#писательство #русский_язык #длиннопост
О том, как используется абзац в художественном тексте. За неимением своих шедевров показываем на чужих!

Абзац — это тоже синтаксис. Но справочники его употребление не кодифицируют, останавливаясь на уровне предложения: абзац слишком тесно связан с контекстом. И вот тут возникает проблема, которую современный лингвист (Л.М.Кольцова) определяет так:
При чтении ухо, условно говоря, превращается в глаз. Смысл устного высказывания уточняет интонация; на письме эта задача ложится во многом именно на абзац.
Абзац — главный способ смысловой репрезентации текста средствами пунктуации. Это стратегия чтения, предлагаемая автором. И вдобавок один из самых важных инструментов экспрессивного синтаксиса — наряду, как ни странно, с точкой.
Вот только корректор не будет расставлять в вашем тексте абзацы и точки (если, конечно, это не корректор из «Золотой розы» Паустовского).
Так что эта задача обычно ложится на автора. И тут бывает всякое.
Не будем брать крайний случай, когда текст, как колбаса, механически рубится на равные ломти (примерно то же самое, что расставлять запятые через равномерные промежутки). Тут можно только с траурным видом снять шляпу.
Но даже соблюдение формального принципа — отделять «новую тему» и прямую речь — не всегда уместно. Это дает плавную интонацию, спокойно текущее и эмоционально нейтральное в синтаксическом плане повествование.
Что нередко вполне подходит к данному тексту. Нередко не подходит совсем.
И часто можно сделать лучше.
Как и все синтаксические явления, абзац учитывает не только смысл, но и неразрывные со смыслом интонацию и эмоцию. Поводом для выделения части текста в абзац могут являться:
1) новая тема или подтема;
2) важность информации;
3) эмоциональное выделение детали;
4) необходимость прояснения смысла и логики (в результате линейной несовместимости соседних фраз).

Теперь конкретные примеры.
Неизменная функция абзаца — выявление смысловых отношений между частями текста.
Если убрать из приведенного ниже отрывка «красную строку», вторая половина высказывания будет выглядеть объяснением первой: «показалось затруднительным… <потому что> был не ревнив». Абзац указывает, что здесь не развитие предыдущей, а начало новой темы — объяснение характера героя:

Абзац указывает на некоторый промежуток времени, прошедшего до следующего момента:

Переключение точки зрения (фокала). В данном случае это повествователь и пёс:

Еще один вариант переключения на внутренний комментарий героя, с сохранением повествовательного «третьего лица»:

Менее явные случаи. Смещение фокала происходит на границе между вторым и третьим абзацем: сначала это повествователь, потом красная строка после слов «далеко видно» сигнализирует о подключении восприятия персонажа:

Тоже смещение точки зрения: первый абзац — фокал персонажа (хотя повествование идет от III лица), во втором происходит частичное слияние его точки зрения с суждением повествователя: автор намеренно не дает понять, кому из них (или обоим?) принадлежит последняя фраза:

Абзац может указывать не только на законченность мысли, но и на ее поворот.
Вот сказовое повествование, отчетливо ориентированное на слушателя. Красная строка (пауза) после первого абзаца подразумевает изумленную реакцию аудитории — что-то вроде: «Как это так? да что ты такое говоришь, быть не может!». Это побуждает рассказчика к пояснениям:

С помощью членения текста хорошо нагнетается драматизм. (В данном случае это перевод, но он соответствует структуре оригинала.) Описывая переломный момент в ходе битвы при Ватерлоо, автор целой чередой отрывистых фраз подчеркивает судьбоносность момента. Первые четыре абзаца — паузы-умолчания, указывающие на размышления Наполеона. Последние абзацы передают интонацию повествователя: это прерывающийся от волнения голос человека, который знает, к чему приведут принятые решения, и пытается оценить их масштаб для судьбы Наполеона и для судеб Европы.
Попробуйте разбить этот фрагмент более «стандартно» — и получится сухая, невыразительная военная реляция. Весь пафос улетучится.

Абзац может включать в себя единицы и меньше предложения, вплоть до слова и даже его части, разрывать не только «событие», но даже фразу.
Вот здесь он срабатывает как прием «стоп-кадра», используемый для иронической игры с читателем:

А здесь выделение детали (первая фраза) подчеркивает экстраординарность ситуации: концентрируясь на ней, читатель ожидает, что в такое время можно заявиться только с какой-то совершенно потрясающей новостью. Это усиливает юмористический эффект, когда новостью оказывается газетная заметка, «прославившая» Митю: тот в нетрезвом состоянии попал под лошадь.

