Крыса (гет)

Ни темнота, ни дождь не испугали людей, собравшихся в порту в Нью-Йорке. Они не сводили глаз с тех, кто сходил на берег — и сколько надежд должно было разбиться через несколько минут... Стали раздаваться радостные крики — но все больше к ним примешивались громкие, тревожные, вопросительные вогласы или стоны отчаяния.

Джек шел, держа за руки Хельгу и Инге. Следом спускались Джейми* и Оза**. С ними Джек познакомился на второй день на «Карпатии». Тогда с утра проснулся от того, что разболелись руки. Запястья распухли, покраснели с отливом в синеву, наручники в них впились так, что малейшее движение отдавалось режущей болью. «Я могу потерять руки», — понял Джек, и сделалось так жутко, что он забыл на время даже о Розе и Фабри. Потерять руки, никогда больше не рисовать, остаться беспомощным калекой! Джек видел такого в Чиппева-Фоулз: отец тогда сказал, с беднягой случилось несчастье на лесозаготовках. О нем заботилась замужняя сестра. Но у Джека никого не было.

«Придется сдаться стюардам. Пусть уж лучше посадят в тюрьму, вряд ли дадут так уж много. Там тоже люди живут. Да, в конце концов, можно сбежать». Джек пошел через столовую, разыскивая кого-нибудь из стюардов, и зацепился взглядом за молодую пару. Оба красивые, светловолосые, с ясными лицами; парень что-то говорил девушке, нежно накрывая ее маленькие ручки крупной, но, кажется, ловкой ладонью. «Это могли бы быть мы с Розой», — кольнуло в сердце, и стало почти обидно. В конце концов, этот парень даже похож на него…

«И по приметам совпадает, сэр» — прозвучал в памяти довольный голос одного из тех, кто арестовывал Джека на «Титанике». Как ни ошеломлен был тогда Джек, он все же машинально прислушивался к разговорам и понял, что раньше кого-то в первом классе действительно обокрали. «А что, если…»

Конечно, даже если бы этот парень действительно оказался вором, ему не было резона помогать Джеку. Да и рука на перевязи — сломана, что ли? Многое ли он сможет? Но Джеку показалось, это шанс, пусть и мизерный, сохранить свои руки и ускользнуть от тюрьмы — и он рискнул. Шагнул к парочке, улыбаясь как можно чистосердечнее.

— Вы не знаете, тут у кого-нибудь можно найти сигареты? Прямо с ума схожу.

Разговор завязался легко, тут же и познакомились. Джейми был англичанином, а Оза датчанкой, но по-английски говорила хорошо. Оба плыли на «Титанике» третьим классом и успели, как Джек и Роза, за время плавания полюбить друг друга. Обоим посчастливилось уцелеть.

Чистый взгляд Озы смущал Джека. Сверкать при ней браслетами было неловко, и только когда она отошла помочь кому-то, он решился закатать рукава.

— Понимаешь, тут еще до айсберга такая неприятность приключилась… Ошибка просто…

Почему-то Джеку показалось, что на лицо Джейми набежала тень. Ладно, даже если это он на самом деле обчистил чей-то карман, подставил-то Джека не он, а Хокли. А Джейми как раз исправил дело, насколько было можно. Джейми задумчиво кивнул, потер подбородок, спросил, есть ли у Джека булавка. Джек отдал ему ту, которая была приколота к жакету, подаренному кем-то из пассажиров «Карпатии». Джейми, попросив придерживать браслеты, повозился в замках… И наручники открылись. Удалось не зашипеть, пока снимал их.

