Маленькие трудности при написании великих книг (джен)

Если и был какой-то шум, осуждающие взгляды, многочисленные охи-ахи и демонстративное сожжение его книг прямо посреди площадки, то Гилдерой Локхарт их попросту не заметил. Не обратил внимания. Как можно было вообще смотреть по сторонам, когда вот она: стоит рядом и с робкой улыбкой, даже без намёка на осуждение в серых глазах, смотрит на него?!

В том, что это действительно Сюзанна Рид, он даже почему-то не сомневался. Кто ещё мог появиться в этом чёртовом зале, в эту чёртову минуту, когда весь мир и вся жизнь полетели к знаменитым и наверняка крайне уставшим от того, что к ним вечно что-то прилетает, магловским чертям? Только, пожалуй, та, что могла одним движением руки остановить этот самый мир. Мир, правда, довольно быстро пришёл в себя, и планета, как и события, завертелась с прежней, а возможно даже большей скоростью. Не пойми откуда взявшийся Маккой рванул к жене, на погружённой в гробовое молчание площадке раздался ворчливый голос Аластора Грюма, и Миранда Уэлш, уже малость отошедшая от шока, резко схватив Локхарта за руку, как собачку на поводке, потащила его к выходу.

Он не сопротивлялся — не было сил. Ни моральных, ни физических. Просто смотрел на Сюзанну, пока его тащили. Пока мир не вспыхнул всеми цветами радуги и его не выкинуло в каком-то лесу. Только тогда наваждение исчезло, и слова, упорно не желавшие ещё минуту назад произнестись, безудержным потоком хлынули наружу:

— Вы видели! Видели — это она! Я знал, я говорил! Я…

— Какого хрена там произошло! — рявкнула Миранда так, что птицы, испуганно заголосив, взлетели с деревьев. Подул ветер. Стало холодно. Гилдерой Локхарт окончательно очнулся и удивлённо, словно только заметив, оглянулся на лица стоявших рядом. Лица были… Лица, как лица, философски заметил инстинкт самосохранения, попутно пробурчав что-то о том, что чему быть, того не миновать и что лучше уж ужасный конец, чем ужас без конца. А потому, коли они все такие правильные, то пусть идут к Грюму стройными рядами. Адрес знают — не заблудятся! Инстинкт самосохранения, да, то самое вечно нудящее внутреннее я, до сего момента годами оберегавшее секрет поразительного успеха на поприще борьбы с привидениями, настойчиво советовавшее взвешивать все за и против, тщательно выверявшее каждое слово и жест, в своё время настойчиво советовавшее держаться от Хогвартса и его обитателей подальше, сейчас пребывал в совершенно невменяемом состоянии. Очевидно, вчера, выползая из своего подвала, который, как оказалось, был погребом, он выполз не один, а прихватив с собой пару бутылочек чего-то горячительного, что в данный момент и употреблял на пару с непонятным нечто, что с завидной регулярностью начало брать управление на себя. А потому ему было плевать на Волан-де-Морта, министра, войну и мнение Миранды Уэлш, которая стояла в опасной близости и с палочкой наперевес.

— Скажи мне, что у меня была слуховая галлюцинация или что это был очень хитрый план, смысл которого я просто не поняла.

— Это был план, — с готовностью подтвердил величайший врун магического мира.

— И?

— Ну, сработало ведь.

— Судя по тому, как она резко подпрыгнула, подозреваю, что либо ты открыл в себе способности доселе мне неизвестные — чему я, безусловно, буду рада — либо большая часть сказанного была правдой.

— Предлагаю вернуться к теме поиска…

— К магловскому чёрту мир, Британию, крестражи и Лорда, если он сейчас стоит у меня за спиной. Что. Ты. Сейчас. Там. Сказал.

— Он сказал, что тиранул ей память почти десять лет назад и на самом деле призрака замочила она на пару с какой-то старухой, — с готовностью повторил Блэк. — Странно, правда, что ты это не расслышала, раньше вроде на глухоту и плохую память не жаловалась.

Память у Миранды Уэлш была действительно хорошая, а уж количество нелитературных слов и оборотов, которые она знала и умело вплетала в свою речь, поистине впечатляло и могло с лёгкостью заставить смутиться даже магловского портового грузчика, если бы его случайно занесло не в родимый пакгауз, а в утренний лес. Собственно, именно с этим обилием слов они и имели честь в очередной раз ознакомиться, когда она после трёхсекундного молчания втянула в себя воздух и обрушила на них всю мощь великого, могучего и с этой стороны крайне мало знакомого родного языка.

Гилдерой Локхарт безучастно взирал на представшее перед ним зрелище, совершенно не обращая внимания на выверты и сравнительные обороты, что сыпались один за другим, причём преимущественно в его адрес. Смотрел, слушал и понимал, что, по большому счёту, ему всё равно. На душе впервые за долгие годы было легко, спокойно и на удивление тепло. Он бросил короткий взгляд на Блэка, который явно наслаждался эффектом своих слов, и на Мэтью, который лишь смущённо развёл руками, подтвердив ёмкое Грюмовское «если дороги уши, помни заклинание беруши, ну или не приближайся к банши, мандрагоре и сварливой ведьме».

