Не любите барабанщиков (гет)

«Майкл Корлеоне стоял неподвижно, и сердце гулко стучало в его груди; он чувствовал легкое головокружение. Кровь вскипела в его теле и билась о кончики пальцев рук и ног. Все ароматы сада — запах апельсина, лимона, винограда и цветов — смешались и нахлынули на него. Казалось, тело отделилось от души. Потом он услышал смех пастухов.

— Тебя ударила молния, а? — спросил Фабрицио, похлопывая Майкла по плечу.»

Марио Пьюзо, «Крестный отец»

1 июня, 1976 год

Закрытая сессия на меня плохо влияла, у меня не было другого объяснения своему совершенно внезапному и совершенно развязному стилю жизни. Конечно, я все ещё работала в аукционном доме, который служил, так сказать, дамбой для нескончаемой лавины кутежа, вина и прочих радостей жизни. Но в аукционном доме со мной работала Мишель, а это значило, что подобного веселья мне избежать никак бы не удалось.

Прошло два дня со свадьбы Брайана, и я вновь входила в рабочую колею, занимаясь тем, что у меня хорошо получалось. Сегодня был доставлен совершенно потрясающий торшер, не слишком ценный экземпляр — это была всего лишь Франция конца девятнадцатого века, но от того не менее прекрасный. От созерцания ножки торшера, которая представляла из себя фарфоровую девушку, окружённую херувимами, меня оторвал телефонный звонок.

— Алло, — к счастью, рядом с телефоном находилась Мишель, которая и подняла трубку. Сегодня она была особенно кудрява — мелкие пряди то и дело падали ей на лицо. — Фредди? Привет. У какой ещё Мэрилин сегодня день рождения? У меня нет знакомых с таким именем. Как у Монро? Ты проспался, нет? Она умерла десять лет назад!

Я засмеялась в кулак, отложив картонный планшет с прикреплёнными к нему бумагами и уселась на письменный стол, подобрав под себя гофрированную юбку.

— А-а-а... Ну так бы сразу и сказал! — губы Мишель растянулись в улыбке. Мне стало жутко интересно, что же они там обсуждали, однако все, что я слышала из трубки, это какое-то шипение. — Конечно, мы будем! Не сомневайся, дорогой!

Мишель со звоном положила трубку и на пятках повернулась ко мне. До этого, я должна отметить, у моей напарницы настроение было не самое лучшее. Отчасти это объяснялось ее легкой простуженностью после свадьбы Брайана и Крисси (очевидно, Мишель продуло на балконе, жаль, со мной не произошло ничего подобного, может, я меньше бы проводила там времени с Роджером), но сейчас, узнав об очередной тусовке, Торрес как будто мгновенно выздоровела. В очередной раз высморкавшись, она широко улыбнулась.

— Детка, у меня потрясающие новости! — Мишель легким движением кисти выбросила салфетку в мусорное ведро не глядя.

— Нет! — взмолилась я.

— Да! — глаза у Мишель сверкали. Иногда я думала, что же случится, если однажды моя напарница не сможет посещать вечеринки с той же регулярностью, с которой она делала это сейчас. — Фредди зовет нас сегодня праздновать день рождения Мэрилин Монро.

— Это что, какой-то прикол, праздновать дни рождения мертвых знаменитостей? — я усмехнулась, продолжая сортировать бумаги. Рабочий день все же продолжался.

— Нет, это просто лишний повод повеселиться, — мне не слишком понравился тон, с которым Мишель ответила — в нем как будто чувствовался сарказм, хотя я вполне допускала, что мне всего лишь показалось. — К тому же, в компании знаменитостей.

Торрес оставила меня в помещении с неприятным осадком внутри. Его едва ли можно было уловить, я все старалась убедить себя в том, что я выдумывала, что мне показалось. Но глаза у Мишель светились нездоровым блеском, да и весь ее вид вызывал у меня некоторое беспокойство.

Покурить она меня не позвала. Я проследила за тем, как она подошла к уже отцветшей яблоне, нервным движением подожгла сигарету и выдохнула дым вверх, опрокидывая голову назад. Она заметила, что я на нее смотрю через намытое оконное стекло, но не отвернулась, лишь как-то пусто посмотрела в ответ. И от этого взгляда мне стало не по себе.

