Будь мужчиной, Лань Чжань (гет)

Сначала сквозь пелену сна в сознание Лань Чжань проникла мелодия гуциня. Открыв глаза, она увидела Сичэня, сидевшего возле её постели и игравшего "Омовение". Заметив, что она проснулась, старший брат перестал играть и улыбнулся ей мягкой ободряющей улыбкой. Она приподнялась на кровати. Тело казалось одеревеневшим.

— Ну, вот, от тёмной ци в твоём теле не должно остаться и следа. А когда мы забрали тебя с Луаньцзан, ты была вся ею пропитана, — сказал он и взял её за руку. После длительной неподвижности тело слушалось плохо, поэтому Лань Чжань не успела отстраниться.

Чем дольше Сичэнь прощупывал её пульс, тем больше хмурился. Затем он провёл рукой вдоль меридианов, проверяя течение её ци. Раздался шум раздвигавшихся дверей и звук приближавшихся шагов.

— Ну, что, пришёл в себя? — поинтересовался дядя, подходя к ним.

Сичэнь перевёл взгляд с неё на Лань Цижэня и поинтересовался:

— Дядя, и долго ещё вы собирались от меня это скрывать? Вы, вообще, думали поставить меня в известность, что Ванцзи — женщина? Вы всю жизнь внушали нам, что нельзя врать, а сами толкнули Ванцзи на этот обман. И не только её…

— Это было сделано ради её же блага и безопасности ордена. Иначе её пришлось бы выдать за Вэнь Чао, — говоря это, Лань Цижэнь не выглядел смущённым, напротив, в его голосе звучала привычная уверенность в правильности своих действий. — Кроме ваших родителей, меня и повитухи об этом никто не знал, поэтому никто, кроме нас, и не должен был врать. Я ничего не говорил тебе, чтобы и тебе не понадобилось лгать.

— Если бы вы прекратили этот фарс после низвержения Солнца, никому не нужно было бы врать, — сказал Сичэнь, глядя Лань Цижэню в глаза. — Зачем нужно было продолжать этот обман и лишать Ванцзи семейного счастья?

— И ославить наш орден на всю Поднебесную как орден лжецов? Это могло бы перечеркнуть все благие дела Гусу Лань, — возразил дядя.

Брат прикрыл глаза, как будто что-то вспоминал, затем сказал:

— Получается, ничего позорного в браке с Вэй Усянем для Ванцзи на самом деле не было, но после происшествия в Цишани вы всё равно не дали ей своего разрешения.

— Этот смутьян ничем не лучше Вэнь Чао! — возмутился Лань Цижэнь.

— Лучше, — подала голос Лань Чжань.

— Она права, Вэнь Чао никогда бы не стал заботиться о безопасности другого человека больше, чем о своей собственной, а молодой господин Вэй вернул нам Ванцзи, — поддержал её брат.

— Вернул, но только после того, как она, пропитавшись тёмной энергией, ранила тридцать три старейшины нашего клана. Это — проступок, за который её постигнет суровая кара, — Лань Цижэнь был неумолим.

— Позвольте мне вернуться к Вэй Усяню, а потом делайте со мной, что хотите, — попросила Ванцзи. В прошлом она всегда уважала выбор Вэй Ина, не желавшего идти с ней в Гусу, но сейчас не могла оставаться в Облачных Глубинах, когда он был там, на Луаньцзан, раненый и сломленный.

— Нет! — единодушно ответили дядя и брат.

— Наверняка, за мои прегрешения мне полагается смертная казнь, так какая вам разница, где я умру?

— Орден Гусу Лань не разбрасывается своими Нефритами, — ответил дядя. — Ты попала под дурное влияние Вэй Усяня. Из-за него ты оступилась, но я верю, что, осознав свои ошибки, ты сможешь искупить свою вину и больше их не совершать.

— Ванцзи виновата и понесёт заслуженное наказание, — склонив голову, проговорила Лань Чжань. Она и сама понимала, что ей нет прощенья за то, что обратила оружие против своих. Этот её проступок был намного серьёзнее, чем все те, которые она совершала раньше, и наказание за него должно было быть крайне суровым.

