? Все-таки меня с ним видели. Да и разве станут кормить того, кого хотят лишить жизни? Он все сильнее повышал голос и я, испугавшись гнева взрослого волшебника, инстинктивно вскочила на ноги и выпалила, перебив его:

— Нету у меня родителей!

Я поняла, что поступила очень опрометчиво, потому что в следующую секунду меня нещадно вырвало. Сжавшись в комок от унижения и нестерпимого чувства стыда, которое еще не успело во мне атрофироваться, и опасаясь, что сейчас незнакомец разозлится еще сильнее, я бросила на него беглый взгляд из-за завесы нечесаных волос, но, к своему изумлению, не увидела на его лице даже раздражения. Он смотрел... недоуменно?

— Сколько ты уже не ела? — глухо спросил он после долгой паузы, взмахом палочки ликвидировав следы моего позора. Я пожала плечами, все еще испытывая неловкость. Не соврала, и вправду не помнила — может, пару дней, а может, больше. Да и можно ли было считать то, что мне изредка удавалось урвать, едой — тоже вопрос.

Колдун встал и прошелся по комнате, словно что-то обдумывая, иногда поглядывая на меня. Было все еще непонятно, что у него на уме, и от этого становилось не по себе.

— Как тебя зовут? — наконец нарушил он тягучую тишину.

— Эндрейст, — я решила, что сокращенным именем меня имели право называть только мама и сестра.

— Эндрейст, — эхом повторил он. — И, говоришь, ничья?

Я села и утвердительно кивнула. Старик снова замолчал и, подойдя к окну, уставился сквозь посеревшее от времени кружево занавески на унылую осеннюю улицу. Я старалась ничем не выдавать свое присутствие, сделавшись как можно более незаметной. По крайней мере, здесь было тепло.

Привыкнув к звуку потрескивающего в тишине камина, я вздрогнула, когда он повернулся ко мне:

— А со мной пойдешь?

— З-з-зачем?.. — я настолько не ожидала такого поворота, что даже начала слегка заикаться.

Волшебник, увидев, что я напугана, нахмурился и медленно подошел ко мне, вытаскивая мою палочку из кармана:

— Жить. Или там лучше? — он кивнул на окно. Я уже спустя некоторое время поняла, что вопрос был риторическим, а тогда всерьез не знала, что ответить.

Протянув мне палочку рукоятью вперед, старик продолжил:

— Держи. И больше не позволяй никому ее отобрать. А я уж научу, как...

Он заметил сверток из булочной, про который уже, по всей видимости, успел забыть и, обеспокоенно посмотрев на меня, выглянул за дверь и попросил у хозяйки чаю.

Все так же крепко держа одной рукой меня, а другой чемодан, он активировал портал, который перенес нас на неширокую улочку с симпатичными домами. Нам встретилось немного людей, но одна женщина окликнула моего нового... опекуна?

— Анатоль! Добрый день! Уже вернулся, надо же! А кто это с тобой?

— Добрый, Франческа. Знакомься, это Энди, моя... племянница. Будет жить со мной. Энди... — замялся на пару мгновений он, — Уолш.

Они вежливо поболтали еще пару минут и разошлись, а я поняла, что теперь знаю, как его зовут. И от этого знания стало немного легче.

Дом Анатоля был всего в двух шагах — узенький и каменный, как и все остальные дома здесь. Волшебник привел меня в комнату, обставленную так, словно он знал, что с сегодняшнего дня с ним будет жить девочка. Даже в шкафу висели платья: школьные, повседневные, нарядно-кружевные. Уже потом я заметила на каминной полке семейное фото, на котором Анатоль был запечатлен, по всей видимости, с женой и дочерью, которая была на вид моей ровесницей. От осознания, что ни той, ни другой в доме нет, стало жутко — и я решила больше к шкафу не прикасаться. Правда, мой новоиспеченный «дядя», увидев, что после ванны я оделась в свою старую одежду, заставил меня взять из шкафа все, что мне было нужно, аргументировав это просто:

— А что им, от ветхости тлеть?

Ладно, если он и вправду так хочет... Так у меня появился дом, новая фамилия, теперь уже накрепко приросшая ко мне, и взрослый, которому не было на меня наплевать. Я не сразу поняла, какие мотивы им руководили тогда, а когда до меня дошло, то было уже все равно — он стал моей семьей.

Я открыла глаза и, потянувшись, позволив себе еще чуть-чуть понежиться в мягкой кровати, резким рывком встала. Будильник показывал без одной минуты пять, и я поспешила нажать на кнопку выключения, предотвращая противный писк. Распахнула плотные шторы, подставляя лицо лучам уже взошедшего солнца. Да, возможно, я бы не отказалась поспать еще пару часиков, но тогда пришлось бы просыпаться одновременно с детьми — а я уже стала ощущать острую нехватку времени на себя.

Протерев глаза, я приступила к утренней растяжке и гимнастике. Да, это тело было молодо и привлекательно, но со временем я заметила, что по физическому развитию оно сильно отстает даже от моего прошлого. Более или менее крепкими были руки, но и они быстро уставали. Непорядок! И раньше на одну лишь палочку надеяться не приходилось, а теперь-то уж и подавно. Первое время эффектом от упражнений была только боль, но потом я стала ощущать, что носить на руках детей и пакеты с продуктами мне уже не так сложно, а ноги после двухчасовой прогулки больше не норовят отвалиться.

После тренировки я окончательно взбодрилась под контрастным душем, оделась и привела себя в порядок. Так и подмывало достать печатную машинку. Я и подумать не могла, что меня настолько увлечет это занятие, но пока записи пришлось отложить в долгий ящик, потому что приехала Мардж — проверить, как мы здесь устроились. И теперь за то время, что мне удается выкроить, я категорически не успеваю не то, что как следует сосредоточиться, а даже бумаги разложить. Да и не стоит ей читать их, мне сейчас только лишних вопросов не хватало!

Кстати, надо признать, что она сильно изменилась — вроде даже говорить стала тише, уже без ноток недовольства в голосе. От той вздорной тетки, с которой я имела сомнительное удовольствие познакомиться, осталось лишь слабое подобие, а непробиваемая, властная, лучше всех все знающая Марджори, которая с первых минут моментально настраивала собеседника против себя, исчезла, уступив место, несомненно, сильной, но обычной, не очень открытой, однако достаточно приятной женщине, которая ищет, чем заполнить душевную пустоту.

Одним из поздних вечеров, после пары бокалов коньяка, выяснилось, что скорбь по брату — не единственная причина ее подавленного состояния. Моя золовка влюбилась в отставного полковника-заводчика, живущего неподалеку, с которым познакомилась для вязки своего Злыдня — но не считала себя вправе радоваться жизни, когда в семье случилось горе. Пришлось напомнить ей ее же слова, что надо жить дальше. Когда дети легли спать, мы долго говорили, и со временем она начала даже чуть-чуть улыбаться. Надеюсь, мне удалось ее приободрить. Я была ей по-человечески благодарна за то, что она помогает мне с детьми, часто беря их на себя.

На компанию Вернона наконец-таки нашелся покупатель, который был способен дать адекватную цену. Увидев сумму, распорядительницей которой я стала, первой мыслью было плюнуть на все, снять деньги и, схватив в охапку детей, рвануть куда-нибудь на солнечный остров питаться фруктами и нырять среди экзотических рыб. Но я быстро прогнала эти сумасбродные мысли и благоразумно оставила счет нетронутым, заведя чековую книжку.

И не зря! В один из дней мы с Мардж увели детей на прогулку, а когда вернулись, то обнаружили, что дом взломали. Задняя дверь была распахнута, а вещи перерыты и свалены в беспорядке, но, как ни странно, ничего не пропало — все ценности валялись там же, на полу. Полицейские, прибывшие по вызову, опросили соседей, составили протокол и развели руками, оставив нас пребывать в шоке.

Только когда все ушли спать, а я осталась одна, до меня дошло, что на самом деле произошло сегодня. Это была не просто банальная попытка кражи, это была угроза нашей безопасности. Еще повезло, что нас не было дома, а если бы мы были здесь полным составом? Интересно, нас бы просто связали, до смерти запугав, или решили бы избавиться от свидетелей?

Противное чувство осознания собственного бессилия захлестнуло меня. Как же я могла так расслабиться и забыть о бдительности за ежедневными хлопотами, словно тупая квочка?! С каких пор я стала позволять себе так халатно относиться к собственной защите?! Хотелось кричать, и я прикусила костяшки пальцев, не давая вою вырваться наружу. Этот трюк всегда срабатывал, вот и сейчас секундная боль вернула мне способность мыслить здраво. Рассматривая яркие отпечатки зубов на светлой коже, я уже знала, что буду делать.

Спустя пару дней, уже имея на руках лицензию, я припарковала машину напротив магазина ружей, адрес которого сумела найти в справочнике. Народу в оружейной лавке, кроме меня, не было, и молодой рыжий парень, скучающий за прилавком и не ожидавший увидеть в этих стенах кого-то, носящего юбку, поздоровался и, скользнув удивленным взглядом по своей единственной посетительнице, вернулся к книге, которая, казалось, была еще скучней, чем жизнь в этом городишке. По крайней мере, если бы она была интересной, он бы не отрывался от страниц каждые десять секунд, чтобы снова и снова взглянуть на меня.

Но я никуда не торопилась, я обходила прилавок, внимательно приглядываясь к тому ассортименту, который предлагался здесь. Когда парню надоело мое молчаливое присутствие, он решил проявить любезность и поинтересоваться:

— Мэм желает что-нибудь для самообороны? — получив мой утвердительный кивок, он продолжил: — Могу посоветовать для этих целей «Бран Латридж»...

Услышав, какую дрянь он пытается мне предложить, я прервала его на полуслове и решительно указала пальцем на револьвер, лежащий под стеклом:

— Мне нужен «номер два».

Продавец хотел было что-то сказать, но видимо, в моем взгляде достало решительности, потому что он передумал и передал мне «Эйнфилд», который знакомой тяжестью лег в руку, никогда его до этого не державшую. Поняв, что это именно то, что я искала, я добавила:

— И два десятка патронов, будьте добры.

С недоверием поглядев то на мое платье, то на револьвер, однако выдав патроны и приняв деньги, рыжий, по-моему, совсем выпал в осадок, когда я поинтересовалась, где в городе можно найти тир. Махнув рукой на дверь слева от себя, он взял с меня плату в пять фунтов и проводил в комнату с мишенями. По его лицу было заметно, что парень очень хотел остаться и посмотреть, что будет делать «эта клуша с оружием», а то и дать урок. Но в мои планы зрители не входили, и он вынужден был уйти. Я зарядила барабан, вытянула руку и уместила большой палец слева вдоль револьвера, а указательный — у спуска, крепко держа ручку. Глубокий вдох наполнил легкие воздухом и я, прицелившись чуть ниже центра, нажала на спусковой крючок.

Я высадила все двадцать патронов, и с каждым выстрелом ко мне возвращалось ощущение собственной силы и контроля за ситуацией. Возможно, я всего лишь тешила себя иллюзией, сложно сказать... Но, несомненно, это было то, чего мне сейчас так не хватало. Схема избавления от тягучей тревоги была проста и безотказна — вдох, пауза, спуск.

* * *

Северус вышел от Дамблдора в смятении. Поручение, о котором писал директор, оказалось, ни больше ни меньше, как слежка за Люциусом. Он ожидал чего угодно, но не этого. Пока шла война, он шпионил за Лордом ради Лили, и даже в какой-то мере получал удовлетворение, сознавая, что принесенная им информация защищает дорогого человека и помогает переиграть повелителя, ставшего ненавистным. Сейчас же он должен был шпионить за единственным другом, и ему было искренне отвратительно и это задание, и Дамблдор. И прежде всего, он сам себе был противен — казалось, ниже падать уже некуда.

Хорошего настроения не добавило и оповещение сработавших сигнальных чар, заставившее виски бешено пульсировать от звона, стоящего в голове. Аппарировав на задний дворик дома Эвансов, Снейп не заметил ни мелкого Поттера, ни его тётки, зато стал свидетелем того, как двое магглов собираются вынести из коттеджа технику с явной целью обогатиться. Зло плюнув, он наслал на них заклятие, заставив побросать вещи и поскорей смыться, а на само жилище на всякий случай набросил сеть защитных чар, призванных внушить магглам, что этот дом — не их лакомый кусочек, и поживиться здесь нечем.

Легко сказать: «Узнай, не давал ли Волдеморт на хранение мистеру Малфою какие-либо ценные вещи» — да вот только как это осуществить?! И еще — в чем и состоит истинная проблема — все нужно было сделать так аккуратно, чтобы Люциус даже ни о чем не догадался. Что будет в противном случае, Снейп наотрез отказывался даже думать.

Малфоев до сих пор с особым пристрастием трясли авроры, устраивая в мэноре нескончаемые обыски. Хоть за те полгода, что прошли с той злополучной хэллоуинской ночи, Люциусу и удалось при помощи своего красноречия и немалых сумм галлеонов убедить ключевых судей Визенгамота в том, что он действительно находился на службе у Темного Лорда под Империусом, и не попасть в Азкабан — бесконечные проверки изрядно подпортили ему нервы, сделав знатным параноиком. Моуди так просто сдаваться не собирался, заслуженный мракоборец поставил себе цель — посадить в тюрьму каждого, кто носит на руке Метку, а хватка у него была бульдожья.

Это Северус успел испытать на себе, когда отряд авроров под руководством все того же Шизоглаза ворвался в его дом и, связав, отправил в тюрьму, «чтобы лучше воспоминалось». Он пытался считать время, проведенное в камере, но у него ничего не получалось. Только когда его выпустили под поручительство Дамблдора, он понял, что провел там неделю. И эта неделя, видит Мерлин, была одним из самых жутких воспоминаний в его недолгой жизни.

Так что, как ни крути, он теперь крепко обязан директору, а это значило только то, что от неприятных поручений было никуда не деться. Оставалось лишь понять, как выполнить задание так, чтобы не лишиться доверия Люциуса. Дамблдор не ограничил его во времени, но Северус не хотел затягивать, и начал обдумывать этот вопрос сразу же. За неделю так ни к чему и не придя, зельевар решился на отчаянный шаг — он снова взялся доводить до ума свою разработку, которой из-за нагрузки не смог уделить должного внимания в учебном году. Сейчас она казалась почти идеальным решением проблемы.

Это новое зелье было сродни Веритасеруму, у них даже состав был схож, но оно не оказывало такого насильственного воздействия на сознание, скорее, расслабляло, создавая ощущение доверия к окружающим и развязывая язык. Первые испытания были проведены на магглах в местном пабе — в результате Снейп был вынужден стать терпеливым слушателем последних местных сплетен — а из магов Северус испытал его только на себе и остался доволен эффектом. Он битый час стоял перед зеркалом и болтал со своим отражением, едва удерживаясь от желания отправиться на улицу, чтобы поискать другого собеседника.

Как бы то ни было, эксперимент показал — зелье было достаточно действенно и, что являлось приятным бонусом, не вступало в конфликт с алкоголем. Это было на руку изобретателю, ведь за выпивкой гораздо проще добиться «приятной расслабленной атмосферы». Северус далеко не на сто процентов был уверен в том, как оно подействует на Люциуса, однако на свой страх и риск приготовил несколько доз и отправил другу письмо с просьбой о встрече.

Снейп перенесся в назначенное время в Косой переулок. Они договорились встретиться с Люциусом у Гринготтса, и вскоре молодой человек, обернувшись на хлопок аппарации, увидел Малфоя на ступеньках банка, поправляющего мантию. Северус подошел к нему.

— Куда отправимся? — спросил он, внимательно глядя на друга и отмечая про себя неутешительные детали: нездоровый цвет лица, мешки под глазами, легкий беспорядок в прическе, щетину, которая хоть и не очень заметна благодаря цвету волос, но все же присутствует. Да... Если Люц, который в свое время долго добивался того, чтобы он стал уделять хоть какое-то внимание своей внешности, сам перестал следить за собой — значит, дело плохо...

— Сначала нужно зайти снять деньги, а потом... — задумчиво покрутил трость в пальцах Малфой и неопределенно мотнул головой. — Пока еще не решил.

Выйдя из Гринготтса, Люциус спрятал мешочек с галлеонами в карман мантии и, шагая без маршрута, обратился к спутнику:

— Ну что, профессор, как проводишь свой первый отпуск? Хотя можешь не отвечать, над котлом, небось, целыми днями. Кстати, зелье готово?

Снейп кинул на Малфоя обеспокоенный взгляд и нахмурился:

— Ой, не напоминай... А зелью еще две недели настаиваться, если ты, конечно, не горишь желанием отравиться, — услышав его слова, Люциус досадливо поморщился. — Подожди-ка, я же тебе в начале месяца передавал полный пузырек... Он что, уже кончился? Люц? — зельевар остановился. Заглянув блондину в глаза, он увидел там подтверждение своей догадки и задохнулся от возмущения: — Люц!!!

Картинка сложилась: и заторможенная реакция, и нездоровый вид были не чем иным, как симптомами чрезмерного и долгого злоупотребления Феликс Фелицис.

— Слушай, неужели ты будешь спорить, что мне сейчас удача нужна, как никому другому? — невесело усмехнулся Люциус. — Как уж можем, так и крутимся, Сев. Как уж можем...

— Да ты с жиру бесишься! Ты совсем сдурел? Что такого должно было произойти, чтобы ты стал пить Феликс, как воду?! Нет, я в курсе про обыски, но... — Снейпа откровенно несло.

— Разлад с женой, завершившийся ее уходом... — преградил ему путь тростью Люциус, резко перебив, — тебе кажется достаточной причиной? Или необходимо что-то еще?

— Ты и Нарси... Вы что, разводитесь? — Северус выглядел потрясенным. Если речь заходила о паре, которая идеально подходит друг другу, то ему сразу приходила на ум чета Малфоев.

— Разводимся? Не-е-ет... — протянул Люц, невесело усмехнувшись и продолжая путь. — Мы не можем развестись. Но это не отменяет того, что у Нарциссы сдали нервы, и она, обвинив меня в том, что я поставил семью в такое положение, забрала Драко и уехала во французское поместье. Она не сказала ничего, ни когда вернется, ни вернется ли вообще... Но я надеюсь, что она одумается.

Некоторое время эти двое шли молча, думая каждый о своем. Они свернули в Лютный, когда один из них обратился, наконец, к другому:

— Я понимаю, от него становится легко и хорошо, и все такое, но ты же знаешь, чем это может обернуться, — сказал Снейп, немного сбавив тон. — Я ведь вижу, что тебе слишком нравится его принимать. Уж кто-кто, но ты-то...

— Ты преувеличиваешь, — отмахнулся от него Малфой. — Я в порядке, правда... А курс приема Укрепляющего решит все проблемы.

Северус сомневался в истинности его утверждения, особенно после таких доз, но, не найдя аргументов, которые могли сейчас убедить друга завязывать с ловлей лёгкой удачи за хвост, ничего не ответил.

— Да, кстати, мы пришли, — объявил Люциус, распахивая дверь и пропуская его вперед. — Нам сюда.

Устроившись в кабинете и приняв изрядную дозу огневиски, Малфой смог расслабиться, но Снейп был словно на иголках. Трижды успев проклясть про себя Дамблдора, он слушал излияния опьяневшего друга, пытаясь взять себя в руки:

— Нет, ты понимаешь? Это я виноват во всем! И это говорит мне она, та, которая должна меня поддерживать! Надежда и опора, мать ее...

Северус поймал себя на мысли, что именно таким Люциус ему и нравится. Когда он выпивал, и его не видел никто из тех, перед кем нужно было держать лицо, он избавлялся от своей холодной маски аристократа и не скрывал своих эмоций, не чураясь даже простецкой лексики. И откуда только таких слов набрался?

— А в чем виноват-то, а? В том, что хотел, как лучше? Планировал вывести семью на абсолютно новый уровень? Ладно, не хотела ты принимать Метку, тебя ж никто не заставлял, но так-то зачем?! — блондин покачал головой и налил себе еще. — Гребаная Блэк... Никогда не понимал, почему отцу так уперлось заключить помолвку именно с этим чокнутым семейством? И это хорошо еще, что Беллатриса уже Лестрейнджам обещана была, хотя... Она-то, вон, верная, за мужем и в Азкабан пошла, ей не то, что обыски... Андромеда так вообще из дому сбежала, на всех и все наплевала, только чтобы быть со своим грязнокровным парнем... Так в кого же младшенькая, а, Сев?!

Северус пожал плечами в ответ на риторический вопрос, а блондин, с неподдельным отчаянием на породистом лице, продолжал:

— А я понял... Я все-е понял. Она меня не любит. Вот не любит и все. А я вот без нее не могу уже... Сев, я же красивый? — заметив замешательство в глазах Снейпа, он замахал руками. — Не-не, не в этом смысле! Ну, объективно если?

Получив от друга уверенный утвердительный кивок, блондин довольно улыбнулся:

— Во-о-от! Красивый, — стал загибать он пальцы, — богатый, родовитый, влиятельный, умный... Не такой умный, как ты, конечно, но нельзя же во всем быть идеальным!

— Угу. Ты еще забыл упомянуть про скромность, — пригубив виски, буркнул Снейп.

— Именно! Еще и скромный. Так почему она меня не любит?

— Может быть, пить поменьше? И зелий тоже... — осторожное предположение прошло мимо ушей аристократа.

— И не нужен я ей был никогда. А сейчас ей нужен только сын, а я — так... — он неопределенно махнул рукой. — Уехала — и наплевать ей! Ну а раз так, то мне тоже наплевать!

Малфой, словно вспомнив что-то, замер на мгновение, потом попросил Северуса немного подождать и вышел из комнаты. Снейп, поймав момент, достал из кармана жилета фиал с заготовленным снадобьем и, в нерешительности занеся руку над выпивкой друга, гипнотизировал взглядом стакан. Северус не мог отделаться от осознания неправильности происходящего, да и после того, что он узнал сегодня, Люциуса было искренне жаль, а от самого себя стало еще противней. А как бы, интересно, поступил он сам, если бы ему нужно было..? Услышав шаги за дверью, молодой профессор вышел из оцепенения и дернулся, пролив зелье в напиток.

— Ч-черт... — только и успел он прошипеть сквозь зубы да поспешно спрятать пузырек с остатками жидкости обратно в карман, как-то расстроенно-отстраненно констатировав, что, хотел он этого или нет, уже неважно — дело сделано.

Люц появился в компании двух шикарно выглядящих девиц, брюнетки и блондинки. Их внешность была безукоризненна, да и держались они так, что любую из них можно было принять за миссис Малфой, если бы не выражение их глаз и улыбки — притворно-заинтересованные, фальшивые. Когда блондинка опустилась на диван рядом со Снейпом в зазывной позе, он наклонился к Люциусу, и раздраженным полушепотом спросил:

— Зачем?

— А, прости, надо было рыжую поискать, да? Брось! Не все же тебе по своей гр... — Малфой поймал напряженный взгляд Северуса и осекся, — Эванс страдать. Развейся, давай-давай, жизнь продолжается, и мы сидим здесь, а не в Азкабане!

— Себе это скажи, — едко ответил молодой профессор, но возражать перестал.

— А ты вообще со следующего года не просто учитель, а декан, между прочим, Слизерина! Человек, который будет учить и воспитывать наших детей, тех, на ком в будущем будет держаться этот мир! Я считаю, это достойно тоста — за тебя! — Малфой одним махом опрокинул в себя содержимое стакана.

Сердце Снейпа пропустило удар. Он едва сдержал себя от порыва предупредить друга, но тот был слишком стремителен в своей тяге к алкоголю. Секунду Люциус предельно сосредоточенно смотрел на Северуса, потом прикрыл глаза и, медленно проведя ладонью по лицу, встряхнул головой:

— Что это за дрянь?

Снейп никогда еще не был так близок к провалу.

— Что это за дрянь?

Северус замер, немигающим взглядом смотря на Люциуса. Глядя в серые глаза с бешено расширенными зрачками, в которых он не мог прочитать ничего, и даже не пытался — он чувствовал, что напряжен, как сжатая пружина, готовая вот-вот со звоном соскочить. В пустой голове, слегка кружащейся от волнения и, чего греха таить, выпитого, не было ни одной дельной мысли о том, каков же может быть правильный ответ на этот вопрос.

«Вот блядь...»

Впрочем, этого и не требовалось. Тряхнув еще раз волосами, словно прогоняя наваждение, Люциус расслабленно откинулся на спинку дивана и перевел блаженный взгляд на друга:

— Что бы это ни было, это круче, чем Феликс! Я хочу еще! Признавайся, что это за зелье...

И Снейп с заплетающимся после выброса адреналина языком был вынужден признаться. Теперь Люциус на полном серьезе считал, что стал испытателем нового усовершенствованного успокоительного. Северус снабдил его оставшимся флакончиком, а заодно и набросанной беглым неровным почерком инструкцией по применению. Изобретатель, составляя ее, упомянул, что перед важными переговорами и походами в Министерство снадобье лучше не принимать. Он очень надеялся, что завтра, придя в себя, Люц прочтет рекомендации. Северус краем сознания понимал, как ему невероятно повезло, что Малфой был глубоко нетрезв — как и он сам — потому что подозревал, что так лихо и складно врать одному из самых искусных лгунов Британии ему помогает только допинг в виде литра виски.

— И все-таки, с чего тебя трясут до сих пор? Уже ведь... — Снейп сдвинул брови к переносице, силясь подсчитать в уме время, — девять месяцев прошло! Что они за это время еще не нашли?!

— Не знаю, Шизоглаз непокобели... колебимо уверен, что Темный Лорд устроил у меня дома что-то наподобие ячейки в Гринготтсе и поручил хранить свои ценности, — фыркнул блондин, разливая янтарный напиток по стаканам, и зло выплюнул: — Мудак...

— Люц, а... — Северус, опомнившись, покосился на девушек, сидящих рядом, и послал вопросительный взгляд другу. Тот отмахнулся:

— Не бери в голову. За что я люблю это место, так это за железное правило: все, что здесь происходит, здесь же и остается.

— А... — кивнул Северус, удовлетворенный ответом и, ухватившись за сказанное Малфоем, как за ниточку, задал вопрос: — А он не поручал?

— Кто, Моуди? — наградил его недоуменным взглядом Люциус.

— Да какой, к черту, Моуди? Лорд! — всплеснул руками Сев.

— Да если бы! Я перед ним и так и сяк, и пожалуйте, милорд, поместье к вашим услугам, и все такое прочее... И что?! — взял театральную паузу Малфой.

— Что? — с неподдельным интересом переспросил Снейп и даже подсел ближе, сбрасывая с плеча руку блондинки.

— А потом, когда я случайно узнал от Беллы, что он отдал ей на хранение Чашу Хельги Хаффлпафф... — сбился Люц и, собравшись с мыслями, продолжил свой запальчивый монолог: — Ну, помнишь, когда она еще гордая ходила и светилась, прямо как новенький галлеон? Вот почему, если у Лорда была такая реликвия, он отдал ее ей, а? Да я уверен, она с ним спит!

— Думаешь? — Северус всегда замечал, что преданность Беллатрикс граничила с помешательством, но представить ее с Лордом было как-то... странно, что ли...

— Да уверен! Иначе-то с чего? Я ведь надежнее, и хранилище у меня не уступает блэковским, а уж тем более лестрейнджевским. И уж, в отличие от этой ненормальной, я бы точно не стал болтать кому бы то ни было, доверь Лорд мне такую вещь. И я намекнул ему об этом!

— А он?

— Тетрадка! — вдруг вскричал Люциус. — Тетрадка в черной обложке! Обыкновенная, старая, пустая! Я проверял, чары использовал, чтобы раскрыть тайнопись, но ее там нет! Он просто посмеялся надо мной, сунул эту хрень, только чтобы от меня отвязаться! Эх... И вот из-за этого всего я сейчас ссорюсь с Нарси...

Снейп понял, что сейчас вновь последует поток откровений о сложности семейной жизни, и не ошибся.

— А я ведь люблю её... — печально икнул Люциус. — Холодная, как ледышка... Мне так хреново без неё... А ей без меня — нет. Отлично ей! Ну и нам тоже будет ничего так...

Люциус усадил девицу, от которой до этого лишь отмахивался, к себе на колени и стал расстегивать пуговицы на ее блузке, что-то шепнув на ухо, после чего брюнетка подмигнула подруге и игриво улыбнулась. Вторая девушка, поняв знак, прижалась к Северусу сзади, заставив его вздрогнуть и обернуться. В мгновение ока ловкие наманикюренные пальчики раскрыли причудливый флакон, заранее вытащенный из кармана малфоевской мантии, над бокалом Снейпа, капнув туда три капли, прежде чем тот успел что-то заметить.

