Яркий (джен)

— Это был очень… Человечный поступок, Северус, — профессор Дамблдор мягко улыбался, глядя на него поверх очков-половинок. Он почти всегда так делал. Взгляд сквозь очки значил бы какие-то изменения в состоянии духа; эмоцию. Директор не был склонен их проявлять. — А что заставило тебя пересмотреть это воспоминание, могу я узнать?

Снейп наблюдал за его руками и молчал. Что-то внутри не давало ему артикулировать ответ. Как будто где-то в уголке сознания оказался потайной закуток, в который он не хотел даже заглядывать, чтобы не нарушить то, что там происходило. Это было против всех его привычек, против обыкновения выворачивать, анализируя, каждый свой жест и взгляд, каждый шаг; но это было очень приятно.

И об этом никто не знал.

— Весь этот шум в Большом Зале, — сказал профессор, не дрогнув ни одной жилой, — пропадающие ингредиенты… Всё это напоминает о войне, о Тёмном Лорде… К тому же, Хэллуин. Гарри в Хогвартсе. Я пересматривал воспоминания о своём… — он непреднамеренно выделил следующее слово, — вкладе в это дело. Оно было одно из нескольких.

Профессор Дамблдор продолжал разглядывать его. В воздухе вдруг замерцало странное предчувствие напряжения. Как будто с произнесённым именем Гарри что-то поменялось в самой обстановке. Снейп ждал, что будет дальше. Ждал и директор.

— Чем же оно тебя так зацепило? — продолжая мягко улыбаться, уточнил он.

Разговор цедился по капле в минуту, как лекарство из капельницы, которую осторожная медсестра приоткрыла слишком мало, боясь, что не попала иглой в вену, и что пациенту будет больно, влейся жидкость не в кровь, а мимо…

— Мне пришло в голову, что… Этот ребёнок может быть одним из нынешних первокурсников, — сказал профессор. — Ведь всё произошло как раз во время войны.

— И, конечно же, стало любопытно узнать, так ли это, — произнёс директор нараспев.

— Да, — просто ответил Снейп.

Профессор Дамблдор пронзительно смотрел на него сквозь стёклышки очков и молчал. Снейп смотрел в окно. Через решётки было видно только густую черноту. Стекло блестело, отражая свечи, как банка чернил, вмещающая в себя пропасть; если так, то где они находились: внутри, окруженные стеклом и чернилами? Или снаружи этой банки, прилипнув окном к её стенке? Каков был бы размер такой банки..?

— Поразительно... и всё же неудивительно, — наконец промолвил директор. — Необыкновенная это субстанция, кровь, — он замер, как будто размышляя о том, что произнёс, и повторил, деля на слоги, смакуя каждый звук: — Необыкновенная. Какой бы вид ни принимал сосуд, она всегда проявит себя в деле… — Он задумался и как будто смахнул с лица пылинку. — Да…

Снейп продолжал сидеть, точно окаменев. Что он только что услышал? Вдруг стало казаться, что всё вокруг — сон. Что скоро он проснётся и закончится этот долгий, мучительный вечер.

Как будто пришла старшая медсестра, отвинтила крышку, и лекарство потекло в вену; игла была на месте. Ответить было нечего.

Снейп молчал. Позвякивающие приборчики с переливающимися серебристым наполнением выглядели, как какие-то вариации Омута Памяти, расставленные в неведомом порядке. Как будто субстанция перерабатывалась ими. А что, если и вправду перерабатывалась? Ему захотелось узнать.

— Я прекрасно понимаю твой интерес, Северус, — продолжил директор, соединив кончики пальцев рук и коснувшись ими подбородка. — Понимаю. Однако…

— Это был Малфой? — резко спросил Снейп. Он сделал это для успокоения: потому, что Драко был единственным, кто на самом деле казался копией отца. Кроме…

— Нет, — ответил профессор Дамблдор почти удивлённо. — Это не был Малфой. Однако… Я хочу сказать, что тебе не стоит, как мне кажется, искать этого мальчика. Ведь, понимаешь ли, у него может быть… Весьма определённое представление о собственной жизни.