— Как только старейшины, которых ты ранила, выздоровеют, будет созван совет, который решит твою судьбу, а до этого тебе запрещено не только покидать Облачные Глубины, но и выходить из цзинши, — подытожил Лань Цижэнь.

— Мой гуцинь здесь? — спросила Ванцзи, озираясь вокруг. Она не помнила, успела ли спрятать его в рукав цянькунь до того, как Вэй Ин обездвижил её.

Брат кивнул.

— Мы забрали его и твой меч, они находятся здесь.

— Позволено ли мне заниматься музыкой, пока я ожидаю наказания? — поинтересовалась Ванцзи.

— Можно. Но большую часть времени тебе следует медитировать и переписывать раздел правил ордена о надлежащем поведении, — проворчал дядя, прежде чем уйти. Сичэнь направился за ним, но Ванцзи окликнула его:

— Старший брат, как там сейчас Вэй Усянь?

— Сидит на горе, — обернувшись, ответил Сичэнь.

— А что другие ордена?

— Залечивают раны и собираются с силами, — ответил брат. — Отдыхай.

Разве можно отдыхать, когда знаешь, что над головой любимого занесен меч? Когда они ушли, Лань Чжань заставила себя встать и заняться доступными ей в замкнутом помещении физическими упражнениями. Затем уселась в позу для медитации и закрыла глаза. В любом случае, ей следовало накопить как можно больше духовных сил, чтобы залечить рану на плече и суметь выдержать всё то, что ей предстояло.

* * *

Лань Чжань пришлось ждать почти два месяца, когда ей назначат наказание, из-за того, что сначала ждали выздоровления раненых старейшин, а потом — возвращения отбывшего с официальным визитом в Башню Кои Лань Сичэня. И, если поначалу Ванцзи воспринимала это ожидание как передышку, то со временем оно превратилось для неё в пытку. Иногда ей казалось, что столь длительное ожидание было частью самого наказания — довести провинившегося до того, чтобы он сам желал лишь того, чтобы поскорее свершилось правосудие.

Лань Чжань даже стала раза в два больше кушать из-за постоянных переживаний. Её душа рвалась к Вэй Ину, но она вынуждена была оставаться вдали от него. Изредка до неё доходили слухи о том, что Старейшина Илина опустошает кладбища, призывая к себе на службу всё новых мертвецов, а четыре великих ордена собирают отряды для похода на Луаньцзан, но как всё обстояло на самом деле, никто ей не говорил.

И вот, наконец, настал день суда. Ванцзи стояла перед собравшимися с высоко поднятой головой и прямой спиной. В ответ на предъявленные ей обвинения она ответила только:

— Ванцзи признаёт свою вину.

Не повторять своих ошибок она не обещала, потому что не хотела никого обманывать, зная, что порой обстоятельства складываются так, что у человека не остаётся иного выбора, кроме как нарушить данное им слово. Показного раскаяния, которого от неё ожидали, Ванцзи тоже не выказывала. Видимо, поэтому ей вынесли столь суровый приговор — тридцать три удара дисциплинарным кнутом (по одному за каждого раненого ею старейшину). Что ж, это было справедливо, даже, если учесть, что ни один заклинатель до этого столько ударов не выдерживал. Исполнение наказания назначили на следующее утро. Может быть, думала Лань Чжань, так будет лучше — погибнуть самой до того, как узнает о гибели Вэй Ина.

Вечером накануне наказания Ванцзи навестил брат. Он как-то подозрительно посмотрел на то, как она грызла одно яблоко за другим, а потом взял её за руку, чтобы проверить пульс, и опять долго хмурился и качал головой.

— Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, что я слышу два пульса, а не один, а это возможно лишь в том случае, если женщина беременна. Ванцзи, у тебя что-то было с молодым господином Вэем?

— Было. Всё, — не стала отрицать Лань Чжань. До этого она не придавала значения тому, что постоянно хочет есть и спать. То, что красных дней давно уже не было, её тоже не насторожило, потому что такое случалось и раньше из-за злоупотребления кровоостанавливающими отварами во время кампании низвержения Солнца, но сейчас у неё открылись глаза. Она так хотела ребёнка от Вэй Ина, что это получилось с первого же раза. Но выживет ли ребёнок после того, как её побьют дисциплинарным кнутом? И выживет ли она сама? Если до этого она была готова умереть, то теперь ей отчаянно хотелось выжить и выносить этого ребёнка.

