Читал "L'invention de la culture hétérosexuelle". Автор - Louis-George Tin - темнокожий гей, антирасист и ЛГБТ-активист - рассматривает зарождение культа гетеросексуальной любви в средневековой литературе.

В самом начале автор вводит термин "homosocialité" вместо "homosexualité", чтобы подчеркнуть "несексуальный" характер любви между мужчинами. Это плохо сразу по многим причинам. Во-первых, термин "socialité" не ассоциируется не только с сексом, но и с любовью. Совместное проживание и совместная деятельность мужчин не означает никаких глубоких эмоциональных связей между ними. Термин "гомосоциальность", с одной стороны, выводит автора из-под удара, позволяя ему избежать агрессии со стороны традиционалистов, а с другой - позволяет ему все валить в одну кучу и жонглировать сюжетами и именами к своей выгоде и пользе.

С помощью этой уловки автор произвольно объединяет друг с другом а) мужчин, которые были любовниками в фактическом смысле этого слова - Ахилл и Патрокл, воины фиванского Священного отряда etc б) мужчин, которые несомненно и вполне сознательно _желали_, чтобы любимый мужчина стал не только их любимым, но и их любовником, но не могли достигнуть этой цели в силу обстоятельств - Галеот говорит Ланселоту, что ляжет спать в соседней комнате, но, когда Ланселот засыпает, тихонько приходит и ложится к нему в постель. Рано утром он так же потихоньку уходит, чтобы Ланселот не догадался, что он провел ночь с ним рядом в) мужчин, которые любили друг друга пылкой, несомненно чувственной любовью, но в выражении этой любви ограничивались только поцелуями (которые, однако, далеки от дружеских и братских, потому что сопровождаются эпитетом "fougueux" - "горячий, необузданный, пылкий, буйный"), объятиями ("s'embrassent et s'entraînent avec une tendresse si violente / Que pour en peu ils ne s'etoufferqient et ne tuerqient l'un l'autre" - " Целовали и обнимали друг друга с такой неистовой нежностью / Что едва не задохнулись и не убили друг друга"), обмениваются кольцами и клятвами в вечной любви, и тд и тп (Ами и Амиль, Роланд и Оливье, Кларис и Ларис и мн. др.) г) мужчин, которых связывала глубокая и искренняя любовь, не окрашенная чувственностью и являющаяся проявлением родственных чувств - Марк и Тристан, Карл и Роланд д) всех вообще мужчин, которые являются частью реального или вымышленного мужского братства, будь то орден Тамплиеров или рыцари Артура, разделяют общие ценности и испытывают друг к другу дружеские чувства и симпатию.

Это сваливание совершенно разных явлений в одну кучу не случайно и не является следствием простой ошибки, оно выполняет идеологическую функцию. Представив все эти разнородные явления, как одно целое ("гомосоциальную культуру"), автор получает возможность противопоставить это целое и "гетеросексуальной культуре", и "обычным содомитам". И нет, слово "содомиты" в этой книге не является цитатой из какой-нибудь средневековой книги, что было бы совершенно объяснимо, оно органично входит в авторскую речь. Думаю, неуместность и постыдность такой лексики не нуждается в отдельных комментариях.

Но термин "гомосоциальность" плох еще и по другой причине. Автор воспринимает человеческую сексуальность так же примитивно, как и гомофобы. Чувственная любовь и половой акт - это не одно и то же. Любовь может быть отчётливо чувственной, то есть проистекать из сферы эротических переживаний, но при этом не подразумевать полового акта, либо потому, что он невозможен (обожание поклонником кумира), либо потому, что он табуирован, либо потому, что индивиду он просто не нужен в силу личных предпочтений или возраста (влюбленность между детьми может включать в себя вполне физическую чувственность, но она не перерастает в половой акт, потому что психосексуальное развитие ребенка этого не подразумевает). Таким образом, неспособность отделить чувственность, подавленный или, напротив, очень откровенный эротизм от "завершенного полового акта" не позволяет правильно интерпретировать многие сюжеты и отношения в литературе. Автор пытается избежать слова "гомосексуальность", заменяя его на "гомосоциальность", именно потому, что в его сознании сексуальность безусловно подразумевает завершенный половой акт, а все, что не включает в себя такой акт, в его глазах просто не может относиться к сфере сексуальности. Но эта точка зрения по-обывательски невежественна и не имеет ничего общего с тем, что мы реально знаем о психологии и физиологии человеческой сексуальности.

И точно так же для автора, как и для большинства людей в нашей культуре, гетеросексуальная любовь рассматривается как однозначно и безусловно ведущая к половому акту, хотя многие женщины бы удовлетворились тем уровнем чувственности, который присутствует в средневековых текстах о любви между мужчинами (сон в одной постели, клятвы в верности, объятия и поцелуи и тд), если бы мужчины и все общество в целом не _навязывали_ им половой акт как обязательную и само собой разумеющуюся часть гетеросексуальных отношений.

