Сделка со смертью (гет)

Телониусу сразу не понравилась интонация мисс Максвелл, когда та коротко спросила: «Когда вам удобно поговорить?». Алексия собиралась прийти одна, без компаньонов и хороших новостей — так понял её Джаха. Он не рассчитывал на быстрое воплощение в жизнь плана побега, но совершенно растерялся, услышав:

— Кларк Гриффин мертва.

Сглотнул, большим глотком отпил обжёгший горло крепкий чай, поморщился и уставился на серую блестящую папку, положенную на дорогущую скатерть Алексией.

— Что ты сейчас сказала? — Телониус всё ещё надеялся, что ослышался.

Лекса опустила глаза, подталкивая папку ближе.

— Прочтите это, — и положила руки на колени, чувствуя на ладонях липкий холодный пот.

Джаха любил встречаться со всеми в фешенебельных местах и непременно угощать своих гостей обедом за четырёхзначную сумму, демонстрируя свой капитал и вкус. Лекса теребила оборку блузки и кусала губу от волнения, наблюдая за раздувающимися от гнева ноздрями при изучении документов из папки, посвящённой Кларк Гриффин. Только уповала на то, что Телониус не захочет устраивать сцену на глазах важных шишек, набивающих брюхо за соседними столиками.

Да, Алексии Максвелл было страшно.

— Как это вышло? — Джаха порывисто кинул папку на стол.

— Самоубийство по причине передозировки, — процитировала отчёт Лекса.

— Я спросил, как это вышло, а не что там написано, — угрожающе процедил сквозь зубы Телониус. — Читать я пока что не разучился!

Лекса застыла: она готовилась к этому вопросу, но почему-то всё равно оказалась не готова.

— Простите. Мы не успели. Я не могла предполагать, что всё так обернётся…

— Не надо меня кормить извинениями, — рявкнул он. — Что произошло?! Отвечай!

Руки снова тряслись, и дрожащими пальцами Джаха полез во внутренний карман пиджака: таблетки на крайний случай должны быть там. Мертва! Телониус не ждал хороших новостей, но такие… Ему вдруг захотелось разбить пару сервизов, ещё пару носов и снести бульдозером к чёрту этот мерзкий ресторан!

— Я ничего не видела лично. Уоллес запретил посещать пациентку даже её лечащему врачу, не говоря уже об остальных. А потом снова пришёл навестить её, тогда её и увезли в реанимацию с передозировкой. И вот появилось это…

Джаха стукнул по столу кулаком так, что зазвенел чайный сервиз и почти опрокинулась на бок высокая стеклянная ваза.

— Твою мать! Уже от Цинь избавился, но он всё равно добрался, сукин сын! Чёртов Уоллес!

И тут случилось то, чего Лекса не ожидала: ей стало ещё страшнее. Грудная клетка застыла на середине вдоха, сократившись, а ногти впились в ладонь. Максвелл хотелось переспросить, но губы задрожали, не в силах изогнуться.

Телониус только что сказал, что избавился от доктора Цинь?..

Джаха продолжал извергать проклятия, но Лексу будто опустили под воду — она слышала всё лишь примерно, сквозь густой слой жидкости, не в силах в удивлении сделать вдох. А потом Максвелл взяла себя в руки: нельзя выдать, что она услышала нечто лишнее. Телониус был самым лучшим оружием против Уоллеса и только что это доказал. Лекса прекрасно понимала: как только о смерти Кларк решат объявить во всеуслышание, это обозначит для многих начало конца. Ей необходимо было успеть сообщить об этом Джахе первой — и удалось! Известие о смерти Кларк должно разозлить его достаточно сильно, чтобы он захотел зарыть Уоллеса в землю так глубоко, насколько хватит сил и возможностей. А их было много.

Она делала это ради Нейлы, Беллами и Кларк. У самой Максвелл не было проблем с заведующим, кроме глубочайшего к нему презрения, а вот у Блейка и доктора Блэк возникнут серьёзные проблемы сразу же, как Уоллес избавится от своей обострившейся мизантропии. На Нейлу он точно повесит халатность в отношении пациента — и даже если её виновности не докажут, само таскание по судам уже испортит ей репутацию. Беллами тоже мог пострадать — знал и участвовал в незаконных махинациях, при неудачном стечении обстоятельств закон вряд ли будет с ним справедлив.

