Эндшпиль (гет)

Январь 2000 года

Полдень по часам на белой башне

— Ты предал нас.

Люциус стоял у костра. Ему в спину смотрели сорок восемь пар глаз, и только Главный Охотник смотрел в лицо. Он был недоволен.

Когда-то, будучи Пожирателем смерти, Люциус был уверен: для успешной карьеры всегда нужно подстраиваться под настроение господина. Принимать вину, соглашаться, нести наказание. Если Лорд слишком зол — соглашаться и каяться, просить сохранить жизнь.

Вот где он ошибся. Вот когда он ошибся. Вот то, что сломало его жизнь, но осознание пришло слишком поздно. Нарциссе был нужен сильный мужчина, а он снова и снова прогибался. Хотел держать ее под контролем, но сам не контролировал свою жизнь.

Нарцисса его не любила. Лучше бы ненавидела. Нелюбовь хуже ненависти, ведь ненависть способна перерасти в страсть, а нелюбовь остается нелюбовью навсегда. Нарцисса хотела ударить побольнее? Ей удалось.

Теперь бесконечные споры со Снейпом, злость на Крокера и обида на Нарциссу — все это теряло смысл. В их разводе был виноват он сам. Нарцисса оказалась слишком смелой для него, слишком рисковой, чересчур сумасшедшей. Нарцисса была Блэк — смелая и гордая. Она всегда находила силы, чтобы плыть против течения. А он родился и вырос Малфоем — человеком, способным прогнуться под любые правила игры ради выигрыша в финале. У него не хватало смелости даже на то, чтобы выразить свою любовь. Признания всегда казались ему неудобными, слишком сентиментальными, не соответствующими его положению и еще Мордред знает чему.

Люциус мог объяснить Главному, что просто поддался моменту, соврать, что использовал Нарциссу, чтобы выведать правду о флаконе, попытаться убедить всех, что это он привел ее в горы. Только теперь ему впервые в жизни хотелось другого.

Смерть преподнесла Люциусу уникальный подарок — помогла увидеть свою истинную сущность глазами Нарциссы. И этот образ Люциусу не понравился.

Пора было что-то менять. Хотя бы здесь, сейчас. Если при жизни не получилось.

— Я вас предал, — ответил Люциус, и пещера эхом разнесла его слова.

Охотники застонали в голос, а Главный Охотник поднялся. Он был удивлен.

— Ты будешь наказан.

— А она? Ты отпустишь ее, когда узнаешь, что во флаконе?

— Я знаю, что это за воспоминание, Охотник.

Люциус обернулся. Остальные стояли неподвижно.

— Будете ее пытать?

— Как и всех до нее.

…Факел Нарциссы показался в полумраке. Она шла неспешно, аккуратно ступая по камням.

Охотники набросились на ее мысли. Они жадно впитывали новую информацию, даже по сторонам не смотрели. Воспользовавшись общим замешательством, Люциус рванулся вперед, выхватил факел из ее рук и повернулся к остальным.

— Любой, кто тронет ее, будет иметь дело со мной.

Охотники рассмеялись. Сорок восемь голосов прокатились по стенам пещеры громким эхом. Люциус махнул факелом — огонь уцепился за чью-то черную мантию, полыхнул. Охотник закричал скорее от удивления, чем от боли, и повалился на землю. Главный даже не двинулся с места, зато остальные бросились на помощь. Коллективный разум — коллективная глупость.

Люциус швырнул факел в толпу и потянул Нарциссу за руку вглубь пещеры.

— За ними! — прогремел приказ Главного Охотника, но Люциус и Нарцисса уже свернули в один из темных проходов.

Коридоры, коридоры, бесконечный лабиринт. Люциус надеялся, что не ошибся с выбранной дорогой. Вроде так, вроде сюда… Лишь бы не тупик.

Они бежали, падали, помогали друг другу подняться. А позади слышался стук шагов — сорок восемь человек бежали следом. Люциусу оставалось рассчитывать на то, что и сейчас никто из них не сообразит разделиться. Они всегда держались вместе, как свора. Безусловное достоинство Охотников сейчас превращалось в огромный недостаток.

Было темно. На какую-то долю секунды Люциус пожалел, что избавился от факела, но чутье не подвело.