Тем временем ведьма не унималась, они находились на окраине очередного безлюдного леса, и будущее как обычно не предвещало ничего хорошего. И можно было бы, конечно, в очередной раз порассуждать на тему того, как он, Гилдерой Локхарт, в целом крайне неглупый и весьма предусмотрительный волшебник, докатился до жизни такой, но ответ он знал. Вселенская справедливость, или как её там, выползла из спячки и пошла творить то, ради чего её так долго просили проснуться. Обидно, конечно, что чертовка ошиблась адресом, но тут уже ничего не поделаешь, наметившуюся уже как с год тенденцию к обрушению всех их планов и расчётов, видно, так легко не переборешь, а потому надо смириться, расслабиться и решить, что делать дальше. Разумеется, уже после того, как Миранда Уэлш в очередной раз выразит своё мнение, поскольку всё равно её, кроме Блэка, никто не переспорит и не перекричит.

За следующие неполные десять минут незадачливого писателя не только просветили о плачевном состоянии его бренного ума и рассудка, но и дали ценнейшие указания насчёт его дальнейшего жизненного пути, который начинался не где-нибудь, а в трепетных объятьях лучших колдомедиков Мунго. Только после их посещения Локхарту надлежало бросить всё, схватить перо и экстренно начать писать книгу с красноречивым названием «как потерять всё за пять минут». Причём слово «потерять» было литературной интерпретацией самого писателя, поскольку то слово, которое использовала агент, вряд ли пропустила бы даже самая либерально настроенная редакторская комиссия, отдающая себе отчёт в том, что оригинал куда полнее и ярче описывал произошедшее в школе чародейства и волшебства. Именно это не сильно литературное слово и заставило очнуться хранившую молчание троицу школьников, которым, к слову сказать, знать данное выражение вроде как не полагалось.

Вот что? Что бы он делал без Гарри? Без этого сумасбродного, взбалмошного мальчишки, который вот уже много лет привносит хаос пополам с неприятностями в его устроенную и безмерно прекрасную жизнь. Без него и его таких же взбалмошных, помешанных на торжестве справедливости друзей, которые не боятся тёмных волшебников, осуждения прессы и готовы рисковать жизнью ради других: будь то гиппогрифы, домовики или великие писатели, которые сделали один неверный шаг в далёком прошлом.

Гарри Поттер смеялся в лицо Пожирателям смерти, дерзил Волан-де-Морту, а потому и осадить литературного агента было для него делом пусть и сложным, но реальным. Тем более если рядом с ним его драгоценный крёстный, который также за словом в карман лишний раз не полезет, особенно когда речь идёт об одной слишком много берущей на себя дамочке, которая уже успела малость выдохнуться, дав возможность беспрепятственно разразиться ответной тирадой на тему, что это ещё очень большой вопрос, чьё тлетворное влияние привело к такому повороту событий.

Они лаялись минуты две, пока Рон не брякнул что-то. Что именно, Гилдерой, продолжающий отстранённо взирать на унылый пейзаж, не расслышал, но после этих слов Поттер, Блэк и Грейнджер замолчали и, разве что не синхронно вздёрнув носы, сложили руки на груди. Миранда замолчала также. Покачала головой, устало поморщилась и, прикрыв глаза, словно сдаваясь, чуть подняла руки ладонями вперёд. Блэк ободряюще похлопал незадачливого писателя по плечу, и внезапно снова включился звук.

— На случай, если ты, как и я, предпочёл пропустить мимо ушей её очередные стенания на тему, что она делает тут с нами, то с перевесом в три голоса мы сошлись на том, что, чтобы выяснять, кто тут дурак, мы должны как минимум услышать эту историю полностью, от начала и до конца. У нас всё ещё свободная страна, и, как только что нам всем напомнил Рон, даже самые страшные волшебники двадцатого века имеют и успешно пользуются правом в перерыве между убийствами рассказать присутствующим о тяжёлом прошлом, которое толкнуло их на столь кошмарное настоящее. Гарри в своё время при не менее драматичных обстоятельствах и при куда более ограниченном времени выслушивал меня, Хвоста, а Лорд, так вообще, мало того, что рассказывал три раза, так ещё и начинал с того ужасного дня, когда опечалил этот мир своим появлением. Даже сама миссис Уэлш, помнится, как-то поведала нам душещипательную историю, от которой даже Кикимер рыдал в свою наволочку, а потому будет несправедливо, если мы будем делать исключение.

