Коллекции загружаются
#литература #психология #длиннопост
По мотивам недавнего сообщения Jlenni - https://fanfics.me/message355671 Любопытный пост о «Трех мушкетерах», который наводит на мысли о том, как делается литература, и не только… Один из самых беспроигрышных ходов в литературе – «парные» герои. Я не о «пейрингах» типа «Ромео и Джульетта» - с ними всё ясно. А о персонажных дуэтах с сильной связью, превратившихся в своеобразный литературный миф. Есть два противоположных варианта таких связей. Первый – герои-двойники. По «происхождению» бывают двух типов. Во-первых, двойник возникает в результате отречения героя от себя самого, от части своей личности – в той или иной форме: от совести (Вильям Вильсон у Э.По, Раскольников), от души (Дориан Грей), от характера (Голядкин в повести Достоевского «Двойник»), - хотя бы даже от такой «мелочи», как собственная тень («Удивительная история Петера Шлемиля» А. фон Шамиссо). Думаю, про хоркруксы можно даже не упоминать… В «Невероятной истории доктора Джекила и мистера Хайда» герой решает, что цель оправдывает средства (расщепление личности). Правда, цель в таких случаях имеет обыкновение тоже распадаться – в данном случае даже на 3 составляющие: то, что герой внушает себе («во имя интересов науки»), то, что движет им в действительности (тщеславие), - и на подсознательные импульсы, требующие реализовать темное, социально неприемлемое и усиленно подавляемое начало собственного «я». В «Преступлении и наказании» Раскольников вслед за убийством проваливается в кошмарное забытье - и видит после одного из своих пробуждений Лужина, а после второго – Свидригайлова, причем этот последний произносит странные и на фабульном уровне не мотивированные слова о том, что он узнал Раскольникова. Эти мрачные тени его души приходят к герою словно из его собственного сна, как фантомы в «Солярисе»: - Ну, не сказал ли я, что между нами есть какая-то точка общая, а?.. Давеча, когда вы тут лежали, я тут же и сказал себе: «Это тот самый и есть!» - Что это такое, тот самый? Про что это вы? – вскричал Раскольников. - Про что? А право, не знаю про что… - чистосердечно, и как-то сам запутавшись, пробормотал Свидригайлов. Если первая группа двойников возникает за счет распада «целого», то вторая группа - за счет дублирования. Среда штампует одинаковые оттиски с общей матрицы. Таких героев много у Гоголя: Иван Иванович и Иван Никифорович, Бобчинский и Добчинский, «дама просто приятная» и «дама, приятная во всех отношениях». Замечательно, что тождественность вызывает, казалось бы, неадекватно сильную эмоциональную реакцию. В «Сонате дьявола» Ж. де Нерваля: Подали знак, и, когда музыканты откинули головы, чтобы взять первый аккорд, все с ужасом увидели, что у всех троих одно и то же лицо. Трепет прошел по всему собранию… Дублирование связано с размыванием и уничтожением личности. Если что-то человеческое сохранилось, герой отчаянно цепляется за шанс хоть как-то оградить свое «я» от растворения в однородной среде. Не случайно наиболее выигрышным в психологическом плане местом роли Бобчинского в «Ревизоре» является эпизод, когда он робко просит Хлестакова: - Как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство, или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский. Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский… Да если и государю придется, то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский. На фоне резко негативной темы двойничества особенно заметно, насколько иначе обстоит дело с другим типом тесно связанных между собой персонажей, для общего обозначения которых нет специального термина. Прежде всего, такие пары (а иногда подобной связью соединены трое или четверо персонажей) производят оптимистическое впечатление, даже если произведение в целом обладает драматическим пафосом и / или завершается смертью героя («Дон Кихот», «Властелин Колец»). Что важно: все наиболее знаменитые литературные «союзы» составлены из носителей различного, иногда диаметрально противоположного жизненного опыта и мировоззренческих позиций (отчасти это соответствует тому, что в соционике называется «дуалы»). Часто (хотя не всегда) они разводятся по критерию «идеалистическое / прагматическое отношение к жизни», а по функции в сюжете связаны либо дружбой, либо отношениями типа «инициатор – спутник», «хозяин – слуга» и т.