Всегда и навеки (джен)

Свет, что казался ярким и приветливым, проникая сквозь щели в земле, на деле оказался тусклым и серым. С неба падала колючая изморось, облекая город в белую вуаль, из-за чего горы и горизонт были смазаны туманом.

Изо рта пошёл пар, однако Цицерон не обратил на это ни малейшего внимания — его ум отвлекали слишком навязчивые мысли. Тело дрожало от озноба, но не из-за холода, а от напряжённой ситуации, в которой ему не повезло оказаться. Тишина, нависшая над Чейдинхолом, не предвещала ничего хорошего. После вчерашнего представления Аланила, Хранитель ожидал увидеть что угодно, но не гробовое молчание.

Пройдя сквозь кладбище, Цицерон направился прямиком в собор Аркея. На мгновение ему показалось, что столь громоздкое здание точно защитит его от необъятного неведения. По крайней мере, именно там всё это время околачивался Илет и уж с него-то точно можно спросить за творящийся кошмар. Этот серокожий любитель магии разрушения и затворничества… Очень странная смесь, по какой-то причине соединяющаяся в одном тёмном эльфе. Видимо, где-то он слукавил, и, либо разрушение ему было не по душе, либо не такой уж он и затворник. Цицерон решил в своё время, что правильным является второй вариант, учитывая, как сильно давили на бывшего виконта авторитет отца и тень вездесущего брата. Впрочем, это уже не важно.

Хранитель распахнул двери собора во второй раз за всю свою жизнь. Первый оказался не столь удачным, благо у Илета имелся очень умелый друг в магии иллюзии. В этот же раз Цицерон замер на пороге собора, вновь испытывая судьбу. Стоило двери за его спиной затвориться, как к лицу тут же была приставлена ледяная сталь. Это стражники, коих Хранитель видел раньше и знал в лицо. Остался вопрос, что они здесь делали и чего хотели. Однако ответ уже витал в спёртом и тяжёлом воздухе. Собор был переполнен людьми, а над потолком поднимался тихий гул голосов, будто пчелиный рой.

— Ха! Это же тот дурак! А мы-то думали, ты удрал, сверкая пятками, и не увидим тебя больше, — мечи были убраны от перекошенного из-за неожиданности лица. Но Хранитель быстро взял себя в руки, так как следовало вновь сыграть роль.

— Неужели, переживали обо мне? — голос Цицерона сделался высоким и тягучим, будто скампа дёргали за хвост. В глазах зажёгся азарт — странный вкрадчивый блеск. Но шут спросил от всего сердца, как и учил когда-то Понтий. Было очень приятно, что о нём кто-то беспокоился.

— Есть немного… — подтвердил один из стражников, но после пренебрежительно-учтивых комплиментов в виде улыбок и показного панибратства, в грудь Цицерона прилетел грубый удар.

— Вот же трус! — со смехом выкрикнул один из мужчин. — Оставил свою матушку… А сколько брехал про любовь-морковь и сладкие рулеты!

Шут согнулся от боли, но давать сдачи не решился. Ситуация была слишком рискованная, тем более, никакой злобы в чужих словах Цицерон не услышал, лишь привычное высокомерие. Кажется, никто не собирался его обвинять в убийстве графа. Скорее, это была просто пустая издёвка или нелепое подтрунивание с элементами силы. Следовало подыграть…

— Я та-ак перепугался, что позабыл обо всём на свете… Ка-ак там моя матушка?.. — шут старался изобразить из себя слабого и убогого, потирая от боли рёбра.

В холле собора разверзся мужской гогот. Стражники переглянулись, но тут же стали серьёзными. Кажется, они вспомнили то, от чего их отвлёк Цицерон.

— Старуха скончалась, — сухо констатировал мужчина, поглядывая в сторону главного зала на предмет подозрительной тишины. Людской гул исчез, видимо, завлечённый громкими речами стражников. Блеклый свет едва проникал сквозь высокие окна собора, слабо переливаясь потухшими цветам стеклянной мозаики. Цицерон из любопытства тоже решил заглянуть за плечи преградивших ему путь высоких мужчин. Раз уж они его не пропускают, то он хотя бы исподволь поищет глазами Илета. Но среди жителей, расположившихся, кто на скамьях, кто прямо на полу, он затворника так и не обнаружил. Однако тут же возник новый вопрос…

— А по какому поводу все собрались? — как бы невзначай поинтересовался Цицерон. Он было хотел упомянуть графа, уж не из-за него ли такое столпотворение? Возможно, моление Восьми богам о здравии? Но побоялся лишний раз упоминать Аланила. Оставалось необъяснимое чувство — всё не может закончиться благополучно. Есть какой-то подвох…

— На улицах Чейдинхола сейчас находиться очень опасно. Из тюрьмы были выпущены все преступники по распоряжению ныне покойного графа. Исполнивший приказ сэр Танур и ребята, что ему помогали, уже находятся под стражей, однако из-за его бездумного повиновения графство может накрыть волна грабежей, убийств и сведения счетов. Поэтому по приказу Его милости мы и собрали гражданских в самом безопасном месте, — пояснил стражник о свежих новостях, от которых у Цицерона потемнело перед глазами. Его Мать Ночи и Убежище вряд ли переживут второй погром, а город уже готовился погрузиться в хаос, совершенно не считаясь с плачевным положением Хранителя.

