Хроника Б.П. (джен)

Здравствуйте, меня зовут Буханкин Проша, и у меня есть справка, что я умственно отсталый. То есть, доктор мне эту справку давать не хотел — только наорал на меня, что я долбоклюй и не хочу на работу устраиваться, и тогда я написал её себе сам. Потому что я и правда не хочу устраиваться на работу, а по этой справке мне в электричке подают на лечение от умственной отсталости. Нормально подают, можно даже не каждый день заморачиваться. Главное, вовремя смыться, чтобы морду не набили. Кстати, кличка у меня БП, по инициалам.

У нас электричка под боком ходит, ну я туда с утра и прыгаю, час-два побираюсь, идиотом прикидываюсь — и домой, в потолок плевать. По пути пивко покупаю и из жратвы что-нибудь, шавуху там или пельмени. Мне много не надо, я человек скромный.

Когда я из школы вылетел, меня папаша в ПТУ пристроил, но я вылетел и оттуда тоже. Не потому, что тупой — у нас там в группе все тупые были, а потому что девок портил. Один раз чуть не загремел, предки меня еле вытащили.

С того момента они и стали со мной, как бы это сказать, построже, что ли. До восемнадцати кормили-одевали, потому что деваться некуда, по закону должны кормить-одевать, а потом пинка дали. Сам, говорят, себя обеспечивай, лоб здоровенный. Даже от армии отмазывать не стали, самому пришлось суетиться.

Короче, жить с ними под одной крышей рили невозможно стало: ни бухать нельзя, ни баб водить, только знай пилят и пилят с утра до вечера. «Иди работай, иди работай…» Уши отвалятся такое слушать. Я в тот год почти не ночевал дома, больше по впискам ныкался.

Слава богу, хоть с бабушкой мне повезло — она умерла и квартиру мне завещала. Очень вовремя. Я первое время с друзьями тусовался, но они, сволочи, взяли моду из моей квартиры тащить то одно, то другое, даже фотик старый спёрли, придурки. И послал я друзей к чёрту. Нафиг. Один проживу. Да и пить уже не могу круглосуточно, я ж не железный. Когда тебе семнадцать, это одно, а когда к тридцати подкатывает — это другое. В ПТУ я, помню, мог пузырь водки выдуть, и на утро ни башка не болит, ни вообще — как огурец, можно снова бухать. А теперь осторожничаю. Старость.

Ну и зачем я это всё вам рассказываю? А хрен меня знает. Для истории, наверно. А то в городе странное творится, может, я один такой летописец остался. За ошибки извиняйте, мы академиев не кончали.

День первый, короче.

Я поваландался с утра по электричке, схлопотал от контролёрши и вылез на станции за городом. Там даже киоска нет, только скворечник бетонный и лавочка. Ну, я вынул телефон и стал червяка гонять, пока следующий поезд подойдёт. Гоняю, никого не трогаю, и вдруг слышу:

— Эээ… Эээ… — мычит кто-то, но не по-пьяному, а по-другому-как-то. Нехорошо мычит.

Я на всякий случай с лавочки слинял и спрятался. Стою за бетонной стенкой и слышу, как он там топает и охает, и вдруг чую: мертвечиной несёт. Мне, признаться, не по себе стало. Вдруг он тут собрался труп прятать? А я, получается, в свидетели попаду. Не, не надо мне такого счастья! Хорошо, что поезд подошёл. Я быстро в вагон прыгнул, не оглядываясь, сел на скамейку и прикинулся, что сплю, чтобы опять не загребли. Вот, собственно, и всё по первому дню. Больше ничего особенного не было.

День второй.

Телевизора у меня нет, я всё в телефоне смотрю. И сегодня с утра новости порадовали: карантин. То есть, выезд из города закрыли. Зараза там какая-то, то ли у нас, то ли снаружи, чёрт её разберёт. Ну и народ, ясен пень, как про закрытый выезд услышал — так сразу ломанулся из города окольными путями. Весь город на уши встал, тачки бибикали, бензином воняло, в новостях кричали, что всё хорошо. А про труп ничего не сказали.

