Слияние душ (гет)

Такие как он должны жить вечно.

Такие как я ещё только постигают законы этого мира.

А быть может, всё наоборот? Это я должен жить вечно, тогда как он — разбирается с азами мироустройства. И неизвестно, что выйдет из него в конечном итоге. Или из меня?

Где проходит та грань, отделяющая его от меня? Или меня от него? Где проходит та грань, что пытается не допустить смешение этой взрывоопасной смеси? Где проходит та грань, что позволяет остаться самим собой и огораживает собственное сознание от иного?

Или никаких преград нет вовсе? И получившееся смешение — обычная чёрно-белая масса, превратившаяся в серую неопределённость? Обычная масса из плоти и крови, но уже без каких-либо конкретных задач и посылов. В конце концов, человек всегда будет человеком — с головой на плечах, руками и ногами — в этом смысле. Так зачем голову ломать? Просто принять как данность. И неважно, кто ты. Просто ты — это ты, и всё на этом.

Ростовое зеркало отразило юношу со скрещенными на груди руками. Он отстранённо отметил свой (или всё-таки не свой) навсегда «впечатавшийся» шрам и глубокие зелёные глаза, мерцавшими в полутьме парой изумрудов. Такие глаза отличали Лили. И Хельгу.

И меня. Прошлого? Или нынешнего?

Он этого не знал.

И ничего не понимал.

Он был кем-то и одновременно никем конкретным.

Камни того же цвета инкрустированы в рукоять его меча, такого цвета эмблема его рода. Такого же оттенка чернильница, что лежит в сумке. И того же оттенка шарфы соперничавшего факультета, что порядком раздражало.

Мои глаза такого же цвета. Да, мои глаза.

Будь проклят тот кулон, что заточил меня внутри себя! В клетке из тьмы и безвременья.

Будь проклята та тетрадка, которую я опрометчиво тронул — именно с неё всё и началось. Изменения произошли не сразу, но их было не избежать.

И теперь придётся с этим уживаться.

* * *

Ночь пролетела на раз-два-три. Вот он входит в свою комнату и тихонько прикрывает за собой дверь. А вот уже и солнце заглядывает в окно. А он по-прежнему стоит напротив зеркала.

И чем дольше туда всматривался, тем сильнее проглядывало нечто чужеродное. Помимо внутреннего конфликта личностей было что-то ещё — что-то тёмное. Какой-то сгусток чистейшего мрака, непроглядного и несговорчивого. И все пожиравшего.

Очистив сознание и сумев на время избавиться от внутренних противоречий, Гарри прикрыл глаза, и перед ним развернулся уже совсем иной мир. Это был его разум, «дом» в его голове, «прихожая» перед вступлением в самое сердце собственного Я.

Сам он состоял из переплетений двух сгустков различной формы. Связываясь между собой всё теснее, они «лепили» образ его самого — как астральную оболочку, заключённую в своём же подсознании.

Там он побродил совсем немного и вскоре нашел искомое — небольшая тень жалась в уголке «комнаты», пытаясь растечься кляксой побледнее, и распространяла предупреждающие волны.

Три сущности в одном теле. Две полноценные, иная же — осколок когда-то цельной души.

Крестраж.

Это слово отдавало гнилью. Честно говоря, хотелось почистить зубы. Но откуда он вообще с ним знаком?

Приклеенная заклинанием к ритуальному столу, невинная девушка из последних сил сопротивляется пригибающей силе. Она мычит, в испуге мотая головой, а затем с ужасом смотрит на меня. Две дорожки слёз теряются в волосах.

Слова срываются с уст одно за другим. Чеканя каждый слог, я неумолимо подталкиваю и её, и себя к бездне.

Палочка занесена над головой, рукоятка смотрит вверх, и тонкие золотистые лучики переплетаются в странном танце.

Рядом пропитывается силой перстень отца и буквально дрожит от проходящей сквозь него магии. «Пахнет» чем-то потусторонним — словно открывается окно в другой мир. Неудивительно, он отнюдь не кулинарией занимается. Вот перстень «насытился», и остался заключительный штрих. Всё — пути назад нет.

Это уж годами позже он перенёс собственный крестраж в свою же палочку...

— Авада Кедавра!

Вся картина мгновенно проносится перед глазами.

Нет! Нет, это не мог быть я! Не было этого. Это всё он!

Это все я.

Мерлин, помоги!

