Змея Давида (гет)

Последний матч учебного года и последний школьный матч капитана и вратаря слизеринцев Лакоста они, конечно же, выиграли. В это утро Лакост, казалось, достиг вершин нервозности и с самого утра ходил сам не свой, вздрагивая всем телом, когда кто-то обращался к нему и уставившись пустым взглядом в пространство. За завтраком Диана тщетно пыталась заставить его проглотить хотя бы кусочек бекона, но тот только кривился и отодвигал от себя тарелки. Разозлившись, Диана, наконец, выпалила, что с таким капитаном, который будет находиться на грани голодного обморока, они сегодня точно продуют гриффиндорцам, причем впервые за четыре года и это будет просто замечательным завершением его карьеры капитана команды Слизерина и надолго войдет в анналы школьной истории квиддича. Поддавшись на ее уговоры, Лакост таки снизошел до сосиски с гренкой и половины стакана тыквенного сока.

Погода в этот день явно радовала — слабый ветер и легкие облака на небе. У выхода на стадион Лакост построил свою команду, оглядел всех по очереди и произнес:

-Ну что, дети мои, надерем «грифам» задницы на прощание?

Ответом ему был дружный смех и одобрительное «Всыплем, так что на всю жизнь запомнят!»

Диана, впрочем, не засмеялась вместе со всеми, а только судорожно стиснула пальцами рукоять своей метлы. Нервозность Лакоста стала передаваться и ей, кроме того, в голове ее зрела некая мысль, пока не оформившаяся в окончательное решение, но настойчиво, в последние несколько недель посещавшая ее.

Неподвижно вися над полем на своей метле, Диана жадно озиралась вокруг, словно стараясь запомнить и эту изумрудную зелень травы на поле, и эти реющие на ветру флаги всех факультетов, и трибуны со зрителями, и это ощущение парения. Напротив нее также замерли в ожидании фигуры противников в красно-оранжевых спортивных мантиях, а на трибуне преподавателей виднелось так хорошо знакомое черное пятно — фигура их декана в неизменной темной одежде. На миг Диане показалось, что тот кивнул ей, но потом она поняла, что Снейп просто отбрасывает назад волосы, лезшие в лицо от порывов ветра.

Гриффиндорцы начали хорошо. Сразу завладели квоффлом и принялись отчаянно атаковать слизеринские ворота, но Лакост стоял незыблемой стеной, ловя мяч с такой легкостью, словно перед ним были не лучшие «охотники» школы, а начинающие игроки в квиддич. Милагрос была после ангины, двигалась несколько вяло и толку от нее было не слишком много. Диана вьюном вилась вокруг лучшего «охотника» «грифов», но отобрать квоффл ей так и не удавалось. Слизерин смог захватить преимущество лишь после того, как «змеиная команда» перешла к своей излюбленной манере игры — грубой, на грани нарушений. Гриффиндорцы тут же приняли правила игры и начали действовать не менее жестко.

Матч длился довольно долго, почти час, с переменным успехом. «Загонщик» Слизерина, рослый и широкоплечий Маркус Флинт умудрился получить три предупреждения за «нечаянные» толчки гриффиндорских «охотников», отчего один из них все-таки сверзился с метлы и его вынесли с поля на носилках. Даже Лакосту досталось, правда, по его же собственной вине — неудачно поймав мяч, он врезался в кольцо своих ворот и свалился на землю, впрочем, довольно удачно, так что смог сразу вернуться в игру. Где-то сверху «ловцы» обеих команд, отпихивая друг друга и закладывая замысловатые виражи, гонялись за снитчем. Диане удалось забить семь голов, третьему «охотнику» Слизерина, Юджину Паркинсону — девять. Когда же счет достиг 180 : 180, над полем, наконец, раздался вопль комментатора: «Ловец» Слизерина поймал снитч, Слизерин становится чемпионом Хогвартса в пятый раз подряд!», и серебристо-зеленые трибуны взорвались ликованием, в воздух взвились фейерверки, ленты и воздушные шарики цветов факультета, а болельщики принялись отплясывать какой-то немыслимый танец прямо на своих местах — нечто среднее между «макареной» и ритуальными прыжками племени масаев.

Диана вместе со всеми плавно спланировала на траву квиддичного поля. К ним уже бросились с поздравлениями, особенно «досталось» Лакосту, которого окружила толпа девушек, буквально виснущих у него на шее. Теперь уже бывший капитан слизеринцев принимал поздравления внешне сдержано, но видно было, что он всеми силами старается не расплакаться от переполняющего его счастья. Бурное веселье по случаю очередной победы продолжилось в гостиной Слизерина.

