Не всё Мародёрам малина (гет)

Шёл второй день полнолуния, и я наслаждался жизнью. В первый — не мог, до сих пор мучил страх, что всё вернётся. Поэтому я старался забраться куда-нибудь подальше от людей и от неба тоже — в библиотеку, окон не имеющую или вовсе в подвал, где был, помимо прочего, неплохо оборудованный зал для тренировок. Нида посмеивалась, но не возражала. Кстати, уехать из Блэк-холла нам пока что не удавалось: владельцы в два голоса заявляли, что без нас им тут холодно и одиноко, а Сириус ещё и обвинял в попытке разлучить с любимым внуком. Хотя сам проводил дома хорошо если один день в неделю. Часть времени обретался у Роксаны, а часть — вообще неизвестно где. Скорее всего, просто сбегал от нас, проверяя, до конца ли освободился.

Сегодня вечер выдался уникальный: дома оказались сразу и Нида (дневавшая и ночевавшая на работе) и Сириус, а посему мы отправились гулять. Впрочем, к ночи ощутимо похолодало и, покрутившись с полчасика в ближайшем сквере мы постановили считать план по свежему воздуху на сегодня выполненным. К тому же Нида решила побыть правильной мамой и объявила, что ребёнку давно пора спать. Тедди её мнения не разделял, бодро крутясь на руках то у Сириуса (заявлявшего, что ему надо тренироваться), то у меня, резонно считавшего, что он мне сына вконец избалует. Впрочем, в данный момент речь шла о его собственном сыне.

— Ты всё же у меня уникум, дядюшка, — щебетала Нида. — Единственный и неповторимый. Ну с кем ещё такое могло произойти, а? Ни с кем и никогда! Первый случай в истории.

— Так уж и первый! — возражал он. — Ты что, романов никогда не читала?

— Так я же говорю «в истории», а не «в литературе»! Нет, надо будет Магде рассказать, она такие книжки просто обожала, тоннами проглатывала.

— Я тебе расскажу! — всерьёз испугался Сириус, — Что ещё за Магда такая?

— Однокурсница моя, мы с ней переписываемся.

— Погоди, — удивился я. — Магда или нет, но ты что, собираешься всё это в секрете держать? Так ведь не получится.

— Смотря что «всё», — возразил Бродяга. — Если то, что Сайрус — мой сын, то нет, конечно. А вот без подробностей общественность вполне обойдётся. Пусть считают, что у нас была большая и светлая любовь.

— А Роксана на это как посмотрит?

— А она тоже считает, что так будет лучше. Собственно, она это первая предложила.

— А кто ещё в курсе?

— Вы. Роксана. Снейп. Отчим Сая. Ну и этот... Нортон. Но с ним я сам поговорю.

— Сириус!!! — возопили мы в два голоса.

— Я же сказал «поговорю», а не «в жабу превращу»! Хотя и стоило бы. Есть ещё материалы дела о разводе, но вряд ли кто-то из магической общественности догадается залезть в магловские судебные архивы. Думаю, на такое даже у нашей драгоценнейшей Скиттер фантазии не хватит.

— А если хватит?

— Ну и что? Женщина пыталась защититься на суде, чтобы не оставить ребёнка без средств к существованию, большое дело! Я в тот момент уже сидел, если помнишь. Пожизненно.

— А Сай? Ну, про то, что его маме от тебя понадобилось он, как я понимаю, знает, да?

— Да. К сожалению.

— А тебе от неё? Что ты ему сказал?

— Нида, ну что за извращённое любопытство! Правду сказал. Почти.

— Про большую и светлую любовь?

— Детка, ты сегодня цинична до невозможности! Сказал, что она мне понравилась. Что я поступил так, как она хотела. А потом попал в тюрьму на двенадцать лет и посему не смог продолжить знакомство. По техническим причинам.

— Прости, — вздохнула Нида. — Знаешь, наша работа очень интересная, но иногда тошно становится, вот и начинаю на всех отрываться. Но вообще-то — ты только не обижайся, ладно? — мне действительно любопытно, почему ты именно эту девушку выбрал. Там что, никого красивее не было? Ой, меня опять заносит, кажется...

— В красивых следует либо пылко и безнадёжно влюбляться, либо вешать на стену в виде постеров. А развлекаться с ними пошло и неинтересно — голая физиология.

— И кто после этого циник? С некрасивыми, выходит, интереснее?

— Ну, представь, — вздохнул Бродяга, понявший, что просто так отвязаться от неё не удастся. — Живёт на свете девочка. Такая... серая мышка. В школе её даже и не дразнят, а просто не замечают, дома нудят про девичью честь, на которую отродясь никто не покушался... Потом кто-то берёт её замуж. Берёт, заметь. И не забывает ей об этом напоминать. Ты, мол, должна мне всю жизнь благодарна быть, что я на тебя, такую, польстился... Или просто воспринимает как прислугу. Предмет обстановки. Представила?

Судя по выражению лица, Нида явно представила. Довольно живо.

