Не любите барабанщиков (гет)

Don't make me sad

Не огорчай меня,

Don't make me cry

Не доводи до слез.

Sometimes love is not enough

Порой одной любви недостаточно,

And the road gets tough

И путь становится все труднее,

I don't know why

Не знаю, почему.

Lana Del Rey — Born To Die

Мой организм, судя по всему, обладал нескончаемым ресурсом сил для восстановления подорванного накануне практически каждого дня здоровья, потому что по-другому объяснить то, что я все-таки проснулась, было невозможно.

Меня обуревали самые странные чувства, но сильнее всего хотелось блевать. Голову сдавило раскаленным обручем, и каждый раз, когда у меня возникали все новые позывы, он сжимался все сильнее, грозясь расплавить мне мозги. Было ощущение, будто бы я вовсе и не спала, сил не было вообще. Я все надеялась, что если проблююсь, то настанет хоть какая-то ясность ума, но он был настолько затуманен, что у меня уже не было совершенно никакой надежды прожить этот день нормально. Меня бил озноб, но одновременные приступы жара через каждые десять минут держали меня в тонусе, заставляя чувствовать целый спектр эмоций.

И первой из этих эмоций было раскаяние.

Мишель я обнаружила на крохотной кухне, лениво размешивавшей черный кофе. Крепкий запах напитка заставлял мои внутренности сжиматься и молить о пощаде, в любом случае, желудок уже был пуст — дальше только желчь.

Я залпом осушила стакан воды, затем еще один. Стало несколько легче, и я опустилась на стул рядом с Мишель.

— Выглядишь хреново, — она шумно отхлебнула из пожелтевшей чашки.

— А чувствую себя — еще хуже.

— Заметно, — она усмехнулась. — Не переживай, все пройдет через пару часов.

— Все да не все, — я лениво достала сигареты и медленно закурила. За окном уже вовсю светило солнце, а с первой затяжкой мне даже начало казаться, что жизнь стала налаживаться.

— Не переживай, все будет пучком, — Мишель без разрешения выудила сигарету из моей пачки. — Хуже-то уже некуда.

— Думаешь? — я смотрела, как растворялся сигаретный дым, и думала одновременно ни о чем, и сразу обо всем.

— Ну, вообще-то, всегда есть куда хуже, — она усмехнулась, смотря на меня сверху вниз. — Но это не твой случай.

Я встала и распахнула окно, пытаясь вдохнуть хоть немного свежего воздуха, но это было сложно, учитывая, что в квартире скопился смрад, смешанный с сигаретным дымом. Голова снова закружилась, и я облокотилась о шершавый подоконник.

— Нет, так больше нельзя, — я помотала головой. — Я не могу себя уважать после такого.

Внезапно мой взгляд остановился на засаленной бумажке, лежавшей на подоконнике, судя по всему, довольно давно. В любое другое время я бы на нее и смотреть не стала, но сейчас мне нужно было чем-то занять руки и глаза, и я развернула ее тут же натыкаясь на герб колледжа «Голдспрингс».

— «Уведомение об оплате»… — пробормотала я, пытаясь игнорировать ком, подступавший к горлу. — Уведомление об оплате…

Я тупо повторила, а мозг тем временем продолжал мысль, даже если губы не двигались. Уведомление было, разумеется, на имя Мишель Торрес, но это означало, что и мне нужно было внести деньги на счет. Даже если бы я продала все до последней нитки, то мне не хватило бы средств оплатить даже полугодие, что уж говорить о целом курсе, который, к слову, был последним перед получением диплома, что делало ситуацию в тысячу раз обиднее.

— У меня нет денег, чтобы заплатить за учебу, — я уронила голову на руки. — А учитывая, что и на родителей теперь надеяться не приходится, то…

Одна мысль была ужаснее другой. Я знала, что уязвленная гордость не позволит мне обратиться к ним за помощью, но и бессилие убивало хуже возможной перспективы вымаливания у них прощения только ради денег.

