Крыса (гет)

Корма "Титаника" стояла вертикально, но Джек понимал: ее вот-вот потащит ко дну, а с ней и пассажиров, из последних сил цеплявшихся сейчас за мокрые, скользкие леера. Многие не выдерживали: он то и дело слышал крики, жуткие глухие шлепки — если тело очередного упавшего ударялось о что-то на корабле, далекие всплески — если о воду.

Лучше было не думать о том, что и у самого руки дрожат и немеют. Следовало собраться и перелезть по другую сторону лееров, а потом перетащить туда Розу. Так они оба скорее не сорвутся и легче смогут отплыть от воронки, в которую потянет пассажиров корма.

Джек решил, что медлить больше нечего. Он ухватился за флагшток, быстро и осторожно перелез через леера, и склонился, чтобы помочь Розе сделать то же самое… Но ее не было.

Джек моргнул, еще не понимая, что произошло. Припал к леерам и впился взглядом в темноту — и едва различил очертания фигурки в черном пальто, ударившейся о матросский мост и упавшей в воду.

Джек перестал дышать, перестал чувствовать свое тело и как будто оглох. Роза не могла сорваться, такое просто не должно было случиться. Ему показалось, прошло очень много времени, прежде чем отчаянно закричала висевшая рядом Хельга. Он дотянулся до нее, сжал ее запястье, она повисла на нем всей тяжестью, потом, видимо, смогла снова ухватиться за леера. В это мгновение корабль потащило под воду.

Джек держал Хельгу, пока вода не оказалась совсем близко, дальше пришлось ее выпустить, чтобы она смогла отплыть от воронки. Страшный холод точно ножами проткнул тело. Джек вынырнул, поплыл. Рядом выныривали другие люди, бились, кричали — океан превратился в огромный адский котел, только обжигала не смола, а ледяная вода. Люди лезли друг на друга, вопили от ужаса, звали на помощь. Джек плыл, покуда не наткнулся на большой кусок резного дерева — видимо, обшивка с двери. Влез, постаравшись весь убраться, и снова застонал. Его рубашка была насквозь мокрой, от холода стало так больно, что хотелось кричать. Он заставил себя встряхнуться. Надо было продержаться, покуда не придет помощь, а для этого — шевелиться, не застывать.

И тут Джек снова увидел Розу. Она тихо покачивалась на воде, мелкие волны набегали на ее лицо, заливали распахнутые глаза, приоткрытый рот. Лишь спасательный жилет держал ее, не давая уйти на дно. И все равно Джеку показалось, что вокруг стало светлее, и сердце забилось сильнее: ведь он нашел ее, сейчас все будет хорошо! Она, должно быть, просто потеряла сознание от удара — иногда ведь сознание теряют и с открытыми глазами.

Джек лег на живот, вытянулся на доске и стал пытаться подгрести поближе к девушке. Всего несколько футов... Он протянул руку и смог ухватить Розу за волосы, потянул к себе, вцепился в ее жилет и наконец, подхватив под мышки, наполовину втащил на дверь. Дверь закачалась, пришлось побалансировать, но в конце концов они уместились: на одном конце встал на колени Джек, на другом лежала Роза, правда, ноги ее все равно оставались в воде. Надо было как-то еще сдвинуться.

Он осторожно соскользнул в воду, уложил Розу так, чтобы она полностью уместилась, влез сам... И она скатилась в воду, он едва успел схватить ее. Снова стал подтягивать, Роза перевернулась, и тут он увидел ее затылок.

Сначала он подумал, что ошибается, в темноте его подводит зрение. Стал ощупывать голову Розы — и с пронзительным ужасом почувствовал под пальцами провалы, обломки, жуткие неровности, которых там не бывает у человека, когда у него не раздроблен череп.

Джек закричал — и кричал, пока не захлебнулся. Он прижался к виску Розы и выл, не замечая ничего — ни наступившей мертвой тишины, ни корки льда, которой покрылась его одежда. От охватившего горя хотелось кататься, рвать себя зубами, как зверь, но он только качался и бил кулаком по обшивке, а то отстранялся временами и вглядывался в лицо Розы — белое лицо с открытыми потускневшими глазами. Самое прекрасное на свете. Спокойное, как никогда не бывают лица живых. Он снова и снова покрывал ее лицо, виски, шею поцелуями, но уже не было голоса, чтобы позвать ее, попросить очнуться. И все еще не укладывалось в голове, что она умерла.

