Долгий побег из Равен Брукс (джен)

Некоторое время Питерсон просидел под крышей, напряжённо глядя вдаль, на расстилающийся внизу город, который так и не стал ему родным. От ветра, пронзающего его сквозь прорехи крыши, слезились глаза. По крайней мере, Питерсон был твёрдо уверен, что в этом был виноват ветер.

Когда он слез на чердак, было уже под утро. Восход должен был начаться где-то через час, и Питерсон решил не рисковать. Затащив свою тушку внутрь, он размял слегка затёкшие мышцы, устроив мини-зарядку на чердаке, после чего отправился вниз.

Журналист и Аарон спали, обнявшись. Питерсон вновь почувствовал глухое раздражение, когда увидел, как журналист крепко сжимал его сына во сне. Едва поборов желание отодвинуть его куда подальше, Питерсон подошёл ближе и любовно поправил одеяло, слегка сползшее с Аарона.

«Хотел бы я, чтобы твоя жизнь была куда спокойнее, Аарон… Не выполнил я просьбы твоей матери, не уберёг…» — он вздохнул, погладив косматую макушку…

… и замер, поскольку волосы под его ладонью не были волосами его сына. Он столько раз гладил Аарона, когда тот спал, что мог по одной текстуре волосяного покрова узнавать его в темноте.

Питерсон резко отогнул одеяло и оторопел, увидев вместо сына одно из музейных чучел. Сердце моментально ушло в пятки, и мужчина покачнулся.

— Ты… — он пискнул это так тихо, что его не услышала бы и мышь. — Ты… — он схватился за стоящий сзади комод и, тяжело дыша, восстановил позу. — ТЫ! — он взревел это и одним прицельным пинком сбил Квентина на пол. — НЕ УСЛЕДИЛ! ГДЕ МОЙ СЫН, СУКА?!

* * *

Квентин искренне пытался не спать. И одно время у него это отлично получалось. Он размышлял о произошедшем, о том, что услышал от сектантов, и о том, что будет ждать его и Питерсонов в будущем.

«Нужно починить машину и постараться увести их из городка. Можно сначала ко мне домой, а потом, если будут проблемы, и к бабушке. У неё нас точно никто не найдёт».

От наличия какого-никого плана стало как-то полегче. Даже страх перед неизвестностью будущего слегка отступил, позволяя Квентину немного расслабиться, а после и не заметить, как уснуть. Но, несмотря на сон, мужчина продолжал удерживать Аарона в крепких объятиях, чтобы в случае чего обеспечить ему защиту.

Пробуждение было максимально неожиданным и… признаться честно, болезненным. Зашипев от вспышки боли, Квентин тут же подорвался с места, недоуменно оглядываясь по сторонам и выискивая взглядом нападающего. Заметив Теодора и обнаружив себя лежавшим на полу, журналист растерялся ещё сильнее.

— Ч-ч… Что п-произошло? — заикаясь, уточнил он.

Питерсон, рыча, как зверь, двинулся на него. От злобы, страха и беспомощности у него перехватило горло, и он просто не мог произнести вразумительного слова. Он схватил Квентина за ворот, приподнял над головой и чуть склонил голову, пытаясь совладать с собой, чтобы обрушить на голову журналиста всю свою боль.

— Не… усле… дил… не… усле… ди… л… — невнятно хрипя, шипел он, судорожно дыша.

Чучело за его спиной, подчиняясь силе одеяла, что потянуло его вниз, упало на пол и откатилось к комоду.

Квентин не понимал совершенно ничего. Разбуженный наглым способом мозг никак не хотел складывать очевидные детали в один большой пазл. Хоть они и были довольно очевидны. Мистер Питерсон выглядел будто внезапно слетевшим с катушек. Безумные глаза, неестественная бледность и лихорадочный шёпот — всё это заставило журналиста покрыться неприятными мурашками. А уж когда Теодор схватил его за ворот и в который раз продемонстривал чудеса своей силы, Квентин почувствовал подступающую панику. Если Теодор сошел с ума, то вряд ли он сумеет его обезвредить.

