Долгий побег из Равен Брукс (джен)

Ночь, как и предполагал Квентин, оказалась дождливой, промозглой и вообще какой-то мерзкой. Возможно, всё дело было в дожде, моментально промочившем всю одежду бедного журналиста и заставившем его подрагивать от сковывающего конечности холода. Возможно, в сносящем с ног ветре, из-за которого всё тело Квентина обуяли неприятные мурашки, а очки испачкались от прилетевшей в лицо грязной листовки. Но, к сожалению, делать было нечего, и мужчине приходилось идти вперёд.

В первую очередь Квентин установил несколько обычных гномов в рандомных местах как можно дальше от музея и подальше от центральной дороги. Так, чтобы как можно меньше бросались в глаза. Поднявшись на пригорок, с которого открывался чудесный вид на городок и, в частности, на музей, журналист поставил поддельного гнома под корень дерева, чтобы его не снесло ветром.

Вылазка только началась, но бедному представителю СМИ уже хотелось всё прекратить и куда-то спрятаться. Хотелось хоть немного согреться. Ладони сводило от тяжести гномьего мешка, очки окончательно пришли в негодность, оставляя своего хозяина беспомощно слепым. От сложившейся ситуации Квентину как никогда хотелось закрыть лицо руками и просто стоять на месте, пока непогода не закончится, но он сдержал в себе этот порыв — и вовремя, так как блеснул свет фар, и мужчине пришлось экстренно прыгнуть в кусты, чтобы не спалиться в самом начале миссии. Там он ненадолго завис, чтобы перевести дыхание и морально настроиться на тяжёлую работу.

Как бы не хотелось, встать ему всё-таки пришлось. Взвалив на плечи два мешка, Квентин аккуратно выскочил из кустов и, боязливо озираясь, помчался к центральной дороге.

Гном сюда, гном туда. Лжегномика ставим поровней, чтобы лучше был угол обзора. Гнома кидаем на крыльцо, лжегнома ставим в цветы.

Когда мешок изрядно уменьшился, Квентин решил перейти уже непосредственно к интересующей его и Петерсонов области. К этому времени тело мужчины уже немножко привыкло к погодным трудностям и двигаться ему, в целом, было уже не так сложно, как в начале.

Пекарня Вигор, естественно, была уже закрыта, но в окнах на втором этаже мягко горел свет, указывая на то, что Квентину нужно было быть максимально осторожным. К счастью, с этим сложности не возникло — ветер заглушал любой шум. Гномы были установлены как на веранде булочной, так и возле соседского дома напротив, чтобы наверняка не пропустить ни одного важного момента.

Дом мэра Квентин решил оставить на потом, ведь туда ему ещё предстояло занести чудо-яблоко. Сейчас же мужчина, согласно распоряжениям соседа, раскидал обычных гномов по участкам, расположенным на Дружелюбной улице и других, её пересекающих. Гномов с камерами же установил вдоль трассы, направленными к выходу из города. Что-то подсказывало мужчине, что рано или поздно ему и семейству Питерсонов всё-таки придется бежать этим путём и лучше быть к этому хорошо подготовленным.

«Можно поставить камеры и возле старого дома Теодора. Мало ли, вдруг узнаю что-нибудь важное», — мысленно дал себе установку журналист, перед тем как свернуть к уже знакомым пейзажам.

В глаза тут же бросился старый амбар и бампер его машины, что так и стояла, всеми брошенная и ненужная, с той самой ночи первого рабочего дня.

«Нужно будет осмотреть машину и попробовать починить, — мысленно подметил Квентин, на всякий случай наблюдая за ней издалека, — Чтобы, в случае чего, можно было бы уехать».

Несмотря на опасения спалиться, Квентин всё-таки перешёл к амбару и на всякий случай установил следящего и обычного гнома туда. Хотел было пойти к дому Ротта, чтобы поставить камеру и там, как вдруг увидел полицейскую машину, которая, нарушая звуки бури мерным гудением, выкатила на освещённый жалким фонарём промежуток дороги и зависла там, будто чего-то ожидая. К сожалению, Квентин не мог знать, увидели ли его находящиеся в ней полицейские, но рисковать, убегая, не стал, лишь зашёл за собственную машину и прижался к ней боком, стараясь быть максимально незаметным.

Послышался хлопок двери. На улицу выбрался один из полицейский. Этот, который был помоложе. Немного постояв на месте и поприглядывавшись в темноту, он вдруг прихватил с собой фонарик и направился в сторону амбара.