— Ай! — вскрикнула Нарцисса, когда они выскочили на узкую, освещенную площадку. Коридор кончался обрывом.

Они стояли на заснеженной вершине, а внизу был только снег, снег, снег.

— Люциус?

— Тебе понравится.

— С ума сошел?

— Ты же каталась с горки в детстве?

— Да, но ты не катался.

— Научи меня. И поскорее.

— Уже не успею, — пробормотала Нарцисса.

Люциус сел на край, усадил ее перед собой, надеясь, что мантия Охотника будет хорошо скользить по рыхлому снегу.

— Вот они! — послышалась позади. Люциус оттолкнулся, и они полетели с горы. Руки горели огнем, ветер оглушал их, бил, царапал щеки, забивался в нос, не позволяя вдохнуть, и Люциус понял, что изодрал ладони в кровь. Плевать. Нужно было оторваться от погони, и Люциус надеялся получить отсрочку, пока Охотники решат, что делать дальше.

Гора кончилась обрывом.

Они взлетели и приземлились в мягкий сугроб. На мгновение Люциусу показалось, что он ослеп: настолько белым было всё кругом.

— Люциус. — Нарцисса схватила его за руку. — Ты в порядке?

— Да.

Он огляделся. Вокруг не было ничего, ни единого дерева или травинки, лишь снежное поле до самой линии горизонта. А что за ней, ему знать не хотелось. На вершине горы топтались Охотники, но спуститься не решались.

— Идем. — Люциус потянул ее под тот самый выступ, с которого они только что упали. Выступом оказался запорошенный снегом валун.

— Они не увидят нас и решат, что нам конец, да? Думаешь, не бросятся за нами?

— Охотники никогда не делают необдуманных шагов.

Нарцисса пыталась выгрести снег из сапог, из рукавов и карманов.

— Тетрадь! Её нет!

Она рванулась было вперед, но Люциус схватил ее за плечи.

— Стой! К Мордреду эту тетрадь! — Он развернул Нарциссу к себе. — Она больше не нужна.

Нарцисса медленно кивнула. Ее трясло. И Люциус точно знал, что это холод, а не страх. Он обнял ее, пытаясь согреть.

— Я всё еще тебя ненавижу.

— Или не любишь?

Нарцисса хмыкнула, утыкаясь в его грудь.

— Ненавижу.

— Спасибо.

— Дивная погодка. — Тихий голос Наблюдателя заставил их обоих вздрогнуть, а Нарцисса по привычке вынула из кармана палочку.

Наблюдатель посмотрел на них с лукавой улыбкой.

— Думаю, скоро снова снег пойдет.

Он вынул из кармана тетрадь и принялся что-то писать.

— Мы сделали ход? — спросил Люциус.

— Да. И Хранители с ходом согласны.

Люциус улыбнулся.

— Без участия Главного Охотника? — уточнила Нарцисса.

— Ход имеют право сделать Хранители или Охотники, ничего об исполнителях в правилах не сказано. А оппоненты должны согласиться или оспорить ход. Вот и всё. Хранители согласились. Сириус подтвердил.

— Сириус? — переспросила Нарцисса. — Он знает?

— Я объяснил ему всю суть хода. Он согласился.

— А Нарцисса всё еще Хранитель?

— Да. Часы отнесли ее к Хранителям. Должности изгнанников у нас нет.

Наблюдатель спрятал тетрадь за пазуху.

— Приятного дня.

И он исчез.

— Почему ты ничего не сказал о том воспоминании? — спросила Нарцисса.

— Сначала не был уверен, что это мое воспоминание. А потом… я просто не успел.

Она кивнула, уселась на снег и посмотрела на него.

— Не думала, что ты решишься. Я о том, что случилось в пещере.

Люциус промолчал. Сказать ему было нечего.

— Искатель, ты знаешь, что делать дальше? Здесь становится холодновато.

— Мы пойдем к маяку, — решительно заявила Нарцисса. — Если ты знаешь, как нам отсюда выбраться.

Люциус ухмыльнулся.

— Знаю.

* * *

Повезло, что коня можно было призвать в любой момент и в любое место. По крайней мере, так говорил Люциус. Когда они вышли из укрытия, черный конь уже стоял поодаль и ел снег.