Ну, мне-то что, я закупил жратвы в магазе и завалился на диван — ютуб смотреть. Правда, затариваться было тяжело — во всех магазах толчея как перед Новым Годом. Как сбесились люди.

До вечера фигню всякую смотрел и в потолок плевал. А как стемнело, хотел баиньки укладываться, да вдруг в окно постучали. Я подошёл, а там чья-то рожа серая, распухшая, глазищи навыкате, мутные, и зубы во. Я его матом покрыл и занавеску задвинул. Будут ещё всякие алкаши лезть куда не просят!

Ух как он заорал… У меня и сейчас кровь стынет в жилах, как вспомню, а ведь уже два часа прошло. Нахрен. Не буду сегодня свет выключать.

День третий.

Высунул я, значит, нос на улицу, а там ни души. Подозрительно! И решил я сегодня тоже никуда не вылезать. Раз люди не выходят — значит, есть причина. А какая — постепенно выясним. По новостям, ясно море, ничего не скажут, придётся самому вынюхивать. Сварил я пельмени, сожрал, водой из-под крана запил и начал звонить корешам, с кем когда-то знался.

Дозвонился только до Ваньки Онисимова, который с Луговой. Он, конечно, скотина, но надо же хоть у кого-то поспрашивать, что с миром творится. Но и тут меня ждал облом: Ванька бубнил что-то невнятное, шамкал в трубку, как обдолбанный, и я только одно слово разобрал. И слово это было — «вали». Мда…

День четвёртый.

Электрички сдохли. В смысле не ходят. Проторчал утром под мостом два часа, и ни одна не проехала. Ну не сволочи? Знать бы ещё, кто.

И никого, кроме меня, на площадке не было.

Шёл домой, увидел киоск раздолбанный, ну и набрал себе полные мешки ролтонов и чего там ещё. Жаль, я шоколад не жру — там шоколадок целая куча валялась. И никто не засвистел, не заорал: «Молодой человек, отойдите от киоска!» Вроде и хорошо, а всё равно какая-то заноза зудит. Неправильно всё как-то.

И уже возле дома я понял, что неправильно. Слишком много крови на асфальте — и у магаза, и перед заправкой, и в подворотне. Я сначала внимания не обращал, думал — краска, а потом дотумкал. И поскорее слинял в квартиру. Кажется, Ванька прав был насчёт того, что валить надо. Только куда?

День шестой (пятый пропустил, в телефон игрался).

Только сейчас допёр, что батареи уже три дня как ледяные. То-то мне по ночам зима снится! А у меня тёплые шмотки все ухрюканные. Ну я напялил на себя что посвежее, а остальное в стирку засунул. Хорошо хоть машинка есть, а то полжизни руками стирал, как дурак.

Тот же день, вечером.

Сижу, короче, дома, жру трофеи из киоска. И чёрт меня дёрнул залезть в даркнет на тот самый форум. Почитал, о чём люди треплются, и чуть ролтоном не подавился. Собрал в доме всё, что похоже на оружие, покидал в сумку жратву и на улицу вылетел. Даже бельё из машинки не вынул — хрен с ним, пусть пропадает.

По дороге позвонил этому, который у них за главного, сказал, так и так, возьмите меня, я хороший. Он велел мне идти через бывшую галерею — сказал, там сегодня чисто. И сказал, что вышлет мне навстречу ребят, и велел условное слово сказать. Пароль типа.

Встретились мы с ребятами, отвели меня куда надо, обшмонали как полагается, ролтоны в общий фонд забрали, и отрядили меня назавтра чуть свет на разведку вместе с тремя качками. И выдали баллончик с белой краской, двери помечать — где чисто, а где заразно. И обмундирование выдали. Я, когда настоящий автомат в руки взял, прифигел некисло. И пестик тоже выдали, даже научили на предохранитель ставить. Посмотрел на себя в зеркало — да я крутой, блин.

День седьмой.

