Не любите барабанщиков (гет)

And I know she'll be the death of me,

Я только знаю, что она — моя смерть.

At least we'll both be numb

По крайней мере, мы оба онемеем.

And she'll always get the best of me,

Она всегда возьмёт у меня лучшее,

The worst is yet to come

А худшее оставит впереди.

But at least we'll both

Во всяком случае, мы оба останемся

Be beautiful and stay forever young

Прекрасными и вечно молодыми.

This I know, yeah, this I know

Я знаю это. Да, я знаю это.

The Weeknd — Can't Feel My Face

По шкале от одного до десяти я была пьяна примерно на шесть с половиной. Учитывая, что десятка означала бы полную невозможность двигаться, то я еще очень неплохо держалась. Настроение в этот вечер под воздействием алкоголя и экстази менялось если не со скоростью света, то все равно достаточно быстро. В одно мгновение мне необходимо было танцевать, а уже в следующий миг я могла сидеть на коленях Роджера и обнимать его за шею, слушая пьяные рассказы остальных ребят и грубые шутки. Именно этим я сейчас и занималась.

Мне довольно быстро наскучило валяться на капоте его автомобиля, и я попросила его вернуться. Как сейчас помню, как Роджер докурил свою сигарету и, усмехнувшись, взял меня за руку. Все, о чем я думала в тот момент — это его пальцы. Мой возбужденный мозг концентрировался на самых неожиданных вещах, но я действительно находила их привлекательными.

Мне нравилось виснуть на Роджере, его прикосновения вызывали во мне какой-то нездоровый восторг. Вот и сейчас я сидела на его коленях, положив одну руку на горячую шею, а второй держа у рта сигарету, медленно и размеренно раскуривая ее. Роджер держал меня за талию, иногда поднося к губам пиво и с кем-то разговаривая. Рядом сидели и другие, в том числе и Мэри, которая не скрывала своего удивления, когда увидела меня вместе с Тейлором. Я следила за всем происходящим возбужденными глазами, но не участвовала в разговоре. Весь шум праздника слился для меня в один сплошной гвалт, и единственным, что связывало меня с настоящим миром, был неоновый кончик сигареты и пальцы Роджера, которые все время обводили выступавшую на моем запястье косточку.

— Роджер, я хочу пить, — я откинула волосы назад. — Открой мне пиво.

— Ты пьешь пиво? — он усмехнулся, приподняв одну бровь.

— Теперь да.

У нас с ним были странные отношения. Я взяла из его рук ледяную бутылку, на которой из-за конденсата отошла этикетка, и сделала обжигающе холодный глоток. Мне не понравилось, и я поморщилась. Роджер, все это время смотревший на меня, засмеялся, и я пихнула его в плечо, стараясь не подавиться. Слишком много контрастов было вокруг — испепеляюще горячий Роджер с обнаженной шеей, на которой все время висели какие-то цацки, ледяное горькое пиво, разноцветные огни вокруг.

Мне было отчаянно кайфово.

Никогда прежде мне не было так хорошо и плохо одновременно. Отставив пиво и затушив сигарету, я не выдержала и зарылась носом в волосы Роджера, обнимая его. Я почему-то не подумала, что бы делала, если бы он меня оттолкнул, наверное, я бы расплакалась. Но он не оттолкнул, позволяя мне проявить эту слабость в полной мере, чтобы потом вскочить и унестись танцевать, спасаться от самой себя.

В толчее я сумела найти Мишель, чтобы повиснуть теперь на ее шее под «Dancing Queen» ABBA. Она взяла мои руки и заставила танцевать, ее темные глаза сверкали в бархатной тьме, разбавляемой подобием диско-шара. Бусы на ее груди оглушительно гремели, а на смуглой шее выступила испарина.

— Ты видела?.. — я задыхалась. Трудно было перекричать весь этот праздный шум.

— Да, — она кричала мне прямо в ухо. — Боишься стать всего лишь группи? Я предупреждала.

— Нет, — я мотнула головой, заставляя крупные кудри подпрыгнуть. — Мне это не грозит.