Локхарт в ответ просто пожал плечами и… Его неполная биография, монструозный том, написанный ещё до знакомства с Гарри Поттером, занимал около тысячи листов. Примерно столько же занимала эпопея с привидением, а точнее её «официальная» трактовка. То, что он рассказал сейчас, с лёгкостью уместилось бы на пяти листах — и ещё бы осталось место для картинки с изображением ополоумевшего от страха волшебника, который удирает через ночной лес от призрака. Столь сильному уменьшению объёма способствовало не столько отсутствие привычного излишне яркого и насыщенного деталями описания, сколько безжалостное выбрасывание из повествования всего того, что было связано с героизмом, честностью, неподкупностью и прочими чертами, наличия которых в оригинальной истории у её главного героя не было и в помине. Именно поэтому рассказ начался не с книжек со сказками из магазина мистера Хобхауза и даже не с миссис Локхарт, предрекавшей единственному сыну блистательное будущее, он начался с маленькой статьи в Пророке, в которой обещали вдохновение. Продолжился встречей со старой школьной подругой, поздним ужином и тем, как его хитро заманили в столь искусные сети. Закончилось всё забегом по лесу с препятствиями, случайными словами незнакомого аврора и коротким заклинанием, которое ловко подвело итог событиям той ночи и положило начало всей этой длинной истории.

Миранда Уэлш слушала молча. Её лицо осунулось, румянец, ярко горевший на щеках, пропал без следа.

— Гил. Это ведь не конец истории, так? — тихо спросила она, когда было покончено с описанием расправы над беззащитной старушкой в её собственном доме. — Ты сказал, что стёр память Рэйчел, на тот момент ещё не Маккой, и какой-то старухе. В Верчвуде. В маленьком доме на отшибе селенья. Гил, я тебя прошу. Я тебя умоляю, пожалуйста, скажи мне, что это какая-то совершенно посторонняя женщина, которую ты видел всего один раз в жизни, в ту ночь, и после никогда с ней не пересекался.

Он уже открыл рот, чтобы успешно повторить это, как она добавила:

— А ещё не забудь уточнить, что она никак, нигде и никоим образом не связана с нашим дорогим, обожаемым и до крайности злопамятным министром магии.

Повисло тягостное молчание, которое и было ответом на её вопрос. Миранда Уэлш мрачно посмотрела на своего супруга, чуть ли не рыдающего от смеха на пару с Блэком, потом устало закрыла лицо рукой, тихо попросив продолжить эту во всех смыслах замечательную историю.

Гилдерой Локхарт продолжил. О том, где, как и с кем на самом деле провёл дарованный ею же перерыв во время презентации первой книги.

— Мерлин, почему? Почему я в это ввязалась? — прошептала она, когда с красочным описанием знакомства с министром магии было покончено.

— Потому что не хотела сдохнуть под забором от голода? — любезно напомнил недоманьяк, утирая выступившие на глазах слёзы. — Кстати, если мне не изменяет память, то муженёк Маккой не просто охраняет министра. Особо доверенное лицо, и тот его держит даже ближе, чем Скримджера с Грюмом. Вы же не хотите сказать, что…

Гилдерой Локхарт пожал плечами и с чистым сердцем вбил последний гвоздь в гроб надежды Миранды Уэлш на то, что всё обойдётся.

— Вот это я понимаю скелетик в шкафу с грязным бельём, — уважительно сказал Мэтью.

— А главное, эта история намного веселей и интересней той нудотени, что написана в книге, — поддакнул Блэк. По крайней мере, там я заснул на двадцать какой-то странице. На кой вам вообще потребовалось описание этой воющей твари на полсотни листов? Вот сейчас было нормальное описание: орущий призрак с огроменными зубами.

— Затем, чтобы читатель сразу понял, насколько опасной была эта тварь. Книгу делали с прицелом на зарубежный рынок, читатели которого вряд ли знают о наших местячковых кошмарах, — едва слышно прошептала агент, прежде чем поднять взгляд на посрамлённого героя. — Гил. Надеюсь, ты понимаешь, что теперь Лорд далеко не самая главная наша проблема.

— Ну…

— Нет, ты не понимаешь. Лорд нас просто убьёт. Ну, может, перед этим прочитает очередную пафосную речь о том, как он долго этого ждал, о том, как долго к этому шёл и какой прекрасный мир он будет строить, а после речи нас сравнительно быстро убьют, и если и будет какое изгаление над трупами, то нам будет уже всё равно. С министром ты так быстро не отделаешься. Я тебе больше скажу, вполне возможен такой вариант, что ты будешь умолять, чтобы тебя «подарили» лорду. На блюдечке с голубой каёмочкой и симпатичным бантиком на боку.

Гилдерой Локхарту не любил… ну хорошо, был у него в жизни период, когда ему нравились подобные украшения, но это было давно и всё это неправда, и Мэнди не нужно об этом опять напоминать.

— Может, обойдётся? — робко предположил Уизли.

— Ага, обойдётся, особенно после того, как мы обломали многоходовочку министерских, в которой они планировали макнуть мир в известную субстанцию, а теперь из-за этого признания их самих активно начнут туда макать. Вы же видели там Маккоя. Раз он там, то явно пришёл не маму с дочкой навестить, а по делам. Какие дела могут быть у начальника охраны министра магии в отрыве от министра магии. Никаких!

— Необязательно. В школе его племянники. Ну, по крайней мере один, — возразил Блэк.