Видимо, Сичэнь подумал о том же и послал одного из младших адептов, дежуривших у цзинши, за дядей.

Лань Цижэнь пришёл, выслушал Сичэня и выпалил, обращаясь в племяннице:

— Этот негодяй Вэй Усянь обесчестил тебя!

— Я сама этого хотела, — возразила Ванцзи. — А он просто не смог устоять.

— Сколько раз тебе говорили: если испытываешь подобные желания, необходимо ещё усерднее медитировать, дабы очистить помыслы, и совершать длительные омовения в холодном источнике, чтобы остудить кровь, — бросил дядя и удалился.

Он вернулся через две палочки благовоний в сопровождении какой-то незнакомой женщины в клановых одеяниях, велел Ванцзи раздеться и оставил их вдвоём, выйдя с Сичэнем из цзинши.

Ни слова не говоря, женщина осмотрела Ванцзи, прощупала пульс, живот, грудь, проверила течение ци и странно усмехнулась. Она позволила Лань Чжань одеться, затем раздвинула двери и жестами подозвала дядю и брата.

— Ну, что, моя догадка верна? — спросил Сичэнь.

Женщина всё так же молча кивнула и жестом показала округлившийся живот.

Старший брат улыбнулся Ванцзи, словно обещая, что с ней всё будет в порядке, а дядя снова стал кричать на неё:

— Тебе мало было того, как ты нас опозорила, связавшись с последователем тёмного пути, так ты еще и принесла в подоле! И от кого? От этого чернокнижника!

— Я просила у вас разрешения на брак с ним, но вы отказали, — невозмутимо ответила Лань Чжань.

— Чтобы все великие и малые ордена считали тебя обрезанным рукавом или наш орден — лгунами, если бы мы открыли твой настоящий пол? — стоял на своём Лань Цижэнь.

— Как бы то ни было, шила в мешке не утаишь. Вэй Усянь всё равно узнал наш секрет. Хоть он и приходится отцом будущему ребенку Ванцзи, однако в этом ребёнке течёт и наша кровь, — напомнил Сичэнь, — поэтому мы должны думать прежде всего о том, чтобы его сберечь. Нужно отменить завтрашнее наказание.

— Нельзя! Иначе другие адепты подумают, что нарушения правил останутся и для них безнаказанными, и начнётся хаос! — воскликнул дядя.

— Но мы не знаем, выдержит ли наказание Ванцзи, особенно в её положении, — старший брат был полон решимости защищать её до конца. — Скажите хоть вы ему, — обратился он к лекарке.

— Она не может говорить. Она наложила на себя заклятье вечного молчания, чтобы не выдать тайну рождения второго ребенка Цинхэн-цзюня, — ответил Лань Цижэнь и поведал о том, что именно эта женщина принимала роды, когда на свет появилась Лань Чжань.

— У меня хватит сил снять это заклятье, — предложил Лань Сичэнь, сочувственно глядя на пожилую женщину, вынужденную провести двадцать с лишним лет в одиночестве и полном молчании.

— Сичэнь, не стоит. Ей лучше хранить молчание, чтобы сберечь и новую тайну, — сказал дядя, бросив уничтожающий взгляд на Лань Чжань.

— Дядя, умоляю вас, пощадите Ванцзи, — всегда сдержанный Сичэнь встал на колени перед Лань Цижэнем и склонил голову.

— Не бойся, Ванцзи и её бастард останутся живы, но никто не должен узнать об этом, — пообещал дядя и удалился.

Написав на листе бумаги рекомендации для Лань Ванцзи, лекарка ушла. Брат же остался.

Лань Цижэнь вернулся под утро. Он принёс с собой бычьи кишки, наполненные кровью, и велел Сичэню помочь Ванцзи закрепить его под нижними одеяниями у неё на спине. Как ни неприятна была Лань Чжань мысль о новом обмане, но пришлось подчиниться, чтобы сохранить ребёнка Вэй Ина. Затем её вывели на главную площадь, где уже собрались старейшины и старшие адепты.