— Тише, Тей, надо что-то придумать, — Мишель выбросила сигарету. — Давай, достать деньги не так уж и трудно… Во-первых, ты можешь попросить их у Роджера.

— У кого?! — возмущение вырвалось у меня из самой глубины души.

— А что? Он тебе точно не откажет.

— Я с ним, конечно, сплю, но он меня не содержит, — я фыркнула, думая о том, что ни у своего отца, ни у своего «папочки» денег я брать не буду. — Нет, это исключено.

— Хорошо, — Мишель не стала настаивать. — Во-вторых, ты можешь их заработать.

— Да, ты права, — я подняла голову, но продолжала прижимать кончики пальцев к сухим губам. — Даже не «могу», а «должна». У меня нет другого выхода, если я хочу получить диплом. Но… кем я могу работать? В аукционном доме все ставки заняты нами же самими.

— Ну, Тей, тебе надо быть немного более приземленной, — Торрес иронически улыбнулась. — Берешь газету, — с этими словами она вышла в коридор и вернулась примерно через полминуты с мятой газетенкой, — и смотришь раздел с поиском работников.

Мне не очень понравилось, что Мишель так вот ткнула мне моей «стерильностью» от забот внешнего мира, поэтому я молча взяла газету и развернула дешевые страницы — издание было бесплатным и подкладывалось в почтовый ящик.

— Уборщица, мойщица посуды… няня в семью со средним достатком… эти точно платить будут мало. Все не то! С таким жалованьем мне и за два года не накопить, даже если я перестану есть и вообще существовать, — я уже отчаялась найти что-либо путное, постоянно пропуская вакансии прачек и прочих профессий, к которым я не питала совершенно никакой предрасположенности. — Смотри-ка!

Внезапно среди нянек, учителей на дому, продавщиц и прочего нашелся вполне сносный вариант, где хотя бы не нужно было работать руками — мне не хотелось признаваться Мишель, но я не могла преодолеть себя, чтобы работать кем-то из вышеперечисленных профессий, несмотря на убеждение, что любой труд уважаем. В ручном труде и правда не было необходимости, но главным инструментом заработка в данной вакансии являлся, кхм, рот.

— «В джаз-клуб в исторической части Лондона требуется певица с графиком работы два дня через один. Оплата состоит из оклада и чаевых. Музыкальный слух и привлекательная внешность обязательны, спрашивать мистера Себастьяна Стерна», — далее шел адрес, смазанный из-за моих влажных от волнения пальцев и дешевых типографических чернил. — Вот это уже кое-что стоящее.

— То есть ты правда считаешь, что быть певичкой в кабаке лучше, чем мыть посуду? — подруга скептически подняла бровь. — Ты же даже никогда не выступала на сцене.

— Нет, выступала. И даже пела, правда, это было еще в школе. Но, думаю, умение играть на фортепиано только добавит мне очков, — я встала и потянулась. — В любом случае, тут платят еще и чаевые, и мне кажется, что стоит начать именно с этой позиции.

— Смотри сама, — Мишель лишь пожала плечами. — В любом случае, газета сегодняшняя, и у тебя есть реальные шансы. Я отвезу тебя.

— Спасибо большое, — я взяла ее за плечи и с благодарностью заглянула прямо в глаза. — Мне очень-очень важна и нужна твоя поддержка.

— Я знаю, — она усмехнулась.

— Но сначала нам нужно заехать в колледж. Все же хочу надеяться, что есть возможность платить в течении года, а не сразу.

— Как скажешь, — Мишель как-то странно на меня посмотрела. — Тей, ты не пойми меня неправильно, но ты уверена, что тебе лучше ехать на прослушивание именно сегодня? Все-таки вчера мы…

— Уверена, — я не дала ей договорить. — Я просто боюсь, что потом мне не хватит решимости, а если мне сегодня все-таки откажут, то будет не так обидно.