Все помнят «Крыжовник». Он заканчивается тем, что герои разбредаются спать. Последняя фраза — про дождь — выносится отдельно, хотя она, казалось бы, совершенно незначима. Но попробуйте убрать «красную строку» — и впечатление, производимое финалом, тут же разрушится.
Пауза концентрирует внимание на мелкой пейзажной детали: некто (?) неспящий всю ночь думает под печальный аккомпанемент дождя. О чем именно — это уходит в подтекст и образует знаменитое чеховское «подводное течение»:

Вынесение в самостоятельные абзацы параллельных синтаксических конструкций ритмизует текст и придает ему повышенное эмоциональное напряжение:

Систематическое дробление текста на короткие абзацы — прием, к которому надо относиться очень осторожно. Он будет создавать нервный, «рваный» стиль, указывающий на резкую смену психического состояния героя, на импульсивность его поведения. Психолингвист В.П.Белянин относит это явление, в совокупности с рядом других признаков (пропуск глаголов, местоимений и союзов, обилие тире, двоеточий, кавычек, многоточий и пр.) к признакам эпилептоидной акцентуации языковой личности:

Этот фрагмент не разделен, несмотря на формальное присутствие множества различных событий и субъектов действия, так как фактически здесь одна тема: сравнение эпох, производимое через ряд последовательных деталей. Ни на одной из них автор не хочет заострять внимания отдельно:

Нижеследующий текст автор тоже не стал разделять (один из вариантов возможной тематической разбивки я показала в тексте значком // ). Но здесь это уже работает на задачу создать картину гармонического единства человека и природы — всё описанное как бы погружено в пейзаж и живет в нем:

Отсутствие абзацев (при наличии переключения тем) в определенном контексте может создать т. наз. «депрессивный дискурс»: здесь смешение обыденных и ужасных подробностей передает тусклую интонацию говорящего, чье сознание как бы оцепенело от кошмара реальности и сосредоточилось на регистрации фактов, без их эмоционального переживания. Если же разбить этот текст на абзацы, получим менее впечатляющее описание со стороны — рассказчика, который сохранил способность здраво воспринимать события и анализировать их смысл и значимость:

В «Двойнике» Достоевского абзацы тянутся на целые страницы, отражая лавину событий и переживаний, захлестнувшую распадающееся сознание героя.
В модернистской прозе — например, в случае М.Пруста или джойсовского «Улисса» — этот прием передает нерасчленимый поток воспоминаний и ассоциаций, в которые погружается рассказчик. Подчас утрачиваются даже знаки препинания — последние ориентиры в мире хаоса, где распадаются смысловые связи.
Романы Ж.Сарамаго («Каин», «История осады Лиссабона», «Каменный плот», «Перебои в смерти» и пр.) не только помещаются в минимальное число абзацев, но даже правило оформления прямой речи не соблюдается: она погружена в общий поток повествования, и читатель должен сам для себя определять меру значимости того или иного высказывания. Это превращает чтение Сарамаго в нечто вроде интеллектуального вызова: автор дает тебе шанс сориентироваться самостоятельно. Тут большой риск для любого писателя: если не выйдет заинтересовать свою потенциальную аудиторию, он останется вообще без публики.

Один и тот же прием ни в коем случае не срабатывает механически. Он получает смысл только в зависимости от контекста.
Например, знаменитое «Письмо к ученому соседу» Чехова вообще написано сплошным текстом. Там абзац (вернее, его отсутствие) работает на речевую характеристику. Манера письма отражает неструктурированное, спутанное мышление невежественного и вдобавок глупого человека. Грамматика тут тоже соответствующая. Единственная красная строка возникает на совершенно случайном месте, как и «яти» (можете проверить самостоятельно).

И маленькое заключение.
Дорогие авторы! Помните, что это часть вашей писательской работы. Неудачная разбивка может сделать ваш замечательный рассказ бесцветным или малопонятным, а то и вовсе нечитабельным, а удачная — оживить и заставить заиграть на солнце!!
На что тут можно полагаться — конечно, на свой инстинкт и «внутреннее ухо». Абзац — это всегда интонационная пауза, которая подчеркивает и усиливает какой-то фрагмент текста, а также дает время читателю перевести дух и поразмыслить над тем, что он прочел только что.
Задача автора — сообразить, нужна ли ему эта пауза в этом конкретном случае и что именно она должна выражать. Подумайте, как бы вы произнесли это, если бы читали вслух.
Потому что главная задача синтаксиса, как ни странно, это вовсе не создание проблем для школяров, а донесение до адресата смысла сообщения в полном объеме и максимально адекватно.
Да и героический человек Розенталь именно на это ориентировался, создавая свой справочник. Конечно, можно долбить правила механически. В этих случаях начинаются сердитые апелляции к «бете»: автор требует, чтобы ему показали правило, на основании которого вмешались в текст, именно потому, что банально не видит, как этот текст распадается на бессмысленные куски из-за стоящей не на месте запятой (или ее отсутствия).
Но будет гораздо легче жить, если удастся понять ход розенталевской мысли. Могу порекомендовать известное пособие: Н.С.Валгина. Русская пунктуация: принципы и назначение. Оно небольшое и написано вразумительным языком, без специальных терминов (кроме школьных) и без заморочек, понятных только узкому кругу жрецов лингвистики.
Там разбираются конкретные примеры из художественных и публицистических текстов, объясняется смысл постановки того или иного знака в разных случаях и рассматриваются возможные варианты. Про абзацы и авторские знаки тоже есть.