Северус смотрел, как Люциус обнажает красивую куртизанку, и ощущал легкое возбуждение, которое становилось все сильнее. Обжигающее шею дыхание её подруги, расстегивающей нежными пальчиками пуговицы его сорочки и ласкающей кожу, не добавляло трезвости рассудка, и мужчина, отбросив стеснение и моральные терзания, стал проявлять инициативу, горячо отвечая на ласки, раздевая девушку и помогая ей справиться с его одеждой.

Из блаженного забытья его выдернул писклявый возглас домовика:

— Хозяин Люциус! — заверещал он, переминаясь с ноги на ногу и с истерическим выражением на страшненькой мордочке потянул себя за уши.

— Какого Мордреда ты тут делаешь, Добби?!

— Простите, хозяин, сэр! Добби плохой, Добби накажет себя! — начал причитать эльф и, опустившись на колени, стал биться головой о столик.

— Да что случилось-то?! — рявкнул Люц, раздраженно спихивая с колен девицу. — Отвечай, живо!

— Хозяйка Нарцисса вещи собира-а-а-ает! — зашелся криком домовик. — Вы просили Добби предупредить, когда она появится в поместье, Добби и предупрежда-а-а-ает!

Малфой, до которого дошел смысл истеричных воплей эльфа, мгновенно вскочил и выхватил палочку, видимо, собравшись аппарировать, но, покачнувшись, был вынужден отказаться от этой затеи и перенестись домой с помощью домовика. Оставшись один, Северус с энтузиазмом вернулся к прерванному занятию. Все, что занимало его сейчас — это желание, которое было настолько сильно, что затмевало все мысли.

Словно обезумев, плохо соображая, что делает, он действовал на инстинктах, отдаваясь удовольствию, пока в голове не раздался противный назойливый звон, судя по опыту, не предвещающий ничего хорошего. Даже затуманенный алкоголем, мозг Снейпа понимал, что варианта на самом деле два: либо всплеск магии у малолетнего Поттера, либо мальчишке грозит опасность. Или, если вспоминать, чем обернулся его прошлый выброс, все вместе.

«Нахер я на это подрядился?..» — со смесью раздражения и тоски подумал мужчина

С трудом взяв себя в руки, он, как мог, привел одежду в относительный порядок и, не думая о последствиях, аппарировал.

* * *

Ну неужели! Воистину ценны минуты уединения, и ценить по-настоящему ты их начинаешь почему-то только тогда, когда их становится катастрофически мало. Вот и сейчас, когда Мардж отправилась восвояси, а дети спят, я, решив отметить этот маленький праздник души, достала с полки на кухне бутылку вина, а из дальнего угла машинку и, пробежав глазами содержание последних страниц, вставила новый лист.

Я была так увлечена повествованием, стараясь не стучать слишком громко по клавишам, а может быть, несколько бокалов красного полусухого настроили меня на беззаботный лад настолько, что я не придала большого значения легкому хлопку, прозвучавшему в прихожей. Но вот грохот и последовавшая за ним отборная брань заставили напряженно замереть и превратиться в слух.

Еле слышно ступая и, заодно, стараясь не дышать, я осторожно подошла к двери, ведущей из гостиной, и безуспешно старалась вглядеться в темноту. После того случая проникновения в дом я ожидала чего угодно — но кто бы это ни был, объявляться он не спешил, тратя время на какую-то странную возню.

Мордред! И почему, скажите мне на милость, револьвер спокойно лежит в сейфе в спальне, пока я стою здесь, на ватных от страха ногах и покрываюсь мурашками с ног до головы?! Я отступила назад и чуть не подпрыгнула, наткнувшись на комод, на котором, пошарив рукой и вместе с тем не отрывая взгляда от странной копошащейся фигуры, которая, судя по звукам, начала неспешно подниматься, нащупала латунный подсвечник. Подсвечник!

Сжав в ладони холодное витое основание, я, собравшись с духом, сделала шаг вперед, в это же мгновение включая свет в холле. Каково было мое удивление, когда вместо предполагаемого злоумышленника я увидела перед собой Снейпа! Это было настолько неожиданно, что я едва не выронила свое импровизированное оружие.

— Что тут случилось? — непонимающе нахмурился он и как-то опасно покачнулся.

— А что случилось? — очередь недоумевать и возмущаться перешла ко мне. Его разве не учили, что аппарировать без особого разрешения в чужое жилище — это как минимум, невежливо, а как максимум — и на «гостеприимное» заклятие можно наткнуться?! — И вообще, какого черта ты тут делаешь?!

— У Поттера выброс был? — проигнорировав мои претензии, громче спросил он и сделал шаг вперед, заставляя меня инстинктивно отступить.

— Ну, был, и что? — наш диалог, состоящий из одних вопросов, начал меня уже порядком утомлять. — Гарри на мгновение оживил картинки в книжке и уснул потом, как убитый. Ты-то тут при чем? Ой! У тебя кровь...

Видимо, переместился он неудачно, потому что Северуса, хоть и самую малость, но расщепило. Кожа на кончике уха, наверху, где самый хрящик, была как будто слегка срезана. Да уж, в таком состоянии получить такой смешной расщеп — это нужно в рубашке родиться. Тут бы помог бадьян, но у меня его не водилось. Надо заиметь, мало ли что... Я протянула руку, чтобы убрать волосы и осмотреть рану, но ощутила, как цепкие пальцы с силой перехватили запястье.

— Картинки... в книжке? — окончательно вывел меня из пространных размышлений и заставил покрыться мурашками свистящий шепот почти у самого уха. — Долбаные картинки в книжке?

Я и не заметила, как он оказался слишком близко. Настолько близко, что стало возможным заглянуть в его совершенно безумные чернущие глаза, составляющие одну картину с умопомрачительным запахом крепкого алкоголя и похоти, которым от него сейчас так явно несет. То, как перехватило дыхание и приятно потянуло внизу живота в тот момент, когда я ощутила его близость, было самым красноречивым свидетельством того, что происходящее мне, вопреки здравому смыслу, очень даже нравится.

Эй, мальчик, а ты чего так нервничаешь-то, а? Я тебя, что-ли, из чьей-то теплой койки вытащила? Я кожей чувствовала раздражение, волнами исходящее от него, и понимала, что это одновременно злит меня и... заводит? Зрительная дуэль затянулась, а реакция на его присутствие только напомнила о том, как же давно у меня никого не было. Да уж, видимо, настолько давно, что я всерьез рассматриваю в качестве партнера случайно аппарировавшего в мой дом колдуна, который к тому же еще и разговаривает со мной через губу? Жалкое зрелище... Стало противно от самой себя.

С трудом оторвавшись от темных, словно туннели, в конце которых горело Адское пламя, глаз, я решительно вытащила руку из захвата и, поняв, что разбираться, какого черта он все-таки здесь оказался, сейчас бесполезно. Я подумаю об этом завтра, сегодня вот просто не-хо-чу. Я медленно, но уверенно повела незваного гостя в сторону входной двери, желая только одного — поскорее выставить его из своего жилища.

И мне бы это удалось, если бы не препятствие в виде игрушечной машинки на пути. Мерлин, как я ее пропустила, когда убиралась?! Снейп едва не упал, все-таки перемещение его знатно разметало, но я сумела удержать мужчину на ногах. Потирая ушибленное бедро и здраво рассудив, что не хватало мне еще пьяного тела на крыльце, на радость и без того скептически поглядывающим соседям, я оттащила его в гостиную, сгрузив на диван, и, уставшая, отправилась спать.

Завтра и поговорим. Надеюсь, обойдется без провалов в памяти, и он не забудет, что за цирк тут устроил.

Хочу предупредить сразу: некоторые события, описываемые в главе, имели место в истории, но, как и в большинстве художественных произведений, на доскональную точность не претендуют. За чей-то баттхерт по этому поводу ответственность на себя не беру.

Лето 1940 года, Сент-Питер-Порт

Семь лет жизни у наставника Буше пролетели быстро, я бы даже сказала, незаметно — но это было бы неправдой. Редкие дни не проходили в занятиях и тренировках — он знал, казалось, все обо всем и, к моему счастью, щедро делился своими знаниями, я же в свою очередь старалась впитать их все, как губка.

За эти годы я научилась от Анатоля очень многому. Стоит ли говорить, что охотнее всего он давал мне то, что любил сам: чары, боевую магию и Темные искусства, к которым у меня, по его мнению, был выраженный талант. Он научил меня хранить тайны, защищая свой разум от практически любого воздействия, добился того, что палочка, как и нож, стали продолжением моих рук. Слышать, хоть и нечасто, высокую оценку от учителя было лестно, и от этого хотелось заниматься с ещё большим старанием.

Поначалу меня беспокоило, что я совсем ничего о нем не знаю, но, чем больше времени проходило, тем сильнее он мне открывался, даже когда я просто наблюдала. Сейчас, спустя годы, я понимаю, что ему было очень сложно жить в одиночестве, и он искал того, с кем мог бы хотя бы поговорить. С соседями месье Буше почти не общался, поддерживая лишь вежливые нейтральные отношения, представляясь им этаким добрым пожилым джентльменом, ищущим спокойной жизни и уединения. Но я знала правду. Он был один не потому, что ему этого вправду хотелось — его жену и дочь жестоко убили враги, имевшие с ним счёты из-за того, чем он занимался раньше, до того, как отошел от дел.

Сложно сказать, что повлияло на меня тогда: романтический флер ли в моей голове, которым было овеяно тайное и опасное дело, или же я усмотрела в этом бизнесе идеальное дополнение к той жизни, которая, как я была уверена, меня ждала...

— Запомни, Энди, если ты решила быть наемницей, ты должна рисковать только собой, — горько сказал мне однажды Анатоль. — Чужую кровь ты с рук смыть ещё сможешь, а вот кровь близких — никогда. Ни из сердца, ни из головы не выгонишь.

— У меня не будет семьи, ты же знаешь, — фыркнула я тогда, но его слова крепко въелись в память.

Мы уже говорили об этом. Когда он только начал рассказывать мне о различных темных проклятиях, я практически сразу спросила о своем, и о том, есть ли способ от него избавиться. Глупо и наивно было полагать, что, раз поколения до меня не справились, то мне вдруг удастся — но так хотелось в это верить! Поняв, что выхода не существует, я поклялась себе, что никогда не буду близка ни с одним мужчиной, раз уж это принесёт гибель мне, и сама я стану несущей смерть тому, кто будет мне небезразличен. Я решила, что буду только рада, если на мне это проклятие прервется навсегда.

— Не зарекайся, — глухо ответил он и посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом. Возможно, мне почудилось тогда, но я готова поклясться, что на долю секунды я уловила в серых глазах искорку сочувствия.

Но в целом все было гладко и хорошо, правда, иногда сердце неприятно кололо, когда он, забывшись, называл меня Габи. Анатоль, поняв, что только что слетело с его языка, в такие минуты сразу же замолкал, мгновенно переводя разговор на другую тему и старательно делая вид, что ничего не случилось. Я была ему за это благодарна, хоть и понимала, что обольщаться не стоит. Обижаться я на него не могла, да и вправе ли была? Конечно, нет... Особенно, после того, как в один прекрасный день осознала, что он мой самый близкий человек, даже куда ближе, чем сестра, и никого другого у меня нет.

Письма от Риннон приходили все реже, пока в одном из них, ставшем последним, она честно не призналась, что мистер Принц ждет от нее абсолютной преданности своей новой семье и отречения от прошлой, и просила ее понять. Я поняла. Правда, поняла. В конце концов, она должна быть хорошей девочкой, чтобы избавиться от проклятия, и новая, устроенная жизнь — действительно слишком лакомая награда за послушание, чтобы ее упускать.

Она должна быть хорошей девочкой. А я не должна. Но если ради того, чтобы ей было хорошо, мне нужно забыть, что у меня есть сестра, я забуду. Разглядывая лежащее на столике фото Нонни в подвенечном платье, я была в смятении и едва сдерживалась от слез, пообещав себе, что плакать я не стану. В таком подавленном состоянии меня и нашел Анатоль.

— Чего смурная такая? Что с лицом? — сел он рядом, вопросительно-иронично глядя на меня. — Оно у тебя того и гляди треснет...

Ну вот, опять издевается... Я, отвернувшись, махнула рукой на карточку и письмо.

— А, ты скорбишь по очередному бедолаге, что падет от ведьмовского наследия?

— Да что с ним сделается? — буркнула я. — Она теперь чиста.

— Завидуешь?

— Немного.

Это чувство и вправду клокотало внутри. Злость, обида, зависть... Чтобы успокоить себя и хоть немного примирить с этим свою уязвленную гордость, я придумала железное обоснование, которое объясняло все: ее купили. Увели, как теленка на привязи. А она и не сопротивлялась, пошла и сделала, как велели. Новая семья... Ненавижу...

На мгновение от своих мыслей стало гадко, но я, прикусив до боли щеку и почувствовав на языке привкус железа, как ни старалась, не смогла прогнать их от себя ни тогда, ни впоследствии. Должно быть, я действительно отвратительный человек...

В июле на остров пришли фашисты, солдаты не только Гитлера, но и Гриндевальда. Подавляющее большинство магического населения Гернси к тому моменту поспешили покинуть свои дома, чтобы перебраться в Британию, в которой пока было безопасно. Не было там и военных — заходи и бери без боя. Они и взяли. Учитель, который тоже был занесен в списки на эвакуацию, уезжать отказался категорически, предоставив мне право выбирать, а я, не долго думая, решительно заявила, что остаюсь с ним.

Все было до тошноты благопристойно, такое ощущение, что у людей просто сменился хозяин, а они и не заметили. Новую власть приняли без волнений и конфликтов, а если они и имели место, то утихали за закрытыми дверями на кухнях и гостиных, не успев разгореться. Были такие всплески и у нас дома — Анатоль, плюясь ругательствами, как ядом, материл сквозь сжатые зубы гриндевальдовских оккупантов, называя их зарвавшимися ублюдочными щенками без чести на поводках у безумного придурка, а я, как могла, успокаивала его, часто принимая эмоциональный удар своего импульсивного наставника на себя.

Лучше уж так, чем... Я очень боялась, что рано или поздно, когда он не сможет сдержать себя в руках, случится непоправимое — о жестокости фашистских солдат ходили ужасающие легенды. Поговаривали, что те, кто живет под девизом «Ради общего блага», для достижения своих целей и впрямь не обременяли себя излишними моральными принципами и были способны на что угодно.

Однажды этот черный день настал. Тогда на остров впервые привезли первую партию французских военнопленных. Их вели по улицам через весь город, сопровождаемых конвоем из добровольцев вперемешку с силами захватчиков. Пленные шли мимо провожавших их взглядами жителей, и, к несчастью, среди толпы местных оказался Буше. К несчастью, среди пленных был его старый школьный друг. К несчастью, они встретились глазами. К несчастью, наставник не сумел сохранить хладнокровие и выхватил палочку. К несчастью...

Я вытирала мокрые тарелки, когда услышала грохот распахнутой настежь входной двери и, почувствовав беду, не медля ни секунды, помчалась в холл. На полу навзничь лежал мой учитель, и из-под него с пугающей скоростью растекалась кровь. Он глухо застонал, а я, сбросив оцепенение ужаса, бросилась к нему и аккуратно перевернула, помогая устроиться полулежа у дверного косяка. Мертвенно-бледная кожа, сквозь которую чернели кровоподтеки из-за лопнувших от нечеловеческого напряжения сосудов, не оставляла сомнений — его долго мучили непростительным, а грудь вся была исполосована глубокими порезами.

Растерявшись, я пыталась зажать их руками в надежде остановить кровь, не понимая, насколько эти попытки бесплодны. Мои рыдания прервал Анатоль, перехватив мою руку и изо всех сил, что у него еще оставались, больно сжав ее — как он всегда делал, когда требовал от меня собраться. Я охнула, зато смогла взять себя в руки и, сделав пару глубоких вздохов, прогнавших пелену слез, осознанно взглянуть ему в глаза.

— Времени мало, так что не трать впустую, слушай внимательно...

Он говорил едва слышно, но много, рассказывая про тайники в доме, где лежат деньги и наиболее ценные вещи, перечислял все то, что я обязательно должна взять с собой и сохранить, а от чего должна избавиться, периодически пресекая едва сдерживаемые мной приступы истерики. Наставник попросил меня уменьшить его тело, сжечь и уничтожить заклинанием прах, а я с вызывающим оторопь спокойствием внимала его воле, не смея возражать. Еще он рассказал мне, что есть человек в Сопротивлении, который может обо мне позаботиться, и, попросив письменный набор, игнорируя мое неуверенное «справлюсь сама», нетвердой рукой набросал для него записку. Черкнув размашистую подпись, он протянул мне окровавленный пергамент:

— Держи, печать сама поставишь... Видишь, какой я дурак, Энди? Как жил по-дурацки, так и сдох... — он закашлялся, отхаркивая кровь. — Зря я тебя послушал, надо было отправить в Лон...

Он не успел договорить, тяжело захрипел и спустя пару мгновений затих. Не помню, сколько времени я провела на коленях возле него, давясь слезами и красными по локоть руками тряся Анатоля за плечи. На что я надеялась? Что это всего лишь жуткий сон, и он сейчас очнется, назовет меня глупой сопливой дурочкой, никчемной девчонкой, и все снова будет хорошо? Не знаю... Вряд ли в такие моменты вообще можно о чем-то думать, кроме всепоглощающего горя.

Когда до меня дошло, что он уже сказал свои последние слова и больше никогда не взглянет на меня, я, удивляясь страшной гулкой пустоте, возникшей внутри, прикрыла смотрящие сквозь меня серые глаза и нашла свою волшебную палочку...

Северус пошевелился, сквозь сон ощутив, как затекла спина от лежания в неудобной позе. Перевернувшись на другой бок, он на секунду приоткрыл глаза и тут же их зажмурил, тихо застонав, когда поймал яркий солнечный луч, словно чертов прожектор, светящий из окна. Голова раскалывалась нещадно, но даже краем своего воспаленного мозга он сумел понять, что обстановка ему незнакома. Ну да, логично. В его-то собственном доме от солнца надежно защищали жалюзи, не пропуская назойливый свет, здесь же... Невольно возник вопрос: где же он тогда?

Более продолжительный и детальный осмотр позволил увидеть смутно знакомую гостиную, в которой он спустя некоторое время узнал обновленный интерьер дома Эвансов, где был лишь однажды и недолго, после той встречи с Петунией на игровой площадке. Петуния! В трещащей по швам голове вспыхнули воспоминания о вчерашнем вечере, и от них захотелось вообще перестать существовать в природе.

Бросив беглый взгляд на часы и чертыхнувшись сквозь зубы — Мерлиново исподнее, без пятнадцати пять утра! — Северус сел и огляделся, нашаривая рядом палочку. Он понял, что больше не сможет уснуть, ровно как и покинуть этот дом, пока никто не видит — после того, что он натворил вчера, попытка бегства выглядела бы жалко. Нужно было дождаться Петунию и хотя бы попытаться извиниться.

Снейп поморщился. Зная старшую Эванс, он ожидал скандала на повышенных тонах, но огрызаться и пререкаться считал себя не вправе после того, как вчера вел себя неподобающе. Аппарировать в таком виде в чужое жилище без разрешения уже было большой ошибкой, а уж грубить хозяйке дома да и... Кхем... Похоже, он сошел с ума.

То, что он почувствовал к Петунии, было за гранью его понимания. Сколько Северус помнил себя, она всегда была для него чем-то вроде назойливого раздражителя, этакой осенней мухи, которая, когда он ее видел, не переставая, жужжала, вечно чем-то недовольная. Сейчас же от нее исходило что-то новое, и Снейп поймал себя на мысли, что это что-то было настолько сильно, что заставило его на время потерять контроль над собой.

Очистив бокал, стоящий на столике, и не единожды наполнив его водой, Северус утолил сумасшедшую жажду, тем самым вернув себе спустя некоторое время способность хоть как-то мыслить. Теперь его мучил вопрос: во сколько же подъем в этом семействе? В поле его зрения попала кипа бумаг, и он, поколебавшись для порядка, притянул листы к себе и погрузился в чтение.

Он ожидал увидеть что угодно — да честно говоря, ничего особенного он и не ожидал, просто пытался скоротать время — но факты, скупыми машинописными буквами отраженные на страницах, потрясли его. Чем дальше Северус читал, тем сильнее он был шокирован. Снейп ощутил себя полным дураком, и это чувство, вкупе с похмельной тяжестью, заставило его скривиться. В воспаленном мозгу бился целый рой беспорядочных мыслей:

«Магия, война... Сестры, немцы, Принцы... Принцы?! Что за... Что за бред?!»

Увлекшись, он не услышал легких шагов по лестнице и не сразу заметил стоящую в дверях со скрещенными на груди руками Петунию. Она окинула взглядом стол с разложенным на нем ворохом листков, побледнев, прикрыла на мгновение глаза и возмущенно уставилась на него. Северус инстинктивно дернулся, но, разозлившись сам на себя, метнул на хозяйку дома раздраженный взгляд. От её растерянности не осталось и следа, теперь на лице молодой женщины появилась ехидная усмешка:

— Ну, как здоровье? Чай, кофе, или чего покрепче? — елейным голосом пропела она, опустив руки, но потом, нахмурившись, вновь нервным жестом сцепила их на локтях.

— Что это? — проигнорировав ее выпад, потряс он листком, зажатым в пальцах, и с выражением полного недоумения на лице, повернулся к ней.

Петуния сделала глубокий вздох и, замешкавшись на мгновение, в течение которого распекала себя на все лады за свою дурость и небрежность, фыркнув, ответила:

— Ерунда. Да и какая разница? Вообще-то, это личное, — она протянула руку с намерением забрать свое, но ее маневр не увенчался успехом.

— Ерунда? Личное?! Ты вообще хоть знаешь, что здесь написано?! — раздраженно прошипел он и поморщился от накатившей головной боли, заставив свою собеседницу искривить губы в злорадной усмешке.

— Ну, разумеется, я знаю, — она почувствовала, как желудок свело спазмом, а кончики пальцев похолодели от волнения. До нее уже дошло, что она попалась, причем попалась абсолютно бездарно, и все, что ей сейчас остается — это пытаться сделать хорошую мину при плохой игре. Судорожно соображая во время невозможно короткой паузы, что бы такого сказать, чтобы отвязаться от этого типа, который что-то начал подозревать, она решилась: — Это же я писала. Только не понимаю, что тебя так удивило? Обычная фантастика, роман.

— Фан... Что? — нахмурился Снейп. — Роман?

— Ну да, литературный жанр такой есть, — ответила Петуния осторожно, словно ступая на тонкий лед.

Северус перевел взгляд с нее на текст, пробежавшись по нему глазами, и снова посмотрел на Петунию, оперевшуюся о дверной косяк.

— Столько сведений о магии...

— У меня сестра была ведьмой, если ты не забыл.

— А фамилию Принц откуда взяла? — уже куда менее агрессивно уточнил он.

— А фамилию я выдумала, — продолжила самозабвенно врать девушка, чувствуя, что головокружение отступает и она снова может нормально дышать. — По-моему, звучит красиво. А что?

Снейп открыл рот, но тут же захлопнул его, разглядывая Петунию и в задумчивости похлопывая кончиком пальца по сжатым губам. Он ощущал себя не в своей тарелке, сознавая, что, вместо того, чтобы извиниться за вчерашнее, только все ухудшил, и испытывал острую необходимость оправдаться:

— Да так... Ничего... Просто у матери была такая фамилия раньше. И она мне рассказывала, что бабушку Риннон звали.

Теперь хозяйке пришел черед удивляться — она с трудом подавила судорожный вздох, услышав его слова, но сумела быстро взять себя в руки, не выказав своих чувств.

— Да? — голос на мгновение подвел ее, выдав нечто слишком высокое. — Бывает же такое... Ну ты, это, листы-то положи. А то мне его еще дописывать...

Петуния судорожно соображала, что делать дальше. Внутри она ощущала какую-то дурацкую, иррациональную радость, больше смахивающую на эйфорию, борющуюся со смятением и непонятным страхом. Выпрямившись и расправив плечи, которые заболели от напряжения, она обратилась к своему невольному гостю:

— Все-таки, может, чаю? Скоро дети проснутся.

— Да, пожалуй, — Снейп отмер и, смущенно кашлянув, собрал рукопись в аккуратную стопочку. — Ты это... Извини. Взгляд сам наткнулся, я...

— Да ладно... Все хорошо. С сахаром? — скрылась она в глубине кухни.

— Что с сахаром? — Северус все еще в какой-то прострации последовал за ней. — А, чай... Да, благодарю. Три ложки, пожалуйста.

Когда маленький Поттер спустился в пижаме и уставился на него, потирая глаза кулачками, Северус, до этого перекидывавшийся общими фразами с хозяйкой, поспешил откланяться. Пока он шел до своего дома в Тупике, он прокручивал в голове то, что прочитал сегодня. Поразительно, но он ни за что бы не сказал, что Петуния может написать нечто подобное. Примечательным было то, что при том, как ею старательно изображалась неприязнь к миру магии, она умудрилась столько узнать. Интересно, у Лили спрашивала или сама тайком ее книги читала?

Эти мысли не отпускали его, не давая сомкнуть глаз и тогда, когда он, утолив вновь накатившую дикую жажду, пытался заснуть. Северус вертелся в постели, бесконечно вспоминая сегодняшнее странное утро. Ему когда-то приходилось бывать в магической части Ньюпорта, и то, насколько точным был эффект присутствия на улицах этого прибрежного города после прочтения текста, не давало покоя. Неужели она тоже там была? Но как? В этом было что-то странное... Да и то, как Петуния писала о творимых заклятиях, упражнениях, зельях...

В памяти начали всплывать и другие детали, которые напрочь отказывались укладываться в голове, и среди них два слова — имя — зацепка, ниточка, за которую очень хотелось потянуть. Поняв, что сон сегодня не для него, Северус влил в себя порцию бодрящего и обезболивающего и написал письмо Малфою с просьбой о встрече. Друг ответил быстро, и спустя полчаса Снейп уже стоял у ворот мэнора.

Люциус обнаружился не в кабинете, как обычно, а в игровой комнате сына. Он сидел на ковре и держал Драко на коленях, палочкой зачаровывая игрушки в домашнем кукольном театре. Северусу даже стало неловко от созерцания этой идиллии, словно он вошел в неподходящий момент и застал хозяина дома за чем-то слишком личным. Малфой взглядом попросил Снейпа чуть-чуть подождать, не отрываясь от своего занятия. Когда вскоре представление закончилось, и мальчишка счастливо рассмеялся, захлопав в ладоши, отец передал его заботам домовушки и пересел в кресло напротив друга.

— Значит, они вернулись? — Северус недоуменно проводил белобрысого малыша глазами. — Но... Как?

— Слава Мерлину. Что вчера, конечно, было... — закатил глаза Люциус. — Я такой Нарциссу никогда не видел. Забудь про то, что я тебе говорил раньше — она еще и сестер своих переплюнет. Чистая блэковская страсть!

— И что теперь? Это насовсем?

— Надеюсь. Нарси, по крайней мере, дала понять, что все теперь зависит от меня, а я их обратно отпускать не намерен. Надеюсь, ничего из ряда вон выходящего не предвидится.

— Слушай, если нужно, то я придумаю что-нибудь с Феликсом, чтобы приготовить его побыстрее... — Снейп развел руками. Он чувствовал себя виноватым за вчерашнее и теперь хотел попытаться загладить вину и успокоить совесть.

— Нет, не нужно, — прервал его Люциус. — Торопиться точно не стоит. Да и вообще, ну его, если честно. Нет, от заказа я, конечно, не отказываюсь, но... Видишь ли, друг мой, я сейчас в полной мере начинаю сознавать, как мне на самом деле везет.

Всем своим видом подчеркивая, как он собой доволен, Малфой приосанился.

— Ты просто так, или дело есть? Что-то мне подсказывает, что второе предположение ближе к истине.

— Ты прав, — помявшись, ответил Северус. — Скажи, зная только имя, как я могу узнать, существовал ли такой человек на самом деле, и уточнить некоторые факты его... биографии?

— Интересный вопрос. Чьи скелеты ты собрался вытаскивать на свет? Кто он? Или... Она?

