Грызун

Признаюсь честно -- в одном моменте я запуталась напрочь. Попробую распутаться.

Личность, которая движется в сторону освобождения от стереотипов, в условиях господства стереотипов, безусловно, находится в меньшинстве; обречена на непонимание общества, на одиночество, на сложности с поиском единомышленников. Поэтому я не посчитала нужным конкретизировать это в своем варианте описания.

Я неправильно поняла вот этот ваш отрывок:

>А мне кажется, что когда в анонсе писали, про переход восприятия «я — женщина» в «я — человек», то это довольно узкий и специфический аспект изменения личности в условиях существования гендерных стереотипов, и это лучше конкретизировать.

И за это неправильно понимание прощу прощения. Но считаю это лишним доказательством, что мысли лучше формулировать четко, ясно, простыми и общеупотребимыми словами -- особенно когда мы находимся на такой зыбкой почве, как гуманитарные науки в современном их виде.

А почему сублимация не может происходить через размышления об общем? Да, автор реализует внутреннее напряжение социально приемлемым образом -- но рассуждать в таком случае не обязательно о себе, можно и о мире вокруг. А то, что художник видит мир вокруг через призму собственного восприятия -- очевидно.

Насчет "Мастера и Маргариты" сказать ничего и не могу -- я пока так и не смогла заставить себя вдумчиво прочесть книгу. "Гарри Поттер и Философский камень" -- нет проблем с построением словосочетания, нет проблем с терминами ("Гарри Поттер" -- мы знаем что это, "Философский камень" -- мы не знаем что, но знаем, что это некий предмет, играющий важную роль в сюжете). О смысле названия "Война и мир" тоже рассуждать не возьмусь -- я не знаю, присутствовала ли в 19-ом веке та же двойственность, которую мы считываем сейчас, но даже если присутствовала -- и первый, и второй вариант названия понятен, и понятно, каким именно образом двойственность обыгрывается.

А название выставки именно что непонятно, и по структуре, и по используемым словам.

Но ведь автор а) создает выставку на злободневную тему б) имеет определенную (феминистическую) позицию -- он волей-неволей становится агитатором! Вопрос только в том, что при хорошо сформулированном названии-описании людей придет больше, а при плохом -- меньше. Хотя, если автора это не волнует...

Или прав Геллерт де Морт и это ограничение -- сознательное.

Мне кажется, тезис анекдота в том, что в диссертации не уместна художественная выразительность. Или в том, как легко общеупотребимое выражение написать заумно -- тут я не уверена. Скорее второе.

Геллерт де Морт
Да, мне тоже видится такая трактовка наиболее логичной. Это в принципе актуальная идея... Но без картин сложно судить об адекватности и полноте воплощения.

> А значит, суть в идее, а не в форме. Но я идею не понял, начиная сразу с названия выставки.

"— Видишь суслика? — Нет... — Вот и я не вижу. А он есть!" (ц)

Из одного попаданческого опуса:

