Всегда и навеки (джен)

Лучи солнца преломлялись сквозь листья вековых деревьев, а тени то и дело менялись от малейшего дуновения ветерка. Птицы ни на минуту не замолкали. Как же было здесь хорошо… Цицерон поддался этому чувству, дабы выглядеть ещё более непринуждённым. Ничто, никакая мелочь, не должна была выдать его настоящие намерения.

Сейчас он самый счастливый на свете поклонник, которому повезло идти рядом со своим кумиром. Это роль, в которой маски ещё не сняты.

— И давно ты увлекаешься гладиаторскими боями? — поинтересовался Бернард, видимо, чтобы разрушить нависшую тишину и неловкость между ними. Великий чемпион видел подобное не в первый раз. Например, поклонницы часто теряли дар речи от собственного счастья, оставшись с ним наедине. Но он был весьма удивлён и польщён, что на мужчин его харизма действует ничуть не хуже.

— С детства. Мы с отцом часто посещали Арену, но, когда он умер, я на какое-то время забросил своё увлечение. Лишь разобравшись с долгами ко мне вернулся угасший азарт, — Цицерон старался говорить в большей степени правду, иногда вплетая выдумку и ложь. Так разговор выглядел куда естественнее, и втираться в доверие жертвы становилось проще.

— Мои соболезнования… Я не хотел затрагивать столь больную тему для тебя…

— Ничего страшного… — выдавил из себя улыбку ассасин, но получилось у него это криво. От подобного промаха он смутился и отвёл недовольный взгляд в сторону.

Птичья трель заглушила возникшую оплошность. Великий лес жил своей жизнью, не обращая внимания на двух путников.

— Слышишь? — вдруг замер Бернард, остановив Цицерона движением руки.

Вдалеке послышалось недовольное ворчание медведей. Судя по звукам, звери явно что-то не поделили между собой.

— Останься здесь, я пойду один, — не желая слышать возражений, что было видно в его взгляде, скомандовал Бернард.

— Но я могу прикрывать вашу спину, — запротестовал молодой имперец, схватив Великого чемпиона за руку. Цицерону в самом деле не хотелось отпускать далеко от себя гладиатора. Всё должно было случиться сейчас — это был идеальный момент.

— Ты из ума выжил? Там ты мне будешь только мешать. Пойми меня правильно… — он добродушно прижал руку своего «поклонника» к груди. — Ведь тебе ещё восхвалять мои подвиги, ты не забыл?

— Мой отец однажды так же переоценил свои силы, а после погиб, — задумчиво глядя в глаза Бернарда, тихо сказал молодой имперец.

— Но я не твой отец и вовсе не переоцениваю свои силы. Я Великий чемпион, не забывай об этом, — он улыбнулся очаровательной улыбкой, от которой многие женщины обомлели бы на месте, и потрепал Цицерона по рыжим волосам. Будто тот был ещё ребёнком и подобный жест снимет разом все переживания, как в детстве.

— Останься тут, — попросил Бернард и отправился в гущу леса, сойдя с тропы.

Но молодой имперец пропустил чужие слова мимо ушей и последовал за своей жертвой. Жанни, заметив это, недовольно фыркнул, но махнул рукой на неугомонного поклонника.

Пройдя глубже в лес, они забрались на пригорок, откуда хорошо было видно хищников издалека. Два медведя их даже не заметили, пытаясь поделить между собой тушу мёртвого оленя. Занятые друг другом, они громко рычали, и каждый из них старался показать свою силу и мощь перед соперником.

— Видимо, им сейчас не до нас, — прошептал Бернард, а запал так и бурлил в его глазах.

— Это верно, — согласился Цицерон, но голос его звучал отстранённо.

— Можно кое-что спросить? Хотя, я заранее прошу прощения за свой неуместный вопрос, — говоря это, он всё также продолжал всматриваться вдаль, в ожидании схватки между медведями.

— Конечно, спрашивайте… — и при этих словах Великий чемпион почувствовал на себе прожигающий взгляд.

— Что погубило твоего отца? — Бернард виновато улыбнулся, посмотрев на Цицерона. — Я понимаю, мой вопрос слишком грубый, поэтому, если хочешь, можешь на него не отвечать. Я не заставляю.

— Почему же, отвечу… Только сначала пообещайте, что никому не расскажете… — прошептал молодой имперец, подступив к своей жертве совсем близко. Они сидели в траве, среди высоких деревьев и пышного разнотравья. Птицы продолжали верещать, не прекращая своих песен, а солнце ярко пылало в зените. Как же было здесь хорошо…

— Секреты? Что ж, я умею хранить тайны… — на лице Бернарда появилось самодовольство. — Я множество раз давал слово хранить молчание и держал его. И тебе обещаю…

Цицерон, словно завороженный, не сводил взгляда с Великого чемпиона и делал вид, что внимательно слушает. А сам тем временем медленно и тихо достал кинжал из лежащего за спиной рюкзака.

— Я не сомневаюсь… — горячее дыхание опалило шею Жанни и тот непроизвольно обернулся, глядя в чёрные, как смоль, глаза. — Ведь я ваш поклонник…

Кровь хлынула на траву сильной струёй, и хриплый стон донёсся до слуха Цицерона. Хоть он и прикрыл ладонью рот жертвы, от этого едва заметного звука по спине убийцы пробежала сладкая судорожная волна. Тело в его руках также содрогалось из последних сил. Жизнь стремительно покидала Бернарда Жанни.

— Это я погубил своего отца, также, как и тебя сейчас… — голос дрожал от удовольствия содеянного.

Цицерон выпустил из своей хватки обмякший труп и тот рухнул в траву лицом вниз.

Внутри всё ликовало. Он выполнил контракт.

Молодой имперец, обомлевши, закатил глаза, пытаясь обуздать свой непомерный восторг, что готов был сейчас разорвать его. Лёгкость ворвалась, словно до этого он нёс на себе непомерных размеров груз, а воздуху не хватало места в груди.

Спустя несколько минут Цицерон пришёл в себя. Ему всё ещё не верилось, что всё получилось. Молниеносный вихрь пал от руки молодого и невзрачного ассасина. Уже само осознание этой мысли вызывало у Цицерона в душе ураган, что распирал во все стороны то ли от хохота, то ли от радости, а может… от гордости.

«Как же обрадуется Раша!..» — звенело непрерывно в голове, а на губах расцвела счастливая улыбка.

Он поднялся и, окинув в последний раз тело мёртвого Великого чемпиона, направился обратно к Чёрной дороге, дабы там уже без лишних приключений выйти к столице. А дальше Чейдинхол… и его семья… Порыв непомерной радости никак не хотел униматься. И дабы хоть как-то подавить его, Цицерон достал дневник и записал:

«Выполнил контракт по Арене. В конечном счёте, я решил прикинуться фанатичным поклонником и в два счёта приобрёл расположение Великого чемпиона. Когда мы с этим самонадеянным болваном шли через Великий лес, я перерезал ему глотку и оставил его тело медведям».