— Она. Но сейчас ничего больше не могу рассказать, пока сам многого не пойму.

— Это интригует... — прищурился Люц. — Что это за незнакомка, которая заставила тебя вытащить голову из котла?

— Ничего интригующего, — фыркнул Снейп. — Это касается семьи матери, мне нужно кое-что уточнить, вот и все. Так у тебя есть на примете такого рода «справочная»?

Заметив, как интерес Люциуса тает на глазах, он не мог не усмехнуться.

— Надо подумать... Добби! — перед магами возник эльф и подобострастно уставился на Малфоя. — Принеси сюда пергамент и перо!

Письмо с запросом было отправлено, и через пару часов филин вернулся с положительным ответом. Поблагодарив друга за помощь, Северус уже в намного лучшем расположении духа отправился домой, чтобы на следующий день встретиться с информатором.

Он сидел в дальнем углу «Дырявого котла» и нервно крутил в пальцах чайную ложку, когда за столик подсел пожилой колдун, заставив Снейпа вздрогнуть.

— Итак, молодой человек, — его глаза блеснули из-под густых седых бровей. — Вы принесли то, о чем мы договаривались?

Северус выложил на столешницу мешочек с галлеонами.

— Отлично, — довольно улыбнулся старик, пряча деньги в карман мантии, — значит, перейдем сразу к делу. Мисс Уолш — что вы хотите о ней знать?

— Все, что знаете вы, — нервно сглотнул парень и приготовился слушать.

Маг пожал плечами и начал:

— Родилась в двадцать втором году близ Уайнваура, вроде в семье была еще и сестра-двойняшка, но тут до конца ручаться не могу, про детство вообще мало, что известно, все-таки слышно о ней стало только после падения Гриндевальда. Поговаривают, что она с материка приехала. Появилась в Лондоне и бурную деятельность развела, за такие дела бралась, какими не брезговали лишь последние отморозки.

Старик еще сильней понизил голос и, слегка наклонившись к собеседнику, продолжал:

— Со стороны казалось — беспринципная сука, почище небезызвестной мадам Лестрейндж. Так-то оно так, да не совсем... Имелись пунктики, имелись... Например, детей она не трогала. Если было можно, отсрочку у проклятия делала, если нет — и вовсе отказывалась. Суть одна — не по ее это части. Или, вот, взять методы её работы...

Чем больше колдун говорил, тем мрачнее становился Северус. Внутри у него бушевал ураган эмоций, и он только и ждал момента, чтобы обрушить их на ту, что его обманула, не поведя бровью, и призвать ее к ответу.

— А потом, как появилась внезапно, так же и исчезла, долго ее никто не видел. Спустя время, говорят, вернулась, видали ее, но больше в громких делах замечена не была.

Поблагодарив словоохотливого мага и распрощавшись с ним, Снейп вышел из паба словно оглушенный.

«Петуния! Пету-у-уния... Да черта с два!» — рычал его внутренний голос.

Нужно было слегка охладить голову, хоть чуть-чуть прийти в себя, поэтому вместо аппарации был выбран полет. Преодолев расстояние до Коукворта и приземлившись в безлюдном квартале, он подошел к дому Эвансов и постучался в дверь. Когда на пороге появилась хозяйка, испуганно выглядывающая из приоткрытой на ширину цепочки двери и уже собирающаяся захлопнуть ее перед его носом, Северус усмехнулся про себя и сорвал хлипкую преграду, на ходу вытаскивая палочку. Он оттеснил женщину вглубь прихожей, перекрыв пути к отступлению и почти прижимая к стене.

— Фантастика, говоришь? — угрожающе прошипел он над самым ее ухом.

Когда за Северусом закрылась дверь, я с трудом могла понять, что чувствую. Это же... Это ее внук! Подумать только... Или, может быть... Нет, это совершенно точно, в такие совпадения я не верю, да их попросту не бывает! Когда эйфория схлынула, точивший меня все это время червячок сомнения, от которого я благополучно отмахивалась, стал донимать меня с новой силой.

Что я знаю о нем, кроме очевидного, выясненного только что? Кто он такой? Что делал раньше и чем занят сейчас? Судя по всему, парень неглупый, и, если он сегодня принял мое скомканное, выдуманное на ходу оправдание за чистую монету — не факт, что рано или поздно его тоже не одолеют сомнения и догадки. Поэтому мне нельзя расслабляться!

Да и вообще... Пора взять себя в руки. Так бесталанно проколоться — нет слов! Да что со мной?! Ей, Мерлин, может быть, тело у меня и молодое, но вот мозгам явно пора в утиль. Одна надежда, что это не полностью моя вина, как-никак они раньше принадлежали Петунии.

Личность новоприобретенного родственника интересовала меня все сильней и сильней, и я понимала, что начинать искать информацию о нем стоит отнюдь не у магглов. Что ж... Если я все помню правильно, у меня получится. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Решившись, я не стала откладывать встречу в долгий ящик.

Позвонив пожилой соседке, бывшей воспитательнице, коротавшей нынче деньки на пенсии и так кстати предложившей свои услуги, я встретила ее, показала дом, и, сопровождаемая встревоженным синхронным ором двух детских голосов, медленно пятясь к выходу, вскоре оказалась на свободе.

Когда я впервые столкнулась с выбросами Гарри, то, перебирая в уме знакомых магов, к которым могла бы обратиться, тут же вспомнила Итана, но отказалась от этой затеи, опасаясь в лучшем случае вежливого «Прошу прощения, мы знакомы?», которое могло значить только «Я тебя раз и навсегда забыл», а то и чего похуже...

Вот и сейчас я не была до конца уверена, что поступаю правильно, и волнение вкупе со временем, что я провела перед зеркалом, собираясь, только усилили мои сомнения. Но я не знала никого другого, кто мог бы мне помочь сейчас. Соваться в таком виде к другим знакомцам... Я не могла рассчитывать, что они меня поймут, как не могла, разумеется, ручаться и за Итана, но... Почему-то при мысли о бывшем друге возникала надежда, что он все воспримет правильно.

Спустя четыре с половиной часа за рулем, во время которых я старательно гнала от себя навязчивое беспокойство, я очутилась перед маленькой скромной антикварной лавкой в Лондоне. Этот магазинчик тут уже давно, и с первого взгляда может сложиться впечатление, что здесь нельзя найти ничего примечательного, но это будет очень большим заблуждением с вашей стороны. Взять... Да хотя бы его хозяина!

Итан Бейкер, неисправимый романтик, чья страсть — все прекрасное, что только есть в мире, и его коллекционирование, держал этот бизнес скорее для души, нежели для того, чтобы зарабатывать на хлеб. Даже тех денег, что мы с ним выручили, работая когда-то в паре, должно хватить не только ему, но и его детям, и, возможно, даже внукам до конца их жизни. Было немного страшно. Каким он стал? Как отреагирует, узнав, что это я? Мы не виделись столько лет! Я перестала наводить справки о его жизни и успокоилась, узнав о его женитьбе.

Тогда, тридцать пять лет назад, у моего бедового напарника была одна привычка, которую я всячески порицала, но сделать с ней так ничего и не смогла — Итан частенько тянул из чужих домов какие-нибудь безделушки, «на память», как сам выражался, и отучить его от этого не могло ничто, покуда он однажды не попался, едва не погибнув от проклятия, таившегося в статуэтке, так опрометчиво схваченной им. Оказалось, что в тот вечер хозяева все-таки ждали гостей и, судя по оставленному «подарку» — именно нас. Я успела нейтрализовать чары, едва избежав несчастья, и парень остался жив, отделавшись легким испугом.

Собравшись, я толкнула дверь, осторожно ступая внутрь, и над моей головой сию секунду зазвенел колокольчик, заставив меня вздрогнуть. На его зов в зал вышел Итан. Нет, не верно, не то. Тот, кого я знала, казалось, исчез бесследно, и сейчас передо мной стоял мистер Бейкер: солидный джентльмен в хорошем костюме с небольшим количеством благородных серебристых нитей седины в аккуратно уложенной прическе.

«Хор-р-рош», — поймала я себя на мысли.

— Добрый день, мэм, добро пожаловать. Могу я чем-нибудь помочь?

Отметив про себя, что голос у него, в отличие от внешности, почти не изменился, я слегка улыбнулась и кивнула.

— Да, сэр, я хотела бы оценить одну вещь, — кивнула я и принялась расстегивать сумочку. — Только это очень старинная и тонкая работа, не могли бы мы обсудить это... Не здесь?

Он удивленно вскинул брови, но в карих глазах промелькнула заинтересованность, которая все решила, и я была препровождена в кабинет, скрытый в недрах лавки, и усажена в кресло.

— Итак? — устроившись напротив, развел он руками, вопросительно глядя на меня.

Я не торопилась с ответом, разглядывая комнату, остановившись на безделушке, нашедшей свое место на широком дубовом столе, рядом с оптикой. Маленькая изящная балерина, такой тонкой работы, что она казалась пятидюймовой копией настоящей живой женщины — казалось, она сейчас повернет голову, горделиво посмотрит на тебя и элегантно поклонится.

Я слишком хорошо помнила, как эта маленькая леди оказалась у него, и его слова, сказанные в тот момент, и надеялась, что помнит их и он. Протянув руку под напряженным взглядом хозяина и легко погладив указательным пальцем балерину по голове, я послала ему улыбку:

— Все-таки, я вижу, она и вправду стала твоим талисманом...

Этот долгий путь стоило проделать только для того, чтобы в повисшей тягучей тишине наблюдать его вытянувшееся от удивления лицо — «мистера Бейкера» как не бывало! Я едва удержалась, чтобы не расхохотаться в голос, но подумала, что это слишком жестоко, и решила подождать, пока он справится с шоком, сядет в кресло и вернет себе дар речи.

— Умеешь ты эффектно появляться... — усмехнулся он. — Но как?! До меня дошли слухи, что ты умерла, я отказывался поверить...

— Сейчас! — фыркнула я. — Умерла, ага. Хотя в каком-то роде ты прав.

Приняв из рук отошедшего от потрясения и вспомнившего о гостеприимстве Итана чашку крепкого чая и вдыхая приятный аромат, я, наконец, позволила себе расслабиться.

— Отлично выглядишь, — протянул он, по новой оглядывая меня. — Не этого ли ты хотела?

— И да, и нет, — пожала плечами я. — Но сейчас не об этом. Мне очень нужна твоя помощь.

— И чем же я могу тебе помочь? — удивился он.

— Мне нужно узнать как можно больше об одном человеке. Сможешь?

— Смотря о ком, — сложил он руки в замок. — Кто-то из Министерства?

— Думаю, нет. У меня есть имя — Северус Снейп. Найдется что?

Итан в задумчивости наморщил лоб и поиграл пальцами:

— Что-то такое мелькало года два назад... По крайней мере, припоминаю... — после небольшой паузы он вскочил с места и направился к стеллажу, откуда снял внушительную газетную подшивку, которую, прикинув что-то в уме, стал быстро листать.

— Снейп, Снейп... — бормотал он себе под нос, пока не замер, вчитываясь в текст. — Вот оно!

Бейкер развернулся ко мне и посмотрел недоуменно:

— С каких пор у тебя появились общие дела с зеленой порослью меченых?

— А что там пишут? — подобралась я. Так и знала, что тут не все чисто!

— Да ничего особенного, кроме того, что этот твой Снейп фигурирует в списках Пожирателей, но почему-то он не в Азкабане, как большинство его приятелей, — он пассом палочки сделал копию с листа и протянул мне. Почему мне стало так не по себе от этого простого действия? Ладно, сейчас важно не это.

— А вот почему? — я пробежала глазами статью и взглянула на него. — Можешь узнать?

Итан молча кивнул, подошел к камину, и, кинув туда горсть пороха, переговорил с кем-то, потом вернулся ко мне.

— Поищем, завтра к утру, скорее всего, у тебя на руках будет по нему материал. И все-таки — Пожиратели? — нахмурился он. — С чего тебя вдруг туда потянуло?

— Ты за меня волнуешься? — прищурилась я, а сама едва ли не ликовала внутри, убеждаясь с каждой минутой — он на меня не злится. Поразительно!

— Упаси Мерлин! — поднял он руки. — Зная тебя, я за них волнуюсь. Хотя нет, вру. Не волнуюсь. Но это не отменяет того, что мне, как минимум, любопытно.

— Пока секрет, — загадочно улыбнулась я. Один факт потянет за собой все, но до этого никому, кроме Анатоля, я не рассказывала об особенностях нашей семьи, и теперь начинать было тоже неловко, хотя бы потому, что я элементарно не знала, с чего начать. Раз уж я не стала рассказывать об этом тогда, то сейчас это будет... глупо как-то?

— Ладно, секрет, так секрет, — согласно кивнул он. — Надеюсь, когда-нибудь ты все же решишь поделиться причинами своих поступков.

Я почувствовала в словах Итана тонкий намек, но думать о нем, если я истолковала его верно, было как-то... больно, что ли? Я ощутила укол совести и, чтобы скрыть затянувшуюся паузу, решилась спросить как можно аккуратнее:

— А могу я через тебя приобрести артефакт, закрывающий аппарацию в дом, м-м?

— Аппарацию? Ну, вообще-то ничего сложного, только зачем? Не проще ли чары?

— Видишь ли, — покачала я головой, — с некоторых пор чары и я — несовместимые вещи...

После того, как я поведала ему усеченную и подвергнутую цензуре версию того, как ведьма Эндрейст стала магглой по имени Петуния, на Бейкера было страшно смотреть.

— Да-а... — озадаченно протянул он. — Мне стоило догадаться, что, будь ты сама в состоянии найти информацию, то не пришла бы сюда... — получив мой утвердительный кивок, он усмехнулся. — Ну хоть какой-то плюс в твоем положении. Шучу! Ну раз так, то, может быть, я могу тебе с этим помочь? Покажи мне, где ты живешь, и я все сделаю.

— Не стоит, я думаю, блокиратора будет достаточно.

— К тебе в дом что, уже вламывались? — обеспокоенно посмотрел он.

— Никто ко мне не вламывался, но быть начеку не помешает, — пожала плечами я.

— Энди, послушай, если тебе нужна помощь...

— Под! Послушай ты меня: никто ко мне не вламывался. У меня все в порядке, — тоном, не терпящим возражений, отрезала я.

Только спустя долгий миг, на протяжении которого он как-то странно на меня смотрел, до меня дошло, что я только что ляпнула! Захотелось провалиться сквозь землю от неловкости. Это же надо... Мерли-и-ин! Если ты отнял у меня магию, награди хотя бы даром сначала думать, а потом говорить!

— Есть, командир! — вытянулся он в кресле и шутя отдал честь. — Достаточно, значит достаточно, завтра вместе с бумагами пришлю.

Я облегченно выдохнула — зря волновалась, я-то думала, это его разозлит, а на самом деле, скорее, удивило. Он, если приглядеться, ничуть не изменился, и, если быть честной, я провела чудесный вечер в компании Итана, забыв о часах. Я опомнилась только тогда, когда он отправился закрывать магазин. Вот дура! У меня там дети, а я... Да и он домой торопится, наверняка — у него, как-никак, семья...

Продиктовав на прощание адрес, я вышла под затянутое темными низкими тучами небо и отправилась домой. На выезде из Лондона была небольшая пробка, по крыше успокаивающе барабанил дождь, и я откинулась на сиденье, прислушиваясь к звучащей по радио песне*:

The other woman finds time to manicure her nails,

The other woman is perfect where her rival fails,

And she's never seen with pin curls in her hair.

The other woman enchants her clothes with French perfume,

The other woman keeps fresh cut flowers in each room,

There are never toys that's scattered everywhere.

And when her old man comes to call,

Hell find her waiting like a lonesome queen.

'Cause when she's by his side,

It's such a change from old routine.

На мгновение стало вдруг как-то зябко, словно соседнее авто вел дементор, и я застегнула жакет, включив посильнее печку. Из динамика все лился красивый низкий голос певицы:

But the other woman will always cry herself to sleep,

The other woman will never have his love to keep.

— And as the yea-a-ars go by-y-y-y, the other woman-n-n will spend her li-i-ife alo-o-o-one... — тихо в унисон протянула я.

*Nina Simone — The Other Woman

https://music.yandex.ru/album/1951852/track/17659469

Мои глаза в тебя не влюблены,

Они твои пороки видят ясно.

Но сердце ни одной твоей вины

Не видит, и с глазами не согласно.

Уильям Шекспир. Сонет 141

На полу визжал и корчился мужчина, выгибаясь дугой от адской боли. Его мучитель, как ни нравилось ему наблюдать за агонией, был вынужден снять заклятие, опасаясь, что жертва слишком быстро лишится рассудка. Допустить это было никак нельзя — хоть он и добился многого, но самое главное еще только предстояло узнать.

— Хватит! Я все сказал! Я не знаю, где она, здоровьем матери клянусь, не знаю!

— Матери... — прошипел волшебник. — А что, хорошая идея. Я ведь знаю, где живут твои близкие. Как думаешь, сколько секунд пытки сможет выдержать сердце старухи, прежде чем разорвется? Я обещаю, ей будет больно, дьявольски больно, если ты сейчас не скажешь мне, куда отправил...

— Я не знаю, клянусь, не знаю! — на него было жалко смотреть.

— Неправильный ответ, — покачал головой Итан. — Круцио!

Каркаров снова зашёлся воплями.

— И все-таки? — сняв заклятие, повертел он в руках чужую палочку, оказавшуюся на удивление послушной.

— Подожди-и-и! — взвыл Игорь, видя, что красный луч вновь норовит сорваться с конца палочки в руках Итана. — Я все сказал: она должна переродиться магглой! Но ни место, ни времяа-а-а-а-а!!! — Итан, разочарованный скудной информацией, не скупился на пыточные.

— Ты не знаешь, я уже понял, — продолжил за него Бейкер и, скривившись, выплюнул: — Зачем ты только живешь, а? Хотя... С паршивой овцы хоть шерсти клок, — он вытащил из ножен кинжал и оскалился. — Узнаешь? Ты убил им ее, им же я убью тебя. Будет справедливо, не находишь?

Каркаров инстинктивно попытался отползти назад, но Итан, перехватив его голову, полоснул лезвием по горлу, и комнату наполнил тяжелый металлический запах. Потом Итан достал из кармана пиджака флакон и приставил его к ране, из которой толчками выплескивалась кровь.

* * *

Проводив Эндрейст, Итан откинулся в кресле и посмотрел на сейф, в котором хранились ее палочка, нож и пузырек с кровью убийцы под чарами сохранения. Он и мечтать не мог, что все так обернется — особенно после того, как еще неделю назад не представлял, где ее искать, а тем майским вечером и вовсе едва не поверил в то, что Энди больше нет.

Но иногда судьба преподносит сюрпризы, к которым подготовиться невозможно. Она нашла его сама, попросив помощи, и в этом поистине было что-то символичное. В своем новом облике она была такой непривычной: юная, тщательно скрывающая свою растерянность, пытающаяся побороть реакции и мимику ее нового тела... Непривычная, но такая узнаваемая!

Он вспомнил тот день, когда два месяца назад аппарировал в центр деревушки и, ориентируясь по колдографии, нашел нужный ему дом. Новостей не было уже несколько дней, и это не могло не настораживать. Его человек разводил руками — мисс Уолш нигде не появлялась — и предлагал заглянуть в дом, но Бейкер, не особенно доверяя кому бы то ни было, решил отправиться туда сам.

Он шел, меряя шагами аллею, и размышлял о том, что могло случиться. Итан убеждал себя в том, что она просто куда-то уехала — по крайней мере, отсутствие защитных заклинаний вокруг дома говорило о том, что жильцы его покинули. Решив убедиться в этом лично, мужчина потянулся к дверной ручке, и в этот момент его едва не хватил удар. Кто, Мерлина ради, уезжая, не запирает свой дом?!

С плохим предчувствием отворив дверь и шагнув внутрь, Итан ощутил, как его сердце едва не остановилось. Этот запах невозможно было перепутать ни с чем другим... Замерев у порога, Бейкер прислонился к косяку, не найдя в себе силы двигаться дальше. Он понимал, что попросту боится того, что может увидеть впереди, и больше всего ему сейчас хочется аппарировать прочь, не важно куда, только чтобы не видеть, не чувствовать... Не знать.

Ведь, если он сейчас не войдет в дом, то всегда можно будет думать, что она и вправду просто покинула жилище. А запах... А что запах? Возможно, что-то испортилось на кухне, а может, кошка сдохла без хозяйки, не захотев выйти на поиски еды через открытую дверь, которую та забыла по безалаберности запереть, и...

«Да вот только Энди была какой угодно, но не безалаберной», — напомнил он себе. — «Была?! С чего это я думаю про нее уже в прошедшем времени?»

Разозлившись на себя, волшебник оторвался от своей опоры и направился в гостиную, встретившую его пустотой. Следом за ней он обошел кухню, ванную, ничего там не обнаружив.

«Спальня... Да, должно быть, спальня», — подумал Итан, замерев у приоткрытой двери и не решаясь войти в последнюю комнату. — «Ме-е-ерлин...»

Поколебавшись, он все же шагнул туда и увидел тот кошмар, которого так боялся: на кровати, среди вороха подушек, расставленных вокруг огарков свечей, с кинжалом в груди лежала Эндрейст, приоткрыв рот, и помутневшими глазами смотрела в никуда.

Он тогда запечатал дом, скрыв его от посторонних и, стоя у могильной плиты, поклялся, что отомстит, понимая, что тому, кто сделал с ней такое — лучше залезть в петлю самому, и побыстрее. Теперь же, когда все устроилось настолько хорошо, что даже Эндрейст нашлась, ее интерес к Пожирателям, вкупе с просьбами о защитных артефактах не могут не волновать... Как бы она ни уверяла, что все в порядке, ее словам он ни на мгновение не поверил.

* * *

На следующее утро у меня на руках уже был конверт с досье, принесенный после завтрака, правда, не совой, а самим Итаном. Пока я бегло проглядывала содержимое папки, он, не желая ничего слушать, зачаровывал участок. Его визит был неожиданным, но приятным.

— Все готово, можно спать спокойно, — появился он на пороге кухни. Я заметила, что он выглядит каким-то загруженным.

— Возникли сложности? — поинтересовалась я, ставя перед ним чашку с чаем.

— О нет, просто... Та сеть чар, которая уже висела над участком, вступала в конфликт с новыми, и мне пришлось ее снять.

Моя рука дрогнула, и фарфор, упав на блюдце, противно звякнул.

— Энди? — тихо поинтересовался он. — Точно ли все в порядке? Буду честен, со стороны это так не выглядит.

— Нет, все действительно нормально, — умом я понимала, что вновь поступаю по-дурацки, не рассказав ему обо всем, но я прислушалась к своим ощущениям и поняла, что меньше всего мне хочется впутывать в это дело Итана. Если он будет в курсе проблемы с Северусом, значит, недалеко и до того, чтобы узнать о проклятии, а как только я это представляла, мне становилось до тошноты мерзко.

Здравый смысл кричал: «Скажи ему, ну же!», но я, не сумев пересилить себя, не сделала этого, и, проводив гостя, занялась обычными делами, попутно вчитываясь в досье.

Сказать, что увиденное меня расстроило, значит не сказать ничего. И как я сразу не догадалась? Можно же было сложить два и два — письмо, найденное мною среди документов, наличие навязчивой старой сквибки, а теперь еще и этот... И у всех, я теперь уже точно уверена, у всех этих явлений один знаменатель — господин Председатель, чье пристальное внимание к моей скромной персоне не могло не напрягать.

Не удивлюсь, если со сбившимся с пути парнишкой тоже хорошенько поговорили, и теперь он направил свои таланты исключительно во благо. Нам определенно нужно многое обсудить, причем раньше, чем он решит поговорить со своим новым хозяином обо мне. Понимая, что хорошего ждать не приходится, я спрятала револьвер в гостиной, на тот случай, если другие методы убеждения на моего гостя не подействуют.

Он не заставил себя долго ждать. К тому, что он ворвется в мой дом, я оказалась не готова, а сквозь сковывающий страх проскользнула лишь бредовая мысль, что радует хотя бы то, что на пороге стоит он один. Я кожей почувствовала, что мне в живот смотрит его палочка. Поняв, что я была права насчет своего плохого предчувствия, я сглотнула, подавив подступившую панику, и попросила:

— Тише... Ты же не хочешь разбудить детей?

Северус хоть и послушался, но не сводил с меня напряженного взгляда и стал, все еще держа меня на прицеле, продвигаться в сторону гостиной, вынуждая идти впереди него. Я почувствовала, как по спине бегут мурашки, выброс адреналина заставляет дыхание замереть, а сердце гулкими ударами стучать в ушах.

Мда... судя по прищуренным злым глазам и сжатым в грубую линию губам, кто-то совсем не рад нашей встрече. Я поняла, что так открыто пялиться на него было ошибкой, когда увидела кончик черной палочки уже перед носом, и в ушах, словно сквозь вату, прозвучало:

— Легиллименс!

Я не успела опомниться, как в моей голове, словно серии отрывочных кадров, замелькали воспоминания: бытовые хлопоты, Марджори, та жуткая сцена у качелей, дневники, устройство в Коукворте и наш почти побег из Литл Уингинга, похороны, Даррен, Вернон, моя игра в детектива... Я ощущала, как внутри меня поднимается ярость, но ничего не могла с собой поделать: этот щенок вскрывал мою голову, точно консервную банку, грубо, резко, но с толком, и, что самое мерзкое, понадобились ему для этого считанные мгновения.

Чем больше я злилась, тем меньше владела ситуацией, а Снейп, тем временем уже добрался до воспоминания о Каркарове. От того, что меня, можно сказать, снова ткнули носом в мой промах, да так красочно, стало тошно. Тем более, то, к чему это привело, я ощущала на своей шкуре сейчас. Во что я превратилась, если любой мозгляк, который более или менее уверенно палочку держать научился, может вот так вот запросто сотворить все, что пожелает, указывая мне на мое новое место?!

Злость кипела внутри, отчаянно ища выхода, и я не заметила сама, как в следующий миг, словно со стороны, увидела оседающего на пол, оглушенного Снейпа, стоящего в дверях с палочкой навскидку Бейкера и, скрипя зубами от жуткой головной боли, упала в кресло, сжав пульсирующие виски.

— Энди, как ты? — Итан подскочил ко мне, смотря расширенными от шока глазами.

— Порядок, — хрипло проскрипела я.

— Да уж, я вижу, — обернулся он на лежащего без сознания Северуса, — какой у тебя тут порядок...

Черная палочка покатилась по полу, и я, наклонившись, успела подобрать ее прежде, чем Снейп опомнится. Мне отчего-то вдруг стало смешно, и я не стала отказывать себе в удовольствии, оскалившись:

— Фу, как топорно... — выдохнула я сквозь сжатые зубы. — Кто его только учил...

— Разберешься с этим позже, если захочешь, — бросил Итан, левитируя из кухни стул и устраивая Северуса на нем, не забыв при этом связать ему руки. Он пытался сохранять спокойствие, но я видела, что внутри он просто в бешенстве. — Что он тут вообще делает? Не нравится мне это все... Может, прикопаем его на заднем дворе по-тихому?

— Нет, это не тот случай, — покачала головой я. — Это... Понимаешь, это внук моей сестры.

Я, откинув со лба влажную прядь, взглянула на Северуса. Парень выглядел откровенно так себе, он явно не ожидал такого подвоха, и внутри на мгновение шевельнулась жалость, но я мигом заткнула ее, напомнив себе, что он сам виноват. Поиграв черной деревяшкой в руках, я надавила на концы палочки, со странным удовлетворением отметив, как она опасно изгибается.

— Мда... — только и ответил он, окинув взглядом парня, и вздохнул. — Ну, раз так...

Снейп вздохнул, дернулся и открыл глаза, сфокусировав взгляд, переводя его с моего лица на палочку и обратно. Подергав заведенными за спину руками, он повел плечами, поморщился и выплюнул:

— Вот сука... Значит, все правда... Куда ты дела Петунию?!

— Рот закрой, — оборвал его Итан. — Ты и так достаточно натворил, чтобы извиняться еще и за оскорбления.

— Ты-то еще кто такой? — сузил глаза Северус. — Неужто мистер Дурсль?

— Ты потерял право задавать вопросы с тех самых пор, как вломился в этот дом и напал на хозяйку!

— Хозяйку? — нехорошо усмехнулся тот. — Какую еще, к дьяволу, хозяйку!?

