Не всё Мародёрам малина (гет)

Гарри появился в Блэк-холле чертовски на нас всех обиженным. Это было видно, хотя мне он, конечно, ничего не сказал. А уж тем более остальным, практически незнакомым. Зато уж ребятам наверняка высказал всё! Честно говоря, я его понимал. После всего случившегося с ним (и вообще случившегося) целый месяц прожить без всякого намёка на информацию, не получая от друзей ответа на письма — такое кого угодно доведёт до белого каления. Понимать-то понимал, но помочь ничем не мог. Так было нужно. Так действительно было нужно и если детям Дамблдор просто приказал по праву директора, то нам ещё и разъяснил (чего обычно предпочитал не делать). И правильно сделал, между прочим. Я-то подчинился бы и так, а вот Сириус... у него с Директором с некоторых пор были свои, достаточно сложные, отношения, не предполагающие слепого подчинения. И вовсе не из-за прошлого, Сириус действительно был убеждён, что пострадал заслуженно и не держал зла на кого-то из старых друзей за веру в его измену. Даже на меня. И, хотя я по-прежнему считал, что виноват перед ним, его прощение-без-обиды грело душу. Так что и на Дамблдора он вряд ли обижался за прошлое. Другое дело — настоящее. Бродяга очень трепетно относился ко всему, что касалось Гарри. И считал, что даже наш мудрейший и почти всеведущий Директор не вправе играть судьбой мальчика без ведома и согласия его самого. Так что во всём, что касалось Малыша, Сириус склонен был выполнять только обоснованные приказы.

Приказ ничего не рассказывать детям о делах Ордена он обоснованным явно не считал. О чём и заявил в первый же день появления Гарри в Блэк-холле. Молли, конечно, тут же встала на дыбы. Уж ей-то не нужно было приказывать держать своих «крошек» (в число коих она уже давно включила Гарри и Гермиону) подальше от наших дел! Я был бы с ней полностью солидарен — будь это возможным. Так что на этот раз поддержал Сириуса. До определённого предела, разумеется.

Потом взбешённая миссис Уизли погнала детей спать, а её муж, в течение всего разговора старавшийся прикинуться деталью интерьера, нерешительно проговорил:

— Сириус, ты не сердись на неё. Сам знаешь, она тебя очень уважает, но за детей боится, да и Дамблдор не советовал...

— И даже запретил, не так ли? — Сириус взглянул на расстроенного Артура и примирительно хлопнул его по плечу. — Да не сержусь я, с чего ты взял? На Молли просто невозможно сердиться. У тебя чудесная жена, даже завидно!

— Отбей, — предложил тот.

Я невольно хихикнул. Сразу видно, что Артур с нами не учился! На старших курсах Сириус просто обожал подобные рискованные заявления. Нет, он не шёл отбивать девушку («А куда её потом девать?»), он просто подробно и аргументировано рассказывал, как именно он стал бы это делать. Причём у всех слушателей, включая излишне самоуверенного ухажёра, возникала твёрдая уверенность, что девушка окажется в его объятиях не позже конца недели. А количество тех, кто пытался там оказаться и без специальных усилий с его стороны, придавало рассказу особую убедительность.

Сириус подозрительно взглянул на меня, но потом, видимо, тоже вспомнил свои школьные экзерсисы и усмехнулся в ответ. Однако развивать тему не стал, а вернулся к прежней:

— Ну ладно Молли, материнская любовь слепа, но ты-то неужто так плохо знаешь своих сыновей, что полагаешь, будто я сообщил им нечто новое и доселе неизвестное?

— Почему ты так решил?!

— Просто сужу по аналогии. Мне неоднократно говорили, что близнецы Уизли — вылитые Мародеры, а мы в своё время, если помнишь, вообще сами узнали про Орден и пришли к Дамблдору проситься в него.