Ну уж нет. Если он хочет добиться с этим телом полной гармонии, от этой мерзости нужно избавиться. Тут и двоим-то тесно. Решившись, на выдохе сгрёб ладонями несчастного и скатал в небольшой тугой комок. Тот пульсировал и вспыхивал небольшими искрящимися молниями, сопротивлялся и жёгся, но больше не причинял неудобств. В последний раз задумчиво на него глянув, он сильно хлопнул ладонь о ладонь.

И в следующий миг его буквально разметало. Всё померкло.

В его же голове случился магический выброс колоссальной силы.

* * *

На собрании Ордена присутствовало около двадцати человек. Кое-кто из них уже немолод, но до сих пор знает, за какой конец надо держать палочку, и даже может задать жару многим и многим. А кое-кто только-только приступил к работе в аврорате, однако уже демонстрирует достойные результаты.

После проверки на лояльность все они вошли в структуру организации.

Впервые Орден Феникса собрался в конце января семьдесят пятого, и с тех пор здесь сменилось много лиц. Год за годом двигались фигурки на шахматной доске, менялись местами и двигались вверх по социальной лестнице или в Ордене… конечно, те, кого не подстерегала более печальная участь. Но одно оставалось неизменным — подчинение и распределение обязанностей. Никакой монархии.

Альбус дураком не был, и потому выстроил чёткую систему, выдвинув себя на передний план. Однако на абсолютную власть не претендовал. Да, все манипуляции происходили с его лёгкой руки, он сам приказывал, однако безусловного подчинения не требовал. Наоборот — предоставлял доверенным магам свободу действий и полагался на них.

Собрание продлилось не больше получаса. Казалось, после многолетнего перерыва нужно многое обсудить, однако катастрофически не хватало информации. Дамблдор обрисовал ситуацию в целом и высказал свою точку зрения, после чего начал раздавать указания. Кингсли и Грюм предложили поправки, и Альбус одобрительно кивнул.

Помалкивавший Северус, весь вчерашний день ощущавший невыносимое жжение в левой руке, в какой-то момент осознал невероятное — его руку ничего больше не беспокоило. О чём не преминул доложить.

— Директор, это хорошо или плохо? — Цепкий взгляд из-под очков-половинок так и впился в предплечье Снейпа. — Метка опять побледнела — словно он снова куда-то забился.

Дамблдор нахмурился.

— Будем надеяться, Северус. Будем надеяться.

И одному только Дамблдору известно, на что он собрался уповать.

Косой переулок встретил главу Хогвартса суматохой — здесь по-прежнему кипела жизнь. Бегая от прилавка к прилавку, из магазина в магазин, маги вовсю суетились, но, тем не менее, в большинстве своём почтительно здоровались с некогда своим директором или профессором трансфигурации.

После третьего десятка ответных улыбок у Альбуса стало сводить лицевые мышцы. И всё-таки он вспоминал по имени всех и каждого и сдержанно здоровался.

Однако когда количество попавшихся навстречу бывших студентов перевалило за сотню, не выдержал, наложил на себя чара отвода глаз и со спокойной душой проследовал в глубину Косой аллеи. Величественное здание Гринготтса из белого камня так и манило, но сейчас ему нужно в другое место.

— А-а-а, Альбус, — создатель волшебных палочек поднял голову. Разглядывая коробочки, тонкими длинными пальцами он перебирал их и аккуратно переставлял на свободное место, сортируя по одному ему известному признаку. Насвистывая какую-то песенку, он почти не отрывал взгляд серебристых глаз от детища всей своей жизни.

— Здравствуй, Гаррик.

— Что-то с палочкой? Хотя твою-то даже сломать не страшно — сама срастётся. Дал бы мне её как следует изучить, в моём ремесле могла бы состояться революция.

— Несколько революций разом волшебный мир не перенесёт. И да, проблемы, только не с моей. — Альбус вынул из внутреннего кармана палочку и протянул её магу по ту сторону стойки. — Узнаёшь?

— Я же помню все палочки.

— Феноменальная память, — легко согласился директор, сцепив пальцы в привычной манере. — И поэтому мне нужна твоя помощь. Это важно.

— Давай посмотрим, — пробормотал Олливандер. Принюхавшись к палочке, он усмехнулся, на глазок прикинул длину и попытался согнуть.

— Так чья же она?

— Двенадцать дюймов, сверхпрочная, дерево — белая акация, сердцевина — жила огненного краба, — продолжал бормотать хозяин магазина. — Да-да, не так давно, около двух лет назад, её у меня приобрёл мужчина в возрасте. Признаться, он меня удивил — вот почему я отчётливо его помню.

— И звали его?

— И звали его Тобиас Снейп.

