Всегда и навеки (джен)

— Да не ты! Ирна! — горячо выпалила придворная дама. При этих словах она взмахнула руками, будто отгораживаясь от образа графини, всплывшего в памяти. — Ах, сколько мне ещё осталось?! — в сердцах разрыдалась она.

От последней фразы у Цицерона предательски ёкнуло сердце. Откуда взялась эта чуткая проницательность? Неужели она обо всём догадалась? Да нет же… Быть такого не может!

— Что осталось? — елейно спросил скоморох, устремив взгляд на кровать. Нет. Ещё рано. Нужна тишина.

— Терпеть её не могу… — тем временем продолжала, захлёбываясь в слезах, Агрифина. По сути она говорила сама с собой, так как шут слушал её только краем уха. — Всё у неё есть! И эльфийкой повезло родиться… И замуж она выскочила! И ребёнок тут как тут! Смотрит на меня как на грязь из-под ногтей! Ненавижу! — Цицерон опешил от таких душеизлияний и задумчиво прислонился к стене. Время пошло вспять? Он будто снова стал ассасином, что исполнял контракт. А жертва перед смертью выплёскивала всю подноготную, будто на исповеди. По коже прошёл холодок. Забавно… — Она будет выглядеть молодо и в пятьдесят! А я к тому времени уже стану никому не нужной старухой!.. Невыносимо!.. Цицерон?! — окликнула Агрифина, заметив, что шут пристально смотрит на бочку с водой возле буфета, но никак не на неё. — Неужели и тебе всё равно? Разве не ради меня ты затеял весь этот глупый маскарад?..

— Пока милая дама плачет, могу ли я вмешиваться? — со смехом в голосе пожал плечами шут, теперь уже поглядывая на покрывало, под которым виднелись контуры подушек. Цицерон знал, что делать, но жертва должна была успокоиться. Как жаль, что он лишь удивил её своей выходкой, но увы, не покорил. Если бы всё пошло по плану, было бы куда проще.

Агрифина же не видела терзаний скомороха — шутка последнего сильно разворошила рану, тлеющую который год.

— Ты меня совсем не слушаешь. Впрочем, как и остальные… — придворная дама опёрлась локтём о спинку стула и, склонив голову на бок, стала грустно наблюдать за Тряпочкой.

— Как же мне тебя слушать, милая дама, когда ты сама себя перебиваешь? А слова твои слетают невпопад, как распуганные цапли? — каскад красноречия рассыпался яркими цветами. Всё, что когда-либо слышал Цицерон о чужих любовных похождениях, пошло в ход. Он понимал, что заигрался, но никак не мог вырваться из личины богатого барона, хотя она ему уже откровенно мешала. Но памятуя слова Понтия: «Игра заканчивается со смертью зрителя», шут искренне пытался соответствовать ожиданиям почившего тёмного брата.

— Хочешь, рассмешу тебя? Пока ты скорбела, милая дама, я придумал шутку! Аха! — он, сняв головной убор, улыбнулся, пытаясь казаться приветливым и понимающим. Нельзя было её спугнуть. Ноги сами собой направили его к кровати, где лежало белое, как совесть убийцы, покрывало.

Агрифина, услышав чужой смех, в замешательстве оторвала взгляд от опустевшей тарелки, лежащей на полу.

— И как на тебя сердиться? Только не говори, Листочек, что всё это время ты ломал голову, как бы меня развеселить?.. — придворная дама скромно улыбнулась, отведя глаза. На её щеках снова появились ямочки. — Какой же ты всё-таки милый. Жаль, что обычный скоморох, — добавила она, грустно вздохнув.

— Милая, ты слышала о доме с привидениями? — Цицерон стащил злополучное покрывало с кровати и набросил на себя, отчего стал выглядеть ещё нелепее. Разудалый вид быстро сдулся, так как происходящее напоминало какую-то импровизированную нелепость.

— Что ты делаешь? Не порти вечер. Он и так почти испорчен… — Агрифина говорила строго, но добрая улыбка не сходила с её губ. Собачка же, лежащая под столом, заметила странный белый силуэт и хотела было для вида хотя бы тявкнуть, но полный желудок помешал ей это сделать. Тряпочка просто что-то недовольно буркнула, как бы говоря: «Прекратить проказничать!» Но получилось как-то неубедительно.

— Ну ты же видела этот дом? Правда? — продолжал изображать из себя наивное ребячество Цицерон. Раз романтика не подействовала, то может с этой стороны Агрифина к себе подпустит?

— Не было там никаких привидений… Этот дом — логово сектантов… — с умным и сосредоточенным видом ответила придворная дама. — К чему это вообще? Хочешь пошутить, что ты привидение из заброшенного дома? Поэтому и покрывало на себя натянул? Сними его уже… Перестань паясничать…

— Копни глубже, милая дама. Ты на правильном пути, — скинув с головы белую ткань, шут как завороженный водил руками, с которых на пол свисало покрывало. Агрифина на это лишь подивилась. Дурак, он и есть дурак. Что с него взять?

— Хватит корчить из себя умалишённого! Ни разу не смешно… — брови сошлись на переносице, а между ними уже наметила себе место морщинка. Придворная дама раздосадовано прикусила губу. Слова укора на Цицерона не действовали. Он продолжил то поднимать, то опускать покрывало, издавая заунывные звуки, не обращая на её замешательство нималейшего внимания. И Агрифина не выдержала, решив, как она думала, подколоть его ещё сильнее, показав свой ум: — Раз так, то копну глубже! Тебе хочется пошутить, что ты сектант из Тёмного Братства, правда, не дружащий с головой. Хватит махать перед моим лицом тряпкой!