— Да ты чего так побелел-то?.. — вклинился второй стражник в тревожную беседу. — Господин Илет взял управление Чейдинхолом на себя. Ещё утром он и Ярнар отправились в замок. Говорят, там была страшная бойня — у Его сиятельства случилось помутнение рассудка. Графиня чуть не погибла… Ты… Ты как вообще выжил, скоморох?..

Цицерон будто не услышал, смотря потерянным взглядом в никуда.

— Ну, он же смог сбежать от минотавра, помнишь? Ему не в первой! Правда? — попытался развеять хмурую обстановку первый стражник.

— Я? — невнятно переспросил Цицерон, еле соображая. — Значит, Илета здесь нет? — растерянность обратилась зыбучим песком, в котором тут же завяз ослабший разум.

— Нет… — одновременно ответили стражники, не ожидая такого неуважительного обращения в сторону своего господина.

Цицерон никак не отреагировал на полученную информацию. Ледяная маска застыла на его лице, тем самым обозначая кропотливый мыслительный процесс. Легко развернувшись на носках, он так же быстро покинул собор Аркея, как и вошёл.

— Эй, погоди! Стой! Ты куда, дурак? — раздавались голоса стражников за спиной. Но Хранитель не обратил внимания на их крики. В голове гудело отчаяние. Как поступить? Ему следовало вернуться к Матери Ночи в столь опасной ситуации, но было одно «но». Как он защитит Убежище голыми руками? Его кинжал и магические свитки остались в замке. А всё вышеперечисленное нужно было здесь и сейчас. Про Илета он и вовсе думать забыл, так как на горизонте маячили не иллюзорные проблемы.

— Проклятье! — выкрикнул Цицерон, увидев, что мост, до этого соединявший жилой район с богатым, разрушен. И на ту сторону не перебраться, разве что идти в обход. Ноги побежали сами собой, а голова позабыла о предупреждениях стражников. Шут, которого до этого все окружающие считали трусом, внезапно вырвался из своего привычного амплуа.

Второй мост оказался не тронутым. Хранитель, переводя дыхание, посчитал это знаком свыше. Ему благоволит удача! Отец Ужаса не оставил его!

Очертания рыночной площади прослеживались сквозь зыбкий туман и иней, сковавший траву и деревья. Цицерон бежал по дороге, что вклинилась между магазинами и лавочками, вздымаясь в гору. Там наверху виднелись башни замка, богатый район и… Шут затормозил, только сейчас заметив густой чёрный дым, взвивающийся столбом над домами знатных жителей города… Где-то истерично заливались лаем собаки. Цицерон узнал их по голосам, это графские борзые. Он уже не понимал, что происходит, и будто потерянный призрак метался в белой пелене.

Не взбежав, а взлетев на возвышенность, Цицерон наконец услышал человеческую речь. Скоморох замер. Сперва ему показалось, что это ругаются стражники, которые были не способны в одиночку без магов потушить пламя, пожирающее новую резиденцию рыцарей «Колючки». Однако…

— Его там нет! А я говорил тебе, Нельс, этот наглец живёт не здесь, а в замке! Сначала выпустил нас, а теперь куда-то испарился… — раздосадовано объяснял что-то голос, то ли в дыме, то ли тумане.

— Мы должны быть ему благодарны… — упрекнул кто-то.

— А мы чем сейчас занимаемся?! Хах! — засмеялся другой.

— Чтоб его! Получается, не так уж он и хорош, раз решил отсидеться в безопасности. Но, по крайней мере, его дружки — сонные и пьяные крысы, получили по заслугам! — восторженно отреагировал третий, после чего добавил: — Представь его лицо, когда он увидит своих рыцарей обугленными! Хах!

— Мне плевать на его лицо! Их было слишком мало в резиденции, где остальные? Где сам Танур… Неужели, действительно в замке? Обливион его дери! — это говорил коренастый мужчина, судя по размашистым шагам, длинным светлым волосам и бороде — норд. И этот самый норд сразу обернулся, почуяв на себе чужой любопытствующий взгляд. Заметив стоящего поодаль Цицерона, он тут же завопил трубным голосом: — Хах, глянь, что за чучело! Скоморох! — судя по всему, мужчина являлся в банде самопровозглашённым лидером, так как все тут же сбежались посмотреть на невиданное «чудо».

В руках бандитов тускло поблёскивало рыцарское оружие, именно поэтому шут изначально и спутал их со стражей. На него стеной пошли пять человек, одетых в скомканную рванину. Хотя… Один из бывших сидельцев где-то успел приобрести малиновые штаны…

«Да не суть! — одёрнул самого себя Цицерон, настороженно изучая грубоватую физиономию лидера банды. Его имя, произнесённое товарищем в пылу спора, показалось ему до боли знакомым. — Нельс… — И словно всё тело облило кипятком. Он вспомнил. Он знает! — Это тот тип, что зарезал Понтия прямо на моих глазах!»

Сквозь туман прорезались лучи солнца.