Гарри Поттер и на самом деле (джен)

Топ-топ-топ… Топ-топ-топ!

Вялая утренняя мысль медленно выползла из какой-то дальней извилины:

«Вот какая скотина по потолку бегает с утра пораньше?»

Вообще-то мысль эта начала сгущаться сквозь дрëму и тупую головную боль секунд десять назад, и время я прикинул именно по её ранне-утренней неспешности.

Так всегда у меня бывает, когда успеваю урвать у ночи лишь пару часов для сна. В таком случае лучше вообще не ложиться, поскольку просыпаешься совершенно разбитым. Но, похоже, вчера что-то пошло не так... Что?

Топот же продолжался, мешая соображать, к тому же в груди зашевелился гнев, а заодно и недоумение. Ведь, вообще-то, живу я на втором этаже собственного коттеджа, и до ближайшего трëхметрового забора моего участка — двести пятьдесят метров сада… А звук идёт ещё как-то под углом. В коттедже у меня мансарда, на которой я в принципе мог задремать, но черепичная крыша коттеджа стоит под углом шестьдесят градусов. Слишком круто, чтобы вообще по ней было возможно бегать. Похоже, я заснул на каком-то левом тёмном чердаке?

Нет, ну жизнь меня изрядно помотала, где только ни приходилось ночевать. Но уже пятнадцать лет я богат, успешен, не привлекался и не употреблял… Гм, да, последние пятнадцать лет моей пятидесятидвухлетней жизни.

— Топ-топ-ТОП!

И высокий дебильный смешок сверху… Похоже, топают намеренно, чтобы мне досадить, а ещё на голову сыплется пыль. В носу засвербело, я прижал палец к носу и глухо чихнул. Сверху ещё громче расхохотались. Топ-топ-ТОП!!! Хрусть!

— А-а-а-а !!!

Мои попытки собраться с мыслями просто прекратились, оставив лишь простые и быстрые реакции, поскольку вместе с потоком света сверху ворвались клубы пыли, обломки доски, мерзкий вопль и… коричневый ботинок, что чуть-чуть не достал рубчатой подошвой до моего носа! В углублении протектора ярко блеснула заклиненная пивная крышка, от которой пахнуло кислятиной.

Я резко отшатнулся, и в глазах вспыхнули искры, потому как особо отшатываться было некуда, и мой затылок встретился с близкой стенкой.

Не нокаут, но нокдаун точно. По многолетней привычке к стрессовым ситуациям тут же поискал взглядом, что бы схватить подходящее для драки. Лыжи, швабра, грабли, мусорный совок на гвозде... Гм, полосатый матрас? Вот что за пружинистый скрип подо мной! Куча газетных подшивок в углу. Я в какой-то кладовке?

Владелец же ноги на миг закончил вопль, а потом заорал ещё громче да ещё с визжащими интонациями бензопилы, которой подсунули лом. Я же снова чихнул и потëр глаза, а в следующий миг понял, что орёт этот провалившийся придурок не только от испуга. Сломанная доска, не выдержавшая его топота, как пилой распахала ему правую икру, а из разорванной штанины в ритме пульса брызжет кровь, расползаясь по матрасу внушительным красным пятном.

— Твою же мать!

В экстремальных ситуациях восприятие мира сужается до молниеносных конкретных мыслей, требующих действий. Это, конечно, тоже наработано с возрастом: в юности я, как любой человек, растерялся бы. Сейчас же всё лишнее автоматически оставил «за кадром».

Кувырок в сторону, распахнул плечом дверь, скошенную под угол, одновременно понимая, что это не чердак, а кладовка под лестницей. Так значит, орущая кровавая проблема провалилась сквозь ступеньку. И, судя по напору струи крови, её надо решать первой.

Одним движением выдернул из своих штанов тонкий ремень и метнулся вверх по лестнице, ведущей, оказывается, на второй этаж. Жирный круглолицый парнишка внушительных размеров поднял на меня страдающие глаза, в которых плескалось море ужаса. Похоже, он и боли-то никогда в жизни не испытывал, а тут сразу и столько! Того и гляди в истерику сорвëтся. Нечего было топать идиоту… Но ладно...

— Так, братец, смотри сюда, — я пощëлкал пальцами у него перед носом, привлекая внимание. — Доставай свою ногу из дыры. Я помогу.

Сломанную доску в сторону, потом шагнуть ступенькой выше, а юного здоровяка под мышки и вверх.

