Всегда и навеки (джен)

Шкаф был отодвинут к стене, а из глубины потайного туннеля раздавался едва слышимый шёпот. Уже по привычке Цицерон разговаривал сам с собой, пытаясь из купленного в алхимической лавке ароматического масла создать нужную консистенцию. Шут очень страшился навредить мощам Матери Ночи, поэтому прямо при ней, чтобы она видела весь его упорный труд, добавлял в основу сделанные им лично припарки. Единственное, что его отвлекало, так это вонь псины, которая, кажется, въелась ему под кожу.

«Не оскорбит ли зловонный запах матушку?» — подобными вопросами задавался шут, готовясь вскоре отойти ко сну.

Слепая старуха более не ревела и не отвлекала, посему Цицерон мог наслаждаться уединением с Матерью Ночи. Никаких криков, воплей и бессвязного бормотания, лишь хриплое дыхание умирающей пожилой женщины.

Он иронично хмыкнул — совсем недавно ему хотелось сбежать из Убежища, бросить всё и забыться. Какая наивная, вызванная беспомощностью, мысль. Разве можно отрешиться от собственного призвания? Цицерон засмеялся, лаская тыльную сторону иссохшей мёртвой руки. Он никогда бы не оставил Мать Ночи. Разве что…

В глубине души снова закопошилась ревность — ему никогда не стать Слышащим. Ему придётся терпеть другого человека подле мощей — с ним она будет общаться и передавать волю Ситиса, но, увы, не с Цицероном. Ком встал в горле. Какая отвратительная несправедливость! Так и хотелось закричать!

Но весь ворох вязкой тревоги о будущем резко оборвался грохотом открывшейся двери в бывшую библиотеку. И судя по резким и размашистым движениям звуки принадлежали пьяному графу. В подвал тут же ворвался поток едкой и громкой ругани.

— Цицерон?! Проклятый проныра! Где моя жена?.. Бланш сказала, что Ирна убежала к тебе… Что за?.. — Аланил не смог договорить, запнувшись, так как его взгляд упёрся в доселе невиданный тайный проход. Повисла щемящая пауза, перехватило дух. Тело Цицерона окатил ледяной озноб, и на краткий миг шут просто застыл, не в состоянии пошевелиться.

«Нет-нет… Что ты забыл здесь, проклятый пьяница?! Тебе здесь не рады! Разворачивайся и проваливай обратно в своё логово!» — всполошилось внутреннее негодование, и только ответственность за Мать Ночи растормошила скованное страхом тело.

— Цицерон?! — до неприятного громко закричал Аланил. И шуту пришлось показаться, выйдя из-за отодвинутого шкафа. В голове взорвались каскадом тысячи идей, как лучше спровадить графа — он же пьян. Следует этим воспользоваться… Однако, если всё пойдёт крахом, придётся бежать. Придётся оставить обжитое место, ибо оно грозится потерять свою безопасность. На это намекали следы крови, что яркими пятнами забрызгали светлые одежды графа. — Так вот оно что! Вы с ней в сговоре! Будь ты проклят! Будь ты проклят! — заголосил Аланил, источая гнев на Цицерона. Ярко-красные глаза злобно заблестели. Кажется, их владелец потерялся в лабиринте собственного остервенения. — Что она тебе посулила и ты повёлся, дурак?! Гадкая потаскуха!

Шут застыл возле входа в туннель, совершенно не понимая претензий графа. Кто с кем в сговоре? Кто и что ему посулил? Ясно только одно — Аланил не в себе, оттого и бросается, будто разъярённый зверь. Этим поведением он напомнил Цицерону Риндира. Последний тоже угрожал кулаками, правда, на деле не мог применить силу. А вот граф вполне на это способен, и по своему положению шут не должен ему сопротивляться… Однако…

— О чём вы, мой господин? — залебезил Цицерон, поглядывая в сторону закрытого сейфа. Аланил выглядел слишком опасно для резких движений, но попробовать стоило.

— И давно вы в сговоре с этой поганой потаскухой и моим братом? Как вы смели скрывать туннель? Куда он ведёт?! — граф ринулся на шута, задыхаясь от гнева. — Куда ведёт этот проход, я тебя спрашиваю?! — Аланил, рывком преодолев расстояние между ними, схватил шута за грудки и принялся трясти, видимо, пытаясь докопаться до «правды». Однако Цицерон ему ничего не ответил, глупо улыбаясь и судорожно собираясь с мыслями. Своим поведением граф дал понять, ещё чуть-чуть и можно лишиться жизни, а самое страшное — утратить мощи Матери Ночи. Нет времени ждать. Нужно действовать! Скорее!..