п.: • Дон-Кихот и Санчо Панса • Робинзон и Пятница • Мистер Пиквик и Сэм Уэллер • Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак • Том Сойер и Гек Финн • Шерлок Холмс и доктор Ватсон • Фродо и Сэм • Айс и Фэйт - но про них отдельная песня)) Двойники вызывают тягостное ощущение мира стандартизированного и обезличенного, как кошмар (будь то Бобчинский и Добчинский – или персонажи любой антиутопии). Хотя, казалось бы, что может быть лучше: у всех одинаковые вкусы, одинаковое мнение – а вот…. А «дуальные» герои ничуть не похожи. Они нередко спорят. Они часто не понимают друг друга. И вместе с тем… прекрасно друг друга дополняют. (Речь идет, конечно, о несходстве особого рода, при котором несовпадения имеют не конфликтную, а комплементарную природу - иначе мы получаем пародийную пару типа «Остап Бендер и Киса Воробьянинов».) Роль второго героя вначале часто представляется чисто служебной, но по сути таковой не является. Более того, в ряде случаев (Сервантес, Диккенс и пр.) с появлением «спутника» масштаб главного героя резко укрупняется, притом отнюдь не за счет появления выигрышного «фона». Свихнувшийся на рыцарских романах пожилой испанский идальго так же, как тщеславный и глуповатый английский джентльмен, значительно вырастает, соприкоснувшись с иным взглядом на жизнь, нежели свой собственный. При этом не всегда легко понять, кто кому способен преподать более серьезный урок. Здравый житейский смысл Санчо и Сэма получает заслуженную оценку у их хозяев, а идеализм Дон-Кихота и Пиквика, в свою очередь, вызывает подчас восхищение у их слуг. И тем не менее каждый из них остается при своей истине. Нельзя даже сказать, что их позиции сближаются к финалу: это, скорее, некое взаимное понимание. Дружба четырех мушкетеров держится прежде всего на их полном несходстве. В содержательной статье Л.Е.Баженовой Д`Артаньян проводится аналогия с четырьмя временами года, составляющими в единстве завершенный годовой цикл. Можно также вспомнить здесь и о четырех стихиях: воздух – земля – вода – огонь (Атос – Портос – Арамис - д′Артаньян): они образуют и описывают собой всю мыслимую реальность, но лишь постольку, поскольку каждая из них способна сохранить в этом союзе свое «лицо» и свою самостоятельность. Мне кажется очень интересной параллель, которую в исходном посте провел vendillion : д'Артаньян - это Гриффиндор, Портос – Хаффлпафф, Атос – Равенкло, а Арамис - Слизерин. Дружить «по-настоящему» способен каждый из них, но на свой собственный манер. Хогвартс, таким образом, тоже задуман как самодостаточная сущность – однако лишь при условии, что 4 факультета найдут все-таки общий язык (к чему постоянно призывает Дамблдор), не потеряв в то же время своей уникальности. Похожий принцип лежит и в основе мира Этерны. К началу основного повествования между главами Домов царит полное непонимание, даже вражда – и это уже признак глубочайшего кризиса. Даже там, где, казалось бы, отношения между партнерами совершенно неравноправные, наблюдается этот эффект «обратной связи»: наставляя Пятницу, Робинзон невольно обнаруживает, насколько ограничен был до сих пор его собственный взгляд на вещи, и даже приходит к новой для него и достаточно дерзкой мысли о том, что Бог будет судить свои творения не по формальному исповеданию веры, а по чистоте их совести. Другой персонажный дуэт со сходным распределением ролей – Холмс и Ватсон. Их литературными предшественниками принято считать героев детективных рассказов Э.По, но там второй герой лишен собственного лица, характеристики и призван выполнять чисто служебную функцию. А попробуйте «вычесть» из конан-дойлевского дуэта Ватсона – и «шерлокиада» утратит половину своего обаяния. Сам Ватсон достаточно скромно оценивает свою роль в их дружеском союзе как стимулирующую, и Холмс вроде бы разделяет эту точку зрения. Но в тексте там и сям рассеяны реплики, указывающие и на нечто иное. Ватсон – не только ненаблюдательный и шаблонно мыслящий обыватель, оттеняющий интеллектуальное превосходство Холмса; не только представитель восхищенной аудитории, аплодирующий виртуозу; даже не просто надежный друг, на чью преданность всегда можно положиться. Это один из тех людей, на которых, в конечном счете, держится жизнь и без которых лишилось бы смысла самое существование и работа гениального сыщика - воплощение устоев не просто «старой доброй Англии», ближе к концу цикла уже уходящей в прошлое, а устоев самого мира: «Эх, старина Ватсон! В этом переменчивом веке вы один не меняетесь». Литературное двойничество связано либо с темой распада, смерти - либо с темой мертвой механической повторяемости, то есть опять-таки смерти. Напротив, взаимная толерантность «дуальных» персонажей неизменно вызывает оптимизм как доказательство способности людей понять друг друга, как свидетельство того, что даже противоречия и несовпадения могут быть продуктивны, что истина складывается из точек зрения, по существу не столько враждебных, сколько дополняющих одна другую. Убедиться в этом для человека важнее и полезнее, чем питать бесплодные и, главное, опасные иллюзии, будто возможно установить окончательную, единую для всех истину слова или факта. Л.