— Я же не собираюсь ему ничего сообщать, — железным тоном сказал Снейп. Это было почти смешно. Это было совсем никчёмно. — Я же не идиот, — добавил он почти раздражённо.

На самом деле он был, конечно, спокоен как никогда.

— Ни в коем случае, — профессор Дамблдор поднял руки, как будто сдаваясь, — никогда им не был, мальчик мой. Однако, помнится, я назвал тебя рыцарем… Я продолжаю считать тебя таковым. Знаешь ли, бороться за честь дамы — это средневековая традиция.

— Традиционно рыцари прекрасно знали, за чью честь они сражались, — поднял брови Снейп. — Во всяком случае, в магловских книгах, которые читал я, это описывалось именно так. Трубадуры воспевали даму, используя общие намёки на её личность, но не называя её имени, как раз потому, что её честь…

Директор остановил его жестом.

— Как рыцарь рыцаря прошу тебя, Северус, — тщательно проговаривая слоги, он смотрел Снейпу в глаза; стёкла бликовали, но Снейп всё равно различал ярко-голубой, светящийся цвет радужек. — Не спрашивай меня.

Профессор заворожённо замер.

Над директором вдруг с хлопком вспыхнуло пламя; оба вздрогнули. Хлопок прозвучал как взрыв магловской петарды. Снейп знал, как они звучат; дети в Паучьем Тупике любили забавляться такими, особенно часто время их развлечений выпадало на его непродолжительный личный досуг, когда Северус читал что-то особенно захватывающее и напряжённое.

— Это Фоукс, — профессор Дамблдор с привычной мягкой улыбкой погладил огненного цвета птицу, оказавшуюся у него на плече, и отвязал от лапки Феникса небольшой, наспех запечатанный свиток бумаги. Внимательно ознакомившись с его содержимым, директор усмехнулся в бороду и протянул письмо Снейпу. — Любопытно, не так ли? Что скажешь?

«Дорогой профессор Дамблдор,» — значилось в нём, — «пишет Вам Ремус Люпин. Я предполагаю, что моя просьба может показаться Вам странной, однако, имея в виду всё, что связывало нас все эти годы, апеллируя к Вашей доброте по отношению к нам, Вашим воспитанникам, прошу всё же удовлетворить её настолько полно, насколько представится возможным, учитывая её личный характер,» — далее была пропущена строка, — «Не позднее, чем вчера, ко мне пришло письмо от Гарри Поттера, в котором он говорил, что хотел бы узнать что-нибудь о своих родителях, и просил о встрече. Он упомянул, что попал на Слизерин, поскольку после прочтения учебников ему понравилось зельеварение,» — Снейп удовлетворённо хмыкнул, — «и что Северус рассказал ему о том, что я был другом Лили и Джеймса,» — Снейп перечитал эту фразу ещё раз, едва заметно нахмурившись. Он не помнил, чтобы когда-то вообще упоминал имя Ремуса. «Я бы хотел помочь ему и встретиться с ним. Понимаю, что без сопровождения его вряд ли отпустят в Хогсмид, но мне было бы очень удобно увидеться с ним у Розмерты. Если есть возможность, пусть он будет там вечером в субботу, в сопровождении кого-то из профессоров. Пусть даже и Северуса. Если он, конечно, согласится. Буду с нетерпением ждать ответа,» — затем шла подпись: Ремус Люпин.

Снейп протянул записку обратно.

— Можешь оставить себе. Покажи Гарри. Сходишь с ним в Хогсмид? — спросил его директор, продолжая гладить птицу. — По моим наблюдениям, с тобой он чувствует себя как дома, — добавил он. Снейп непроизвольно вскинулся, и тут же пожалел об этом, замерев. Пока никто не заметил.

Но директор не смотрел на него. Он, улыбаясь, потирал палец, который нежно клюнул феникс.