Яркий (джен)

Мальчик шёл по скользкому от воды серому мраморному полу, шаги отдавались от стен гулким одиноким эхом. По обе стороны от широкого прохода располагались стеллажи с книгами, этих стеллажей было так много, что продолжение пути терялось в серой туманной дымке, как и потолок с капающей вниз водой.

Найдя нужное ему место, мальчик свернул вправо, чтобы вглядеться в названия книг на полках. Каждая из них была индивидуальной, редкой, возможно даже, единственной во всём мире. Но мальчика это не заботило, он просто любил эти книги. Любил шорох древних страниц, которые не рассыпаются со временем, а только, кажется, набирают силу. Он любил всё, что связано со знаниями и древнейшей магией. И он это получал.

Найдя нужную книгу, что-то про руны, мальчик вышел из-за стеллажа обратно на импровизированную дорогу и щёлкнул пальцами. Как будто бы с неба на пол упало мягкое кресло, беззвучно коснувшееся ножками холодного мрамора. Мальчик скинул ботинки и расположился в нём, поджав ноги и уткнувшись носом в книгу. Нос был примечательным. Он был с малюсенькой горбинкой, которую можно было бы даже назвать симпатичной.

Вдруг из-за стеллажей вышел маленький ребёнок, растерянно озиравшийся по сторонам. Гарри поднял глаза от текста и принялся его рассматривать. На мальчике был серый костюмчик, а кончик носа покраснел: малыш постоянно хлюпал и швыркал соплями. Видимо, ему было холодно и сыро там, где он жил. Гарри протянул руку и вытащил из воздуха большой пушистый жёлтый свитер: в своём сознании он мог делать всё, что угодно. Малыш нахмурился, снова шмыгнул носом и неуверенно сделал несколько шагов вперёд.

— Меня зовут Том, — неожиданно представился он. Гарри моргнул. Он не знал, что его сознанием может управлять кто-то ещё. Даже не так: он точно знал, что его сознанием, кроме него, управлять никто не может. Тут же напросился вывод: значит, это кто-то чужой, разумный. Душа, например. Чужая.

Гарри напрягся и призвал какую-то книгу о душах. Открыл раздел кратких определений и скользнул взглядом по страницам. "Крестраж — это часть души, которую маг отделил насильно от целой".

Всё это время Том стоял, не шевелясь, но всё больше нервничая. Наконец, Гарри вздрогнул, поднял взгляд и с каменным лицом протянул ему руку для пожатия:

— Моё имя — Гарри. Гарри Поттер.

Том ошарашенно заморгал, спрятав правую ладошку за спину, как будто Гарри хотел её отобрать:

— Ты хочешь... Дружить?

Гарри кивнул. Он правда хотел дружить, только не с этим ребёнком, а с тем человеком, который отделил часть души от себя. Сначала он хотел дать ему пинка за халатность, тупость, безалаберность и неаккуратность, а так же за то, что он не смог понять простой вещи: бессмертие никому никогда не доставалось просто так. И угробил этот человек, судя по Тому, полжизни на невыполнимую мечту. Бессмертие — мышеловка для тех, кто не понимает прелести перерождения. И, восстановив того потрясающе упорного умника, Гарри собирался популярно это объяснить.

Том протянул руку, всё ещё колеблясь. У Гарри мгновенно пересохло во рту. Он собирался уничтожить этот разум. Рука дрогнула.

Этот чистый, по-детски невинный, как будто неверящий в наступившее летом Рождество взгляд будет преследовать его в ночных кошмарах. Гарри сглотнул тугой ком в горле и, опустив голову, протянул малышу свитер. Пусть порадуется хоть один раз за своё существование в этой библиотеке.

Малыш протянул ручку со слезами на глазах. Огромных. Прекрасных. Неверующих.

Он прижал к груди жёлтый свитер, сияя от радости. Прильнул к груди Гарри, как будто к вдруг обретённому старшему брату.

И исчез.

Тепло, оставшееся на одежде, запах маленького ребёнка, запах беззаботного детства, такой чужой для этой библиотеки, заставили Гарри осесть на пол, бездумно сжимая в пальцах появившийся из воздуха хрустальный флакон, в котором плескалось нечто серебристое — душа малыша Тома.