* * *

К своему стыду я не так долго думала о странном поведении Мишель, как, возможно, следовало. На самом деле я прибеднялась, когда говорила, что не хотела идти на вечеринку, куда нас пригласил Фредди, потому что любила искренней любовью не только джаз, но и саму Мэрилин. Когда я была совсем еще девочкой я смотрела с ней фильмы и пыталась петь «I wanna be loved by you» так же томно и игриво, как и она. У меня было несколько пластинок с записями ее песен, подаренных, как и все остальные, моей любимой бабушкой, поэтому, да, я хотела пойти и отдать дать уважения невероятной мисс Монро.

Но было одно но. Я понимала, что так много и часто тусоваться было как-то… неправильно. Я осознавала это мозгом, но сердце просило еще и еще, и каждый раз я говорила себе, что вот эта вечеринка точно последняя, но затем шла дальше, прямо как желающая похудеть девушка ела пирожные в воскресенье вечером, обещая себе в утро понедельника начать наконец бегать.

Твердо решив, что после этой вечеринки я возьму перерыв (святая наивность!), я, к тому же, захотела сегодня быть еще и самой смелой, надев самое короткое из своих платьев. В свое оправдание я должна была сказать, что отправлялись мы снова в кабаре, а настроение у меня было игривое (результат дружбы с богемой, что поделать!).

Короче, я решила надеть все лучшее сразу.

Во-первых, я накрутила себе прическу, вдохновившись Нэнси Синатрой, пластинки которой крутились у меня на протяжении всего вечера. Не знаю, почему я решила, что это будет хорошая идея, но остановиться я уже как-то не могла, да и не хотела. Во-вторых, я надела платье из черного шелка, привезенное мне года три назад бабушкой из Парижа, и которое я ни разу не надевала, потому что его длина была на полторы ладони выше колен. И в-третьих, чтобы совсем добить всех и себя заодно, я надела чулки со стрелками, которые пришлось закрепить подвязками. Душные вечерние духи, помада на губы и туфли на низком «кошачьем» каблуке.

Вот иногда ты чувствуешь себя как минимум шальной императрицей, у тебя откуда-то появляется невиданная до этого смелость и желание накраситься той самой яркой помадой, которую ты еще при покупке считала слишком смелой, а потом, распустив волосы и смотря на себя в зеркало, ты понимаешь — это пиздец.

Я была в ужасе, когда увидела себя в зеркале. Эх, где же там мои монашеские платья и строго уложенные волосы? Исправлять что-либо было уже поздно — под окнами изумрудный микроавтобус Мишель рассыпал по асфальту золотистый свет фар и неприлично громко сигналил, почти наверняка вызывая раздражение у консервативно настроенных соседей, для которых любой уличный шум позднее семи часов вечера был личным оскорблением. Мне хотелось закричать самой себе: «Сними ты уже мамину одежду, сотри помаду старшей сестры, ты слишком маленькая и невинная для всего этого!»

Но, стоп, мне же двадцать!

Все эти мысли пронеслись в моей голове буквально за доли секунды, и я бы так и продолжила стоять напротив зеркала с оленьими глазами, если бы Мишель не посигналила во второй раз. Деваться было некуда, и я буквально выбежала из дома, на ходу крича родителям, чтобы они не ждали меня к ужину, что звучало примерно как: «Всемпоканеждите».

Доскакав до машины, словно сайгак, я уселась на переднее сиденье, расправив под собой юбку, которая оказалась такой короткой, что я сидела практически на голых подвязках.

— Пресвятая дева, — Мишель округлила глаза. — Девушка, кто вы и где Тейлор Маккуин?

— Черт, мне лучше переодеться обратно, — я уже начала дергать за ручку двери, но от нервов совершенно забыла, что открывается она только в том случае, если потянуть за рычажок под определенным углом и с определенной силой. Впрочем, никакого смысла в моих действиях все равно не было — Мишель уже тронулась с места.

— Надеюсь, что ты сейчас шутишь, — Торрес все же перевела взгляд на дорогу. — Тей, ты выглядишь потрясно, ты должна это знать.

— Спасибо, — я нервно улыбнулась, заправляя вьющуюся прядь за ухо, а потом заново ее выправляя, потому что вспомнила, что в прическе она должна свисать.

Спасите.

Это было самое частое слово, возникавшее в моем мозгу. Я все еще чувствовала себя крайне неуютно, и это состояние ухудшилось, когда мы вошли в кабаре. Огни софитов и неоновая дымка все еще поражали меня до глубины души, и я будто оказалась загипнотизирована и потеряна в пространстве, осталась наедине со звуками саксофона и брызгами «Беллини». Красный бархат сцены и черная кожа сидений, вельветовые мушки танцовщик и жемчужные нити на мраморной груди солистки — все это закружило меня, опьянило, хотя во рту совершенно пересохло.