…! Чтоб я ещё с этими уродами куда-нибудь пошёл! Сижу трясусь, зуб на зуб не попадает, штаны сменить пришлось. Ну и насмотрелся я за сегодняшний денёк. На всю жизнь хватит, да ещё останется. Не-не-не, нахрен такую крутоту, лучше буду полы подметать и кастрюли мыть. Так главному и сказал. Пусть мне, ёлы-палы, выдадут швабру вместо автомата, а вместо пестика веник.

Пошли мы, короче, в пять утра на разведку, искать провиант и вообще всё полезное. Сначала было здорово: идём по улице, как хозяева, из автоматов постреливаем, друг над другом стебёмся — красота. Инструмент, правда, тяжёлый — меня, как новичка, нагрузили по полной, а у меня ведь ещё автомат. Но ничего, жить можно. Всё лучше, чем в квартирке дожидаться, пока тебя съедят. В один дом заглянули — там всё до нас обчистили, двери нараспашку, кругом мусор. И тухлятинкой тянет.

— Эй, новенький! Работай, — пихнули они меня в бок.

Ну, я баллончик вынул и написал на двери, как учили: «Заражено! Не входить!» Вчера три часа запоминал, как это без ошибок пишется. Главный у них педант, ему надо, чтоб всё по порядку было. А по-моему, плевать, как слово написано, лишь бы поняли. Тем более сейчас, когда наступил… Чёрт, как же они над моим прозвищем ржали! И зачем я им его сказал?

Так вот. Идём мы это, идём, и вдруг нашли необчищенную девятиэтажку. Окна целы, подъезды закрыты, кое-где даже свет горит — то, что надо. Бритый говорит:

— Заходим в первый подъезд. Если чисто — начинаем работать.

Зашли. Чисто. Начали работать. Уработались до обеда, срезая замки со всех дверей. Мне инструмент не доверили, пилили Бритый и Лысый по очереди. Взмокли, бедняги. А мы с корешем по квартирам складывали добро в кучу поближе к выходу, чтоб удобней было потом забирать.

И дошли мы до предпоследней двери. И вдруг из квартиры номер один выскочила баба и как начала на нас орать! Я даже опешил сначала. Молодая вроде баба, смазливая, но дурная какая-то. А Бритый, придурок, обрадовался и начал её ловить. Оттого всё и случилось. Правду говорят — всё зло от женщин!

Мы, ясно море, поддержали товарища и вломились всей толпой в ту поганую квартиру — думали, повеселимся. Ага. Щас. Бритый даже ухватить её толком не успел. Даже не знаю, как описать то, что дальше было. В общем, дверь из спальни распахнулась, и оттуда вышло что-то серое, огромное, с седыми волосами торчком и в длинной рубахе в цветочек. Глазищи — во! Зубищи — во! И как кинется оно на ребят, да как начнёт их зубами рвать. Они в него палят, а ему хоть бы хны. Девка, не будь дура, сразу слиняла. Ей-то что — натворила дел и в кусты, а что люди из-за неё гибнут, плевать.

Мне повезло, я у выхода стоял. Автомат и пестик с перепугу бросил. Сам не заметил, как на улице оказался. Стою, жду ребят, а чтоб не скучно было, на двери баллончиком мажу.

Не дождался.

День восьмой.

Не пришлось мне подметальщиком поработать — уезжаем. Куда, сами пока не знаем, но главный сказал, что надо срочно валить отсюда как можно дальше, потому что скоро рванёт атомная. Она по-любому рванёт, у неё просто выхода другого не будет, кроме как рвануть, когда электричество отключится. А отключится оно по-любому. И вот тогда начнётся настоящий…

Машин у нас много — два десятка. И гружёный буханок. Меня к нему прикрепили — колёса накачивать, гайку снизу подкручивать — мне показали, какую. Отходит, скотина. И бензин заливать. Ты, говорят, Буханкин — вот и работай на буханке. Поржали, перекличку сделали — и поехали. Навстречу новым приключениям.