— Да хоть по-прежнему два. Нужны они ему, тем более сейчас, когда такое вокруг творится.

— Начнём с того, что они первые всё это начали. То, что одна была несмышлёной девчонкой, а вторая — поехавшей старухой, не даёт им права творить такое.

— Закончим тем, что имело место заклинание второго уровня тяжести, — устало закончила агент.

— А они применили первое.

— С каких это пор обычная магия призыва стала равняться непростительным?

— А с каких пор натравливание на человека подобных тварей стало простительным? Даже Лорд своих ручных дементоров обычно не спускает с поводка просто так. Мой вердикт — невиновен. И всё сделал правильно!

— Неправильно, — возразила до этого молчавшая гриффиндорка. — Надо было…

— Нет, не надо было, Гермиона. Мы все верим в неподкупность Министерства магии и его представителей, в их кристальную честность и готовность пожертвовать всем ради торжества справедливости, но подумай сама, к чему это могло привести, вскройся всё тогда. Знаешь, в тот день, когда всё произошло и я отловил Хвоста на улице при куче свидетелей, он начал свой плаксивый концерт, в котором, рыдая, кричал, как он любил Лили и Джеймса и как я, такой плохой, мог их предать. Я тогда так смеялся. Ну ведь бред же?! Кто поверит, что я, ненавидящий свою семейку, считавшего Джеймса чуть ли не братом, ставший крёстным Гарри, в один момент перекрашусь и обреку друзей на верную смерть? Знаешь, что произошло потом? Меня забрали в Министерство и без долгих проволочек объявили убийцей. Лорд был уже повержен, его прихвостни разбежались и попрятались по углам. Их нужно было искать, ловить, но это требовало времени, а красивый заголовок для газеты нужен был «прямо сейчас». А потому никто из этих правильных и излишне честных представителей власти не вступился за меня. Всем было плевать на меня и мои слова. Мой смех так вообще приписали к тому, что я поехавший крышей маньяк. Единственный, кто вступился за меня хотя бы косвенно, — это… а вот угадай, кто?

— Дамблдор?

— Дамблдор был занят. Похитили Лонгботомов, а Министерство вцепилось в Гарри. Единственным, кто вступился за меня, был Аластор Грюм. Сказал, что по моей семейке Азкабан рыдает горючими слезами, но за мной лично кроме крайней безалаберности и желания лезть прямо в самое пекло он ничего не наблюдал. Он был единственным, кто требовал, чтобы мне дали хотя бы сыворотку правды, но Министерству нужна была очередная красивая картинка об успехах, и его отправили отлавливать пожирателей, а перед Дамблдором поставили выбор: либо он лезет в процесс выбора опекунов для Гарри, либо лезет в дело о моей причастности к гибели Лили и Джеймса. Директор передал Гарри Дурслям, минуя некоторые бюрократические процедуры, а потому уже на следующее утро на их пороге мог возникнуть работник в чёрной мантии и осчастливить избавлением от племянника. Не скажу, что родня Лили — это лучшее, что могло случиться, но, зная Министерство, только Мерлин знает, куда они отправили бы Гарри. С них бы сталось и Малфоям отдать, чтобы продемонстрировать их невиновность перед магическим сообществом и попутно поиметь на этом не одну сотню галеонов. Министерство не изменилось за эти годы. Что тогда, что потом, что сейчас. А потому, хоть я и считаю его книги… — Он кивнул на Гилдероя. — …дико скучной, слащавой, полной самолюбования белибердой, а её… — Он кивнул уже на агента. — …излишне самоуверенной, параноидальной, закомплексованной наседкой, которой только дай волю, и она не только будет решать, что тебе делать, но и думать за тебя, — тут они оба правы. Министр так это не оставит. Он и тогда отпустил Локхарта, только потому что враньё его более чем устраивало. Не соври Гилдерой тогда, ничем хорошим история для него не закончилась бы. Он и вывернулся из неё только потому, что, в отличие от меня, Гермиона, он прикинулся дурачком, который ничего не понял и который уже завяз в этой истории. Или ты думаешь, что наш министр узнал о произошедшем только в день выхода книги? Да он уже за утренним чаем знал что, куда и откуда. Но ребят своих прислал именно в день презентации. Знаешь почему?

— Чтобы мистер Локхарт сразу понял, что он теряет в случае, если начнёт говорить.

— Сложно прижать человека, у которого нет счёта в банке и недвижимого имущества, а если он к тому же неизвестен и его фамилия никогда не красовалась в почётном списке чистокровных семейств, то такой поворот не даст ни красивого заголовка, ни политических очков, — согласно кивнула агент. — Дом Локхартов был заложен, у Гила в кармане было не больше двух десятков галеонов. Он был никому не интересен, но возможность через эту историю подобраться к прабабке министра и заявить, что, прикрываясь его именем, она творила чёрте что, — это уже серьёзная опасность. В случае всплытия правды министр терял намного больше, чем приобретал.

— Ясно, — осторожно сказал Рон, переводя взгляд с Блэка на Миранду. — А… А что такое И.Р.А?