Я смогла вернуться в этот низменный мир лишь тогда, когда Мишель взяла меня за запястье своими длинными и гибкими пальцами и повела наверх, в ту ложу, где нас уже ждали. Шелест ее комбинезона из изумрудного атласа был для меня еле слышен сквозь смесь смеха, звона и имитации голоса Мэрилин.

— Всем привет! — Мишель вскинула руки вверх, отчего на ее запястьях зазвенели тонкие бронзовые браслеты. Зубы Торрес казались еще белее из-за малиновой помады на губах, девушка широко улыбалась, а затем буквально упала на бархатную обивку дивана, из-за чего сидевший на нем Фредди едва не пролил шампанское прям на Мэри. — А вот и мы!

— Дорогуши, вы опоздали даже сильнее, чем я, — в малиновых линзах очков Фредди отражался блеск люстры, на мой взгляд сделанной из муранского стекла. Меркьюри усмехался, смотрел из-под своих очков и веселился, ничуть не заботясь о том, что его атласная (или шелковая?) рубашка расстегнулась ровно наполовину, обнажая смуглую грудь, покрытую темными волосами.

— Тейлор, ты выглядишь просто потрясающе, — я готова была расцеловать Мэри за то, что она протянула мне бокал шампанского и решила хоть как-то отвлечь от бесконечного закусывания губ и одергивания подола платья.

— Спасибо, — я снова смутилась, но отпила шампанского. — А мне очень нравится твой костюм.

— Спасибо! — Мэри очаровательно улыбнулась. — Купила в Сохо.

На Мэри действительно был великолепный твидовый костюм, состоявший из серо-розового жакета и такого же цвета юбки. Пиджак висел на массивной спинке стула из цельного дерева и выглядел несколько бледно на фоне алого бархата обивки. У меня все сверкало в глазах, я терялась в пузырьках шампанского, которые поднимались со дна хрустального бокала.

А по винтовой лестнице, которая вела, собственно, в ложу, поднимались Роджер и Светлана. Девушка, во всем блеске своей потрясающей фигуры и светлых волос, уложенных как раз в стиле Мэрилин, вполне могла посоперничать в своей красоте с танцовщицами, развлекавшими публику на ярко освещенной сцене. Ее пухлые губы были накрашены малиновой помадой, и я не могла не заметить, как она слегка смазалась в самом уголке, придавая всему образу какой-то растрепанной сексуальности. Светлана посмотрела на меня сверху вниз из-под густо накрашенных ресниц, ее броские губы растянулись в улыбке (в этот раз она, однако, не обнажала своих жемчужных зубов), и поздоровалась с, как всегда, некоторым акцентом:

— Привет!

Мишель как-то сморщилась, стараясь создать на своем лице некоторое подобие улыбки, а затем, чуть не разлив шампанское на атласные штанины, подняла бокал в некоем приветственном жесте. Светлана на это ничего не ответила, лишь приземлилась на алый бархат, на ходу закуривая.

— Привет, — я, словно какая-то подражательница, тоже достала из маленькой сумочки пачку сигарет. На самом деле основной причиной того, почему я курила, было незнание того, куда деть себя и свои руки. Я как-то осторожно перевела взгляд на Роджера, здороваясь как бы и с ним тоже, и все же я произнесла: — Привет, Роджер.

Род-жер. Роджер. Роджер? Я мысленно произносила это имя с самыми разными интонациями, пытаясь понять, что же менялось внутри меня, когда я это делала. С одной стороны — ничего. Я не испытывала никакого подобия влюбленности, как было в наши с Джорджем лучшие времена (мне всегда хотелось широко улыбаться, когда я звала его по имени), в этом плане мне было абсолютно все равно.

Но.

— Привет, — внезапно во рту у Роджера также оказалась сигарета. — Дашь прикурить?

Я лишь кивнула, наклоняясь ближе к Тейлору и поднося блестящую зажигалку к его лицу. Часы на тонком золотом браслете сверкнули на моем бледном запястье, а уже через секунду вокруг него обвились пальцы Роджера. Он затянулся. Под подушечкой его большого пальца бился частый пульс, Роджер не спешил отпускать мою руку. Я видела, как пламя газовой зажигалки играло в его слегка прищуренных глазах, он смотрел на меня и будто что-то искал. Поразительно, но я делала то же самое.

— Спасибо.

Это и было то самое но.