— Думаешь? — Торрес посмотрела мне за спину. Я тоже обернулась и увидела, как Роджер поднялся и, пытаясь не споткнуться о низкое кресло, на котором разместился Брайан с его ногами-ходулями, протискивался среди непрерывно двигавшихся тел. — Получай удовольствие. И постарайся все запомнить.

Я снова захмелела от пива, а потому танцевать мне было очень просто и весело — я была уверена в том, что я просто звезда импровизированного танцпола. Нас с Роджером с самого начала знакомства тянуло друг к другу, словно магнитом, отрицать это было глупо и бессмысленно, поэтому я решила пустить все на самотек.

* * *

Сколько раз в жизни вы видели сон, в котором внезапно исчезал водитель автомобиля, в котором вы ехали? У меня он был наяву. Я больше не могла отвечать за себя, положилась на провидение при твердой привычке держать все под контролем, от того и страдала. Я физически чувствовала свою вину перед кем-то.

Говоря языком французских романов, я искала чувственных удовольствий. Сделать это было гораздо легче, когда ты пьян и тем более, когда ты под кайфом.

С Роджером было легко во всех смыслах, потому что он был действительно потрясающим любовником. Я говорила это со всей ответственностью, потому как уже вторую ночь подряд проводила с ним и уже даже знала, как схватиться за железную спинку его кровати, чтобы получить максимум удовольствия.

Утром я думала о том, сколько же девчонок на той вечеринке хотели бы оказаться на моем месте, а я ничего даже для этого специально не делала. Самое интересное, что вне постели у нас с Роджером было не так уж и много общих тем для разговора (не то чтобы в кровати мы занимались сплошной болтовней и все же). Мне казалось вообще неочевидным, что мы с Тейлором сошлись, однако сейчас я хваталась за его спину, задыхаясь в собственных кудрях и его золотистых волосах, пытаясь широко раскрытым ртом найти его губы и не думать о том, что с Джорджем у меня никогда не было такой пустоты в голове во время секса.

Я бы солгала, если бы сказала, что когда я спала со своим бывшим женихом, то «думала об Англии» и воспринимала секс с ним как вынужденную необходимость. Если бы я все это утверждала, то была бы большой лгуньей. Но Роджер был другим, он заставлял меня просить и, как оказалось, мне было, чему научиться вместе с ним.

Мы ввалились в его дом далеко за полночь, зажимаясь в коридоре и отчего-то с трудом выпуская друг друга из объятий. Джинсовая куртка Роджера так и осталась валяться у двери, а мне даже нечего было скидывать с себя, кроме дурацких кед красного цвета. Ни в ком я не нуждалась так сильно, как в Роджере, а в его руках я была действительно нужной (и нежной), пусть и одномоментно, как мне казалось.

Это не было любовью, это даже не было влюбленностью. Это просто было, чем бы это чувство не звалось. Я распадалась на части, когда была с Роджером, и не знала, как далеко смогу зайти.

Утром, обмотанная в тонкое одеяло, я сидела и курила, думая о том, как мне было физически плохо от неопределенности. Я была слишком трусливой, чтобы бросить окончательный и бесповоротный вызов родителям, слишком маленькой для этого огромного мира, слишком скромной, чтобы просить у кого бы то ни было помощи, слишком…

— Тей.

Роджер больше не называл меня по полному имени, и я даже могла понять почему. Мне казалось, что он выдыхал это самое «Тей».

— Тебе не кажется, что это уже не просто совпадение?

— Что именно? — я обернулась, держа в руке сигарету и рассыпая по голой спине смявшиеся кудри.

— Что ты просыпаешься в моей постели уже второе утро подряд.

— Хорошо, в следующий раз я выберу кого-нибудь другого.

— Не язви, — он поморщился. Я усмехнулась, не ожидая такой реакции. Настроение после вчерашней попойки было премерзкое, а потому я была намерена язвить.

— Я не совсем понимаю, о чем ты, — я повернулась к Роджеру лицом, позволяя одеялу сползти с моих плеч и слегка оголить грудь. Он был все еще слегка сонным, и я не могла не соблазниться быть ближе к нему. — Мне казалось, что все… отлично?

