Самое поразительное, что никто не удивился, когда я прямо сказал, что я из другого мира. Удивлялись моей одежде из необычно плотной ткани и со множеством карманов, высказали одобрение моим добротным армейским берцам, но никого не смутило, что я иномирянин. Я уже было заподозрил, что я тут не первый такой, но меня быстро разочаровали – других чужаков из иных миров здесь не встречали.

И надо признать, что это всё же не сон. Мне это не снится, я реально попал один чёрт знает куда. И теперь надо что-то делать. Чтобы выбраться, нужно, наверно, вернуться в то место, через которое я сюда попал, но из захваченных там повстанцев в живых остались только Ралоф и ярл Ульфрик, но и те не знали точно, где случилось нападение, потому что их отряд заблудился в метели. А все легионеры, которые участвовали в засаде, погибли в Хелгене.

- Эй, чужак, - хриплым голосом окликнул меня один из мужиков, уже проснувшийся и грызущий соломинку, - здоров же ты спать. Как тебя зовут-то?

- Федя, - таким же хриплым голосом ответил я и закашлялся, - Фёдор.

- Фьодор, - повторил мужик. – Слухай-ка меня, Фьодор, нужно кому-то сходить в Вайтран, сказать тамошнему ярлу, что тута дракон, и что Хелген он порушил и спалил.

- Я не знаю, где Вайтран. И ярла не знаю.

- А больше нема кому идти. Ты один тута не при деле. Мы с мужиками пойдём в Хелген, смотреть, что тама осталось, может, добро какое спасти можно. Ну там, из подвалов. Тутошние мужики к обороне Ривервуда готовятся, если дракон вернётся, им не до того. А ты свободен.

- Да я хожу еле-еле!

- Ничё, как расходишься, так и иди. Тута недалече, всего два перевала и одна дорога. Утром выйдешь, к вечеру будешь на месте.

Недалеко, мысленно хмыкнул я, так, мелочи, два перевала с больной ногой. Пустяки. Да тут местные суровые мужчины каждое утро ломают себе обе ноги и устраивают забег на десять километров.

- Хадвар в Солитьюд пойдет, - задумчиво сказал другой мужик с сильно подпаленной рыжей бородой, - хай и ентого забирает. По дороге всё одно.

- Слухай, Фьодор, - встрял и третий, молоденький, лет семнадцати, со свежим шрамом через лоб, - а ты того… Это не ты… ну-у… дракона вызвал?

Ага, конечно, с собой приволок. В кармане.

Однако мужики восприняли его слова всерьёз и забеспокоились, в их взглядах появилось подозрение. Вот тут забеспокоился и я, потому как мне не известно, как тут относятся к… подозрительным личностям. Головы вчера рубили просто, как дрова, и что им мешает зарубить таким же топориком и меня? Или сжечь на костре, как еретика? Помнится, в нашем средневековье это была рутинная процедура.

- Нет, я дракона не вызывал. Я за вином шёл, мимо меня проскакали Штормовки, потом на меня имперцы напали. И всё. Я ещё только… э-э… рёв слышал, да.

Тяжело всё же говорить на чужом языке. На своём я бы выразился гораздо экспрессивнее, а здесь дай бог хотя бы основную мысль донести.

Насчёт рёва я не приврал, разве что выразился не совсем точно. Сразу после падения с лошади и до того, как я потерял сознание, я слышал нечто вроде взрыва, даже не взрыва, а словно бы какой-то выкрик и ударную волну. Вот здесь описать свои ощущения я затруднился бы даже по-русски.

- Ты пытался перейти границу, так? И попал прямо в имперскую засаду, как и мы, как и этот ворюга, пытавшийся сбежать в Сиродиил…

Говорил он… на странном языке. Не на русском, и уж тем более не на казахском или алтайском, в которых я ни в зуб ногой. Язык больше походил на шведский, который я худо-бедно знал и через пень-колоду мог изъясняться, потому что по работе часто приходилось мотаться с командировками в Швецию. Это был не шведский язык, просто какой-то похожий на него. Может, норвежский, хрен его знает, похож норвежский на шведский или нет?..