«Аарон!» — тревожно подумал журналист и рефлекторно глянул в сторону спящего ребёнка.

В этот момент одеяло сползло и явило на обозрение ахнувшего от ужаса Квентина то, что он с такой заботой согревал в своих объятьях больше трёх, мать вашу, часов. Трёх! Что могло произойти с маленьким мальчиком за три часа в лапах недоброжелателей, журналист даже представлять не мог.

— Б-боже!.. Н-но… Аарон… Как?! — дрожащим голосом едва выдавил из себя мужчина, понимая, что никогда не простит себя за такую роковую оплошность.

Питерсон прекратил шептать, лишь дрожали его губы. Он дышал как-то надсадно и очень-очень быстро. Кажется, у него начиналась паническая атака.

Когда Квентин заговорил что-то, Питерсон неосознанно разжал хватку, и журналист упал на пол. Питерсон сделал пару шагов назад, его всего трясло. Лучше отойти, ведь в таком положении он с лёгкостью убьёт неразумного журналиста.

Он не уследил… не уследил…

Но он же не может убить его?

Питерсон прижался к стене и сделал то, что надо было — размахнувшись, больно и с силой ударил себя по лицу. Боль слегка отрезвила его и заставила делать более глубокие вдохи, чтобы прекратить паниковать.

Толку стоять и умирать от страха, если сына нет?! Его надо искать срочно!

— Сро… ч… но… — Питерсон зажмурился, считая до десяти, после чего сипло прошептал: — Если… если его не будет… Лучше прячься. Я… не смогу… себя сдержать… — И он, пошатываясь, вылетел из комнаты, принявшись судорожно заглядывать в каждую комнату. Что, если Аарон всё ещё внутри? Ни одна ловушка не задета, ни одна дверь и ни одно окно не потревожены. Значит… может… глупо, он может понадеяться, что…

— Аарон… К-как так? — просипел Квентин, от начинающейся паники не замечая ничего вокруг, лишь мерзкое волосатое чудище, которое, будто насмехаясь над глупым журналистом, лишь довольно скалило зубастую пасть.

Подползя к кровати, Квентин в отчаянии переворошил все одеяла, будто надеялся увидеть там спрятавшегося Аарона, который заявит взрослым, что это была всего лишь шутка и он никуда не пропадал. Но чем дольше мужчина взъерошивал одеяла, тем сильнее его окутывало глухое паническое отчаяние от понимания, что всё это бесполезно, и Аарона здесь больше нет. Он пропал! Пропал! Отбросив последнее одеяло, Квентин шарахнулся в сторону от кровати, по-прежнему неверяще глядя на чучело рядом с ней.

— Этого… Не может быть!.. Нужно найти… Может, он где-то здесь… — бормотал мужчина, с трудом слыша собственный голос из-за шума в ушах.

На ватных ногах он принялся ходить и осматривать помещение на предмет хоть каких-то предпосылок кражи или побега, но не находил ничего. В какой-то момент Квентин вдруг осознал, что обходит одну и ту же комнату уже в который раз подряд, совершенно ничего не замечая перед собой. Ведь перед глазами будто бы расстилалась пелена.

— Что же я н-наделал?! — в отчаяние проскулил Квентин и, скатившись по стенке на пол, закрыл лицо руками. Одно он понимал твёрдо — Аарона даже не было в комнате, а это значит, что похитили его уже очень давно. Они потеряли драгоценные минуты и возможно даже самого Аарона. — Не уследил… Не уследил… — судорожно повторил за Питерсоном Квентин, даже не замечая, как из глаз сами собой полились горькие слезы.

* * *

Питерсон обследовал каждую щель, каждый чёртов угол, но Аарон словно сквозь землю провалился. В полной прострации он даже открыл окно на кухне, не понятно, зачем. Ворона, всё ещё сидевшая на дереве растерянно, казалось, посмотрела на него и неуверенно каркнула. Питерсон тупо смотрел на неё пару секунд, после чего снова скрылся в доме.