...Получилось миновать журналистов, ослеплявших вспышками, громко выкрикивавших вопросы. Инге завертела головой и наконец увидела тех, кто ее встречал. Пожилая пара, похожи на родителей Хельги. Джейми и Оза тоже подошли к ним — расспросить насчет гостиницы: у Джейми было немного денег. Джек потихоньку отошел в сторону, зашагал вперед, не разбирая дороги. Насколько он успел понять из рассказов Инге, ее родственники не слишком поймут, с какой стати рядом с ней и Хельгой ошивается какой-то парень. Что до Джейми и Озы — все-таки каждый раз, когда Джек смотрел на них, вспоминалось совсем недавнее прошлое. Роза ведь буквально перед тем, как "Титаник" врезался в айсберг, сказала, что сойдет на берег с Джеком. Сейчас они могли бы быть вместе.

Тогда, на вершине счастья, когда каждый шаг казался таким правильным и естественным, Джек даже не осознавал, какую любовь смог пробудить в огромном сердце этой лучшей на свете девушки. Просто они оба парили над землей, все выше и выше, точно их в самом деле подымала крылатая машина — ну о чем задумываются в эти райские минуты? Точно не о том, как больно и опасно падать с такой высоты.

Наверное, Роза чувствовала себя упавшей с неба в тот миг, когда Джека обвинили в краже. А он-то, дурак, еще сердился, что она верит обвинениям, что не пытается его защитить. Ему было больно, что она от него отвернулась, и он совсем не подумал, каково в ту минуту пришлось ей. "Это все Хокли. Не прикажи он лакею подбросить мне эту побрякушку..." Да, хорошо, Роза сразу села бы в шлюпку. Или нет? Зная, что Джека не пустят — что она бы выбрала?

Джек судорожно сглотнул. Он знал ответ. "Выбрала бы остаться со мной. Ну а дальше все зависело бы от того, как я о ней позабочусь. Вот я и позаботился..."

От отчаяния потемнело в глазах. Джек ткнулся лицом в какую-то стену и глухо зарыдал, упираясь в нее руками. Было противно от себя, стыдно за свою слабость, но сдерживаться он сейчас не мог. Потому что хоть голову разбей об эту стену, хоть наизнанку вывернись, Розу не вернешь и ничем больше не заплатишь ей за ее безмерную любовь, безмерные жертвы. Джек сотой доли их не стоил.

И больше у Розы не будет жизни. Никакой. Она ничего больше не увидит, ничему больше не обрадуется, не сделает, что хотела. И последнее, что с ней осталось — страх и боль. Боль раздробленных костей, впивающихся в мозг. "За что ей это выпало, за что? Почему не мне? Почему именно так?"

Звук приближающихся шагов заставил опомниться. Идти не было сил, но Джек приказал себе по крайней мере выпрямиться и обернуться. Нет, человек не дошел до него, куда-то свернул.

Глаза привыкали к темноте, Джек машинально стал осматриваться. Он и сам не заметил, как ушел от пристани довольно далеко. Улица вся была застроена высокими домами, светившимися множеством окон. Косые струи дождя блестели в желтых потоках света, плясали в лужах, из-за отражений в которых казалось, что освещенные окна — повсюду. Из-за рам смутно доносился говор, стук посуды: видно, кто-то едва садился ужинать в такой поздний час. В сыром воздухе отчетливо разливался, становясь острее с каждой секундой, восхитительный запах жареной картошки.

Наверное, здесь и стоило заночевать, если в подъезде нет консьержки.

Консьержки не оказалось. Подъезд был тускло освещен, так что по крутой, узкой лестнице с липкими от грязи перилами пришлось подниматься почти на ощупь. Джек устроился на площадке между третьим и четвертым этажом. Запах жареной картошки постепенно рассеивался. У Джека было с собой несколько кусков хлеба, на "Карпатии" он их откладывал, но так как он сегодня ужинал, то их следовало приберечь до завтра. А теперь, в углу площадки — постараться уснуть.