— И вот, однажды, — продолжал Сириус, — эта несчастная женщина приходит к выводу, что в жизни надо попробовать что-то другое. Что-то такое, чтобы было, о чём вспоминать в беспросветной старости. А поскольку представления о «чём-то другом» она почерпнула из тех самых романчиков, то одевается она, как ей кажется, вызывающе, а на самом деле безвкусно, и идёт... куда-нибудь. В бар или просто по ночным улицам бродить.

— И, разумеется, нарывается, — вставил я.

— Именно, — согласился мой друг. — Нарывается. Если очень повезёт — то просто на насмешки. Ну и вплоть до. Вот таких я и искал. Чистых и отчаявшихся.

— И дарил им любовь...

— Да ни в коем разе! Не бывает любви на один вечер! Нет, в том-то и смысл, чтобы никакой любви. Ну... разве что... по желанию клиента...

— А что тогда?

— Волшебство. Тайну. Приключение. Чтобы было о чём вспомнить. В старости и не только.

— Спасал, да? Благотворительностью занимался?

— Ну что ты, какая благотворительность? Это же безумно увлекательно! Я просто отдыхал. Душой и телом. Иногда.

— Стихи он им читал, — снова вмешался я. — Цветы дарил...

— Подснежники, — мечтательно вздохнул Сириус. — В январе... И радугу... И соловьи пели в унисон осеннему дождю...

— А главное, — закончил я. — Очень убедительно объяснял, что каждая женщина — богиня, ей следует поклоняться просто потому, что она женщина, а те представители сильного пола, которые этого не понимают — несчастные, обделённые судьбой люди, и заслуживают только жалости. И был прав, между прочим.

— Да-а-а?! А почему мне это никто не объясняет?

— А то ты сама это не понимаешь!

— Мало ли, что я сама понимаю! Мне, может, комплиментов хочется! Волшебства! Приключения! Подснежников! И вообще, откуда это ты, муженёк, всё так хорошо знаешь, а? Признавайся, участвовал?

— Ну что ты, я так и не умею!

— Не верь ему, всё он умеет... Эй, деритесь тише, ребёнка разбудите!

— Ну вот, догулялись, любители свежего воздуха! Будете теперь сами его раздевать и укладывать. И укачивать, если проснётся.

— А мы не будем раздевать, пусть так спит. Откроем окно...

— Собака ты, дядюшка! Циник. Единственный в мире циник-романтик.

— Ну что ты, большинство самых завзятых циников — романтики в душе, только стесняются. Оттого и циничны. А мне по штату положено.

— Это почему ещё?

— Я же собака, сама сказала. А слово «циник», собственно, и значит «собака». По-гречески.

— Полигло-о-от... — не закончив фразы она быстро взмахнула палочкой, окружая нас «льдинкой». Собственно, ничего ледяного в этом заклинании не было, просто оно заставляло посторонний взгляд и слух словно бы скользить мимо — довольно эффективная маскировка, особенно при неважной видимости и если тебя не ищут специально. Мы как раз выходили на площадь, и Нида первая увидела, что там стоит человек. Вернее, первая на него среагировала.

— Нет, надо что-то делать с этой секретностью, надоело, — заворчал (уже не в первый раз) Сириус. — Договориться с владельцами соседних домов, изобразить стройку... пусть потом, кому интересно, фасады рулеткой...

Он вдруг резко замолчал. Я удивлённо повернулся к нему — и торопливо обнял за плечи:

— Нида, возьми ребёнка!

Реакция у моей жены всегда была отличная — она тут же подхватила даже не проснувшегося малыша. Бродяга отдал его без возражений, только поморщился:

— Не бойся, в обморок я падать не собираюсь.

Голос у него был почти спокойный. Только какой-то странный.

— Что с тобой? Голова закружилась?

— Так, ничего, — ага, у него всегда «ничего»! — Видишь того человека на площади?

— А ведь я его уже встречала здесь, — задумчиво сообщила Нида. — Помните, я рассказывала? Правда ведь, он на тебя похож?

— Он не на меня похож, — тем же странным голосом проговорил Сириус. — Он на моего брата похож. Собственно, это он и есть. Даже почти не изменился.

Он что, всерьёз? В первый момент я удивился. В следующий — впервые по-настоящему испугался за его рассудок. Этот странный тон... И взгляд... И убеждённость в голосе...

— Бродяга, успокойся... — нерешительно начал я и замолчал, не придумав, что сказать дальше. Он взглянул на меня и криво усмехнулся:

— Ну и чего ты так испугался? Решил, что у меня крыша поехала на почве родственников? А хоть бы и так, чего бояться? Сумасшествие — заболевание не смертельное. И даже не заразное.

У меня немного отлегло от сердца. Настоящие безумцы над собой не иронизируют. Во всяком случае, по поводу своего безумия. Но всё-таки что-то с ним творилось не то...

— Ну посмотри же! — настойчиво потребовал он. — Ты же должен помнить Регулуса!

— Плохо я его помню, — признался я искренне. — Мы ведь практически не общались.

Тем не менее, я постарался присмотреться к человеку на площади повнимательнее, благо полная луна и фонари вкупе давали света вполне достаточно. На вид ему было лет тридцать. И действительно похож на Сириуса. Или на его брата... Мерлин его знает! Вроде бы ростом пониже Бродяги, черты лица попроще... Цвет глаз не разобрать, да и не помню я, какой был у Регулуса. Не синие — точно. Может, серые? Или чёрные...

