Всегда и навеки (джен)

— А вот и городские ворота, просыпайся! — возница обернулся, дабы разбудить попутчика, который ещё крепко дремал в обнимку с книгой. Данмер отвёл глаза, уголки его губ едва приподнялись. Повозка поравнялась с конюшней.

— Приехали!

Попутчик вздрогнул и тут же вскочил, будто по команде. Впопыхах закинув дневник в рюкзак, он лихо спрыгнул с повозки и поспешил к воротам города. Казалось, его уже ничего не интересовало, кроме собственных дел, но оклик возницы заставил опомниться и замедлить шаг:

— Береги себя!

Имперец обернулся, растерянная улыбка вспыхнула на лице.

— Ты тоже! — махнув рукой на прощание, Цицерон продолжил путь.

Чейдинхол оказался приятным городом, раскинувшимся на берегах реки Корболо и разделённым ею на две части — западную и восточную. В первой процветала торговая жизнь: рынок, ремонтные мастерские, гостиницы для приезжих. Рядом ютились отделения Гильдий, а на холме расположились богатый район и замок графа. Восточная же часть была куда скромнее и скуднее. Это был обычный жилой район с центром в виде часовни и маленькими домиками вокруг. Соединяли эти две непохожие друг на друга части города деревянные мосты, украшенные резьбой. Стражники то тут, то там стояли на карауле, иногда поёживаясь спросонья. А мирные улочки уводили вглубь домов и постоялых дворов.

Именно здесь Цицерон начнёт всё заново, осталось только найти Убежище, где его ждёт новая семья. По словам Уведомителя, пусть душа его будет жить вечно подле Отца Ужаса, чейдинхольское Убежище находится в подвале старого заброшенного дома в восточной части города. На его поиски и отправился молодой имперец, попутно гуляя и любуясь живописными видами. Наконец-то он осмотрит Чейдинхол собственными глазами!

Великая часовня Аркея возвышалась издалека, ещё в западной части города были видны её парящие белые стены, сильно контрастировавшие на фоне жилых домов и деревьев. Когда же Цицерон подошёл ближе, то она, наоборот, показалась ему громоздкой и тяжеловесной. Тот, кто её возводил, явно переборщил с монументальностью. Но, кажется, жители города этого не замечали, уже свыкшись с огромной каменной глыбой. Местные прохаживались возле её стен не торопясь, наслаждаясь прогулкой. Внимание же Цицерона привлёк полуразвалившийся дом напротив часовни. Без крыши и второго этажа, поросший зелёным молодняком и кустарником, он явно уродовал красивый город.

«Это он?» — промелькнул в голове Цицерона насущный вопрос. Но этот самый вопрос повис где-то глубоко в дебрях ума из-за чужого оклика, внезапно сбившего молодого имперца с толку.

— Вы так пристально разглядываете эту развалину… Недавно прибыли в Чейдинхол? — голос, раздавшийся за спиной, от неожиданности немного напугал.

— Что? — сконфуженно поинтересовался Цицерон, обернувшись к незнакомцу.

— Ах, нам так стыдно перед гостями за это попустительство… — мужчина указал рукой на стоящий неподалёку дом.

— Да… ничего страшного… — пожав плечами, молодой имперец хотел уже было ретироваться, дабы не привлекать внимания, но назойливый и сердобольный прохожий не думал замолкать.

— Сколько было просьб к графу, а всё без толку! Этот дом будто проклятый! Его уже и сжечь пытались местными силами, но всё тщетно! Говорят, в нём живут призраки, пожалуйста, не подходите близко…

— Хорошо… — невнятно буркнул себе под нос Цицерон, изображая на лице смятение и испуг. Хотя последнее у него плохо получалось — губы то и дело хотела исказить улыбка. «Это он! Это он!» — сладко дребезжало в голове.

Пришлось ещё некоторое время побродить по улице, пока площадь возле часовни не опустела от прихожан. Время в ожидании текло непростительно медленно, а заброшенный дом и предстоящая встреча тревожили его до глубины души. Не выдержав нахлынувшего предвкушения, Цицерон подкрался к заросшему молодняком зданию и незаметно проскользнул за ветхую дверь. Тени кустарников и деревьев скрыли молодого имперца от посторонних глаз.