— Очередные маглы, которые чем-то там недовольны, — пренебрежительно фыркнула литературный агент. — Гил до своей знаменательной поездки проживал у миссис Астории Фрейминг, которая очень интересуется маглами. Живёт как магл, ведёт себя как магл, целыми днями слушает магловские новости. Наверное, там и нахватался таких словечек, а министру было всё равно, за что схватиться в качестве правдоподобного объяснения. Думаю, он просто хотел проверить, насколько сильным должно быть давление, чтобы Гил раскололся. Всё-таки поддержка очередных поехавших маглов — это одно, а вот несанкционированные эксперименты с привлечением ничего не подозревающих о том граждан — это совсем другое.

— Мог бы ему просто память стереть, — разочарованно заметил гриффиндорец.

— В том-то и дело, что не мог. Они упустили время, авроры прибыли раньше, и, очевидно, кто-то из них успел передать информацию о случившемся знакомым, а дальше всё пошло по цепочке, так что массовое стирание памяти и «ничего не было, свет Венеры отразился от чего-то там, и у вас случилась массовая галлюцинация» он сыграть уже не мог. Локхарт был тогда во всех выпусках новостей. У министра, конечно, длинные руки и есть профессионалы, но никогда заранее не знаешь, будет ли молчать накладывающий чары и захочет ли говорить другой профессионал, который их разглядит. А в том, что министр послал пару крепких ребят из личной охраны сбить спесь с героя, который разобрался с призраком, с которым не могли совладать несколько столетий, — это вполне нормально. Просто сбить спесь и тактично намекнуть, что нельзя забывать о руководящей роли министерства в жизни любого здравомыслящего волшебника. Если этот волшебник хочет жить долго и счастливо, конечно.

— Мир взрослых циничных волшебников, — с явным возмущением в голосе подытожила мисс Грейнджер.

— Он самый, — подтвердил Блэк. — В тот день, когда я попал к ним, я должен был не бороться за справедливость и не смотреть на министерских, как на скопище ополоумевших дегенератов, которыми они, конечно, были, раз им пришло в голову подобное. Если бы я рассматривал их как сборище тщеславных личностей, которые ради своей выгоды и красивой картинки для СМИ готовы отправить невиновного человека в Азкабан, то всё, возможно, было бы иначе. Так что повторюсь — невиновен.

— Да, и когда мы с Гарри пошли спасать Джинни, он сразу согласился нам помочь, — подтвердил Рон. — Хотя, наверное, мы странно тогда выглядели. Ну, когда пришли и сказали, что на всех нападает василиск и живёт он в туалете для девочек. И потом тогда, под Ивой. Позвал на помощь и снова пришёл нас спасать. И потом, ну, в финале кубка, как он отвлекал Пожирателей, пока Гарри сражался.

Гилдерой Локхарт смущённо отвёл взгляд, ему, конечно, даже несмотря на ситуацию, льстили сбивчивые дифирамбы от Уизли в адрес его храбрости, но вот его так называемое героическое отвлечение внимания пожирателей на себя мало чем отличалось от победы над призраком. Что там, что там он усиленно нарезал круги по пересечённой местности и думал по большей части о том, как бы спасти самого себя любимого.

— А остальные книги. В них правда или как здесь? — наконец спросил Поттер.

— Такая же правда, как в нашей книге про василиска, или в том, что мы написали про Сириуса и его «появление» в Хогвартсе. В основе правда, но некоторые детали заменены, а пара событий не упомянута вообще.

— А как насчёт истории… — Гилдерой очень опасался, что мисс Грейнджер вспомнит многострадального вампира и поднимет вопрос о том, что они такого сделали, что бедняга так на них обозлился, но ярую поборницу прав малых магических народов после упоминания о появлении в их жизни Сириуса Блэка куда больше заинтересовал страшный оборотень, то, что произошло на самом деле, и здесь Локхарту, к счастью, было где развернуться. Правда, Гриффиндорку не сильно обрадовал тот факт, что причиной превращения была банальная и крайне нелепая случайность, но то, что имя юной бедняжки осталось в секрете от «немного» предвзято относящегося к оборотням магического сообщества её более чем устроило. Всё-таки проведя столько времени рядом с вечно притягивающим к себе всеобщее внимание Поттером и не самыми кристально честными представителями журналисткой братии начинаешь совершенно по-другому расценивать неприкосновенность частной жизни.

— Давайте вместо рассуждения о драматических событий прошлого перейдём к суровому настоящему, — наконец предложил Сириус Блэк, — а то я как-то раньше даже гордился тем, что не дочитал ни одной из его книг, а теперь уже имею представление о сюжете минимум трети из них.

— Всё плохо, и мы умрём. Вот тебе моё видение нашего сурового настоящего и печального будущего, — мрачно заявила агент.

— Ничего ещё не кончено, — предупреждая начало очередной «светской беседы» между этими двумя, начал бывший великий герой, — надо просто немного изменить план. Вы, как и планировалось, в архив, а Нумергардом я займусь сам.