- Ты, - писец посмотрел на меня, - ты кто?

- Фёдор… Фёдор Слободин…

- Капитан, такого нет в списке.

- Что значит нет? – она уверенно развернула к себе «тетрадку», потом оценивающе посмотрела на меня. – Вот описание совпадает, - ткнула она и скомандовала:

- Олле из Морфала, шаг вперёд!

Никто не вышел.

- Не пытайся дурить легионеров, Олле из Морфала, - отчеканила капитанша, холодно глядя на меня.

- Это не Олле, - вступился за меня кто-то из моих товарищей по несчастью.

- Олле убили, когда мы нарвались на засаду, - поддержал его другой.

- Молчать, пленники! Олле из Морфала, покинуть строй, - отрезала она.

Ну, вот. Теперь я какой-то Олле из какого-то Морфала.

- Ты как? – подошёл ко мне Хадвар, когда я отдыхал, сидя на земле и привалившись спиной к колесу телеги.

- Живой. Нога не болит, голова не болит, это хорошо.

На самом деле, побаливали и то, и другое, просто жить уже не мешали и особых неудобств не доставляли.

- Это хорошо, - согласился со мной Хадвар, садясь рядом со мной на землю. – Слушай, скажи всё же, как тебя на самом деле зовут?

- Фёдор меня зовут.

- Значит, ты не Олле из Морфала?

- Нет, я не Олле из Морфала.

- И ты действительно из другого мира?

- Да.

- Я хочу сказать тебе, что если ты не хочешь лишних проблем, не говори никому, что ты из другого мира. Сейчас люди в шоке после нападения дракона, и явись сюда сам Тайбер Септим, они воспримут его появление как нечто само собой разумеющееся. Но когда они придут в себя, они вольно или невольно доставят тебе немало неприятностей.

- Я это понимаю. Но что мне отвечать, когда меня будут спрашивать, откуда я? Например, я буду говорить, что я из Ривервуда. Но когда-нибудь я встречу настоящего жителя Ривервуда, и он поймёт, что я вру.

- А ты говори, - посоветовал легионер, - что ты из Хелгена. Если будут задавать вопросы, отвечай, что не хочешь говорить о своей жизни там, потому что ты потерял всех своих родных, и тебе больно вспоминать.

Хм, и как я сам про такой вариант не додумался? Я ведь долго ломал голову, как мне представляться, чтобы не вызывать нездорового интереса у окружающих, а до такого простого и, в общем-то, безотказного решения не додумался. В Хелгене жило пять тысяч человек, то есть они все друг друга знать не могли. Хелгена уже нет, в живых осталось только пятнадцать процентов его населения, и ничего не будет странного в том, если встреченный мной «соотечественник» не будет меня помнить.

- Акцент, – сообразил вдруг я. – Он меня выдаст.

Легионер хохотнул:

- Фьодор, в Скайриме все говорят с акцентом. Каждиты – с эльсвейрским, альтмеры – с саммерсетским, а у нордского языка много диалектов, и на твой выговор никто не обратит внимания.

- Спасибо, Хадвар, - искренне поблагодарил я, - я воспользуюсь твоим советом.

Я сначала подумал, что это шутка. Спросил у мастера, потом у двоих местных стражей, наконец у ярла, действительно ли эти штуковины, которые назвать катапультами язык не поворачивается, используются как оружие, а не как декорация в театре. Меня в четыре голоса уверили, что это самые что ни на есть боевые машины. Я обошёл вокруг одной из них, приценился и предположил, что максимум такая машина может метнуть снаряд в пять килограмм, а метательный рычаг ломается после десятого выстрела, на что стражники подтвердили, что десять выстрелов – это предел возможного.