Несмотря на то, что я только что сказала, я все же отправилась в душ и как следует вымылась, стараниями Мишель вкусно и плотно поела, а также отгладила свое лучшее платье. Оказалось, что в порыве смятения, злости и обиды я вынесла из дома всякую ерунду: свои старые записные книжки, несколько довольно спорных платьев, фотоальбомы и всякие другие «сокровища», которые непременно со временем копятся у такого сентиментального человека, как я. Открыв один из блокнотов, я не сумела сдержать порыва ностальгии — на пожелтевшем листке жирной ручкой были выведены строчки несостоявшейся песни. Вообще-то, я не была склонна к сочинительству, но тогда мне казалось, что я была влюблена, а потому решила по до сих пор неизвестной мне причине выразить свои чувства через стихи. Впрочем, мне удалось подавить тот порыв так же быстро, как он возник. Кроме бесполезного хлама я забрала все свои деньги, которых должно было хватить на некоторое время (на какое точно — я не знала, но надеялась, что на относительно долгое).

В принципе, в моей голове все складывалось довольно неплохо, если бы не одно категоричное «нет».

— Нет?! — с возмущением переспросила я.

— Нет, — миссис Джексон из деканата невозмутимо продолжала что-то печатать на печатной машинке, лишь изредка поправляя свои черепашьи очки и совсем не поднимая на меня взгляд.

— Вы совсем не делаете исключений? — я уже была готова умолять. — А если очень нужно? Какая разница — заплачу я сразу или буду вносить деньги каждый месяц.

— Мисс Маккуин, у Голдспрингс одни правила для всех, мы не можем делать исключений.

Это был конец разговора.

От обиды хотелось плакать. Так грустно и очень обычно все вышло — теперь меня попрут из одного из лучших колледжей, а все года, потраченные здесь, и принесенные жертвы были напрасными. Я училась в Голдспрингс не потому, что мне нужно было хоть какое-то образование — я на самом деле любила искусство и готова была посвятить ему свое время и силы. От безысходности я уселась прямо на бетонные ступени.

— Мисс Маккуин, не сидите на холодном полу, — мимо проходил профессор Макмерфи в ярком клетчатом пиджаке.

— Извините, сэр, — я невольно шмыгнула носом, хоть и старалась сдержать внешние проявления обиды. Пожалуй, единственным способом заработать такие большие деньги, было выйти на панель. Ну, или найти себе богатого любовника, что было практически одним и тем же, но оба варианта меня категорически не устраивали. Я уже была готова попросить о помощи Роджера, когда ко мне с небес спустился ангел. Кто же знал, что он выглядел как мой собственный работодатель и по совместительству препод?

— У вас что-то случилось? — неожиданно мистер Макмерфи сел рядом со мной.

— Да практически ничего, — я снова зачем-то шмыгнула. — Но, видимо, мне придется забрать документы из колледжа.

— Вот как? — он поправил очки. — И почему же?

— Я крупно поссорилась с родителями и ушла из дома, а денег на оплату учебы у меня нет, — степень знакомства с профессором давала мне возможность выражаться настолько откровенно, что я сразу все выложила.

— Ситуация действительно… неприятная. Вариант помириться с родителями вы, судя по всему, не рассматриваете? — я помотала головой. Он, казалось, задумался. — Но я мог бы выдвинуть вас на специальный грант, поверьте, ваша отличная учеба позволит вам сократить оплату, скажем, вдвое.

— Правда? — пробудившаяся надежда мгновенно вытеснила любые сомнения.

— Конечно.

— Но я все равно не смогу собрать всю сумму так быстро, — я закусила от обиды губу.

— Но вы же можете платить не сразу все, а по частям.

— Не могу, — я разочарованно выдохнула. — Я только что узнавала — по месяцам вносить деньги нельзя.

— Помесячно нельзя, это правда, но за полугодие — точно можно, уверяю вас.

