«Дорогой папа!
У нас в Хогвартсе теперь появилось еще одно новое привидение, с длинной рыжей бородой. Они с этим усатым бегают по коридорам и смешно дерутся, Филч не успевает стекла вставлять. Еще возле гробницы Дамблдора разбил палатку какой-то старик. Он говорит, что ему сто тридцать пять лет, врет, наверное.
Я подружился с очень умными мальчиками и девочками. Они говорят, что это все получилось из-за того, что кто-то выбросил в Запретном лесу Камень Воскрешения. Ты случайно не знаешь, кто бы это мог быть?
Твой любящий сын Джеймс Сириус Поттер»

Попытка изобразить Джеймса Поттера так, чтобы никто не догадался, потерпела поражение в первые же полчаса: сначала Снейпа узнал Невилл Лонгботтом, а затем... Хогвартс.
И если Лонгботтома можно было убедить молчать, то договориться с замком не получалось. Сложно сохранять конспирацию и прикидываться двенадцатилетним мальчиком, когда твоя школа считает, что ты ее директор.
Снейпу кланялись призраки.
Портреты пропускали его повсюду без паролей.
Домовые эльфы ежедневно крахмалили ему рубашки, а когда он входил в Большой зал, оттуда вылетал испуганный Пивз.
Самым странным во всем этом было то, что кабинет директора как ни в чем не бывало продолжал открывать двери перед Помоной Спраут. Хогвартс на удивление легко воспринял идею, что теперь у него два директора.
Снейп прикладывал массу усилий, чтобы учителя видели в нем лишь жертву всех этих странностей и ничего не заподозрили. И только на уроках Невилла профессор мог немного расслабиться. Спокойно и ненавязчиво Лонгботтом взглядом и знаками корректировал его манеру держаться: сидеть, ходить, смотреть и даже оборачиваться. Именно Невилл смог после нескольких специально устроенных тренировок обучить бывшую грозу Хогвартса неуверенно держать волшебную палочку. Настолько неуверенно, насколько положено двенадцатилетнему волшебнику, даже если он и сын знаменитого Гарри Поттера.
Но скрыть поведение замка от окружающих было невозможно. Особенно после того, как на уроке полетов, отвлекшись на что-то, Снейп умудрился, потеряв равновесие, не грохнуться со старенькой школьной метлы, а плавно приземлиться на ноги. Сделал он это автоматически и тут же пожалел, но было поздно. В умении летать его, конечно, не заподозрили, но очередная странность незамеченной не осталась. Уже через сутки имя Джеймса Поттера повторяла вся школа, исключая лишь пятерых Повелителей Стихий, глухих ко всему, кроме проклятий фантомного Гриндельвальда.
Очень сложно изображать двенадцатилетнего гриффиндорца, когда ты шестидесятилетний слизеринец. Очень сложно делать вид, что ты нормальный ребенок, когда стены, мимо которых ты ходишь, демонстрируют всем желающим твою исключительность.

— Тем более! Ваша затея не работает, — отрезал Кингсли.
— Она работает, — упрямо возразил Поттер. — Только немного... неправильно.