Всегда и навеки (джен)

Магический блеск остановил его почти у самого входа в Убежище. Голова кружилась от резких перемен, в глазах рябило, а сердце готово было вырваться из груди. Цицерон ощутил смешанные чувства — будто он снова в деле, как в старые добрые времена. Вот только с тех пор многое изменилось, стены и закрытая дверь встретили его чересчур холодно. А у самого входа блестели огненные ловушки…

Это было даже не смешно. Шут бежал из замка, словно его гнали сами даэдра, а в итоге упёрся в магический барьер, поставленный Илетом.

— Куда не сунься, везде этот умник! Матушка! — сплюнул запыхавшийся Цицерон, чудом не напоровшись на огненную печать. — И?.. Сколько мне теперь тут стоять? — от переполнявшего его возмущения он снова принялся говорить с самим собой, видимо, ради своего же успокоения. Так глупо попасть в просак! И вся его жизнь такова — топтание на одном месте! Цицерон захохотал от навалившегося бессилия.

— Каков цвет ночи?.. — раздался голос в тишине, будто сама пустота услышала его смех. Гул, исходящий от двери, усилился и чьё-то тяжёлое дыхание заполнило тёмный, едва освещённый алым сиянием, коридор.

— Кроваво-красный, брат мой! — восторженно воскликнул шут, в глазах застыли непрошенные слёзы. Он не был уверен наверняка, что после случившегося Убежище впустит его. Однако…

— Добро пожаловать домой, — ответила пустота, и дверь начала медленно открываться, подозрительно скрипя. Цицерон обрадовался, но секундой позже с ужасом ринулся обратно наверх. Из-за пожара дверь сильно просела и просто волоком задела огненные ловушки. Раздался взрыв, а за ним второй и третий.

— Илет… Вот же… — но договорить он не смог. Всё-таки Его милость «Затворник» защитил Убежище, как и обещал.

Цицерон зашёл внутрь, обнимая белый свёрток. Дверь за ним затворилась с таким же брюзжанием, что и до этого, а после воцарился алый ореол, едва освещавший главный зал. Впереди была лишь тьма. В нос ударил запах сырости и копоти. Как давно он здесь не был? Цицерон зажёг магическое заклинание в руке и в пальцах вспыхнул холодный комок света. Шут медленно прошёл вперёд, свободной рукой прижимая к себе Мать Ночи. Класть её было попросту некуда, слишком много грязи скопилось за его отсутствие.

— Гроб… Нам нужен гроб, — едва опомнился Цицерон, будто отходя от долгого сна, но воспоминания отвлекли его от размышлений. Дыхание перехватило, а под ногами захрустело битое стекло. Осколки былой суматохи. Холодно, здесь было так холодно. Лаз-колодец почти провалился в само Убежище, земля опасно нависла, а сквозь разломы проникал и свистел ветер. Деревянная лестница сгорела и в виде головешек валялась на полу.

Шут заглянул в кабинет Раши, как он делал это когда-то, казалось, вечность назад. Но там ничего не осталось, никаких воспоминаний, только обгорелые стены да мусор. И даже присутствия бывшего хозяина не ощущалось.

Далее по старой памяти Цицерон спустился в жилые помещения, где когда-то отсыпались тёмные братья и сёстры после исполнения контрактов. Что он ожидал увидеть? Уже не важно. Всё сгорело. Шут стоял в центре большого опустевшего помещения, прижимая к себе мощи Матери Ночи. Рядом кружился, словно светлячок, магический огонь, казалось, единственное живое существо в разгромленном Убежище. Цицерон, едва сюда спустившись, сразу ощутил себя виноватым. Это его рук дело… И он не должен об этом сожалеть, так было нужно. Тогда откуда эта неуёмная тоска?

— Матушка, здесь мы вместе с братьями болтали о том… О сём… — шут кивнул в сторону, где раньше стоял трапезный стол. — А тут я поругался с Риндиром в первый раз. Вон там Андроника с тёмной сестрой… — шут смолк, в глазах потемнело. Пробуждение ото сна было слишком болезненным. Пришлось на минуту сомкнуть веки. И казалось, что как только он их откроет, время обернётся вспять. Но тишина ломала наивные, вызванные страхом и оторопью, мечты.

Шут… Нет. Хранитель гроба Матери Ночи, смотря перед собой и в никуда одновременно, покинул жилые помещения.

Грудь ныла и болела, будто её проткнули чем-то тупым, но массивным. Голова перестала соображать. На целых пол часа он позабыл, что убежал из замка и о том, что скорее всего его ищут.

Незаметно для себя Цицерон оказался на пороге Святилища, бывшего кабинета Ализанны Дюпре. Дверь была распахнута, а на перепачканном копотью полу были видны следы чужих сапог. Их было много. Видимо, лежащий навзничь железный саркофаг вызвал среди стражи и магов из гильдии непомерный ажиотаж и еле скрываемое любопытство. Одному Ситису известно, как Илет уговорил этих людей здесь ничего не трогать. Наверняка запугал мощью Тёмного Братства, от которой, правда, почти ничего не осталось.

Гроб был распахнут, обнажая литое металлическое нутро, оказавшееся чистым. Скорее всего, дверцы открыли непрошенные гости, наследившие вокруг. Цицерон ощутил навязчивое чувство брезгливости, сильно придавленное усталостью. Если бы его голова не была забита нависшими проблемами, он бы проклял всех, кто сюда заходил без разрешения Отца Ужаса.

— Святотатство… Позор… — из последних сил ругался Хранитель, укладывая мощи в гроб. Намыть почерневший от копоти саркофаг или хотя бы протереть было попросту нечем, посему пришлось просто перешагнуть через себя и свои принципы. — Матушка, что нам теперь делать?

Оглядевшись, Цицерон понял, ему самому даже некуда присесть. Вот оно, место, которое он когда-то считал домом. И явственно ощущалось, будто сами стены шептались между собой — Хранителю и Матери Ночи здесь не стоит оставаться. Это временная мера, безопасное пристанище, но надолго ли?

Голова гудела и кружилась, а вопросы одолевали разум Цицерона, не давая, правда, на чём-либо сосредоточиться. Он привалился на край гроба, устало вытянув ноги. Взгляд едва уловил следы сажи на шутовских башмаках.

«Что сейчас творится в замке? Выжил ли граф? А старуха? Знает ли Илет о произошедшем и как поступит? Объявят ли меня, бедного Цицерона, виновным в случившемся? Что делать дальше? Куда бежать? Почему всё развалилось так спонтанно? Впрочем, этого следовало ожидать».

Только глубокой ночью, умаянный собственными же терзаниями, Хранитель заснул прямо в саркофаге, прижимая к себе мощи Матери Ночи. И было уже не важно — кощунство это или нет.

* * *

Наступило утро, а может быть день, Цицерон достоверно не знал. Только яркий свет проникал через лаз-колодец обрывистыми пучками, иногда осыпаясь внутрь вместе с землёй. Ничего не оставалось, кроме как выйти наружу, так как прятаться в Убежище не представлялось возможным. Это тупик.

Да, его, Хранителя гроба Матери Ночи могли схватить и упечь в тюрьму или ещё что похуже. Но оставалась надежда — Илет.

«Возможно, Его милость смилуется…» — Цицерон захохотал от старенького каламбура, однако так же быстро смолк. Неизвестность томила вязким ожиданием.

Железная дверь, тяжело гудя, отворилась, и Хранитель, гонимый безысходностью, вышел из Убежища. Одна лишь мысль запечатлилась в его застывшем от отчаяния разуме: «Ситис не оставит нас».