Обессилев, Джек прикрыл глаза, все еще прижимаясь щекой к щеке Розы. Где-то плеснуло весло, он услышал громкие голоса, инстинктивно разлепил веки и приподнялся — его заметили.

— Эй, давай руку!

Джек все еще удерживал Розу, в шлюпку их втащили вместе, но там один из мужчин посветил на нее и покачал головой.

— Ее надо снова за борт. Она мертва. Затылка, считайте, нет.

Розу отберут?! Сердце упало. Джек замотал головой, прижал девушку к себе, вцепился в ее одежду. Стал отползать, но уперся в чьи-то ноги. Его обхватили за плечи, Розу легко вытащили у него из рук: замерзшие пальцы оказались бессильны, как у младенца. Тихо плеснула вода — Джек с отчаянием понял, что это Розу снова опустили в море. Шлюпка двинулась дальше, а он мог только озираться и тихо хрипеть.

Джека укутали в одеяла, дали выпить. Он принял машинально: никак не мог поверить, что все это произошло с ним и Розой, что теперь она мертва, и он вот так запросто позволил ее оставить в море. Джек как будто парил в пустоте, ничего не видя, не слыша, и только тихий-тихий плеск воды все стоял в ушах. В какой-то момент он понял, что сейчас сойдет с ума, и инстинктивно встряхнулся. Надо было срочно чем-то занять себя. Он сказал офицеру в шлюпке, что готов помочь чем-нибудь, и ему позволили заменить одного из гребцов.

Взмахи веслом помогли согреться и как будто отвлекли. Шлюпка двигалась вперед. Из воды вытащили еще четверых, но темнота мешала разглядеть их лица, а холод почти лишил их голоса. Не было ли среди них Фабрицио или Томми? Смогла ли спастись Хельга? А маленькая Кора и ее родители — что стало с ними?

По запястью что-то больно чиркнуло: видимо, Джек задел о весло браслет от наручников, уже впившийся в кожу. И душа вся сжалась: ведь он оставил Розу среди холодного океана. Она одна там. И она мертва. Ради него она вернулась на "Титаник" дважды, ради него, получается, пожертвовала собой. А от Джека оказалось толку, как от оторванной подошвы. "Ты прыгнешь — я прыгну", как же. Хвастун, ничтожество.

"Но ведь я был уверен, что все делаю правильно. А, ерунда. В чем можно было быть уверенным?" Не отпусти он тогда Розу — она бы не сорвалась. Джек вспомнил, как ощупывал страшную рану у нее на затылке. Как же ей больно было перед смертью... Почему ей? Почему не ему?

Хельга, когда поняла, что не может больше держаться, закричала от ужаса. Роза упала молча. Почему? Она боялась, как бы Джек, отвлекшись на нее, не сорвался тоже? Получается, до последней секунды она заботилась о нем. Да разве он того стоил?

А может, там, в воде — была не она? Что разглядишь в такой темноте? Конечно, после того, как Джек в той машине, в трюме, исцеловывал лицо Розы, ему казалось, что он узнает ее буквально по прикосновению к бархатной коже, но вдруг он обманулся и Роза как-то смогла спастись? "А как? Всех, кто не замерз насмерть, вытащили. И среди них ни одной женщины".

Шлюпка приблизилась к остальным. Стало светать. Джек оглянулся, разглядывая тех, кого вытащили из воды, но не смог узнать никого из них. Оставалось надеяться, что его друзья спаслись как-то иначе.

Вдруг все озарила зеленая вспышка.

— Я вижу корабль! — воскликнул офицер, не переставая подавать сигнал. — Мы спасены!

Люди стали обниматься, поздравляя друг друга. Джек тоже обнял парня, сидевшего на веслах рядом с ним. Но сдавливала виски боль от того, что зеленой вспышки не видит Роза.

...К "Карпатии" приблизились, когда уже совсем рассвело. Высокое небо розовело над спокойным морем. Пароход, казавшийся таким маленьким после "Титаника", окружали айсберги — как белая флотилия. Надо было быть смельчаком или сумасшедшим, чтобы ночью в таком месте провести корабль среди них и прийти на помощь чужим людям. И уж точно надо быть невероятно везучим парнем.