— Но приняли нас только после окончания Школы, — уточнил я в целях сохранения исторической правды. А также душевного здоровья Артура, который, кстати, не мог это помнить. Так что я повторно (специально для его спокойствия) заявил, что ни близнецы, ни, тем более, Рон, в Орден в ближайшее время приняты не будут. Как бы им этого не хотелось.

Успокоенный Артур отправился успокаивать жену, а Сириус принялся за уборку посуды. Получалось это у него ловко, но я всё же поинтересовался:

— На кой, скажи пожалуйста, у тебя Кричер?

— На беду мою, — ответил он, не прекращая своего занятия. — Такое специальное устройство для доведения Сириусов до ручки.

— Злишься, — констатировал я.

— Да нет, — он поморщился. — Так, надоело. Надо было его сразу освободить и не мучаться, а теперь уже поздно.

Я подумал, что Сириус всё же глубоко кокетничает, когда говорит: «Я злой, это у нас фамильное!». Злой на его месте — в роли основной мишени произносимых полушёпотом кричеровых сентенций — задумался бы не об освобождении эльфа, а об осуществлении его мечты. То есть приобщении к коллекции голов на лестнице.

— Из-за Молли расстроился?

— С Молли мы помиримся, — усмехнулся он. — Она действительно чудесная женщина, а что за детей боится — так я тоже боюсь. Вот только они уже увязли во всех этих делах по уши и вытащить всё равно не удастся.

— Ты действительно считаешь, что не сообщил им ничего нового?

— Что-то может и сообщил, но вряд ли принципиальное. Зря ты меня остановил.

— Не зря.

— Зря. Или надо было раньше. Теперь они насочиняют себе всякого...

— Думаешь, правда была бы невиннее того, что они могут сочинить?

— И даже уверен. А, кстати, правду мы с тобой и сами не знаем.

— Как это?

— А так. Вот ты знаешь, что в этом самом пресловутом Пророчестве? Дословно?

— Не знаю и знать не хочу!

— А я вот хочу. Очень, — он с таким остервенением принялся сушить вымытую посуду, что чуть не поджёг стол.

— Да что с тобой сегодня? Ты так ждал встречи с Гарри, а теперь словно бы и не рад...

Сириус оставил наконец возню с посудой и устало опустился на стул.

— Да я-то рад, конечно, — проговорил он совсем не радостным тоном. — А вот Малыш на меня в обиде. Ты же видел — он ждал совсем другого приёма.

Скорее всего он был прав. Тем более, что я и сам ожидал от их встречи больше... тепла, что ли? Во всяком случае, больше эмоций. Это было совсем не похоже на Сириуса. Мальчик явно нуждался в поддержке и от кого же ему её ждать, как не от крёстного?

— Ты разговаривал с Директором, — догадался я.

— Это он разговаривал со мной, — мрачно уточнил мой друг. — «Будь с ним посдержаннее, мальчику нужно учиться самому справляться с эмоциями...»

Сымитировал он Дамблдора так похоже, что я едва подавил желание оглянуться. Вот теперь всё стало ясно. Сириус выполнял приказ. Один из тех, который посчитал обоснованным, но который при этом ему страшно не нравился. Похоже, что и просьба ко мне «не давать увлечься» возникла не на пустом месте.

— Бродяга, но он же прав...

— Да знаю я! — отмахнулся Сириус и принялся, не вставая, расставлять посуду в шкаф. — Это всё так, пена. Не обращай внимания. Ты домой или здесь останешься?

В его тоне мне почудилась тщательно замаскированная просьба.

— Останусь, если у тебя ещё найдётся место.

— Ну, если ты не против разделить со мной комнату...

— Да хоть постель!