Чтобы никто не заподозрил жульничество, перед исполнением наказания Лань Цижэнь выступил с пафосной речью:

— Сегодня мы наказываем за неповиновение и сопротивление старшим моего любимого племянника. Я думал, что Ванцзи станет моей гордостью, но он стал моей педагогической ошибкой, которую я сам должен исправить. Видит небо, как тяжело мне причинять ему боль, но я вынужден сделать это своей собственной рукой. Чтобы цветок его добродетелей расцвёл ещё пышнее, необходимо выполоть сорную траву, посеянную в его разуме злокозненным старейшиной Илина. Поэтому после исполнения наказания Ванцзи надлежит три года провести в уединённой медитации, приводя свои тело и разум в порядок.

После этого дядя принялся осыпать Ванцзи ударами, заставив считать их. Бил он сильно, но аккуратно, стараясь не повредить внутренние органы. Боль от ударов была вполне терпимой, но со стороны наверняка казалось, что во все стороны разлетаются кровавые ошмётки, а её спина превращается в месиво.

После последнего удара старший брат поднял на руки и отнёс Ванцзи в цзинши, где вчерашняя лекарка снова осмотрела её. Только удостоверившись, что ни ей, ни её будущему ребёнку не грозит опасность, Сичэнь вернулся к делам ордена.

* * *

После этого дядя больше не заходил к ней, видимо, сочтя, что наказывает её своим молчанием. Но Ванцзи была только рада, что ей не нужно выслушивать теперь его нотации. Зато старший брат заглядывал к ней почти каждый вечер. Поэтому, когда он не появлялся в течение нескольких дней подряд, Ванцзи заподозрила неладное. Она спросила у одного из адептов, приносивших ей еду, куда исчез Цзэу-цзюнь. Тот ответил ей, что глава Лань отправился в поход на гору Луаньцзан.

Лань Чжань похолодела — Вэй Ин был в опасности, а она не узнала об этом вовремя и не могла ему помочь. Она три месяца провела в тепле и сытости, а он всё это время там голодал и, лишившись золотого ядра, даже не мог согреться в холодной и сырой пещере Фумо, а после этого ему предстояло выдержать бой против многотысячного войска. У Ванцзи не было нефритового жетона-пропуска, но, по крайней мере, меч и гуцинь у неё не отобрали. Она спрятала в рукав цянькунь гуцинь, оглушила Бичэнем охранявших цзинши адептов, затем встала на меч.

Поскольку всё это время она усердно медитировала, её духовных сил хватило, чтобы прорваться сквозь барьер и устремиться к Луаньцзан. Она летела на предельной скорости. Ветер свистел в ушах, под ногами мелькали леса и поля, но всё равно Лань Чжань чувствовала, что опаздывает.

Так и оказалось — когда Ванцзи прибыла на место, то обнаружила, что вершина Луаньцзан превратилась в пепелище. В пещере Фумо было пусто, и лишь окрасившаяся кровью гладь пруда в ней говорила о разыгравшейся здесь трагедии. Превозмогая подступившую тошноту, Лань Чжань нырнула в пруд и обнаружила на его дне мёртвые тела, но ни одно из них не принадлежало Вэй Ину. Когда Лань Чжань наконец выбралась на берег, её стошнило, но она всё равно не сдавалась и продолжала искать.

Она бродила по горе, как неприкаянная душа, в тщетных попытках найти хоть что-нибудь, оставшееся от Вэй Ина. Вид мёртвых тел на дне кровавого пруда настолько потряс её, что не было сил даже плакать. Ванцзи всё искала и искала, надеясь найти, если не останки Вэй Ина, чтобы достойно его похоронить, то хотя бы частицу его души. Утомившись ходить, она села на землю, достала гуцинь и стала играть "Призыв", но душа Вэй Ина не откликнулась. Зато где-то вдалеке в ответ на её мелодию раздался детский плач.