— Ох, вы действительно ангел!

В порыве безумной радости я обняла преподавателя, до конца еще не веря в то, что все так хорошо складывалось. Дело оставалось за малым — заработать деньги хотя бы на полугодие.

— Мне сегодня должно повезти дважды, — мы с Мишель ехали по оживленной дороге, но Торрес великолепно справлялась, время от времени матерясь на других водителей из открытого окошка своего минивена и активно жестикулируя. — Честно, даже если меня сейчас не возьмут на работу, то я не расстроюсь.

— А где же возьмешь деньги?

— О запасном варианте я еще не думала, признаюсь честно, — нервозность перед собеседованием делала меня невероятно разговорчивой. — Придется тогда лечь под богатого старика.

— Может, все же легче мыть посуду? — Мишель так круто повернула руль, что я ударилась боком о выступающую рукоятку двери. — Не вижу тебя в роли проститутки совершенно.

— Да я же шучу, — я потерла ушибленное место. И зачем я оправдывалась, прекрасно зная, что Мишель тоже шутила?

Я откинулась на спинку сиденья, прикрывая глаза. Сознание заволокло какой-то пеленой, слишком сильный эмоциональный всплеск в университете негативно отразился на состоянии и без того изможденного организма. В груди начиналось что-то типа изжоги, только с еще большим жаром, и я поняла, что Мишель была абсолютно права, когда советовала не ходить на пробы сегодня.

— Давай вернемся домой?

Несмотря на то, что джаз-клуб, в котором я вроде как должна была проходить собеседование, производил довольно приятное впечатление, мой настрой исчез мгновенно. Я испугалась. Внезапное осознание того, что я была не в форме, что мои руки тряслись, а голос хрипел из-за того, что накануне я пьянствовала, вызывали жгучий стыд.

— Ты боишься? — Мишель попыталась дотронуться до моей руки, но убрала ее, увидев мое состояние. Эмоциональные качели знатно выматывали меня, и я даже ничего не смогла ей внятно объяснить. Больше никакой марихуаны.

— Я… не могу сегодня, — ломающимися пальцами я вытащила сигарету из пачки и закурила. — Я приду завтра.

— Хорошо.

Мишель странно на меня посмотрела, как будто виновато, но, больше ничего не сказав, просто отъехала от джаз-клуба и пристроила свой зеленый автомобиль в шумный и дурно пахнувший поток машин.

Странное ощущение, преследовавшее меня еще с утра, только обострилось, как только я переступила порог теперь уже своего дома. Меня носило из крайности в крайность, и теперь, когда я, наконец, оказалась в относительной тишине, чувство невосполнимой потери сдавило мне грудь. Я вытащила свой чемодан, на дне которого лежали письма от Эдди и начала их перебирать, но не читала. От него так долго не было вестей, что я уже была готова сама лететь на Остров Вознесения, лишь бы увидеть его, лишь бы просто поговорить. Я писала ему уже дважды и, не получив никакого ответа, расстраивалась еще больше.

Мишель молча следила за моими метаниями, за тем, как я, будто раненый в свои самые светлые чувства подросток перебирала всякую бумажную чепуху, состоявшую еще и из старых дневников, каких-то клочков бумаги и остатков школьных переписок между партами. Мне нужно было напоминание, что я — все еще я, и что у меня есть не только прошлое, но и будущее.

Прекрасно отдавая себе отчет в том, что моя бесполезная рефлексия не только не давала облегчения, но и, скорее всего, усугубляла и так не имевшую решения проблему, я позволяла себе просто переварить все обиды, пережить все страхи и весь стыд, который я испытывала.

Когда зазвонил телефон, то я сначала даже не обратила внимания. Мишель занималась проявкой пленки на кухне, и ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я трубку поднимать не собиралась. К тому моменту, когда Торрес все-таки буркнула «Алло», я все же смогла вырваться из полудремы, внезапно охватившей меня на диване, и уже сидела на нем, потягиваясь так, что хрустел позвоночник.