Наверху, услышав посторонние крики, заплакали дети. Итан перевел взгляд от потолка на меня:

— Энди, сходи, успокой мальчишек. А я пока тут покараулю, чтобы наш гость, — он насмешливо выделил последнее слово, — чувствовал себя, как дома.

Я не стала спорить и, поднимаясь по лестнице, прежде чем гостиную накрыл полог тишины, успела услышать лишь:

— А теперь слушай меня...

Я не торопилась вниз. Мне нужно было остыть и прийти в себя, чтобы, увидев огрызающегося Снейпа, не опустить на его голову что-нибудь тяжелое. Пусть его Итан успокоит немного. Я отчего-то была ни капельки не удивлена неожиданному появлению Бейкера, словно тот следил за моим домом. Мог и следить, да. Злиться за это на него не получалось, да и стоило ли? Не окажись он здесь, все могло бы закончиться гораздо плачевнее для меня.

Не поверил он мне, надо же... Хотя я бы тоже, наверное, не поверила такому блеянию. Но как он был при этом деликатен! Я вспомнила первый день нашего знакомства и невольно улыбнулась. Это он встретил меня, познакомив с новым местом жительства и соседями, и, надо сказать, вопрос деликатности для него тогда совсем не стоял.

Усадив наотрез отказавшихся спать мальчишек играть в манеж, я еще некоторое время наблюдала за ними, успокаиваясь и вспоминая.

* * *

— Эндрейст, да? — голос за спиной заставил меня вздрогнуть и обернуться.

На меня изучающе смотрел паренек лет пятнадцати на вид, с неаккуратно остриженными и уже отросшими темно-русыми волосами, торчащими из под кепки.

Я кивнула, после чего он, одернув жилетку, протянул руку:

— Я Итан, но ты можешь звать меня, как и все, Под. Идем, пропустить обед будет не очень-то весело.

«Странная кличка», — подумала я, но, ничего не сказав, пошла за ним. Воистину, если хочешь что-то спрятать — положи на видное место. Это золотое правило применимо ко всему, в том числе и к лагерю, куда мы пришли — он располагался неподалеку от церкви Святой Марии, знаменитой своими еще дохристианскими менгирами. На мой взгляд, безопаснее было только устроиться прямиком у стен Штатов, прямо под носом у новых хозяев.

Так началась моя своего рода экскурсия: Итан показал мне все, отвел к мистеру Абрамсу, главному здесь, которого все предпочитали называть не иначе, как «командир», познакомил с тремя сквибками, готовящими обед на кухне — Аннет, которая, пожалуй, годилась мне если не в бабушки, то в матери точно, и двумя девчонками примерно моего возраста, Мэри и Джули.

Сидеть в комнате и ждать их показалось мне бессмысленной тратой времени, и я, прихватив свежее платье, дошла до помещения, служившего здесь ванной, чтобы смыть пот и дорожную пыль. Набрав полную ванну воды и нагрев ее, я погрузилась в приятное расслабляющее тепло, вздохнув от наслаждения.

Завязывая волосы в узел, чтобы не мешали и не намокли, я услышала странный звук , идущий будто бы из-за громадной кучи хлама у противоположной стены. Крысы?

— Кто здесь? — на всякий случай спросила я и настороженно замерла, прислушиваясь.

Вдруг ни с того ни с сего оттуда вылетела птица, порядком напугав меня, и уселась у вентиляционного отверстия под потолком. Я недоуменно разглядывала небольшого черного стрижа.

— Откуда ты только взялся тут?

Разумеется, мой вопрос был риторическим — разве могла птица пролить свет на свое появление? Наверное, это чей-то ручной. Пожав плечами, я потянулась к куску мыла, лежащему на бортике ванны.

Когда я вернулась, в комнате уже собрались соседки.

— А кто здесь держит птичку? — спросила я. Девушки недоуменно переглянулись. — По помещениям стриж летает, это чей?

— Командира, — усмехнулась Джули, — как и все остальные.

— Все? И что смешного? — напряглась я, почуяв какой-то подвох.

— А то, что пернатый здесь летает только один, — добродушно пояснила Аннет, складывая постиранное белье. — Это Итан, он в птицу умеет оборачиваться.

От услышанного мне стало не по себе. Ну да. Только дура вроде меня бы не догадалась. Стриж. Аподи. Под. Все же так просто! От одной мысли о том, что он так нагло подсматривал за мной, а я преспокойно продолжала плескаться, стало до невозможности стыдно. Я почувствовала, как к щекам прилила кровь, голова слегка закружилась, словно от нехватки воздуха, точь-в-точь, как в те времена, когда я заглядывалась на симпатичного соседа. Неужели мне это нравится?

Вечером мы с Итаном отправились разносить листовки. Вскоре с кипой было покончено, и мы молча возвращались обратно в лагерь. Помня то, что случилось, я считала, что молчать будет неправильно. Не хотелось выглядеть дурой, но и, как заговорить об этом, я тоже не знала. Решение пришло спонтанно: я увидела сидящую вдалеке на заборе чайку и указала на нее, осторожно доставая палочку:

— Эй, Под! Видишь птицу? Хорошо видишь? — я подождала, пока он найдет ее глазами и согласно хмыкнет.

Я сделала V-образный взмах и, направив палочку, на конце которой уже плясали зеленые искры, на нее, сказала:

— Не люблю чаек. Крикливые, наглые, слишком любопытные... — сделав акцент на последних словах, я развернулась к нему. — Диффиндо? Инсендио? А может, лучше сразу Авада? Как думаешь, Под, что я должна сделать с очень наглой птицей, которая мне не нравится?

Итан побледнел, явно не ожидавший такого поворота, и судорожно пытался сообразить, что сказать, выдавив из себя, наконец, как можно увереннее:

— А может, ну ее? Пусть живет...

— Ты так считаешь? Думаешь, наглая птица все правильно поняла?

— Уверен, — нервно сглотнул он.

С тех пор никаких пернатых в ванной я больше не наблюдала.

* * *

Хоть я и попросила Итана не трогать Северуса, но меня все равно терзало смутное беспокойство — я прекрасно понимала, что его слова про задний двор были не просто словами. Зря волновалась: когда я пришла, Снейп был уже развязан, и они негромко разговаривали, стоя напротив дверного проема. Несмотря на раздражение, сквозящее в словах, и напряжение, от которого воздух, казалось, стал плотнее, Северус был гораздо более спокойным — или старался таковым выглядеть. Заметив меня, гость злобно зыркнул в мою сторону, и сказал, слегка повысив голос:

— Я должен знать, что Гарри Поттеру ничего не грозит. Как я, имея представление о том, кто вы, могу быть в этом уверенным?

— А, прости, тебе-то какое дело до мальчишки? — скрестив руки на груди, подошла я к ним. От моего прямого вопроса Снейп слегка побледнел.

— Причем тут я? Речь о Дамблдоре.

— Знаем, слышали о твоем новом хозяине, — снисходительно скривился Итан. — И что? Побежишь и сдашь нас ему?

— А нужно? — ощетинился в ответ Северус. Понимая, что, если не вмешаться, эти двое снова сцепятся, я выставила вперед руку:

— Не думаю, что это необходимо. Можешь быть уверен, Гарри ничего не грозит.

— И я могу быть в этом уверенным, потому что..? По какой такой причине вы можете гарантировать ему безопасность? Радует, что вы все еще не избавились от мальчишки, который вам никто, — процедил он. — Но зачем он вам нужен? Что вы задумали?

— Знаешь что? Я и думать не могла, что окажусь в этом теле! Но раз уж так получилось, то я считаю, что должна о нем заботиться теперь. По крайней мере, так будет справедливо. Дети не виноваты в произошедшем. Если тебе этого аргумента недостаточно, то это твои проблемы, потому что других резонов у меня нет.

— Хорошо... Пусть так. Но что же случилось с настоящей Петунией? Где она?

— Полагаю, нигде и всюду одновременно. Здесь, — я указала на свою голову, — ее точно нет, иначе я бы знала.

— Когда это случилось?

— Первого мая.

— Если даты смерти совпали, то вряд ли есть смысл сомневаться в возможности вселения, тем более под действием такого сильного проклятия, — заметил Итан.

— И зачем вы это сделали?

— Мы? — я едва не поперхнулась воздухом. — При чем тут мы?! Ты и сам прекрасно видел, кто это сделал!

— Я не об этом... Зачем было лгать о том, что вы — это она?

— Я?! Лгала? — возмутилась я, но позже успокоилась, решив извинить ему неосторожный подбор слов. — Ты некорректно поставил вопрос: это не я, как ты выразился, лгала, это все остальные, включая тебя, были уверены, что я — Петуния. Какой мне резон разочаровывать людей?

— Ну да, ну да... А то, что за захват чужого тела можно в Азкабан попасть, разумеется, никак не повлияло на ваше поведение. Впрочем, если с Поттером все будет в порядке, не думаю, что аврорам нужно будет об этом знать, — ухмыльнулся Снейп.

Я, взбешенная его шантажом, стиснула черную палочку в пальцах, и, только почувствовав, как она опасно изгибается, сумела взять себя в руки. А наглец продолжал свое выступление:

— А по поводу Каркарова... Не думал, что этому мяснику известны такие ритуалы. Не увидел бы сам — ни за что не поверил бы.

— Не советую справляться о его делах, — покачал головой Итан. Было заметно, что его крайне забавляют попытки Северуса выпендриваться.

— Его все равно рано или поздно убили бы, не Лорд, так его сторонники, — пожал плечами тот. — Он выдал всех, кого только мог, и этим подписал себе приговор.

— Лорд?! — я сама поморщилась от визгливой нотки, проскользнувшей в голосе. — Значит, и тому, и тому служишь?!

— Моя жизнь и служба вас не касаются, бабуля, — зло выплюнул он, напряженно уставившись мне в глаза.

— Умничаешь... — протянула я, возвращая взгляд. Легиллиментить меня он больше не пытался, лишь усмехнулся в ответ.

— Ты решил угрожать нам, прикрываясь своими хозяевами? — свистящим шепотом прозвучал голос Бейкера. — Я ведь могу тебе и память подчистить...

— Можешь, — переведя взгляд на Итана, сквозь сжатые зубы ответил он. — Но я даже не возьмусь предполагать в таком случае, что с вами сделает Дамблдор, когда поймет, что что-то не то творится с мальчиком, которого он считает Избранным. Рискнете?

О да, что может сделать Дамблдор, я представляла прекрасно... На своей шкуре испытала. Но сейчас меня все-таки куда больше волновали реальные, а не гипотетические проблемы. Этот чертов Снейп раздражал меня сейчас одним своим видом так, что я уже была готова без разговоров проучить его как следует, наплевав на то, кто он такой. Я видела, что Итан тоже, будь он чуть менее сдержан, уже пустил бы в ход палочку. Парень же тем временем и не думал затыкаться:

— А маг среди вас, как я успел заметить, только один. И если он, возможно, отобьется, то что будете делать вы?

Нет, это уже ни в какие ворота не лезло. От злости я была готова вскипеть. Да как он смеет?!

— Лучше тебе не знать, что буду делать я... — процедила я сквозь зубы и повернулась к Итану. — Не желаю больше в этом участвовать, разберись сам.

Я пошла к выходу, все еще сжимая его палочку в руках. Хотел получить ее обратно? Не надо было по-свински себя вести! Еще и попрекать меня колдовством вздумал!

— Я еще не закончил! — раздалось мне в спину. Я развернулась, чтобы еще раз посмотреть на наглеца. — Я вижу, вы дорожите этим телом и вашим положением.

— И?

— Мне же важно, чтобы с Гарри Поттером все было хорошо. Если вы пообещаете это мне, мы можем договориться.

— Каким это образом мы, — я скрестила на груди руки и скептически подняла бровь, — можем договориться?

— Дайте Непреложный Обет, что не нанесете мальчику вреда, и не станете его использовать в своих, — он поморщился, — целях. Но учтите сразу, что я буду появляться здесь и проверять.

— Проверять? — усмехнулась я. — А за выбросами следить будешь, папаша?

— Не переживайте, буду, — процедил он, заметно побледнев от «папаши».

— Впрочем, я не против. Тем более, как ты заметил, кроме тебя, здесь есть еще один маг, чтобы его скрепить. Но только в том случае, если ты поклянешься сохранить мои тайны.

Северус замешкался на мгновение, но кивнул, соглашаясь. Я протянула руку и сомкнула пальцы на манжете его рубашки, почувствовав на запястье прикосновение его прохладных пальцев. Итан навел палочку на наши переплетенные руки.

— Обещаешь ли ты, Эндрейст, заботиться и оберегать Гарри Поттера, в полной мере исполняя обязанности опекуна вместо его тети, Петунии Дурсль? — задал вопрос Снейп.

— Обещаю, — ответила я.

Тонкий сверкающий язык пламени вырвался из волшебной палочки и, изогнувшись, обвился вокруг наших рук.

— Обещаешь ли ты, Эндрейст, никогда не причинять вреда Гарри Поттеру и не ущемлять его интересов?

— Обещаю.

— Обещаешь ли ты, Эндрейст, не покидать этого дома, пытаясь преднамеренно скрыться... — задумался он ненадолго и закончил фразу так, что я едва подавила вздох облегчения, — от меня.

— Обещаю.

Наши лица озарила вторая красная вспышка, и пришло время брать слово мне. Смотря ему прямо в глаза, я спросила:

— Обещаешь ли ты, Северус, хранить и никому не выдавать моей тайны, в том числе ни Альбусу Дамбдору, ни, — я задумалась, как его правильнее назвать, — Тому Риддлу, которого ты именуешь Темным Лордом?

— Обещаю, — ответил он, и магия подтвердила его клятву ярким всполохом.

— Обещаешь ли ты, Северус, ни словом, ни делом не вредить ни мне, ни тем, кто находится сейчас в этом доме?

Снейп покосился на Итана, но ответил:

— Обещаю.

— Обещаешь ли ты, Северус, защищать Гарри Поттера и Дадли Дурсля, если им будет грозить опасность?

— Обещаю, — поклялся он, стараясь скрыть свое удивление.

Когда последний язык пламени обвил наши руки и истаял, Северус, наконец-то забрав у меня свою палочку, демонстративным щегольским жестом поправил манжету.

— Я предупредил — я буду появляться и проверять, — повторил он напоследок, бросил еще один взгляд на Итана и аппарировал прочь прямо с места.

— Вот сученыш, — прошипел сквозь зубы тот. — Когда только успел чары снять?! Сопляк... На крови барьер поставлю!

В подтверждение своих намерений он расстегнул пиджак, являя на свет ножны, закрепленные на ремне.

— Откуда у тебя это? — непроизвольно вырвалось у меня от взгляда на до боли знакомую рукоять, и я не узнала своего голоса...

— Откуда у тебя это?

Стало нечем дышать, когда он вытащил кинжал, протянув его мне, и я безошибочно узнала клинок. Ошибки быть не могло — это не копия, не брат-близнец, это тот самый. Мой. Мой... Да, только если вспомнить, при каких обстоятельствах я его в последний раз видела, земля уходит из-под ног... Я, будто со стороны, услышала какой-то жалобный всхлип, спустя мгновение осознав, что этот звук я издала сама.

— Энди, — Итан придержал меня за локоть, не давая мне упасть и усаживая на диван. — Энди...

— Ты был там... — прошептала я одними губами.

В голове была каша — слишком много потрясений за один день... В памяти всплыли слова: «...слухи, что ты умерла». Слухи ли? Я встретилась с Итаном глазами, и в них увидела подтверждение своих догадок, отчего голова закружилась еще сильнее, принося новый приступ дурноты.

Из ступора меня вывел появившийся на пороге гостиной Дадли, просящий есть. Я отправилась кормить мальчишек, оставив Итана колдовать над барьером. Расстроив Гарри тем, что сегодня мы в парк гулять не пойдем — я банально не чувствовала в себе сил куда-то идти — и усадив ребят перед телевизором, я вернулась на кухню, где меня дожидался Итан. Повседневные заботы помогли успокоиться, собраться с мыслями и подготовиться к разговору.

— Ты был там, — повторила я, сев за стол.

— Был, — тихо подтвердил он.

— Зачем? Нет, не то... Как? Почему? Да, мантикора тебя раздери, я не знаю, с чего начать-то! — всплеснула я руками. Уверенности в том, что я хочу это все слышать, не было, но я все-таки поняла, какой вопрос являлся для меня первоочередным, и решилась его задать. — Когда?

— Третьего мая.

— О, Мерлин... — меня передернуло, когда я представила, что могло произойти там за три дня. — Или тело сгорело вместе с домом? Судя по всему, — я кивнула на ножны, лежащие на столе в полной сохранности, — это не так.

— Нет, я склонен думать, что он едва сумел унести ноги. Даже дверь не была как следует заперта.

— Подожди-ка, — я вспомнила его слова про Каркарова, сказанные Северусу, — так он выжил? А ты... Ты его, что...

— Да, Энди, я его нашел, пытал и убил! — перебил меня, потеряв наконец терпение от моих попыток сложить два и два, Итан. — Не мог я эту слизь в живых оставить, не мог! Он-то мне перед смертью и признался, что натворил, и что ты, возможно, жива. Только не говори, что тебе его жаль.

— Мне его и тогда-то было не жаль, а после того, что этот урод сделал, и подавно, — ответила я. — Мне другое непонятно: какого черта тебя вообще туда понесло?

Он молчал, подтверждая самую мою нехорошую догадку:

— Итан Бейкер! Если ты сейчас скажешь, что следил за мной... — начала было я, но Итан меня прервал — до этого спокойный, он словно взорвался.

— Да! Да, я следил за тобой с тех самых пор, как ты вернулась в Британию, и что с того? Это никак тебе не могло помешать, все было сделано так, чтобы ты об этом даже не догадывалась! Уж будь добра, прости мне то, как я развлекаюсь — я же ничего не говорю о том, как развлекаешься ты! Или, скажешь, предпочла бы, чтобы твое тело осталось неупокоенным гнить в том доме?

— Да ты маньяк! Для тебя есть хоть номинальное понятие личного пространства?! — вспыхнула я. — И кого ты подрядил докладываться? Молочника? Соседку?

Итан помотал головой:

— Бармена из твоего любимого паба, где ты завтракала, обедала и ужинала. А потом внезапно пропала. День тебя нет, два нет, три... Что я должен был думать?

— Все равно маньяк, — фыркнула я, обескураженная услышанным.

— Было у кого поучиться, — ухмыльнулся он. — Злишься?

— Не то, блин, слово! Ты... Ты... Пас меня, как... Да у меня даже слов нет! Там следил, а тут что — под дверью караулил?

— А если и караулил? Твой утренний перформанс, знаешь ли, был крайне неубедителен! Не ожидала же ты, в самом деле, что я на него куплюсь и это так оставлю? Да я напрягся сразу же, как только узнал, что ты интересуешься бывшей шавкой Риддла!

Я задохнулась от возмущения и почувствовала, что меня несет. Нет, ты не будешь, не посмеешь обвинять меня ни в чем, особенно в том, за что я уже расплатилась!

— Слу-ушай, — прошипела я, — ты столько времени тратишь на меня... Тебя жена, случаем, не потеряла?

— Жена? — недоуменно переспросил он, сбитый с толку резкой сменой темы. — А с чего ты взяла, что я женат? Ты видишь кольцо у меня на пальце, или что?

— Нет, но не все его носят, это раз. А во-вторых, я узнавала, ты женился в марте пятьдесят седьмого! Мисс... Уилсон, кажется?

— Вот это да... — присвистнул Итан. — Должен сказать, такое внимание с твоей стороны мне очень лестно. Да, если хочешь знать, я женился в марте пятьдесят седьмого, все правильно. И развелся в июле шестьдесят шестого.

— Почему? — вырвалось у меня прежде, чем я успела прикусить язык.

— Мы познакомились спустя, примерно, год после того, как ты ушла. Все это время я был до черта зол, думая, что же я не так сделал, и почему так вышло. Судорожные попытки легализоваться и уйти от подозрений аврората тоже отнюдь не приносили спокойствия — тот год был по-настоящему кошмарным. И Кэрол, которая стала частой гостьей в моей тогда еще только открывшейся лавочке, принося на продажу старинные вещи, оставшиеся от покойной бабки, была своеобразным проблеском среди всего этого. Я видел, что симпатичен ей, чувствовал ее заинтересованность и подумал: почему бы и нет?

Я ощутила себя так, словно влезла, куда не следовало, но мне было интересно послушать о том, как сложилась его жизнь, о которой я, после известия о женитьбе, и правда ничего не знала.

— Не самое лучшее решение в моей жизни, стоит признать... Порой я думаю, что даже роман с резким, неприятным расставанием был бы предпочтительнее для нас, чем такой брак.

— Отчего же? — я сделалась вся внимание.

— Кэрол слишком проницательна, и у меня, сейчас я это отлично понимаю, не было иного варианта, как стать ее слишком большим разочарованием. Готов поспорить, она долго пыталась убедить себя, что это не так, прежде, чем попросить меня собрать вещи. Но, в конце концов, она поступила, как умная женщина — у нее не было никакого желания больше тешиться иллюзиями, а у меня не было желания эти иллюзии подогревать, доказывая ей, что она единственная, кем заняты мои мысли.

— А это не так? — осторожно решилась спросить я.

После долгой паузы Итан покачал головой в ответ, взглянув мне в глаза.

— Но в итоге мы оба не в проигрыше: она встретила другого мужчину, за которого вышла замуж и живет с ним до сих пор, они взяли на воспитание ребенка, в котором души не чают, у них уже годовалый внук, насколько мне известно.

— А ты?

— А что я? Я тоже счастлив. Живу в квартире над магазином, она, правда, небольшая и больше напоминает мастерскую, но мне в ней удобно и хорошо, занимаюсь любимым делом и не обманываю ничьих ожиданий, — улыбнулся он. — Я понимаю, что слежка за тобой... Все это выглядит несколько жутковато и, наверное, вправду, по-маньячному, и не знаю, поверишь ли ты в это, но я и не думал шпионить за твоей личной жизнью, мне просто нужно было знать, что у тебя все в порядке. Так что да, ты вправе сердиться, но должна знать, что злого умысла у меня точно не было.

Мне на мгновение показалось, что я веду допрос, на который не имею ордера, но в то же время я испытала странное облегчение. Желая прогнать чувство неловкости, я сменила тему, вернув его к тому, о чем мы разговаривали ранее:

— И что с домом? Ты взял оттуда кинжал...

— ... и твою палочку, — закончил он за меня. — Она у меня. Дом я запер и замкнул Фиделиус на себе.

— Зачем?

— Что зачем? — нахмурился он.

— Ну, вещи, допустим, на память, ладно. Но дом-то зачем запер? Ты же тогда, правильно я поняла, считал меня мертвой?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Правда, не знаю. Было какое-то предчувствие, странное, словно надежда какая-то. Она меня, собственно, и подтолкнула эту мразь с двойным усердием искать.

— Да уж... Знаешь, а этот Игорь, если подумать, тот еще бедолага, — ни с того ни с сего выдала я мысли вслух после недолгой паузы.

— С чего это? — насторожился Итан.

— Два раза схлопотал только за то, что случайно пересекся со мной, — хмыкнула я. — Называется «не везет в квадрате».

— Ну да, — усмехнулся Бейкер. — Бедняжка, темная ведьма дорогу перешла.

— А ты покажешь мне, где я... — начала я, но осеклась на полуслове. Похоронена? Но я жива, сижу, дышу, разговариваю. Нет, не то слово, совсем не то. — Где лежит мое тело?

Он оглянулся на гостиную:

— Когда?

— Может, завтра? Я приглашу няню и смогу вырваться.

— Хорошо, договорились. Во сколько за тобой зайти?

— Давай к десяти?

— Ладно. Только будь, пожалуйста, осторожна, неизвестно, что этот Снейп может выкинуть, — он достал из кармана лист и, сложив пополам, разорвал по сгибу. — Догадываешься, что это? — дождавшись моего кивка и передав мне связной двусторонний пергамент, он попросил: — Дай мне знать, в случае чего, хорошо? Обещай!

После моих заверений о том, что я ни в коем случае не стану утаивать от него любую, даже мало-мальскую опасность, Итан аппарировал к себе. Несмотря на то, что этот непростой разговор, казалось, отнял у меня остаток тех немногих сил, что оставались, его итоги меня радовали — внимание Итана было приятно, равно как и то, что не придется быть воровкой и договариваться с собственной совестью.

На следующий день я была уже готова к назначенному времени и сидела на диване, нервно разглаживая юбку на коленях. Зачем мне вообще все это? Любопытно? Важно? Кто меня за язык тянул? Он ведь ничего мне не скажет, если я сейчас откажусь? Надеюсь...

Я думала, он переместится в дом, но вместо этого услышала стук в дверь. Наученная горьким опытом, я приоткрыла ее на ширину цепочки, и только увидев на пороге Итана, распахнула на полную, впуская его в дом.

— Ты готова? — спросил он, когда мы прошли на задний двор, и, получив в ответ уверенный кивок, подал руку. Прежде чем схватиться за него, я в последний раз прислушалась к себе и поняла, что я и вправду готова. Готова ко всему, что я могу увидеть, а от иррациональной тревоги не осталось и следа.

Взяв его под локоть, я зажмурилась и в следующее мгновение почувствовала рывок. Не без помощи своего спутника устояв на ногах, я открыла глаза и увидела перед собой тропинку, ведущую к воротам церкви Святой Марии и такие знакомые, почти не изменившиеся ландшафты.

— О, Мерлин... Здесь? — выдохнула я, не сдержавшись, и почувствовала, как подгибаются ноги.

Итан взял меня за руку и потянул за собой, ведя сквозь древние надгробия, пока мы не остановились возле свежей могилы, успевшей порасти молодой травой. Плита, лежащая у изголовья, гласила:

Andreist Walsh

1 May, 1922 — 1 May, 1982

— Я не знал, вправе ли я еще что-нибудь написать, поэтому оставил так.

Я присела, положив ладонь на нагретый солнцем мрамор, ощущая его тепло. Находиться здесь, видеть выбитым на плите свое имя и даты жизни было в высшей степени дико, и, наблюдая это все сейчас, я как никогда ощутила какой-то странный трепет внутри, перемешанный со смятением и тоской, напоминающий мне, как я благодарна судьбе за то, что жива. Я невольно усмехнулась промелькнувшей в голове мысли: не ожидала, что в мире отыщется хотя бы один человек, который будет мне близок настолько, чтобы похоронить меня. Я повернула голову туда, где, неподалеку отсюда, много лет назад жила, где произошло слишком много всего для того, чтобы это место навсегда стало для меня знаковым.

— Спасибо, — негромко сказала я, и мои слова потонули в звуке церковного колокола.

* * *

«Ло-о-орд?!» — передразнил в мыслях визгливый голосок Северус и едва не сплюнул на тротуар. — «Ей-то какое, к дракклам, дело? То никому, блядь, не нужен был, то вдруг — получите, распишитесь!»

Хлопнув входной дверью дома в Тупике, он, не разуваясь, прошел в гостиную, которую теперь мерил шагами, злясь на себя за еще одну принесенную клятву.

«Хвала Мерлину, хоть обоюдную», — утешил себя Снейп. — «Теперь она никуда не денется. Ладно, посмотрим, что ты такое...»

Мечущийся взгляд Северуса упал на каминную полку, на которой стояла в круглой резной раме фотография матери.

— Теперь я, хоть и смутно, но понимаю, почему ты вышла за него замуж, но вот почему жила с ним, до сих пор в толк не возьму, — обратился он к снимку. В памяти всплыли обрывки воспоминаний Петунии.

«Не Петунии», — поправил он себя. — «Эндрейст»

— Ты ведь мне про Принцев почти ничего не рассказывала, за исключением того, что у тебя были непростые отношения с отцом, но про свою мать ничего не говорила, кроме имени. Может быть, теперь удастся узнать?..

Северус нервно прошелся по комнате.

— Видела бы ты свою тетку... Я тут подумал, если бы у тебя была хоть толика ее решимости, готов поклясться, мы бы жили совсем иначе.

«Или меня бы вовсе не было», — подумал он и, вздрогнув, достал палочку.

После сегодняшнего непростого разговора ему нужно было качественно и достоверно изменить себе воспоминания для встречи с директором — чтобы не выдать тайну даже нечаянно. С этим ребусом он разберется сам, разумеется. Теперь и выхода иного нет.