В этот момент Квентин почувствовал, как сердце падает куда-то в пятки. Ведь с этим мешком он далеко не убежит, а если попадётся, то Аарон и Теодор тоже попадут под удар! Нужно было срочно что-то делать, но находясь в панике, Квентину на ум ничего не приходило. Шум хлюпающей грязи становился всё ближе и отчётливее, и Квентин уже был готов сорваться и бежать, как полицейский вдруг резко остановился. Несколько напряжённых секунд Квентин отчаянно вслушивался в происходящее за машиной, ожидая неминуемого разоблачения. Но на этот раз ему безумно повезло, ведь вскоре шаги стали удаляться, послышался звук захлопываемой дверцы машины и шум скользящих по мокрому асфальту колёс. Опасность миновала, или это была ловушка?

Правда, как следует поразмыслить над этим вопросом журналисту не дали внезапным вопросом прямо над ухом:

— Фу-ух! Было близко, да?

Квентин очень понадеялся, что полицейские уехали далеко, ибо в противном случае они бы точно услышали его душераздирающий вопль, заставивший сонных ворон с криком разлететься от амбара в разные стороны. Квентин развернулся настолько быстро, что даже сам на долю секунды удивился, что так умеет. Его испуганный взгляд тут же вперился в стоящего сзади человека, а из охрипшего горла невольно вырвалось:

— НИКИ?!

Стоящий рядом юный Ротт тут же замахал руками и зашикал на шумного взрослого. Не нужно было всему району знать об их ночных похождениях.

— Тихо! Хоть копы временно и уехали, не стоит забывать и про других неприятелей, — разумно подметил мальчик, и Квентин вынужден был с ним согласиться. В Равен Бруксе явно нельзя было кому-либо доверять.

Понимающе кивнув, журналист показательно вдохнул-выдохнул, чтобы немного успокоить ускорившееся сердцебиение, и наконец задал интересующий его вопрос:

— Что ты здесь делаешь? Уже поздно…

— Как что? Тебя спасаю. Эти копы почти заметили тебя, — спокойно пояснил Ник, пожав плечами.

— Спасибо, — неуверенно улыбнулся Квентин в ответ. Он, честно, был благодарен Ротту за помощь, но сейчас мальчику всё равно следовало пойти домой, чтобы не было лишних проблем. Это журналист понимал как никогда ясно. — Спасибо большое, Ники! — ласково добавил мужчина и аккуратно предложил ему, по крайней мере, попытался: -Ты мне очень помог, но сейчас тебе нужно бы бежать, не мокнуть…

— Так вот те гномы, которых вы вместе с мистером Питерсоном изобрели? — восхищённо воскликнув, перебил его Ник, глядя на выглядывающие из мешка разноцветные шляпки. Что-то такое в голосе мальчика подсказало Квентину, что тот так просто его не оставит. И так и получилось.

— Да, мы… Но ты… — Любые неуверенные попытки Квентина в диалог сметались болтливым мальчиком, внезапно вспомнившим про курьёзные ситуации похождений вместе с Аароном и о нелепицах из детства, и как бы мужчина не старался переубедить его идти домой, ничего не получалось.

— Не волнуйтесь, я буду осторожен! И никому не скажу! Разрешите помочь? Я мог бы установить обычных гномов на некоторых участках. Вдвоем мы будем двигаться быстрее! — тихо восклицал Ник, ходя за Квентином едва ли не по пятам, и журналисту ничего не оставалось, как временно взять его с собой, заодно и расспросить о некоторых известных только юному Ротту деталей, да и при условии, что далеко он не пойдёт, чтобы не было проблем с родителями, если его вдруг поймают копы.

Вместе с Ником работа пошла значительно быстрее. Как оказалось, мальчик был быстрым и серьёзным, когда дело касалось помощи другу. Вместе с ним журналисту даже удалось установить камеру в доме старика Отто, использовав обманный маневр и наживку-Квентина. Оставался только дом мэра. Но и с ним, к счастью, проблем особых не возникло. Пока Ник следил за трапезничающим мэром, Квентин быстренько вскарабкался на второй этаж и поменял золотые яблочки местами, установив поддельное на самом выгодном месте и понадеявшись, что его никто трогать не будет.