Сигарета истлела полностью, и мне пришлось оставить окурок в пепельнице, что стояла на тумбочке рядом с кроватью. Я подползла к Роджеру и поджала под себя ноги, благо на мне все же было нижнее белье. Сейчас, на данном этапе моей жизни и моего мировоззрения, телесная близость была для меня важнее душевной.

— Тебя сейчас все устраивает?

— Меня? — он переспросил. — Да.

— Отлично, — другого ответа я и не ожидала. — Потому что меня тоже.

Пока я собиралась, повисла какая-то неловкая тишина, нарушаемая лишь скрипучим радио. Не знаю, была ли она на самом деле неловкой и влияла ли она на мой настрой. Он был… странным. Физически я была разбита (иного ожидать после такой тусовки было глупо), морально — слегка помята. Мне не хотелось думать о том, что вчера под воздействием экстази я была по-настоящему счастлива впервые за долгое время. В тот момент у меня не было никаких мыслей ни о брате, ни о родителях, ни о Джордже, ни о том, что я не появлялась дома уже вроде как три дня. Настало время внести хоть немного ясности в свою жизнь, иначе она рисковала превратиться в такой узел, который возможно было бы только разрубить.

— Ты можешь отвезти меня домой?

Роджер выглядел помятым, но вполне жизнеспособным. Я стояла перед ним, переминаясь голыми ногами, держа пыльные красные кеды за серые шнурки и пытаясь не замерзнуть в этой ужасающе короткой майке. Зажатая между зубов Роджера сигарета слегка дрогнула от усмешки, Тейлор кивнул и натянул рубашку, застегнутую лишь наполовину, как и всегда.

С тех пор, как я связалась с Роджером, Мишель, дешевым алкоголем и джинсовой молодежью, в моей жизни больше не было определенности. Мое стремление проводить во всем четкую границу не находило выражения в наших с Роджером отношениях, потому что я спала с ним (и было очевидно, что еще пересплю), но никаких мыслей о влюбленности у меня даже не возникало. В голове постоянно сидела мысль, привитая здравым смыслом и женскими романами (эти две вещи по большей части противоречили себе, но все же), что я должна была полюбить его еще давно.

— Держи, замерзнешь, — Роджер протянул мне свою джинсовую куртку, и я утонула в грубой голубой ткани, пропитанной душным запахом сигарет и свежим ароматом мужского дезодоранта.

— Спасибо, — несколько секунд Роджер неопределенно смотрел, как я завязывала шнурки, постоянно подтягивая рукава его куртки, а затем надел очки-авиаторы и открыл дверь.

Пока мы ехали, я подставляла лицо солнцу, высовываясь из опущенного стекла и прикрывая глаза. Было тепло, но не настолько, чтобы я не замерзла в коротких шортах, так что куртка Роджера была очень кстати. Играла очень классная песня, но внутри меня поселилась нервозность, вызванная предстоящим разговором с родителями.

— Боишься? — Роджер повернулся ко мне, когда мы остановились на перекрестке. Я кивнула, закусив губу.

— Боюсь, — мне почему-то казалось, что Роджеру можно было рассказать сейчас абсолютно все — и он бы не осудил. — Но, знаешь, я буду даже рада, когда они на меня накричат и, возможно, запрут дома.

— Чего? — он вскинул брови. Роджеру пришлось отвернуться, потому что нам снова был зеленый. — Ты серьезно сейчас? Я думал, что та Тейлор уже в прошлом.

— Я устала, — честно призналась я. Опершись локтем о дверь, я придерживала голову рукой так, чтобы было удобнее разговаривать с Роджером. — Оказалось, что все эти вечеринки, бесконечное бухло, отсутствие нормальной еды… все это изматывает.

— Я бы добавил сюда еще кое-что, но не буду, — он хитро улыбнулся. — Раз уж ты теперь такая целомудренная.