Итак, первая проблема - автор пишет книгу о сексуальности и ее отражении в литературе, однако в теме сексуальности он откровенно "плавает" и разбирается в ней очень плохо. Но, может быть, он зато хорошо разбирается в литературе?.. Ничего похожего! Например, говоря про роман "Эрек и Энида", автор утверждает, что Эрек был куртуазным с женой до своего решения отправиться с ней в странствия, и полностью переменился к ней потом - стал третировать ее, как свою прислугу, запрещать ей говорить и тд. В этом автор видит противопоставление и соперничество "рыцарской" и "куртуазной" этики. Но это неверно. Эрек никогда и не был куртуазным по отношению к своей жене. То, что ему нравилось заниматься с ней любовью и оставаться в постели до полудня, не делает его куртуазным или почтительным супругом. Энида прислуживает ему и чистит его коня в первый же день, когда он гостит в доме у ее родителей. Решив жениться, Эрек приказывает Эниде ехать в старом платье ко двору, не интересуясь ее чувствами по поводу того, что ей придется предстать перед королевой и придворными в старой потрепанной одежде. Эрек никогда и ни о чем (включая их помолвку!) не спрашивает ее мнения или ее согласия. Единственный раз, когда Энида открыто выражает свои мысли и свои чувства, не является диалогом. Женщина говорит сама с собой, потому что думает, что Эрек спит и не слышит ее жалоб. И даже это оборачивается для нее трагедией, и она сама воспринимает эту неожиданную откровенность, как чудовищную ошибку, за которую ей приходится платить. Так что ни о какой куртуазной этике тут речи не идёт.

Но это еще цветочки! Когда речь заходит о "Дон Кихоте", автор говорит: "Abruti de livres d'amour, confit de rêveries courtoises, le vieil homme part à la recherche de sa bien-aimée imaginaire, la très fameuse Dulcinée du Toboso" - "Одурев от чтения любовных книг, погрузившись в куртуазные фантазии, старый мужчина отправляется на поиски своей воображаемой возлюбленной, известной всем нам Дульсинеи из Тобосо". Тут замечательно все сразу - и то, что автор не способен осознать разницу между "любовным романом" и "рыцарским романом", и то, что он не замечает, что среди любимых книг Дон Кихота не последнее место занимает "Песнь о Роланде", которую автор многократно выставляет как яркий образчик своей любимой "гомосоциальной культуры", и что эта "Песнь" играла в фантазиях Дон Кихота важную роль ("а за возможность поколотить изменника Ганелона он бы охотно отдал и ключницу, и племянницу впридачу" - едва ли не первая цитата, с помощью которой Сервантес характеризует мономанию ГГ). Но самое лучшее - это, пожалуй, заявление, что Дон Кихот, оказывается, отправился _на поиски_ своей возлюбленной Дульсинеи, а не _в противоположную от Дульсинеи_ сторону, на поиски врагов, которых нужно победить, земель, которые нужно завоевать, рыцарских подвигов и приключений. Словом, автор, видимо, читал какого-то другого "Дон Кихота", о котором ничего не известно ни мне, ни (судя по цитатам из оригинального романа) Мигелю Сервантесу.

И, наконец, последний гвоздь, который можно забить в крышку гроба этой книги - это ее откровенная тенденциозность, нездоровая идеология, которую она транслирует, и двойные стандарты.

Автор говорит об установлении гетеросексуальной культуры и культа гетеросексуальных отношений, и всячески проблематизирует вытеснение из литературы описания любви и близости между мужчинами. Но он ни разу не ставит вопроса об отражении в культуре любви и близости между женщинами. Женщины в его сознании могут существовать только как часть гетеросексуальных отношений и гетеросексуальной культуры. А если даже это и не так, то его это не интересует. Очень нездоровый подход, учитывая специфику выбранной им темы и его же собственные упрёки представителям гетеросексуальной культуры, что они вытесняют из реальности все, что им неудобно и не соответствует их вкусам и предпочтениям.

"Le primat de valeurs masculin et homosociales sur les valeurs féminins et hétérosexuelles", "примат мужских и гомосексуальных ценностей над женскими и гетеросексуальными ценностями" - автор буквально ставит знак равенства между понятиями "женские ценности" и "гетеросексуальные ценности", для него это синонимы.

Мужчины могли канализировать свои чувства и свою чувственность, направленную на других мужчин, в описание пылкой дружбы, клятв верности и любви друг другу, обмена поцелуями и кольцами, и в большинстве случаев избегать осуждения и наказания за такое самовыражение. У женщин не было возможности воспеть в литературе свои чувства к другим женщинам или описывать такие чувства, как нечто благородное, возвышенное или ценное - но в глазах автора это не составляет никакой проблемы и не заслуживает рассмотрения. Ошибка, которую автор совершает, говоря об Эреке в "Эреке и Эниде", не случайна. Его вообще не интересует, насколько Эрек куртуазен в настоящем (а не выдуманном им) смысле этого слова, то есть насколько он учтив и предупредителен с дамой.