— Хорошая работа, Ники! Спасибо за всё, — похвалил Квентин, как только они были на достаточном расстоянии от дома главы секты. — Без твоей помощи я бы точно не справился.

После этих слов мальчик просиял, явно довольный и смущённый искренним комплиментом.

— Спасибо, — пообормотал он и, неловко перебирая край дождевика руками, вдруг довольно робко попросил: — Не могли бы вы передать Аарону записку? Пожалуйста! Это очень важно! — И, чтобы придать своим словам особый вес, мальчик поглядел на Квентина особым, просящим, взглядом, который обычно всегда использовали дети, когда что-то просят.

И Квентин без задней мысли повёлся. Он очень сомневался, что Ник был способен навредить Аарону, поэтому не видел в переписках ничего плохого. Мальчики явно должны были поговорить и расставить все точки над i.

— Хорошо! Давай её, я передам, — мягко улыбнувшись, хоть из-за непогоды Ник это больше почувствовал, чем увидел бы, согласился журналист, чем невероятно обрадовал взлохмаченного мальчишку. И Квентин подумал о том, что Аарону очень повезло с таким другом, сейчас дрожащими руками передававшим ему небольшой картонный коробок, который, к счастью, поместился в сумке Квентина так, чтобы не вызывать подозрений.

Проводив мальчика до дома и убедившись, что он достиг безопасного места, Квентин с лёгким сердцем отправился в музей. Работа была выполнена на отлично, да и, в принципе, быстро, так что мужчина мог гордиться собой. Ну и, конечно же, маленьким Роттом, что так здорово помог ему с последней партией гномов.

«А может, сходить к фермеру за мятой сейчас? — вдруг пришла в голову Квентина совершенно отбитая мысль, вынудившая его резко остановиться на полпути, а затем неуверенно отправиться в сторону расположенного в низине ранчо. — Возьму пару листиков… Мне лишь для благого дела. Потом, если что, куплю ещё», — мысленно убеждал себя журналист, всё ещё не уверенный в правильности своего решения.

Тяжело перебравшись через скользкий заборчик, Квентин присел на корточки, чтобы его было хуже видно, и таким образом пополз к душистому кустарнику мяты. К счастью, рядом с грядкой находилось трава, и грязевых следов он не оставлял.

«Сейчас приду, чаю можно попить», — размышлял Квентин, предчувствуя хороший тёплый вечер. Точнее, ночь. Можно было бы завернуться в плед, а лучше в два. А то и в три. К счастью, дефицита с этими предметами не было.

Добравшись до заветного кустика, Квентин осторожно сорвал от него парочку самых сочных листиков и, спрятав их во внутренний карман, пополз обратно.

«Странно, что ранчо практически не охраняется…» — только подумал Квентин, как вдруг…

Щёлк! Пронзающая боль оказалась настолько оглушающей, что пару секунд, а то и минут Квентин просто оторопело моргал. Правая нога отзывалась пульсирующей болью, но журналист никак не мог заставить себя просто посмотреть вниз и увидеть то, что с ним сейчас произошло.

Звуки внезапно ушли на второй план, будто бы уши вдруг заложило толстым слоем ваты. А перед глазами поплыло. Совсем рядом раздался отчаянный вопль, вынуждая мужчину испуганно вздрогнуть. И лишь когда крик перешёл в судорожные всхлипывания, до него с запозданием дошло, что этот звук издавал он. Осознание этого лишь усугубило ситуацию, вынуждая мужчину рухнуть на колени и пытаться яростно освободить ногу со стального капканьего плена.

— Н-нет! Пжа… Пожста! — хрипел он, изо всех сил стукая кулаком по стальному ободку. Но мокрые от дождя пальцы лишь безрезультатно скользили по гладкому металлу, остававшемуся безучастным к его страданиям.

В какой-то момент Квентин впал в жуткое отчаяние. Он бился в жёстком захвате, рвался на свободу и загнанно дышал, чувствуя, как паника захватывает его с головой. Сердце едва ли не разрывало грудную клетку, бившись об неё так сильно, что даже становилось больно.

Этот капкан сильно отличался от тех, на которые натыкался Квентин в доме таксидермиста или в музее. Он не просто удерживал ногу во временном захвате, а с такой силой сдавливал её механическими зубами, будто хотел перегрызть пополам. На глазах мужчины невольно выступили слёзы от невыносимой боли и отчаяния.