— Призраки прошлого, — вымолвил Дамблдор. В этот момент что-то заставило его насторожиться, и он выглянул в запылённое окошко. По ту сторону стоял мужчина лет семидесяти и спокойно улыбался. — В «Трёх Мётлах» всегда подавали отличное сливочное пиво. Надо будет нам как-нибудь пропустить стаканчик-другой.

Но когда он уже собирался покинуть лавку и протянул руку к двери, до него донёсся тихий, лишенный эмоций голос:

— И сегодня же он приобрёл другую палочку взамен утерянной. Она почти ничем не отличается от предыдущей, но весьма специфична и своенравна.

— Спасибо, Гаррик, — кивнул ни на йоту не удивлённый Дамблдор и толкнул дверь.

Преследовать того мужчину оказалось слишком легко — похоже, тот нарочно шёл медленно, дабы оставаться в поле зрения, и тут же прибавлял шаг, стоило Альбусу подойти поближе. Так они добрались почти до самого выхода, но за сотню футов до «Дырявого котла» всё-таки свернули.

Флориан Фортескью всегда славился своим мороженым, но в последнее время шанс полакомиться выпадал директору нечасто. А не отведать ли чего-нибудь новенького? Благо ассортимент по-прежнему богатый.

В кафе-мороженом оказалось битком. Кого тут только не было: и гоблины, выбравшиеся на время обеда из своих подземелий, и целые семьи, и даже одинокие посетители, скрывавшие лица под глубокими капюшонами. На последних иногда косились, но по большей части не обращали внимания. Это раньше, во времена террора Тёмного лорда, при виде «безликих» у всех руки-ноги тряслись. Нынче же времена совсем иные.

Обойдя по широкой дуге шумные компании, директор направился вглубь заведения, где было гораздо спокойней. Там его уже ждали.

— Здравствуй, Альбус, — мужчина улыбнулся ещё шире, но, услышав скрип выдвигавшегося стула, поморщился. — С виду ни на каплю не постарел.

— Чего не могу сказать о тебе, Тобиас. — Испещренное морщинками лицо и беспорядочно растрёпанные седые волосы вместе с акульей улыбочкой навевали мысли о дорвавшемся до вожделенного маньяке.

— Чего желаете, господа? Мистер Дамблдор, — и так улыбчивый Фортескью улыбнулся настолько широко, что уголки губ скрылись где-то за ушами.

— На ваш вкус, Флориан. Только сахара поменьше.

— Я тоже доверюсь вашему выбору, — усмехнулся Снейп.

— У тебя почти год неплохо получалось водить меня за нос, — как только хозяин заведения скрылся с глаз, и были наложены нужные чары, беседа возобновилась. — Признаюсь, твоя маскировка почти не вызывала сомнений.

— В роль я вжился безупречно. Да и с тобой общался совершенно спокойно.

— И попутно воскресил Тёмного лорда? — пока Альбус с наслаждением пробовал лакомство, Тобиас приподнял брови. Принесённое клубничное мороженое таяло ещё на губах, даря просто божественный вкус.

Рядом люди искренне смеялись и наслаждались тёплым субботним вечерком, бегали дети да и вообще бурлила жизнь, а они непринуждённо беседовали о возвращении Волдеморта с того света. Рядом с чем-то прекрасным всегда рука об руку идёт нечто уродливое.

— Твой драгоценный Поттер что-то натворил, и всё пошло прахом. Все мои усилия, целый год работы драконьего дерьма не стоит! Любит он у тебя вставлять палки в колёса.

— Есть у него такая особенность, — согласился Дамблдор. — Вот почему всегда надо иметь запасной план. И я не дам тебе исполнить задуманное.

Тобиас расхохотался, поблескивая крохотными белыми зубами. А продолжил только откашлявшись:

— Интересно, хватит ли Блэку самообладания, чтобы в гневе не потаскать тебя за бороду, если он пронюхает о твоих махинациях с крестражами?

Директор насторожился — разговор принимал нежелательный оборот. Если уж Снейпу известно такое, о чем ещё он может растрепать? И без разницы, есть ли у него доказательства. Одна беспринципная журналистка слопает что угодно и с удовольствием поделится с читателями.

— И кому поверят больше — мне или беглому преступнику?

— А я не в розыске — про мою маленькую хитрость никто не знает.

— Тогда нам нечем пугать друг друга.

— Можешь попытаться напугать меня палочкой, которую держишь в левой руке под столом, но тут слишком много свидетелей, — Снейп вновь усмехнулся. — Попробовать, конечно, можешь, но для бывшего сквиба я довольно неплохо подкован в магии, да и сил мне не занимать.

— Неизвестно, насколько кулон зарядил твоё пустое магическое ядро. Можешь в любой момент провалиться на дно, откуда недавно выбрался.