— Теперь давай аккуратненько…

Он всхлипнул и вяло повис у меня в руках. Я покосился вниз в дыру и с удивлением понял, что вообще-то его нога свободно висит, ничто не держит. Странно… Да я восемьдесят килограмм без читерства на бицепсы десять раз беру в одном подходе, а эта расслабленная туша какая-то неподъëмная. Плеснуло раздражение, впрочем, пока разбираться некогда, я рявкнул:

— Помогай!

Только тогда он вспомнил о своей второй ноге, стоящей на ступеньке, и, наконец, отжался ею с моей помощью от пола, доставая раненую из дыры.

Теперь разорванную штанину вверх. Ну не так уж и плохо, рана до середины икроножной. Ремень захлестнуть ниже колена, пропустить через пряжку и туго подтянуть.

— Бо-ольно, — простонал парень и всхлипнул. По лицу побежали две дорожки слёз, а глаза начали закатываться. Я затянул ремень ещё туже и пару раз ещё дополнительно обернул кожаную ленту внахлëст. Потом шлепнул парня по щеке, привлекая внимание, и ухватил его пухлую широкую ладонь, заставив положить её на ремень.

— Не спать! Прижимай вот тут, чтобы не размотался! Сейчас нормальный жгут поищу и принесу пероксид… Кровь надёжно остановим. Потом вызову врача и всё будет в порядке. Прижимай крепче. Не спать! Твоя жизнь в твоих руках! — снова рявкнул я, потому что у мальчишки от моих слов отвисла челюсть и он забыл нажимать на ремень. Окинув его строгим взглядом, я удостоверился, что он делает нужное, и метнулся в комнату.

Чёрный чемоданчик с красным крестом в белом круге висит над большим креслом у стены. Всегда удивляло его расположение… (Всегда?! Не важно…) И висит, зараза, высоко. Ну ничего, кресло тяжелое, не шатается. Наступить на сиденье, потом на подлокотник и на спинку. Так что аптечка оказалась как раз на уровне груди.

Повернуть маленькую латунную вертушку...(Вертушка на аптечке, как на двери уличного сортира?! Не важно…) Открыть дверцу и заглянуть внутрь.

Так… Жгута нет. Есть куча пузырьков, ампул… все латиницей подписанные. Но вот, как я знаю, с синей крышкой, точно пероксид гидрогена... (То есть, перекись водорода! Что за пероксид такой в голову лезет?) Бинт, вата, йод для дезинфекции пальцев и обработки краёв раны.

Пацан уныло прислонился к стенке, сидя на середине лестницы, но не сомлел, и то хорошо. Смотрит с ожиданием. Я подмигнул и встряхнул пузырëк:

—  Эта штука прикольно шипит и пузырится. А главное — кровь останавливает и не больно.

Отрывисто командую:

—  Вытяни ногу. Придержи штанину. Сейчас мы эту царапину обработаем…

Пацан держит ремень добросовестно. Кровь уже почти не сочится. Повредил пару крупных сосудов, но не оборвал, слава богу. Перокс… тьфу ты, перекись! Прилежно пошипела, реагируя с гемоглобином, ускоряя сворачивание.

Теперь йод на пальцы, йод на вату. Рисуем жёлтый ободок вокруг шрама. Дуем, а то, судя по взгляду, мальчуган йода боится больше, чем крови. Ладно, обойдëмся без жгута. Следующий шаг. Нужно позвать… (Кого?!) И надо позвонить 999. (Что за?) Основная проблема в том, что я ещё никогда и никуда не звонил, только видел, как это делают... (Что?!!)

Разобрать внезапно хлынувший в голову сумбур не успел. Быстрый цокот каблуков — и на нижней ступеньке лестницы замерла женщина в наверченных на высоте баскетбольного роста бигуди. Глаза у неё мгновенно выпучились, будто в череп щедро качнули воздуха из насоса, но рассмотреть подробности не удалось — она открыла рот и издала настолько мощный вопль, что звуковая волна заставила скорчиться, зажав уши.

Был когда-то певец такой — Витас. Ходил везде с загадочно с замотанной шеей. Что пел, никто не помнит, но как он орал, запрокидывая голову, в припеве одной из песен, сделавшей его знаменитостью, помнят все. Вот вышло один к одному, да как бы не мощней!… Твою мать! Раненый пацан с перепуга подхватил этот вопль, попытался вскочить, и кровь от движения вновь брызнула из-под кипящей пены. Женщина закатила глаза и плавно, как кукла, у которой отрезали веревочки, сложилась у лестницы. Только вывалившийся из ладони половник загремел по полу.