Яркий магический свет загорелся в ладони шута возле самого лица Аланила и ослепил последнего. Граф взвыл, отшатнувшись от своего нового врага, а Цицерон со всех ног ринулся к сейфу, где хранились свитки. Они могли бы защитить от чужого приступа безумия мощным заклинанием, но добежать шуту не дали. В плечо прилетел слабый огненный шар. Оказывается, сошедший с ума пьяница всё-таки немного разбирался в магии.

От удара Цицерон на секунду замешкался и тут же пришлось уворачиваться от полетевших в него новых огненных шаров. Запахло копотью и паленой одеждой, однако магия была не настолько мощной, чтобы вызвать пожар. Правда, Цицерону от этого было не легче.

— Не трогай моего сына!.. — внезапно очнулась от предсмертного сна Игна и взвыла не своим голосом. Происходящее обратилось в какой-то невиданный абсурд. Слепая старуха на четвереньках поползла на шум, издаваемый огненными заклинаниями. А Аланил, не обращая на неё ни малейшего внимания, продолжал увлечённо выпускать пар, кидаясь огнём в Цицерона. На несколько секунд бывшая библиотека осветилась яркими красками, которых здесь, в подвале, отродясь не бывало.

Шут метался между четырёх стен, будто в клетке с открытой дверцей. И если бы не огненная магия, преследующая его по пятам, Цицерон бы расхохотался от такого несуразного парадокса.

«Я Хранитель гроба Матери Ночи!» — жадно глотая воздух, повторял шут про себя. Голова горела изнутри, судорожно соображая, как же поступить? В потайном туннеле хранился смысл его жизни, и бросить мощи на растерзание пьяного ублюдка было бы смерти подобно. Из-за чего и приходилось бросаться от стены к стене, прятаться за пустыми шкафами, лишь бы не попасть под удар.

— Замри и умри, дурак! — закричал Аланил, готовясь запустить ещё несколько огненных шаров. Однако к тому времени к нему уже подползла немощная старуха, которую граф так и не соизволил заметить — слишком сильно увлёкся огненными заклинаниями.

Из коридора, ведущего в библиотеку, донеслись мужские крики и ругань:

— Его сиятельство там! Там! — услышав приближающихся стражников, Цицерон понял — в замке ему больше нет места. Если они увидят Мать Ночи, то это конец.

Вынырнув из-за шкафа, он бросился к туннелю.

— Получай! — зарычал, потерявший всякую связь с реальностью, граф. Огонь в его руках обрёл форму шара, готового вырваться наружу. Аланил прицелился в бегущую мишень…

Старуха из последних сил схватила графа за полы окровавленных одежд и траектория вырвавшегося огня поменялась. Шар взлетел вверх из дрожащих в агонии рук. Цицерон даже не успел понять, что произошло, только услышал жуткий треск и грохот за спиной. Обернувшись, он увидел голову минотавра, что своим огромным весом придавила графа и слепую кликушу. Хриплые ругательства Аланила пытались остановить чужое бегство. Но думать было некогда. Шут принялся двигать шкаф, дабы заградить тайный лаз, а приближающиеся крики подстёгивали толкать ещё сильнее.

— Ваше сиятельство! О, Акатош! — это последнее, что услышал Цицерон, уже не видя людей за высокой деревянной преградой. Он схватил завёрнутую в саван Мать Ночи и ринулся вон, на улицу спящего города, ничего не соображая и не понимая.

Он был открыт — не защищён никакой магической иллюзией. Но на его счастье сам Аланил сделал ему одолжение своим недавним приказом. Одна часть стражи города под руководством Танура принялась опустошать тюрьмы, высвобождая преступников; а вторая, под предводительством Оритиуса Валги, пыталась вытащить из-под громоздкой головы минотавра полумёртвого графа, что продолжал гневно хрипеть про некий тайный лаз и проклятого шута. И лишь едва заметные огни патруля блуждали по сонным улицам, напоминая светлячков.

Более некуда было вернуться Цицерону, только обратно в сгоревший дом. Обратно в Убежище.