— Я ведь не один такой, верно? Слышал я, твой завхоз Филч и наблюдательница Арабелла Фигг тоже теперь счастливы безмерно. Такая вот мелкая побрякушка, артефакт из далекого прошлого, а как шалит! Своими выбросами дарит способность колдовать одним и отбирает силы у других. На твоём месте я бы забеспокоился — уж слишком ты для него желанная добыча, — голос менялся от прерывистого шёпота едва ли не до крика и обратно. — А теперь прошу меня извинить, — Тобиас скомкал обёртку от рожка и легко поднялся. — У меня не так много времени.

— В следующий раз наша встреча не будет столь дружелюбной.

— О, безусловно.

Оставшись в одиночестве, Дамблдор глубоко задумался. Внезапно мороженое отошло на второй план и стало совершенно не в радость. Снейп определённо что-то знал.

* * *

Бесконечная винтовая лестница уходила куда-то во мрак. А когда казалось, что они вот-вот пройдут земной шар насквозь, из темноты выплывала очередная небольшая площадка с коридорчиками-ответвлениями. Не обращая на них ни малейшего внимания, Грюм резво цокал своей деревяшкой дальше.

Замыкал своеобразную процессию Сириус, непрерывно ругавший всё на чём свет стоит. Постоянно стряхивая с рук покрывавшую перила мерзкую липкую субстанцию, он даже брезговал достать палочку, чтобы бросить чистящие чары.

Гермиона молча переставляла ноги, постоянно оглядываясь на идущего позади молчаливого друга. Казалось, Гарри вообще не понимал, где находится, и просто следовал за проводником.

Тяжёлая толстенная дверь с железным засовом выглядела внушительно, однако механизм привел в действие всего лишь тычок палочкой в замочную скважину. Размеренное жужжание стихло нескоро.

Попали они в небольшой коридорчик. Справа оказалась другая дверь — более цивилизованного вида, а рядом с ней — огромное прямоугольное окно практически во всю стену. И вот его-то точно не разбить одним тычком.

— Гоблина тебе в родители! — злобно выругался Сириус. Он тщетно пытался отдышаться. — Ты что, про порталы забыл? Этим ходом хоть кто-нибудь пользовался последние сто лет?

Грюм ухмыльнулся.

— Да тут, похоже, не одному Поттеру нужно физическую подготовку подтянуть. Особенно после Азкабана, — он закатил глаз за спину и всмотрелся в происходящее в зале. Сириус терпеть не мог, когда он так делал — жутко неприятное зрелище. — Какой-то сегодня твой крестник особо потерянный. А, Блэк? Стоит, склеив ласты.

— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы Круцио не раскидывало, — мрачно пошутил тот. — А про ласты — не слишком удачный оборот.

— Узнаю почерк Вальпурги.

— Ну да, её поговорка, — буркнул Сириус. — Ей было плевать на всех. Мне порой казалось, убейся кто-то из нас, она лишь скривится — мол, труп дурно пахнет.

— Можно подумать, тебя не устраивало. Чем вы там в молодости развлекались?

— В его годы у меня с Джеймсом были другие заботы, — Сириус улыбнулся. — Девчонки — вот корень зла. То Мэри ломалась и вытворяла всякую чушь, то Лили изображала Снежную Королеву. А вот у Гарри проблемы посерьезней будут.

— Да, парню нелегко, — прохрипел Грюм. — Надо чем-то его занять. Грейнджер! Марш из зала, тобой займёмся позже.

Последняя фраза прозвучала как-то уж слишком угрожающе.

Зал остался таким, каким его запомнил Сириус со времён «учебы», больше напоминавшей уроки выживания в особо опасных условиях. Футов сто на семьдесят, прямоугольной формы с твёрдыми на вид стенами. На самом же деле они неплохо амортизировали и впитывали заклинания. И если в аврорате после пары серьёзных проклятий фундамент ходуном ходил, здесь нужды ограничиваться не было. Естественно, если это не что-то смертоносное и зелёное в придачу.

Пол расчертили на зоны — для дуэлей по правилами с прочими «излишествами», которым нет места в жизни. Как поучал Грюм, во время настоящего боя не до расшаркиваний.

Тем временем Гарри застыл у дальней стены, опустив палочку. Склонив голову набок, он словно задумался, что забыл в этом странном месте. Грюм и Сириус разошлись в разные стороны.

Дав указание сражаться всем поодиночке, чтобы хоть как-то оценить уровень «молодых кретинов», Грозный Глаз непринуждённо принял стойку «Одинокая бабушка на перроне». Отмахиваясь от летящих лучей, словно от ленивых мух, он не сразу увидел безучастную фигуру с потухшим взглядом.