Толкнув его в плечо, я не выдержала и рассмеялась вместе с ним. Ну а чего скрываться? Особенно перед Роджером.

— Дело даже не во всем этом, — я начала путаться в показаниях. — Просто мне нужно наладить отношения с родителями. Я не могу жить в вечной с ними ссоре. Ну и, правда, я устала кайфовать. У меня еще нет иммунитета.

Наконец, мы подъехали к моему дому.

— Тей, ты не испытала еще даже половины, — Роджер сказал это таким голосом, что мне тут же захотелось попробовать. — Взять хотя бы самое безобидное — секс. Вот сколько поз мы с тобой попробовали?

Я тут же залилась алым румянцем, красочно вспоминая все то, что между нами было. Если я что-то и поняла точно, так это то, что секс — это далеко не акт выражения полного доверия партнеру, как это было у нас с Джорджем. Это кое-что гораздо большее, гораздо более красочное и… раскрепощенное.

— Ну… — губы почему-то не слушались. — Три?

Сверху, снизу и сзади. Я почему-то почувствовала себя голой.

— Вот именно, что всего три, — он наклонился ближе и слегка щелкнул меня по кончику носа. — Могу поспорить, что ты больше пяти и не практиковала никогда.

— Неправда! — я знала-то всего четыре. — Не знаю, как тебя теперь называть: мистер половой гигант или мистер самоуверенный индюк!

— Зови меня просто папочка, — он рассмеялся, вспомнив, очевидно, наш вчерашний разговор. Я чуть ли не кубарем выкатилась из машины, стараясь не запутаться в собственных ногах и совладать со смущенным дыханием. И как с таким настроем идти договариваться с родителями?

Впрочем, как только я пересекла порог собственного дома, то поняла, что настрой, собственно, был не так уж и важен.

Находиться здесь было…приятно и радостно. Из кухни доносился умопомрачительный аромат шарлотки, очевидно, уже припудренной сахаром и корицей, а еще пахло чистотой. Я скучала, я правда скучала. Набрав в грудь побольше воздуха, я вошла в гостиную, готовая принять любые упреки, но также в равной степени готовая их отразить.

Отец сидел в кресле и читал газету, мама смотрела телевизор. Она увидела меня первой, потому что диван, на котором она расположилась, стоял лицом к двери. На мне все еще была куртка Роджера, от меня пахло сигаретами — уже не лучшее начало разговора, но на лице моей матери отразилась такая смесь удивления, облегчения и злости, что я просто не смела двинуться с места. Я была уверена — она ударит меня. Доказательствами, указывавшими на ее нервное состояние и метания во время моего отсутствия, были темные круги под глазами, мутные белки и какой-то посеревший цвет лица.

— Тейлор?

Мама двигалась в обычном темпе, но время для меня как будто замерло. Она застыла передо мной в нерешительности, через мгновение из кресла поднялся папа.

— Простите меня. Я больше не буду убегать, если вы поймете меня.

Я не старалась говорить быстро специально, но слова застревали в какой-то воздушной пробке, образовавшейся в легких, и буквально спадали с моих губ. Сердце стучало где-то в горле, я старалась не расплакаться и стойко выносить напряжение, повисшее между нами.

Родители стояли передо мной, и я не знала, что делать дальше. Мы все молчали.

— Не оставляй нас больше, — к моему удивлению, отец заговорил первым. Я несколько раз моргнула, боясь поверить в происходящее, но все было правдой. Такие откровения давались отцу непросто, кому, как не мне, знать это? Он мог сказать мне многое, выплеснуть всю злость, что накопилась внутри (а она накопилась, потому что на шее у него пульсировала вена), но, возможно, впервые выбрал путь односторонних уступок.

У мамы дрогнула рука, в любую секунду я была готова к тому, что она меня ударит.

— До того, как ты ушла, мне казалось, что изменения, произошедшие в тебе, равноценны тому, если бы мы потеряли и тебя тоже, — глаза наполнились водой, а косвенное упоминание Эдди грозило вызвать целый поток неконтролируемых слез. — Но это не так. Потерять тебя — гораздо хуже, чем попытаться свыкнуться с изменениями.