Нарцисса подошла ближе.

— Как у тебя это получилось?

— Никак. Он просто появляется и исчезает. Это всё. Если б я знал, что бывают такие удобные лошади, то построил бы в мэноре конюшню.

— Как его зовут?

— Никак. Просто Конь.

Нарцисса взглянула на него с осуждением.

— У него должно быть имя.

— Вообще-то обычно Конь всем внушает ужас. Тут уж не до кличек.

— Я — не все.

— Ну разумеется, — Люциус погладил коня. — Давай, ставь ногу в стремя.

Нарцисса подчинилась. Села верхом и подвинулась ближе к холке. Люциус уселся позади нее. Седло не было рассчитано на двоих, потому было жутко неудобно, но выхода не было. В любом случае, ехать с Люциусом было гораздо спокойнее, чем пару часов назад с неизвестным ей Охотником.

Конь принялся подниматься в гору. Всё происходящее казалось Нарциссе неестественным. Конь, который скачет по горам и не ломает ноги, бывший муж, которого теперь трудно назвать бывшим. Минувшая ночь очень усложнила их отношения, так что теперь она сама не могла подобрать им название.

— Как раз ты — можешь. Ты знаешь, как это называется. Сама придумала.

— Ничего я не придумала.

— Я еле нашел это в словаре.

Нарцисса улыбнулась и покрепче вцепилась в седло.

Дорога заняла не больше часа. Бескрайние снега постепенно сменились лугами, Нарцисса увидела у подножья гор деревню, из которой не так давно ушла. Жители заметили всадника и теперь наверняка гадали, куда едет Охотник и где его обычные спутники — другие наездники и свора адских псов.

Они обогнули деревню, проскакали по лесу, галопом промчались мимо белой башни — неизвестно, что могло ожидать их там теперь. Проехали по мощеной дорожке мимо кирпичных домиков, взобрались на холм и остановились. Внизу шумел океан — сине-зеленые волны накатывали на песчаный берег.

Люциус указал куда-то в сторону.

— Вон он.

Маяк — белая башня с поперечными черными полосами, дверью и единственным окном — стоял где-то на самом верху. Под крышей горело пламя. Маяк должен освещать путь кораблям, причаливающим к берегу, но Нарцисса подозревала, что никаких кораблей тут нет и в помине.

Они спешились уже на берегу. Конь остался, к маяку они направились пешком. Нарцисса сразу заприметила одинокую фигуру, сидящую в тени, но лишь подойдя ближе, поняла, кто это.

Наблюдатель в костюме из серого льна сидел у маяка на песке и смотрел на океан. Рукава рубашки и гачи штанов были закатаны — солнце палило нещадно. Нарцисса давно скинула теплую мантию и теперь жалела, что не сменила сапоги на туфли.

— Не ждал вас так скоро.

— Мы решили провести отпуск на побережье, — отшутился Люциус.

— И чего же вы хотите?

Ответа у Нарциссы пока не было. Она устало опустилась на песок, а Люциус сел рядом. Ей нужно было подумать. Искатель никогда не ошибается, потому они и приехали сюда. Нарцисса чувствовала — это был конец пути.

— У вас есть вопросы?

— Да, — ответил Люциус.

— Нет, — одновременно с ним сказала Нарцисса.

Люциус удивленно приподнял бровь и уточнил:

— Нет?

— Нет, Люциус.

— Как скажешь.

Он перевел взгляд на океан. Молчание затягивалось. Наблюдатель нетерпеливо фыркнул.

— Вы пришли искупаться? Что ж, прошу.

— Мы пришли, потому что… — Нарцисса закусила губу, пытаясь понять, каким должен быть их следующий…

— Ход. Я хочу сделать ход, — перебил ее Люциус. Нарцисса едва заметно улыбнулась. Ее больше не тревожило то, что он живет в ее голове. Теперь это придавало уверенности.

— Интересно. — Наблюдатель посерьезнел и вынул из кармана свою тетрадь.