Джаха должен успеть добраться до Уоллеса раньше, чем о Кларк станет известно всем, и Уоллес сможет начать своё чёрное дело. Лекса была уверена: у него уже есть дальнейший план действий, значит, она обязана его нарушить — ради людей, достойных её помощи и поддержки. Новое открытие ошарашило её — Максвелл часами могла бы дискутировать о целях и средствах, их оправдывающих, не одобряла методы — и была не обязана. Но какая разница, как Телониус предпочтёт разобраться с Уоллесом? В случае с Цинь полиция так ничего и не обнаружила — или ей так приказали.

Уоллес сам совершал свои ошибки — теперь сам будет за них расплачиваться.

А Лекса сообщила Джахе правду и только правду.

И вот теперь он трясся от гнева, желая растереть каждую косточку заведующего в порошок и развеять этот прах по ветру.

— Рассказывай всё, что знаешь о своём заведующем и о том вечере, — прозвучал холодный приказ с другой стороны стола.

Лекса не любила, когда ей приказывают, но в этот раз даже с радостью подчинилась.

* * *

Каждый день проходил совсем не так, как предыдущий: Беллами не переставал её удивлять. Поняв скудные знания Гриффин об округе, он каждый день усаживал её на пассажирское сиденье и увозил в какое-то очередное до мурашек красивое место, заодно обеспечивал Кларк физической нагрузкой — необходимой и достаточной для её ослабших мышц. Они гуляли по красивому загородному заповеднику, изучили с полдюжины кафешек в пригороде, раскинувшемся пару десятков миль восточнее, устроили пикник прямо на пляже — закутавшиеся в куртки и шарфы, со слезящимися глазами от ветра прямо в лицо, но счастливые. Перед сном Кларк нравилось открыть галерею и снова проживать по фотографиям последние дни: она фиксировала всё, что казалось ей важным, в основном, Блейка, но и живописных видов тоже хватало в избытке.

Наступила весна — и с каждым новым её рассветом мир открывался с новой стороны, многогранный и разный, закручивающийся вокруг неё серпантином улочек, лесами, горами, полянами, чашками капучино, хрустящими хлопьями на завтрак и плюсовой температурой. С каждым новым её рассветом Кларк становилась всё красивее — или по крайней мере так виделось Беллами. Синяки под глазами пропали от здорового сна, бледность сменилась нежным румянцем, а болезненная худоба пропадала, щёки больше не были впалыми, скулы только аристократично подчёркивали правильные пропорции лица. А её красивые длинные волосы — в них так и хотелось запутаться; спадающие почти до пояса, в совокупности с правильной осанкой, они придавали Кларк хрупкость и женственность. Беллами не отрывал от неё взгляда при любой возможности, и даже при невозможности всё равно старался этого не делать. Для него не было большей радости, чем видеть, как из запуганной узницы она превращается в девушку — живую, настоящую, свободную. А за возможность ощутить, как она прижимается к нему, находится близко-близко, как стремится к нему всем своим существом — тут Блейк почти хотел признать, что всё пережитое того стоило. Они бы не были так счастливы сейчас, не испытав страха, боли и потерь. Беллами готов был ждать, сколько нужно: он не врал. Отношения для Кларк пока лишние, ей нужно научиться быть самостоятельной личностью заново, чтобы стать полноправной частью пары по собственному желанию, а не загнанной туда обстоятельствами в поиске опоры. К тому же, они рядом друг с другом — и какая разница, как это называется? Смотрели друг на друга, обнимались, целовались до головокружения, смеялись, растворялись друг в друге без условностей и названий.

— Ну, как вы там обустроились? — Лекса не церемонилась с приветствиями, когда Беллами принял вызов.

— И тебе привет, — усмехался Беллами в ответ. — Всё просто отлично.

— Уже заставил Кларк делать всё за тебя, пока лежишь на диване? — в её голосе слышалась улыбка.

— Не-а, — протянул он, — я настолько её выматываю, что обычно всё наоборот.

— Я не хочу даже знать, чем ты её выматываешь, — фыркнула в ответ Максвелл. — Ей нужен отдых, а не твои приставания.

— Вообще-то мы просто гуляем, — сдерживая смех, бросила Кларк, наклоняясь к расположенному на столике телефону.

Повисла недолгая пауза: Лекса поражённо молчала, сопоставляя факты.

— Ты что, на громкую меня поставил?

Ответом ей служил заливистый смех Беллами и Кларк.

— Кто же знал, куда зайдёт разговор, — веселился Блейк, слыша смущение в её голосе..

— Тебе нужно почаще звонить, а то отдых от Беллами мне и правда не помешает, — вторила ему Кларк.