— Мир?

— Мир.

Я бы соврала, если бы сказала, что мы простили друг друга так просто. Я бы соврала, если бы сказала, что после этого странного и даже неполноценного разговора у меня в душе не осталось бы неприятного осадка, что я так просто продолжала общаться с родителями, словно ничего не произошло. В тот вечер, когда я впервые за последние три дня уснула в своей кровати, я каждую секунду думала о том, как же все происходящее не было нормально.

Но худой мир в любом случае лучше доброй ссоры, разве нет?

За завтраком мы все тщательно притворялись, что все происходило, как обычно. Я не могла быть не благодарной родителям за то, что они оставили все претензии при себе, но постоянное ощущение напряженности в воздухе натурально душило.

— Спасибо, — я поставила пустую тарелку из-под яичницы в мойку. На мне было то же самое бледно-розовое платье, какое я надевала на свадьбу Крисси и Брайана, правда, из-за собранных на затылке волос оно смотрелось менее празднично, но для обычного рабочего дня вполне подходило.

— Пожалуйста, — мама завязала фартук. — Во сколько ты сегодня вернешься?

Я решила рискнуть.

— Пока не знаю, — я пожала плечами. Родители переглянулись, папа тяжело вздохнул, но ничего не сказал. — До вечера.

Раз уж у нас все было «типа как прежде», то я поцеловала родителей и вышла из дома, мысленно радуясь тому, как все относительно гладко прошло. Мне правда нужна была семья, мне нужен был внутренний комфорт, поэтому желание мира с родителями носило отчасти эгоистичный характер. Дальше все будет лучше. Правда.

Возвращаться на работу казалось правильным. Я чувствовала себя в своей тарелке, когда помогала профессору Макмерфи отбирать лоты для следующих торгов, которые должны были состояться только ближе к осени, потому что лето традиционно было мертвым сезоном для любых продаж. Мишель, которая все еще не до конца отошла от празднования своего дня рождения, занималась самой безопасной для себя деятельностью — писаниной где-то в углу, в котором ее никто не трогал.

Перед обеденным перерывом позвонил Роджер, чтобы осчастливить меня новостью о том, что заберет меня с Мишель после работы в звукозаписывающую студию, как и обещал сколько-то времени назад. Мне стоило больших трудов вспомнить, когда это он такое мне обещал, видимо потому, что обещание это было дано и принято в пьяном угаре.

Впрочем, звонок Роджера не был самой странной вещью, которая могла бы со мной случиться за этот день. Гораздо страннее было появление моей вроде-как-подруги Рейчел, с которой мы не виделись с самого окончания семестра.

— Привет, — она как-то неловко переминалась с ноги на ногу. — Ты куришь?

Пообедав, я вышла на улицу, чтобы немного подымить, потому что профессор Макмерфи не выносил табачного духа в помещении, хотя и курил сам. Мишель рядом тоже не было — она ушла за пивом. Да, посреди рабочего дня, но ее физические страдания, судя по всему, были совершенно невыносимыми. Надеюсь, она хотя бы зажует жвачку, иначе так и с работы вылететь недолго.

— Привет, — я очень удивилась, увидев Рейчел. — Курю. А ты тут какими судьбами?

Честно говоря, я не была так уж рада ее видеть. Рейчел была чем-то вроде призрака прошлого, о котором не хотелось вспоминать без лишней необходимости.

— Мы можем поговорить где-то внутри? — судя по всему, она очень волновалась.

— Конечно, — я не могла не отметить, как внезапно Рейчел побледнела, что меня немало напугало. — Все в порядке? Выглядишь неважно.

— Мне бы освежиться, — мне пришлось взять ее за локоть.

— Идем.

Мне пришлось провести Рейчел в уборную, где она подставила руки под струи холодной воды, а затем приложила ледяные ладони к внезапно алым щекам. Я стояла позади, сложив руки на груди, и смотрела через отражение зеркала на свою некогда близкую подругу и гадала, что же ей все-таки было от меня нужно.