«Где же ты? Где же ты?» — он в отчаянии пронёсся на второй этаж, чуть не провалившись на злополучной лестнице. Неожиданное подозрение заставило его сжаться и чуть не упасть. Вернувшись, он на коленях подполз к дыре и, затаив дыхание, приподнял преграду, которую они установили, чтобы случайно не провалиться. То, что она не была повреждена, почему-то Питерсона не успокоило. Однако внизу всё было не тронуто, и Питерсон, захлопнув преграду, обессиленно упал на неё лицом. Его сердце билось так громко, что больно отдавалось в уши. Питерсон приподнялся на локтях, и злоба исказила его лицо.

«Это он всё он виноват! Он не уследил, не проверил! Не нужно было ему доверять!»

«Нет, Тед, подумай о том, что сказал бы Аарон, если бы увидел тебя таким!»

Питерсон замер на полпути к спальне, сжимая и разжимая кулаки. Взревев, он схватил шкаф, стоящий неподалёку, и опрокинул его на пол. Раздался грохот, и сломанная мебель перекрыла ему доступ к спальне. Ненадолго, конечно — если бы он захотел, то мог бы с лёгкостью сломать преграду. Но пока он будет ломать её, журналист мог бы сбежать через…

Окно!

Питерсон замер, а потом, чуть не разбившись, спрыгнул с лестницы прямиком на первый этаж. Если кто-то украл Аарона через окно спальни, которое он хотел забить, но так и не забил, то там останутся следы.

Он НАЙДЁТ сына!

Он обязательно это сделает!

* * *

Квентин не знал, сколько времени он просидел так — забившись в угол между столом и кроватью. Пришёл он в себя только тогда, когда услышал хлопок двери, заставивший его испуганно вздрогнуть, и покашливание Теодора где-то на улице. Стоп. На улице?! Но зачем Питерсон идёт на улицу?! Он же выдаст себя! Может быть, Аарон ещё здесь, в музее…

Пошатываясь от пережитой истерики, журналист поднялся на ноги и, хромая, добрел до окна, где мутный взгляд мужчины тотчас наткнулся на…

Сознание вдруг отчего-то повело. А от очередного понимания ситуации просто стало нечем дышать. Ведь Аарона никто не похищал. Он сам… сам сбежал. Где-то в глубине души Квентин понимал пацанёнка, которому просто захотелось повидаться с другом, но сейчас он был слишком подавленным, чтобы думать об этом.

— Мальчики! — просипел Квентин и замолчал, собираясь с мыслями и борясь к подступившим к горлу рыданиям, вызванным внезапным чувством облегчения, непонимания и даже лёгкой обиды. Ведь Аарон мог бы просто написать ему записку… взять с собой рацию… или что-нибудь в этом духе… — Быстрее внутрь! — наконец произнёс журналист относительно нормальным голосом.

Он надеялся, что с мальчиками всё было в порядке, и это действительно была простая шалость, а не что-нибудь ещё. Квентин хотел было сказать детям, чтобы они воспользовались запасным входом, но не успел, так как заметил быстро приближающуюся к ним фигуру мистера Питерсона, выглядевшего так, будто бы он хотел всех убить.

— Сзади! — только и успел выдохнуть Квентин, тут же срываясь в сторону двери и только сейчас замечая, что она была забаррикадирована.

Выругавшись, мужчина поспешно ринулся к окну и принялся перелезать на карниз. Он понимал мистера Питерсона, знал, какие чувства он испытывал в момент пропажи Аарона, и понимал, что тот имел право сердиться. Но вместе с тем журналист знал, что сейчас мужчина себя не контролировал и мог наделать много того, о чём впоследствии пожалел бы.

Наверное, Квентин побил свой собственный рекорд по скорости, пока по карнизам и крыше перебирался к нужному балкону, а потом и нужной дыре в потолке, чтобы оказаться на первом этаже. Его сердце по-прежнему с оглушающе громким стуком билось в груди, а дыхание никак не желало восстанавливаться. К счастью, Питерсон пока относительно хорошо сдерживал себя, и дети были просто напуганы, но не тронуты.