— Я вот сейчас обижусь, — насупился Блейк. — Отдых ей от меня нужен значит.

— Я же не обиделась, когда ты съел мой завтрак. Потерпишь.

— Это было в воспитательных целях! Чтобы делала завтрак, который можно рассмотреть не только под микроскопом.

— Ненасытный! — возмутилась Кларк.

— Ребята, я ещё здесь, — раздался весёлый голос Максвелл из динамиков, а потом мечтательно протянул: — Вживую, наверное, это наблюдать ещё интереснее.

— Ничего подобного, — смутилась Гриффин.

— Тебя разве не ждут пациенты? — буркнул Блейк.

— С моего последнего дежурства прошло как минимум десять часов, иначе не была бы я так весела. В клинике сейчас полный бардак. Уоллес не каждый день появляется на работе, а если и приходит — ни с кем не общается, только сидит у себя в кабинете. На Нейлу свалилось все отделение, отданное с его лёгкой руки немногим ранее… В общем, кошмар.

— И в общем, ты в порядке? — уточнила Гриффин.

— Настолько, насколько это возможно в «Маунт Уэзэр».

— Никто не искал Кларк?

— Никто никогда и не знал, что творится в одиннадцатой палате. Судя по тому, что я узнала, никто не знал многих деталей. Всех растревожил только Уоллес, когда… — Лекса замялась. — В общем, с тех пор одиннадцатая палата по-прежнему закрыта, туда никто не допускается. Все продолжают задавать вопросы, но слишком боятся узнать ответы на них.

— Произошедшее зачем-то хранят в тайне, насколько я понял, — продолжил предыдущую мысль Беллами. — Ты сможешь узнать, если кто-то будет искать Кларк?

Лекса ненадолго задумалась.

— У меня есть знакомые, но далеко не по всей больнице. Боюсь, мне нечем тебя порадовать.

— Ты и так уже сделала больше, чем нужно, — в тоне Блейка звучала глубокая благодарность.

— Надо же как-то свой титул подтверждать, не зря же себя «лучшим доктором» обозвала.

— К званию «лучший» ещё «скромный» припиши, — заулыбалась Кларк, вспоминая подпись контакта в своём телефоне.

— Это и так понятно, — категорично ответила Максвелл.

Её редкие звонки всегда оставляли после себя приятное послевкусие, будто наконец-то выдался случай поговорить с давним другом. По традиции самого первого разговора они всегда говорили втроём, на громкой связи. Лекса советовала таблетки, смягчающие частые мигрени, боль в суставах и мышцах — побочные эффекты препаратов давали о себе знать, несмотря на то, что Кларк восстанавливалась очень быстро по отзывам доктора Максвелл. Беллами долго пытался убедить её принимать медикаменты, чтобы облегчить боль, но Гриффин не могла справиться в подступающей истерикой при виде округлых белых таблеток, выдавленных из упаковки. Пусть она знала, что они — совсем иные, но была готова даже терпеть боль, лишь бы не приближаться к грани прошедшего безумия.

Иногда Кларк снились кошмары. Точнее, они снились ей всегда, но Беллами знать об этом совершенно необязательно. Она беспокойно ворочалась, бормотала, а потом и вовсе просыпалась почти что с криком в холодном поту; после этого на пороге её спальни всегда появлялся обеспокоенный Беллами — узнать, всё ли в порядке, который ни был бы час. Кларк обычно дрожала, прячась под одеялом, уверенно кивала головой в утверждении, что всё хорошо, а когда он уходил — долго и глубоко дышала, вглядываясь в окутывающую темноту.

Шлёпая босыми ногами по ламинату, она тихонько постучалась в приоткрытую дверь его спальни, соседней с её. Пульс не желал успокаиваться, стоило закрыть глаза — в памяти вспыхивало то, что лучше навсегда забыть.

— Что случилось? — обеспокоенно зашевелился Беллами. — Плохой сон?

Её изящный силуэт в дверном проёме, очерченный тусклым далёким светом, вдруг напрочь лишил его сна.

— Да, — подтвердила она. — Никак не могу уснуть. Можно?..

Зачем-то спрашивала разрешение, показывая на место рядом с ним, хотя точно знала ответ. По шевелению поняла: он подвинулся с середины кровати, уступая место, а потому сразу же юркнула под тёплое одеяло.

— Прости, что не даю тебе нормально поспать.