Где-то вдалеке залаяли собаки. Если это был фермер, то всё, ему уже не убежать. Осознание этого ввело журналиста в ещё больший ужас и он, собрав все свои силы, рванул вперёд. Механические зубы жёстко проелозили по коже, разрезая её и принося лишь новый виток страданий, а не долгожданной свободы. Сипло дыша, Квентин припал грудью к траве. Ему нужно было как-то успокоиться. Совладать с собой. Иначе не выбраться. Наверняка всё было не так страшно, как он сначала думал.

Сквозь шум в ушах до Квентина внезапно донеслись какие-то странные клокочущие звуки. Приоткрыв мутные глаза и инстинктивно вскинув голову наверх, журналист второй раз за день словил приступ сильнейшей паники, ибо сейчас перед ним стоял никто иной, как таинственный человорон, именуемый местными Гостем.

Наступила тяжёлая пауза. Ворон наклонял клюв то в одну, то в другую сторону, явно разглядывая его, изучая, а Квентин просто лежал, не в силах сделать хоть что-нибудь ещё. Он хотел было начать умолять страшное существо не убивать его, позволить сбежать, но все слова вдруг комом застряли в горле. И всё, что сейчас мог выдавить из себя раненный журналист — лишь сдавленные всхлипы, постепенно переросшие в глухие, отчаянные рыдания.

Квентин не хотел умирать. Не так нелепо, не так быстро.

— Пожалуйста!.. — сдавленно прошептал он, жалобно взглянув на тёмную птичью фигуру, неподвижно стоявшую рядом.

Гость не торопился совершать какие-то действия. Он тщательно осмотрел, по крайней мере, так можно было подумать, человека перед собой, и, видимо что-то для себя решив, вдруг резко поднял какой-то предмет над головой…

Квентин только успел зажмуриться перед неминуемой гибелью, даже вскрикнуть не успел, как…

Щёлк! Капкан внезапно расщёлкнулся. Распахнув глаза, журналист ошалело уставился на поврежденную конечность, высвободившуюся из металлического плена. От вида крови его чуть не вырвало. Прижав ладони ко рту, он попытался сдержаться, но мозг продолжал всё чаще и чаще подкидывать ему кровавые подробности, пока впечатлительный мужчина просто не потерял сознание.

* * *

Квентин не помнил, как добрался до музея, помнил лишь поддерживающие его руки Ника (И что он только тут делает? Он же ушёл домой…), его тяжёлое дыхание куда-то в подмышку и периодически сменяющийся земляной пейзаж. Кажется, в какой-то момент он даже потерял сознание, ведь, очнувшись, обнаружил себя в луже, а рядом обеспокоенную мордашку юного Ротта, пытающегося вновь поднять его на ноги.

Подниматься было ещё сложнее, чем идти, но им всё-таки удалось преодолеть этот рубеж. Последние пару метров Ник и Квентин прошли чисто на автопилоте.

В какой-то момент Квентин вдруг осознал, что совершенно ничего не чувствует. Резкая боль как бы отступила на задний план, оставляя после себя лишь странное покалывающее ощущение. Возможно, это был просто шок, но мужчина был в какой-то мере рад, что так произошло. Иначе бы Нику не удалось довести его до места.

— Я… я пере… дам, Аарону, товарищ… Ник, — пообещал Квентин, как только несчастные путники оказались на месте, и даже шутливо отсалютировал мальчику на прощание. Тот кивнул и, устало улыбнувшись, исчез в местных кустах.

Квентин ещё какое-то время постоял на улице, бездумно глядя на место, где только что стоял ребенок, после чего медленно моргнул и захромал к запасной двери. Ибо забраться наверх в таком состоянии он вряд ли бы смог. Убедившись, что за ним никто не следит, Квентин тихо зашёл внутрь здания, плотно прикрывая дверь и прислоняясь к ней всем телом, которое внезапно будто бы стало каким-то ватным. Шатаясь, Квентин добрался до кресла, тут же завалившись на него и вырубаясь от пережитой боли и волнений. Эта ночь окончательно забрала все его силы.

* * *

Питерсону было холодно и одиноко. Аарон крепко спал рядом, свернувшись в комочек и рассеянно сжимая во сне Фрика, а он лежал на спине неподвижно, не желая случайно пробудить сына своим объятием. Он злился то на себя, то на Квентина — за то, что Аарон был так к нему привязан. Он понимал, что был, мягко говоря, хреновым отцом, но это не значило, что ему было всё равно на то, любили его или нет.