— Тей, — Рейчел взяла меня за руку, очевидно, для храбрости. — Я беременна.

— Эм, — я запнулась от удивления, не зная, какие конкретно чувства испытывать. Удивление? Радость? Ничего? — Поздравляю?

У Рейчел, похоже, выступил на шее холодный пот, либо же это были остатки воды.

— Ты узнаешь одна из первых, потому что мне нужна будет твоя… помощь. Да, помощь, пусть это будет называться так.

— Ну, хорошо, — я все еще была растерянна. — А кто отец?

— Тейлор, ты только сейчас не злись, пожалуйста, — Рейчел отпустила мою руку. — Но это Джордж.

У меня, конечно, совсем не математический склад ума, но цифры складывать и вычитать я умела. Прошло недели три с того момента, как мы с Джорджем расстались, и я, честно говоря, сомневалась, что тесты в наше время настолько чувствительны, чтобы уловить такой ранний срок.

— Та-а-к, — протянула я. — И какой же срок?

— Два месяца, — она это практически пропищала, тут же прижимая носовой платок к лицу. Странно, что я сразу не заметила покрасневшие белки глаз — похоже, она много плакала в последнее время.

— То есть, — я говорила поразительно спокойно, — ты хочешь сказать, что спала с моим парнем у меня за спиной?

— Тейлор, пожалуйста, отдай его мне, — она говорила все быстрее по мере того, как я приближалась к ней. — Вы расстались почти месяц назад, но он до сих пор не мой полностью…

— Сколько ты с ним спала, а? — внутри все клокотало, клянусь, я была готова придушить ее.

— Полгода, — она снова всхлипнула.

— Тупая ты сука!

Вид, просьбы, высокий голос Рейчел раздражали меня, и я, поддавшись какой-то первородной злости, ударила ее по щеке. Звон пощечины отразился от кафельных стен, я приложилась к щеке девушки так хорошо, что удар дошел до самых костей. Рейчел упала на пол, тут же заливаясь слезами, а я принялась трясти запястьем, пытаясь облегчить боль.

— То есть, ты все эти полгода продолжала общаться со мной, как ни в чем ни бывало, смотрела мне в глаза и обсуждала Джорджа? —все прошедшее пронеслось у меня перед глазами. Даже голова закружилась от осознания того, как долго я была обманута, как долго я встречалась с Джорджем, спала с ним, целовала губы, которые до этого касались Рейчел. Я поставила ее на ноги одним рывком, ухватив за плечи и почти впиваясь в них. — Ну и дрянь же ты. Впрочем, вы стоите друг друга.

Я пыталась себя успокоить, прокручивать не слишком убедительную мысль о том, что все это уже было пережито и осталось в прошлом, но меня захватила невиданная до этого злость, которую я испытывала впервые в своей жизни. Хотелось отхлестать Рейчел по щекам за ее вранье, если бы здесь был Джордж, то я бы просто убила его.

— Тейлор…

— Пошла вон, — я оперлась руками о раковину, пытаясь унять пульсирующую мигрень, раскалывавшую голову. — Молись, чтобы мы больше никогда не встретились.

На щеке Рейчел остался алый след от моей ладони. Она застыла на несколько секунд, мы смотрели друг на друга через отражение в зеркале. Я позволяла ей уйти, потому что впервые не была уверена в своей выдержке. Меня не волновало, была ли Рейчел беременна, для меня она была всего лишь предательницей и последней шлюхой. Девушка, прижав к груди свою сумку, попятилась к двери и выбежала наружу. Я выдохнула.

Повезло, что профессор уже ушел, потому что было бы не круто, если бы он застал меня, рыдавшую за своим рабочим столом. Мне было очень-очень больно от всей этой лжи, в которой я, оказывается жила так долго. Хотелось пожалеть себя и стараться не верить в то, что я никогда не смогу быть настолько хороша, чтобы мне не врали и не изменяли.

— Ты чего это делаешь?