Нет, я знал, конечно, что здесь дремучее средневековье, но как-то не предполагал, что настолько…

Метательный рычаг в этой «катапульте» крепился в раме вертикально и намертво, и метание снаряда происходило исключительно за счёт сгибания и последующего разгибания этого рычага. По сравнению с этим тот факт, что метательный рычаг заканчивался ложкой, а не пращой, было уже малосущественной деталью. Неужели за столько веков существования здесь цивилизации никто не додумался до торсиона или противовеса? Ладно, торсион – луки-то здесь есть… Кстати, арбалетов я до сих пор так и не встретил. Но луки есть, и неужели здесь не нашлось местного Кулибина, который додумался бы сделать большой композитный лук и поставить его на станок? А там уже и до баллисты недалеко.

- Ярл, - я повернулся к ярлу Балгрууфу, - здесь требюше, онагр, баллисту знают?

Собственно, как названия этих метательных машин звучат на нордском, я не знал, но прикинул, что эти термины во всех европейских языках должны иметь похожее или по крайней мере узнаваемое произношение, но ярл уверенно ответил, что ему известна только баллиста, которая, однако, много лет уже не используется, потому что утерян секрет её изготовления. Вызванный им мастер-оружейник повторил слова ярла.

- Торсион, - без особой надежды спросил я, - знаете, что такое?

Нет, не знали.

Я ещё раз осмотрел раму и рычаг катапульты. По-хорошему, требюше более эффективно и долговечно, чем онагр, но катапульту с такой конструкцией проще переделать в онагр. Я спросил у ярла разрешения поковыряться с этой машиной, он согласился, пояснив, что толку от этих машин почти нет, так что если я одну из них испорчу, ничего не изменится.

Где-то за год до моего попадания сюда один мой знакомый реконструктор попросил меня сделать им на какое-то их очередное мероприятие «что-нибудь метательное». Мол, раз я умею станки чинить, то создать требюше для меня должно быть вообще плёвым делом. Угу, конечно. Я отбрыкивался долго, но в конце концов после пива, запитого шардоне и заетого вискарём, согласился. То есть, сам факт своего согласия я не помнил, но наутро, когда я более-менее очухался после вчерашнего, Кирюха предъявил мне бумагу за моей подписью, где я торжественно клялся всеми богами, что построю требюше в самые кратчайшие сроки... Литературы тогда пришлось перерыть уйму, но в итоге моё требюше действительно стреляло метров на сто пятьдесят. И вот сейчас мои знания о метательных орудиях, приобретённые тогда и ещё не окончательно выветрившиеся из головы, неожиданно пригодились.

Я смутно помнил, что отношение массы онагра к массе конского волоса, необходимого для его торсиона, составляет где-то десять к одному. На глаз масса вайтранской катапульты составляла сотни три килограмм, значит, верёвок для торсиона понадобится килограмм тридцать. Я объяснил мастеру-оружейнику, что мне надо, и для наглядности смастерил макет онагра. Мастер заинтересовался, вспомнив, что что-то подобное он уже видел в Хай Роке, только это было давно, лет двадцать назад.

Двое подмастерьев приволокли верёвок из конского волоса, мы с мастером, который оказался бретонцем и которого звали Хавьер, сняли метательный рычаг с рамы и просверлили в ней отверстия для верёвок. Пока подмастерья примеривались, как закручивать верёвки, мастер осмотрел метательный рычаг, убедился, что он не высох и не изогнулся за время бездействия, спилил с него ложку и вбил в его конец два крюка: один для постоянного закрепления пращи, другой – для временного. Как именно должны были крепиться эти крюки, я не помнил, но это можно будет потом проверить на опыте.

Через пару часов торсион из конского волоса был закручен, и в него был вставлен метательный рычаг. Одному из подмастерьев было велено обивать стопорную балку, о которую при выстреле должен будет ударяться метательный рычаг, войлоком, а мы с мастером и другим подмастерьем принялись обсуждать устройство воротного механизма, который должен был после выстрела пригибать метательный рычаг к земле. Потом к нам присоединился кузнец Йорлунд, потом ещё какой-то щуплый костистый данмер. К вечеру мы сообразили небольшой ворот, соответствовавший размерам онагра, к концу рычага прикрепили металлическое кольцо, а к раме – подвижный крюк с привязанной к нему верёвкой; когда рычаг пригибался к земле, кольцо цеплялось за этот крюк, а когда требовалось выстрелить, воин дёргал за верёвку и выдёргивал крюк.

