У Шэнь Юаня новый план (джен)

* Хуа То, императорский лекарь *

Карету сильно мотнуло, но люди внутри даже не пошевелились, они так же молча сидели, и лишь раздражение витало в воздухе. Удар же был такой силы, что несчастный императорский лекарь с силой приложился головой об острый край облицовки окна.

Поездка, которая должна быть приятной прогулкой, превратилась в сущий кошмар.

От столицы они ехали быстро и, можно сказать, с ветерком, но чем ближе подъезжали к Цанцюн, тем сложнее становилось путешествие. Народ шёпотом пересказывал противоречивые слухи, паломники толпились растерянными группками, семьи с детьми и пожитками перегораживали дорогу повозками и скотиной. Там, где дорога занимала час, теперь ехали три.

Пожилая императрица с трудом сдерживала усталую ярость, ведь постоялые дворы были заняты, и заселяли их не простые люди, а совершенствующиеся — тех не выгнать без скандала и шума, но именно шума императрица и не хотела.

От императорского дворца до Цанцюн было пути две недели, но императорские лошади были быстры, а возницы умелы, и они доехали в два раза быстрее. Тем обиднее терять время сейчас.

Даже императорские горничные притихли, усталые женщины пытались спать сидя, но это выматывало ещё хуже, чем не спать вовсе.

Хуа То единственный спокойно переносил неприятную задержку, и только он не считал, что тратит время зря. Его слуга, пронырливый парнишка, собирал все слухи и сплетни при каждой остановке и приносил их готовыми вместе с чашкой еды, которую легко получал даже в самом забитом людьми постоялом дворе. А ведь сколько его ругали, что приблизил к себе слугу самого простого, можно сказать, плебейского происхождения.

Сейчас все молчали: когда не действовал высокий статус и деньги, выручала природная смётка. Именно его слуга добивался еды и хорошего места. Он действовал быстро и успешно и не стеснялся и градоправителя из его покоев вытеснить, ранг имперского лекаря был достаточно высок. То, что покоями распоряжалась императрица, никому знать не обязательно. Сами сопровождающие ютились кто где, через три дня жизни в карете Хуа То был рад любой крыше над головой, лишь бы расправить затёкшее тело, а простая солома казалась мягче перины.

Слухи же путешественников не радовали.

Нападения демонов на границах усилились, и как бы император ни пытался сделать вид, что всё в порядке, это не помогало. Демоническая ци всё чаще проникала на человеческие земли, лишала целые семьи домов, и если раньше лишённые крова пытались искать счастья у более благополучных соседей или в самой столице, то теперь, когда прошли слухи, что Цанцюн нашёл лекарство, все поехали к ним. На что надеялись простолюдины? Цанцюн никогда даже демонов не изгонял бесплатно, но всё же люди шли.

Ещё шли искалеченные демонической ци совершенствующиеся, таких было совсем мало. Они скрывались в тени, носили капюшоны или вэймаоКитайская шляпа с вуалью до плеч.. Раньше Хуа То немного сомневался в возможности лечения демонической ци, но при виде суровых лиц битых жизнью бродячих заклинателей сомнения покидали его грудь.Идея, что человек думает головой, а именно, мозгом — относительно новая, раньше была широко распространена идея, что люди думают грудью, а иногда и животом.

А ещё летели низкие повозки молодых хорошо одетых людей. Все, кто мог, слали послов на Цанцюн — помощь нужна была многим, и смертные мелкие властители, и даже небольшие бессмертные ордена спешили заслать гонцов первыми.

Всё это создавало суету и беспорядок на широком тракте. Повозки сцеплялись колёсами, лошади испуганно ржали и бросались в галоп, сбивая с ног пешеходов, а местные жители, побросав свои дела, активно во всём этом участвовали, создавая ещё большую неразбериху.

В итоге, их маленький кортеж плёлся, как черепаха.

* Юэ Цинъюань *

Главе Юэ начинало казаться, что мир сошёл с ума.