Самая суть куртуазной культуры состоит в том, что впервые в истории мужчины были вынуждены посмотреть на свое поведение глазами женщин, потому что эта женщина - domina, дочь, сестра или жена сеньора, - стояла гораздо выше, чем вассал, на социальной лестнице, и, чтобы получить какую-то надежду на взаимность, нужно было суметь ей _понравиться_, а значит, и задуматься о том, что женщинам в мужчинах нравится и что не нравится. Автор пишет книгу о куртуазной культуре, но он в принципе не понимает куртуазную культуру, а не понимает он ее потому, что в его мире у женщин нет ни глаз, ни языка, ни чувств. Для автора Эрек "куртуазен" уже просто потому, что не сосредоточен на мужчинах и занят женщиной. Для него "гетеросексуальный" - то же самое, что "куртуазный", и оба они вместе - то же самое, что "женский", "представляющий женские ценности". В этом смысле любой насильник, который отвлекся от возвышенной мужской беседы для насилия над женщиной, тоже часть "женской" культуры.

Автор буквально противопоставляет "связанное с женщинами" и "благородное", и одновременно ставит знак равенства между "благородное, возвышенное, достойное" и "мужское".
"Au lieu de passions mâles et nobles, elles servent les publiques des héros, qui, a trop fréquenter les femmes, devient effimine", "Вместо мужских и благородных ценностей они (трагедии XVII века) представляют зрителям героев, которые, слишком часто посещая женщин, становятся женоподобными". (Иметь дело с женщинами = становиться женоподобным = терять способность к благородным чувствам и страстям)

Это больше, чем избирательное восприятие, это женоненавистничество.

В гетеросексуальной литературе автор обращает внимание только на такую любовь, которая разрушает мужчину, но никогда не на такую, которая облагораживает и возвышает его или укрепляет его доблесть. И дело тут не в том, что любовь как возвышающее и облагораживающее чувство хорошо известно читателям, выросшим внутри гетеросексуальной культуры, и поэтому автор не считает нужным объяснять, как эта культура видит любовь. Нет, автору просто невыносимо, даже описывая чужую, а не свою точку зрения, поставить "доблесть, благородство, высокие устремления" и "любовь к женщине" рядом, это подрывает самые основы его восприятия. Даже женщина становится доблестной и возвышенной только в тех исключительных случаях, когда противопоставляет себя своему полу, общается только с мужчинами и избегает женщин (см. рассуждение автора о Жанне д'Арк). Особенно выразительны двойные стандарты - когда автор описывает мужчину, который ради любви к другому мужчине готов отказаться от всего на свете и пойти на что угодно (Beuve d'Anton в "Daurel et Beton", Галеот), тогда это - доказательство красоты и силы его чувств, когда мужчина испытывает такие чувства к женщине - то это деструктивная, подрывающая его мужество, патриотизм и здравый смысл одержимость, превращающая его из воина в раба.

Кстати, из текста не вполне понятно, что автор думает о продолжении рода благородными мужчинами, которые должны посвящать себя друг другу и "мужским" делам, а не любви к женщине. Одно дело - откровенно заявить, что продолжать род и иметь потомство - так же немужественно и недостойно человека с высокими помыслами и благородными стремлениями, как и уделять внимание женщинам или любить их. Такая позиция, по крайней мере, последовательна. Но провозглашать такую точку зрения - значит, вызвать волну ярости в свой адрес, в том числе - со стороны мужчин из ЛГБТ-сообщества, с которыми автору было бы невыгодно рассориться. Гораздо удобнее делать то же самое, что делалось из века в век, от Платона до современных геев - подпирать свой мужской мир женщинами, которые выполняют чисто утилитарную функцию, служат фактором бытового комфорта, инкубатором для воспроизведения и дополнительным слугой - ну, словом, существом, которое необходимо для реализации твоих потребностей, но которое при этом совершенно не требуется ни любить, ни уделять ему внимание, ни давать ему право голоса.

Суммарно - автор рассуждает о вещах, в которых разбирается, по меньшей мере, плохо, будь то человеческая сексуальность, средневековая литература или куртуазная культура в целом. Он сознательно или бессознательно на каждом шагу занимается подменой понятий и откровенными передергиваниями. Идеологически этот текст демонстрирует одновременно безграничную мизогинию и внутреннюю гомофобию (противопоставление "содомитов" - высокой и благородной "гомоСОЦИАЛЬНОЙ культуре", в которую для своего спокойствия и легитимизации собственных чувств нужно включить одновременно явных гомосексуалов и не менее явных гетеросексуалов). В общем, это очень, очень дурно.