А без "Карпатии" и тем пассажирам, которым хватило шлюпок, скоро настал бы конец. Когда Джек поднимался на борт, его бил озноб, он едва держался на ногах, и многие вокруг выглядели не лучше. В основном среди спасшихся были женщины, и страшней их лиц Джек мало что видел в жизни. Всклокоченные, мертвенно-бледные, с ввалившимися глазами, они казались побывавшими в воронке смерча или чудом спасшимися с пожара, но обезумевшими. Запекшиеся губы, взгляды, выхолощенные болью. Все они молчали, только осмотрели, смотрели — и их взгляды выжигали на тебе клеймо. Какой-то человек — средних лет, с темными усами — прошел мимо них всех, как сквозь строй, согнувшись, точно слышал вслед проклятия.

Джека тем временем укутали в еще одно одеяло, сунули в руки кружку горячего кофе. Он жадно выпил всю сразу, потому что, оказывается, чертовски проголодался со вчерашнего дня. Его провели внутрь, в столовую третьего класса, велели раздеться догола. Он остался в одеяле, а его одежду унесли на просушку. Джек заметил, как стюард покосился на браслеты от наручников на его руках, но страха не было. Ну что, может, его снова арестуют. Тогда придется побороться за себя, но если он и попадет в тюрьму — так тому и быть. Он еще не то заслужил за Розу, в конце концов. Узнать бы только, спасся ли хоть кто-то из его друзей. Джек вертел головой, но пока не видел никого даже похожего.

К глазам стали подступать слезы, Джек судорожно вдыхал и сильно моргал. Он вспоминал события вчерашней ночи, все те часы, когда Роза была еще жива, и все в груди скручивалось от боли. Роза могла бы, как все эти женщины, спастись сразу, сесть в первую же шлюпку. Она не захотела оставить его в опасности. А он-то, эгоист, обрадовался, когда ее увидел. Еще ключ просил найти, потом сказал, что будет ждать, когда она отправилась искать помощь. С топором просил потренироваться, хотя видел, что вода прибывает. Да они чудом оба не утонули уже в той каюте! А уж как Розе, наверное, было страшно одной в этих запутанных коридорах, как холодно ей было в промокшем тонком платье... Да разве Джек тогда думал об этом? "Я должен был заставить ее уйти сразу. Так нет же. Не хотелось умирать". Ну вот, вместо него умерла Роза.

Джек понял, что снова готов свихнуться. Когда ему вернули вещи и он оделся, постаравшись прикрыть браслеты рукавами, то укутался в одеяло, забился в угол и заставил себя уснуть — иначе снова начал бы кричать и биться, как на двери, когда Роза еще была рядом — мертвая.

Усталость взяла свое: уснул Джек почти мгновенно, а проснулся уже ближе к вечеру. Уже много часов прошло, как Розы нет — но все-таки еще не сутки. Когда погибла семья Джека, он понял: первые сутки — самое трудное. Почти невозможно заставить себя поверить, что никак нельзя отмотать время назад и исправить какую-то ошибку, чтобы дорогие тебе люди были живы.

На одеяле валялся чей-то старый шерстяной жакет с пришпиленной к нему запиской. "Это вам, сэр". Неловкий детский почерк. Джек улыбнулся. Сел, натянул жакет, записку приколол к внутреннему карману. Огляделся.

Столовая была полна народу, и в основном, судя по беспорядку в одежде и измученным лицам, это были выжившие с "Титаника". Многие стояли группками и что-то горячо обсуждали, кто-то забился в угол и выл, уткнувшись в колени, одна старушка все повторяла, глядя в пространство:

— И борода с проседью... С проседью...

Сидевшая неподалеку от нее женщина ничего не говорила, только прикрыла глаза; ее лицо помертвело от муки. Другая, гораздо моложе, аккуратно одетая и бодрая — видимо, пассажирка "Карпатии" — пыталась ее тормошить, уговаривая выпить хотя бы чаю.

Приглядевшись, Джек понял, что пассажиров "Карпатии" среди толпы довольно много; все они вместе со стюардами старались помочь спасенным: укутывали, предлагали лекарства, еду, пробовали поговорить. Вот какой-то очень солидный человек с густыми бровями пробует себя в качестве переводчика. Старик, похожий на вопросительный знак, но очень подвижный, размахивает руками, уверяя целую группу:

— Конечно, списки еще неполные! Конечно! Вас так много, всех не успели бы переписать за один день!

Точно, списки! Джек подскочил, у него перехватило дыхание. Фабри, Томми, Хельга — может, кому-то из них все же удалось спастись?

Он поскорее подошел к старику, узнал, где вывесили списки — и выбежал туда, на палубу.

Там еще было много народу. Кто-то отчаянно вглядывался в листки — водя пальцем по строчкам, толкаясь, вытягивая шею. Кто-то расспрашивал матросов, стюардов, друг друга.