— Мужчина, как вам не стыдно — делать такие предложения юному невинному существу! — тоненько пропищал он, жеманно хлопая ресницами. Шуточка была, честно говоря, так себе, но в этот момент нам хватило. Уже поднимаясь по лестнице, мы всё ещё не могли успокоиться — стоило поглядеть друг на друга (он при этом каждый раз корчил рожу «святая невинность») как нас снова разбирал несколько нервный смех. Как только портреты не перебудили! Уже в спальне Сириус наконец прекратил хихикать и неожиданно спокойно заявил:

— А суда этого дурацкого парень зря боится. Как бы там ни было, но у Директора ещё вполне достаточно влияния, чтобы не позволить его осудить. Тем более, что по закону он прав. А выгнать его из Школы Дамблдор не даст, тут и в Хрустальный шар не смотри.

* * *

Сириус оказался прав. В чём, впрочем, я и не сомневался, так как сам считал точно так же. Директору даже не пришлось употреблять упомянутое «влияние» — он просто представил суду свидетеля происшествия. Ну и сам всё же явился. Воспитание воспитанием, но полный состав Визенгамота Гарри был ещё явно не по зубам. Я и сам предпочёл бы двух разъяренных гиппогрифов одной сахарной жабе Амбридж. Другое дело, что я-то, наверное, отбрехался бы — многолетнее близкое общение с парочкой Блэк-Поттер просто не может не научить хоть чему-нибудь. Причём не только на чужом примере. Ребята меня, конечно, нежно любили и к тому же втайне (то есть это им казалось, что в тайне) жалели, но слишком откровенно подставляться всё же не стоило. Впрочем, ответные подначки, буде такие случались, они воспринимали не то, что без обид, а просто-таки с восторгом. В чём, кстати, Гарри до отца далеко. К сожалению.

Малыш был счастлив. А вот Сириус — нет. По-моему, он просто не знал, как себя вести, чтобы и указания Дамблдора выполнить и мальчика не слишком обидеть. Поэтому предпочитал никак не вести, сбегая от общества (особенно от общества Гарри), благо в этом доме было куда. А когда сбежать не удавалось периодически всё же не выдерживал и принимался утешать парня в каком-то очередном огорчении, как это было с назначением старост. И всего-то сообщил, что ни ему, ни Джеймсу быть старостами никогда не грозило, не смотря на их выдающиеся успехи в учёбе. Что было абсолютной правдой и вот их-то как раз нисколько не задевало, скорее наоборот. Да и моё назначение они тогда восприняли с искренним восторгом («Ну хоть от парочки взысканий может быть избавимся! Ты ведь не станешь с нас баллы снимать, правда? Ты ведь до-о-о-обрый...»). Не знаю уж, что в этом всём больше подействовало на Гарри: что его папа не был старостой или что я при этом был, но парень просто расцвёл и наконец-то поздравил друзей с назначением не сквозь зубы, а от души. А я подумал, что в Сириусе пропадает ни то психолог, ни то воспитатель. Впрочем, озвучивать свои мысли не стал — он бы меня скорее всего высмеял.

* * *

На вокзал Сириус всё же пошёл, плюнув на все запреты. Молли, разумеется, взбесилась, но удержать его не сумела. Зато потом явилась ко мне с претензиями («Поговори хоть ты с ним, тебя он хоть как-то слушается...!!!»). По-моему, именно это обижало её больше всего — будучи матерью большого семейства она привыкла всех, кто был младше неё хотя бы на пару-тройку лет считать чем-то вроде приёмных детей и, естественно, ждала от них послушания. Впрочем, в данном случае, я с ней был совершенно согласен. Что за ребячество в конце-то концов?

Сириуса я нашёл в комнате Клювокрыла. Он сидел на полу, прислонившись спиной к боку зверя и выглядел таким измученным, что мне сразу расхотелось его упрекать. Я нерешительно начал:

— Бродяга, послушай...

— Ругать пришёл, — констатировал он, не поднимая головы. — Ну, начинай.

— Ты нездоров? — невольно вырвалось у меня. Ну что он с собой творит, Моргот меня побери! Голос совсем больной...

— Ага, на голову. Присоединился к общему мнению?

