Крыса (гет)

В первую очередь, конечно, Кэл поручил Айзеку выкупить серьги: не хватало еще, чтобы они очутились у какого-нибудь проходимца. Дальше он собирался напрямую отправляться к Джулии и был готов прихватить с собой Эванса, поскольку не был уверен, что ему не захочется разорвать эту шлюху на куски. Айзек уговорил его не торопиться.

— Я сначала наведу справки. Если у Джулии с кем-то роман, это не могло остаться незамеченным. поверь, она не семи пядей во лбу, чтобы скрыть вторую связь.

Каледон согласился, чтобы заодно дать себе время успокоиться. Всю следующую неделю он не виделся с Джулией и старался не думать о ней: все же он не хотел лишний раз срываться на подчиненных или на беременной жене.

"Но если все же измена..." Он не испытывал к Джулии сотой доли того, что когда-то чувствовал к Розе. Однако это не значило, что он готов был ее отпустить. Он перестал бы себя уважать, если бы очередные мерзавец и потаскуха, одурачив его, вышли сухими из воды. Их обоих следовало раздавить просто из принципа, из чувства собственного достоинства — но разумеется, действовать более обдуманно, чем он тогда сгоряча действовал на "Титанике". Надо выяснить все о любовнике Джулии, и тогда...

Однако неделю спустя Айзек доложил, что никакого другого любовника у Джулии нет. Она вообще жила тихо, редко ходила в гости, и к ней приходили только две подруги из театра, где она работала. В ломбард же Джулия обратилась после того, как получила какое-то письмо, чрезвычайно ее расстроившее.

— Я подумал бы, что ей понадобились деньги для больной матери или сестренки. Но она круглая сирота, росла у какой-то дальней родни.

— Она не говорила мне, что ей нужны деньги, — фыркнул Кэл.

— А ты стал бы тратить на нее лишний цент?

Пришлось признать: не стал бы.

Вечером того же дня они с Айзеком отправились к Джулии.

У нее не было спектакля, и она, видимо, решила этот вечер провести дома. Каледон машинально отметил, как поспешно и наигранно она улыбнулась ему: да, недаром в театре дела ее шли плохо. Не отрывая взгляда от ее лица, Кэл вынул из кармана выкупленные сережки положил их на стол.

— Интересно, правда? Угадай, как они снова оказались у меня?

Джулия посмотрела на Каледона с детской растерянностью. Перевела взгляд на Айзека, скромно вставшего у стены. На минуту сморщила лоб, будто соображая. Потом немного вымученно улыбнулась.

— Я рада! Я очень рада, что ты нашел... Как раз хотела сказать... Мне просто нужны были деньги...

— Зачем? — спросил Каледон резко и посмотрел ей в глаза. Ему вспомнилась Роза перед тем, как он дал ей пощечину. Она даже тогда не выглядела виноватой — а Джулия сейчас выглядела. Он должен был быть доволен, но ощущал только отвращение.

— Я не сделала ничего плохого, — наконец сказала Джулия довольно твердо. — Мне написала тетя Мейбл... Я не рассказывала? Я воспитывалась у нее. Ее сын, мой кузен, Ник — он... Кэл, понимаешь, у него неприятности, и понадобились деньги...

— Чтобы оплатить проигрыш или внести залог? — насмешливо спросил Айзек.

— Внести залог, — Джулия опустила голову. — А у тети нет таких денег.

— Значит, твой кузен — бандит? — уточнил Каледон, пытаясь оценить опасность.

— Нет! — Джулия испуганно вскинулась. — Нет, нет! Он очень хороший, очень добрый. Просто он.. социалист. Он подговаривал рабочих устроить забастовку, и вот...

— Покажи-ка нам это письмо, — попросил Айзек, и Джулия с готовностью открыла ящик стола. А Кэл тем временем соображал, как отнестись к этой новости.

— А ты сама часом не социалистка? — спросил он Джулию.

— Нет, конечно! Ну, как можно? Я думаю, Ник лезет не в свое дело. Но ведь он же мой кузен, ион очень добрый, всегда защищал меня, и тетя Мейбл была так ко мне добра... Кэл, прости, я думала, что потом выкуплю сережки, но разве я могла бы бросить их в беде?