Испытания новоиспечённого онагра проводили уже утром следующего дня. Машину две коренастые скайримские лошадки по пандусу втянули на стену, а подмастерья натаскали камней для снарядов. Первые три выстрела были неудачными, потому что свободный конец пращи отцеплялся или слишком рано, в результате чего камень улетал вверх и падал всего в нескольких метрах перед машиной, или слишком поздно, и он улетал под машину. Когда мы подобрали нужный угол изгиба крюка, выяснилось, что торсион плохо закреплён, и рычаг ходит в нём. Когда было исправлено и это, онагр наконец-то выстрелил, и зрители восторженно заорали и зааплодировали. Трёхкилограммовый снаряд улетел вперёд метров на сто пятьдесят, что для Скайрима было фантастической дальнобойностью. Конечно, стой наш онагр не на десятиметровой стене, а на равнине, дальность полёта снаряда была бы куда скромнее, от силы метров сто, но и это в любом случае было значительно больше сорока метров, на которые были способны местные катапульты.

Запас прочности наш онагр показал равным восьмидесяти выстрелам; на восемьдесят втором метательный рычаг с громким треском переломался пополам. Последующий осмотр показал трещину и в стопорной балке, наполовину порвавшийся торсион и разболтавшийся стопорный крюк. Мастер решил, что машину ещё есть смысл восстанавливать, потому что опорная рама цела, а остальные детали можно заменить. Я прикинул, что оставшиеся четыре катапульты мы превратим в онагров за два дня, а нападение Ульфрика может состояться и через неделю, и через две – по крайней мере, так оценивали местные военные аналитики. Лично я на месте Ульфрика нападал бы как можно скорее, пока гарнизон Вайтрана не успел получить подкрепления из Солитьюда, и поэтому промедление в недели казалось мне странным и нерациональным. Но если так, то у меня останется время соорудить небольшое требюше, примерно соизмеримое с местными катапультами, и попробовать изготовить порох.

Через шесть дней у нас было уже пять онагров (точнее, четыре с половиной, потому что наш первый долго не должен был протянуть), и ручное требюше с небольшим противовесом. Требюше это мы с Хавьером собирали скорее как макет, чем как реальное орудие. Для рывка на этом требюше требовалось десять человек плюс ещё один заряжающий, но он метал камни весом до десяти килограмм на сто пятьдесят метров – это с десятиметровой городской стены, и имел скорострельность шесть выстрелов в минуту. Хотя наш макет долго продержаться был не должен – мы его столько раз перераспиливали и пересверливали, подбирая оптимальную конфигурацию, что конструкция потеряла первоначальную прочность.

А вот с порохом ничего не получилось. Для его изготовления, насколько я помнил, нужно семьдесят пять процентов селитры, пятнадцать – угля и десять – серы, ну или примерно в таких пропорциях. Хотя возник вопрос, проценты считать от массы или от объёма вещества. С углём проблем в Скайриме не было, сера использовалась в некоторых лечебных мазях, добывалась в горячих серных источниках южного Истмарка и тоже диковинкой не являлась. А вот объяснить местным алхимикам и шахтёрам, что такое селитра, я не смог: мало того, что я не знал перевода этого слова на шведский или на нордский, так ещё и не мог внятно описать, как селитра выглядит. Белая, кристаллическая, минерального происхождения – и всё. Соль тоже белая и кристаллическая и минерального происхождения. Так что от пороха пришлось отказаться, по крайней мере, пока. Вместо этого часть снарядов для онагров обмотали промасленной тканью – чтобы поджигать перед выстрелом. Конечно, зажигательный эффект важнее при осаде, а не при обороне, но в любом случае, такой снаряд будет действенней, чем обычный камень. Правда, для стрельбы ими пращу придется смочить водой – иначе мы рискуем сжечь собственные метательные машины.

Вечером шестого дня разведка донесла, что войско Ульфрика находится на расстоянии примерно половины дневного перехода от Вайтрана. Значит, утром следовало ждать нападения.