Всегда и навеки (джен)

Не сказать, что Цицерон отвык от разных поползновений в свою сторону, будь то ругань или побои. Всё вышеперечисленное и так исходило от графа или его младшего брата, а иной раз от стражников с рыцарями. Да, неприятно, но жить можно. Да, гордыню ломали, приучая лебезить и прибедняться. Выглядеть жалким и слабым для Цицерона стало вынужденной необходимостью. Но сейчас, перед этим сбродом, не хотелось унижаться. Хранитель воспринимал надвигающуюся толпу не как вопиющую опасность, а как говорящую преграду, вопрос был только в том, сможет ли он через неё перепрыгнуть?

— Куда спешишь, коротышка? — путь к лестнице преградил аргонианин, до сих пор молчавший.

Цицерон на уже привычное оскорбление ничего не ответил, лишь озлобленно прикусил губу. Растрёпанные рыжие волосы разметались по плечам, когда он настороженно заозирался по сторонам. Глаза налились нескрываемым остервенением, а в голову полезли докучливые мысли и бичевание самого себя:

«Если бы я сразу отправился в замок, то, возможно, с этим отродьем и не пересёкся бы вовсе! А если бы позже и встретились, то у меня на руках уже были бы магические свитки! Глупец! Безнадёжный глупец!»

— А я слышал про тебя! Ты шут Его сиятельства! — внезапно встрепенулся один из банды, как-то по-детски наивно тыча пальцем в шута. — Да?! — на секунду усомнился он в собственных словах и посмотрел на товарищей. — Да, точно! Нельс, помнишь? Про него ещё охрана рассказывала… Это любимчик графского двора! — пять пар глаз принялись пристально изучать невиданную ранее диковинку. Тишину прервал глава банды.

— Возьмём этого шустрика в дурацком наряде с собой, — приказал норд, широкой рукой разрезав воздух. — Когда всё утихнет, его можно будет использовать как приманку. Может, Танур снизойдёт до нас…

Цицерон опешил, услышав слова, брошенные в свой адрес, и сперва решил, что ему послышалось. Это же нелепо! Так Танур и пойдёт кого-то выручать… Но возразить что-либо по этому поводу ему не дали, так как разразился спор.

— Мы не пойдём в замок? Нельс?! Другого случая уже не будет! В Чейдинхоле такой раздрай — грех не нажиться! Пока город без головы… — докучал своими возгласами мужчина в малиновых штанах, однако был быстро перебит грубым басом.

— Помолчи. Я ещё не сошёл с ума, чтобы лезть в логово даже к мёртвому данмеру, будь он неладен. В нашем состоянии — нет, как бы не потерять уже награбленное и деньги за сбытое. Тем более, тот гонец, которого видели каджиты возле конюшен… Наверняка он навострился в столицу. Возможно, скоро прибудет подмога… — как ни странно, человек, убивший Понтия, размышлял весьма логично и здраво. Что даже вызвало сиюсекундное уважение, которое, правда, быстро испарилось. Норд подошел к Цицерону и сгрёб того за плечи, будто шут был предметом мебели и его можно было перемещать с места на место по собственному желанию.

— Посто-ойте! Посто-ойте! — запротестовал Хранитель, брыкаясь в мёртвой хватке сковавших его рук. — Если вам так нужно в за-амок, то я могу вас провести-и! — он снова старался разыграть роль слабого и беспомощного. Вопрос был только в том, поверят ли его игре?

— Ты что, не слышал Нельса, дурак? Развести нас хочешь? — встрепенулся мужчина в малиновых штанах.

— И как же ты хочешь это сделать? — тут же насмешливо поддержал разговор аргонианин, шагающий рядом. — Скажешь страже на входе, что мы с тобой друзья?

Раздался громкий гогот, и всей толпой они стали спускаться в торговый район. Происходящее напоминало Цицерону затянувшуюся шутку.

— Да хоть бы и так, только перестаньте заламывать руки бедному… Ай! — суставы противно затрещали. — Я знаю, где тайный ход! Тайный ход! Вы сможете легко проникнуть в замок и пограбить, только отпусти-ите! — залебезил Цицерон, внутренне желая испепелить магическим огнём и молнией всех пятерых бандитов. Но это было возможно только при одном условии — если натравить на них Илета. А последний был сейчас очень близко и возмутительно далеко одновременно.

— Какой выдумщик, этот шут… — заметил аргонианин, идя мимо раскуроченной мясной лавки. — Теперь он будет нас развлекать.

— Балабол! — выкрикнул один из мужчин. После чего все снова почему-то рассмеялись. Все, кроме Цицерона. Тому сейчас было не до смеха.

— Там… Там, наверху… Над площадью! Там есть потайной лаз… Ну пустите же! — брыкался Хранитель, однако на его крики никто не обратил внимания. Разве что аргонианин где-то за спиной тихо подметил:

— Ушлый шут, хочешь нас загнать в ловушку?

Цицерон в ответ дёрнулся ещё несколько раз, однако норду сил было не занимать и все потуги оказались тщетными. Всё пошло не по плану. Не то что бы план был продуманным, скорее наоборот, поспешным и с чересчур взвинченными эмоциями. А теперь приходилось пожинать плоды…

— Эй! А ну стоять! — никогда ещё окрик стражника не казался Цицерону столь приятным и пьянящим. Будто гром, предрекающий ливень в засушливый зной. — Эй! Это те бандиты! Они уложили нескольких наших ребят! За ними!

Хранитель ощутил, как его со всей мочи дёрнули за плечо, будто хотели оторвать руку от туловища.

— Что встал как вкопанный! Шевелись! — прямо в самое ухо прогремел Нельс, отчего перед глазами на миг всё закружилось. А после было бегство, бесконечная брань и охрипшие голоса. Только на мосту бандиты остановились и началась непонятная сутолока.

— Не успеем, просто бежим! — видимо, этот самый мост хотели разрушить, но по итогу аргонианин просто вызвал огненного атронаха, чтобы выкроить время для остальных. Стражники в ответ принялись стрелять из лука.

Насколько мог понять Цицерон, с противоположной стороны был численный перевес. Это не могло не вызвать злорадства. И где-то в глубине души забрезжила надежда, что его, шута, отобьют… Совсем близко, визжа в воздухе, пролетела стрела. Ну, или убьют.

— Проклятье! — завопил один из бандитов, которому стрела попала в запястье. В стражу полетели огненные шары атронаха в купе с огнём, что метал аргонианин.

— Я задержу их! — крикнул ящер, не пуская стражников на мост.

— Акатош! — внезапно взмолился Нельс, и бегство возобновилось. Правда, теперь всё стало иначе. Норд уже не был так силён, как прежде — выбитый из колеи случившейся облавой. И… Хватка рук его ослабла. Только этого Цицерон и ждал, выскользнув из опостылевшего плена.