— Ты рехнулся? Это же…

— Мэнди, ты как-то хвасталась, что знаешь всё про всех, с кем я общался больше пяти минут.

— Кроме этой девки, письма которой ты начал прятать от меня, а теперь она сидит там, и я понятия не имею, кто она такая, но на вид ей явно не двадцать лет.

— Не важно, ты ведь собирала информацию про всех так.

— Вроде того.

— А ты, Мэтью, знаешь все сплетни.

— Лично знаком практически с каждым семейным скелетом в шкафу, — гордо ухмыльнулся специалист по копанию в чужом грязном белье.

— Отлично. Альбус Дамблдор, в его прошлом есть какая-то неприятная история сомнительного характера.

— Ну, я бы не сказал, что это…

— Это скелет, — фыркнула его супруга. — Самый настоящий скелет, и не в шкафу, а в чудесном маленьком гробике. Только при чём тут это?

— Что это было?

— В смысле?

— Это был несчастный случай, — уверено заявил Мэтью.

— Серьёзно? И откуда же такие сведения? — недоверчиво осведомилась агент.

— Я знаю, что там произошло, из самого надёжного источника, который только можно вообразить. Мы два года просидели в Хогсмиде! Я за это время узнал всё, что только можно, включая самые нелепые сплетни, слухи, и могу даже сейчас перечислить имена всех сорока кошек миссис Фишбах, а также рассказать, почему Принцесса терпеть не может рыжую Дженни.

— Сорок кошек?

— Да, сорок. Или ты думала, что кот Гермионы бегал в Хогсмид только помогать Сириусу? Да и потом, когда я был на побегушках у Лорда, выяснилось немало интересного. Это, знаете ли, был чуть ли не единственный плюс моего тогдашнего положения. Вынашивая свои мерзкие планы, им приходилось порой их озвучивать, и, если особенно везло, что-то оставалось в памяти.

Сомнение в глазах литературного агента было более чем очевидно, но спорить о достоверности информации, полученной из столь сомнительного источника, она не стала.

— Значит, ты думаешь, что войти в тюрьму может только преступник? В этом главная защита и причина почему никто, не может попасть внутрь, не рискуя задержаться там куда больше, чем планировал изначально. Так? Отлично. Нам хватило маленькой обмолвки в словах директора и вот уже не надо никуда идти, есть отличный план как попасть внутрь. Только есть маленькая проблемка, Гил. Ты никого и никогда не убивал!

— А воющая тварь?

— Накликающее смерть приведение было уже мертво — раз, тебе фактически вручили в руки оружие — два, это была самооборона — три, упокоение призрака в данном случае было вынужденной мерой, способствовавшей общему благу и спокойствию мирных граждан — четыре.

— Почему ты не была моим адвокатом — пять? — задумчиво пробормотал Сириус Блэк.

— Тебя бы тогда приговорили к поцелую без разговоров.

— С этим? Нет уж, лучше к дементорам.

— Очень смешно, Блэк, вижу, с дементорами ты действительно был в хороших отношениях, раз они ещё не весь твой юморок сожрали.

— Какая разница, стирание памяти и… и прочее всё равно считаются. Главное, что, в отличие от вас всех, я преступник, значит, как минимум внутрь попаду, — поспешил вмешаться в разговор Локхарт, предчувствуя, что ещё немного, и эти двое опять сцепятся в словесном поединке.

— А выходить как будешь? Это не просто навестить экс самого страшного тёмного волшебника. Ты как себе это представляешь? Постучишь в камеру, и — «Привет. Как дела? Сидишь? А я тут мимо проходил, дай, думаю, зайду».

— Мэнди, не утрируй.

— Утрирую? Я? Посмотрите правде в глаза и поймите наконец, что это не серьёзно. Пару часов назад мы планировали осторожное проникновение в архив иностранного министерства магии, и, может, в этом плане больше пробелов, чем пунктов, но он хоть есть. У нас есть человек, способный провести внутрь, есть понимание, куда идти и что искать, а сейчас вы говорите: плевать на всё, давайте выкинем эту часть плана и пойдём на свой страх и риск туда, куда никто в здравом уме не полезет.

— Лорд полез, — напомнил Блэк.

— Ага, а ещё несколько раз проиграл ребёнку. Величайший тёмный маг столетия, которому, видите ли, просто не повезло.

— А нам повезёт. Мы везучие.

— Везучие? И кого из здесь присутствующих можно назвать везучим? Тебя, Блэк? Ты-то как раз живая иллюстрация на тему, что бывает, когда излишне самонадеянные волшебники на ходу переделывают уже чей-то готовый план, а потом оказываются не в то время и не в том месте.

— План был нормальным. Я не мог знать, что мой друг окажется предателем! А насчёт места, то я был там, где нужно. Или ты забыла, кто дал Хагриду тот мотоцикл, чтобы он смог увести Гарри прямо из-под носа у министерских и передать его Дамблдору?