Роджер не вызывал у меня эйфории влюбленности, что было, конечно же, хорошо. У него было несколько другое влияние, и я не знала, какое было опаснее.

Где-то сбоку Светлана и Мэри обсуждали свадебное путешествие Брайана и Крисси, изредка вовлекая в этот разговор и меня тоже. Я не могла не заметить потуги русской красавицы привлечь внимание Роджера — то лямка платья изящно упадет с мраморного плеча, то девушка закусит губу так, что на зубах магическим образом не оставалось и следа от помады. Я смотрела на все эти уловки с каким-то раздражением, по-мальчишески покачивая туфлей на закинутой на колено ноге.

— Выпьем же за Мэрилин, одну из величайших актрис и самую недооцененную! — Фредди уже успел порядком напиться, а этот тост в честь мисс Монро был, кажется, седьмым по счету.

Компания у нас сегодня была довольно тесная за счет того, что не было ни Джона, ни Брайана, а, соответственно, и их жен, но постоянно приходили и уходили какие-то люди, имен которых я не знала или просто не запомнила. Мишель громко смеялась рядом с Фредди, закидывая голову назад на обивку дивана. Все были пьяны, я тоже, однако понятно это стало только в тот момент, когда я встала, чтобы посмотреть выступление прямо с балкона. Девушка в белоснежном шелковой платье, завитая, как Мэрилин, исполняла песню из фильма «Займемся любовью». Я фыркнула — этот фильм был самым нелюбимым у сегодняшней именинницы.

— Похоже, тебе очень нравится Мэрилин, — я приземлилась обратно на диван, стараясь не смотреть на Роджера, мило ворковавшего с какой-то девушкой. — Какой твой любимый фильм?

— «В джазе только девушки», — Фредди пьяно усмехнулся. — Песня, которую она исполняет, неплохая, — Меркьюри указал пустым бокалом в сторону девушки, так старательно копировавшей интонации и движения Монро, — но фильм-то, признаемся честно, откровенная херня.

— О да, — я снова выпила. — «Ниагара» мне нравится гораздо больше.

— Да! Есть в Мэрилин эта естественная сексуальность, то, что нельзя подделать, — у Фредди горели глаза то ли от сказанных им слов, то ли от виски с содовой, которой он неустанно заправлялся.

Совсем рядом фыркнул Роджер, заставив нас с Фредди повернуться к нему. Тейлор уже заметно поплыл, его светлые глаза, подернутые хмельной дымкой, смотрели прямо на меня с какой-то насмешкой.

— Чего смеешься? — голос Фредди казался мне мягким, словно пластилин. Я была пьяна.

— Слышали бы вы себя сейчас, — Роджер разом опустошил свой бокал, — знатоки женской сексуальности.

Я не могла не заметить, как хищно на этом моменте улыбнулась Светлана.

— Ах, прости, забыли проконсультироваться с главным ценителем женской красоты, — я подперла щеку рукой, по-детски надувая свои вишневые губы и пьяно смотря на Роджера из-под густо накрашенных ресниц. — Или ты все же больше по машинам?

Мишель, уже практически лежавшая на Фредди, прыснула, чуть не расплескав свой скотч. Фредди рассмеялся в голос, без всякого стеснения обнажая свои крупные зубы.

— Все время забываю спросить, Роджер! А какая самая сексуальная часть машины?

Мишель одобрительно присвистнула, тут же отлипая от Меркьюри и садясь обратно на диван. У меня было такое ощущение, что я уселась на самую крутую и самую скользкую горку в мире, иначе как объяснить, что меня так несло и я совершенно не следила за тем, что говорила?

Роджер усмехнулся, однако застать его врасплох этим вопросом у меня не вышло.

— Я, сидящий в ней.

Бум.

Дым от обновленной сигареты в моей руке достигал и лица Роджера тоже, он терялся в его глазах, а я хотела сгинуть меж его длинных ресниц. Голова шла кругом от шампанского и моих собственных душных духов, я достигла уже той степени опьянения, когда могла себе позволить без зазрений совести разглядывать лицо Роджера.

Сегодня я не чувствовала внутри себя особой женственности, хотя и платье, и прическа, и даже угольно-черные стрелки должны были способствовать обратному. Светлана была мрамором, мягкое сияние которого притягивало взгляд и вызывало желание дотронуться. Мишель — бронза, пряность и острота которой привлекали внимание даже женщин.

