Не всё Мародёрам малина (гет)

К великой битве за Хогвартс я опоздала. И ведь просила мальчишку сообщить, если что случится! Впрочем, он, возможно, и сообщил, только я, как последняя склерозница, оставила Сквозное зеркальце в сумочке, а сумочку пришлось сдать в камеру хранения — в Отдел Редких Рукописей с вещами не пускали. Однако что-то меня беспокоило (не иначе от Сириуса интуицией заразилась, раньше за собой такого не замечала) и, выйдя из библиотеки, я сразу попыталась с ним связаться. Не получилось. Через полчаса попыталась снова. И опять без толку. Само по себе это ровно ничего не значило, но беспокойство не только не отпускало — становилось невыносимым. Наконец я решила, что проверить (хоть и не ближний свет) будет всё же проще, чем так мучиться и отправилась на Центральную станцию каминной сети. А уж трансгрессировать из Лондона в окрестности Хогвартса было совсем просто. Потому что за два последних года стало привычным.

Вот только открывшийся взору пейзаж привычным не был. И самым непривычным элементом был Гарри (почему-то я сразу узнала его даже со спины, хотя не видела довольно давно), стоящий на коленях над чьим-то неподвижным телом всего в трёх шагах от меня. То есть то, что я оказалась рядом с ним, было не удивительно — Зеркальце, помимо прочего, работало как маяк, я на него и ориентировалась. А вот остальное…

— Гарри, что здесь произошло?

Он обернулся, и я чуть не вскрикнула — так его лицо вдруг напомнило мне Сириуса в те, первые дни после нашей встречи. Совершенно то же выражение… Ох, нет! Не хочу!

— Волдеморт мёртв, — голос парня звучал глухо и бесцветно. — К сожалению, не он один.

Кто, во имя Мерлина?! Я сделала шаг, другой… и, наконец, увидела лицо. Вернее, лица. Люпин и Тонкс лежали рядом и было в этом что-то такое… естественное и, потому, особенно неправильное. Люпин… проклятье! До меня вдруг (вот уж ко времени!) дошло, почему он всегда так не любил собственную фамилию. Люпус... Волк... Но это же…

— Как они погибли?!

Я почти кричу. Парень смотрит на меня и на бесцветном лице проступает намёк на эмоции. Видимо, что-то было в моём голосе этакое…

— Это важно?

— Очень! Это было оружие? Или заклятье?

— Заклятье. Не знаю, какое…

— Раны есть?

На его лице всё более явно проступает растерянность, а сквозь неё пробивается робкая тень надежды. Ну конечно, так о смерти друзей не расспрашивают.

— Не знаю… Видимых нет… Я не проверял…

Я отталкиваю его и падаю на колени. Быстрый осмотр. Ран нет и это хорошо. Это даёт надежду.

— Сколько времени прошло?

— Не знаю… Немного. Ты думаешь, они не умерли?!!

— Умерли. Только… не совсем. Он же оборотень, двоесущец… а, это вы не проходили! Тех, у кого две сущности, можно вернуть по-настоящему, если только тело не разрушено. Поэтому оборотням обязательно отрубают голову или ещё как-нибудь разрушают плоть…

Я говорю, а сама пытаюсь руками (в таких делах палочка только мешает) уловить остаточные токи, те тонкие нити, что ещё должны держать их здесь. По крайней мере, его. На счёт метаморфов я совсем не уверена. Да и с ним всё не так уж радужно как, похоже, уже представляется парню.

— И ты можешь…?

— Ещё не знаю, — не так уж много у меня опыта в этих делах, да и тот, что есть почти позабылся, так что получается плохо и я злюсь. — Отойди, не мешай!

Он не то действительно отходит (что вряд ли), не то просто замолкает, и я полностью сосредотачиваюсь на своих ощущениях.

Вернувшись чувствами во внешний мир, я обнаруживаю Гарри сидящим прямо на земле с совершенно обалдевшим видом. Что не удивительно: рядом приплясывает Джинни с восторженными воплями. Не успеваю я подняться, как девочка повисает у меня на шее и повторяет сбивчиво-радостно: «Фред, понимаешь?! Мы думали, он мёртвый! А он живой!» Ей, похоже, глубоко безразлично, кого сейчас обнимать и на кого выплеснуть радость. Которую я не могу разделить в полной мере: во-первых, я и не знала, что с Фредом что-то случилось, а во-вторых, просто нет времени. Одной рукой я по возможности мягко отстраняю Джинни, другой — беру за плечо Гарри и говорю очень медленно и раздельно:

— Мне нужно двенадцать человек. Здоровых. Не раненых. Возраст не имеет значения. Сможете?

С полминуты, наверное, они пытаются сообразить, что к чему, затем переглядываются и кивают.

— Тогда за дело. У вас не более получаса!

Мой тон действует. Гарри вскакивает, бросает подруге: «Позови родителей!» и трансгрессирует. Джинни мчится в сторону леса. А я выдёргиваю из волос заколку-стилет (не иначе по наитию именно сегодня воткнула!) и начинаю подготовку обряда, в перерывах между заклинаниями трусливо призывая на помощь всех богов и полубогов, о которых слышала в жизни и в существование которых ни на кнат не верю. Я же только один раз это делала, да и то под руководством…! И это было не истинное воскрешение, а всего лишь временный призыв! Нет, техника одна и та же, но мне страшно даже подумать, что будет, ошибись я хоть в едином слове. В лучшем случае — парочка свеженьких зомби. А зомби-оборотень — это, скажу я вам, не для слабонервных. Но выхода нет, я не могу не попытаться. Ради них. И ради него. Он не колебался бы — и я не стану. Что я, трусливее, что ли? Злость придаёт мне силы и собирающихся помощников я встречаю почти что спокойно. Их, кстати, больше двадцати, есть из кого выбирать. И все, кроме семейства Уизли, дети-старшекурсники. Это хорошо, это я только так сказала, что возраст не имеет значения — очень даже имеет. Но не требовать же детей, в самом-то деле! Я отбираю тех, на ком нет тени, это повышает вероятность успеха. К счастью, таких находится даже тринадцать. Совсем хорошо! Теперь последнее: я отвожу в сторону Гарри (при наличии выбора я сочла за лучшее не использовать его, уж слишком много на нём навешано всякого) и старших Уизли и говорю то, что обязана сказать:

— Слушайте внимательно. Те, в ком более одной сущности, не сразу уходят, любое заклятье или даже не слишком травматичное ранение убивает их только частично. Вернуть их я смогу почти наверняка. Но не знаю, какими именно. И никто не знает. Ремус может воскреснуть в волчьем облике — и это будет уже навсегда, человеческий не вернётся. А у метаморфов сущности настолько слиты и перемешаны, что я вообще не знаю, что выйдет. Так что будьте готовы к любому исходу и, если поймёте, что это не люди — действуйте твёрдо, иначе плохо будет и им, и всем остальным.

Артур и Молли молча кивают и отходят на указанные мной места. Я уверена — в случае беды они сделают всё как надо. Потом, конечно, будут переживать, но сейчас рука не дрогнет, ведь рядом дети, их надо защитить. Гарри чуть задерживается и говорит очень тихо, так, что слышу я одна:

— У тебя получится. Она так сказала. И что не станет мешать.

Как ни странно, я сразу понимаю, кто эта Она — и мне становится легче. Когда это он успел? И как? А, ладно, потом… Я смотрю на детей: бледные лица, многие кусают губы, но руки крепко сжимают друг друга, глубоко вздыхаю, шёпотом зову: «Помоги, ладно?» — и вхожу в круг.