Глаза привыкли к темноте, и Кларк рассматривала его профиль, устроившись на соседней подушке. Беллами снова был предельно тактичен, соблюдая дистанцию, даже не пытаясь её изменить. Иногда Гриффин его не понимала: то целовал так, что дух захватывало, то даже не смотрел в её сторону. Так хотелось подвинуться поближе и обнять, но Кларк не решалась — она уже и так сделала слишком много, придя сюда.

Он наконец-то повернулся к ней:

— Главное — чтобы с тобой было всё в порядке. Боюсь даже представить, что ты видишь во сне.

— Обычно «Маунт Уэзэр», — тяжело сглотнула она. — Свою палату, как я вдруг открываю глаза, и оказывается, что мне приснилась эта свобода. Что я всё ещё там, и настало время утренних процедур. А ещё… Мне снится Уоллес. Он делает мне укол, а потом… Потом запихивает в рот таблетки, заставляя их глотать.

Её голос всё же дрогнул, но рассказывать об этом Беллами было не страшно. Страшно было помнить свои ощущения, будучи свидетельницей собственного убийства.

Он притянул её к себе, прижимая.

— Я бы никогда не заговорил о таблетках, если бы знал…

В тёплых объятиях, так близко, Кларк захотелось провести всю жизнь. Приподняв голову, она посмотрела ему в глаза:

— Не надо, я же знаю, что ты не навредишь мне. Я тебе доверяю.

Её губы были настолько близко, что он чувствовал дыхание, сдерживаться стало настоящей пыткой. Тихие, но важные слова вдруг заставили сердце забиться, а её глаза — слишком близко, чтобы в них не смотреть. Его руки напряглись в желании прижать её ещё ближе.

— Ты… самый важный, — порывисто прошептала Кларк.

А потом не знала, кто первым справился со смешным расстоянием, разделяющим их — только в следующий момент их тела сплелись друг с другом, оказались настолько тесно, что граница между ними стала почти неощутима. Она обвила его руками, когда Беллами разорвал поцелуй, а потом целовала сама — порывисто, доказывая то, что произнесла вслух, задыхаясь, растворяясь в нём. С тихим стоном прижималась ещё ближе, чувствуя своим телом каждую клеточку его.

Он знал, что может получить её прямо сейчас, стоит только выключить разум — она и сама не сможет остановиться, не говоря уже о том, чтоб остановить его. Страстные поцелуи, порывы, естественные, продиктованные только устремлением души, сводили Кларк с ума не хуже, чем его самого. Напуганная кошмаром, беззащитная, хрупкая, она пришла искать утешения и спокойствия — и кем он будет, если нарушит сейчас свои обещания, воспользовавшись моментом её слабости? Даже если так безумно этого хочется.

Беллами не смог заставить себя оттолкнуть её, только прервал поцелуй, гладя её по спине, и ладонью провёл по щеке, проклиная себя за каждое слово:

— Хватит, не надо, моя хорошая.

Кларк порывисто выдохнула, будто только что осознала происходящее, а потом отвернула голову и откинулась на подушку рядом, скрывая смущение. Он ещё чувствовал мягкие изгибы её тела; закрыл глаза, чтобы унять сердцебиение, и не хотел ничего больше, чем продолжить то, что только что так бесцеремонно прервал. Утешал себя гордостью за собственную стойкость, что поступил правильно, поворачиваясь на бок, не в силах думать, что Кларк всё ещё лежит рядом на расстоянии вытянутой руки.

Потому что так действительно было правильно.

* * *

Звонок телефона противно зажужжал в ушах, и Беллами приоткрыл глаза. В комнате было темно — ещё не рассвело, а Кларк дремала рядом, по-хозяйски расположив свою руку у него на груди. С трудом разлепив глаза, Блейк аккуратно убрал её ладошку и повернулся к прикроватной тумбочке, где и лежал возмутитель спокойствия.

На дисплее светилось: «Мёрфи».

Электронные часы рядом показывали пять сорок один утра.

Нахмурившись в недоумении, Беллами провёл по экрану, вставая с постели, и зашагал в гостиную, чтобы не разбудить Кларк.

— Алло? — звучал хриплый голос из динамика в ответ на тишину.

— Да, — подтвердил своё присутствие Беллами.

— Мне срочно нужна твоя помощь, — собеседник всё так же то ли хрипел, то ли шептал, борясь с отдышкой. — Я в заднице.

— Что с тобой в пять утра-то? — не понял Блейк.

Заспанная Кларк появилась на пороге гостиной и не сводила обеспокоенного взгляда с нахмурившегося Беллами.

— Мне нужно, чтобы ты забрал меня отсюда, — порывисто забормотал Мёрфи. — Иначе мне конец.

