Всегда и навеки (джен)

Замок напоминал извергающийся вулкан, будто из старых легенд о Морровинде. Огненным ураганом он ворвался в жизнь Цицерона, принуждая постоянно ощущать собственное бессилие. Под ногами пол словно накалился и каждый шаг причинял боль. Причиной же столь сильного «извержения» послужил уход Илета Индариса. По этому поводу в тронном зале разворачивалась самая настоящая драма.

— Это просто ужасно! Ужасно! И ты, дурак, предашь меня? — Аланил походил на землетрясение, сотрясающее округу гневом. Затем и послал он за Цицероном, чтобы развеяться, однако шут, видя состояние графа, не торопился шутить. Особенно дурака напрягал Танур, что, прислонившись спиной к трону, надменно взирал на него сверху вниз.

— Ваше сиятельство, — вымученно выдавил из себя Цицерон. Его коробило от возвышенных титулов, которые постоянно приходилось озвучивать. Каждый раз, когда он прибеднялся, хотелось вывернуться наизнанку. Настолько было тошно. — С чего мне, глупому и убогому, вас подводить? Вы мой благодетель, где бы я был, если не вы?

Шут наигранно запрыгал, изображая потешную благодарность. Боль разлилась по плечу. А в голове промелькнула мысль, что сейчас он походит на собачонку, что скачет на задних лапах. В глубине души зажёгся разлад между желанием выжить любой ценой и упёртостью ассасина Тёмного Братства.

Но тронный зал ответил тишиной на натянутые потуги посмеяться. Кажется, и граф и капитан рыцарей пытались свыкнуться с уходом Илета. И юмор им никак не мог помочь, как бы Аланил не утешал себя в обратном.

— Не волнуйтесь, Ваше сиятельство. Поступок вашего брата показал, каков его нрав на самом деле. Я уверен, что вы справитесь и без него. Скажу больше, уход виконта — хороший знак. Теперь ваш сын займёт место собственного дяди, и в дальнейшем это послужит юному господину на пользу. Следует смотреть в будущее, а не зацикливаться на прошлом, — успокаивал капитан рыцарей, используя арсенал банальных фраз.

— Ты прав, мой дорогой Танур! Ты абсолютно прав! Что мне, в самом деле, до этого умника?! — Аланил старался вести себя подобающе, но было видно, что он потерян и в данный момент просто храбрится. Уход Илета нанёс старшему Индарису очень серьёзную пощёчину. И последний пока ещё не мог полностью прийти в себя, приняв адекватные меры. Граф просто хотел выплеснуть из себя боль от предательства и сделать больно тому, кто подвёл его. Поэтому…

— Цицерон! Я хочу тебя порадовать! — внезапно воскликнул Аланил, с губ которого не сходила нервная улыбка после ссоры с братом. Кажется, его усталый от бессонницы ум озарила навязчивая идея.

Цицерон же благоразумно решил промолчать, обратившись в слух, и перестав плясать. Ему не верилось, что от графа можно получить некую «радость», скорее уж новые неприятности.

— Я отдаю тебе в пользование помещение предателя! Ты сможешь в нём жить со своей матерью! — Аланил говорил это таким тоном, будто даровал частичку земель от собственных владений, а Цицерона возвёл в бароны.

— Вы… весьма великодушны, Ваше сиятельство, — шут склонился, поджав губы, но после тут же резко выпрямился и стал невпопад хлопать в ладоши. Он никак не мог понять, что творится в замке и боялся встрять между молотом и наковальней. Хотелось хохотать от накатывающейся истерики и боли в плече. В голове бредово звенели мысли, похожие на помешательство:

«Они что, сговорились? Они издеваются? Ключи от библиотеки мне ещё вчера отдал Илет, как и ключи от сейфа… И я его уже проверил: там мой кинжал и магические свитки. В любой момент я могу прекратить это глупое лицемерие! Я могу убить любого! Как же мне всё осточертело: напыщенная бутафория, бесконечный фарс! О, матушка! Эти три проклятых данмера: Илет, Аланил и Танур; неужели они так просто могли вернуть мне моё оружие?! Или… они просто ждут моих необдуманных действий, поэтому и отдали ключи заранее?! Неужели Илет им всё рассказал?»