Вспомнив о задании, связанном с Люциусом, Снейп скорректировал и память о нем, убрав ненужные подробности, способные породить лишние вопросы у Дамблдора, а значит добавить еще больше головной боли.

Северусу и без новых идиотских унизительных поручений найдется, чем заняться.

Мальчишки видели уже девятый сон в своих кроватях, а я все никак не могла сомкнуть глаз и гипнотизировала взглядом черные клавиши машинки, не решаясь опустить на них пальцы. Шутка ли, побывать на собственной могиле? Рассказ Итана тоже никак не хотел уходить из головы, заставляя сердце замирать от боли и какого-то липкого холодного ужаса. Все эти годы... Что я наделала? Могла ли я думать, что своим поступком добьюсь только обратного? Я должна была это понять...

Я провела руками по плечам, прогоняя дрожь. Под, милый Под... Ты столько мне доверил, так мне помог, что у меня и новой жизни не хватит, чтобы отблагодарить тебя. Ты заслуживаешь не просто знать о причинах моих поступков, на которые ты так деликатно намекаешь, ты заслуживаешь гораздо большего. Если бы ты только знал, как мне жаль, как я виню себя, что, несмотря ни на что, есть вещи, которые я никогда не смогу тебе рассказать...

Слушая мерное тиканье часов, звучащее оглушительно в ночной тишине, я, подавив глубокий вздох, взяла последний исписанный лист и, пробежавшись взглядом по последним строчкам, принялась вспоминать.

1941 год, Кастел

Первый год у подпольщиков для меня прошел относительно спокойно: оставаясь на хозяйстве, я при помощи чар старалась облегчить быт сквибов, зачаровывала листовки так, чтобы их содержимое было видно только определенным людям, была на посылках — в общем, выполняла много мелких поручений. Я была в курсе дел отряда, их заданий и мелких диверсий, но меня они не касались. Так было ровно до того момента, пока меня не вызвал к себе командир.

Подождав, пока я не сосредоточила на нем все свое внимание, он раскрыл лежащую перед ним папку и, положив передо мной фотографию, заговорил:

— Этот инженер будет квартировать в столице, официально его задача — модернизация прибрежных укреплений, но есть информация, что это человек Гриндевальда, — Эштон отбросил сломавшуюся спичку, чиркнул новой и закурил папиросу. — Цель его визита и нужно будет выяснить, а также достать копии чертежей и прочей документации, касающихся его маггловского задания. Это понятно?

— Подождите, — выставила я руки вперед, — суть я поняла, только ведь уже решено, что Мэри...

— Мэри не справится, — непривычно сухо оборвал меня он. — То, как у нее сдали нервы на последнем задании, стало сигналом, что она и выполнение этого может поставить под угрозу. Пойми, для нее это слишком сложно...

Вмиг стало понятно, почему он так нервничает. Вот, значит, как...

— А для меня, значит, просто? Да?! — не выдержала я, вскочив на ноги так, что едва не опрокинула стул. — По-вашему, мне ложиться с немцем и обихаживать его — как воды попить?!

Мужчина провел широкой ладонью, тыльная сторона которой была усеяна легкой сеткой морщин, по лицу и взглянул на меня:

— Энди... Я так не считаю, и ты это прекрасно знаешь. Как знаешь и то, что мне, кроме тебя, отправить некого — Джули далеко не красавица, а Аннет еще старше меня. К тому же ты ведьма, а они — нет, они в случае чего будут не полезнее обычной магглы.

— И что? Я-то тут при чем?! Я виновата, что одна заныла, а вторая рожей не вышла?!

— Замолчи! — ударил по столу командир. — Ты забываешься! А ну, сядь!

Я опустилась обратно, не сводя с Адамса глаз. Вспышка его гнева слегка отрезвила меня, и я осознала, что вела себя недопустимо, и, если бы он не остановил меня, могла бы все испортить. Увидев, что я не собираюсь больше пререкаться, он посвятил меня в детали плана. Когда я, попрощавшись, взялась за ручку двери, то вспомнила об одной существенной помехе:

— Мистер Адамс, я...

— Что? — поднял он глаза от бумаг.

Я опустилась обратно на стул и, борясь с неловкостью, постаралась объяснить, почему не подхожу для этого задания.

— Вот оно что... Я хочу, чтобы ты поняла меня правильно — твоя невинность в наших обстоятельствах будет выглядеть очень и очень странно. Заменить тебя мне все равно некем, — он вернулся взглядом к документам и спустя пару мгновений усмехнулся своим мыслям. — Думаю, тот же Под с радостью поможет тебе решить этот вопрос.

От услышанного стало тошно и я, коротко кивнув, вылетела за дверь. Я упорно старалась не думать об этом вопросе и воспринимала его как неизбежную часть задания, а сейчас от этого деликатного напоминания я осознала, что моей клятве безбрачия, которую я дала себе, не суждено сбыться. Остаток дня я провела в общей спальне, ощущая себя морально раздавленной и глотая молчаливые слезы обиды.

Девочки, видя мое состояние, тактично отворачивались и молчали — им не надо было ничего рассказывать. Мари смотрела сочувственно, да только что толку? Как же она меня разозлила! Выходит, чтобы тебя не коснулась беда, достаточно лишь показать свою слабость и несостоятельность?! Ну уж нет!

Ночью я, собрав всю свою решительность и постучавшись, вошла в освещенную лишь прикроватной лампой комнату Адамса. Он лежал под одеялом, читая какую-то книгу в постели, и ошарашенно посмотрел на меня, открыв рот от удивления, когда я сняла ночную рубашку и, обнаженная, села на его по-спартански жесткую койку.

— Энди? Ты чего...

Я, подавшись вперед, приложила палец к его губам и процитировала его самого, гася свет:

— Решить вопрос...

Я вам не Энди.

* * *

Прошёл почти месяц с той ночи, когда я принесла в штаб чертежи. И, видимо, вполне справилась с тем, чтобы не наследить и качественно подчистить память всем свидетелям. И хорошо, проблем без этого хватало — Эштон начал сдавать на глазах, ему с каждым днём становилось все хуже, хоть он и старался не показывать этого никому. Он грешил на чье-то отсроченное проклятие, но я-то знала, кто виноват.

Я вспоминала о своём демарше в его спальню и молила Мерлина, чтобы он не связал своё состояние и то, что между нами было — в противном случае мне несдобровать... О чем я только думала?! Я ожидала, что он прогонит меня прочь, сочтёт нестабильной, или ещё что, но ничего из этого не случилось. Мне было до невозможности горько: оказалось, что слушать рассказы матери — это одно, а понимать, что по твоей вине погибает человек — совсем другое.

Я вспомнила, как хотела заавадить того инженеришку, после того, как он сдал мне пароль от замка на своем кейсе с документами, но что-то меня удержало. Я видела его глаза, в которых плескался страх, рот, беззвучно извергающий проклятия вперемешку с мольбами о помиловании, и понимала, что, несмотря на всю свою злость, не могу убить. Думала, что не могу, а на деле — убила. Двоих.

После смерти Эштона его место заняла я. Не такой уж богатый выбор был у подпольщиков, надо сказать — среди нас осталось только трое магов, которые могли бы защитить от опасности горстку прячущихся сквибов. Кандидатуру Итана, подумав, отвергли по малолетству, а Уилла не рассматривали всерьёз по скудоумию, так что, упокоив командира, как полагается, я перебросила свой нехитрый скарб в его комнату.

Время лечит, и все было хорошо до того момента, как одним прекрасным утром я, не дойдя до кухни, со всех ног помчалась искать ближайшее ведро, чтобы как следует вытошниться. Сдержав новый позыв и очистив взмахом палочки железку, я вспомнила, что месячные, которые должны были появиться ещё неделю назад, которых я ждала, словно на иголках, так и не пришли, и поняла, что завтракать я сейчас точно не хочу. Поймав на себе сочувственно-понимающий взгляд, которым Аннет прошлась по моей фигуре, задержав его дольше нужного на животе, я скривилась в ответ на её добродушную полуулыбку и, ничего не сказав, закрылась у себя.

Нужно было успокоиться... Легко сказать! Трезво мыслить не давал страх, сковывающий, беспощадный, хваткой рукой сжавший мои внутренности и позволяющий дышать лишь через раз. Я вытянулась на кровати и положила холодные пальцы на живот, пытаясь понять, что чувствую. Стало жутко. Неужели это все?..

От осознания, что внутри меня сейчас сидит то, что по кусочку забирает мою жизнь и силу, я не чувствовала к этому существу ничего, кроме ненависти. Я до боли вцепилась ногтями в живот, поймав себя на мысли, что, будь возможность вырвать эту дрянь своими руками, я бы так и сделала.

В голове засела дурацкая мысль — а чей это ребёнок? Я разозлилась на себя — о чем только думаю?! — и мысленно отвесила себе оплеуху, сжав руки сильнее — должно быть, синяки останутся. Какая разница, кто из этих двоих виновен в том, что я залетела? Оба сдохнут, и хорошо! А я не сдохну, слышите вы?! Никогда не сдохну! Больше ни один...

Дождавшись наступления вечера, я вышла на улицу и побрела по адресу, где жила старая медведьма, иногда лечившая наших. Увидев меня на пороге, она удивилась, но впустила, а когда узнала, в чем дело, наотрез отказалась помогать.

— Ты что, с ума сошла? Сама на костёр пойдёшь и меня с собой прихватишь! Ты указы читала? Такие вещи сейчас вне закона!

— Читала я все, только мне до тех указов... К Мордреду их! Ты должна мне помочь, слышишь, должна! Это только мое дело, и никто, никто не может мне запретить!

— И не проси! — отрезала она. — Избавиться ещё куда ни шло, это даже зельем ещё можно по-тихому устроить, а стерилизация... Да если хоть кто-то узнает, мне головы не сносить... Нет, я на это не подписываюсь!

— Да?! — я была близка к истерике. Бабка в испуге отшатнулась, когда я выхватила палочку из рукава. — Ты уверена?!

Переведя взгляд с палочки, на конце которой плясали алые искры, на моё лицо, которое давало понять — я ни перед чем не остановлюсь, она сжала губы и указала мне на кушетку у стены, отвернувшись к шкафчику с зельями.

— Подумай, — обернулась она ко мне, достала палочку и, поводив ею в воздухе, добавила: — Девочка будет, сильная.

— Знаю, — прошипела я сквозь зубы и расстелила чистую простыню.

Всю следующую неделю я старалась поменьше напрягаться физически и больше отдыхать по рекомендации доброй и чуткой старушки. Никто не посмеет отнять у меня жизнь, тем более, если этот кто-то — паразит внутри меня.

По крайней мере, мне так думать было проще.

— Это сладкое слово — свобода... — счастливо улыбнулась я. — Спасибо тебе за Грейс, она просто находка! Ты не представляешь, как я боялась, оставляя мальчишек на магглу — выбирать-то не приходилось. Каждый раз, когда возвращалась, первый вопрос был: «Ничего странного не случилось?»

Итан стал появляться чаще, и я была этому рада. Рядом с ним было привычно, спокойно и уютно, так же, как раньше. Пока он был готов уделять мне свое внимание, я с превеликим удовольствием им наслаждалась. Нет, разумеется, я прекрасно понимала, какая мы странная, должно быть, парочка, если смотреть со стороны — нас иной раз даже принимали за отца и дочь — но мне было наплевать.

Расстояния теперь не являлись проблемой — аппарация, хоть и не совсем приятная, но очень полезная вещь. Вот и сейчас мы неспешно прогуливались вдоль Кэмденского канала, наслаждаясь приятным летним лондонским вечером.

— Да уж, — улыбнулся он, — визит министерских — сомнительное удовольствие... А насчет ее болтливости — не переживай, ей можно доверять. Даже Мальчика-который-выжил.

— Ну, если ты так говоришь, то ладно. Знаешь, так дико сознавать, что я сама от той магглы мало чем отличаюсь при выбросе, разве что понимаю, что к чему, и память мне можно не стирать.

— Я вообще ума не приложу, как ты с этим со всем справляешься.

— Сама в шоке, — хмыкнула я.

— Зато ты молода...

— Это временное явление, ты же знаешь, — перебила я его. — Во мне нет и капли магии, так что лет, этак, через пять старение заявит на меня свои права, и это неизбежно.

— Об этом я и хотел бы с тобой поговорить. Ты бы хотела вернуть магию? — Итан внимательно посмотрел на меня. Я рассмеялась, отмахнувшись:

— Глупый вопрос! Предлагаю обсудить еще мир во всем мире, победу добродетели над страстями и прочие невозможные вещи...

— Вообще-то я серьезно, есть идея, и я бы хотел ее с тобой обсудить. У меня к тебе предложение...

— М-м-м? — я повернулась к нему. Формулировка интриговала и заставляла понервничать.

— Давай направим стопы в магазин, — продолжил он. — Я хочу тебе кое-что показать.

Аппарировать на глазах у магглов было бы и впрямь безответственно, но меня снедало нетерпение, отчего я предпочла получасовой пешей прогулке поездку в метро. Поезд мчал нас к Ноттинг Хилл, и я, чтобы развеять нервозность беседой, тронула стоящего рядом Бейкера за рукав пиджака:

— Кстати, всегда интересовало — почему именно Портобелло? В смысле, я ожидала от тебя чего-то более уединенного, тихого, малолюдного...

— Хочешь что-то спрятать — оставь на видном месте. А мне тогда спрятать нужно было очень многое: как минимум, то, от чего я избавляться не собирался даже под угрозой обысков, как максимум — себя, — подмигнул он, ухватившись за поручень. — Ты не представляешь, насколько отвлекающе может действовать разная простецкая ерунда...

— Еще как знаю, Под, — вернула я ему улыбку.

Очутившись в кабинете, Итан вытащил из стола толстую тетрадь в потертой кожаной обложке.

— Этот дневничок — моя большая удача. Я давно интересовался этой темой, искал все, что только может пролить свет на путешествия душ, а такой литературы, сама понимаешь, со здешней цензурой днем с огнем не сыщешь. Мне даже имя автора неведомо, вообще ничего о нем не знаю, кроме одного — этот человек псих, — покачал он головой. — Но псих весьма занятный. Исследователь, каких поискать, занимался проблемой сквибов, обретения ими магии. Ты уже понимаешь, к чему я клоню, да?

Я нетерпеливо закивала, требуя продолжать.

— И, посреди стройных и не очень теорий, я нашел детальное описание одного трехступенчатого ритуала по раскрытию магии. Он его провел, понимаешь? Подробно расписал наблюдения и, если верить им, все получилось! Я не знаю, что думать...

Я взяла из его рук раскрытую тетрадь и попыталась вчитаться в пляшущие на пожелтевших страницах строчки — сердце билось, словно загнанное, и его удары гулом отдавались в ушах. Я одернула себя: бред какой — забрезжила малейшая надежда, и я уже не в состоянии держать себя в руках!

— С чего ты взял, что это поможет? — спросила я, едва справившись с чувствами. — Тут речь о сквибах, то есть выходцах из магических семей, а я, то есть Петуния — маггла стопроцентная!

— Я бы не был так уверен, — откинулся он на спинку, не сводя с меня внимательного взгляда карих глаз. — Сестра-то у нее ведьма, значит, не такая уж и стопроцентная, как ты склонна считать... Возможно, с этим можно поработать. Не попытаемся — не узнаем.

— Хорошо, ладно, пусть... — я опустила дневник на стол перед собой и обхватила голову руками, запустив пальцы в волосы. — Но я вижу тут, как минимум, одну загвоздку. На третьем этапе речь идет об использовании крови того, кто изгнал сквиба из семьи. Меня никто не изгонял — меня, черт возьми, прокляли! Это немного разные вещи!

— Мы и так отступаем от рецепта, идя на поводу у того, что имеем. У меня есть идеи, как модифицировать этот ритуал относительно твоей проблемы, сохранив главное — его принцип работы. Вот, посмотри.

Он протянул мне листок с похожей схемой, но немного переиначенной. Я сосредоточилась на ритуале: кровь наследника по телу, кровь наследника по духу, кровь врага...

— Врага? Какого из... — пробормотала я в задумчивости.

— Я имел в виду, почему бы не использовать кровь того, кто проклял?

От такого заявления я вскинула голову, недоуменно уставившись на Бейкера. Он что, шутит сейчас?!

— Дай-ка подумать... Быть может, потому, что ты его убил?! — в моем голосе послышались истерические нотки, и я сделала несколько глубоких размеренных вдохов, пытаясь успокоиться.

— А вот сейчас обидно было, знаешь ли... — Итан встал и, достав из сейфа пузырек, поставил его передо мной.

Я неверяще переводила взгляд с флакона, полного крови Каркарова, на Бейкера, возвышающегося над столом.

— Неужели ты и правда думаешь, что я с этой швали ничего не взял? Его жизнь сама по себе и кната ломаного не стоит! — презрительно выплюнул он. — На мой взгляд, именно для тебя больше затруднений должен вызывать второй этап.

— В каком смысле? — у меня все перепуталось в голове, не желая укладываться в четкую картинку, и я ощущала себя полной идиоткой.

— В прямом. Мы оба знаем, что у тебя нет наследников, Энди...

* * *

— Вердикт? — насмешливо взглянула я на стоящего в дверях гостиной и сосредоточенно водящего в воздухе палочкой Северуса.

Он ничего не ответил, лишь нахмурился, но вполне удовлетворенно кивнул. Он приходил уже третий раз проверять, в порядке ли Гарри, и каждый раз его визиты больше напоминали дешевый цирк. После того, как он снова скупо поздоровался сквозь зубы, я не выдержала:

— Слушай, я понимаю, что первое впечатление многое решает, и мы с тобой друг от друга явно не в восторге... Но, раз уж мы видимся, то предлагаю хотя бы быть любезными, — прошла я мимо него по направлению к кухне, оставив детей смотреть телевизор. — Чаю?

— Да, спасибо. В смысле, согласен, — исправился он, растерявшись на секунду и следуя за мной.

Я видела, что он явно хочет что-то спросить, но не решается. Поймав мой вопросительный взгляд, Северус усмехнулся:

— Странно, что я не видел вас при ваших-то талантах среди сторонников Темного Лорда...

— А почему я, по-твоему, должна была там числиться? Риддла было, конечно, за что уважать, но мне никогда не были близки его тезисы. Я больше удивлена тем, что ты там забыл, при твоих-то данных. Не верю, что и тебе тоже была близка его политика.

— При чем тут это? — огрызнулся он.

— Ну да, ни при чем, в отличие от денег, силы и влияния, — я чувствовала его раздражение и понимала, что хожу по тонкому льду, но было очень интересно, как далеко еще я смогу продвинуться, и азарт взял свое. — Он ведь побеждал, так что ты, выходит, заведомо выбрал выгодную сторону. Но выгодную ведь не значит верную... Фашисты тоже побеждали, где теперь те фашисты?

— Вы прекрасно знаете о том, какую сторону я выбрал, — напрягся он.

— Да, ты перехитрил всех, молодец, — откинулась я на спинку стула, обхватив пальцами чашку. — Просто, согласись, забавно, что большинство влиятельных снобов добровольно поклялись в верности психопату маггловского происхождения, который, по сути, их в глубине души ненавидел и никогда не разделял до конца их убеждений. На что они рассчитывали?

— Ненавидел? — прищурился Снейп.

— Директор, должно быть, посвятил тебя в то, что у Тома Риддла не самая блистательная родословная. Тебе ли не знать, как непросто с такими данными среди тех, кто непримирим, особенно после выхода этого дурацкого списка...

— Не самая блистательная? — усмехнулся он. — У него мать была из Гонтов!

— А отец — маггл. И воспитывался он, насколько я знаю, среди магглов.

— И какое это имеет значение?

— Я видела достаточно крови, чтобы утверждать, что она абсолютно одинакова у всех, но если даже предположить, что у кого-то по венам течёт кровь родниковой чистоты, а у кого-то вместо нее мерзкая муть, то я — самая настоящая грязнокровка.

Я заметила, как Северус дернулся, услышав последнее слово, но смолчал. А что? Нужно иметь смелость называть вещи своими именами. Убедившись, что взрыв обошел стороной, я продолжила:

— Не секрет, что отношение к магии у нас и у потомственных волшебников разнится. Я никогда не была близка к этим «чистокровным» заморочкам и, в отличие от них, воспринимаю магию не как многовековые традиции и какое-то пресловутое наследие, а как гибкий верный инструмент, который помогает мне достигать целей. Оружие, если хочешь. И оно меня, с таким подходом, ещё не подводило, в отличие от пачками вырождающихся идиотов. Дело не в родословной, дело в знаниях и умениях, в готовности впитывать магию, как губка! Иначе, если верить им, то как ты, далеко не самый чистый из магов, смог стать легилиментом, которых раз, два и обчелся?

— Моя мать тоже была талантливой чистокровной ведьмой... — начал было он, но я, не выдержав, расхохоталась:

— Моя кровь — итог вековых скрещиваний не то что с грязнокровками, а, чаще всего, с магглами. И, как видишь, до некоторого времени я была не самой дерьмовой ведьмой! Это я к чему рассказываю — ты правда считал свою мать чистокровной? — я заметила, как с его лица сошла краска, кажется, до него наконец, дошло. — Ну да, они же все сделали, чтобы не только ты и она сама — все так считали. Но ты имеешь уже, да, представление о своей родословной? А теперь вспомни своего отца и подели эту самую «чистоту» ещё надвое!

Посмотрев на оторопевшего Снейпа, я решила подвести итог этой теме:

— Вот почему я искренне считаю идеи Риддла чушью, а его самого — свихнувшимся психопатом. Да, сильным, да, умным, да, всего добившимся самостоятельно, но это ни в коем случае не отменяет того, что он не в себе. А вот со вторым твоим хозяином дело обстоит лучше — он хотя бы, несмотря на преклонный возраст, в здравом уме.

— Дамблдор-то вам чем не угодил? — сардонически усмехнулся Снейп, пытаясь задеть меня. — Хотя, в самом деле, о чем это я? Чем он может нравится бывшей уголовнице?

— Знаешь, Северус, у некоторых людей есть воображаемые друзья, а у тебя, судя по всему, воображаемые враги, одним из которых ты упорно желаешь видеть меня. Не стоит, твои реальные неприятели гораздо ближе к тебе, чем ты думаешь.

— О чем вы? — скрестил он руки на груди, испытующе глядя на меня.

— Рассказывать долго, но я разрешу тебе посмотреть все самому. Не привыкать же, так? Ты ведь будешь джентльменом, не полезешь, куда не надо? — он прищурился, потянувшись к палочке. — А потом сравнишь на досуге и решишь, похоже или нет — голову на отсечение даю, что так оно и было.

Я уставилась прямо в его непроницаемые глаза и сосредоточилась на этом не самом приятном воспоминании. Чувствовать присутствие Северуса в своей голове было неприятно, но я верила, что так надо, что я поступаю верно. Он, если разобраться, был не чужим мне человеком, и я была бы рада, если б у меня получилось помочь ему если не соскочить с крючка, то хотя бы иметь представление о том, что его, возможно, ждет.

Разговор из прошлого подходил к концу, когда раздался стук в дверь. Побледневший Северус разорвал зрительный контакт и отвел глаза, задумавшись, а я, справившись с легким головокружением, пошла открывать. На пороге стоял Итан.

— Ты какая-то бледная. Все в порядке? — спросил он, проходя на кухню, где заметил Снейпа и смерил его подозрительным взглядом.

— Да, в полном, — поспешила заверить я, а Северус презрительно поджал губы, глядя на Итана.

Снейп, до этого даже расслабленный, а теперь поглощенный мыслями и дискуссией, казалось, вмиг ощетинился в присутствии Бейкера и наглухо закрылся, сведя мои усилия по расположению его к себе на нет. Напряжение между этими двумя невозможно было игнорировать, словно каждый из них поставил себе цель — победить в этой молчаливой дуэли. От мысли, что, или, скорее, кого они оба могли избрать главным призом, стало не по себе, и я попросила Итана помочь со звукоизоляцией кабинета, собираясь в его отсутствие спокойно попрощаться с Северусом. На пороге тот обернулся:

— На вашем месте я бы проследил, чтобы ваш друг не зачитался ненароком, если вы не спрятали рукопись как следует. Интересный роман, трудно удержаться, — бросил Снейп на прощание, прежде чем я закрыла за ним дверь.

Я, устало прислонившись спиной ко входной двери, подняла глаза наверх, на второй этаж.

Я прислушалась — из-за закрытой двери ничего не было слышно, стало быть, звуковой барьер уже поставлен. Я потянула на себя ручку двери, гоня от себя мысли о том, что там может оказаться в самом худшем случае — если я не смогу верить Поду, кому я, черт возьми, вообще смогу верить?

— Скажи, для тебя совсем не существует ничего святого? — увидев лежащую на столе развязанную папку, я словно умерла.

Итан повернулся ко мне, и я краем сознания отметила, что таким потерянным я его никогда не видела.

— А для тебя, — в его голосе слышалось разочарование, — существовал когда-нибудь хоть кто-то, кроме тебя самой?

От его слов на глаза навернулись слезы, и я почувствовала пресловутый ком в горле, не дающий как следует вдохнуть. Проморгавшись, я снова смогла смотреть на него:

— То есть, это я рылась в твоем прошлом... — только и хватило меня ответить, прежде чем спокойный всегда Бейкер взвился:

— Да сколько угодно! — резко отодвинутый стул жалобно скрипнул по паркету. — В прошлом, в настоящем, в будущем! Я когда-нибудь от тебя хоть что-то скрывал?!

Я не знала, что сказать, глядя на нервно мерившего шагами комнату Итана.

— Ответь мне, какого драккла я должен был гадать всю свою чертову жизнь, что я сделал не так?! По-твоему, я не заслуживал этого знать? Чем я так навредил тебе?!

— Всё прочитал? — поинтересовалась я с деланным спокойствием — между растерянностью и злостью я всегда выбирала злость.

— Нет, что ты! Всё читать без надобности... Хватило первой главы, где ты рассказываешь о семье, — как-то нехорошо усмехнулся он, и от его вида стало жутко. — Несколько фраз, чтобы расставить всё на свои места, тех долбаных фраз, которых ты для меня пожалела!

— Ты не понимаешь... — в носу предательски защипало. Меньше всего мне хотелось лить слезы, но выбора у меня, похоже, уже не было.

— Да куда уж мне! — крикнул он, перебивая, но, будто обессилев, тихо добавил: — Ну почему, почему ты не рассказала? Если бы ты просто призналась...

— Просто?! — взвизгнула я. — Да в каком месте это просто?! Ну призналась бы я, и что?! Что было бы, а?! Ответь!

— Мы бы справились, придумали что-нибудь, нашли бы способ от этого избавиться, — развел руками Итан, на что я только истерически рассмеялась:

— Никто до тебя не нашел, а ты нашел бы, да?! Так и скажи: мне было бы проще жить, зная, что это ты проклятая, а я ни при чем! Да?! Как хорошо сознавать, что проблема твоей пущенной низзлу под хвост жизни не в тебе!

— Энди, ты не права... — начал было Итан, но я его не слышала.

— «Мы бы справились...», — хлюпнув носом, передразнила я его. — Какие к черту мы? — Я бы и рада была остановиться, но меня уже несло. — С чего ты взял, вообще, что мне от тебя что-то нужно?!

Бейкер побледнел и словно мигом спал с лица.

— А что, прямо-таки... совсем-совсем ничего не нужно? — спросил он тихо.

Я глядела ему в глаза, чувствуя как пол под ногами кружится. Или это была моя голова? Во мне боролись обида, злость, отчаяние и стыд за мою отвратительную истерику, и в этой жуткой мешанине чувств пока ни одно не могло одержать победу, разрывая меня изнутри. Я хотела сказать хоть что-то, но, видит Мерлин, не могла вымолвить ни слова. Итан принял мое молчание за согласие.

— Тогда будь любезна, возьми на себя труд, на сей раз избавься от этого сама, — вытащил он из кармана пиджака небольшую коробочку, положил ее на столешницу и, не глядя на меня, вышел прочь.

Из оцепенения меня вывел лишь звук хлопнувшей входной двери.

* * *

1943, Сент-Питер-Порт, Гернси

— Все чисто? — спросил Итан.

— Да, заряды на месте, осталось только дождаться, когда господа появятся собственной персоной, — хмыкнула я и поправила портупею.