— Блэк! — рыкнул он. — Кажется, после драконов и мантикор твой крестник считает зазорным биться один на один. По команде атакуем с двух сторон.

Обеспокоенный Сириус присел перед Гарри на корточки.

— Всё в порядке? — Получив в ответ короткий кивок, он шутливо обратился к Аластору: — Давай без смертоубийства, ладно?

Глава аврората даже бровью не повёл.

— Раз, два, три!

Сразу два луча устремились к подростку, но тот словно застыл. А проклятья всё ближе.

— Гарри! — крик Гермионы проник через стекло и таки достиг Поттера.

Гарри? Кто такой Гарри? Гарри — это я? Но почему? Разве не Салазар? Мальчик-который-выжил, Гарри Поттер, да, это я. Или это ошибка? Почему она так громко кричит, что происходит? И что это за грязнокровная тварь? Моя лучшая подруга?

Словно в замедленной съёмке, уклониться от одного заклинания он всё-таки успел, однако второе попало в плечо. Ох, как припекло! С каждой секундой ощущения становились всё неприятней — проклятье явно действовало. Внутренности узлом скрутило, а каждый сантиметр кожи будто иглы кололи.

В висках застучало, кровь прилила к голове, а во рту появился металлический привкус. Медленно теряя контроль над собой, тело он всё-таки «удержал», и руку с палочкой — в том числе.

Безумно колотится сердце.

Сжатые до скрипа зубы.

Убей! Убей их всех!

Пущенные в него заклинания не причинили никакого вреда, частично впитавшись в щит, по которому прошла лёгкая рябь. Припавшая к стеклянной перегородке Гермиона, затаив дыхание, смотрела во все глаза.

Раз — и палочка Гарри рассекла воздух. Сириуса ударил хлыст, оставив на теле пару глубоких ран. Два — и лишь чудо спасает Блэка от невыносимой боли. Вовремя тот откатился в сторону — подальше от вскипевшего камня. Ну а Гарри тем временем вплотную занялся Грюмом.

— Поттер, — прохрипел Аластор. Он всмотрелся «ученику» в глаза и обнаружил вместо зрачков непроглядную темень, растекавшуюся по белку.

Всех!

Перепрыгивая с места на место, Грюм крутился волчком и умудрялся избегать атак. А те становились всё разрушительней. Даже стены потрескивали — столько магии приходилось впитывать. Не слишком стесняясь с ответными мерами, он всё сильнее сомневался в своей задумке.

Что я делаю? И зачем? Там ранен Сириус, что я натворил? Он сам виноват, сам напросился, его надо убить, убить!

Надо остановиться!

Воспользовавшись секундным замешательством противника, Грюм таки попал в цель. Яростно взревев, Гарри отмахнулся левой рукой. По воздуху словно волна прошла и отбросила до конца не оправившегося после заточения в сундуке Аластора.

Еле поднявшийся на ноги Сириус покрепче стиснул палочку. Кажется, ситуация «слегка» выходит из-под контроля, а его обезумевший крестник вот-вот размажет их по полу. Глядя на Гарри с некоторым страхом, он твёрдо решил остановить это безумие.

Тщетно. Крестник продолжал их гонять как сидоровых коз.

Изрядно потрёпанные маги снова готовились нанести совместный удар, но в последний момент опустили палочки. На «сцене» появилось новое действующее лицо.

— Гарри? — Гермиона дотронулась до его руки. Словно к раскалённому металлу прикоснулась. Тот повернулся — в глазах по-прежнему растекался мрак. — Гарри?

Гарри? Кто такой Гарри? Это же я? Или нет? Они должны умереть, надо их наказать, проучить. До смерти! А она боится? Но почему? Разве я причиню ей вред? Гермионе, моей лучшей подруге?

Что происходит? Кто я? Где я?

— Гарри? — девушка дрожащей рукой нерешительно дотронулась до его щеки… ну, или того, кто скрывался под его личиной. — Пожалуйста, возвращайся. Прошу тебя!

«Картинка» встала на место. Такое ведь уже было. На Тисовой, не так ли?

Дымка постепенно рассеялась.

Режим безумного берсерка словно выключили, и он почувствовал просто невероятную, смертельную усталость. Мышцы скрутило судорогой.

Он упал на колени, и только объятия Гермионы не позволили ему повалиться ничком.

В зале повисла гробовая тишина, которую изредка нарушали тяжёлые вздохи и кашель еле державшихся на ногах взрослых магов.