Это было обидно. Тем более, что ничего подобного я не имел в виду. Я уже открыл было рот, чтобы это высказать, но не успел. Он поднял голову и все слова застряли у меня в горле (прежде я считал, что это просто метафора. Оказалось, нет). Я вдруг понял, что после возвращения ни разу не видел его глаз. И дело даже не в том, что они поменяли цвет, хотя я и не представлял, что такое возможно. Подобного выражения глаз я раньше тоже не представлял. Лучше бы не представлял и дальше.

Наверное, моё лицо было в этот момент излишне выразительным, потому что он как-то криво усмехнулся и встал. Я уже приготовился оправдываться (хотя и не знал в чём. А, главное, как), но он ничего не сказал. Зато сделал. Одним стремительным движением встал на руки. Мантия (совершенно не предназначенная для такого рода упражнений) тут же упала до полу, но он умудрился, не запутавшись, вернуться в нормальное положение. Поправил одежду и невозмутимо поинтересовался:

— Убедился?

— В чём?

— В том, что я совершенно здоров? Ну, тогда пошли чай пить.

И что на это можно было сказать? Я молча пошёл за ним. Пить чай.

За чаем с оставленными Молли пирожками я всё же поинтересовался:

— Так зачем ты на вокзал пошёл? Ведь не просто так прогуляться.

Он хмыкнул:

— Прогуляться я мог и так. Только не говори, что меня могли узнать.

— Но ведь могли!

— И даже наверняка узнали. К примеру, мой дорогой родственник. В смысле, Люциус.

— Он же в Министерстве днюет и ночует!

— Плевать! Ну, предположим, донесёт он что видел в Лондоне беглого преступника Блэка. И что с того? Получит Кингсли новые указания. В крайнем случае — выговор по службе.

— Во-первых, он может донести не просто что видел тебя, а что видел тебя в компании Гарри. А во-вторых, Кингсли могут и отстранить, передать дело кому-то другому.

— Ну, во-первых, для этого ему придётся рассказать о моей второй ипостаси. А заодно — откуда он о ней знает. Даже если Фаджа он купил с потрохами, в Аврорате захотят узнать источник столь сенсационной информации. А во-вторых, если Кингсли отстранят — и что с того? Проваленное начальником задание обычно передают кому-то из подчинённых...

Я искренне понадеялся, что не покраснел.

— Думаешь, там не знают, что Тонкс твоя родственница?

— Знают, наверное. Но именно это может показаться Скримджеру хорошей идеей.

— И всё же, зачем было так подставляться?

Он задумчиво побарабанил пальцами по столу:

— Да как тебе объяснить... Вы все, конечно, заботитесь о ребятах и, если что, постараетесь их защитить. Только вот действовать вам приходится в рамках закона. Всем, включая Директора. Впрочем, ему в первую очередь. А вот меня за эти рамки давно и прочно выкинули. Что в какой-то мере развязывает руки. Во всяком случае, в представлении Люциуса это должно выглядеть именно так. А уж то, что при виде его мне крайне хочется оправдать репутацию маньяка-убийцы — в этом он, думаю, ни минуты не сомневается. И правильно делает. Возможно, моё близкое присутствие заставит его чуть-чуть задуматься прежде, чем делать очередную гадость, как думаешь?

Вопрос явно был риторическим. Он помолчал немного, а потом добавил каким-то безнадёжным тоном:

— Глупость, конечно. Наверное. Ну а что я ещё могу сделать?

Ответить на это было нечего.

* * *

Всю осень и начало зимы я почти не виделся с Сириусом. Только во время совещаний, но это не в счёт. Правда, пару раз оставался у него ночевать. Он, надо сказать, не просил об этом, но и не скрывал радости. Тоскливо ему было, наверное — одному в этом огромном мрачном доме. Вся компания — Клювокрыл да Кричер. Причём первый тосковал взаперти не меньше хозяина, а второй при всяком удобном случае изводил его оскорбительным бормотанием вполголоса. Да ещё и с Гарри связь стала практически невозможна. Навязанная Фаджем в Хогвартс в качестве сперва преподавателя, а потом ещё и Инспектора с особыми полномочиями Амбридж резвилась вовсю, проверяя все письма и в придачу заблокировав в Хогвартсе каминную сеть. Так что каждое совещание Бродяга воспринимал как подарок судьбы, тем более что они стали куда как реже, чем летом. Противник затаился и нам поневоле тоже приходилось выжидать. Конечно, нельзя сказать, что мы просто ждали событий — мы к ним готовились. Но, как это обычно и бывает, оказались всё-таки не готовы.