Мишель, которая до этого что-то делала в противоположном конце здания наконец вернулась, застав меня в таком отвратительном виде. Она села на край стола, притянула к себе и мягко заставила рассказать все, что случилось. Объяснение было коротким:

— Мой бывший парень полгода трахал мою подругу в то время, как мы встречались. А теперь она беременна.

Торрес некоторое время сидела молча, а затем, налив мне стакан воды, спросила:

— Ты совсем идиотка?

Я даже опешила. Так и вылупилась на Мишель, пока она вытирала с моих щек потекшую тушь.

— Ну, трахал и трахал, — она казалась удивительно спокойной. — Ты же больше не с ним.

— Но тогда почему мне больно?

— Потому что тебе все же не было не все равно на него, — она вздохнула. — Сколько вы встречались? Год? Ну, еще тебе хочется пожалеть себя. Но тебе стоит понять, что мужчинам очень трудно угодить, да и не нужно это. Даже великим женщинам изменяли, но это была не их вина. Ты достаточно хороша.

У меня мелькнула неосторожная мысль: а сколько же раз Мишель предавали, раз она так говорила?

— А теперь забудь этого мудака, закури и накрась губы. У нас сегодня вечером будет большое приключение.

Совет Мишель был из разряда «не грусти», но я все же попыталась приободриться. Позже меня гораздо сильнее стал беспокоить приступ неконтролируемой злости, который так внезапно настиг меня в уборной, пока мы разговаривали. И когда я успела стать такой?

Этот день явно был не моим, либо же это Мишель накликала беду в виде Джорджа, который поджидал меня после работы. Стандартное игнорирование этого существа не сработало — Джордж схватил меня за руку, пытаясь заставить остаться.

— Убери руки, — я пыталась вырваться, выворачивала руки с таким усердием, что ремень сумки сполз с плеча и она едва не упала. — Не хочу тебя видеть, урод.

— Ты никуда не пойдешь, пока мы не поговорим! — он казался взвинченным и как будто даже пьяным. Действительно, от него слегка несло алкоголем, а в глазах засела какая-то пелена. Мишель как назло рядом не было. — Что она тебе сказала?

— Не хочу я с тобой говорить! — позади послышался гудок машины, я обернулась. — Роджер! Помоги!

Бывший парень был куда настойчивее, чем обычно, а я, со своими измотанными нервами, была готова расплакаться от бессилия и — неожиданно — злости. Я была так зла на него, что даже подумала, что разодрать ему лицо было бы хорошей идеей.

— Слышь, придурок, она никуда с тобой не пойдет, — Роджер, обещавший забрать нас с Мишель с работы, прибыл неожиданно вовремя. Он толкнул Джорджа в грудь, и я уже знала, что сейчас будет знатная потасовка.

— Ты еще кто такой? — Джордж был похож на быка, вена на его шее вздулась от злости. Роджер тоже не отставал — я никогда не видела его таким.

— Конь в пальто, — Тейлор сплюнул. — Свали отсюда.

— А то что?

— Роджер, пойдем, — я взяла его за руку и попыталась оттащить в сторону автомобиля, но он стоял, как вкопанный. — Хватит с него.

Я не заметила, в какой момент они сцепились, но была благодарна Мишель за то, что она так вовремя смогла отцепить меня от Роджера. У меня от ужаса зашевелились волосы, потому что перспектива драки не радовала от слова совсем. Не поддаваясь усилиям Мишель, я все же смогла вклиниться между Роджером и Джорджем.

— Роджер, пожалуйста, поедем, — я почти плакала. Нервы и так были ни к черту, а тут я еще заметила крупную ссадину, которую мой бывший оставил барабанщику на память.

— Еще раз увижу тебя рядом с ней, и ты пожалеешь, что на свет появился, козел, — Роджер снова сплюнул ему под ноги, и в тот момент, когда изрядно помятый Джордж попытался сделать еще один шаг, то я, совсем себя не контролируя, кинула в него первым, что мне попалось под руку в сумке — своим ежедневником. Он пролетел, словно бабочка, шелестя раскрытыми страницами, а затем попал точно в висок, позволяя мне скрыться в машине и оставить проклятого Тарлингтона за спиной.