Он перелистывал страницы и ждал, а Люциус молчал, будто прислушиваясь к ее мыслям. Нарцисса прочертила на песке глубокую полосу и теперь наблюдала, как канавка заполняется водой. Словно две песчинки на безграничном пляже, они с Люциусом встретились ради того, чтобы спустя двадцать лет оказаться здесь, на берегу, чтобы сделать ход, от которого зависела судьба магического мира. Две песчинки, какими бы маленькими они ни были — часть единого целого.

Трифолиус. Верни его, Люциус. Он — наш единственный шанс.

Люциус посмотрел на нее.

— Я хочу, чтобы Трифолиуса вернули.

— Что? — Наблюдатель поднялся и взглянул на него сверху вниз. — Это не по правилам.

— Да? — Люциус тоже поднялся, а Нарцисса осталась сидеть. Она была уверена в своем решении, как никогда раньше.

— Я…— Наблюдатель выглядел растерянным. — Мне нужно свериться с тетрадью.

Он принялся листать ее, пробегая взглядом по строчкам. Люциус коснулся руки Нарциссы, и она переплела их пальцы.

Не волнуйся. Это правильный выбор, Люциус. Мы должны были сделать именно это, я чувствую.

— Ничего подобного правила не предусматривают, — пробормотал Наблюдатель.

— Значит, запретов нет? Трифолиуса вернут?

— Но прецедентов не было.

— Всё бывает впервые.

Наблюдатель помолчал немного.

— Я должен спросить разрешения у Хранителей и поставить в известность Охотников. Ты можешь сделать свой ход, Люциус Малфой.

Наблюдатель спрятал тетрадь за пазуху и исчез.

Нарцисса какое-то время смотрела на пустое место перед собой, потом повернулась к Люциусу.

— Как думаешь, Трифолиус знает, где ключ?

— Иначе его не удалили бы.

Они замолчали.

Волны набегали на берег, уносили песок и камни, приносили ил и ракушки. Бесконечный круговорот. Океан отдавал, берег забирал, берег возвращал долги, а океан их принимал. Вдруг одна из волн замерла, остановилась, словно задумалась, но так и не ожила больше. Нарцисса вздрогнула.

На берегу появились двое мужчин, похожих как две капли воды, только один из них шел по песку, а второй ехал на лошади. Наблюдатель и Главный охотник. Они подошли ближе, Охотник спешился и взглянул на Люциуса с улыбкой.

— Вот так, да?

Люциус приподнял бровь, будто намереваясь ответить что-то язвительное, но Охотник рассмеялся. Этот смех был пугающим и настолько неестественным, что Нарциссе стало не по себе. Будто Охотник не смеялся много-много лет.

— Ты возвращаешь Трифолиуса, чтобы узнать, где спрятан ключ, Люциус?

— Да.

— И что ты станешь с ним делать, а? Что ты будешь делать с ключом? Отдашь его нам?

Люциус молчал, Нарцисса тоже. Она не знала, что будет дальше, но чувствовала, что всё делает правильно.

Стоявший чуть поодаль Наблюдатель тоже улыбался.

— Ты надеялся, что я поступлю иначе, Главный? — Люциус больше не выглядел усталым, будто наконец получил то, за чем гнался долгие годы. Нашел свою цель.

— Вот как ты заговорил! Что ж, я рад, что мне или ей… кому-то… в этом мире удалось тебя изменить. Ты правильно поступаешь, Люциус. Правильно. А мы хотим лично увидеть финал игры.

— Игра, игра… Я устал слышать это слово! — не выдержал Люциус. — Для вас это всё игра, а мы застряли здесь, мы хотим уйти!

— Это игра. И не только для нас. Скоро здесь появится тот, кто ее придумал.

Словно по команде, на пляже появился еще один человек — низенький, полный, с растрепанными волосами. То и дело спотыкаясь и чертыхаясь, он промакивал потеющий лоб платочком и причитал:

— Ну почему в такой жаре?! Почему здесь?! Лучше бы в горы! Надо было поставить проклятый маяк в горы.

Главный Охотник покачал головой:

— Прекращай этот балаган, Часовщик. Ты прекрасный актер, но мне так надоели эти маски! Долой их! Мы в одном шаге от победы.

— Всё-таки вы? Или я? По-моему, об этом нужно спросить Нарциссу.