В тот вечер я решил зайти к Тонксам. Тогда, в июне, я отправился к ним в первый же свободный день и был встречен так, словно и не было этих почти тринадцати лет разлуки. Меня накормили домашним печеньем и взяли обещание заходить, как только будет возможность. Об Ордене они знали (Нида с разрешения руководства рассказала) но, будучи исключительно мирными по натуре, предпочли пока не вмешиваться. Хотя и заверили, что целиком и полностью на нашей стороне. Похоже, в этой семье вся воинственность досталась дочери напрямую, минуя родителей. Впрочем, ей они не мешали и даже гордились.

Ниды дома не было (я, как и просил Сириус, не называл её так вслух. Но про себя-то можно?). Впрочем, оно может и к лучшему. Последнее время (и чем дальше, тем больше) я испытывал в её присутствии какое-то странное смущение. Будто и не знал её почти что с пелёнок. Впору начать заикаться и краснеть. До такого пока, к счастью, не доходило (а может я просто не замечал?), но всё равно с некоторых пор я старался без нужды с ней не встречаться. Хотя и очень хотелось.

Мы очень мило поболтали, и я уже собрался уходить, когда хлопок двери и грохот чего-то падающего в прихожей ознаменовал появление младшей Тонкс. Она влетела в комнату, устало плюхнулась на диван, заметила меня и явно обрадовалась:

— О, Рем, как удачно, а я как раз собиралась к тебе, пошептаться надо.

Я начал было вставать, но хозяева решительно пресекли эту попытку и тактично удалились на кухню готовить ужин заработавшейся дочери.

Рассказанное Нидой меня не порадовало. Более чем. По её словам, прошедшей ночью на Артура Уизли, нёсшего караул у входа в Отдел Тайн, напала огромная змея и основательно его порвала. К счастью, какой-то из висящих этажом выше портретов то ли что-то увидел, то ли что-то услышал... в общем, поднял шум и Артура нашли прежде, чем он истёк кровью. Ещё к счастью, тот же (или другой) портрет сообщил о происшедшем Дамблдору, так что Директор, во-первых, смог придумать правдоподобное объяснение присутствию Артура в этом месте в это время, а во-вторых, переправил Рона, Джинни и близнецов на Гримо прежде, чем «эта жаба» узнала о происшествии. А то бы точно запретила им отлучаться из Школы. Из чистой вредности.

— Сейчас жизнь Артура вне опасности, завтра ребятам разрешат его навестить. Они пока поживут у Сириуса. Кстати, Гарри тоже с ними. И правильно! А то эта жаба на него ещё с лета зуб нарисовала и теперь, говорят, вовсю отыгрывается. Пусть парень отдохнёт, всё равно скоро каникулы, правда?

Я охотно согласился — да, конечно, но про себя подумал, что не всё так просто. Каким-то боком Гарри в эту историю замешан. Интересно, каким. Может, навестить их прямо сейчас? Поздновато, правда, для светских визитов... ну да ладно, стучаться мне не надо, если спят — просто вернусь домой. Я попрощался с Тонксами и с их разрешения воспользовался камином — не пешком же идти через весь Лондон!

На кухне никого не было, да и весь дом казался погружённым в сон. Я запоздало сообразил, что для возвращения придётся разжечь в камине огонь. Можно, конечно... а стоит ли? Раз уж я здесь, не лучше ли пойти к Сириусу и напроситься ночевать? Даже если разбужу — он не обидится.