— Нет, — она мотнула волосами в каком-то ожесточенном жесте. Неожиданно она посмотрела прямо на меня, закусив губу в каком-то пугливом порыве. Несколько секунд она молчала, что-то обдумывая. В один момент Мишель шумно выдохнула, как будто решаясь на что-то неприятное для себя, и произнесла жесткое: — Да, хорошо.

Трубка звякнула от того, как резко ее положили. Мишель на несколько секунд опустила взгляд в пол, а затем, как будто пересилив себя, довольно просто сказала:

— Сейчас приедет Роджер.

Несмотря на леность в теле, я была рада такой новости. Было в появлении Роджера что-то, подававшее надежду.

Когда Роджер приехал, то я не стала дожидаться, когда он поднимется — я сама спустилась и села на переднее сиденье, по привычке закидывая ноги на панель. Роджер раздраженно что-то мне высказал, но я лишь улыбнулась, коротко целуя его в губы. На мне было короткое платье в невинный горох, и я уже знала, что пожалею о своем выборе, потому что такой зной, который стоял этим вечером, не предвещал ничего, кроме дождя.

— Куда мы едем? — мне нравилось поворачиваться вполоборота и смотреть, как Роджер ведет машину, как огни проезжавших мимо автомобилей падали на его лицо. Между нами не было крепкой связи, и именно это придавало нашим с ним отношениям нечто такое, что мне хотелось бы назвать не вполне подходящим словом «газировонность».

— В одно веселое место.

— Не хочу.

— Не хочешь? — он изумленно на меня посмотрел. Я прижалась щекой к горячей коленке так, чтобы не размазать стрелки, и прикрыла глаза. — А куда ты хочешь?

— К тебе.

— Вот так сразу? — он усмехнулся, готовый еще как-нибудь пошутить, но, увидев мой взгляд, полный какой-то неопределенной жажды нужности, передумал. — Как скажешь.

Я приподнялась и слегка коснулась губами его бледной щеки в знак благодарности, задержавшись лбом у виска. У Роджера была особенная энергетика, а мои жесты вовсе не были приставаниями — просто мне хотелось касаться его, знать, что он действительно здесь и рядом. Меня это не только успокаивало, но и придавало внутренней силы.

— Я ушла из дома, — вопреки настойчивым предложениям Роджера, сегодня я пила только яблочный сок.

— Да, я знаю, — он же, как всегда, пил виски с содовой. — Мне сказала Мишель.

В этот момент я вспомнила то странное выражение ее лица, когда она подняла трубку. Наверное, я была очень плохой подругой, но мне не хотелось самой у нее ничего спрашивать — я ждала, когда она поделится сама, как это всегда делала.

— Она странно себя ведет в последнее время.

— Да? — Роджер уселся на диван и тут же откинулся на его спинку, как бы приглашая меня сесть рядом. Я приземлилась на бордовую обивку и тут же оказалась прижата к крепкой мужской груди. — И как же?

И тут я поняла, что даже не могла ему объяснить, что именно было не так в поведении Торрес. Много ли говорят взгляды о намерениях и чувствах человека, если поведение оставалось по-прежнему безукоризненно дружеским?

— Не могу объяснить, — я пожала плечами. — Она что-то скрывает от меня.

У меня были догадки, что, возможно, у нее проблемы с какими-либо зависимостями — я уже убедилась в том, что для нее не было таких удовольствий, от которых бы она отказалась. Возможно, появилось новое, о котором я не знала? В любом случае, мне не хотелось больше обсуждать эту тему с Роджером, хотя была уверена, что могла бы.

— Хочешь поговорить о Мишель?

— Нет.

— А о чем хочешь? Не зря же мы никуда не поехали. Мне нужно получить что-то взамен.

— Ты не пожалеешь.