— Смотри, он уходит! — прошептал Сириус, в свою очередь хватая меня за руку. Хотя никакой необходимости говорить шёпотом не было. — Рем, сделай что-нибудь! Поговори! Следящее заклинание навесь! Рем, пожалуйста, я не могу сам...

— Спокойно, мальчики! — Нида сунула мне в руки на этот раз недовольно вякнувшего Теда и одним движением палочки превратила свою одежду во что-то явно казённого вида. Я даже не успел заметить, трансфигурировала или просто морок наложила. Вышла из-под защиты и деловым шагом направилась к действительно уже повернувшемуся мужчине.

— Так вот, — доложила она вернувшись (её собеседник удалился в противоположном направлении), — зовут его Джон Смит, я документы видела и адрес тоже запомнила. И маячок подвесила на всякий случай. Он не маг, я просканировала. А вот теперь — самое интересное: он видит наш дом. Иногда.

* * *

Ребёнком Нида всё же занялась сама. Вид любимого дядюшки явно нравился ей ничуть не больше, чем мне, а мне он не нравился абсолютно. Я осторожно коснулся его плеча:

— Пойдём, тебе надо выпить чего-нибудь горячего и лечь, а утром всё обсудим...

Он с неожиданной злобой стряхнул мою руку:

— С сумасшедшими не спорят, да? А к утру, глядишь, само пройдёт?

Ну что с ним таким делать? Разве что пощёчин надавать по методу любимой невесты...

— Сириус, кончай дурить, — устало вздохнул я. — А то и правда санитаров из Святого Мунго вызову.

Он хмыкнул, сильно растёр обеими руками лицо, разом став больше похож на самого себя:

— Ладно, прости, что-то со мной действительно неладно. На людей бросаюсь... Точно, пёс. Цепной. Что ты там говорил насчёт «выпить»?

— Я вообще-то чай имел в виду...

— Чай, ага... слушай, погоди с чаем! Ребята, кажется, в комнате Регулуса шерудили, не знаешь, они ничего не выбрасывали? Впрочем, вряд ли... в этом доме «вечное приклеивание» использовали все, кому не лень, а не лень было никому... Ну-ка пошли!

И он потащил меня вверх по лестнице.

В этой комнате я был впервые. Впрочем, рассматривать обстановку мне Сириус не позволил, сразу подтащив к висящим на стене фотографиям:

— Вот, смотри, эта, кажется, самая поздняя...

Он сделал палочкой какое-то замысловатое движение, отчего одна из фигур на групповой фотографии словно отделилась и выдвинулась вперёд, укрупнившись раза в три, так что можно было хорошо разглядеть каждую чёрточку. Однако! Если ввести поправку на возраст...

— Ну что, убедился? — спросил мой друг, внимательно наблюдавший за процессом разглядывания. Впрочем, вопроса в его голосе как раз почти не было. Я только пожал плечами. Что тут скажешь?

Пока мы заваривали чай, на кухне появилась Нида, успевшая уложить всё же не проснувшегося малыша. Услышав мой вердикт, тут же побежала проверять (она-то Регулуса совсем не знала) и вернулась совершенно растерянная:

— И что это такое, как вы думаете, мальчики?

— Коллективный бред, — буркнул Сириус. — Наведённая галлюцинация. Оборотное зелье. Или Кричер всё наврал — тогда всё равно непонятно, но зато более реалистично.

— Ему же приказали говорить правду, как он мог соврать?

— Всё он мог! Впрочем, это почти ничего не объясняет. Рем, пожалуйста, сходи завтра к этому человеку! Поговори. Расспроси. Ладно? Ещё имя это дурацкое...

— А что имя? Обычное.

— Вот именно. Слишком обычное. Так не бывает.

— Погодите! — азартно воскликнула Нида. — Есть ведь замечательный метод, «сродство крови» называется, не слышали? Всё сразу и проверишь. А если родство подтвердиться, вот тогда и будем разбираться, что бывает, а что нет.

Бродяга оживился — явно понял, о чём речь. Я — нет. Меня тут же обозвали неучем, но всё же снизошли до объяснений. Опознание происходило так: готовилось специальное зелье, в которое добавлялось несколько капель крови. Впрочем, зелье было простенькое, насколько я понял оно служило скорее просто разбавителем, а главным было налагаемое на готовый продукт заклятье. Затем капельку раствора наносили на кожу испытуемого, лучше всего — в районе пульса. Если существовало близкое родство с донором — зелье вспыхивало красным, дальнее — розовым (тем бледнее чем дальше родство), просто дружеские отношения — зелёным, а на коже врага по идее должно было почернеть. Правда, последнее практического значения не имело, поскольку какой тайный враг в здравом уме позволит тебе капать ему что-то на руку?

Через час мы приступили к контрольному опыту. На запястье Ниды зелье довольно ярко порозовело, у меня окрасилось в травянисто-зелёный цвет — в общем, всё работало как положено. Оставалось дождаться утра.