Нарцисса не верила своим глазам. Часовщик же был мертв, истекал кровью. Она видела, как синеет его кожа, как стекленеют глаза, ее руки, и мантия, и всё вокруг было в его крови. И вот теперь он стоял здесь живой и здоровый.

— Вы живы.

— Ну разумеется. Я хотел расшевелить Хранителей. Ждал интриги! Вы оба разочаровали меня. — Он многозначительно глянул сначала на Нарциссу, потом на Люциуса. — Где моя интрига? Слишком легкая победа.

Люциус хмыкнул.

— Думал, мы не поладим?

— Что-то вроде того. Думал, твоя натура возьмет верх, и ты приведешь ее к Охотникам, а они сделают с ней то, что делали многие сотни лет с каждым пленником. Жаль, что они так и не сумели добраться до Старейшин.

Сотни лет?

Нарцисса вдруг увидела картинку целиком и полностью, рассмотрела все детали. Мозаика сложилась.

— Вы — Нафрин и Чизизи.

Она повернулась к Наблюдателю и Главному Охотнику, и те рассмеялись в голос.

— Смышленая. Часовщик, я же говорил, что моя пешка умнее твоей, что мой ход станет решающим, — сказал Чизизи. — Я не зря привел ее в Арку.

— Если бы не мой ход, ее бы здесь не было, — насупился Часовщик. — Это я выбрал Малфоя. Я привел его сюда! Думаешь, приятно выслушивать его пьяное нытье по три раза в день. Да еще и в облике занудливого профессора. И ты думаешь, так просто перекидываться в собаку?

Нарцисса взглянула на Люциуса. Тот смотрел на нее с тоской и усталостью. Он тоже всё понимал. Целиком. Всё безумие происходящего.

— Это была игра, — прошептал он. — Всё это была игра. Вы играли нами, будто живыми куклами. Мы не смогли бы выйти отсюда, да? Даже если бы отыскали ключ.

— Шахматы, Люциус, шахматы. Эта аналогия удачнее, — заметил Чизизи.

— Но зачем?

— Потому что мой сын — Слисер — совершил самую большую ошибку. Он позволил Смерти вновь меня поймать. И чтобы обрести свободу, мне пришлось сыграть с ней в шахматы. Самую долгую в мире партию, партию длиной в несколько сотен лет.

Нарцисса застыла. Шахматы со Смертью? Теперь она смотрела на Часовщика, не в силах произнести ни слова. Значит, вот такая она — Смерть?

Часовщик рассмеялся.

— У меня тысячи лиц, поверь мне. Но таким я себе нравлюсь больше всего. Простой человечек. Как каждый из вас.

Нарцисса молчала.

— И каким должен быть итог этой игры? — вступил Люциус.

— Если выиграют белые — Хранители, то я заберу души Чизизи и Нафрина с собой, навсегда. Я буду владеть ими и распоряжаться так, как мне заблагорассудится, — начал Часовщик. — Они станут моими ангелами, если пожелаете, моими всадниками, моими… какие там еще аналогии встречаются у людей? Лодочники? Неважно. Если же выиграют черные, Чизизи будет свободен. Захочет — будет жить, не захочет — обретет вечный покой по ту сторону маяка. Остался всего один ход. Мы уже видим, что игра подходит к концу. Шах и мат. Только вот кому из нас? Вы оба дошли до конца. Охотники сделали свой ход, и мы вернем Трифолиуса. Да о чем я? Уже вернули. Вон он идет!

Часовщик указал на босоногого подростка, который брел к ним от маяка.

— Ты мог сделать другой ход, Люциус, — вкрадчиво продолжил Часовщик.

— Мог, но я должен был исправить всё, чем ваши игры аукнулись в магическом мире.

— Ты стал альтруистом, — рассмеялся Часовщик. — Невероятно. Как смерть меняет людей!

— Просто у меня есть что терять, — огрызнулся Люциус.

Нарцисса ощутила, как крепко он сжал ее пальцы, и сжала руку в ответ.

— Итак, вон ваш Трифолиус. Вот маяк. Осталось одно — открыть дверь. Где ключ? У вас есть ключ? Вы догадались? — поторопил Часовщик.

Трифолиус остановился рядом с ними, посмотрел на Люциуса, потом на Нарциссу и покачал головой.