Оказавшись внутри, Цицерон с прискорбием заметил: дом давно прогнил, кругом пахло сыростью и тленом. Из щелей в потолке падал свет, но его слабых лучей не хватало, чтобы осмотреться, посему пришлось двигаться на ощупь. Путь вёл в подвал, и молодой имперец, не задумываясь, стал спускаться по камням, сквозь проросшие через землю корни деревьев. Тоннель по мере продвижения всё более окрашивался в алый цвет. А источником этого свечения оказалась железная дверь с изображением Отца Ужаса. Сердце ёкнуло при виде лика самой Пустоты, а руки непроизвольно прикоснулись к металлу, в желании доказать их хозяину, что всё происходящее с ним не сон. Кроме свечения, от двери исходило тяжёлое дыхание, знаменуя всем своим видом, что это вход в Убежище. Отойдя от нахлынувшего трепета, Цицерон постучал.

— Каков цвет ночи? — раздался тихий вопрос в пустоте. Дверь заговорила, но молодой имперец лишь восторженно затаил дыхание. Он знал пароль, поэтому, нисколько не смутясь голоса из небытия, ответил:

— Кроваво-красный, брат мой.

— Добро пожаловать домой, — ледяным эхом разнеслось по коридору, и дверь открылась. Цицерон с благоговейным страхом вошёл в Убежище и замер у самого входа, боясь сделать следующий шаг. Из забытья его вывел незнакомый голос.

— А вот и ты, — хмыкнул поджидавший у входа каджит. Молодой имперец непроизвольно вытянулся, будто палку проглотил, и скороговоркой произнёс заученное заранее приветствие:

— Я ассасин, имя моё Цицерон, послан Уведомителем брумского Убежища к вам, в Чейдинхол.

— Неужели? — оценивающим и хитрым взглядом смерил его зверолюд.

Возникший на пороге Убежища новичок удивил каджита. Весь перепачканный в паутине и пыли, ещё молоденький ассасин стоял на месте, будто вкопанный. Короткие каштановые волосы торчали в разные стороны, а чёрные глаза смотрели с тревогой и любопытством.

— Я присягнул на верность Тёмному Братству, но в Бруме был погром… — Цицерон пытался правильно подобрать слова и объяснить ситуацию, но переживание взяло верх.

— Раша знает об этих событиях и Раша опечален ими не меньше тебя, новобранец. Но кошмар минувших дней миновал тебя, дитя… Добро пожаловать домой… — каджит заключил Цицерона в объятия, чем полностью обезоружил.

— Я… Мне… — сконфуженно бормотал молодой имперец. — Тогда не было ещё известно, как всё разрешится. Уведомитель посоветовал мне переждать, сказал, что, если волнения в городе так и не улягутся, идти в Чейдинхол, — он растерянно посмотрел в кошачьи глаза Раши, ища поддержки. — Но… Всё обернулось совсем не так… Не так… Они мертвы, Убежища больше нет… И вот… Я здесь…

— Идём, — просто и ласково сказал каджит, взяв под локоть новобранца. — Я хозяин этого Убежища, поэтому считаю своим долгом показать тебе наше скромное пристанище, брат.

От этих слов Цицерон был готов растаять. Его приняли, признали, назвали братом. Теперь это его дом, а люди, живущие здесь, — семья.

Уже вечером, перед сном, он устало открыл дневник и записал впечатления, крепко врезавшиеся ему в память:

«Я благополучно прибыл в чейдинхольское Убежище, где меня тепло встретили Раша и остальные. Признаться, приём, оказанный мне моей новой семьёй, и их поддержка превзошли мои ожидания. Ведь это Убежище познало страдание, познало скорбь, ведь призраки Очищения ещё бродят по этим залам. Кто же лучше поймёт положение брата, потерявшего свой дом и своё сердце? Кто лучше утешит того, кто лишился своего Убежища?

Хоть брумского Убежища и не стало, но мои дорогие братья и сёстры навсегда останутся живы в моих снах, а души их будут вечно жить подле Отца Ужаса».