Между тем Айзек передал Каледону письмо, и тот небрежно пробежал глазами расплывчатые каракули. Джулия не лгала. С одной стороны, он мог бы вздохнуть свободно, но с другой — хотелось грустно рассмеяться.

— Я правильно тебя понял, — ласково обратился Каледон к Джулии, — ты помогла человеку, который вредит таким, как я?

— Вредит? — удивилась Джулия. — Но... Я уверена, он не хочет вам вреда! Он только хочет, чтобы рабочие...

— Добивались каких-то прав. Вместо того, чтобы выполнять свои обязанности, за которые, между прочим, они получают жалование. Понимаешь, Джулия, они получают деньги за свой труд — что же им еще может быть нужно? Ну-ка, подумай.

Джулия беспомощно на него посмотрела. Кажется, она стала кое-что понимать.

— Ты на меня сердишься? Ты... — и она явно испугалась. — Ты прогонишь меня?

Кэл задумался. С одной стороны, ему хотелось немедленно прогнать девчонку, связанную, пусть косвенно, с бездельниками, периодически отравлявшими жизнь ему и его отцу. С другой — неизвестно, кажется ли лучше Джулии новая любовница. Джулия, пожалуй, теперь будет его еще больше слушаться, если так боится потерять его расположение.

— Я подумаю, милая, — ответил он, растягивая слова. — Не скрою, ты меня огорчила.

— Этого больше не повторится, поверь!

На первый раз Каледон решил ей поверить.

Когда они с Айзеком вышли на улицу, Каледон остановился на минуту вдохнуть вечернего воздуха. Не сдержал нервный смешок.

— Как любит говорить мой отец, эти бабы...

— Ты проявил доброту, — задумчиво проговорил Айзек. — Я, признаться, не ожидал от тебя.

— А чего ты ждал? Что я растопчу эту дуру на месте? Нет, знаешь, мне стало слишком смешно. Вот они, наши бессеребренники! Обличают богачей, а сами позволяют содержанкам тех же богачей себя выкупать.

— Действительно, забавно. Даже жаль, что этим никак не воспользуешься. Впрочем, кто знает, как повернется жизнь.

— Но-но! Не советую где-нибудь оглашать подробности моей личной жизни. в любых целях.

— Я пошутил, Каледон! Неужели ты считаешь, что я способен...

— Как опять же любит говорить мой отец, каждый способен на все.

Уже когда Кэл сел за руль, а Айзек устроился в соседнем кресле, друг задал неприятный, не относящийся к сегодняшним событиям вопрос:

— А кстати, кто этот Доусон? Ты называл его, как человека, который может что-то знать о камне. Когда я искал камень, то называл эту фамилию, но только сильно удивлял тех, кого расспрашивал.

Каледон растерялся — к счастью, всего на секунду. Хорошо, что он всегда умел придумывать объяснения на ходу.

— А, этот. Мелкий воришка. Ехал в третьем классе. Нам, знаешь ли, не везло с самого начала поездки: то ли на первый, то ли на второй день Роза чуть не свалилась за борт. Этот проходимец ее вытащил, назвался художником, а она, бедняжка, была помешана на всяком искусстве. Загорелась идеей дать ему подзаработать. Буквально упросила меня разрешить ему написать ее портрет. Ох, видел бы ты эту мазню... Зато он умудрился, пока был у нее в каюте, стащить пару безделушек. Лавджой — помнишь такого? — догнал его, обыскал, отнял украденное и начистил морду. Собственно, вот и все.

— А при чем тут бриллиант?

— Роза позировала ему в том самом колье с бриллиантом. Я подумал, вдруг он может что-то знать...

— Ну ты даешь! Что-то я сомневаюсь, что парню удалось спастись с "Титаника".

— Удалось, — процедил Каледон сквозь зубы. — На "Карпатии" я видел эту гниду.

Айзек издал удивленное восклицание и заговорил о будущих скачках. Каледон сдерживался, чтобы не утереть со лба пот. И как же в эту минуту хотелось верить, будто все, что он успел рассказать о "Титанике", о смерти Розы — правда! Роза любила его, погибла из-за того, что испугалась сигнальной ракеты, а Доусон — всего лишь вор. "А сейчас я счастлив в браке и обожаю жену и сына". Оставалось лишь жать на педаль газа, чтобы умчаться от удушающей правды в надежде догнать сладкие иллюзии.