— Я забыла? Я как раз-таки очень хорошо…

Гилдерой Локхарт смотрел на эту детскую перепалку, которой с разными словами, но неизменной смысловой нагрузкой он любовался уже который месяц подряд. Не важно, из-за чего она начиналась, скатывалась она к выяснению, кто дурак, с завидным постоянством. Солнце меж тем уже давно высоко поднялось, и ему даже не надо было сверяться с часами, чтобы убедиться в том, что за бессмысленными разговорами они потеряли куда больше времени, чем ему бы того хотелось. Погони за ними пока не было, так что, судя по всему, что Лорд, что министр ещё малость не пришли в себя от столь занимательного поворота событий, а Дамблдор, как и обещал, держал круговую оборону и отказывался выкладывать правду об их местоположении даже под угрозой изъятия всего его годового запаса лимонных долек. Но это было временно, за столько лет на литературном поприще Локхарт чётко уяснил, что подобные новости распространяются с безумной скоростью. Время, и раньше не являвшееся их союзником, окончательно стало врагом.

Он ещё раз попытался привлечь внимание к тому, что нужно не ругаться, а немедленно действовать, но от него попросту отмахнулись. Это была последняя капля, которая переполнила казалось бы ставший бездонным сосуд его терпения.

Гордость, о которую весьма усиленно вытирали ноги последние месяцы, пнула скорчившееся в уголке самомнение и с надеждой воззрилась на пока безымянное, но упрямое нечто, которое нахально приобняло инстинкт самосохранения и с видом заправского пьянчужки, который уже дошёл до стадии истинно мужских «смотри, как я могу», приняло командование на себя.

Палочка появилась в руке словно из ниоткуда, да и заклинание произнеслось само собой. Он и не планировал делать молнию слишком сильной — лишний шум ни к чему, — но двое спорщиков отпрыгнули в разные стороны даже раньше, чем сверкнуло.

— И что это значит? — возмущённо осведомилась агент, поправляя растрепавшиеся волосы.

— Это значит, что сейчас — и вообще — командую я, миссис Миранда Уэлш, а вы подчиняетесь. И ты с ними идёшь в архив, а я иду в Нумергард искать крестраж. Если не нравится, можешь возвращаться в школу или прямо отсюда бежать в Австралию. Нам надо добыть ещё три крестража, о двух из которых мы не имеем ни малейшего представления. За нами, а точнее за мной персонально, сейчас, по твоим же словам, начнётся охота со стороны министра, а это значит, что у вас, пока я рядом, нет даже шанса на помощь с их стороны. Никаких убежищ, никакой информации, зато целая куча проблем. — Он посмотрел на ходячий магнит для неприятностей: — У них там накопилось слишком много вопросов, которые они захотят задать, так что лучшее, что я могу вам предложить, — это разделиться. Так хотя бы министерство вам не будут досаждать. Сумеете там что-то выяснить — хорошо, не сумеете — хуже не будет. Если крестраж там, то я его уничтожу на месте, если нет, то либо сам выберусь, либо вы меня вытащите позже.

— Дайте мне календарик, я отмечу этот день! — ошарашенно прошептал Сириус Блэк и, перехватив удивлённые взгляды, ничуть не смутившись, продолжил: — Что? У нас тут бунт на корабле, кто за смену капитана, поднимите руки!

Рука несостоявшегося маньяка недолго была единственной поднятой, после секундной заминки его примеру последовали гриффиндорцы. Все взгляды упёрлись в Мэтью. Тот, похоже, впервые за свою полною сомнительных приключений жизнь попал в столь трудное и щекотливое положение. Сбежать или как обычно отшутиться в данной ситуации даже ему было не по силам, так что он ещё раз взглянул на насмешливо ухмыляющегося Блэка, на писателя, который и не думал убирать палочку, и осторожно покосился на жену.

— Ну, вообще-то, Мэнди, Гил прав и… и вообще, мистер Хэтэуэй поставил нас с тобой как его помощников, а потому мы должны помогать ему и следовать его указаниям. А не наоборот.

— Тогда мы пойдём туда вместе!

— Нет, вы, как и планировалось идёте в архив.

— Планировалось, что мы пойдём туда искать информацию о тюрьме. Смысл туда идти, если ты несёшься вперёд?

— Она всё равно понадобится, на случай если я не смогу выбраться сам, а ещё вы будете искать информацию о том, что такое крестраж.

— Серьёзно? Только ради этого проникать на территорию суверенного…

— До нашего архива не добраться, в библиотеках ничего нет, и даже в самых страшных и самых тёмных книгах по магии нет ни строчки. Но где-то же должно быть? Где может храниться информация, о которой боятся писать в своих книжках волшебники, для которых проклятие чёрной смерти считается весьма занимательной разновидностью необратимых чар, а человеческие жертвоприношения — трудоёмкой, но важной рутиной? Скандал у нас уже и так есть, так что мы ничего не теряем, а информация нам нужна. Мы же не знаем, что ищем, всё, что нам известно, так это то, что их сложно уничтожить, они способны подчинять своей воле других людей, и то, что, пока цел хоть один из них, у нас нет шансов на победу. И хватит споров, мы торчим здесь уже не меньше двух часов. Все вместе вы справитесь и без меня, а туда могу войти только я. Сомневаюсь, что мелкие шалости Мэтью или твои большей частью надуманные преступления будут достаточным обоснованием для стража, чтобы пустить вас внутрь. А группа поддержки, на лужайке, мне не нужна.