Его одолели запросами. От глав небольших орденов заклинателей он получал штук по пять писем каждый день. Всем было известно, что такие письма он читал лично. Тайные знания, секретные сведенья, доносы слались ему лично — ни ученикам, ни старейшинам он их не доверял.

Запросы шли один за одним, головы не поднять, на каждый он был обязан ответить. Традиция, демоны бы её побрали. Глава ордена лично отвечал главам других орденов, показатель уважения даже к малым орденам, издревле принятый на Цанцюн.

А у него срочно просили всё: от духовного оружия до срочно прислать Шэнь Цинцю для спасения города. Как будто он казначей-распорядитель! И почему Шэнь Цинцю понадобился, логичнее просить Лю Цингэ.

Голова шла кругом. Он так и не мог понять, почему эти запросы шли к нему.

У него слёзно просили сигнальные печати для защиты от демонов — печатями занимался пик артефакторики, он здесь при чём?! Он переправлял запрос на нужный пик, но приходил запрос уже от другого ордена.

Тяньи вдруг понадобилось духовное оружие для духовных совершенствующихся. Он что, похож на оружейника?! На Ваньцзянь пусть пишут. Он, конечно, отправил письмо с учеником, не задумываясь, что у главы пика Ваньцзянь такой запрос вызовет лишь желание снова напиться с Му Цинфаном.

Всем срочно требовались защитные артефакты и духовные звери, и именно от главы ордена все ждали немедленного ответа. Всё это им было нужно срочно.

И бесконечные просьбы вылечить демоническую ци, он уже был не рад, что распорядился отправить письма пострадавшим ученикам.

Ему казалось, что его засыпает лавина писем от всех: от смертных и бессмертных самого высокого ранга, от таких писем не отмахнуться и никому их не передать. Вот и приходилось Юэ Цинъюаню часами сидеть и выводить изящные каллиграфически правильные ответы. Он мог бы передать это всё Шэнь Цинцю, тот строчил письма очень быстро, и каллиграфия его от скорости не страдала. Но он не хотел снова видеть недовольное и раздражённое лицо названного брата, поэтому приходилось самому сидеть и часами аккуратно выводить ответы.

Главы пиков тоже не радовали.

Первым неприятно удивил глава пика духовной пищи — он пришёл выяснить, как давно глава Юэ знаком с Шэнь Цинцю, и сколько лет глава пика Цинцзин совершенствовался с помощью духовной еды. Как он его не побил, глава ордена и сам не знал. Задать такой вопрос про бывшего раба, как он осмелился?! Все видели, в каком виде пришёл Шэнь Цинцю в орден. Такие вопросы больше походили на тонкое издевательство, он тоже решил травить брата, или его кто-то этому научил?!

Ци Цинци пришла со странным вопросом, где Лю Цингэ и не получал ли Цанцюн письмо от императорской семьи. Главе Юэ хотелось кричать: откуда такая скорбность ума?! На её пике учится сестра человека, которого она разыскивает, почему бы не спросить у Лю Минъянь. А про письмо — кто она такая, чтобы ей докладывать?! Но спорить не хотелось, Ци Цинци была из тех женщин, что способны устроить скандал на весь день. Так что, сухо ответив «нет» на оба вопроса, глава Юэ вернулся к своим письмам.

Когда глава пика Кусин раньше времени вышел из своей длительной медитации и заявился к нему, Юэ Цинъюань уже не удивился. А вот когда он, осторожно подбирая слова, начал расспрашивать о Шэнь Цинцю и о лечении демонической ци, глава Юэ не выдержал, он аккуратно отложил кисть — не хотелось повредить вежливое витиеватое письмо, над которым он трудился почти час, — он встал и молча указал вытянутой рукой на дверь, и только ци колыхнулась так, что задрожал писчий столик.

Остальных посетителей он запретил пускать. Ему надо сначала закончить с ответами главам орденов и смертным правителям.

