Всегда и навеки (джен)

Вспышка ослепила зверя, но размашистым движением минотавр отмахнулся от света. Тьма окутала пещеру вновь, а Цицерон отлетел к покатой стене, ударившись головой о выпирающий камень. Дыхание перехватило, в висках зазвенело от боли и шумного рёва, но шут был охвачен азартом и злобой.

«Мне его не одолеть… Но эта тварь должна сдохнуть! Наверх, наверх! Мне нужно наверх!»

Сквозь панику прорывались здравые мысли, а светящиеся глаза приближались, утопая в горячем пару. Звуки прерывистого дыхания играли с воображением.

— Я здесь не умру! — зашипел Цицерон, будто говорил не с чудовищем, а с агентом имперской полиции. И под словом «умру» подразумевалось не мгновенное забвение, а долгие пытки, тюрьма и безвременье в ожидании конца.

Зверь нещадно забил копытом по каменному полу, пытаясь вслепую раздавить незваного гостя.

— Сволочь! — будто волчок, закружился шут и выскочил из-под ног твари. Его скромные габариты, невысокий рост, крепко сбитое телосложение — всё сыграло свою роль. А также опыт убийцы, юрким было не только его тело, но и ум.

— Лови светлячка! Ха-ха! — играючи завопил Цицерон, вновь ослепив минотавра ярким светом. Тварь отшатнулась, закрыв морду огромными ручищами. А шут сорвался с места, поймав сиюминутный шанс.

Под действием разрывающих эмоций он в два прыжка взобрался по корням наверх, хватаясь свободной рукой за ветви плакучей ивы. Но едва поднявшись, не устоял на ногах и кубарем покатился со склона. Всё тело трясло, словно в лихорадке, глаза жгло, мешая сориентироваться в пространстве. А поднимающийся из-под земли грохот напоминал гул подземной реки. Спящие на деревьях птицы загомонили и испуганно сорвались со своих мест.

Из пещеры показались огромные рога, что тут же были опутаны длинными прутьями ивы. За ними возникла мохнатая бычья морда, быстро поймавшая взглядом шута в красном одеянии, едва выглянув из темноты. Широкие плечи, мощный человеческий торс и вредный раззадоренный нрав — всё это медленно спускалось в овраг у реки, делая размеренные шаги.

— Повёлся! — победно зарычал Цицерон, поднимаясь с земли, весь перепачканный в талой грязи и листьях. Со стороны эти двое напоминали маленького гоблина и славного рыцаря в экстравагантных доспехах.

Махая руками и громко крича, шут побежал вслед за бурно текущей водой, туда, где его ждали вооружённые воины графа. Иногда оборачивался, ждал, кидался камнями. Словом, делал всё, чтобы минотавр не растерял всю горячность. Однако, чем дальше они отходили от пещеры, тем неохотнее зверь вёлся на глупые провокации.

— Тупая скотина! — схватив булыжник поувесистей, шут замахнулся в широкую спину. Но зверь на это лишь опасливо озирался, водя носом, ярость в глазах куда-то исчезла, её место заняла тревожность. Чёрные бычьи глаза заметались, стало видно белок.

— Иди ко мне! Давай, я здесь! Рогатая гнида! — заверещал, как болтливая птица, Цицерон, но его естество тоже наполнилось испугом. Минотавр перестал обращать на него внимание и, развернувшись, направился обратно в чащобу. Он оказался не таким тупым, как шут предполагал.

— Эй! Подожди! Обиделся, что ли? Ну, извини… — схватившись за голову, взвыл Цицерон, попутно обнаружив отсутствие шутовского колпака. — Да что ж у меня всё не как у людей!

И начался странный каламбур с истошными мольбами вернуться. Дошло до того, что Цицерон нагнал минотавра и принялся дёргать того за мохнатые штаны, попутно уворачиваясь от заторможенных ухабистых взмахов рогами. И выглядели эти игры настолько нелепо, что шут до слёз рассмеялся и пропустил удар.

Развалившись на земле, он бессильно глотал воздух. С дерева посыпались вода со снегом. А затем свет исчез. Его закрыла собой чёрная тень — минотавр склонился над источником шума и прерванного спокойствия. Всё решилось за несколько секунд, Цицерон толком не успел понять, что произошло, действуя скорее машинально, нежели по уму. Он выдохся. Схватив с земли первую попавшуюся палку, шут ткнул чудищу в глаз.

«Сейчас он замешкается от боли и я выскользну!»