Мы заняли свои посты у входа. Вскоре к воротам усадьбы подъехал, сверкая черными боками, автомобиль, и, когда я увидела, кто вышел из него и направился по щебеночной дорожке к дому, моё сердце замерло от тёмного липкого ужаса: полковник — я втайне наслаждалась свободой хотя бы в мыслях называть его по-своему — вел супругу, аккуратно поддерживая её, а рядом с ними, вертя по сторонам прелестными, украшенными бантами головками, шагали две девочки-погодки, лет пяти-шести.

Поприветствовав его, и подождав, пока вся его семья скроется за дверью, я смогла дать волю эмоциям и шокированно повернулась к Поду:

— Они что, тут не одни будут?

— Видимо, да... — судя по его виду, он был удивлён не меньше моего.

— Зачем?! — прошипела я.

— Не знаю... Могу только предполагать, что они так хотели показать друг другу, что опасаться нечего.

— Да охереть, как нечего! — все шло не по плану, по крайней мере не по тому, в курсе которого была я, и это не могло не беспокоить. — Думаешь, об этом знали?

Ответить он не успел — к воротам подъехала машина советника, откуда он вышел тоже в сопровождении семьи, и, замыкая их процессию, мы вошли в напичканный ядом дом. Пока эти двое обсуждали дела, я не находила себе места — с одной стороны, я должна была выполнить задание, а с другой... Я скосила глаза на дверь дальше по коридору. Импровизированная игровая, в которой сейчас трое маленьких детей... Память услужливо подкинула картинку, как я собственными руками устанавливала там капсулы с ядовитым газом, как и во всех прочих комнатах, и мне стало дурно.

Стоя у кабинета на карауле, я размышляла, стараясь сохранять спокойствие. Было ли известно заранее, что встреча будет проходить в таком формате? Я не была уверена точно, но и не подозревать не могла. Недаром же в последний момент решение изменили и назначили главным Итана. Взглянув на него, я поняла, что он тоже далеко не в восторге от происходящего.

— Что делать? Через пять минут сработают заряды... — шепнула я ему.

— Что мы можем сделать? — пожал он плечами, и я успела заметить, что его голос звучал надтреснуто.

Я отвернулась, оттягивая воротничок омерзительно чуждой гриндевальдовской формы, которую мне пришлось на себя напялить — стало невозможно душно. Мысли метались, я не знала, что мне делать — то ли замереть, как вкопанная, и выполнить то, что должна, то ли поднять шум, живо вывести всех из дома и подвести задание под провал, а нас с Подом — под жестокую расправу.

Я дернулась было в сторону, и тут же была мягко, но настойчиво остановлена. Итан понял мой порыв и сейчас, пристально глядя мне в глаза, крепко держал мою руку и едва уловимо качал головой. Оставались считанные секунды, и мне даже казалось, что я слышу тиканье невидимых часов.

— Мы не должны... — с трудом произнес он, словно приговоренный.

Три, два, один... Раздался громкий хлопок десятков раскрывающихся капсул, показавшийся мне оглушительным. Из-под дверных щелей потянулся едкий дым, а Под притянул меня к себе и, выпустив напоследок заклятие Адского пламени, под аккомпанемент судорожного кашля, аппарировал.

Стук маленьких кулачков и детские крики еще долго преследовали меня в кошмарах.

* * *

Мы оказались посреди коридора, где я, выдернув руку из захвата, пошла прочь от Итана. Умом я понимала, что он прав, и только благодаря его выдержке я ничего не сорвала, но сейчас не было сил видеть ни его, ни кого-либо другого, хотелось побыть одной...

Забравшись на койку с ногами, я нащупала спрятанный под подушкой порт-ключ и крепко сжала его в ладони. Нервы давно были ни к черту, и сегодняшний день стал словно последней каплей. Хотелось навсегда покинуть это место, принесшее столько несчастий, затеряться в большом городе, среди людей, которым и дела до тебя нет, пусть даже там и рвутся бомбы — здесь безопаснее только на первый взгляд. Исчезнуть так, чтобы меня никто никогда не нашел, и начать новую жизнь.

Я достала из-под кровати чемодан и принялась складывать свой нехитрый скарб. Решение было принято быстро и без колебаний — я здесь больше не останусь, хватит с меня. Большие игры сильных мира сего, в которых я лишь послушная шестеренка, надоели до чертиков. Что делают с шестеренками, которые пришли в негодность? Заменяют и выбрасывают. Нет уж, увольте, я хотела быть сама себе хозяйкой, как Анатоль, как...

— Что ты делаешь? — я и не заметила, занятая своими мыслями и сборами, как Итан вошел.

— Стучать бы не помешало, — бросила я через плечо.

Я чувствовала спиной его напряженный взгляд, и от этого молчание становилось еще более давящим. Не выдержав, я развернулась и сотворила заклятие тишины.

— Ну, что? Я уезжаю. У меня есть порт-ключ до Лондона.

— Сбегаешь.

— Да ну?! — его упрек меня разозлил. — Следующую реплику подсказать? Я могу: ты не справилась, ты едва все не запорола... Давай!

— Энди, так нельзя. А мы? — он взял меня за плечи и слегка встряхнул, заглядывая в глаза.

— Ты прекрасно справишься, — заверила я его, — уверена.

— А что, если я не хочу справляться здесь один, а? — тряхнул головой он и бормотнул в сторону: — Мордред, да я даже думать не хочу, как ты этот портал заполучила...

Итан разжал хватку и, сунув руки в карманы, отвернулся, уставившись в стену нечитаемым взглядом, я же смотрела на него и пыталась понять, что чувствую. Наверное, если бы он не заглянул, я бы, скрепя сердце, не прощаясь, активировала бы порт-ключ — но сейчас, когда он был здесь, сбежать, как он выразился, уже не казалось мне такой хорошей идеей.

Я понимала, что не готова уйти, хотя бы просто потому, что это означало, что Итана я больше, скорее всего, не увижу никогда. От этой мысли защемило сердце. Несмотря на то, что я отчаянно не хотела признаваться себе в этом, он стал для меня намного больше, чем просто друг и товарищ. Он был мне дорог. И, пусть разумом я сознавала, что не имею никакого морального права разрушать его жизнь, чувства требовали, чтобы Итан был рядом, хотя бы просто как друг.

Неизвестно, как бы повернулась судьба, сдержи я себя и поступи иначе в тот момент. Возможно, все сейчас было бы по-другому. Но в одном я уверена точно: я никогда не пожалела о том, что сделала.

Я коснулась его плеча, добиваясь внимания:

— А ты?

— Что я? — прищурился он.

— Портал перенесет двоих. Ты отправишься со мной?

— Ты серьезно?! Теперь еще и мне бежать предлагаешь? — отшатнулся он и, смерив взглядом с ног до головы, говорящим все без слов, вышел прочь.

Я смотрела на закрывшуюся за ним дверь, и его слова звенели в ушах. Скинув с постели чемодан, который стало невыносимо видеть, я улеглась на койку, отвернувшись к стене.

Теперь дороги обратно точно не было, после моих признаний здесь оставаться было нельзя, а значит, до рассвета я должна была уйти. Жить здесь, под изумленно-презрительно-злым взглядом Итана, казалось мне невозможным. Все испорчено окончательно, хотя, возможно, так было и лучше — я давно призналась себе, что не для меня все это, а значит, не стоит мучить ни его, ни себя. От этой мысли противно загорчило во рту, и я почувствовала, как ткань наволочки становится противно-сырой.

Ночь уже готовилась сдать позиции, но свет еще не начал пробиваться сквозь грязное маленькое узкое окно. Я уже была готова, и в нерешительности смотрела на собранный чемодан, стоящий рядом с кроватью. Я вздрогнула от звука открывшейся и захлопнувшейся моментально двери, когда в комнату растрёпанным стрижом влетел Итан. Я инстинктивно выхватила из рукава палочку, готовая ко всему, но он, увидев меня, сидящую на постели, прикрыл глаза и шумно выдохнул.

— Фуф... — провел ладонью по лицу он, переводя дыхание. — Я думал, уже все... Ну что? — кивнул он на чемодан. — Можем отправляться?

Заметив мой неподдельный шок, он добавил:

— Ты ведь не передумала?

Грохот камня, упавшего с души в тот момент, казалось, было слышно на другом краю земли. Бросив Итану взгляд, полный смеси укора и облегчения, я спрятала палочку, подхватила чемодан и протянула ему второй конец крепко зажатого в руке порт-ключа.

* * *

К счастью, нам удалось потеряться — как я уже потом узнала, после того случая мы считались погибшими в пожаре, доказательств обратного не было. Зря я преуменьшала опасность, которая подстерегала нас в Лондоне — рвущиеся над головой бомбы были более чем реальны, но, по крайней мере, мне больше не приходилось переступать через себя.

Уверена, что если бы не волшебство, мы бы не пережили эту войну. Магия охраняла, магия позволяла добыть еду, магия помогала выйти невредимыми из отрезанного от всего мира огнем дома... Она спасла нас, и восьмое мая мы встретили вместе с толпой ликующих лондонцев у ворот Букингемского дворца.

После войны неизбежно суетное оживление — выжившие хотят жить, и жить хорошо. Город отстраивался, и, хоть жилья катастрофически не хватало, нам удалось поселиться в небольшой квартирке в Ист-Энде. И именно после того, как опасность миновала, я поняла, где я еще просчиталась.

Я не просто хотела быть с Итаном, я хотела Итана. Мне было мало просто быть друзьями, соседями, я все яснее понимала, что моего самоконтроля едва хватает для того, чтобы шальной прихотью не разрушить его жизнь. Хуже всего было ловить его вдохновленные взгляды за работой, чувствовать это притяжение между нами — и делать вид, будто я совсем этого не замечаю.

Разумеется, я понимала, что он сделан отнюдь не из стали, но от этого знания было не легче. Я чувствовала временами исходящие от него легкие запахи других девушек, которые он старался скрыть, испытывая явную неловкость. Я кусала подушку, слыша, как он ворочается за занавеской, точно так же, как и я — и это было невыносимо тяжело. Но я была не готова отринуть свои нелепые чувства и оставить надежду, нет, даже не надежду — иллюзию нормальной жизни, возможной любви. Это было слишком мне необходимо. Я считала, что мой самообман губителен только для меня, а значит, я имею на него право.

И в этом мне было суждено просчитаться. Оказалось, страсть способна быть такой, что голос разума с трудом различим сквозь крик инстинктов, толкающих людей друг к другу. На мое счастье, у меня оказался хороший слух. От одной мысли о том, что я едва не натворила, чувственное головокружение сменилось тошнотой страха, и я оттолкнула Итана, метнувшись на другой конец кровати.

— Нет... — только и выдохнула я.

Итан, встряхнув головой, перевел взгляд с моей тяжело вздымающейся груди на глаза, провел ладонью по лицу, прогоняя наваждение, и посмотрел на меня гораздо осмысленней, словно приняв решение:

— Да, — тихо сказал он, вскочив и подойдя к окну и выглянув за занавеску.

— Да, не так! — повторил он громче, на ходу натягивая рубашку, которую я сама стащила с него несколько минут назад, обезумевшая от желания.

— Ты права, — обернулся он в дверях и, подмигнув мне, скрылся из виду, оставив меня приходить в себя и гадать, куда он отправился.

Я перебрала в уме сотни вариантов и хотела уже отправляться на поиски, если он не объявится сегодня, но разгадка не заставила себя долго ждать — Итан появился на пороге спустя несколько часов, будто чем-то окрыленный. Не успела я ничего спросить, как он оказался передо мной, торжественно встав на колено — все же не удержался от легкого паясничанья. У меня не получалось вымолвить ни слова, а из-за вызванного паникой звона в ушах его речь ускользала от меня. Я смотрела на кольцо у него в руке, а внутри меня темным смерчем зарождалась истерика, готовая выплеснуться наружу.

— А с чего ты взял, что я хочу за тебя замуж? Что мне вообще от тебя что-то нужно!? — словно со стороны услышала я свой голос, глядя на шокированного Итана, ожидавшего, видимо, какой угодно реакции, но не такой.

Я наговорила тогда много ужасных вещей. Если вспомнить все, становится тошно от самой себя, но, Мерлин свидетель — осознав, на что он на самом деле готов ради меня, я была уверена, что простым отказом не добьюсь должного эффекта. Да, я была глупа и только сейчас поняла, что своим поступком лишь еще крепче привязала его... Но что толку сейчас говорить об этом?

Когда в тот вечер он вылетел прочь, разъяренный, и ушел, куда глаза глядят, лишь бы не видеть меня, я с глухим отчаянием поняла, что добилась своего, ему точно ничто не грозит. Теперь оставалось только исчезнуть, отказавшись от сомнительного удовольствия рубить хвост по частям, и попытаться смириться с тем, что нормальная жизнь — не для меня.

* * *

Я долго смотрела на то самое кольцо, поблескивающее изумрудом на бархатной подушке и наконец, достав его, осторожно надела на безымянный палец.

Уже поздним вечером, накрутив себя как следует, оставив детей с няней и преодолев дорогу до Лондона, я стояла у двери магазина, удрученно рассматривая табличку «ЗАКРЫТО». Ну и что мне теперь делать? Кричать под окнами, в надежде, что Бейкер услышит? Глупо... Но я буду, буду, если надо! От отчаяния я с силой подергала ручку двери, и к моему удивлению, она поддалась. Поднявшись по лестнице в темную квартиру, я пошла на слабо мерцающий свет камина, бросающий отблески на стены темного коридора.

Итан спал, откинувшись в кресле. Когда я, стараясь ступать как можно тише, подошла поближе, то ощутила запах виски в дуэте с умиротворяющим бальзамом. Не самое лучшее сочетание, теперь он еще долго не проснется... Я поблагодарила Мерлина за то, что с мальчишками есть кому посидеть, и устроилась рядом на мягком подлокотнике.

Я переживала, словно девчонка на первом свидании — что он скажет, увидев меня здесь? Что я скажу ему? Вот уж, воистину, никогда не приходилось просить прощения, тем более у мужчин. Я растирала онемевшие от волнения пальцы, когда Итан, дернувшись и громко вздохнув, проснулся, порядком испугав привыкшую к тишине меня.

— У тебя было не заперто... — начала я, растерявшись под испытующим взглядом карих глаз, остановившихся на моих руках.

— Оно работает как ключ, — кивнул он на блеснувший гранями в свете огня изумруд. — Только я, сама понимаешь, не ждал...

— Мне не стоило приезжать? — сникла я. Сказать, что ситуация была неловкой — не сказать ничего.

— Нет! — разом стряхнув остатки сна, подобрался он и схватил меня за руку, словно боясь, что я сейчас и вправду уйду. — Я просто не думал, что ты можешь...

— У меня было три десятка лет, чтобы научится признавать свою неправоту, — после этих слов, сказать которые было слишком важно, смотреть Итану в глаза стало неловко, и я отвела взгляд.

— По правде говоря, я думал, что все окончательно испортил своей реакцией — правда оказалась слишком тяжелой, не так ли? — невесело усмехнулся он. — Мне жаль, что я довел тебя до слез, но если ты пришла сюда, стало быть, ты не злишься на меня. И значит ли это, что ты...

— Согласна? — улыбнулась я с облегчением. — А разве тебя не смущает, что я — не совсем я?

Итан взял мою руку и мягко поцеловал в раскрытую ладонь:

— Что бы ни случилось, как бы ты ни выглядела, ты для меня — всегда моя Энди.

Итан протянул руку и отвел с лица Эндрейст прядь волос. Наблюдать за ней спящей было все еще ново, он словно вернулся обратно в прошлое, и так же, как тогда, стоит у ее кровати, наблюдая, как колышется от дыхания темный локон — только теперь уже, к счастью, не тайком. Солнце, пробивающееся сквозь неплотно задернутые портьеры, озаряло ее кожу причудливыми бликами, лучи играли на золотисто-каштановом шелке ее волос.

Есть люди, с которыми можно провести едва ли пару недель, а кажется — вместе всю жизнь. Эндрейст всегда была для него одной из таких, главных людей, и сейчас, когда ее одолевали сомнения, или она вспоминала об изменениях своего облика, Итан лишь отшучивался — он не представлял себе, как может Энди измениться в его мыслях, когда она сама, такая, какая есть — единственное, что неизменно.

На свиданиях они с лихвой наверстывали упущенное за все прошедшие годы, не собираясь останавливаться. И именно сейчас, здесь, наедине, когда она не оглядывалась на чужое мнение, вдали от чужих оценивающих взглядов, на смятых простынях, зацелованная, она была собой, настоящей, невероятно прекрасной и искренней.

Настолько хороша, что любоваться можно было бы целую вечность — но Бейкер помнил, что, если Эндрейст застанет его за разглядыванием, то ей станет неловко, и решил, что лучше потратит время на легкий завтрак — смущенная неожиданной заботой, Энди тоже была очаровательна.

* * *

Время шло, а я чувствовала себя нужной, любимой, заласканной, словно кошка, пригревшаяся на солнце, и непривычно счастливой. Счастливой — потому что рядом был Итан, который понимал меня с полуслова и можно было, наконец, забыть о чертовом страхе проклятия. Непривычно же оттого, что я долгое время была одна и стала в каком-то роде несдержанной. Теперь, когда все было так хорошо, что я боялась даже щипать себя за руку — вдруг все это мне только приснилось? — мне приходилось иногда прикусывать язык, чтобы не испортить все своим не всегда приятным характером.

Хотелось просто наслаждаться жизнью и чувствами, что кипели в крови этого юного красивого тела. Сначала на задворках сознания меня грызла неприятная мысль о том, что я нравлюсь Итану лишь потому, что в своем новом облике я молода. Но, поразмыслив и решив, что от терзаний по этому поводу никому лучше не будет, я отбросила их, как что-то несущественное.

— Когда в последний раз своего племянничка видела? — спросил он, одной рукой обнимая меня, а другой удерживая на коленях безостановочно вертящегося и норовящего свалиться Гарри.

Я промолчала — сказать мне было нечего. Северус не объявлялся уже две недели с того дня, когда между нами состоялся тот самый разговор, и думать о причинах его молчания мне не хотелось.

Естественно, я рассказала обо всем этом и Итану — отныне я не желала иметь от него секретов — и откровение мое вызвало отнюдь не положительную реакцию.

— Нет, я верю, конечно, что ты думала, что делаешь, но… — пробормотал он тогда, задумчиво потерев подбородок, после чего вскинул на меня взгляд, полный искреннего недоумения. — Ты думала, что делаешь?! А ну как этот — и прямиком к старику?

Я уперла руки в бока, отвернувшись. Разумеется, я все возможные варианты успела передумать за то время, что Северус не давал о себе знать. Я даже адрес его узнала у местных старожилов — оказалось, помнят еще такую странную семейку, как Снейпы — но идти в Тупик Прядильщиков без крайней необходимости не хотелось. Вот и теперь, Итан периодически напоминал мне о нависшей над нами проблеме, которая требовала решения.

— Понимаю, ты не хочешь, — вздохнул он, — разочарование и все такое... Давай тогда я схожу? Или будем ждать, пока в дверь постучатся авроры?

— Не мог он нас сдать, не мог он обет нарушить. Может, заболел, — предположила я, — и поэтому дома сидит?

— И именно поэтому его видели в «Дырявом котле»... — хмыкнул Итан. — Заболел, точно. Или умер.

Я понимала его правоту и опасения, но все же хотела надеяться, что Бейкер ошибается. Ну в самом же деле? С другой стороны — я не доверяла никогда и никому, да и начинать, видимо, не стоит. Если все окажется так, как считает Итан, и Северус отправился прямиком к Дамблдору — ну что ж… Из этого следует только два вывода: во-первых, жизнь меня ничему не научила, а во-вторых, Снейп достоин такой судьбы.

— Ладно… — нехотя выдохнула я, — только давай завтра? Вместе. Я… Думаю, если ты прав, я хочу это видеть.

— Другое дело, — Итан поцеловал меня в щеку. — А то я уже, в самом деле, перестал тебя узнавать. Давай, пойдем, выгуляем парней, пока дождя нет, крепче спать будут.

* * *

— Зайдем в магазин? — предложил он, когда мы шли обратно из парка.

Я закатила глаза — серьезно, в магазин с двумя маленькими детьми? — но возражать не стала, продуктов и правда не помешало бы купить, а если Под отвлечет внимание мальчишек, я мигом пробегусь вдоль полок в бакалее.

Проходя по одной из центральных улиц города, мы услышали шум в одной из подворотен. Я, не придав ему значения, покатила коляску с Дадли дальше, в то время как Итан остановил меня, взяв за локоть. Не успела я возмутиться, как он, приложив палец к губам, попросил меня помолчать и прислушался.

— Что-то мне подсказывает, нашлась наша пропажа, — оскалился он и, передав мне Гарри, двинулся туда, откуда слышались звуки.

* * *

Северус, казалось, потерял счет времени — если бы не отрывной календарь на стене, он бы забыл даже, какой сейчас месяц. Уже около двух недель его маршрут был нехитрым — паб-дом, дом-паб, и вносить изменения в него он не собирался. Он много думал первое время, вернувшись от Эндрейст, и вскоре, придя к неутешительным выводам из услышанного и увиденного, он хотел только одного — перестать об этом думать. Но, увы, это у него не выходило.

Надежда, что воспоминания могут оказаться подделкой, разбилась о ту информацию, что предоставил ему старый знакомый, с которым его свел Люциус — все подтвердилось. В чем еще он ошибался? Чего еще не знает? Чувствовать себя идиотом не было одним из любимых занятий Снейпа. Что, если и его Дамблдор так же обманул, попросту поймав на крючок за то, что ему дорого? И если директор не выполнил своего обещания, значит ли это, что и Северус теперь вправе послать ко всем чертям свое? О Поттере, вон, есть кому позаботиться, и неплохо...

Убедившись, что Умиротворяющий бальзам помогает от раздражительности, но ничего не может поделать с разочарованием в себе и своей жизни, Северус решил прибегнуть к старому дедовскому методу, которым, на его памяти, вызывал у себя амнезию его отец, отец его отца, да наверное, и все мужчины его семьи начиная с сотворения мира.

Вот и сегодня он методично предавался затяжному приступу жалости к себе, пропивая учительское жалование с одной только целью — свести все свои заботы к тому, чтобы добраться до постели, прежде чем уснуть. Мирные планы на тихий вечер разрушили пара колких слов, брошенные в сторону не в меру шумного соседа по барной стойке, и вот теперь он стоял на заднем дворе паба, и его ближайшей перспективой была драка с этим громилой.

К черту, волшебник он или нет?! Палочка привычным жестом легла в руку, и Ступефай уже был готов сорваться навстречу жертве, когда его противника кто-то похлопал по плечу, и Северус с удивлением осознал, что спустя мгновение тот уже ничком лежал на земле, сваленный быстрым ударом, а его самого крепко держали за шиворот.

— Умом тронулся, при магглах колдовать? — прошипел на ухо смутно знакомый голос, и он, бесславно обезоруженный, ощутил на себе мощный рывок аппарации.

Не успел он опомниться, очутившись в чужой гостиной и сдержав рвотный позыв от неожиданного перемещения, как державшая его железной хваткой рука исчезла. Он обернулся — рядом стояли Эндрейст с детьми на руках и ее приятель.

Покачнувшись и прикрыв глаза, спасаясь от головокружения, лже-Петуния одарила своего спутника укоризненным взглядом из-под ресниц, а прислонившегося к стене Снейпа — сочувственно-разочарованным, а затем молча удалилась, подхватив захныкавших после аппарации мальчишек.

Северус вперился взглядом в хмурого мужчину, выглядевшего обманчиво-расслабленным и спокойным, и припомнил тот день, когда они столкнулись здесь впервые.

— Может быть, все-таки, вы объясните, что я здесь делаю? — проводив Эндрейст взглядом, усмехнулся он и, собравшись, язвительно спросил: — И какого драккла вы меня сюда притащили?

Итан усмехнулся и покачал головой:

— О, Мерлин, ну что за идиот... — пробормотал он и добавил уже гораздо громче: — Ты скажи спасибо, во-первых, что ты здесь, а не в аврорате за нападение на маггла...

— Благодарю, — фыркнул Снейп. Гостиная дома Эвансов и отсутствие у него оружия вызывали у него стойкое ощущение далеко не самого приятного дежавю. — Но все же?

— Интересно, что же стало причиной, — Итан смерил оппонента брезгливым взглядом, — возлияний? Доложился господину директору, и совесть мучает?

— Сомневаетесь в силе наших соглашений?

— Почему мне с трудом верится в то, что ты не думал, как их обойти? — Бейкер прищурился, скрестив руки на груди.

— Не стоит. Господин директор, — издевательски выделил Северус последние слова, под влиянием алкогольной бравады, — в абсолютном неведении относительно того, что здесь творится.

— Я рада знать, что это так, — Снейп перевел взгляд на вошедшую Эндрейст. — Я, кажется, догадываюсь, с чем связано твое долгое отсутствие, хоть и метод решения ты выбрал самый что ни на есть деструктивный.

— Не припомню, чтобы у меня был график, которого я должен придерживаться в своих посещениях, миссис Дурсль, — вкрадчиво поинтересовался он и бросил беглый взгляд на Итана, с видимым удовольствием отметив, как тот напрягся. — Как и не помню того, что должен отчитываться вам о своем времяпрепровождении.

Эндрейст прикрыла глаза на пару мгновений, сделала глубокий вздох и ровным голосом произнесла:

— Разумеется, но рисковать свободой?

— Пока что, самое большое ограничение свободы для меня — это нахождение здесь без палочки. Я арестован? Если так, то...

— Довольно паясничать, — резко оборвал его Итан, нехотя протянув Северусу палочку, которую тот поспешно спрятал в рукав.

— Что до риска, — продолжал Северус, поправляя манжет, — из того, что я узнал, могу сделать вывод, что я все-таки еще нужен Дамблдору. Думаю, он не позволит мне пропасть, раз уж так...

Убедившись, что ни вопросов к нему, ни подозрений больше не имеется, Снейп направился к двери, но на полпути был остановлен:

— И что, ты вознамерился проверить на собственной шкуре границы его милости? — голос Эндрейст дрожал, выдавая ее нервозность. — Уверен, что ты этого хочешь?!

Уловив в ее тоне, к своему глубочайшему удивлению, не столько злость и раздражение, сколько неподдельное беспокойство, Северус замер, как вкопанный:

— Боюсь, мне не предоставлено выбора, — горько усмехнулся он и скрылся в темноте коридора.

* * *

— Тут горшок выплюнул пушистую тапочку и позволил надеть ее себе на медную ногу. Вместе с колдуном они вернулись домой. Горшок наконец-то успокоился и больше не гремел. Но с этого дня колдун, по примеру отца, всегда помогал жителям деревни — уж очень он боялся, что горшок снова скинет свою тапку и начнет греметь и прыгать по всему дому*, — закончил читать Итан, тихо закрыл книгу и тронул меня за плечо, выводя из задумчивости.

Я сидела, оседлав стул, наслаждаясь видом наконец-то спящих мальчишек и умиротворяющими звуками его голоса, будто бы погружаясь в транс. Погасив в детской свет я тихо притворила за собою дверь и направилась в спальню. Итан подошел к окну, глядя как тихую коуквортскую улицу накрывает темнота.

Нерешительно, словно боясь чего-то, я взяла его палочку, погладив кончиками пальцев идеально отполированную за годы верной службы витую рукоять. Мне даже показалось, что дерево отозвалось на прикосновение приятным теплом. Своей палочки я не брала в руки, меня не покидало ощущение, что я будто бы недостойна держать ее.

— Надо вытаскивать Снейпа из этого дерьма, — сама не заметила, как сорвалось с моего языка.

— Энди, — устало проговорил Итан, устраиваясь рядом, — невозможно вытащить того, кто сам этого не хочет. Ты его слышала — он всерьез собирается работать на старика, пока тот не найдет, как его ловчее устранить.

— Слышала, — кивнула я. — Но несмотря на то, что он там наговорил, мне так не показалось.

Глядя в скептически сощуренные глаза Пода, я сказала то, что не давало мне покоя уже давно:

— Ты сам говорил о наследнике. Если у меня и есть хоть малейший шанс вернуть магию, то без Северуса — никак.

*Цитата из сказки «Колдун и прыгливый горшок»

Серые ряды одинаковых старых домов из грязного, побитого временем кирпича, построенных, судя по всему, еще до начала работы давно закрытого завода, производили удручающее впечатление. В Тупике Прядильщиков мне за весь мой недолгий путь не встретился никто, но отделаться от ощущения, что кто-то недобрым взглядом сверлит мою спину, было выше моих сил, словно бы сама улица была недовольна моим появлением здесь, желая, чтобы я поскорее убралась.