— Дак ведь дверь не заперта. Нужно было просто дойти до конца, знаете? — он вздохнул устало. — Пройти через их шахматное поле. Там, в комнате на вершине белой башни, большая шахматная доска с малюсенькими фигурами. Это мы все. Мы двигаемся с клетки на клетку. Хранители против Охотников. Сириус был уверен, что Хранители сами решают, какой ход сделать, только всё было не так. Часовщик и Главный Охотник всё контролировали, подталкивали нас к верному ходу. Они придумали роли для всех, кто попал в Арку. А чтобы у пешек не было своей воли, они дали нам цель. Хранители — благородные, честные, справедливые. Они верят, что защищают мир живых от мира мертвых. Охотники — жестокие, хитрые, эгоистичные — они искали способы уйти из этого места. Их ограничивал страх. Они никогда не задавали вопросов, не говорили «я», только — «мы». Разве вы не поняли? Нет никакого ключа, нет мира мертвых, всё это просто игра…

Часовщик кашлянул.

— Я бы попросил не говорить о том, чего не знаешь. Мир мертвых есть. Думаешь, моя работа двигать по доске шахматные фигурки? Ха. Да я здесь свободное время провожу. Со скукой справляюсь.

Трифолиус замолчал, глядя на него с презрением. На отца он был совсем не похож — темноволосый, сутулый и худой, челка спадала на глаза. От его слов Нарциссу бросило в жар.

Игра? Она шла сюда с рождения, каждый шаг в ее жизни не был случайным — и всё это только для того, чтобы оказаться пешкой в игре двух безумцев?

— Делайте ход. Не могу больше смотреть на этих…— пробормотал Трифолиус и отвернулся.

— И я одержу победу, — поторопил Часовщик. — Мальчишка прав. Делай свой ход, Хранитель.

Нарцисса вновь взглянула на Чизизи.

— Как же вы допустили это? Ведь верят в свое особенное предназначение, думают, что спасают мир живых, боятся беспокоить мир мертвых. Уж вы-то… Вы ведь человек!

— Минули сотни лет, Нарцисса. Я растерял всё человеческое. Сам не знаю, кто я теперь. Что я теперь, — прошептал Чизизи. — Всему приходит конец. Я так устал от этой игры. Уже неважно, как именно она закончится. Лишь бы закончилась.

Всё это было неправильно, неправильно, но очевидно. Следовало открыть дверь и шагнуть в неизвестность. Игра будет закончена, Хранители победят, а… А что будет с остальными?

— Что будет с игроками?

— Они все давно мертвы. Отправятся туда, где им следует быть. — Часовщик раздраженно топнул ногой. — Давай же, ходи.

— И я тоже? Мы все умрем?

— Отправитесь в мир мертвых. Мальчишка тут наговорил всякого. Но, уверяю, он существует. Вы — шахматные фигуры. А что случается с фигурами, когда партия закончена? Они отправляются в коробку.

— То, как вы играете с людьми… Меня от вас тошнит. — Люциус казался потерянным.

— Мне это говорите вы? О, Люциус! — Часовщик рассмеялся. — Надо будет навестить вас как-нибудь в мире мертвых. Думаю, общие темы у нас найдутся.

Что-то останавливало Нарциссу, в глубине души она ощущала неправильность, ненормальность происходящего. Она просто не могла сделать этот ход, не должна была.

Искатель никогда не ошибается.

Она встретилась взглядом с Люциусом. Такие родные серые глаза. Она видела, как они смеются, как плачут, видела ярость и злость, видела отчаяние и раскаяние. Теперь в них была лишь усталость.

— Иди…— Он расцепил пальцы. — Я отпускаю тебя. Ты ведь поняла, да? Жизнь вела нас к этому моменту. Наше знакомство, встреча на министерском приеме, разрыв твоей помолвки и наша свадьба, ссоры из-за Блэка, из-за темного Лорда и пустых мелочей, рождение Драко, смерть друзей, наш развод и твоя свадьба… всё это. Даже Северус, которого я так часто видел во сне в последнее время. Всё ради одного: чтобы ты могла выиграть в этой игре. Они ждут сотни лет. Сделай это, Цисси! Они очень устали.