За дверями, за тонкими стенами люди, однако, еще не спали. На четвертом этаже муж и жена выясняли отношения из-за какого-то "ублюдка Билли": муж обещал тому страшную расправу, если он появится у них на пороге хоть раз, жена подтверждала это, тем не менее они оба не на шутку сердились. Этажом выше кто-то затеял танцы: бренчало фортепьяно, каблуки выбивали дробь. Где-то внизу зазвучали шаги, рассыпался хрусталем девичий смех, потом нежно и влажно прозвучал поцелуй, и свежий голосок сказал кому-то: "До завтра".

Где-то возвращались под крыши те, кто встретил спасшихся с "Титаника" близких, а кто-то входил в пустой дом, понимая, что никогда не приведет туда дорогого ему человека. А далеко в океане те, кого не спасли, болтались, как поплавки, в ледяной воде, и среди них были Фабрицио и Роза. Джек снова и снова представлял их мертвые лица, словно это хоть как-то могло помочь им или стать ему достойным наказанием. Если бы можно было избить себя в кровь... Он ударил себя кулаком по ноге, по подсохшему шраму на запястье, по животу. Жалкая и глупая попытка. Как этим загладить, что именно он наболтал Фабрицио, как легко в Америке найти работу? Что Роза... Что надо было сделать иначе? В какой момент он мог бы предотвратить ее смерть?

Уже которую ночь Джек думал об этом, мучительно впиваясь памятью в каждый момент катастрофы. Который раз он клял то себя, то Хокли, покуда, обессиленный, не засыпал. Так вышло и теперь.

Проснулся Джек от того, что в бок толкалось, вздрагивая, что-то горячее, да и вообще для апрельского утра было неожиданно тепло. Оказалось, что за ночь к нему под локоть пристроилась большая пушистая кошка, свернулась клубком и вздрагивала во сне. Джек осторожно повернулся, чтобы ее не придавить, но кошка проснулась, подняла голову и мяукнула. Вообще-то она не выглядела голодной, но все-таки грела его ночью. Джек отломил немного от одного из припрятанных кусков хлеба и бросил кошке — к его удивлению, она живо слопала хлеб. Погладив бархатную спинку, распушив еще больше бока и почесав животик, Джек торопливо поднялся. В коридоре все громче раздавались голоса: люди просыпались. Ему тоже было пора спускаться. Проскользнуть незамеченным уже не удалось: на него уставилась, выйдя на площадку, растрепанная итальянка, за подол которой цеплялся ребенок. Проводила подозрительным взглядом, но ничего не сказала.

Двор, мокрый от ночного дождя, весь блестел в утреннем солнце. Небо было умытое, высокое. Внимание Джека привлек шум: в одной огромной луже толклись голуби и воробьи, глотая воду и чистя перышки. Голуби утробно ворковали, воробьи звонко переговаривались и часто взлетали — крылатые горошинки... Джеку вдруг показалось, он не видел их сто лет, как сто лет не любовался трепетными, хрупкими подснежниками в крошечном палисаднике. Ослепленный горем, он успел забыть, какие чудеса наполняют жизнь. А сейчас будто снова вдохнул ее и, взбодрившись, пошел вперед, один из тысяч, спешащих утром по улицам огромного города. И как странно и радостно было снова ощущать под ногами твердую землю.

Улицы уже были полны народу. Джек помнил, что в такой толпе нельзя расслабляться, но все же не мог иногда не запрокидывать голову, чтобы в очередной раз удивиться домам, высящимся над мостовой, точно горы. Свет отражался в бесчисленных окнах, в стеклах трамваев, а рядом с трамваями проезжали экипажи, а то и автомобиль. А люди! Какая смесь: оборванные мальчишки, озирающиеся мигранты, хмурые женщины, спешащие за покупками, и среди них нет-нет да и попадется какой-то франт, невесть как затесавшийся сюда.