Но минотавр лишь обрёл потухшую ярость, придавив беспомощного шута мощным копытом к земле. По лесу разнёсся истошный крик. Из глаз посыпались искры, а плечо спустя мгновение откликнулось нестерпимой болью. Цицерон уже ничего не соображал, только внезапно ворвавшийся протяжный звук смазано сохранился в угасающем сознании.

* * *

— Лоран, загляни сегодня ко мне, — буднично обронил Аланил, но в словах его была угроза. Он нервно бряцал пальцами по висевшему на бедре рожку, что выдавало его неприязнь ко всему вокруг. Желанная охота на чудовище омрачилась банальнейшими треволнениями. Старший Индарис планировал отдохнуть, а сам увяз с головой в семейных проблемах. Казалось, он только что одолел Тёмное Братство, нашёл и покарал изменника, а тень отца начинала меркнуть в житейской суете. Но нет, боги и судьба не ведают покоя, посылая ему новые испытания.

«Пройдоха Кальвус! Он меня подвёл! Но как? Мы же договаривались! Не иначе Ярнар постарался… Проклятый старый пень! Теперь ещё и эта девчонка… Ничто так не выдаёт мою кровь, как её глаза».

Раньше репутацию Аланила блюдил его отец, уничтожая всё, что могло просочиться за пределы замка. А трупы слишком болтливых слуг вылавливали в реке. Фарвил Индарис не зря прослыл жестоким правителем чейдинхольских владений.

Аланил выдохнул, он со всем справится, он больше не под пятой отца. И какой-то старикашка с нелепыми интрижками ничего ему не сделает. Ярнар один как перст, а его потуги курам на смех!

— Д-да, Ваше сиятельство, — неохотно согласился Лоран, ощущая пробежавший по спине холодок. Тягучая неловкость растеклась по воздуху, будто ядовитое облако.

— Господин, смотрите, — Танур указал рукой на чёрные тучи, поднимающиеся над соседним лесом. Это были всполошенные птицы. — Шут как раз там, — добавил он. — Выдвигаемся?

Кальвус нервно выдохнул, потянувшись в карман за платком, дабы утереть пот. Внимание графа переключилось на сиюминутные дела.

— Можно… — отстранённо отозвался Аланил, нехотя вылезая из кокона неотступающих мыслей. — Хах… Проверить этого дуралея не помешало бы. Идём поверху, Танур. Нас ждёт приятное глазу зрелище! Держать собак наготове! — тут же скомандовал граф, придавая своему лицу серьёзное выражение.

У подножия холма в самом деле сновал Цицерон. Он плакал, смеялся, уговаривал высоченное чудище остановиться, пытаясь перекричать поток шумной реки. И пока Аланил зажимал рот свободной рукой, дабы не расхохотаться в голос, Танур сразу почуял неладное. Движения шута были неловкими и вымученными, а лицо окрасилось в бурый цвет. Весь в грязи, дурак истошно кричал, стараясь привлечь к себе внимание, от чего и пропустил удар.

До графа долетел лишь болезненный вопль и, как ему показалось, мясной хруст. А после ворвался свист стрел, что одна за другой полетели в минотавра.

— Зовите остальных! — прорычал капитан рыцарей, натягивая тетиву. Ядовитые стрелы наполнили воздух едким запахом. Аланил затрубил в рог, что было мочи, напряжённо поглядывая назад. И на его зов ответили. Собачье брехание разнеслось по лесу, крики боевых магов, слуг и егерей оживили до сих пор угрюмо спящий лес. Начался забой.

Чудовище, что вызывало у простых смертных дрожь и благоговение, опустилось на колени под тяжестью ядовитых стрел и повисших на его истерзанном теле собак. А после замертво рухнуло, как спиленное дерево под собственной тяжестью. Несколько псов испуганно взвизгнуло, их чуть не придавило огромной тушей, но радостный клич победы всё заглушил.

— Голову забираем, — бойко распоряжался Аланил. — Всё остальное оставьте собакам, пусть отпразднуют нашу победу!

— А дурак? — напомнил графу Танур. — Что с ним делать?

— Ах, взвалите шута на лошадь Лорана, пусть наш целитель прогуляется пешком! — ехидно бросил Аланил, зная, что последний всё прекрасно слышал. Однако Кальвус никак не отреагировал. Он просто молча стоял и смотрел, как маги отделяют голову минотавра от туловища.

«Сегодня вечером меня ждёт пренеприятнейший разговор…»

Примечания:

Спасибо всем, кто читает.