Но увы, нет, у меня еще оставались здесь дела, и покуда они не будут выполнены, я не уйду. Найдя дом, стоящий последним в этом угрюмом ряду, я поднялась на крыльцо и уже хотела было постучаться в дверь, как она сама распахнулась передо мной так стремительно, что я едва не отпрыгнула, увидев стоящего на пороге Северуса.

Ну да, ну да... Должно быть, его оповестили чары. И хорошо, потому что стоять под дверью и дышать смрадом затхлой речки дольше, чем нужно, мне не хотелось абсолютно. Судя по его виду, последним, кого он ожидал увидеть, была я — скрыть удивление Снейпу удалось с трудом.

— Добрый день, Северус, — сказала я, переступая порог.

Совладав с собой, он искривил губы в насмешливой улыбке и изобразил что-то наподобие поклона:

— Приветствую... — замялся он на секунду и прикусил язык, видимо, подбирая подходящее обращение, позволяющее ему не выглядеть ни грубияном, ни идиотом.

Меня это от души позабавило — этот ли нахальный юноша выступал у меня дома пару дней назад? Я кивнула ему, решив замять неловкость и, не задерживаясь в темной тесной прихожей, прошла в гостиную.

Комната производила странное впечатление — маленькая и темная, освещенная лишь слабыми проблесками солнца, пробивающимися сквозь жалюзи, она была способна у любого нормального человека вызвать лишь приступ паники. Гостиная дома Снейпов не вписывалась ни в одно нормальное представление об уюте, но мне отчего-то здесь сразу понравилось, невзирая на пыль, клочками лежащую на полу.

Немудрено — здесь же целая библиотека. Скользнув взглядом по стеллажам, я не удержалась от того, чтобы подойти и погладить темные, приятные на ощупь, кожаные корешки, не без удовольствия отмечая знакомые названия. То, что у хозяина дома неплохой вкус к литературе, стало достаточно приятным сюрпризом.

— Чем обязан? — Северус появился в дверях, жестом приглашая меня присесть на софу. — Если скажете, что соскучились — не поверю.

Надо же, ехидство, ненадолго покинувшее Снейпа, поспешило вернуться. Весьма вовремя, а то я уже начала пугаться, он ли это?

— В таком случае, мне, похоже, предстоит смириться с тем, что ты мне заранее не поверишь, — отбрила я. — Тебя долго не было, и если гора не идет к Магомеду...

— Интересное сравнение, — уселся он напротив меня в старое потертое кресло. — И все же, если начистоту?

— Ну раз ты первый это предложил, то, может, расскажешь, что такого стряслось, что ты вдруг ударился в саморазрушение?

— А с чего вы решили, что я вдруг, — выделил он это слово, — ударился? Быть может, так было всегда?

— Почему мне непросто в это поверить? — прищурилась я, покосившись на книги. — Мне казалось, у тебя немного другие интересы. Уж извини, но ты в нашу последнюю встречу был мало похож на того, про которого мне рассказали.

Брови Северуса удивленно взлетели.

— Ну, а ты как думал, один ты можешь развязать язык, к примеру, не в меру болтливым старикашкам? Не смеши, — фыркнула я, облокотившись на спинку кресла и развернувшись так, чтобы лучше видеть его лицо. — Неуемная жалость к себе плохо вписывается в твой образ. Как, впрочем, и служба Дамблдору.

Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что наживку он проглотил.

— Что вы хотите этим сказать? — нахмурился он, напрягшись.

— То, что понимаю, почему ты принял метку, — я развела руками. — Так вышло, что я в курсе того, что предлагал своим соратникам Риддл, и могу сказать абсолютно серьезно — это лакомый кусочек.

Я ощутила, что от напряжения начинаю чувствовать себя неуверенно, и, чтобы сбросить его, встала, расправив плечи.

— Мечта же. Почти утопия, по твоему счастью ставшая былью, — поймав его сомневающийся взгляд, я оперлась на спинку дивана и поспешила заверить его в своей серьезности: — И я не шучу. Я знаю, о чем говорю. Где еще у тебя была бы возможность, учитывая твое происхождение, поравняться с Малфоями, Блэками, Ноттами, Лестрейнджами и прочим аристократичным снобьем, и не просто поравняться, а кое в чем и фору дать? Или, скажешь, не было такого? — насмешливо добавила я.

— Ну, допустим, — осторожно ответил он, все еще надеясь раскусить, к чему я клоню.

— Поэтому я превосходно понимаю причины, по которым ты надел маску Пожирателя. Больше скажу — сомневаюсь, что в твоем положении не поступила бы так же. Но вот что я не могу понять — это то, что привело тебя к Дамблдору...

— У меня были на то причины, уж поверьте, — резко оборвал меня Снейп.

— Уверена, что были. У меня другой вопрос — полагаю, ты многое положил для того, чтобы получить его протекцию. Ну и как твои ожидания? Оправдались?

Северус замялся, не зная, что ответить. Я поняла, что ступила на шаткий мостик — у меня не было ни малейшего понятия о том, почему он перешел под крыло директора, о его резонах я еще только надеялась узнать. Спохватившись, что могу оказаться совсем далеко от нужной мне темы, я, не дожидаясь ответа, заговорила снова:

— Перефразирую вопрос: хочешь ли ты продолжать работать на Дамблдора?

Северус посмотрел на меня, словно на больную:

— Не думаю, что в данной ситуации это уместный вопрос, — он постарался принять как можно более бесстрастный вид, словно не его только что пытались вывести на чистосердечный разговор о лояльности.

— Почему ты так считаешь? — прищурилась я и решилась на запрещенный прием: — И с каких это пор ты смиренно принял тот факт, что твоим желаниям место в помойке Хогвартса?

Сработало! Снейп вскинул на меня полный негодования взгляд — в черных глазах норовило выйти из берегов море его самоконтроля и выдержки. Надо отдать ему должное — долго же мне пришлось плясать вокруг да около, чтобы этого добиться!

— Боюсь, в этом случае мои желания не имеют никакого значения, — вскочил он, нервно прохаживаясь по комнате. — Не это ли вы пытались мне донести? Да еще и проиллюстрировать личным примером?

— Интересно же ты меня понял, — покачала я головой. — Вовсе не это я тебе хотела сказать.

— А что же? — я почувствовала, как он начал закипать. Это хорошо, это очень хорошо. Уж кто-кто, а я всегда понимала значение злости, как величайшей из движущих сил, и, видит Мерлин, злой Снейп на порядок лучше смиренного, жалеющего себя. — Может быть, тогда просветите недалекого?

— Я предлагаю тебе покончить с этой службой и решить, наконец, чего хочешь ты сам. Уйти от Дамблдора.

— Каким же, интересно, образом? — усмехнулся Северус. — Нет таких путей, я передумал все!

Я торжествующе улыбнулась:

— То есть, ты уже думал об этом? В нашу последнюю встречу ты говорил совсем иначе...

Пойманный за язык Снейп побледнел и сделал шаг назад, потянувшись за палочкой.

— Тщ-щ-щ! Тихо, тихо... — выставила я вперед руки. — Спокойно, — убедившись, что рукоять палочки спрятана обратно в манжету рубашки, я продолжила: — Уверена, ты учел не все.

— Да у меня развязаться с этим получится, только если умереть!

— Ну, насчет умереть — это ты погорячился, — мне даже не верилось: Мерлин, неужели у меня получилось? — Не только. Есть и другие варианты.

Северус задумался, помрачнев.

— И что же я буду за это должен? — спросил он, испытующе глядя на меня.

— Не переживай, ты в долгу не останешься. Мне нужна будет твоя помощь в одном деле, только и всего...

— Хорошо, — сжал губы он, сверля меня взглядом. — Где метку ставить будете?

Я не сразу поняла, о чем он. Метку? Но когда до меня дошло, я замерла от догадки, как громом пораженная.

— Сдурел? — отшатнулась я от него. — Какую, к Мордреду, метку?

— Ну, я же уже принёс вам Непреложный обет, — сглотнул он. — Почему бы не пойти до конца? Я согласен.

От понимания того, как он воспринял мои слова, замутило. Я думала, что предвидела и учла все, но к такому я готова не была. Вновь в памяти всплыл тот разговор с Дамблдором, только сейчас на месте директора оказалась я, и от этого было ещё гаже.

Северус глядел на меня с невозможным смирением, и от его отрешенного спокойствия брала оторопь. Так вот, значит, как он... Как это все выглядит в его глазах... Казалось, я проглотила просроченное бодроперцовое, иначе объяснить ту горечь, что разливалась внутри, казалось мне невозможным. Мерлин, почему мне не все равно от того, что он думает? Ведь главное — результат! Но от этих увещеваний себя менее гадко не становилось.

Я сама не поняла, как в мгновение ока оказалась рядом и, схватив его за плечи, как следует встряхнула:

— Идиот! — крикнула я ему прямиком в ошарашенную физиономию. — Мало тебе хозяев над собой, мало?! Сколько ты еще будешь добровольно голову под топор подставлять?! Если ты сам к себе так относишься, чего ждешь от других? Невозможный болван!

Не сбавляя тона, я осыпала проклятиями Северуса, тряся его, видимо, слишком шокированного, чтобы сопротивляться, как тряпичную куклу. Когда я выпустила пар достаточно, чтобы начать замечать хоть что-то вокруг, я ощутила почти ледяные прикосновения к запястьям. Опустив глаза, я поняла, что стою, намертво вцепившись в Снейпа, а его пальцы перехватывают мои руки.

Что я творю? Прикрыв глаза, я почувствовала, что воздуха не хватает, а в глазах предательски щиплет. Сделав несколько шагов назад, я нашарила лежащую на диване сумочку и, не проронив ни слова, попятилась к выходу. Снейп и не думал меня останавливать, стоя истуканом посреди гостиной.

Дорога до дома отложилась в памяти весьма смутно, мне хотелось одного — поскорее вернуться к себе. Я даже не стала отпускать Грейс, просто поднялась наверх и рухнула на кровать. Этот разговор вымотал меня до предела, и я теперь чувствовала себя полной дурой. Это же надо было так сорваться... И какое мне дело, как он собирается распоряжаться своей жизнью? Моя-то какая беда? Теперь и о ритуале можно забыть. Ну вот что за дура...

Когда Итан вернулся, я уже, как мне казалось, пришла в себя, но, похоже, так думала только я.

— Энди? — испытующе посмотрел он на меня. — Что случилось?

Меня не надо было долго упрашивать, я рассказала все, что произошло сегодня, пересказав наш диалог со Снейпом.

— Ты был прав, не стоило мне туда идти. Может быть, не сейчас, а может быть, и вовсе, — покачала я головой, поймав сочувственный взгляд Итана. Он обнял меня, и я прижалась к нему, уткнувшись в шею, вдыхая родной запах. — Но я теперь все время думаю о ритуале, с тех пор, как ты мне про него рассказал! Я... Я так хочу...

— Каждый сам кузнец своего счастья, — теплая ладонь погладила по волосам, заставляя зажмуриться от жалости к себе. — Насильно ты его свободным все равно не сделаешь. А насчет ритуала не переживай пока — не захочет сам, добровольно — найдем другие способы убеждения.

Я фыркнула ему в ухо — почему-то я была уверена, что Итан так и скажет. Я посмотрела в его теплые карие глаза, и мне стало спокойнее. Действительно, если он так считает, то я могу не переживать. Я потянулась за поцелуем, когда раздался стук в дверь.

* * *

«Дела-а-а...», — подумал Северус, шокированно проводив взглядом стремительно покинувшую его дом Эндрейст.

Еще пару минут назад она была такой расчетливо-холодной и резонной, настолько, что даже раздражала, так правдиво рассказывала ему о нем самом — и вдруг превратилась в настоящую фурию. Откуда что взялось?

Северус вспомнил свои слова. Он понимал, зачем сказал их — ему хотелось уесть гостью, которая была слишком права, для того, чтобы ему можно было так просто это принять. Но он не ожидал такой реакции. Слова сами сорвались с языка, как только он услышал про некую «помощь». Снейп опустился в кресло и, постаравшись спокойно прислушаться к своим мыслям, понял, что сильно озадачен.

«Значит ли это, что ей не все равно?» — задался он вопросом, не заметив, как в задумчивости водит пальцем по нижней губе. — «Значит ли это, что ей была важна не только выгода, а... Что-то другое?»

Он откинулся на спинку и провел ладонью по лицу, прикрыв глаза.

«А что тогда?» — спросил он себя. — «Я? Смешно...»

В мыслях стали одна за другой всплывать их прошлые беседы, в каждой из которых Эндрейст давала понять, что его поведение или образ жизни не оставляют ее безучастной.

«Значит, и тому, и тому служишь?»

«Решил рисковать свободой?»

«Вознамерился проверить на собственной шкуре границы его милости?»

«Сколько ты еще будешь добровольно голову под топор подставлять?!»

Снейп тряхнул головой. Все это вместе было не похоже на то, что он лишь средство — за годы, проведенные среди змей, он научился отличать притворство от искренности. Но о чем же тогда она говорила, о каком таком способе? Северус пожалел, что прервал их разговор и не узнал этого.

«Впрочем... Если все и вправду так, как я думаю, то, может, еще не поздно?» — подумал он. То, что ждало его, если он не согласится на ее условия, он знал, но то, что откроется перед ним, если он даст положительный ответ Эндрейст, было неведомо. Неведомо, и интересно.

Он, поколебавшись еще пару мгновений, принял, наконец, решение и, кинув мимолетный взгляд на часы, вышел из дома.

Контраст холодных пальцев и горячих губ — изысканная ласка, особенно в его исполнении. Он торопливо, словно спешит успеть больше, чем нам отмерено, целует лицо, шею, ключицы, гладя ладонями лопатки. Чтобы вот так, прямо в его мрачной гостиной-склепе, забыв обо всем, целоваться на расхристанном диване, чертыхаясь, сдирая одежду, неловко стуча друг о друга зубами? Немыслимо. Но...

Совладав с моей блузкой, такой нетерпеливый и трепетно неловкий, снова тянется к губам, сжимая руками мои бёдра и, не сумев справиться с заевшей так некстати молнией, попросту задирает юбку. От его стона мне в шею, что он не смог сдержать, когда я оседлала его, бросило в дрожь. Запустив пальцы в его волосы, я слегка потянула за них, чтобы он запрокинул голову, а я смогла видеть его глаза...

Проснувшись, словно от падения, я первые пару минут ошарашенно разглядываю потолок надо мной и мирно спящего Бейкера рядом. Что за... Неосознанно вспоминаю видение, то, что я в нем делала и что чувствовала, и ощущаю, как к щекам приливает кровь от стыда или...

Черт, черт, черт! Опять эти сны. Ну какого драккла?! Этого ещё не хватало...

Определенно, мне стоит разбудить Итана пораньше — всегда помогает. А когда Снейп завтра явится снова, попрошу у него зелье, что избавит от сновидений. Да, от кошмаров.

* * *

Посовещавшись, мы решили, что будет неплохо, если Северус подстрахует Итана во время проведения ритуала — одна палочка хорошо, а две, как-никак, лучше. Посему, Снейп не просто знал о необходимости участия в таинстве, но и, сидя с нами за чаем, скрупулёзно изучал тетрадь со слегка переиначенными, подкорректированными записями.

— Кровь наследника... — пробормотал Северус, склонившись над схемой. — Поможет увязать душу, которой доступна магия, с телом-сосудом, которому может быть доступна магия... — он в задумчивости коснулся пальцами нижней губы, тут же их отдёрнул, опомнившись. — Здесь подойдет сын Петунии. Только с чего вы взяли, что этому «телу-сосуду», — Снейп кивнул на меня, — как выражается этот безумец, может быть доступна магия? Она всегда была магглой, стопроцентной!

— Но сестра-то у нее ведьма откуда-то взялась! Значит, шанс есть, — ответил Итан. — Ты давай, дальше читай...

Северус бросил на него неприязненный взгляд, но тетрадь из рук не выпустил.

— Кровь наследника по духу, — его брови удивленно взметнулись, — должна помочь раскрыть магический потенциал души в теле, которому теоретически доступна магия. Это для этого, что ли, я вам нужен? — фыркнул он.

— Для этого, — кивнула я, прежде чем Бейкер успел что-то ответить. — Видишь ли, других не имеется.

— Кровь врага... — прочел Снейп, переворачивая страницу. — Глаза не разбежались от столь богатого выбора?

Северус пришел сегодня в поразительно скверном расположении духа и теперь плевался ядом во все, что видел, изрядно портя мне настроение.

— Поверь, выбор не такой уж богатый, — я почувствовала, что моему терпению, ставшему за время нашего знакомства, казалось, безграничным, на данный момент приходит конец: — Я давно не заводила врагов, а с тех, что были раньше, уже ничего не взять, кроме земли с могилы.

Северус не выказал никакой реакции на мои слова, но язвить стал заметно меньше.

— Но один все-таки завелся... — все же, не удержавшись, тихо бормотнул он, добавив уже громче: — Значит, с последней составляющей проблем нет?

— Будешь выступать, и с твоей проблем не будет, — скрипнул зубами Итан, а я незаметно, но ощутимо, пнула его под столом, после чего он с оскорбленным видом уставился в окно.

О, Моргана, как меня достали эти двое! И ладно Северус, допустим, его еще можно понять: юношеское выпускание пара. Но Бейкер-то! Если я не найду способ с этим покончить, они так и будут увлеченно ломать копья в моем доме, пока в один прекрасный день, чего доброго, не устроят мне тут дуэль!

— В ход пошли угрозы... — нахмурился Снейп. — И это после того, как вы связали меня обещаниями, лишив ответной возможности?

— Никаких угроз, — устало прикрыла я глаза рукой. — В отличие от последней составляющей, первые две не могут быть взяты без согласия, иначе они будут непригодны.

— Логично, — кивнул Северус. — Значит, у меня все-таки есть шанс отказаться?

Я поймала почти торжествующий взгляд Бейкера. «Я говорил!» — читалось в его глазах. От этого легче не стало, появилось лишь безотчетное желание вытолкать обоих вон. Подавив его в себе, я сделала глубокий вдох и заверила Северуса:

— Разумеется, его у тебя никто не может отнять. Но мне казалось, я достаточно тебя мотивировала...

— Не совсем так, — оборвал Снейп меня. — Дамблдора и прочее, что с ним связано, можно пережить, но, согласитесь, возможность обретения магии — это очень ценно. Даже слишком ценно. У меня есть кое-что, что я могу положить на соседнюю чашу весов.

— И? — я придвинулась ближе. Было понятно, что перед тем, как дать согласие на такое, нужно обо всем договориться, но то, как он рядится, сидя здесь, злило неимоверно: — Что же? Поднять из могилы твою подружку? Вряд ли она будет по-прежнему красива.

Снейп поморщился. Я прекрасно понимала, что сказала лишнее, и откинулась на стул, готовясь к чему угодно: хоть к проклятиям, хоть к уходу, хоть к полному отказу сотрудничать. На удивление, Северус молча проглотил это и даже грустно усмехнулся:

— Что правда, то правда... Нет, это я бы сумел и сам, если бы очень захотел, — его передернуло, видимо, с фантазией у парня все в порядке. Что ж, это лишь говорит о том, что он не безнадежен. — Мне важно другое. Сириус Блэк в тюрьме.

— И? — не поняла я.

— Я хочу найти способ его оттуда вытащить.

— Это же он выдал Поттеров, — встрял Итан. — К чему тебе его свобода?

— Мне не нужна его свобода, мне нужна его смерть! — прорычал Северус, сверкнув глазами. — Я хочу закопать его своими собственными руками. Сам!

Вот оно что...

— Ты думаешь, он еще жив? — нахмурилась я. — За то, что он сделал, его давно уже должен был поцеловать дементор. В том смысле, что он убил дюжину простецов и одного волшебника, оставив от того лишь мизинец....

— Мизинец? — встрепенулся вдруг Итан.

— Да. Блэк в ноябре, после убийства Поттеров устроил теракт в маггловском квартале в Лондоне, где подорвал что-то, грохнув двенадцать магглов и Петтигрю, — пояснил Северус. — От последнего только мизинец и нашли. До Люпина, последнего из его дружков, видимо, добраться просто не успел — авроры схватили Блэка прямо там, и запихнули в Азкабан.

Я перевела взгляд на Итана — тот был странно задумчив, выстукивая одному ему известный ритм по столешнице, мало обращая внимания на то, что делается вокруг.

— Мизинец... — бубнил он себе под нос, как заведенный, заставляя меня с каждым мгновением волноваться все сильнее. Северус тоже явно не ожидал такой реакции на свой рассказ.

— Мне нужно кое-что проверить, — наконец сказал Итан, вскочив из-за стола, и аппарировал прямо с места, оставив нас с Северусом в замешательстве.

— Что я сказал-то такого? — растерянно посмотрел он на меня.

— Понятия не имею, — пожала я плечами. — Надеюсь, скоро узнаем.

На хлопок, отвлекшись от мультика, прибежали мальчишки. Дадли сразу запросился ко мне на коленки, а Гарри, не сумев с пары попыток забраться на высокий стул, подергал Снейпа за рукав.

— Мне, наверное, лучше... — привстал он, кинув беспомощный взгляд в сторону выхода.

— Брось, — усмехнулась я, — мальчишка не ядовитый, его можно трогать руками.

Северус недобро зыркнул на меня, но все же неумело подхватил Гарри под мышки и усадил на стул. Его гримаса отвращения не смогла от меня укрыться.

— Как же так? — придвинулась я ближе, наливая мальчикам чай, чтобы не ели печенье всухомятку. — Ты так радел за него, трясся, а тут вдруг... Такая нелюбовь?

— А с чего это я обязан его любить? — огрызнулся Снейп. — Я пообещал его защищать, и только!

— Это же сын Лили, — испытующе посмотрела я на него.

— Поттера, — отбрил Северус. — И оставьте эти родственные спекуляции, будто бы вы вправе об этом говорить! Я уже в курсе, что вы не Петуния.

— Для тебя это так важно?

— Что вы не Эванс? — переспросил он, непонимающе моргнув.

— Что он Поттер?

Отступать я не собиралась, но наш разговор, к великому облегчению Северуса, который заметно нервничал, прервал вернувшийся Итан.

— Так, — опустил он на столешницу большой журнал и, открыв его, начал быстро листать страницы. — В ноябре, говоришь...

Пробежавшись глазами по строчкам и наконец найдя нужную запись, он стал читать вслух:

— Пятнадцатого ноября. Низкорослый, одутловатый волшебник с бегающими глазками, и лицом, напоминающим крысиное. Одет в серый дорожный плащ с капюшоном, одна рука перебинтована, нет мизинца...

Итан обвел присутствующих взглядом и продолжал читать:

— Искал: международный портал в Албанию, амулет отвода глаз. Не продано, — он захлопнул журнал и откинулся на стуле. — Такие вот дела. Запомнился он мне как-то, а вы тут про мизинцы заговорили... Похож? — обратился он к Северусу.

Снейп растерянно кивнул, продолжая переваривать услышанное.

— Неужто у тебя портала не было? — ухмыльнулась я. — Не продал бедолаге...

— Был, отчего же не было, — вернул ухмылку Бейкер. — Не понравился этот хмырь мне как-то сразу, совсем не понравился, вот и не продал.

— Ничего себе, — отойдя от шока, крякнул Северус, кивнув на записи. — И что, вы всех посетителей так фиксируете?

— Не всех, — покачал головой Итан, — только самых подозрительных. Над дверью лавки расположена своеобразная «ловушка», которая сигнализирует мне, как хозяину, о том, что с вошедшим надо держать ухо востро. Особенно чутко реагирует на темномагические артефакты, клейма с памятью, отметины непростые... — он выразительно посмотрел на Северуса. — Как Черная Метка, например.

Я осторожно коснулась его плеча в безмолвной просьбе не затрагивать эту тему. Итан кивнул, погладив журнал.

— Так что, похоже, с большой вероятностью этот твой Петтигрю жив. Я не знаю, что там, и зачем, но меня терзают сомнения, что все окажется совсем не так, как говорит официальная версия — странно уж слишком.

— Допустим, — предположила я, — палец ему оторвало взрывом. Но почему так ювелирно — один палец? Когда человек находится близко к эпицентру взрыва, там, как показывает практика, бывает разбросано больше запчастей...

— Бофе чатей! — повторил сидящий у меня на коленях Дадли, о котором я из-за избытка новостей напрочь забыла.

Бейкер захохотал, потрепав малыша по светлым волосам, а я, спохватившись, что предстоящий разговор абсолютно не для детских ушей, отправила мальчишек с ним наверх. Северус, сидящий напротив, выглядел абсолютно потерянным, и я осторожно коснулась его плеча, выводя из задумчивости:

— Эй...

Снейп обратил на меня осмысленный взгляд.

— Я скажу тебе правду, да ты и сам ее знаешь: незаметно выкрасть человека из Азкабана — невозможно. Заметно же... Тут куда больше вариантов. И сдается мне, Блэк сумеет, как никто другой, пролить свет на историю с Петтигрю.

Все услышанное казалось интересным загадочным паззлом, началом какого-то большого дела, по которым я, чего греха таить, успела соскучиться. Быть домохозяйкой хорошо и спокойно, но... не мое. Единственное, что смущало — заваривать такую кашу без палочки? Ну уж нет!

— Знаешь... Мы попробуем это провернуть, — я дождалась его согласного кивка. — Но только после того, как успешно завершим ритуал.

Кап. Кап. Кап. Кап. Кап...

Размеренные удары капель воды способны довести до белого каления даже святого, не то, что меня. Я прикрыла глаза и со вздохом откинулась на спинку стула — сил совсем не было даже для того, чтобы злиться, а уж чтобы подняться и закрыть неплотно закрученный кран — и подавно. Как же я ненавижу этот звук...

В нашем стройном плане определенно присутствовал огро-о-омный такой недочет. Как оказалось, ни один двухлетний ребенок не может обрадоваться тому факту, что у него сейчас, неважно для какой цели, станут брать кровь. Даже если для мамы. Даже если порез на ладони потом сразу же залечат — ни при каких условиях.

Уже третий раз, Мерлин милостивый, третий! Сегодня провалилась очередная попытка увязать душу и тело, потому что Дадли снова не на шутку испугался и заплакал, тем самым сведя на нет все наши усилия — продолжать было бессмысленно. Неизменный итог: моя головная боль и еле живые от усталости Итан с Северусом.

В первый раз мы, три не самых дальновидных взрослых волшебника, ведомые голосом самодисциплины, любящей твердить «надо», и следующие всем инструкциям, вообще не ожидали никакого подвоха. Неудивительно, что для Дадли все вышеуказанное вообще оказалось пустым звуком, удивительно как раз то, что я, подгоняемая нетерпением, об этом совсем не подумала. Все-таки даже за то время, что мальчики со мной, я ничему не научилась и, видать, по-прежнему дерьмово разбираюсь в детях.

Не помогали ни уговоры, ни сюсюканья, ни запретные сладости — ничего, и что делать с этим, никто из нас не знал. Точнее, теоретически, мне хотелось верить в то, что я могла бы его успокоить, но в тот момент мне это было, некоторым образом, не с руки: сидя в центре вычерченного моей собственной кровью круга, погруженная в полутранс, если бы я вышла из этого состояния — пиши пропало, все по новой. Итан в тот момент был тоже не ахти каким утешителем, а Северус... Даже говорить не о чем — он вообще, должно быть, не знает, с какого края подходить к ребенку.

Впрочем, за время, прошедшее с нашего последнего разговора о родителях Гарри, Снейп, хоть и перестал шарахаться от маленького Поттера, но свою «брезгливость» не преодолел. Порой мне даже казалось, что когда вокруг Северуса крутится Дадли, а не Гарри, ему даже дышится легче.

Пересилив собственную слабость, я, не желая больше слушать этот дракклов концерт для одной раковины, завинтила дурацкий кран и пошла наверх.

* * *

В спальне, прикрыв глаза рукой и сжав зубы от мучающей его мигрени, лежал Итан. Отведя в сторону несколько русых прядок, прилипших к покрытому испариной высокому лбу, я спохватилась и принесла из ванной смоченное ледяной водой полотенце, получив в ответ благодарный вздох облечения.

— Зелье же в тумбочке, нет, надо лежать и умирать! — больше для порядка пробурчала я, отмеряя нужное количество капель и протягивая ему обезболивающее питье.