Я сидела на переднем сиденье, стараясь не смотреть на взвинченного Роджера и не плакать. Меня все еще потряхивало временами, перед глазами так и стояло, как они схватили друг друга за грудки и начали мутузить.

Мишель постоянно что-то говорила в попытках как-то сгладить обстановку, но мне было невыносимо стыдно за все то, что произошло. Мне было стыдно за то, что я втянула в это Роджера, за то, что у него на щеке начал образовываться огромный синяк, да и кровь появилась, кажется. Я кусала губы в попытках успокоиться и не смотреть, как Роджер то и дело сжимал и разжимал руль.

Первой реакцией на побитого Роджера был свист удивления от Брайана. В студии была уже целая мини-толпа, состоявшая из Мэя, Дикона, Татьяны и еще одного мужчины, очевидно, продюсера или агента, не знаю, как уж называлась его должность. Фредди, как всегда, опаздывал.

— И кто это тебя так? — Роджер лишь отмахнулся на вопрос Джона, а я, шмыгнув, спросила, где можно найти аптечку.

— Не спрашивайте пока ничего, пожалуйста, — все еще чувствуя невероятный стыд, я прижала к груди несчастную аптечку. — Мы сейчас вернемся.

Роджер в порыве какой-то злости просто скрылся в одном из технических помещений, не отвечая ни на чьи расспросы. Я вошла без стука, но прикрыла за собой дверь, чтобы никто не услышал, о чем мы с ним говорили, хотя и не была уверена, что какой-то разговор вообще состоится.

— Нужно обработать ссадину, — я решила действовать напролом, а потому ничего даже не стала у него спрашивать — просто раскрыла аптечку и достала вату с перекисью водорода.

— Ерунда, — он попытался от меня отмахнуться. — Лучше скажи, чего он от тебя хотел.

— Не знаю, — я смочила кусочек ваты. — Но сегодня я узнала, что моя бывшая подруга беременна от него.

Роджер присвистнул от удивления и даже вынул только что закуренную сигарету изо рта. Я воспользовалась этим моментом и приложила вату к неглубокой, но довольно обширной ссадине. Роджер тут же зашипел и выругался, пытаясь убрать мою руку.

— Ты чего творишь?

— Прости! Но если будешь болтать, то будет хуже, — в порыве какой-то заботы я наклонилась ближе к его лицу и почти инстинктивно подула на ссадину, желая облегчить его боль. Джордж хорошо его приложил, тут и говорить было нечего. — Давай закончим с этим поскорее.

Я и не заметила, в какой момент Роджер застыл, смотря мне прямо в глаза, в то время, как я была слишком занята тем, чтобы причинить ему как можно меньше боли.

— Прости меня, — я все еще находилась предательски близко к нему, чувствуя на своем лице порывистое дыхание и стараясь не поддаваться на бесспорное обаяние Роджера. Даже сейчас, в такой стрессовый момент, меня влекло к нему, хотя мне казалось, что я была слишком взвинчена от всего произошедшего и не была в состоянии испытывать других чувств, кроме ярости и всепоглощающего стыда.

— За что?

— За то, что ты оказался втянут в эту глупую драку.

— Глупую драку? — Роджер усмехнулся и фыркнул. — Я защищал твою честь, а ты называешь это глупой дракой?

Я улыбнулась, прекрасно зная, что он шутил. Но сейчас передо мной сидел совершенно не тот Роджер, с которым я проснулась вчера утром. Роджер так разозлился на Джорджа в тот момент, когда увидел, как он схватил меня за руку, что я действительно испугалась, как бы он его не порвал.

Я не могла сопротивляться приступу благодарной нежности, потому что побитый моим бывшим парнем Роджер вызывал во мне самые смешанные чувства. Оставалось обработать совсем немного, и я, желая сделать это быстро, резко приложила свежую вату к ссадине и прежде, чем Роджер начал возмущаться, я коснулась губами его неповрежденной щеки, вдыхая полной грудью запах табака.

— Спасибо, Роджер.

И это были самые искренние на свете слова.