Он не спал. Сидел на разобранной постели скрестив ноги по-турецки и накинув на плечи одеяло. У меня больно и сладко сжалось сердце. Вот так же он сидел в нашей школьной спальне, когда мы поздно вечером обсуждали прошедший день и строили планы на завтра. Я растягивался на соседней (своей) кровати, Питер присаживался у меня в ногах, а Джеймс расхаживал по комнате и играл со снитчем. Сперва это был обычный игрушечный мячик на резинке, а в конце пятого курса он где-то стащил настоящий снитч (которые частным лицам не продавались) и с тех пор с ним не расставался. Джеймсу вечно не сиделось на месте, слишком много в нём было энергии. А Сириус всегда усаживался вот так, по-турецки и так же заворачивался в одеяло на манер плаща. Вот только тогда у него в руке не было початой бутылки Огневиски.

Он словно бы и не удивился моему появлению. Отхлебнул прямо из горлышка, протянул мне:

— Будешь?

Я забрал у него бутылку, но пить, разумеется, не стал.

— Сириус, ну что ты творишь?!

— Пытаюсь надраться.

— Успешно?

— Не-а. Но голова утром болеть будет...

Это я и так знал. Он обладал счастливым (или несчастным, как посмотреть) организмом: пил, практически не хмелея, но потом получал похмелье по полной программе.

— И зачем, позволь спросить?

— Так. Вдруг повезёт. Ребята спят, я им пока не нужен, так что до утра могу распоряжаться собой, как вздумается.

— Лучше бы тоже спать лёг!

— Я бы лёг. Да не спится. Ты, как я понимаю, уже в курсе?

— Насколько я понимаю — частично. Нида рассказала (ну с ним-то наедине можно?).

— Тогда расскажи, что она тебе рассказала. А я дополню.

Я рассказал. Он хмыкнул:

— Версия для широкого распространения в узких кругах. Вполне правдоподобно.

— А мне ты можешь сказать, при чём тут Гарри?

— По обыкновению — при всём. Это он поднял тревогу, портреты Директор потом задействовал. Для конспиративности.

— Но откуда он...?

— Увидел. Во сне.

— Вещий сон? Не верю.

— Правильно не веришь. Да и не вещий. Судя по всему, он видел всё «в режиме реального времени». Теперь нервничает и придумывает Мерлин знает что. Дурачок.

— А ты...

Он кинул в меня смятой запиской. Почерк Дамблдора... да-а-а-а. Теперь понятно, с чего Бродяга за бутылку схватился. Только чему это поможет?

— Сириус, но ведь он же...

— Прав. Сам знаю. Да я бы может и плюнул на все его «рекомендации», да сказать Малышу мне всё равно особо нечего. Во всяком случае, утешительного.

— А неутешительного? Что ты вообще об этом думаешь?

— Думаю, что нападение было ему показано. Намеренно. Причём в особо извращённой форме.

— Это как?

— Это — глазами змеи. Только этого я тебе не говорил. Это кроме меня только Директор знает. И правильно.

— И зачем, как ты думаешь?

— Тут много «зачем». И ещё больше «как». Зачем змея напала на Артура? Зачем это показано Гарри? Зачем показано именно так, а не иначе? Каким образом показано? Как она попала в Министерство?

— Как обнаружила Артура, он ведь был под мантией... Впрочем, нет. Это как раз понятно. По теплу, они, кажется, так ориентируются. А как смогла напасть?

— Ну, тут он сам виноват — задремал на посту. Правда, почему вдруг задремал... Впрочем, меня другое больше интересует: как, а главное зачем Волдеморт показал это Гарри? Уж точно не из гуманных соображений, хотя для Артура получилось именно так. Задержись помощь ещё на полчаса — было бы уже, скорее всего, поздно. Не говоря уже о том, что было бы, найди его там кто-то утром. Для Ордена. Для него-то уже ничего бы не было...