Я же сегодня была дубленой кожей, табаком, взрослыми духами и пузырьками шампанского, поднимавшимися со дна хрустального бокала. Я была тонким браслетом золотых часов и густым вишневым блеском, сладость которого не ставилась под сомнение. Я была лаком для волос, парфюмированной пудрой для тела и темным шелком, нагретым разгоряченным телом.

И мне хотелось, чтобы все это увидел именно Роджер. И никто другой.

Смотри только на меня. Желай только меня.

У меня в голове все еще звучали слова той самой песни: «My heart belongs to daddy». Последнее слово певица пропевала с особым смаком, очень четко и с широкой улыбкой.

— Осторожно, Тей-Тей, — он наклонился ближе ко мне. — После таких шуток…

Я не дослушала, испуганно отпрянув. Щеки горели от выпитого алкоголя, но я все же набросилась на заказанный ранее «Кир-Рояль». Сладость смородинового ликера оседала на нотах охлажденного шампанского. У меня было ощущение, что я буквально спрыгнула с моста, потому что стойкое желание прямо сейчас и прямо при всех поцеловать Роджера было сильнее меня.

С самой первой секунды нашего знакомства он меня злил, дразнил, подначивал, но разве хорошие девочки не всегда выбирали именно таких парней?

Роджер смотрел на меня с той же самой насмешкой, но я не могла не заметить, что и в нем что-то изменилось. Я больше не была хозяйкой самой себе, но во мне по-прежнему боролись две разные Тейлор: одна хотела расстегнуть эту его цветастую рубашку до конца (конечно же чертов Роджер, как и всегда, оставил половину пуговиц свободными), а вторая больше всего на свете желала как можно скорее смыться отсюда и уйти в монастырь замаливать свои греховные мысли.

Мама не учила меня так беззастенчиво и вызывающе смотреть на мужчин, закинув ногу на ногу. Мама была бы в ужасе.

Я тоже была в ужасе, но мои рельсы развязного поведения были слишком сильно смазаны маслом, чтобы я смогла остановиться.

* * *

Как там говорила Мэри? Не стоит думать о том, что ты зашла слишком далеко до того момента, пока ты не проснешься в постели с незнакомым парнем?

Так вот: я проснулась.

Справедливости ради, парень был знакомым. Но от осознания того, с кем я проснулась, мои глаза грозились выпасть из орбит от ужаса. Я долгое время сидела на кровати, прижав левую ладонь ко рту и думая, как это все могла произойти со мной. Дело в том, что на другой стороне кровати (не моей, кстати) лежал Роджер. Кажется, без одежды.

Просто умопомрачительный пиздец.

Подобрав под себя ноги, я натянула конец одеяла до самого подбородка, что, однако, привело к тому, что оно начало сползать с самого Роджера. Пискнув от ужаса (я еле сдержала свой крик), я и вовсе отпустила одеяло, обнаружив, что Тейлор, вообще-то, был в белье.

На секунду я застыла. Опустив одну ладонь на свою грудь, я нащупала кружевную ткань лифа, а спустившись еще ниже, поняла, что я была еще и в трусах. От полученной информации я слегка зависла — если мы с Роджером переспали в пьяном угаре, то вряд ли нашли бы время на то, чтобы переодеться обратно. Я не могла говорить за Роджера, но у меня такой привычки не было.

Однако радоваться было рано. При каких еще обстоятельствах девушка оказывается утром в постели с парнем? Вариантов ответа на этот вопрос у меня было не так уж и много, и один звучал неприличнее другого. Я закусила губу, запустив ладонь в копну растрепавшихся кудрей и тяжело выдыхая.

Спокойно, Тейлор, спокойно. Ничего страшного не произошло, правда же? Сколько бы я себя не успокаивала, сердце продолжало наращивать свой темп в груди, кровь прилила к голове. Я была на грани того, чтобы не заскулить прямо в эту подушку, на которой остался след от моей помады.

Наконец, оцепенение вроде как прошло, и я открыла глаза, чтобы шустро собрать все свои вещи и с воплями унестись домой и никогда больше не встречаться с Роджером, однако он, лежа на одном боку и подперев ладонью голову, смотрел прямо на меня.

Мне было нечего сказать, поэтому я так и сидела, держа у груди одеяло и притянув к себе ноги. Несколько секунд мы просто молча смотрели друг на друга, и, черт, Роджеру до ужаса шел этот заспанный взгляд, и я завидовала тому, как он выглядел с похмелья, потому что я подобным похвастаться не могла. Наконец, он заговорил:

— Доброе утро.