— Бедный… Бедный Цицерон не заслуживает такой почести… — не подумав, решил прибедниться шут. Он никак не мог опомниться, запутавшись в происходящем. Голова гудела, а поддаться искушению под названием оружие, хотелось невыносимо. Изнутри его подтачивала жгучая месть, и хотелось её осуществить, не думая о последствиях.

«Если матушке грозит беда… Если этот поганый затворник действительно предал меня! Я… Я… Ночью замок не спит. Нет! Не спит! Но утро… Утром я распорю им кишки… Подожгу и заморожу, обращу в прах и уроню в ступор! Ха-ха! Я буду веселиться всласть! Вот такая вот напасть!» — уносился в мечтах шут всё дальше и дальше, пока не был возвращён в реальность чужим голосом.

— Ты прав… — вдруг согласился Аланил и, подняв указательный палец вверх, огласил: — В самом деле, тебе следует заслужить эту почесть. Вот что! Придумал… Танур! — граф окликнул капитана рыцарей и наказал: — Займись розжигом костра, только тебе я могу доверить столь ответственное поручение… Стоит привести в порядок нижнее крыло. Очистить помещение от бумаги, книг и прочего пыльного старья.

— Вы уверены в своём решении, Ваше сиятельство? — недоверчиво переспросил Танур. В отличие от графа, он мог заглянуть на пару шагов вперёд. Посему и усомнился. Но быстро был поставлен на место:

— Конечно, уверен! Что за вопросы?

— Где будет угодно вам разжечь костёр? — тут же отреагировал капитан рыцарей, понимая, что думать ему не позволяли.

— На рыночной площади, чтобы все зеваки видели мой гнев! Можешь взять в помощь людей у Оритиуса. Если будет возмущаться, не обращай на него внимания. Ах, до чего всё докатилось! Никому нет доверия! — на эмоциях выпалил граф.

Цицерон же стоял как вкопанный, а все его жаркие фантазии были потушены будничным диалогом двух данмеров.

— А что насчёт взятия Ярнара под стражу. Вы так и не дали указаний, — напомнил Танур, намекая на последствия. Рыцарь бодро спустился к Цицерону, совершенно не замечая последнего. Будто в тронном зале были только они двое: Танур и Аланил.

— Боюсь, я не могу сейчас решиться на такой серьёзный шаг. Пожалуй, дождусь Мотьера. Посмотрим, что он скажет. А пока я желаю сжечь пыльную библиотеку дотла. Я хочу, чтобы брат ощутил ту же боль, что причинил мне.

Кивнув Тануру, тем самым разрешая покинуть тронный зал, Аланил обратился к шуту.

— В одиночку ты вряд ли справишься с грудой барахла, так что сходи к Бланш. Пусть она и другие слуги тебе подсобят, пока Танур готовит костёр, — после чего граф махнул рукой стражнику возле входа: — Приведи Вильбию Доран.

— Есть! — выкрик стражника оглушил Цицерона, и он не сразу расслышал брошенные графом слова:

— Поспеши. Я хочу видеть пламя уже этим вечером!

* * *

Пока шут шарахался по комнатам слуг, будто оголтелый, выпрашивая помощь, рядом тихо зашуршали полы длинного платья. А по коридору распространился аромат сирени.

— Листочек? Мой хороший, что случилось? И вообще, — Агрифина недовольно свела брови у переносицы. — Почему Лоран до сих пор в замке? Я же с ним поругалась! — она сказала это так, будто первое было следствием, а второе — причиной.