Нарцисса кивнула. Что-то жгло щеки, и она не сразу осознала, что это слёзы.

— Но ведь не всё было спланировано? Невозможно спланировать чувства.

— Это то, что случилось вопреки чьим-либо планам, — прошептал Люциус. — Пожалуй, я должен быть благодарен самой смерти за то, что свела нас. Без тебя я… — Люциус осекся и закусил губу.

Продолжения не требовалось. Читать его мысли Нарцисса не могла, но была уверена, что знает, о чем он думает.

— Но мы же встретимся, да?

— О, дорогая, этот вопрос не ко мне. — Люциус улыбнулся. — У Смерти спрашивай.

Часовщик помассировал виски и поторопил:

— Да, да, встретитесь. Письма друг другу слать будете. Только быстрее. У меня разыгралась мигрень.

Шаг, еще шаг. Семь-восемь шагов до маяка, а казалось, будто она идет уже очень и очень долго. Всю жизнь.

Драко… Как же так? Она будет скучать, очень скучать по нему. Так много всего не успела: попрощаться с Солом, пригласить гоблинов, чтобы отреставрировали фамильный склеп, купить синие розы в розарий, взять на руки внука…

Искатель никогда не ошибается. Никогда. Тогда почему же сейчас кажется, что этот ход неправильный?

Нарцисса замерла на пороге, разглядывая причудливые барельефы, обрамляющие дверь. Вот два брата сооружают огромную пирамиду, вот мальчик строит замок, а здесь Поттер убивает василиска в Тайной комнате. Обратная сторона Арки. Дверь здесь и не дверь вовсе, а тонкое полотно, вибрирующее от самого легкого дуновения ветра. Как этого не заметили те, кто сюда приходил? Как этого не видел Сириус? Или им эта дверь казалась самой обычной, раз они были слишком далеки от победы?

Нарцисса всмотрелась в глубину темного полотна, и на мгновение показалось, что оттуда на нее смотрит Северус Снейп — совсем еще подросток, растрепанный и черноволосый, настолько худой, что на лице, кроме глаз и носа, будто ничего нет.

— Можно я искупаюсь? Можно?

Нарцисса улыбнулась.

— Вода холодная.

— Тогда и ты не ходи. Откажись от хода.

Нарцисса отпрянула, видение пропало.

— Я отказываюсь от хода.

— Не-е-ет! — выкрикнул Часовщик. — Так нельзя! Нельзя!

— Можно. — Наблюдатель хмыкнул. — Можно, прецедент уже был. И ты дал на это добро. Я внес корректировку в правила. Всё законно, если нужно, я найду запись.

— Ничего мне не нужно! — Часовщик плюхнулся на песок. — Поздравляю тебя, Охотник. Игра была напряженной.

Люциус уже знал, что ему нужно сделать, Нарцисса видела согласие в его глазах.

— Я отказываюсь от хода.

— Что? — Часовщик вскочил и ткнул пальцем в Наблюдателя. — Ты видел? Видел? Что теперь?

Наблюдатель молчал.

— Мы оба отказываемся от всех дальнейших действий, — уточнила Нарцисса. — На многие сотни лет, если пожелаете. Или сколько нам отмерено?

Люциус обнял ее за плечи.

— Это значит, что игра продолжается? — вмешался Охотник.

Он побледнел и выглядел теперь намного старше, как дряхлый старик.

— Тайна-то ваша уже раскрыта, — отозвался Трифолиус. — Игра сыграна вничью, вот как это называется.

Он смотрел то на Чизизи, то на Нафрина, то на Часовщика, будто надеялся, что они поймут. Хоть кто-то из них поймет.

Часовщик поднялся, глядя на Нарциссу с усмешкой.

— А вы избавили меня от скуки, знаете? Мало кому это удавалось. Ничья так ничья. Прочь с глаз моих!

Он вдруг стал расти, меняться. Простой клетчатый костюм превратился в черную мантию, пухлые пальцы — в белые кости. Смерть стояла перед ними во всем ее великолепии.

— Спасибо за игру, — прошептала она.

Что-то хрустнуло, зашуршало, будто ветер гнал по земле пергамент или в печной трубе застрял маленький зверек. И потом пришла темнота.