— Ясно, что не из гуманных. А из каких? Власть продемонстрировать? Напугать?

— Это ты меня спрашиваешь? Я тебе что, Волдеморт? Или его полномочный представитель по связям с общественностью? Бутылку отдай!

— И не подумаю. Кстати, с чего это ты такой дрянью надираться вздумал? И зачем это тебе вообще, если даже заснуть не помогает?

— Зато потом головная боль отлично отвлекает. Ладно, шучу. А ничего другого здесь просто нет. У моего отца был исключительно плебейский вкус в этом вопросе.

— Отлично, значит не жалко будет. Потому что я завтра же всё спиртное в этом доме уничтожу.

— Ну, к чему такое расточительство? Отдай, не стану пить.

Я отдал ему бутылку. Он задумчиво поманипулировал палочкой. Бутылка сперва слегка изменила форму, потом — этикетку, потом наполнилась и наконец просто исчезла с характерным хлопком.

— И куда ты её?

— Да есть тут один бар, неподалёку. Магловский. Будет кому-то подарок на Рождество. Завтра все туда переправлю — не пропадать же добру.

— А если ты промахнулся и кому-то по голове своим «подарком» попал?

— Значит, будет драка. Они там всё равно каждый день.

— И откуда ты всё это так хорошо знаешь?

— Так тому бару уже лет сто. Причём за это время там изменились только наряды посетителей, и то не очень. Кстати, о Рождестве. Надо бы всем подарки купить, тем более что они все здесь останутся. И Гермиона, скорее всего, приедет.

— Ну конечно! Я как раз на днях собирался…

— Я так и подумал. А раз мне нельзя выходить, то у меня к тебе предложение: сделаем общие подарки. Ты покупаешь — я плачу.

— Давай общие, согласен, но почему платишь ты? Справедливо будет пополам.

— Здрасте! Ты выбираешь, ты покупаешь, да ещё и платишь? Получится, от тебя полтора подарка, а от меня только половина!

— Нет, что-то тут не так… И откуда у тебя деньги?

— А я тебе разве не говорил? То, что оставил дядя Альфард, лежит на анонимном счёте, доступ по паролю. Откуда, ты думаешь, я Гарри на метлу взял?

— И много там осталось?

— Много, мало… На подарки хватит!

— Нет, что-то ты всё же не то придумал….

— Ну, Рем, ну пожалуйста, ну хочешь, я на колени встану?

— Да ни за что! Я ещё пожить хочу!

Он вопросительно изогнул бровь.

— Сириус Блэк на коленях? Кто увидит такое — долго не проживёт!

— О! Ирония?! Эдак ты годам к пятидесяти и ехидничать научишься!

— Эдак я годов до пятидесяти просто не доживу — с такими-то друзьями. Ладно, говори пароль.

— Запоминай. И не экономь особенно, ладно? Надо же ребят хоть чем-то порадовать, раз сказать толком нечего. Кстати, Гарри можно подарить какое-нибудь хорошее пособие по Защите. Ты ведь специалист, выбери подходящее.

— Так эта их идея не заглохла?

— Не только не заглохла, но и вовсю реализуется. Так что как бывший преподаватель можешь Гарри проконсультировать при случае. Впрочем, у него, кажется, и так неплохо получается. Ты только при Молли не говори об этом, а то она опять ругаться начнёт.

— Она по-прежнему считает эту затею вредной? Может, я с ней поговорю?

— Да всё она понимает, просто за ребят боится...

— Когда ты успел всё узнать?

— Ну, надо же было поговорить хоть о чём-то приятном... они собой чрезвычайно гордятся. И правильно делают.

— И где они устроились?

Мы проболтали почти до утра. Сириус словно бы ожил, и я дал себе слово почаще заглядывать к нему несмотря на любую занятость. В конце-то концов! Нельзя же думать обо всех людях сразу и совсем не думать о том, который тебе наиболее дорог! Тем более, что ему и надо-то всего ничего: капельку дружеского участия.