— Хорошо. Хорошо, мы пойдём, проникнем, достанем, если повезёт, даже не нарвёмся на международный скандал, а Блэк не получит возможность сравнить нашу и зарубежную исправительную систему. Это всё хорошо и понятно, но всё это не отвечает на вопрос, что ты будешь делать, если попадёшь внутрь Нумергарда.

— Импровизировать, — пожал плечами посрамлённый герой, улыбнувшись своей знаменитой, удостоенной не меньше двух десятков наград, жемчужной улыбкой.

У Мэнди в её бездонной сумочке была масса вещей на все случаи жизни, от типично женских заколочек-булавочек до какого-то странного магловского оружия и бездонная пропасть самых важных вещей от флакончика со снотворным до возвращённой обратно черепушки со светящимися пустыми глазницами, вот только порт-ключа прямиком в камеру Грин-де-Вальда там, по понятным причинам, не было. Зато со словами в духе «я не подумаю — никто из вас не подумает!» она вручила ему практически всё, что у них было приготовлено для столь долгого путешествия, включая большую часть съестного, запасную палатку, пыталась даже впихнуть свой набор зелий, но Локхарт отказался, мотивируя тем, что он и свои ещё не израсходовал.

Его провожали так, будто он по-настоящему садился в тюрьму, а не просто намеревался заглянуть в неё на кружечку чая или что там дают вместо него заключённым. Мэтью даже нервно пошутил о том, что он начинает подозревать, что происходящее — излишне хитрый план его драгоценной супруги по сбережению священного писательского туловища от жёсткой и крайне циничной расправы со стороны министра магии. В конце-то концов, эти стены и третью магическую войну, если надо, выдержат, да и где-где, а там-то искать Локхарта точно никто не будет. В ответ на это Сириус Блэк со скорбным видом попросил не портить ему миг триумфа, которого он ждал, конечно, не двенадцать лет, но тоже достаточно.

Агент на эту болтовню даже не обратила внимания. Она вообще ни на что не обращала внимания ни во время сборов, ни во время проводов. Локхарт уже давно аппарировал в поисках приключений и неприятностей на все части своего бренного тела, а она всё продолжала одиноко стоять на том же месте, где в последний раз обняла на прощание своего непутёвого подопечного.

— Его убьют, — обречённо прошептала она, скорее почувствовав, чем увидев тихонько подошедшего со спины Сириуса Блэка.

— Нет, тебя же рядом не будет.

Взглядом, которым литературный агент посмотрела на жертву министерского произвола, можно было убить/проклясть/напугать до дрожи в коленях, но то обычного человека, а не того, кто всё детство провёл в семье самых что ни на есть тёмных волшебников, в школьной юности не слыл пай-мальчиком, а после провёл не один год в одной из самых страшных тюрем магического мира. Сириус Блэк лишь рассмеялся:

— Не-не, я не Локхарт, на меня эта штука не действует… Хотя постойте. На него она тоже больше не действует! Чувствуешь, а жизнь всё-таки налаживается!

Миранда Уэлш вернулась к созерцанию унылого пейзажа, тихонько пробурчав под нос, что охранявшие его дементоры были не только слепые и глухие, но ещё и крайне заботящиеся о своей фигуре. Иначе объяснить то, что за столько лет они не сумели дожрать любителя сомнительных шуточек, не представляется возможным. Блэк в ответ отшутился тем, что у неё и дементоров много общего, в частности начисто отсутствует чувство юмора. На этом перебранка закончилась даже не начавшись. Они стояли несколько минут в полнейшей тишине, прежде чем крёстный Гарри, осторожно начал: — Эта девушка, Сюзанна…

— Да.

— То есть мне не показалось, и вчера…

— Да.

— И когда ты устроила эту истерику на тему «мы все умрём», ты исходила из того, что она — это…

— Да-да.

— Ты ему не сказала.

— Сам-то тоже промолчал.

Она стояла к нему спиной и не видела, как на лице несостоявшегося маньяка появилась ухмылка, по ширине не уступающая той, что красовалась на его фотографиях с пометкой «сумасшедший и особо опасный».

— Когда придёт время умолять министра подарить нас лорду, проси, чтобы бантик был зелёным или, на худой конец, чёрным. Тёмные маги из приличных семей питают определённую слабость к этим цветам, так что, если нам повезёт и у него будет хорошее настроение, то он даже, наверное, не будет нас сильно мучить. Так, полуторачасовая лекция о прекрасном мире чистокровных волшебников и двухминутное круцио для галочки.

Миранда медленно повернулась к нахально усмехавшемуся маньяку-психопату и, с минуту неверяще изучив его лицо, наконец выдавила из себя:

— Ты находишь это смешным?!

— О да!