Я, как чудачка со стажем, сначала даже как будто забыла английскую речь. Язык присох к небу, да и вообще, губы отказывались размыкаться, однако я решила показать, насколько мало меня волнует вся эта… щекотливая ситуация и, повернувшись к нему почти голой спиной, ответила:

— Доброе.

— Что вчера произошло?

Эх, как бы мне хотелось разразиться сейчас тирадой о том, что такие вопросы не задают утром девушке, которая оказалась в твоей постели! И эта речь была бы вполне уместной, если бы я сама помнила хоть что-то.

— Хороший вопрос! — как только я встала, то в голове будто бы раздался выстрел. Похмелье никто не отменял, и поэтому я, чуть покачнувшись, едва не упала обратно. Рядом с кроватью откуда-то оказались две бутылки портвейна, которые я успешно уронила, однако они не разбились — лишь покатились по полу и остановились, столкнувшись с плинтусами. — Что же могло произойти, раз я оказалась в твоей постели в столь ранний час?

— Ох, Тей-Тей, пожалуйста, не кричи! — честно говоря, я лишь слегка повысила голос, однако Роджер перевернулся на спину и прикрыл глаза, раскинув руки в стороны. Я тяжело сглотнула, однако отвернулась и направилась на поиски своего платья. — У меня сейчас такое похмелье, что даже мое имя болит.

На это я ничего не ответила, найдя, наконец, свое платье в кресле рядом с огромным зеркальным шкафом. В его отражении я заметила, как Роджер все-таки открыл глаза и следил за каждым моим движением, продолжая лежать все в том же положении. Темный шелк заструился по теплому после сна телу, чулки, которые я обнаружила под креслом, оказались в полнейшей негодности — огромные стрелки тянулись от пятки и чуть ли не до конца.

— Хоть я ничего и не помню, — Роджер, наконец, поднялся с кровати и потянулся. Я старалась лишний раз не глядеть на него, несмотря на то, что он, вообще-то, пялился все то время, что я переодевалась! — Но уверен, что тебе понравилось.

— Ну и козел же ты, Роджер, — я чуть прочесала волосы рукой, а затем собрала их в подобие хвоста. Он усмехнулся. — Я могла бы опровергнуть это утверждение, ну или подтвердить, если бы сама помнила хоть что-то.

— Тей, ты уже можешь не строить из себя скромницу, мы же уже переспали.

— Нет, серьезно, я ничего не помню, — я с досадой почесала голову. Можно было бы разозлиться на эту его фразу про скромницу, но какой в этом был смысл? Все, что не должно было произойти, все равно произошло. — Как бы, знаешь, если бы я с тобой действительно переспала, то вряд ли бы это забыла.

Совершенно неожиданно Роджер оказался совсем рядом со мной и так получилось, что, когда я разворачивалась назад, то фактически столкнулась с его обнаженной грудью. Тихонько ойкнув, я подняла глаза, и снова увидела эту легкую полуулыбку на его губах.

— И правда, — его голос стал неожиданно хриплым. Я попробовала упереться ладонями в его грудь и оттолкнуть, но Роджер перехватил мои запястья и наоборот прижал их еще ближе. — Но, знаешь, мы еще можем все наверстать.

Стыдно признаться, но мне было легко представить, как я соглашаюсь. Вчерашние мысли и события нахлынули на меня с новой силой, заполняя голову совсем не тем, что мне следовало бы думать в этой ситуации. Голова, и так тяжелая после выпитого вчера алкоголя, налилась еще сильнее, я нахмурилась и выпалила почти на одном дыхании:

— Иди к черту.

Роджер рассмеялся и отпустил мои руки. Подобрав свои туфли, я уже схватилась за ручку двери, чтобы выйти из наполненной светом спальни. Что-то заставило меня обернуться и снова окинуть взглядом все то, что стало свидетелем моего падения.

— Тейлор, подожди, — честно говоря, я не ожидала, что Роджер назовет меня по имени. Никакого издевательского «Тей-Тей» — просто Тейлор. — Давай я сейчас выпью кофе и отвезу тебя домой.

Всего лишь на секунду в моей голове промелькнула мысль о том, насколько Роджеру было несвойственно, да и вообще не шло подвозить утром девушек до дома. Гораздо более подходящим ему поведением было просто исчезнуть вместе с лучами восходящего солнца и больше никогда не появляться в моей жизни, но… я зачем-то сказала: «Да».