— Где ты, Мёрфи?

Гриффин нахмурилась ещё сильнее. Почему этот Мёрфи звонил так рано? Она знала одного, но сомневалась, что Беллами говорил с тем самым.

— На окраине Сектора. Мы потеряли район, — лаконично объяснил он. — Я могу рассчитывать только на тебя. Помоги мне.

Джон о многом просил — сам знал это, диктуя адрес, но готов был платить по счетам по самым высоким тарифам: на кону стояла его собственная жизнь. Беллами сомневался, адекватно оценивая риски, но не слышал пальбы и отчего-то не допускал, что Мёрфи может крупно его подставить.

— Мёрфи? Джон Мёрфи? — вкрадчиво спросила Кларк, когда Блейк закончил разговор.

Беллами уставился на неё:

— Откуда ты знаешь? — он не помнил, чтобы хоть раз до этого даже фамилию ей называл.

— Мы учились вместе в академии, — выдохнула она. — Он был на класс старше. А откуда ты его знаешь?

В голове у Блейка всё неожиданно сошлось: особняк в Уайт Мэдоу был как у семьи Гриффин, так и у семьи Джона. Дети богатых родителей вполне могли учиться вместе в частной академии — и даже быть знакомыми или друзьями.

— Я… Ты же помнишь про коробки таблеток из «Маунт Уэзэр», — Беллами дождался её кивка. — Я продавал их ему, чтобы собрать деньги на лечение сестры. Он как-то связан со Жнецами, и именно поэтому сейчас просит моей помощи.

— В школе о нём тоже ходили подобные слухи, — настороженно отвечала Кларк, а потом даже испугалась: — Что за помощь ему нужна?

Беллами двинулся в сторону спальни, чтобы сменить одежду.

— Попал в разборки между бандами, сказал, что Жнецы потеряли Сектор. Просит спасти его оттуда.

— Не едь! — Кларк рванула за ним. — Почему именно ты, Беллами?

Блейк стянул с себя футболку, потянувшись в шкаф за свитером.

— Потому что его друзья из банды мертвы, а полицию для спасения вызывать не слишком разумно. Я однажды уже выручил его из передряги, и он знает, на что я способен.

— Семья Мёрфи очень влиятельна, — не унималась Кларк, хватая Беллами за руку. — Их связи распространяются так широко, что мало кто может представить это. Думаешь, он стал бы звонить тебе?

— Думаю, что он — просто подросток, пресытившийся жизнью из удовольствий. Для него эти банды и таблетки — весёлая игра с большими ставками, и он наконец-то начал понимать, что ставил на кон. Думаешь, его друзья-торчки смогут вытащить его из передряги? Вот и Мёрфи вполне разумно предположил, что нет. А если они действительно так влиятельны, как ты говоришь, то это даже на руку — иметь такого должника, — Беллами положил руки ей на плечи и смотрел прямо в глаза: — Может, они смогут помочь тебе вырваться из лап твоего опекуна и вернуть полную свободу?

Гриффин нервно закусила губу: он шёл так рисковать ради неё. Снова! Она не отводила взгляда, потому что знала точный ответ на предположение Беллами. И до ужаса не хотела его признавать. Она намного лучше него знала семью Мёрфи: дед был политиком, отец — бизнесменом, ворочающим капиталы в сфере инвестиций, и пусть это не попадало в прессу, но многие в их кругах знали: слишком много раз клан Мёрфи оказывался на грани скандалов. Подёргать нужные ниточки в окружном суде или прокуратуре — не проблема.

Но Кларк всё равно упрямилась:

— Что, если с тобой что-то случится? Я не хочу, чтобы ради меня ты так рисковал!

— Я готов рискнуть сейчас, чтобы освободить тебя из этой ловушки. Возможно, это единственный шанс. Я справлюсь, не бойся.

Её руки бессильно опустились: Блейк был такой же упёртый, как и она сама. Кларк была не уверена, что даже впади она в истерику, это надолго задержит Беллами в квартире — только на какое-то время, а потом он снова ринется спасать Мёрфи. Его ход мыслей и слова про её освобождение верны, но как же ей не хотелось отпускать его в логово к монстрам — рисковать его потерей, его здоровьем, его жизнью.

Беллами же был непреклонен, обнял её на прощание и поцеловал в лоб.

— Я скоро вернусь.

— Вернись обязательно, — только прошептала она в ответ.

А потом опустилась на кресло, приготовившись к самым одиноким часам в своей жизни.