* Хуа То, императорский лекарь *

Императрица была умна и деятельна, долгая дорога утомила её, но не лишала разума. Её не интересовали почести и славословия, она хотела узнать правду, и вместо того, чтобы ехать прямо к главному пику ордена, Цюндин, кортеж вслед за дорогой обогнул гору и последовал дальше, к пику Цинцзин.

Ещё подъезжая к Цанцюн, Хуа То догадывался, что просто не будет, но такого даже он не ожидал: тысяча больших и широких ступеней, ведущих к пику Цинцзин, была занята людьми. Они сидели, лежали прямо на ступенях и не собирались уходить, вместе с ними были дети, они спокойно бегали по лестнице и играли, даже домашние животные вроде собак лошадей или коз находились тут же, повозки сгрудились чуть в стороне у подножия. Все вели себя на удивление мирно, спокойно занимались своими делами, никто не ругался и даже не злился. Разительный контраст по сравнению с людьми на дороге.

Кортеж подъехал незадолго до полудня.

В свете высоко стоящего солнца высокие ворота отворились, и красивые парни в цветах пика Цинцзин вышли, держа небольшие кувшины в руках — Хуа То сразу узнал кувшины вечного потока, — но в них не было воды, а была питательная похлёбка, ещё всем раздавали небольшие баоцзы и духовный чай из другого кувшина.

Его проворный слуга быстро побежал вперёд и раздобыл еды на весь кортеж, посуды у них не было, но ученика Цинцзин это не остановило, он своей ци срезал бамбук на аккуратные стаканчики, дно которых закрыл листьям. И всё это он сделал только ци, даже не прикасаясь к бамбуку. Толпа смотрела внимательно, но не удивлённо, видимо, не только у них одних не было посуды.

А ученики Цинцзин, убедившись, что все получили еду, снова поднялись на самый верх и, взяв в руки гуцинь и пипу, наполнили лестницу умиротворяющим звуками. Даже дети и животные садились поудобнее и переставали бегать. Волшебство музыки завораживало, лекарь почти забыл, зачем он здесь. Музыка стихла, лишь бамбуковый лес шелестел в такт исчезнувшей мелодии.

Слуга наконец добежал вниз к карете императрицы и с поклонами подал добытую еду. Никто не посмел отказать, даже императрица её ела и даже хвалила. Музыка воистину волшебная — императрица была очень привередлива.

Вместе с едой слуга принёс и слухи: сегодня должен был появиться Шэнь Цинцю с учеником, чтобы отобрать больных на индивидуальное лечение.

Они так и остались в каретах у подножия, поэтому пропустили появление бессмертного.

Если бы Хуа То спросили, то больше всего было похоже, что Шэнь Цинцю ругался и явно не хотел быть здесь. За ним вплотную шёл крупный высокий мужчина с лицом головореза, но в цветах Цинцзин, тот улыбался глазами каждой реплике учителя и смотрел только на него, стараясь не пропустить ни слова.

Шэнь Цинцю совершенно не походил на бессмертного, он выглядел усталым и измученным, он тыкал пальцами в людей и раздавал небрежные команды, лекарь со всем своим опытом придворного не сомневался, что и его голос, которого на таком расстоянии не было слышно, был презрительным.

Не таким ожидал видеть Хуа То мастера, победившего демоническую ци.

Но людям Шэнь Цинцю нравился, они смотрели на него восхищёнными глазами. Даже императрица и её сопровождающие.

Вдруг громкий голос разорвал тишину:

— Демоническая ци! Откуда эта гадость? Кто её принёс?

Голос бессмертного, казалось, разносил сам пик Цинцзин, даже бамбук, стеной росший по обеим сторонам лестницы, зашелестел угрожающе.

Кто-то закричал, и на ступени перед всеми вытолкнули мужчину, на его спине была корзина, с которой слетела крышка, и на глаза перед всеми выкатился ребёнок с крыльями и хвостом.

— Убить демона! — Завопила толпа, мужчина поднимал сложенные в мольбе руки и попытался закрыть ребёнка своим телом.

В руках ученика появился меч, Хуа То не сомневался: маленького демонёнка нашла смерть. Вот сейчас один удар, и всё.