Я ткнул кулаком в живот пацана, набравшего воздуха для нового вопля, и буркнул:

— Не ори!

— Что с мамой?

— Мама кровь не переносит, как многие женщины. Они от этого орут и сознание теряют. Но ты же мужчина! Ты-то зачем орёшь?

— Я… я не знаю! Оно само!..

— Ремень держи. Сейчас матери аммоний принесу, нюхнëт и очнëтся. Нажимай на ремень, а то снова кровь потечëт. Она очнëтся, увидит и снова отключится. Так и замкнëтесь в бесконечном цикле, пока один из вас не умрёт. Понял? — пацан, пока я говорил, судорожно открывал рот, как рыбка, попавшая на берег.

Хехе. Жевал белиберду, которую я ему скармливал. Я же тем временем долил в рану перекиси и своего добился — недоумение прекрасно перебивает панику, так что накатывающая на толстячка истерика исчезла.

Значит, мне пора делать следующий шаг. И заключается он в добыче нашатыря из той же аптечки. Я промчался мимо к уже знакомому креслу. Аккуратно. Шаг. Коричневая пробка — вот он, хлористый аммоний…. (Тьфу ты, да нашатырь же!) Щипнуть ваты, открутить крышку, пропитать… Фу, какая гадость, аж глаза заслезились. Закрыть крышку, поставить на место, закрыть дверцу на вертушку… (Латунную вертушку на аптечке!)

Возвращаемся. Приподнять мокрую голову женщины, усыпанную парящими бигуди. Вату под нос. Она шарахнулась, судорожно вдыхая, распахнула слезящиеся бледно-голубые глаза. А теперь короткий доклад:

— Братец провалился ногой в ступеньку, сильно оцарапал ногу, надо срочно позвонить…

Женщина привстала на локте и, отстраняясь всем телом, воскликнула:

— Ну так звони, идиот! Почему ты ещё здесь?!

Я поперхнулся, и по нервам вдруг резанула мощнейшая обида: как несправедливо! И тут же сам факт возникновения обиды по этому поводу потряс. «Какая ещё, нахрен, справедливость?» О чём это я?

Только в детстве кажется, что мир обязан быть таким, каким тебе сказали или каким ты сам себе его придумал. Несоответствие и ощущается этой самой «несправедливостью». Но детство осталось сорок лет назад! Однако ощущение несправедливости оказалось прямо физическим — мысли в голове вскипели, руки похолодели, а в солнечном сплетении, напротив, словно зажглось солнце…

Хлоп! — женщина уже не просто возвышалась надо мной на две головы, а больно хлестнула полотенцем! Полотенцем! (Откуда только взяла?) И половник ещё так сжимает в левой руке, словно прикидывает, не добавить ли.

Хлоп! — ещё раз. Действительно добавила, но опять полотенцем. Сбивая эту идиотскую ситуацию и хлам ощущений к вполне себе понятной физической боли в плече, на которое пришлись оба удара. Огненная волна разрядилась каким-то странным неудовлетворëнным чувством, горло перехватило, пищевод судорожно задëргался и в желудке кольнуло.

Я скрежетнул зубами, но вновь сфокусировался на действии. Подумаем, «что это такое вообще сейчас было», после. Сейчас важно врачей этому балбесу малолетнему вызвать.

Мигом шмыгнул в прихожую, цапнул широкую прямоугольную трубку, прижал её плечом к уху. Затем выдернул обеими руками плотно прихваченную настольным зажимом металлическую карточку с цифрами, буквами и гравировкой.

Теперь нужно вставить её в прорезь сбоку телефонной коробки, до щелчка. Похоже на прародителя магнитных карточек с абонементом на количество звонков или на количество минут. Застал их в юности.

Теперь набрать на круглом старинном телефонном диске в центре латунной коробки, натëртой до блеска, три девятки. 9-9-9. С некоторым любопытством наблюдая, как диск с рычанием возвращается после каждого оборота на место. (Надо же, какое старинное и редкое говно, но ещё работает) После пары гудков вызова со стороны больницы доложили номер учреждения и имя дежурного врача. Я же выдал, автоматически добавив в голос напора и беспокойства:

— Здравствуйте. Тисовая улица, дом четыре. Бытовая травма. Мальчик десяти лет, провалился ногой в ступеньку лестницы. Обломок доски разорвал икроножную мышцу, рана одна, но, судя по сильному кровотечению, повреждена артерия. Жгут наложен, пероксидом обработано. Фамилия для регистрации? Пострадавший Дадли Дурсль. Звонит его кузен Гарри Поттер.