— В точку! Какая же ты умница! Раскусила суть моей уловки! — Цицерон склонился к Агрифине, будто хотел её обнять и похвалить за проницательность.

Придворная дама на это, снисходительно усмехнувшись, заметила:

— Это не очень удачная шутка…

На что Цицерон, натянув на лицо жуткую гримасу, ответил:

— Зато вполне уместная, — после чего резко набросил ей на голову ткань и плотно перехватил в узел, чтобы жертве нечем было дышать, а значит и кричать. Пальцы стянули хрупкую женскую шею и резко повернули, используя покрывало как рычаг. Послышался тихий щелчок позвонков и представление окончилось. Агрифина безвольно упала на грудь убийцы, будто тряпичная кукла. А тишина, повисшая в комнате, навевала на ум страшную мысль: будто ничего и не произошло.

Шут взял ещё тёплое, но уже мёртвое тело на руки и перенёс на кровать, предварительно сняв с головы жертвы белоснежное, но уже помятое орудие убийства. Агрифина была лёгкой, как пушинка, что не могло не вызвать у Цицерона жаркий трепет. Убить её ничего не стоило, но как искусно изловчился он, не замарав одежды. Понтий был бы доволен! Кажется, и сама жертва была счастлива, намекая на это своей кривой усмешкой. Шут улыбнулся трупу в ответ. Руки ещё помнят!

Однако всю радость победы прервала собачка, что вопрошающе тявкнула из-под стола, лениво приподняв мордочку. Кажется, она не поняла, что произошло, но молчание хозяйки её насторожило. Чёрные глаза бусинки отражали блики света от люстры, а такого же цвета носик испуганно дрожал, вдыхая в маленькие лёгкие тёплый воздух.

Скоморох, не долго думая, засучил рукава и схватил собачку за шкирку. Тряпочка в ответ испуганно взвизгнула, брыкаясь, но так и не успела ничего сделать. Цицерон без лишних слов просто окунул её в бочку с холодной водой. И держал так долго, пока пузыри не перестали подниматься и играть на поверхности рябью. После чего легко разжал пальцы и потяжелевшая собачка ушла на дно. Всё кончено. Из живых в комнате остался только он.

Шут восторженно расплылся в улыбке, вытирая мокрые руки о собственные полы одежды. Маску барона теперь можно было снять — не нужно держать плечи ровно, спину прямо, а голову высоко. Не надо заигрывать томным голосом с дамой и корчить из себя того, кем ты никогда не являлся.

Цицерон огляделся. Осталось только убрать следы своего пребывания и покинуть гостиницу. Это не заняло много времени. Он быстро снял кольцо с покойницы и забрал с буфета головной убор. Теперь можно и вернуться к графу с хорошими новостями.

Последней деталью стали тарелки, что снова вернулись на стол. После чего свет в комнате погас, а дверь захлопнулась изнутри. Цицерон подошёл к окну и распахнул его настежь. Ветер небрежно заиграл занавесками, пропуская в комнату уличную прохладу. Обернувшись напоследок, шут мимолётно подумал:

«Теперь ты как будто спишь, Агрифина. Не переживай более. Старость тебе не грозит».

* * *

В который раз он воздал похвалы мастерству Илета. Такие искусно сделанные свитки нужно ещё поискать. Своим присутствием они навевали на Цицерона давно забытое чувство безопасности, так как всегда можно было рассчитывать на запасной план. Был только один минус — данный ресурс конечный, и тратить его на Агрифину непозволительная роскошь.

Шут мотнул головой. Хватит уже изводить себя жадностью, эта женщина была опасна. Теперь же Матери Ночи ничто не угрожает. Пока что…

— Эй, а ну иди сюда! — Цицерон вздрогнул всем телом, после чего недоверчиво взглянул на свои руки. Они были невидимы, да и он сам шёл в тени овощных лотков посреди спящего города. Что всё это значит?

— Чего опять? Я только вышел на смену… — раздался голос позади. Свет блуждающих по рыночной площади факелов выдал стражников в дозоре.

Шут, едва сдерживая хохот, осознал, что переполошился на пустом месте. Но следовало поспешить и убраться с их пути. Ещё не хватало, что бы его увидели. Однако разговор двух мужчин заставил Цицерона повременить с бегством.

— Из столицы прискакал гонец с новым выпуском «Вороного курьера»! — продолжил между тем беседу первый стражник. — Говорят, в Кватче скандал.

— Что такое? — уже спокойнее поинтересовался второй мужчина, видимо, обрадованный, что дело не касается его лично и никак не связано с Чейдинхолом.

— Тамошний член совета города и дворянин Лювен Антониус насмерть сбил мальчонку на своём экипаже. И судя по написанному в газете, его заключили под стражу.

— В смысле… Антониуса? Он же дворянин… — неуверенно переспросил второй мужчина. Факелы, будто желая поучаствовать в разговоре, затрещали громче, кусаемые ветром.

— Вот-вот! И я о том же! — пытаясь перекричать треск, согласился первый стражник.

Но что было дальше Цицерон дослушивать не стал. Действие свитка невидимости не бесконечно, а тайный лаз близко. Глупо было бы попасться в самый последний момент. Тем более его ждала Мать Ночи…