Толпа волновалась, плакали дети, и лишь Шэнь Цинцю стоял молча и испытующе глядел на демона, как будто всё время мира принадлежало ему одному. Бессмертный мастер даже встал на ступень выше, повернувшись так, что Хуа То мог видеть его лицо.

Лекарь не мог поверить: губы Шэнь Цинцю произнесли: «Интересно!», и ученик тотчас же вложил меч в ножны. Толпа выдохнула — кровавого зрелища не предвиделось,

Бессмертный мастер, глубоко задумавшись, провёл рукой в воздухе, и перед ним поплыл золотистой лентой ряд цифр, глаза мастера засветились зелёным, его ноги больше не касались ступеней, а с талии слетел пояс из цветков и закрутился в воздухе вокруг мастера причудливой спиралью.

Толпа охнула и отпрянула в стороны — очень своевременно, неудачников, что задержались, отбросило с пути бессмертного. А он даже не остановился.

— Учитель, надо закончить отбор и лечение.

Головорез в одежде ученика не проявил и грамма почтительности, но Шэнь Цинцю не убил наглеца на месте,

— Ах да, — Шэнь Цинцю растерянно окинул взглядом толпу и недовольно мотнул головой, — сначала надо всё почистить.

Хуа То не был бессмертным и не владел ци, но он мог поклясться, что тонкая нитка ци осторожно коснулась руки всё ещё распростёртого на ступени демона и сразу отпрянула.

— Можно попробовать, оставлять всё как есть тоже нельзя, — сказал задумчиво Шэнь Цинцю.

Он взял в руки гуцинь, и если музыка учеников утешала и успокаивала, музыка бессмертного проникала в душу, бережно очищала грязь и шелуху, дарила надежду, веру и силы.

А тёмное пятно демонической ци истаяло на глазах, грязным дымом растворяясь в воздухе, как будто постеснялось марать белоснежные ступени праведного ордена.

Чудо! Настоящее чудо! Все, включая императрицу, стояли потрясённые.

Шэнь Цинцю стал прежним, ступни снова стояли твёрдо на белых плитах ступеней, волосы больше не вились от невидимого ветра, взгляд больших глаз стал снова обычным. Но теперь Хуа То видел Великого Бессмертного Мастера, усталого и раздражённого и столь явно не выспавшегося, что хотелось самому встать рядом и снять часть груза с этих узких плеч.

А мастер ещё не закончил:

— Этих в лечебный лагерь, там посмотрим! — Кивнул он на демона и на мужчину с корзиной.

Ученики Цинцзин аккуратно, почти нежно помогли названным людям подняться, никто не шпынял даже демонёнка, их споро увлекли за ворота.

Толпа проводила пару завистливым взглядом.

Сам же Шэнь Цинцю прошёл первые десять ступеней вниз, люди пытались поцеловать полы его одежд, великий мастер только недовольно морщился, он касался всех: и детей, и мужчин, и женщин, некоторые от его прикосновения падали в судорогах и кричали. Толпа потрясённо молчала, наблюдая, как через раскрытые рты покидает тела демоническая ци.

Пройдя десять ступеней вверх, подойдя вплотную к воротам Цинцзин, Шэнь Цинцю снова повернулся лицом и раскинул руки, его ци прокатилась волной до самого низа ступеней, путая волосы и сбивая дыхание, а он сам, не дожидаясь, пока люди на лестнице придут в себя, встал на меч и мгновенно унёсся в сторону пика Цинцзин.

Ученики уходили следом, высокие ворота медленно захлопнулись за спиной последнего ученика, покинувшего лестницу.

Только тогда до сопровождающих императрицы дошло, что именно к Шэнь Цинцю они и ехали.

Понукаемые твёрдой рукой и раздражённым взглядом императрицы, они бросились вперёд, но было уже поздно. Напрасно они стучали в высокие ворота, напрасно грозили именем императора — стража, ученики и даже люди на ступенях только смеялись:

— Становитесь в очередь, вы уже пятые представители императора за три дня!