Ванцзи направилась в ту сторону, откуда доносился звук, и вскоре нашла в дупле дерева ребёнка, с которым встретила Вэй Ина в Илине. Малыш выглядел больным и измождённым. Кто знает, сколько он просидел здесь, прячась от тех, кто убивал его близких. Ванцзи не могла передать ему духовные силы, потому что у ребёнка ещё не было золотого ядра. Мальчику срочно нужна была помощь лекаря. Лань Чжань не сберегла Вэй Ина, но хотя бы этого ребёнка может спасти. Слёзы полились из её глаз, но они не приносили облегчения. Потому что Ванцзи винила себя за то, что покорилась воле дяди и брата, хотя могла бы вернуться на Луаньцзан и защищать Вэй Ина, пусть даже и против его воли. Лань Чжань взяла малыша А-Юаня на руки и, встав на меч, поспешила назад в Облачные Глубины.

Поскольку силы покинули её, то на этот раз она не стала пытаться пробиться сквозь защитный барьер, который был более защищён от вторжения извне, и вошла в резиденцию сквозь главные ворота. При виде перепачканных кровью и грязью одежд Лань Ванцзи охранники не осмелились задержать её. Наверное, кто-то из адептов сообщил о её возвращении Лань Циженю, поскольку дядя явился сразу вскоре после того, как она вошла в цзинши. Увидев ребёнка на её руках, он снова начал кричать:

— Ванцзи, что за вид?! Ты самовольно покинула орден, нарушив предписанное тебе уединение. Мало того, что принесла в подоле, так ты осмелилась притащить сюда ещё одного ублюдка Старейшины Илина!

— Это — Вэнь Юань, и он не сын Вэй Усяня, — сообщила Ванцзи.

— Час от часу не легче… Ты хочешь, чтобы мы дали приют одному из Вэней? — схватился за голову дядя.

— Ребёнок не виноват, что он — Вэнь, — заметила Лань Чжань.

— Да, вот только все остальные заклинатели так не считают.

— Им не обязательно знать, что он — Вэнь, — сказала Ванцзи.

— Ты предлагаешь нам лгать? — возмутился дядя.

— Одной ложью больше, одной ложью меньше… — проговорила Лань Чжань. — Если вы хотите, чтобы я продолжала притворяться мужчиной, то примете его в клан и дадите ему новое имя. — Лань Цижэнь едва не задохнулся от возмущения, но крыть было нечем. — Уверена, что вы сможете воспитать из него достойного молодого господина, — добавила она.

До этого её беременность протекала без осложнений, не беспокоя Ванцзи ни тошнотой, ни и болями. Но после выматывающего путешествия и сильных переживаний её скрутило от боли внизу живота, и открылось кровотечение.

— Ребёнку срочно нужен лекарь. Мне — тоже, — успела сказать Лань Чжань, прежде чем лишиться чувств.

Когда Ванцзи очнулась, на ней были чистые одежды, а вокруг неё хлопотала лекарка. Женщина заставила её выпить целебного отвара и жестами велела лежать. Вскоре Ванцзи навестил Сичэнь. Он сказал, что о принесенном ею мальчике заботятся лучшие целители ордена, и жизнь А-Юаня уже вне опасности, а ей самой следует теперь лежать в постели всё оставшееся до родов время, если хочет сохранить своего ребёнка.

Ванцзи вняла его словам и больше не пыталась тренироваться с мечом, а если и вставала с постели, то лишь затем, чтобы помыться или справить нужду. Загадочный организм во второй половине беременности решил отыграться за относительно спокойную первую — Лань Чжань тошнило от орденской стряпни, вместо растительной безвкусной пищи ей хотелось чего-то столь же острого, как любимые кушанья Вэй Ина; ребёнок не давал ей спать по ночам, вовсю пинаясь, словно ему было скучно, и он желал поиграть.

По ордену после возвращения Лань Ванцзи в окровавленных одеждах пронёсся слух, что раны Ханьгуан-цзюня открылись после необдуманного путешествия на Луаньцзан, и он слёг.

Этот слух был на руку Ванцзи, как и положенные ей три года уединения, которые позволяли скрыть беременность и роды.