Собственно, я не врал, говоря о своей замшелости – к так называемому современному искусству я и в самом деле отношусь очень насторожённо. Впрочем, критиковать и высказывать свои замечания я не собирался – по большому счёту, вопросы искусства были мне довольно безразличны, и затевать с женой споры по такому ничтожному поводу я не видел ни малейшего резона.
Однако моё ценное мнение Ленка пожелала узнать сама:
– Ну и как тебе картины?
– Очень интересно, – дипломатично похвалил я, разглядывая одно из полотен. – Хотя должен заметить, что мне гораздо привычнее, когда у людей две ноги.
– Ты просто не понимаешь, – нахмурилась Ленка. – Нужно не ноги считать, а попытаться вникнуть, ощутить соответствующее эмоциональное состояние. Эти картины нужно смотреть сердцем, а не разумом.
– Я стараюсь, – покладисто отозвался я, – но некоторые из них я не могу понять ни сердцем, ни разумом. Ни даже совместным их применением.
– Например?
– Ты точно хочешь поговорить со мной об искусстве?
– Хочу! – Ленка продолжала хмуриться. Она не теряла надежды привить мне высокий вкус, и довольно болезненно переживала свои неудачи в этом нелёгком деле.
– Ну хорошо, – обречённо вздохнул я. – Я так и не смог понять, например, вон ту картину.
Картина и в самом деле выглядела довольно загадочно. В левой стороне картины был нарисован квадрат, раскрашенный в яркие цвета радуги. В центре находился ромб со скруглёнными углами, содержащий внутри три широких полосы красного, жёлтого и зелёного в пастельных тонах. Справа был нарисован эллипс однотонного серого цвета. При этом картина определённо числилась выдающимся шедевром – она висела на стене в одиночестве, и красный бархатный шнур на бронзовых стойках не позволял подойти к ней поближе.
– И что тебе в ней непонятно?
– Я сначала подумал было, что серый эллипс обозначает самобег, ромб в центре – это светофор, но так и не сумел ничего сопоставить с радужным квадратом. Препятствие, гараж, остановка общественного транспорта? Но тогда при чём здесь радуга? В конце концов я решил, что к дорожному движению эта картина отношения не имеет, а на самом деле на ней аллегорически изображён процесс излечения от гомосексуализма…
Я посмотрел на картину ещё раз.
– … а может быть, как раз наоборот – если смотреть справа налево, то она показывает, как человек постепенно открывает для себя радости однополой любви.
Я снова окинул взглядом картину и заключил:
– Но я совершенно не уверен, что моя интерпретация верна, и художник имел в виду именно это. Так что я не могу сказать, что понял эту картину.
– При чём здесь гомосексуализм? – ошарашенно спросила Ленка. – Кени, ты временами бываешь такой странный, что иногда меня пугаешь.
У меня совсем вылетело из головы, что здесь радуга – это просто радуга, и с половой жизнью никак не связана. Штирлиц не устаёт зажигать.
– Я так вижу, – непринуждённо пояснил я. – Я смотрю сердцем, и оно мне подсказывает, что в этой картине не обошлось без какого-то гомосексуализма.
Ленка потрясла головой, на мгновение став удивительно похожей на норовистую кобылку.
– Кени, чтобы узнать, что изображено на этой картине, совсем не нужно сочинять какую-то безумную чепуху. Видишь справа от неё лист с описанием? Там искусствовед подробно объясняет, что изображено на картине, и как её следует понимать. Если коротко, то картина показывает, как меняется человек под давлением общества. Изменение цвета показывает, как его яркая индивидуальность постепенно подменяется серостью конформизма, а изменение формы – как общество постепенно сглаживает углы его характера, делая человека стандартным гладким элементом, который легко вписывается в безликую общность точно таких же серых единиц.
– А ты без этой бумажки сама догадалась бы, что там нарисовано? – я посмотрел на неё с интересом.
– Какая разница, с бумажкой или без бумажки? – с досадой ответила Ленка. – И вообще неважно, что там нарисовано. Важно, какой смысл туда вложен.
– Знаешь, я человек очень простой и не очень умный… – начал я.
– Продолжай, продолжай, – поощрительно кивнула Ленка, – ты остановился на «не очень умный».
– И как человек простой, я считаю, что искусство в целом, и живопись в частности, должны будить чувства. Если я смотрю на картину и ощущаю какие-то эмоции, то это живопись. Если я смотрю и ничего не ощущаю, то это мазня. А если для того, чтобы что-то ощутить, мне нужно сначала прочитать поясняющий текст, то это иллюстрация.
Ленка зависла. Несколько раз она начинала что-то говорить и опять замолкала.
– Я думаю, что ты слишком упрощаешь и поэтому неправ, – наконец, сказала она. – Но сейчас я не готова с тобой спорить.
– Значит, не будем спорить, – сговорчиво согласился я.

Wave
Неплохой опус, но на четвёртой, кажется, книге мне стало скучно и я бросил читать.

А я с удовольствием читаю до сих пор. Хотя цитату вставил ради иллюстрации.