Роджер улыбнулся, и я обняла его, зарываясь носом в светлые волосы. Он с лихвой восполнял то чувство потери, которое возникло у меня в тот момент, когда я ушла из дома и ощутила одиночество.

Запись на игравшей пластинке уже давно кончилась, и игла, наткнувшаяся на бумагу, издавала слабое шуршащее шипение. За окном удивительно быстро стемнело — надвигалась летняя ночная гроза, а я медленно целовала Роджера, ни о чем не думая и лишь сосредотачиваясь на том, что я чувствовала.

Неторопливый поцелуй сначала в губы, как бы пробуя их на вкус, затем я переместилась к вискам, прикрывая глаза. Роджер не шевелился, позволяя мне разместиться у него на коленях, но затем все же попытался взять инициативу в свои руки, но я ему не позволила.

— Тише, — я отчего-то шептала. — Тише. Будь сегодня нежен со мной. Ты мне очень нужен.

Я поцеловала его в шею, затем за ухом. Роджер выдохнул — я знала все его слабые места. Сегодня мне хотелось его целовать, бесконечно целовать, запоминать губами черты его лица, чтобы не забыть уже никогда. Восхищаться им, растянуть это мгновение так надолго, насколько возможно, чтобы запечатлеть в памяти навсегда.

И он позволял мне целовать его в закрытые веки, снова коротко в губы, несколько раз подряд. Он улыбался, когда я делала все это, но ничего не говорил. Мне важно было тепло его тела, знание, что он близко, что только вместе с ним я могла бы скрыться в коконе от всего мира.

Я медленно расстегивала пуговицы его джинсовой рубашки, продолжая целовать, но все отдаляться от своих намеренно невинных действий — я начинала испытывать страсть.

— Тебе нужно переехать ко мне, — Роджер поцеловал меня в шею, я шумно выдохнула.

— Нет, — я помотала головой, оказавшись головой на диванных подушках. — Нет, мы уже говорили об этом. Я буду жить с Мишель.

— Но почему? — он неожиданно остановился, нависнув надо мной. Смотря прямо ему в глаза, я чувствовала горячее дыхание на своем лице и уже не могла и не хотела останавливаться. — Ты — моя девушка, и…

— Твоя кто? — моя главная ошибка состояла в том, что я позволила себе коротко рассмеяться. Однако настрой не был окончательно утерян, и я попробовала притянуть Тейлора к себе для поцелуя. — Роджер, я не твоя девушка.

— Не говори ерунды, Тей, — он позволил себя коротко поцеловать.

— Это не ерунда, — я покачала головой. — Ты никогда не предлагал мне ею стать.

— Хорошо, тогда я предлагаю сейчас.

— А я говорю «нет».

Роджер резко сел, взъерошив волосы. Честно говоря, я даже не ожидала, что его настолько удивит моя реакция, на какое-то мгновение мне даже стало стыдно.

— Ты говоришь мне «нет»? — он переспросил, и во взгляде Роджера улавливалась нота раздражения, которая меня неприятно удивила.

— Даже сейчас тебя волнует всего лишь тот факт, что я тебе отказала! — я всплеснула руками, даже не пытаясь скрыть проступивший на щеках румянец — такого жесткого облома у меня давно не было.

— Но почему?

— Я со стариками не встречаюсь, — у меня был последний шанс перевести все в шутку.

— Со стариками? У нас же всего… — Роджер, очевидно, не воспринял мой сарказм. Он сделал паузу, мысленно производя сложные математические действия, — шесть лет разницы.

— Семь, — поправила я.

— Шесть с половиной, раз уж на то пошло.

— Роджер, дело не в возрасте! — в моем голосе послышалось отчаяние. Глупая вышла шутка. За окном грянул гром, и мелкий дождь, моросивший до этого, сменился самым настоящим ливнем.

— А в чем? — казалось, я довела его до самой последней степени негодования. — Я люблю тебя, и ты — моя!