Мне кажется, я просто не до конца осознавала, что произошло, но позже, когда я осталась одна, то поняла, что моя жизнь после этого утра разделилась на «до» и «после». И как бы мне потом не хотелось вернуть все обратно, стать прежней Тейлор, для которой главным было не выделяться и соответствовать определенным ожиданиям — на ее место пришел кто-то другой, незнакомый, требовавший с каждым днем все больше адреналина.

Я сидела за пустым столом и наблюдала, как Роджер выворачивал содержимое кухонного шкафа в поисках банки с кофе. Его идея подвезти меня была неудачной еще и потому, что он не до конца был в себе. В смысле, его похмелье (да и мое тоже) ярко выделялось на бледном лице и служило сигнальной ракетой для полицейских патрулей, которые бы нам несомненно попались по пути домой, согласно закону подлости.

Наконец, Роджер вытащил полупустую банку и засыпал ее содержимое в медную турку. Я молчала, он тоже. Меня все еще терзали смутные сомнения насчет нашей половой связи, потому что, ну правда, не могла же я напиться до такой степени, чтобы этого не запомнить? Это же чертов Роджер Тейлор.

На меня накатил прилив жара, когда я начала вспоминать события вчерашнего вечера. Боже мой, то, как я думала про Роджера, было для меня просто верхом безрассудства. Мне повезло, что в данный момент его внимание было полностью сосредоточено на помешивании кофе — барабанщик расфокусированным взглядом наблюдал за темным напитком. Всепоглощающий стыд накрыл меня с головой, вызывая на щеках багровые пятна.

— Тебе не кажется странным, что мы проснулись одетыми? — вопрос Роджера повис в кофейном воздухе. Я к тому моменту уже пришла в себя, но все равно подняла на Тейлора затравленный взгляд.

— И я о том же, — было странно обсуждать с Роджером такие вещи, но с кем, если не с ним? Он с шумом пододвинул к столу табуретку и уселся напротив меня. Рубашка на нем, как и всегда, была застегнута лишь наполовину, впрочем, это уже не могло меня отвлечь. — Мне кажется, что между нами ничего не было.

— Предположим, что это действительно так, — Роджер выудил из безразмерных карманов домашних штанов пачку сигарет и, как настоящий джентльмен, предложил мне одну.

— Спасибо, — он дал мне прикурить.

— Предположим, у нас с тобой не было секса, — он улыбался, когда затягивался сизым дымом, и смотрел на меня слегка сощуренным взглядом. — Тогда почему мы проснулись в одной постели не совсем одетые?

— Давай начнем с самого начала, — я выдохнула дым вместе со сказанными словами. — Сначала мы были в кабаре, так?

— Так.

— После кабаре мы отправились за продолжением к Фредди, если я не ошибаюсь.

— Все верно, — услышав шипение, Роджер тут же подскочил с табуретки и, выругавшись, снял убегавший с плиты кофе. — Черт! Ну, ладно, почти ничего не убежало. Ты пьешь со сливками?.. Впрочем, неважно, их все равно нет.

Я улыбалась, наблюдая за тем, как Роджер пытался хозяйничать. Было в этом что-то противоестественное, но я не собиралась ему хоть как-то помогать, желая узнать, чем же в итоге увенчаются его попытки.

— Кстати, мне очень понравилось, как вы спелись с Фредди, — Роджер продолжал зажимать между зубов сигарету. — Особенно то, как ты пела «My heart belongs to daddy» лежа на рояле.

— Не было такого, — я вновь покраснела и поспешила скрыть свой взгляд на дне кофейной чашки. — Раз не помню, значит, не было.

— Врешь, — Роджер, довольный тем, как у меня покраснели от стыда уши, широко улыбался. — Все ты помнишь.

— Перестань, — взмолилась я, заставив Роджера закусить губу, сдерживая смех. На самом деле я действительно достаточно хорошо помнила, как пьяный Фредди мне аккомпанировал, а я, не менее (а может, и более) пьяная лежала на его любимом рояле и что-то пела. Что именно я правда не помнила. — Но что было дальше? Я помню только кошмарный холод.

— Может, я предложил тебе согреться в моих объятиях? — он подмигнул. Я молила о том, чтобы прямо сейчас в Землю врезалась комета и окончила мои страдания.

— Смешно, — я сказала это очень сухо.

— Ну, а если серьезно, то логично было бы предположить, что я предложил подвезти тебя до дома, — Роджер затушил сигарету о дно пепельницы.

— Не думаю, — я покачала головой, делая предпоследнюю затяжку. — Ты был очень пьян.

— Я вызвал такси? — предположил Роджер.

