Я с тобой (джен)

Пробуждение было ударом, от которого мир вокруг пришел в движение. Гипотетически пришел, потому что вокруг царила кромешная и непроглядная тьма, в которой его мотало как лист на ветру. Ощущения головокружительные и наводящие на мысль о тяжелом похмелье или последствиях наркоза. Он попробовал согнуть пальцы на руке — получилось. Ноги? Двигаются. Шея… Шея почему-то ныла, но на фоне головной боли это казалось ерундой. Голова взрывалась пульсом сверхновой при каждой мысли, шевелить извилинами нужно было очень осторожно. Если тело болит, оно живо. Это однозначный плюс. Где он? А хрен его знает. Но по тактильным данным под ним кровать, и даже с постельным бельем, под несчастной шеей определенно подушка, на плечи давит что-то легкое и теплое — одеяло без вопросов. Кровать — это безопасность, ведь не лег бы он спать в момент, когда есть угроза… Чему? Жизни? Здоровью? Ну, допустим, жизни. Значит, темнота находится в мирной обстановке. Если он лежит на кровати, то кровать стоит в доме (чьем — тоже хрен знает, но пока это не важно), боль не такая, чтобы подорваться в поисках анальгетиков и противосудорожного, а больше никаких повреждений не наблюдается. Стоп! Темнота… А он, часом, не ослеп? Может быть, вокруг белый день? От этой мысли адреналин рванул в голове, и слепоту пришлось отбросить — перед глазами пучком расцвел сноп искр. Раз глазной нерв способен выдавать такие реакции, он не атрофирован. А может, у него просто закрыты глаза? Ну-ка если поморгать… Оппаньки, во что это ресницы упираются? Повязка на глазах? Не медицинская, медики так не вяжут. Да и не повязка, а какая-то полумаска тряпочная. На кой она тут в полной темноте?

В голове было пусто, как если бы боль выбила оттуда все содержимое, оставив только перемолотый фарш под черепной коробкой. И даже если начать с главного, то сам он — кто? Пульсирующая темнота издевательски молчала, уступая место постепенно нарастающей панике. Такого с ним еще не бывало, чтобы не помнить ничего. Не просто последние пару-тройку часов или, черт с ним, даже пару суток, а совсем ничего. Имя? Какое из? А что, это все его имена или просто ему известные? Что же должно было случиться, чтобы так накрыло? Амнезия бывает краткосрочной и долгосрочной, рано или поздно память восстанавливается в спокойной обстановке (или не восстанавливается никогда?). Нужны какие-то зацепки для того, чтобы информация прикатила обратно. Если знать, где он, то всплывет и кто он. Логично?

Он сел, скинул маску с лица и покрутил головой — темнота ни с какой стороны не стала светлее, и мысль о слепоте бочком прокралась обратно, залегла в уголке в ожидании пинка. Он свесил ноги с кровати и осторожно коснулся пола — мягко, мохнато. Шкура или ковер? Без разницы, главное, что не больница, там такое не держат в целях стерильности. И кстати, на нем не пижама. Была бы больница, была бы и пижама. А что это за тряпье? Вроде теплое. Да и ладно.

Он сделал шаг и выставил вперед руки, шаря ими в темноте. Ладони коснулись сначала плоскости, потом изогнутого металла — дверная ручка. За дверью что? Ха-ха, опять темнота. Но слева стена, она куда-нибудь выведет. Справа тоже стена, кстати, можно коснуться руками одновременно обеих стен, но он этого делать не будет — лбом можно налететь на что-нибудь неприятное. Боковая дверь… Поверхность сменилась — холодная, гладкая, швы через равные промежутки — плитка. Туалет? Душевая?

В живот ему уперся край холодного санфаянса. Раковина. Кран. Это кстати, пить хочется. Холодная вода ударила в раковину, он подставил ладонь под струю и ткнулся туда ртом, пока другой рукой ощупывал окрестности крана. Мыло, банка какая-то, тюбик, острое и твердое, привязано к шнуру — выключатель. Он, не раздумывая, сжал конус в ладони и сдвинул рычаг в сторону. Ударил свет, такой ослепительный, что мышцы лица свело в гримасу, превратившую глаза в щели. Набрав в обе ладони воду, он плеснул ее себе в лицо, растер и разлепил ресницы, уставился в зеркало перед своим носом.

А потом он издал вопль, который сделал бы честь животному, попавшему в яму с дрекольем. Отражение было женским.