Витгенштейн объяснял с этих позиций даже существование четырех евангелий: «Бог дозволил рассказать о жизни Богочеловека четырем людям, каждый из которых говорил иное и вступал в противоречие с другими, с тем, чтобы букву не наделяли большей верой, чем она заслуживает, и сохранял свои права Дух». Очень хорошо сформулировано это и в романе Г.-К.Честертона: - Мы с тобой, различные во всем, как мужчина и женщина, мы притязали на одно и то же… Когда настают темные и смутные времена, мы с тобой оба необходимы – и оголтелый фанатик, и оголтелый насмешник. Мы возместили великую порчу. Мы подарили нынешним городам ту поэзию повседневности, без которой жизнь теряет сама себя. Для нормальных людей нет между нами противоречия. Мы – два полушария мозга простого пахаря. Насмешка и любовь неразличимы. Храмы, воздвигнутые в боголюбивые века, украшены богохульными изваяниями. Наполеон Ноттингхильский В другом романе Честертона - «Возвращение Дон Кихота» - возникает вариация сервантесовского «дуэта». Дон-Кихот и Санчо, хронологически открывающие ряд знаменитых «друзей», вообще часто становились более или менее сознательным ориентиром для авторов. Назову еще пару примеров. В романе Г.Грина «Монсеньор Кихот» потомок ламанчского рыцаря, по прихоти судьбы сделавшийся епископом, странствует по Испании со своим приятелем-коммунистом, отставным мэром Тобосо, причем оба без устали спорят по всем мыслимым вопросам. Почему они вместо этих бесплодных споров просто не разойдутся в разные стороны? Монсеньор Кихот внезапно понимает это во сне, где видит, как Христос сходит с креста и толпы людей, воочию убедившихся в его божественной природе, единодушно и одновременно падают перед ним на колени: и его ученики, и римские центурионы… Все ясно – никакой двусмысленности, никакого повода для веры. Весь мир со всею очевидностью понимал, что Христос – сын Божий. Это был всего лишь сон, конечно, всего лишь сон, и тем не менее, проснувшись, отец Кихот почувствовал, как ледяная рука отчаяния сжала ему сердце – такое чувство овладевает человеком, внезапно осознающим, что он выбрал профессию, которая никому не нужна, и что он вынужден жить в своего рода пустыне Сахаре, где нет места ни сомнению, ни вере, где все убеждены в истинности лишь одного верования. И он неожиданно для себя вдруг прошептал: - Господи, избави меня от такого верования. – Затем, услышав, как ворочается в соседней постели мэр, машинально добавил: - И его тоже. – И только после этого заснул. Еще одну – кинематографическую – версию сходного сюжета представляет собой удачный и очень популярный на родине франко-итальянский сериал о священнике доне Камилло и его дружбе-вражде с мэром-коммунистом Пеппоне, снятый по циклу рассказов Дж. Гуарески. Эти рассказы, изданные в 90 странах мира, были только недавно переведены на русский язык, потому что их автор (во время войны, кстати, сидевший в нацистском концлагере) вместе с тем был антикоммунистом. Но никто не увидел бы этого по его книге. Очень точно выразился переводчик русского издания: «Гуарески рассказывал не о коммунистах, а о том, что голос сердца побеждает любую идеологию, застящую миру глаза, и не о католиках он говорил, а о голосе совести человека». А комедийный мини-сериал о доне Камилло (в главных ролях – великий французский комик Фернандель и известный итальянский актер Джино Черви) в культуре Италии занимает примерно такое же место, как у нас, допустим, «Неуловимые мстители». Национальная киноклассика. Он состоит из 5 серий: Маленький мир дона Камилло (1952) Возвращение дона Камилло (1953) Дон Камилло и депутат Пеппоне (1955) Дон Камилло – монсеньор… но не слишком (1961) Товарищ дон Камилло / Дон Камилло в России (1965) Планировалось и продолжение этого популярнейшего цикла. Но когда Фернандель скончался, Джино Черви отказался сниматься с другим актером. Наверное, пора закругляться. Если тут есть поклонники Burglars' trip, про Айса и Фэйта выложу отдельно. И вот та самая тёплая парочка – священник и мэр-коммунист. Рекомендую: 26 января 2019
32 |
nordwind Онлайн
|
|
Netlennaya
В мои-то годы не знать Фернанделя... 😀 Впрочем, кажется, именно этот фильм я впервые увидела лет 15 назад. И не успокоилась, пока не нашла торрент и не скачала его себе... 1 |