Будь рядом Фабри, он вертелся бы во все стороны, смеялся и провожал взглядами хорошеньких девушек. И конечно, на "Карпатии" он бы выбежал смотреть на Статую Свободы, и столько всего от радости наболтал бы по-итальянски — Джек бы и половины не понял. А если бы Фабри остался в Саутгемптоне, кто знает, может, сейчас снова ночевал бы под мостом — он так часто терялся, не знал, что делать... Но в Саутгемптоне он был бы жив. А теперь Фабри больше никогда не будет.

На пути уже попалось несколько магазинов, Джек зашел в каждый, спрашивая, не нужен ли им работник. Пока не везло, хотя в паре магазинов он помог перенести ящики и заработал по центу, а рядом с еще одним подобрал упавшую грушу.

Время шло к полудню. Джек уселся в каком-то сквере, чтобы перекусить. Он сначала и внимания не обратил, что на скамейке лежала оставленная кем-то коричневая папка — точно такая же, какая была у него.

В папке действительно оказались рисунки — сделанные по большей части нетвердой, неумелой рукой. Два портрета, силуэт птицы, плохо прорисованная лилия. Портреты оба женские, причем художник очень много внимания уделил волосам и глазам, явно забыв про остальное.

— Эй, мистер! — вдруг раздался рядом тонкий голосок. — Мистер, что вы делаете? Это мои рисунки, немедленно верните мне папку!

Джек и не заметил, что уже около минуты на него смотрела полными возмущения глазами хрупкая девочка лет пятнадцати, с длинными темными косами, в соломенной шляпке и в очень аккуратном платье с накрахмаленным воротничком. Она выглядела одновременно рассерженной и напуганной.

Джек усмехнулся: девчонка очень напомнила ему Грейс Шарп, зануду из их класса. В свое время он обожал дразнить Грейс: она так забавно злилась. Вот и сейчас ему захотелось подшутить.

— Хорошо, мисс, я верну вам папку. Но с вас штраф в размере одного цента за рассеянность.

Кажется, она всерьез оскорбилась. Джек хотел было пояснить, что пошутил, но она резким движением швырнула к его ногам монетку. Когда он наклонился, чтобы поднять цент, девчонка подскочила, вцепилась в папку и резко рванула на себя. Держи он папку чуть покрепче, эта сумасшедшая упала бы. Она и сейчас едва удержалась на ногах, отскочила и крикнула:

— Не приближайтесь! Совсем рядом я видела полицейского, он придет, если я его позову!

Оставалось только пожать плечами. Девчонка развернулась и убежала.

...Сегодня ему не везло. Еще в двух местах в работе отказали, но по крайней мере Джек начал понимать причину отказа. По очень подозрительным взглядам он стал догадываться, что, пожалуй, его внешность сейчас совсем не внушала доверия. Пожалуй, стоило бы привести себя в порядок. Может, за три цента пустят в ночлежку.

Джек опустился на крыльцо какой-то забегаловки. Он чувствовал непривычную усталость. Снова наступал вечер, по ступенькам то и дело взбегали проголодавшиеся продавцы и мастеровые. Джек машинально прислушался к разговорам.

— Так ведь сначала писали, никто не погиб?

— Держи карман! Где ты столько шлюпок наберешь? Небось, набили богатеями, а о прочих и не подумали даже.

— Так ведь потом пароход приплыл?

— И что? Ты представь, какая там вода...

Можно было бы присоединиться к разговору — за рассказ о "Титанике", может, сейчас угостили бы бесплатно. Но не то, что говорить — даже слышать о нем от посторонних было тошно. Джек встал и побрел дальше, а из открытой двери еще доносилось:

— Что, так все и пойдут на корм рыбам?

— Ну, говорят, судно послали трупы ловить. Была оказия деньги тратить! Будто им не все равно...

— Так ведь родственники...

"Надо будет выяснить потом, где похоронили погибших. И побывать у Розы. Фабрицио даже некому опознавать".

*, ** — Джейми и Оза — персонажи мини-сериала "Титаник", вышедшего в 1996 году (реж. Р. Либерман).