Тихонько пробравшись к ним, мужчина неуверенно встал рядом с креслом, готовясь, если что, хотя бы ненадолго задержать Теодора собой. Подойти близко к детям Квентин тоже не решался. Ведь неизвестно, как на это может среагировать разгневанный человек, который, ко всему прочему, и так его ненавидел.

* * *

Пинком распахнув заднюю дверь, Питерсон вошёл в музей. Не обращая внимания на захрустевшее под ногами стекло, он грузно протопал внутрь. Дети в его руках были тише мышей. Питерсон же был в такой ярости, что просто молчал. Аарон предпочёл бы, чтобы он заорал на них так, что с потолка посыпалась бы штукатурка. Тогда он был бы уверен, что отец в более-менее вменяемом состоянии.

Подойдя к креслу, Питерсон швырнул детей в него — и они, несмотря ни на что, поместились. Сам же мужчина принялся бешено метаться по зале. Его взгляд то и дело останавливался на бледном лице сына, и тогда Питерсона захватывали противоречивые эмоции. Ему хотелось обнять Аарона, крепко прижать к себе — и перегнуть через колено и выдрать ремнём так, что запомнилось ещё бы на месяц. Ранее Питерсон никогда не порол своих детей. Зато его в детстве ещё как пороли, и он всеми силами старался сдерживаться, потому что помнил, как это больно и страшно — быть зависимым от жестокой руки отца без возможности сбежать.

Когда на сцене появился журналист, он даже не заметил. Он вообще журналиста не видел. Тяжело дыша, он остановился возле одной из витрин и со злостью вцепился в неё пальцами. Видимо, ему посчастливилось попасть именно на ту, что они с журналистом разбили некогда, когда Квентин пытался вывести отсюда Аарона в первый раз. Острые осколки с удовольствием вспороли грубую мозолистую кожу, и Питерсон резко отдёрнулся.

Аарон охнул, потянулся было к полу, чтобы встать и подойти, но Питерсон резко обернулся и рявкнул, чуть не захлебнувшись воздухом:

— СИДЕТЬ!

«Спокойно, только спокойно… Помни, он ребёнок. Не делай того, о чём потом пожалеешь…»

— Ты, — Питерсон вдруг резко развернулся и набычено уставился на Квентина, буквально сжигая его взглядом, — УВЕРЕН, что тогда Аарон был в комнате? — Он ещё был крайне зол и напуган, но уже вполне контролировал себя. Теперь он пытался сориентироваться, когда именно Аарон покинул комнату, чтобы оценить масштаб катастрофы.

Квентин не смог выдержать чужого взгляда и опустил голову, утыкаясь глазами куда-то в пол. На его бледных щеках выступил стыдливый румянец. Ведь это он не уследил, он всех подвёл…

— Нет, — тихо произнёс он, сейчас вдруг снова ощущая себя маленьким нашкодившим мальчиком, заставившим бабушку разочароваться в себе.

— Ясно, — выплюнул Питерсон, на деле больше злясь на себя, чем на неуклюжего журналиста. Правду говорят, хочешь сделать хорошо — сделай сам!

— Отец… — тихо подал голос непривычно робкий Аарон. — Я… я могу…

— НЕТ, НЕ МОЖЕШЬ! — Питерсон, забывшись, ударил окровавленным кулаком по всё той же витрине и снова, зашипев, отдёрнулся. — Ты можешь ПОМОЛЧАТЬ! Всё!

Аарон чуть расслабился. Когда отец орёт, это не страшно. Страшно, когда он молчит. Хотя, Квентин и Ник, судя по их лицам, считали совершенно иначе.

Когда Теодор в очередной раз стукнул кулаком по витрине, заставляя её громко зазвенеть, Ник не сдержался и испуганно вцепился в руку Аарона, неосознанно ища у него поддержки. К мальчику невольно возвращался давно пережитый страх — страх быть пойманным старшим Питерсоном. И он, лихорадочно покусывая дрожащие губы, едва удерживал себя от того, чтобы не расплакаться.