— Моя картина... — проскрипел он и накрыл мою руку своей теплой ладонью, отставив стакан.

Я невольно улыбнулась. Его манера меня так называть была чем-то особенным, тем, что делал только он, и о чем знали только мы двое. Эти два слова были по-настоящему волшебными и действовали на меня лучше любого Умиротворяющего бальзама. Вот и сейчас, услышав их, я воспряла духом: ну в самом-то деле?! Все живы, все остальное решаемо, надо просто придумать как!

— Думал ли ты, что загвоздкой в таком гладком плане станет такой маленький миленький мальчик?

— Ну, а как иначе-то, всегда все идет прахом из-за каких-то мелочей. Это же классика, — подмигнул мне Итан.

— Мне казалось, ты был склонен больше беспокоиться из-за Северуса.

От упоминания имени Снейпа Итан скривился, словно его головная боль, которая уже должна была начать утихать, резко усилилась.

— Где он, кстати?

— Рухнул в гостиной, — я перевернула полотенце холодной стороной. — Сначала отнекивался до последнего, но едва упал на диван, то сразу же уснул.

— Ну и пусть бы себе шел... — скрипнул зубами Итан.

— Да ладно тебе, — я скинула тапочки и с удовольствием вытянулась рядом с ним. — Зря ты так к нему придираешься.

— Ну разумеется, зря, — пробурчал Бейкер. Все-таки, когда он недомогал, было лучше всего не спорить с ним — обычно мягкий, в это время он становился жутко вредным и едким. Невыносимым! — Пусть и дальше шарахается здесь и смотрит на тебя, как... — запнулся вдруг он. — А ты его выгораживаешь!

От неожиданности я подскочила на кровати.

— Что?! Ты... Ты что, серьезно? Еще скажи, что ревнуешь! — мой раздраженный шепот прозвучал до неприличия громко.

— А если и так?! — взял он мою же интонацию.

— Я тебе что, повод давала?! — я вперилась взглядом в его глаза, и видимо, Итан в них что-то такое увидел, что заставило его сбавить тон.

— Не давала, — качнул он головой, произнеся эти слова куда более миролюбиво. — Он давал!

— Да, Мерлин, где?! — я едва не завыла от такого упрямства. — Может, объяснишь?

— Легко! — Итан сел напротив, поморщившись от боли при смене положения тела. — Хоть это было и не вчера, я, знаешь ли, довольно хорошо помню, что это такое — быть им.

— Им? — с сомнением покосилась я на дверь, одарив Бейкера скептическим взглядом. — Вот уж кто-кто, но ты-то...

— Когда тебе двадцать один, и ты одинок, в качестве женщины подойдет кто угодно, — перебил он меня и, уловив мое возмущение, поспешил добавить: — А если рядом не кто угодно, так это вовсе подарок судьбы!

— Допустим, — сжала губы я. — А тебя не смущает, что он мой...

Дьявол! Все время вылетает из головы, кто он там мне!

— Вот-вот, — уловил мое замешательство Итан. — И не припомнишь. А он и вовсе, бьюсь об заклад, об этом не думает.

Почувствовав себя в тупике, я поняла, что крыть мне нечем. Если эта беседа будет продолжаться, то заведет она точно куда-то не туда. Я выставила вперед ладонь:

— И все же я спрошу снова: ты мне не доверяешь?

Итан хотел было что-то возразить, но осекся и вздохнул, прикрыв глаза:

— Доверяю. Тебе.

От его интонаций, да и от всего этого бессмысленного разговора стало не по себе, словно холод пробрался под кожу, и я нырнула под одеяло, накрывшись почти с головой. Смотреть на Итана было тяжело, хоть и виноватой меня никак нельзя было назвать. После всех этих видений я не могла ему ни в чем поклясться, чувствуя себя при этом правой, да и клясться я терпеть не могла.

Почему все так, ну почему? Мне просто хотелось быть счастливой, и если я в чем-то и была неправа, так в том, что не глядя бросилась в это счастье, позабыв о мелочах, и о том, что в них кроется зло. Только что теперь делать? Каменная тяжесть не желала покидать душу.

— Под, — вырвалось у меня сдавленное. Слова давались мне с трудом, и оттого выходили тише обычного: — Я знаю все, все помню. И про тебя, и про меня, и про нас. И мне хорошо сейчас. Но я...

— Энди? — уловив мой тон и почувствовав что-то неладное, он качнулся вперед, пытаясь заглянуть мне в лицо, но у него не получилось.

— Я больше всего боюсь, что ты заблуждаешься во мне, словно придумал себе кого-то другого и думаешь, что это я. Мне не хочется в это верить, — выбравшись из своего кокона, я села рядом, и открытого взгляда в его глаза хватило, чтобы набраться духу на прямой вопрос: — Ты уверен, что точно меня любишь?

Только я могла так все испортить. Вроде и сказала, что думала, должно было стать легче, да только... Слова уже прозвучали, и я запоздало прикусила язык, мечтая отмотать время назад... Да хоть до того момента, когда бы, не став переубеждать Снейпа, закрыла за ним дверь. Что я стану делать, привыкшая к хорошему, если Итан сейчас решит, что ему даром не нужна эта драма, и вернется к простой, привычной и понятной жизни в свою квартирку над магазином?

А ведь я могу его понять. Да, пожалуй... Достаточно лишь спросить себя, как бы я держалась, появись в его окружении молодая, достаточно наглая девица, проводящая с ним вместе все больше и больше времени с каждым днем?

Ощущение громадной неловкости заставляло дышать через раз и думать об одном: если он закроет глаза на сказанное мною в опрометчивом порыве (дьявол бы их побрал, эти порывы!), и сделает вид, что ничего этого не было, избавив этим самым меня от мучительного стыда, горчащего на языке, то ему никогда не придется об этом пожалеть.

Очнулась я от того, что его большой палец легко поглаживал мою ладонь. Значит, все не так уж плохо, ведь так? От взгляда на Итана тревога отступила — в его глазах читался правдивый ответ на мой дурацкий, но от этого не менее волнующий вопрос.

— Тебя-тебя, не сомневайся уж... — сказал он, мягко коснувшись губами моих пальцев.

* * *

Сегодня была последняя ночь, пригодная для выполнения ритуала — завтра уже появится молодая луна, поэтому с повторением решили не откладывать. Итан принял мое решение стоически и ушел готовиться, Северус же был явно не в восторге, но, не высказав никаких возражений, молча кивнул и отправился домой за новой порцией необходимых зелий. Если честно, я его хорошо понимала — роль своеобразной «батарейки» не столь значащая, сколь изматывающая, но без его помощи Итан очень сильно рискует.

Ритуалы никогда не были сильной стороной Пода, он их не понимал, не принимал, хотя знал хорошо и действовал всегда аккуратно. Казалось, эта сторона магии была ему просто чужда, но другого выхода не было — о том, чтобы довериться Северусу, и речи не было: хоть он и был умен не по годам, но опыта у него явно недоставало.

Я поговорила с Дадли и, как могла, успокоила его, подготовив к очередной попытке. Чем она закончится? Получится ли у нас на этот раз? Узнаем, только если рискнем.

Словно сквозь толщу воды, я слышала голос Итана, читающего заклинания, ощущала, как потоки энергии вихрем носятся по комнате. Разум стал проясняться после легкого помутнения, а чувства и вовсе обострились до предела. Последовательность действий, благодаря череде неудач, я успела выучить досконально и понимала, что вот-вот, сейчас, уже скоро настанет очередь Дадли. Мерлин, взгляни на меня благосклонно...

Внезапно воздух вокруг словно закипел, забурлил, проникая сквозь меня, словно желая сделать меня частью себя. Такого мне еще не доводилось ощущать, да и упоминаний о подобном в записях не было... Паника сковала меня, сжала сердце, как игрушку, стальным кулаком. Я будто через вату услышала голос Северуса, что-то говорящего Дадли, но было абсолютно невозможно разобрать, что именно. Тело перестало ощущаться совсем, я видела его словно с высоты, замершее в напряжении, мир сузился только до этого бурлящего потока, который поднимал меня все выше и выше, пока резкая боль не пронзила мое сознание, сменившись на секунду вспышкой ужаса, и я не упала в вязкую темноту, ставшую последним, что я успела ощутить.

Темнота постепенно приобретала очертания, а ко мне возвращались ощущения — такие острые и яркие, как будто кто-то выкрутил регулятор моих нервов на полную мощность, заставляя чувствовать, чувствовать... Внезапно пространство вокруг словно наполнилось атакующими волнами ненависти, и я, улавливая их, ничего не хотела так сильно, кроме как бежать, лететь, стремглав, со всех ног — только бы оказаться подальше отсюда, там, где мне ничто не грозит и не давит на меня.

Оглянувшись несколько раз вокруг себя, я не заметила ничего, что могло бы представлять угрозу и уже успела даже немного расслабиться, когда поняла, что сделала это слишком рано. Обрушившийся на меня со спины сгусток чистой ненависти прошил насквозь и замер у лица, заставляя застыть в первобытном ужасе. Передо мной была та, которую я привыкла видеть каждый день в зеркале. Та, чье имя я теперь носила, но «счастья» прожить её жизнь чудом избежала.

Стоп. Если она мертва, она — дух, то я... Мерлин, я что, тоже погибла?!

— Тварь, — выплюнула мне в лицо та, кто не могла быть никем другим, кроме как Петунией, едва разомкнув сжатые в нитку губы. — Грязная, мерзкая, лживая гадина!

Материализовавшись окончательно, она первым делом вцепилась мне в горло своими длинными, дрожащими от переполняющей ее ярости пальцами, решив, видимо, не медлить. Я, занятая мыслями о своей кончине, не ожидала такого, даже ее плевок пропустила мимо ушей, и все, что мне оставалось — это вцепиться в ее руки, выкручивая запястья, стараясь оттянуть их от собственной шеи хоть немного.

— Думала, пришла на все готовое, а? — шипела Петуния, вплотную приблизившись к моему лицу. — Думала, можно взять чужую жизнь, поиграть, сломать ее, и тебе за это ничего не будет?

Опомнившись, наконец, я, как могла сильно на таком жалком расстоянии, ударила ее в грудь, но этого хватило, чтобы отстранить. Схватившись за ребра, она прожгла меня взглядом и кинулась вновь, но теперь я ждала этого и просто оттолкнула её. Отвечать что-то? А что ответить? Очевидно, она так все и видит.

— Воровка! — истошно завопила она, разозленная тем, что терпит поражение. — Мразь! Все украла!

— Твоя плесневая жизнь — не предел мечтаний, сколько ни пудри! — рявкнула я, не смолчав в ответ на поток очередных обвинений. Выбирай я, что украсть, уж точно бы сумела найти вариант получше! — Вот досада-то, меня и не спросили! Не помри ты, сама бы свою жизнь слила в помои!

— Дом! Семью! Мужа! Сына! — кричала она, кидаясь на меня раз за разом, после каждого из которых я чувствовала, как силы уходят. Откуда они берутся у нее — оставалось только гадать, было похоже, что ее вело что-то такое, что куда мощнее простой ярости. — Верни мне сына, дрянь!

Клянусь, на секунду мне показалось, что еще пара таких столкновений — и я бы не выстояла перед этой бестией. Едва эта мысль мелькнула где-то на задворках сознания, как я почувствовала рывок, поняв, что меня очередной раз затягивает куда-то вниз.

— Да чтоб ты развалилась заживо! — донесся мне вслед исполненный отчаяния вопль.

Очнулась я с ужаснейшей болью в груди, сердце жгло немилосердно, настолько, что секундное желание выхаркать его прочь показалось моему телу единственно верным, и я, резко сев на жестком полу среди еще не погасших свечей, зашлась лающим кашлем.

Поэтому то, что у моих ног сидит, сжавшись в комочек, перепуганный Дадли, а меня обступили Северус, смотрящий встревоженно, и белый, как полотно, Итан, я заметила не сразу. Первым стойким ощущением, как ни странно, был дискомфорт от прилипшей к телу рубахи, и от волос — к пылающему лбу.

— Энди! — отвел их в сторону Итан, заглядывая в лицо, и лишь увидев его, я поняла — у нас все получилось. — Ты в порядке?

Услышав вопрос, я поняла и то, что ответить просто нет сил — банально пошевелить языком показалось мне едва ли не самым сложным на свете. Все, чего я хотела сейчас, это ощутить мягкость кровати под спиной и забыться сном, поэтому максимально убедительно покивала, отметив, что голова сильно кружится, и с жалобным видом потянулась навстречу Итану, и тут же была подхвачена на руки.

* * *

Утро принесло тяжелое пробуждение с головной болью и то накатывающую отвратительной волной, то отступающую тошноту. Такой разбитой я себя давно не чувствовала. Я обернулась, разглядывая Бейкера, который спал без задних ног, как и всегда после ритуала, выжатый как лимон. Запоздало пришло понимание, что, если я отключилась, как и Итан, то кто же тогда с детьми?! Резко вскочив, я в следующее же мгновение об этом пожалела, но на пути в детскую никакое головокружение меня не могло остановить.

Распухнув дверь, как была, в белой льняной рубахе с всклокоченными от сна волосами я увидела Гарри и Дадли, играющих на ковре с Грейс, и выдохнула от облегчения. Вот только как она здесь оказалась? Дадли, увидев меня на ногах, вскочил и побежал мне навстречу с воплем «Мама!», едва не сбив меня с ног и не шмякнувшись по пути сам, запнувшись об игрушку. Гарри решил не отставать, и вот уже меня за ноги обнимали двое мальчишек, а я рассеянно гладила их по волосам.

— Я нашел координаты няни в блокноте, что лежал на полке у камина, и связался с ней, — послышался сзади голос Северуса. — Правильно сделал?

Он стоял в дверях кабинета — своей импровизированной спальни на сегодня, уже при полном параде. Видимо, проснулся давно, но его усталость выдавали темные круги, залегшие под глазами, так отчетливо выделяющиеся на бледном лице.

— А ночью их кто уложил? — спросила я, помня, что сама это сделать точно не могла.

— Мне пришлось наложить на них сонное заклятие вместо сказки, — скривился Снейп. — Миссис Дайсон пришла уже утром.

От его слов у меня камень упал с души. Сама-то я почему до этого не додумалась?

Мальчишки уже отпустили мои колени и умчались играть дальше, а я, поблагодарив Северуса, отлепилась наконец от дверного косяка, намереваясь умыться. Голова закружилась, меня опасно качнуло. Северус рванулся было в мою сторону, но я остановила его, держась за перила лестницы:

— Все в поряд...

Договорить я, по-моему, не успела.

* * *

—Да ничего с ней не случилось! — словно сквозь толщу воды услышала я свистящий шепот Снейпа. — Просто стояла и упала.

— Прямо-таки просто?! — огрызнулся Итан. — Что она говорила перед этим, что делала?

Стало понятно, что, если я сейчас не открою глаза, они не упустят возможности поругаться прямо надо мной, валяющейся без чувств. Решив, что уксусом уже вдоволь надышалась, я открыла глаза и отвела от лица руку Бейкера с вонючей ватой.

— Я встала и пошла проверить детей, — голос ожившей меня отвлек их внимание друг от друга. — У меня голова кружится очень и тошнит сильно, и там у детской просто стало хуже. Вот и все.

— Не похоже что-то на простой упадок сил после ритуала, — задумчиво почесал подбородок Итан, отняв ладонь от моего лба. Он взял лежащую на тумбочке тетрадь и пробежался глазами по строкам. — Слишком странно.

— Странно то, что ее так долго не было, — буркнул в сторону Северус, скрестив руки на груди и прислонившись к комоду. — Вам, разумеется, виднее, — капнул он ядом в сторону Бейкера, — но все же... Не это ли послужило причиной такого самочувствия?

Я вздрогнула, словно от разряда, вспомнив, что происходило со мной во время ритуала. От них явно не укрылся этот жест, как и мое побледневшее лицо, которое я ясно увидела в зеркале туалетного столика. Поняв, что предстоит долгое и тяжелое объяснение, я, застонав, рухнула на подушки.

— Рассказывай, — не терпящим возражений тоном немедленно потребовал Итан.

— Там была эта стерва, — закатив глаза, выплюнула я, освежив воспоминания прошедшей ночи, — Петуния, чтоб ее черти кочергами драли! Она пыталась меня убить, если это вообще можно проделать с тем, чем я на тот момент была.

— Вообще-то можно... — протянул Снейп, но его негромкий голос оказался не слышим в гневно-потерянном рыке Итана:

— То есть как — убить?!

— Ну, — проскрипела я, сев на постели и подпихнув под поясницу подушку, — когда кто-то очень уверенно держит тебя руками за горло и не торопится отпускать, то это очень похоже именно на убийство.

— Шутит, значит жить будет, — фыркнул Северус, поймав недобрый взгляд Итана.

— Ей совсем не нравится, что она там, а я тут, превращаю ее существование в жизнь, — до меня, наконец, дошел смысл ее слов, сказанных напоследок, и я почувствовала, как внутри закипает злость. — Она очень, очень хотела это изменить, но кишка тонка...

— Все пошло не так... — провел ладонью по лицу Под, подсаживаясь ближе. — Что еще она сказала? Сделала?

— Это было похоже на проклятие, но вряд ли это оно, — вздохнула я. — Хоть Каркаров и был слизняком, но он был магом, а эта... Эта не смогла бы воздействовать так сильно. Так что не проклятие, но неприятные последствия имеет. Просто никто не ожидал появления этой дряни, и того, что она все испортит, — я вспомнила еще один момент: — Дадли ведь действовал добровольно?

— Северус его уговорил, — кивнул Итан. — Не знаю уж, как у него получилось, я немного занят был, не слушал... Но, получается, Дадли тебя и вытянул оттуда.

— Ха, ну и кто после этого на своем месте?! — фыркнула я, закашлявшись, и собственный скрипуче-каркающий голос мне совсем не понравился. — Только вот что мне теперь с этим делать? — показала я на отчаянно кружащуюся голову.

— Лежать, — отрезал Бейкер. — Лежать, лежать и еще раз лежать.

— По идее, если не тянуть со вторым этапом, это может помочь...

Сосредоточившись на своем недомогании, я совсем забыла про Северуса, который все еще был здесь и сейчас задумчиво изучал содержимое тетради, безотчетно очерчивая пальцем контур верхней губы.

— Если на этом этапе и был какой-то элемент недобровольности, внесенный Эванс, то в следующем, по идее, он должен быть исключен, — поднял он глаза на нас.

— И когда? — спросила я.

— Тянуть нельзя, — нахмурился Итан, — но и спешка может быть губительна. Ближайший благоприятный момент, выходит по всему, через шесть дней... Но не слишком ли это долго?

«Я боюсь за тебя», — прочитала я в его взгляде и поняла, что разделяю его опасения. Я вовсе не была уверена, что сумею выдержать без малого неделю, если мне не станет лучше, но другие даты были еще менее подходящими.

— Пойдет, — едва заметно подмигнула я ему. — Посмотрим по обстоятельствам.

Посовещавшись еще некоторое время, мы сошлись на том, что второй этап будем проводить двадцать шестого августа. Северус, попрощавшись, отправился к себе, но от меня не укрылось, что он был чем-то сильно озадачен.

— Что же ты с собой сделала… Растерзала свою душу…

Я смотрела на нее, словно в зеркало, и не верила своим глазам. Никогда я не думала, что мне доведется увидеть ее в таком возрасте, хотя она и погибла больше десяти лет назад.

— Зачем ты себя погубила? Зачем себя потеряла? — снова спросила она, скорбно окинув меня взглядом, как будто и не надеясь на ответ.

Я непонимающе посмотрела на нее. От тихой тоски и невысказанного осуждения в ее глазах было невозможно тяжело. Риннон, уловив мое смятение, взмахнула рукой, и в пустоте, посреди которой мы находились, возникло зеркало в старинной резной раме. В серебристой глади отразился мой нынешний облик. Почему-то от немого укора сестры, подошедшей сзади, стало еще хуже.

— Ринни… — сглотнув, через силу выдавила я из себя. — Это же я, Ринни. Я, слышишь!

Оказавшись за моей спиной, она медленно покачала головой:

— Эндрейст больше нет, — едва слышно шепнула она, и ее полупрозрачные белые одежды, словно сотканные из тумана, колыхнулись. — Нас всегда было двое, но теперь я одна. Мне никогда уже не дождаться ее…

Болотно-зеленые глаза Риннон наполнились мерцающими слезами, и в следующее же мгновение она истаяла, растворившись в пустоте, не успела я обернуться.

* * *

— Энди, Энди, — коснулись моего лба ледяные пальцы Итана, — как ты?

Открывать глаза и встречаться взглядом хоть с кем-то не хотелось абсолютно. Я облизала губы, все еще чувствуя на них привкус крови Северуса, который, судя по всему, был где-то рядом. Затем все же приподнялась на локтях и огляделась. То, что меня не замутило от одного лишь движения, как было все последние дни — я уже сочла едва ли не победой.

— В порядке, — скупо отозвалась я и попросила его помочь мне добраться до постели — ночи становились холодными, и лежание на стылой земле отнюдь не приносило комфорта.

Это было откровенным враньем. Я была совсем не в порядке, и то, что физически мне стало чуть-чуть легче, совсем не означало порядок. Слова Риннон не исчезли из головы после возвращения — напротив, они как будто стали громче, слышнее, они били по воспаленному мозгу, словно молотом.

Северус по традиции устроился в кабинете. Я проводила его глазами и, одной рукой держась за шею Итона, другой толкнула дверь в нашу спальню. Бейкер кинул на меня полный облегчения взгляд.

— Тебе правда лучше? — спросил он, укладывая меня на подушки и, взволнованный, сел рядом в ожидании ответа.

— Да, — выдохнула я, прикрывая глаза, и похлопала по постели рядом с собой. — Тебе нужно отдохнуть. Нам нужно.

Я обрадовалась, когда он без лишних разговоров разделся и лег, уснув буквально через считанные минуты, как только голова коснулась подушки — и поняла, что пока совсем не готова обсудить с ним произошедшее. От воспоминаний брала оторопь. Что, дьявол раздери, значит «больше нет»?! Вот она я, живая! Возможно, куда более живая, чем когда-либо!

Злость пришла внезапно и вспыхнула, как горючее от искры. Какого черта?! Явиться передо мной только для того, чтобы пошатнуть начавшую крепнуть надежду и посеять страх и сомнения в душе? Сейчас, когда все начало налаживаться? Она смеет говорить это мне?

Это что — отречение? Я почувствовала, как кулаки непроизвольно сжались. Лицемерка! Чего стоят ее слезы?

Все правильно, так, как и должно было быть — ей никогда не дождаться меня! Ждать после смерти, пребывая в вечном покое — не так уж и сложно. Ждать и держаться вместе при жизни оказалось куда трудней.

Нет, она определенно не стоит того, чтобы мучить и без того тяжелую голову мыслями о ней, решила я.

«Даже если она и переменит свое мнение, — подумалось мне, и от этой мысли губы сами собой растянулись в ухмылке. — Ждать ей в любом случае придется долго. Я не тороплюсь.»

* * *

Проснулась я раньше Итана. Понаблюдав немного за тем, как он безмятежно раскинулся на постели, я потянулась и опустила стопы на пол. Это все-таки большое счастье — открыть глаза утром без желания тут же умереть. Все познается в сравнении.

Снейп был прав, чувствовала я себя и впрямь не в пример лучше. Ппо крайней мере, то, что по лестнице удалось спуститься на твердых ногах, не могло не радовать. Дети еще спали, и я, тихо ступая, пошла на кухню — несмотря на запреты, мне сейчас больше всего хотелось не спеша выпить чашечку крепкого сладкого кофе.

Над плитой с туркой в руке уже хозяйничал Северус — тоже, как оказалось, тот еще жаворонок.

— Ну и мне тогда свари, — сказала я, усаживаясь за стол. Снейп вздрогнул и резко обернулся. — Доброе утро.

— Доброе, — буркнул он, возвращаясь к своему занятию, но все же спросил, обернувшись через плечо и скользнув по мне внимательным взглядом: — Как вы?

— Лучше, благодарю, — запахнула я шаль, накинутую поверх халата — несмотря на улучшение самочувствия, меня еще иногда пробивал озноб. — Ну, а с тобой что? Ты который день, как на измене.

Северус удивленно посмотрел на меня, прислонившись к кухонной тумбе — подобного вопроса он явно не ожидал. Он нахмурился и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я, предугадав его ответ, опередила его:

— Если ты сейчас соврешь мне, что все в порядке, я прикончу тебя и без магии — просто чтобы не мучился.

Снейп захлопнул рот и хмыкнул.

— Ну, разумеется, — его лицо исказила гримаса. — Я же свою часть договора уже выполнил.

Мне захотелось поставить его на место, и я не стала себе в этом отказывать.

— За что тебе большое спасибо. Извини уж, Блэка, перевязанного ленточкой, я тебе прямо сейчас преподнести не могу. И даже если ты не веришь моему слову, помнится, я принесла клятву, — отчеканила я. — Так в чем проблема?

Северус изменился в лице и сник. А меня озарила догадка:

— Осталась пара дней до возвращения, не так ли?

Кофе зашипел, убегая, и Снейп, ругнувшись под нос, торопливо погасил огонь и сел напротив.

— Да, — скрипнул он, старательно разглядывая скатерть.

— Не хочется?

Северус поднял на меня обреченный взгляд:

— Я должен.

— Что именно ты, Мерлина ради, должен?

— Я поклялся защищать Поттера, — в его голосе слышалось отчаяние.

Я откинулась на спинку и скрестила руки на груди:

— Это прекрасно, но разве ему, по-твоему, что-то угрожает? Мне кажется, у Гарри защитников уже столько, что я бы на месте любого гипотетического обидчика не рискнула бы действовать.

Снейп с едва слышным вздохом поднялся и наполнил чашки. Задумавшись, он положил на одну ложку сахара больше.

— Возвращайся, — сказала я, принимая кофе из его рук. Пальцы Северуса дрогнули, так, что в утренней тишине дома жалобно звякнул фарфор, и я поспешила объясниться: — Прежде чем уйти, нужно немного подождать. Пару месяцев, не больше. А потом — свобода. Как по мне, за нее это невысокая цена.

— То есть? — напрягся он, но в глубине черных глаз мелькнула заинтересованность.

— Есть у меня план, — пригубив напиток, я зажмурилась от удовольствия, в то время, как Северуса грызло изнутри нетерпение. — Я не жду, что ты найдешь его приятным, и твоей гордости, с большой вероятностью, предстоит быть изрядно потрепанной... Но что поделаешь — так вышло. В том, чтобы из дерьма выбираться, вообще мало приятного.

— Итак? — Снейп развел руками, ожидая подробностей.

— Ты возвращаешься в Хогвартс, желательно пораньше и на взводе, — принялась объяснять я. — Ну вот примерно как сегодня, но можно еще сильней. Главное не переиграй: ты должен обратить на себя внимание, но задушевные разговоры с директором нам не нужны.

Интерес во взгляде Северуса сменился подозрительностью, но меня он не перебил.

— Если он все же поинтересуется, отчего ты прибыл на несколько дней раньше, можешь изобразить отчаяние и поведать о том, как невозможно тебе находиться дома, как мучительно тебе видеть маленького Гарри и уж тем более его глаза… — вкрадчиво продолжала я, пока Северус не скривился от отвращения, словно щедро откусил от лимона.

— Мерлин, ну нет! — каркнул он. — Только не это!

— Я предупреждала. Если ты хочешь исчезнуть, ты должен стать жалким. Возможно, слегка потерять рассудок в глазах окружающих. Поломанные, неисправные детали механизма никому не нужны, на них никто не делает ставок. Сам подумай, что будет, если вдруг из-под носа у Дамблдора пропадет молодой сильный волшебник, который может принести пользу — или ходячая головная боль, которая неизвестно как может повести себя, от которой он и сам бы рад избавиться, да пока не придумал, как? Вот и решай.

Северус прикрыл глаза и выдохнул, устало сведя брови к переносице.

— Допустим, — голос его прозвучал совсем убито. — А в итоге-то что?

— А это мы обсудим с тобой, когда ты вернешься третьего сентября для того, чтобы подстраховать Итана в завершающем этапе ритуала, — поднялась я из-за стола. — И будет лучше, если ты к этому подготовишься морально — вполне возможно, я буду не в той форме, чтобы долго убеждать тебя.

Ободряюще коснувшись его напряженных покатых плеч, я пошла наверх будить мальчишек.