— Это не так! Люди не принадлежат друг другу! — я и сама не заметила, как повысила голос. — Ты себя слышишь? Ты не можешь меня любить, возьми свои слова обратно!

— Да с чего ты это взяла? — мы оба были взбешены поведением друг друга, от моей былой горячей лености ничего не осталось.

— С того, что, если бы ты правда меня любил, то никогда бы не сказал ни одного из тех слов, которые я только что услышала, — у меня от досады были готовы брызнуть слезы из глаз. — Думаешь, я не предвидела этого разговора? Не прокручивала его в своей голове сотни раз? Мне есть что сказать. Даже не обращая внимания на твою запальчивость, есть одна большая и важная причина, по которой у нас с тобой ничего не выйдет.

— Какая же?

— Я буду всегда просить у тебя того, чего ты мне не сможешь дать — верности, — видел бог, я не хотела этого разговора. Каждое откровение ранило не хуже лезвия. — У меня было достаточно времени, чтобы понять, что ты никогда не сможешь остановиться на чем-то одном, на ком-то одном, уж прости. Мне было достаточно просто быть с тобой рядом и, каждый раз отдаваясь тебе, делать это с удовольствием и ничего не ожидать взамен, разве этого мало?..

— Усложнять? — Роджер резко притянул меня к себе за запястье, я оказалась прижатой к его груди. — Ты себя слышишь? Сплошное «я», «я», «я»…

— Я себя слышу прекрасно, а вот ты меня, похоже, нет, — я испытывала странные ощущения, когда Роджер держал меня за запястья так крепко. — Давай начистоту. Мы оба испытываем страсть, глупо это скрывать и притворяться, будто это не так. Я уже пробовала — не получилось.

Я пыталась идти на примирение, потому что я вовсе не хотела задеть Роджера, а тем более ссориться с ним. Его взгляд, казалось, смягчился.

— Ты — рок-звезда, думаешь, я не знаю, сколько девчонок выстраивается к твоей гримерке после каждого концерта? Я не группиз, и твою неверность я не переживу, — я попыталась коснуться его щеки, но Роджер дался нехотя. — Только ничего не отрицай, пожалуйста.

— Не знал, что ты такого мнения обо мне, — он все еще злился, это было заметно по колючему взгляду и часто вздымавшейся грудной клетке.

— Ты ничего не отрицаешь, это хорошо, — я повела плечами, и платье соскользнуло к самым бедрам, обнажая грудь. — Забудем этот разговор? Наши отношения после него не изменятся.

— Честно? Мне впервые девушка предлагает просто трахаться без обязательств, — я улыбнулась, уже зная, как обернуть его негодование себе на пользу.

— Это называется «быть друзьями с привилегиями».

— Но ты совсем не даешь мне шанса, — он вновь прижал меня к себе, заставляя смотреть прямо в глаза. — Это нечестно по отношению к нам обоим.

— Хорошо, — я кивнула головой, обхватывая его лицо руками. — Хорошо. Ты заслуживаешься честности с моей стороны, полной и безоговорочной. Знай: я никого никогда не любила, даже своего бывшего жениха, никогда не влюблялась и не знаю, каково это.

Я касалась кончиком большого пальца его щеки, проводя вверх по скуле. Меня охватило странное волнение.

— Ты говоришь, будто любишь меня, но сам знаешь, что это не так, — я поцеловала его, чтобы он меня не перебивал. Мне в голову пришел самый странный вопрос из возможных: — Хочешь, чтобы я любила тебя, как одна из твоих группиз?

Он помотал головой.

— Нет.

— И я этого не хочу, — я снова поцеловала его. — Не огорчай меня, не делай больно. Давай просто плыть по течению? Мне теперь даже интересно, к чему мы придем.

Роджер поцеловал меня, крепко обнимая за талию. И мне было гораздо легче думать, что при этом он меня не любил.