Квентин же, казалось, вообще не двигался. По-прежнему не поднимая глаз, он лишь иногда кидал робкие взгляды на детей, но практически сразу их отводил, когда ловил ответные. Потом он обязательно успокоит бедных мальчиков и поговорит с ними, сейчас было немножко не то время, когда нужно было лезть на рожон.

Но, видимо, Аарон считал иначе.

— Прости меня, — прошептал он, несмотря на злобное рычание отца спрыгнув с кресла. — Я… я виноват перед тобой, отец. Я… виноват перед вами обоими. — Он посмотрел на Квентина и отвёл взгляд, чувствуя себя максимально неловко.

Питерсон-старший не шевелился, будто боялся, двинувшись, сделать что-то непоправимое. Аарон уткнулся взглядом в пол. Он услышал сзади паническое дыхание Ника и поспешно добавил:

— Ник тут не причём! Это… это я подговорил его помочь мне.

Питерсон-старший моргнул и медленно перевёл на Ротта горящий взгляд, только сейчас его заметив.

— Ясно! — снова выплюнул он и, покачнувшись, устало опустился прямо на осколки.

Квентин с силой прикусил губу, едва сдерживаясь от того, чтобы не обнять мальчика, от потерянного взгляда которого у него невольно сердце пропустило удар. Ну что делают эти дети?! С ними и до сердечного приступа недалеко!

Дрожаще выдохнув, журналист ободряюще незаметно погладил испуганного Ника по плечу, чтобы успокоить его, и тихонько подобрался к камину, куда поставил принесённый им же ещё давно чайник. Всем нужно было успокоиться. А что помогает лучше кружки горячего чая? Закончив, Квентин вновь вернулся на своё место, чувствуя какое-то странное, неприятное ощущение выпотрошенности внутри.

— Отец? — спустя какое-то время тишины неуверенно произнёс Аарон. — Может… может, встанешь?

Питерсон не отозвался. Он ещё более устало откинулся на стоящую сзади витрину и прикрыл глаза. После пережитого ужаса его принялось лихорадить. Хотелось просто уснуть и не проснуться.

Что же делали с ним эти чёртовы дети?! Сначала тогда, когда они только приехали в Равен Брукс, Аарон и Мия потерялись в лесу, отправившись на поиски местных секретов. Потом — постоянные побеги на метеостанцию. Шалости в магазине Тиллман. Шалости в других частях города. Истерики. Вечные ссоры после Катастрофы. Мия…

Питерсон всхлипнул, чувствуя себя маленьким и беззащитным. Почему его родители никогда о нём так не заботились, зато получили в итоге почти идеального сына? Которого даже не захотели поздравить с женитьбой, не пришли на свадьбу, не знали своих внуков… Почему же он, поступая в точности наоборот, стараясь быть с сыном как можно ближе, получал вот такое отношение? Кажется, у него просто сдали нервы и началась истерика.

Квентин, вздрогнув, опасливо покосился на мистера Питерсона, подметил его состояние и решился мягко взять на себя ситуацию. В конце концов, он тоже виноват, поэтому обязан сделать хоть что-нибудь, чтобы исправить свои ошибки.

Метнувшись на кухню, он принёс оттуда четыре стакана, листья мяты, а также пачку успокоительного. Быстро заварив чай, мужчина разлил его по кружкам и незаметно добавил в три из них таблетки. В стакан мистера Питерсона одну целую, а в стаканы Ника и Аарона по половинке. Они были ещё детьми и им не нужно было много. По идее, лекарство не должно было вызывать сонливости. Но если кому-нибудь захотелось бы поспать, то было бы даже неплохо.

Добавив сахара и пару листиков в напитки, Квентин аккуратно взял два стакана и, осторожно подойдя, робко протянул один из них Питерсону, а второй Аарону. Перед этим он умудрился всучить стакан и юному Ротту, поначалу настолько боявшемуся всего, что это получилось далеко не сразу.