— Нет, — я нахмурилась. Какой кошмар — мне приходилось вспоминать вчерашний вечер поэтапно, чтобы понять, переспала ли я с парнем. — Я точно помню, что я еще потом с кем-то гуляла.

— С кем-то, — Роджер фыркнул. — Со мной, конечно.

— Да, наверное, с тобой, — я оставила окурок в пепельнице, а сама откинулась на спинку стула. Роджер, допивший кофе, подошел к окну. Полуденное солнце тут же сделало его светлые волосы почти пшеничными. Интересно, сколько же я выпила, что идея прогуляться пьяной с не менее пьяным Роджером показалась мне хорошей?

— Сегодня хорошая погода, не то что… — он остановился на полуслове, смотря прямо мне в глаза, а затем рассмеялся. — Ну, конечно! Мы с тобой вчера вечером попали под дождь и, видимо, грелись вдвоем. Еще и портвейна две бутылки выпили. Черт, это ну очень…

Больше он говорить не мог из-за распиравшего его смеха. Я тоже начала смеяться, сгибаясь пополам от хохота. Раньше бы мне все это не показалось смешным, скорее, позорным, но почему-то глядя на Роджера для меня все произошедшее приобретало не такие уж пугающие краски. Просто сама мысль о том, что мы могли вот так переспать, вызывала теперь у меня спазмы смеха.

— Теперь я вспомнила, как у меня зуб на зуб не попадал от этой ледяной воды, — я все еще не могла разогнуться, на глазах выступили слезы. — И мы с тобой лежали под этим одеялом и стучались зубами о горлышко бутылки.

— Честно говоря, у меня такое впервые, — Роджер, наконец, начал успокаиваться, — чтобы утром рядом со мной лежала девушка, а у нас с ней, оказывается, ничего и не было.

Мы смотрели друг на друга все еще широко улыбаясь, хотя, если подумать, ситуация было вообще не смешная. Я заламывала край шелкового платья, в который раз кусая губу — все вновь стало очень неловким. Откашлявшись, я спросила:

— Ну, так что, подвезешь меня?

Роджер, казалось, не сразу меня услышал, но, пару раз моргнув, он ответил:

— Да, конечно.

Погода на улице стояла невероятно солнечная, несмотря на то, что вчера был страшный ливень. Из-за этого воздух был наполнен густой влажностью, можно было даже заметить, как от асфальта поднимался водяной пар.

— Ты же не против, если я одолжу их у тебя на пару дней? — я нацепила роджеровы солнечные очки, которые лежали на тумбе в прихожей совершенно обделенные вниманием. Они были мне слегка велики, поэтому тут же спустились на самый кончик носа.

— Конечно, — он усмехнулся, ничего не сказав насчет моей невероятной наглости.

Поездка домой была чудовищно неловкой, мысленно я уже три тысячи раз пожалела о том, что вообще согласилась на его предложение подвезти меня. Надо было брать такси или вообще ехать на метро, чтобы куча людей узрели меня в самом неприглядном свете и мне бы стало стыдно, потому что сейчас стыдно мне совершенно не было.

Воспоминания о том, как я, в одном белье, стуча зубами, прижималась к такому же неодетому Роджеру возвращались, словно бумеранг, и били так же больно по темени. Хуже были только мысли о том, что я пела довольно двусмысленную песню, лежа на рояле рок-звезды.

Но Роджеру все это понравилось.

По радио играл очередной летний хит, я опустила стекло на своей двери и, сложив локти, выглянула на улицу, подставляя лицо томному воздуху. Я обязательно подумаю обо всем произошедшем и загрызу себя по полной, но после. Все после.

— Останови на светофоре, пожалуйста, — я нарушила затянувшееся молчание и поправила роджеровы очки на переносице. Тейлор ничего не ответил на мою просьбу, лишь покорно остановился там, где я попросила.

Щелчок отстегиваемого ремня безопасности казался мне слишком громким, а солнце, лучи которого оседали в пшеничных волосах Роджера, слишком ярким. Мое стандартное «Пока, спасибо, что подвез» казалось до ужаса неуместным и лишним. Отчего-то захотелось исчезнуть. Роджер как будто хотел что-то сказать мне, когда я выходила из его машины, но, слава богу, сдержался, иначе я бы просто с криками унеслась прочь.

Наконец, он уехал, оставляя мне в награду свои солнечные очки и что-то еще, чего я пока была не в состоянии объяснить. Впереди меня ожидал долгий оправдательный разговор с родителями и много чего такого же неприятного. Например, самобичевания.