Он хмурился и вслушивался в сопение Аарона, когда краем уха вдруг услышал странный шум снизу. Он приподнялся на локте, стараясь не скрипеть кроватью, и настороженно вслушался. Звук больше не повторялся, но Питерсон был бесконечно уверен, что это был скрип запасной двери и треск рассыпанного возле неё стекла. И он не повторился.

Кто-то зашёл внутрь и не вышел?

Питерсон встал и тихо выглянул в коридор. Он был растерян. А что, если это ловушка, и кто-то решил похитить Аарона, пока он отлучится? Но, к счастью, его сомнения развеял очень знакомый звук надсадного дыхания. Настороженность моментально слезла с лица Питерсона, и он поморщился. Это был Квентин. Какого чёрта он прошёл сквозь дверь? Он же просил этого не делать!

«Идиот, все ловушки, наверное, пораскидал своими кандалышками!» — подумал Питерсон раздражённо.

Ещё раз кинув взгляд на Аарона, он выбрался из комнаты и отправился вниз с явным намерением высказать журналисту всё, что думает. Да, он разносил гномов и наверняка устал, но это не значит, что надо так рисковать собой ещё больше! Ведь там, под дверью, и капканы были!

— Эй, лис! — Питерсон остановился на лестнице и огляделся.

Журналист сидел в кресле, привалившись на него. Питерсон прищурился. Что-то было не так. Неестественная бледнота украшала щёки журналиста, а его глаза были прикрыты.

— Лис? — Питерсон спустился вниз, разглядывая его со смесью напряжения и тревоги. Что с ним такое?

Ботинок хлюпнул, наступив на что-то влажное. Питерсон инстинктивно посмотрел вниз. В детстве это помогало не наступить на лужи и не привлечь их.

«Это… это что… КРОВЬ?!»

— Ты что, ранен? — резко спросил Питерсон, чьё сердце быстро-быстро забилось.

Он подошёл к журналисту и слегка встряхнул его. Тот безжизненно мотнул головой, явно находясь в отключке. Страх Питерсона перерос в небольшую пока панику. Неужели журналист наступил на капкан и не выдержал болевого шока?

— Лис! Квентин! — он опустил журналиста на кресло и беспорядочно охлопал его, тяжело дыша. Вроде везде был цел, неужто точно капкан?

Да, это был капкан. Определённо капкан. Но… не его. Слишком другое строение. Его бы не нанёс такие рваные раны. Паника слегка схлынула, но ненамного, так как Питерсон задумался. У кого журналист лазал, раз попал в такой капкан? К охотникам, что ли, полез? Он же говорил, там делать нечего!

— И где тебя, блядь, нелёгкая носила? Теперь к тебе у наших полисменов будут вопросы, — бурчал Питерсон, волоча журналиста на своей спине в ванную.

Едва зажившие раны ныли и стали кровоточить, но мужчина, сцепив зубы, не отступал. Он посадил журналиста в ванную, методично раздел, морщась, и осторожно смыл с него грязь и кровь. К счастью, последняя успела на ноге свернуться. Вода слегка разогрела её, и нога вновь закровоточила, но уже не так сильно.

— Тебе повезло, идиота кусок, что это был не медвежий капкан! — сердито добавил Питерсон, когда, сгрудив журналиста на плотный ковёр возле камина, готовился к зашиванию раны.

Он тщательно вскипятил воду и иглу с нитью прямо в ней, чтобы не терять время. Он, конечно, слегка там нервничал. Ну знаете, слегка, самую малость. До сих пор он только однажды это делал, поэтому имел право нервничать!

К счастью, никаких эксцессов не произошло. Хряпнув целую бутыль молока для успокоения нервов, когда всё осталось позади, Питерсон принёс с гаража бесхозные одеяла и сделал из них кровать для Квентина — ибо если он понесёт его на кровать сверху, то, во-первых, сломается, а во-вторых, разбудит Аарона. Пусть ребёнок ещё немного поспит.

— И не думай, что у нас не будет разговора на этот счёт, молодой человек, — тихо прорычал он в ухо бессознательного журналиста.

Укрыв его одеялом, он развёл огонь в камине посильнее, чтобы журналист не околел от холода случайно, и отправился к Аарону. Для начала проверив заднюю дверь, конечно, и убедившись, что капкан был нетронутым и на месте.