Аарон заторможено протянул руку и, взяв стакан, прижал его к себе. Глядя на плачущего отца, он вдруг заподозрил, что было ещё что-то, о чём он не знал. Один лишь Гость не вызвал бы у отца такую истерику. Да, он боялся ворон, а также маньяка в костюме ворона, но здесь явно было что-то ещё! Аарон кинул опасливый взгляд у Квентина. Пожалуй, узнать у него будет более безопасно.

Питерсон не шелохнулся и не взял стакан, так как не видел его и застывшего рядом Квентина. Он продолжал неподвижно сидеть на полу, рассеянно сжимая в кулаке нащупанные осколки и мечтая лишь об одном — чтобы от него все отстали. Пересохшее от криков и страха горло саднило.

Так и не дождавшись никакой реакции со стороны Теодора, Квентин решил временно оставить его в покое. Обычно в таких случаях тому становилось как-то легче. Осторожно поставив стакан с чаем рядом с его ногой, журналист не удержался и мягко погладил его по плечу, выражая поддержку. Он знал, что это глупо и вряд ли бы сработало на взрослом Теодоре, он же не ребёнок, в конце концов, но всё равно попытался сделать всё, что мог. Затем Квентин повернулся к Аарону и, поймав его взгляд, чуть мотнул головой в сторону, предлагая ему пойти с собой.

Слегка съёжившись, Аарон последовал за ним, осторожно, украдкой, поглядывая в сторону Квентина, чтобы понять, какие эмоции тот испытывает. Однако, несмотря на то, что обычно журналист был вполне открытым и доброжелательным, сейчас он оказался довольно мрачным и невозмутимым. Впервые, глядя на его бледное лицо, Аарон не мог понять, какие чувства он испытывает.

— Я… я не хотел! — воскликнул он отчаянно, когда они с Квентином зашли в гараж. — Я правда не думал, что всё так получится. Мы… мы не хотели… вас пугать… Я не хотел, — произнёс он совсем тихо, сжавшись и не глядя на Квентина.

Специально оставив дверь открытой, чтобы следить за тем, что происходит в холле, Квентин пару раз вдохнул-выдохнул, борясь с нахлынувшими эмоциями. Но, в какой-то момент поняв, что это бесполезно, лишь обессиленно опустил плечи.

Когда Аарон замолчал, Квентин не выдержал и, подойдя к мальчику, заключил его в крепкие объятия, успокаивающе поглаживая его по спине. Так он чувствовал сердцебиение ребёнка, ведь тот был рядом, был здесь, и с ним вроде как всё было в порядке.

— Мы думали… тебя украли, и мы… — начал было журналист, но голос дрогнул, и он на время замолчал, смаргивая всё-таки проступившие слёзы. — Мы… что мы больше…

Произнести эту фразу Квентин так и не смог. От одной только мысли его бросало в дрожь, а к горлу всё сильнее подступали рыданья. Зажмурившись, мужчина сильнее сжал Аарона в руках и судорожно прошептал тихим, дрожащим голосом:

— Аарон, почему ты… не сказал? Солнышко моё… Я… я мог бы помочь вам… встретиться с Ником. И… но… после того, как мы… с твоим папой… узнали про… аро всё. А потом… не увидели тебя в комнате. Мы подумали, что они… тебя… тебя… похитили… и мы больше никогда тебя не увидим…

Аарон ошарашенно слушал сбивчивый шёпот Квентина, и с каждым новым словом сжимался всё сильнее. Они волновались… Он так всех подвёл…

— Квентин, прости-и-и!.. — он прижался к груди журналиста и разрыдался, вцепившись напряжёнными пальцами в его рубашку. — Это… это должен был… был… быть… сюрприз. Мы с Ником… в магазин… думали… подарок… взамен старых. А… про что… кто должен был… похитить?.. Я… мы… мы не видели… Гостя.