Сердце застучало, когда удалось подойти ближе. Невольно он взглянул на букву "Д".

Выжила мать Розы, но не она сама. Значит, это в самом деле ее пытался втащить на дверь Джек прошлой ночью, у нее нащупал на затылке эти страшные провалы и осколки. Розы вправду, окончательно больше нет.

Из глаз покатились слезы, Джек моргнул и снова всмотрелся в списки. Хельга выжила — все-таки смогла, молодец. Ее родители сорвались еще раньше, чем Роза. Маленькой Коры и ее родителей в списках не было. Значит, и эта девчушка умерла — кроха, прожившая на земле всего-то пять лет. Даже Люси, сестренка Джека, прожила семь.

Снова потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки. "Росси... Росси..." Он вглядывался снова и снова — но нет. В списках не значились ни Фабрицио, ни Томми.

Наконец Джек отошел дальше от прочих, к леерам. Стиснул их, кусая губы. Мотнул головой. Не было больше его друзей, как не было его любимой. "Да не выиграй я эти билеты..." Но тогда Роза погибла бы еще раньше — попытка самоубийства ей бы удалась. "Когда все пошло не так, что можно было изменить?" Остро вспомнился Фабрицио — добрый, восторженный, наивный, как ребенок. Веривший Джеку во всем. А Джек привел его на смерть.

Не удалось сдержать рыдание — оставалось надеяться, никто ничего не слышал. У всех своего горя было достаточно. Джек обернулся и думал уже уйти в каюты, но застыл, точно его током ударило.

В нескольких шагах от него, спиной к нему, стояла девушка в черном мужском пальто. Длинные рыжие волосы падали ей на плечи. "Господи". Неужели все-таки чудо? В горле так пересохло, что Джек даже не сразу смог позвать ее.

— Роза, — он кашлянул и крикнул громче. — Роза!

Она обернулась. Ей было лет двадцать пять. Рыжие волосы обрамляли худое и бледное, испитое лицо. Чуда не вышло — это была не Роза.

— Я обознался. Простите.

Он побрел прочь. Ему хотелось больше никогда ни о чем не думать и ничего не чувствовать. И ни с кем не говорить. Испариться из этого мира.

— Сэр, подождите-ка! Сэр!

Девушка, которую он принял за Розу, догнала его.

— Вы не единственный, кто меня сегодня так назвал. До вас был какой-то джентльмен, похоже, из первого класса. Такой высокий, смуглый, с черными волосами. Может, вы знаете его?

"Хокли. Он-то выжил, значит".

— Да, он мне знаком. Спасибо, что предупредили.

Хотя, в сущности, что Хокли еще мог ему сделать?

В столовой Джек на сей раз увидел Хельгу. Она сидела у стены, такая же растрепанная и до предела уставшая, как все женщины здесь, и с ней говорила другая девушка, на вид — ее ровесница и, скорее всего, соотечественница. По крайней мере, Хельга отвечала ей, а вот Джек не разбирал, что говорили они обе.

Он подошел, позвал Хельгу, она узнала его и бросилась на шею. Мгновенно расплакалась и долго не могла успокоиться. Видимо, она тоже уже знала, что Фабрицио погиб. А что такое потерять родителей, обоих разом, Джек хорошо представлял.

Он гладил Хельгу по спутанным волосам и пытался уговаривать, хотя она его все равно не поняла бы. Так они и просидели рядом весь вечер. Вторая норвежка, Инге, немного знала английский и смогла объяснить Джеку, что ее в Нью-Йорке будут встречать родственники, которые там уже обосновались. Хельге лучше пойти с ними. Джек тоже так считал.

И вот наступила ночь. Столовая погрузилась в тишину. Наверное, многие не спали, как и Джек, но усталость и горе отняли последние силы, и люди даже пошевелиться не могли. Изредка кто-то всхлипывал, кто-то тихо называл во сне имя.

Хельга уснула рядом с Инге, а Джек сидел, уставившись в темноту. Сон не шел. Сухие глаза резало. От каждой мысли в голове будто начинало кровоточить.

За один день прошла словно бы вечность. Началась другая жизнь, в которой ни Розы, ни Фабри уже не будет. Как умер его друг? А Томми, Кора? Сорвались с лееров? Замерзли в нескольких футах от Джека? Может, вчера среди сотен голосов погибающих раздавались и их крики, а шлюпка, подобравшая Джека, проплыла мимо их тел? И все они теперь — где-то в ледяной соленой воде, будут носиться без приюта, покуда не истлеют...