Цицерон на чужое возмущение лишь закатил глаза и безудержно захохотал. Ему только что пришлось выслушивать надоедливые речи Бланш о нежелании мыть старуху. А после ещё и торговаться с ней, будто они на рынке:

«Так и быть, я помогу тебе с библиотекой, но при одном условии. Старуху будешь мыть сам! Я устала… Руки постоянно ломит, суставы болят, а приходиться ещё и за больным человеком ухаживать. У дочери проблемы… В общем, Игна твоя мать, сам за ней и присматривай…»

Пришлось согласиться, лишь бы не терпеть заунывное нытьё и получить обещанную поддержку. А теперь ещё и Агрифина со своим длинным носом!

— Мне сейчас немного некогда, милая… — примирительно улыбнулся Цицерон, хотя руки так и тянулись к её тонкой шее. Но придворная дама не обратила внимания на состояние «Листочка», полностью поглощённая собой и своими проблемами. Которыми ей, естественно, хотелось срочно поделиться.

— Ах! Я так хотела с ним помириться, сделала всё возможное! Какой же он всё-таки нахал и наглец… Жалеешь его, жалеешь, а всё без толку… — плакалась Агрифина, кажется снова готовясь завести гневную тираду на целый час о своей никудышной любви, молчании графини и будущих планах. Но для шута слова девушки растворились на заднем плане, обратившись в неясный шум. По комнатам суетились серенькие и неприметные слуги, где голубым пятном в тёмном коридоре выделялась лишь она — Агрифина, напоминающая привидение. На мгновение всё будто замерло.

Чем он занимается?.. Почему-то сейчас, смотря по сторонам, Цицерон с прискорбием осознал, как глупо тратит собственное время на участие в какой-то нелепой мышиной возне. И как жалко выглядит, пытаясь усидеть сразу на двух стульях. Следовало и угодить графу, но при этом сделать так, чтобы тайный ход в нижнем крыле не был обнаружен. И не сорваться с цепей, не поубивав всех в замке во имя Ситиса. Так как последствия этого поступка могут потом больно аукнуться.

Цицерон ощущал пугающее раздвоение, как будто его разрезали ножом на две части. Это были две личности, где одна лицемерно потворствовала, а у другой едва хватало сил себя сдержать. Безумие это или желание выжить?

Весь день пролетел как в пелене тумана, иногда разбавляясь ароматом сирени среди затхлой пыли старых книг и свитков. Цицерон вместе со слугами под руководством Бланш несколько часов сряду таскал мешки с «хламом» на своём горбу во двор. Там их закидывали в телеги и спускали вниз на рыночную площадь, где дым уже стоял столбом.

Постоянно хотелось чихать, а глаза то и дело слезились. Плечо нестерпимо ныло, а жалость Цицерон видел к себе лишь на мордах собак, что радостно поскуливали, заметив знакомого человека.

Хранитель гроба сделал всё, чтобы тайный ход не был обнаружен. Шкаф, за которым спала Мать Ночи он расчищал лично, никого к нему не подпуская. Сейф также запретил трогать, ссылаясь на приказ графа, что в этом крыле он теперь главный. Две личности: дурак и ассасин, работали как единое целое. Надолго ли это?

Тревоги и заботы поглотили Цицерона и лишь вечером он будто пробудился ото сна, взирая мутным взглядом на чёрный дым и алое жаркое пламя. Рядом что-то лопотала Агрифина, но было сложно её понять из-за невыносимой боли в плече. Однако кое-что ему всё-таки удалось услышать:

— У меня получилось разговорить графа! Ты представляешь?! Он сказал, что скоро замок посетит господин Мотьер… — девушка перешла на едва различимый шёпот. — Только это секрет… Хорошо? Между нами… Но я уже должна готовиться, а то высокопоставленный чиновник улизнёт от меня, как Утер Нере в прошлый раз! — Агрифина встрепенулась и на прощание бросила: — Листочек, я ухожу. Не хочу, чтобы моё платье пропахло дымом.

А Цицерон так и замер в толпе зевак, правда, частью этой толпы себя совсем не ощущая.

Примечания:

Если найдёте ошибку, сообщите мне пожалуйста. В автобусе слишко громко говорят и я не совсем понимаю написанное :(