— Гостя? — зацепился Квентин за одно из слов, слегка изворачиваясь в объятиях, чтобы заглянуть в глаза ребенка. — Нет, родной, нет… На удивление, Гость не самое страшное существо в этом городе, — мужчина нежно пригладил чужие взъерошенные волосы и вновь мягко сжал мальчика в тёплых объятиях. Очередной приступ истерики, вызванной внезапной пропажей Аарона, слегка отступил, поэтому в голосе и поведении журналиста вновь стали преобладать спокойные нотки. — Я говорю о Хранителях леса. О секте. Расскажи, мне, пожалуйста, что был за сюрприз? — аккуратно поинтересовался Квентин, вспомнив о первых словах младшего Питерсона.

— С-секте? — Аарон всхлипнул в чужую рубашку и попытался незаметно вытереть слёзы. Только к чему это? Квентин и так видел, что он ревел, как девочка. Даже Мия так не делала, а ведь она девочка! — К-какая ещё с-секта?.. — сбивчиво пробулькал он, не понимая, о чём говорит Квентин из-за странно гудящей от слёз головы.

Хранители леса. Это название резануло слух, и Аарон, всхлипывая, попытался вспомнить, где он раньше их слышал. А, точно.

— Н-но хра… хранители… леса… Их же нет. Их же… посадили… много лет… назад… — Он хотел было показать Квентину очки, но со стыдом понимал, что сейчас не лучшее время делать это. Из-за их глупого подарка и Квентин, и отец расстроились и испугались, а на лице Квентина были уже вновь починенные очки. Значит, всё это было зря.

«Посадили?» — хотел было уточнить Квентин, но потом и сам вспомнил о статье, найденной в архивах библиотеки Равен Брукса.

— Возможно, кто-то из их членов остался и… — журналист замолчал, так и не досказав, что было за «и». И так понятно, что ничего хорошего. Вместо этого мужчина тихо произнёс другое: — Спасибо, что заботишься обо мне. Я… очень это ценю. Мы знаем друг друга не так много, но ты мне тоже очень дорог, Аарон.

И это была чистая правда. Квентин не знал, когда его жизнь вдруг резко изменилась на до и после музея и знакомства с семейством Питерсонов, но совершенно не хотел ничего менять. Журналист догадался, что за сюрприз Аарон хотел приготовить, и чуть было снова не прослезился. Бедный мальчик так переживал за него, что даже решился на рискованный шаг! Такое доверие много стоило, и мужчина дал себе слово никогда не терять его.

— А т-ты… мне… — тихо признался Аарон. Он помолчал, комкая рубашку Квентина в руках, и ещё тише спросил, шмыгая носом: — К-как ты… думаешь, па… отец… он… он простит меня?

Его всегда интересовал этот вопрос. С тех самых пор, как пробрался в кабинет отца, только начинающего обезуметь, и нашёл там записки, в которых отец подозревал его в принесении несчастий их семье. Хоть те записки потом были сожжены, а Аарон нашёл позже лишь пепел, это открытие нанесло Аарону непоправимое грустное осознание того, что он, может, и правда приносит несчастья.

Отец никогда не говорил, что винил его в смерти Мии, но Аарону часто видел, как тот кидал на него странные долгие взгляды. Он не знал, были ли они связаны с Мией, но подозревал, что отец всё-таки считал его виновным в том, что сестры больше не было рядом.

По сравнению с этим нынешняя шалость Аарона была совсем мизерной, но мальчик чувствовал себя так, будто непоправимо разрушил что-то очень важное.

— Конечно! — искренне поддержал Квентин, вновь возобновляя ласковые поглаживания по голове Аарона и невольно поражаясь тому, как он мог спутать эти мягкие волосы с шерстью чучела. Каким же нужно быть дебилом! — Он давно простил тебя. Ты же его сын, а он твой папа. Вы оба любите друг друга. И это главное…

Мужчина слегка помолчал, собираясь с мыслями. Ночка выдалась довольно тяжёлой, мозг был измотан и совершенно не хотел работать правильно.