Джек не мог больше находиться в столовой: на него будто давили ее стены и потолок. Надо было хотя бы встать на ноги, выйти куда-то, пока голова не разорвалась. Он вышел на палубу, оперся на леера, уставился в ночное небо. Снова, как вчера, царило безмолвие — холодное, смертоносное. Как знать, в какую минуту судьба снова нанесет удар.

Джек смотрел вдаль так долго, что и не заметил, как рядом кто-то встал. Обернулся: около него стоял Хокли.

Бледный, лицо помятое, глаза напряженно сощурены. Кажется, он едва удерживался, чтобы не сгрести Джека за ворот и не встряхнуть как следует.

— Где Роза? Что с ней случилось?

Дыхание перехватило. Сразу вспомнилось белое лицо Розы, осколки костей под ее волосами, и осознание того, что придется признать ее смерть вслух, почти задушило. Тогда Джек заставил себя вспомнить, кто перед ним. Человек, который стрелял в них с Розой, который устроил эту подставу с бриллиантом и этим заставил Розу задержаться на "Титанике" вместо того, чтобы сразу спасаться. И он-то, в отличие от Розы и Фабрицио, сумел выжить.

— Роза погибла. Сорвалась с кормы и ударилась о матросский мост. Потом, в воде... Я видел тело.

Даже в темноте стало видно, как Хокли побелел. Он машинально оперся на леера, явно очень стараясь ничем не выдать потрясения. Глубоко вдохнул, потом в упор посмотрел на Джека. В глазах его блеснуло безумие, показалось, что он сейчас набросится — но нет, огромным усилием воли сдержал себя. Пошатнулся, опустился на стоявшую рядом скамью.

Хокли молчал, наверное, целую минуту, потом залился тихим, переливчатым смехом, временами переходившим то в повизгивание, то во всхлип. Джек знал, что означает такой смех: слышал уже сегодня и это. Дыхание Хокли стало судорожным, плечи резко дернулись, он вытер глаза. Джек наблюдал за ним, не чувствуя ни жалости, ни удовлетворения от того, что его врагу было так явно больно. И все-таки странно: ведь суток не прошло, как сам Хокли пытался убить Розу, и вот уже оплакивает ее смерть.

При воспоминании во рту стало горько, Джек не удержался и все-таки спросил, как яд сплюнул:

— А ты разве не этого хотел, когда стрелял в нас с ней?

Хокли выпрямился, выпучив глаза.

— Да как ты... Да как ты смеешь, ублюдок! Ты.... После того, как...

Он стал захлебываться, а Джека почему-то это раззадоривало, точно тащило в воронку:

— Как — что? После того, как Роза выбрала меня? Как странно, да: принуждал девушку выйти за тебя, считал, что купил ее, как вещь, а она сама выбрала, с кем ей быть, ну надо же! Что, не знал, что не все покупается и продается? Не мог это пережить? Ломать надо игрушки, если играть в них не получается?

— Какие игрушки? Что ты понимаешь, щенок? Я любил Розу!

— Так любил, что она за борт хотела кинуться?

Джек осекся: Хокли вряд ли знал, почему на самом деле Роза чуть не оказалась за бортом. Точно, это явно была для него новость. Он как-то по-детски моргнул пару раз, потом выдавил кривую ухмылку.

— Чушь. Ей не с чего было хотеть умереть. Сам подумай: у нее всё было.

— Кроме права жить, как она хочет.

Хокли потемнел лицом и посмотрел Джеку прямо в глаза.

— А теперь она не будет жить никак. Тебе, конечно, легко рисоваться. Благородный спаситель отчаявшейся красавицы. А я негодяй, мешающий вашему счастью. Ну что ж... Хорошо. Только подумай над одним маленьким фактом. На погибающем корабле, стреляй я в вас или нет, вы были обречены. А вернулась она туда — к тебе. Не ко мне. И я достаточно хорошо успел узнать Розу, чтобы понимать: ты ее любви добивался нарочно. Так кто в ответе за ее смерть? Хотя, может, тебе это неважно, ты же получил свое. Да еще выжил. Что ж, это неудивительно: ты изворотлив и живуч, как крыса. Я могу только надеяться, что однажды ты проглотишь яд. Прощай и будь проклят.

Хокли повернулся и быстро, довольно твердым шагов отправился к каютам второго класса.