— Скажу тебе по секрету, — наконец нарушил тишину Квентин, робко улыбнувшись. — Есть способ, который всегда помогает при любых обстоятельствах. Знаешь какой? Объятия, дружочек! Иногда они говорят гораздо больше, чем сотни слов.

— Мама тоже… так говорила, — уныло пробормотал Аарон.

Мозг тотчас вспомнил одну из сцен. Отец, рыча от напряжения, вырывается из объятий жены, а та сжимает его так крепко, будто хочет раздавить. Откуда столько силы в такой хрупкой женщине — неизвестно. Они, дети, сидят за прутьями лестницы и наблюдают за ними. Отец очень сильный, но почему-то не хочет использовать силу на жене. Минута, вторая… Рычание мистера Питерсона постепенно сходит на нет, превращаясь в надсадное сопение. Он обхватывает лицо жены ладонями и, какое-то время посмотрев на неё, со вздохом целует. Диана улыбается, жмурясь, и отвечает на поцелуй. Объятия успокаивают дикого зверя, что таится в глубине души хозяина дома, и он успокаивается.

Аарон прижался к Квентину сильнее и прикрыл глаза. Журналист такой мягкий и тёплый, что ему не хотелось никуда двигаться. Футляр с очками, украденный из оптики, больно уткнулся в бедро, и Аарон повёл ногой, чтобы снизить давление на кожу.

Квентин тоже не спешил выпускать мальчика из своих рук. Стояли они очень долго, пока мужчина не заметил, как Аарон начал слегка дрожать от напряжения.

— Всё будет хорошо, мой милый, — ободряюще произнёс Квентин, мягко разрывая объятье с ребёнком и беря его за руки. Ладошки Аарона были холодными от переживаний, но быстро нагрелись от горячих рук журналиста. — Всякие бывают ситуации, не стоит винить себя. Ты всё равно сделал хорошее дело. Позволишь взглянуть на них? — поинтересовался Квентин, подразумевая очки.

Аарон сжался, вновь чувствуя себя неуверенно. Он моментально понял, о чём журналист говорил. Велик был соблазн сказать, что он не знает, о чём идёт речь, а потом просто выкинуть злосчастный футляр куда-нибудь в камин. Но… но это же был подарок. Да, ненужный и так некрасиво подставивший всех, но подарок.

Аарон вытащил футляр из внутреннего кармана рубашки и, не глядя на Квентина, протянул ему. Ранее он чуть иначе представлял эту сцену, но что было, то было.

— Я… я пойду, обниму отца. А… а то он… Ника ещё… заметит, — тихо пробормотал мальчик и, свесив голову, поспешно сбежал в гостиную. Правда, по пути он заскочил на кухню и, умывшись, постарался придать себе более спокойный вид. А то ещё отец решит, что Квентин его обижал, и снова начнёт буянить. Только на этот раз не справедливо.

Квентин не сразу отправился в холл, хоть сначала и дёрнулся вслед за Аароном. Но тот убежал настолько быстро, что журналист принял решение на время оставить его в покое.

«Ну вот, молодец, Квентин! Всё испортил из-за своих очков», — устало пожурил себя он, поглядев на футляр в своих руках.

Прислонившись к машине спиной и прикрыв глаза, мужчина несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул грудью. На душе было очень тяжело. А гадкие мысли генерировались всё быстрее и быстрее.

«Всё будет хорошо, — мысленно оборвал себя Квентин, когда от душевной боли даже стало тяжело дышать. — Главное — это сбежать. Нужно придумать способ. У нас получится, не нужно вешать нос!»

Распаковав новые очки, мужчина надел их на себя дрожащими от стресса руками. Старые же аккуратно закрыл в футляре и спрятал его за пазуху. Что ж, видеть он действительно стал лучше, хоть Аарону не совсем удалось подобрать нужную процентовку. По крайней мере, на стёклах больше не было трещинок и потёртостей.

С трудом оторвав себя от машины и на время переборов в себе чувство неуверенности в собственной полезности, Квентин, прихрамывая, вернулся ко всем.