Пятый год учебы оказался для нее более тяжелым, чем все предыдущие вместе взятые. Поэтому, сидя в Большом зале на торжественном ужине по случаю окончания очередного учебного года, Диана думала только о том, что наконец-то отоспится на каникулах и отдохнет от многочасового сидения над книгами и изнуряющих тренировок в Дуэльном зале.

* * *

На перроне вокзала Кингс-Кросс она заметила сухопарую фигуру тети Сары, увенчанную короной пышных седых волос и облаченную в неизменное демисезонное твидовое пальто, которое она не снимала большую часть года, мотивируя это тем, что сырость здесь и летом пробирает до костей, а английские зимы — просто «курям на смех» по сравнению с русскими.

Забрав из рук Дианы клетку с Миртой, миссис Майер критически оглядела внучатую племянницу с головы до ног и протянула:

— Ой-вэй, а тощая стала как вяленый бычок! Что, таки в школе не кормят?

Дома у них говорили только по-русски. Мать и сама Диана говорили уже с заметным акцентом, а вот Сара сохранила не только страсть к использованию непереводимых ни на один язык мира идиом «великого и могучего», но и характерный одесский выговор.

— Кормят, — буркнула в ответ Диана.

— Так в чем дело? Талию бережешь?

— Ты не намного толще меня, между прочим!

— Мне простительно. Я после лагеря до самой смерти не отъемся.

— Мне тоже простительно, у меня наследственность. Почему мама не пришла?

— Мирка-то? А она опять на гастролях со своим балаганом.

«Балаганом» Сара непочтительно называла Лондонский филармонический оркестр, в котором играла на скрипке мать Дианы.

Значит, они не останутся в Лондоне, а отправятся в Шеффилд, к тетке. И ей там предстоит провести энное число дней, вдали от лондонских подруг и развлечений, а главное — выслушивать воспоминания Сары. Причем выслушивать молча, так как прервать ее Диана не решилась еще ни разу в жизни.

Сара Беркович-Майер обладала феноменальной памятью на события, людей и лица. Способность, о которой мечтают многие, играла с Сарой дурную шутку — она помнила каждый свой день, проведенный ею и ее, тогда еще четырнадцатилетней, племянницей Мирой в Равенсбрюке. Каждый и в подробностях. Она помнила, кто в какой день умер, кого расстреляли, кто умер от голода или в результате псевдомедицинских экспериментов, кого отправили в газовую камеру после того, как стал непригоден к работе, помнила в лица и по именам всех соседок по бараку и всех надзирательниц. Ладно бы она просто помнила. Некоторые люди, прошедшие через то же, что и она, стараются вообще не говорить и не вспоминать об этом, отправляя свое прошлое на самые дальние задворки памяти, чтобы не переживать все снова. У Сары была другая потребность — она избавлялась от терзавших ее воспоминаний, рассказывая, проговаривая все вновь и вновь. Такие приступы накатывали на нее время от времени, и тогда она сидела в своем любимом кресле и просто рассказывала, тихим голосом, полуприкрыв глаза, словно самой себе, кажется, даже не нуждаясь в слушателях. Диана выслушивала ее рассказы неоднократно, каждый раз давая себе слово встать и уйти, но каждый раз не находя в себе сил сделать это, словно пригвожденная к месту картинами, возникавшими в ее мозгу от этих рассказов. Иногда Сара рассказывала о том, как пряталась с Мирой в семье белорусов, как потом, опасаясь стукачей, они вместе с этой семьей ушли в лес. Как партизанский отряд, к которому они прибились, был разбит, а женщины, в том числе Сара с Мирой, были отправлены к Германию как советские военнопленные. Как она догадалась изменить их имена и фамилию на белорусские, чем избежала их отправки в Освенцим как евреек.

Вся магия, которая еще была в них до войны, видимо, ушла на то, чтобы выжить в этом аду, и лагерь превратил их фактически в сквибов. Впрочем, это их не расстроило нисколько, обе они имели довольно смутное представление о том, чего лишились — советское атеистическо-материалистическое воспитание не позволяло сильно задумываться о природе дара швырять о стену тяжелые предметы без помощи рук и насылать странные хвори на обидчиков, а тем более афишировать это. И лишь в Диане их магическое наследие, не задавленное ничем, смогло проявиться в полной мере и даже больше, словно компенсируя утраченное более старшими членами их семьи.

Кроме жутких рассказов о прошлом Диане предстояло еще одно испытание — кормёжка «на убой», которую Сара практиковала каждый раз, когда Диана гостила у нее. Как и большинство людей, переживших голод, Сара буквально закармливала своих членов семьи, считая, что едва ли не самое главное в этой жизни — быть сытым и в тепле. Сделать из Дианы пухленького ангелочка, впрочем, так и не удалось, ее спасала наследственность отца, бывшего, по словам Миры, довольно худощавым, да еще то, что она всячески изощрялась в способах избавиться от излишков в своей тарелке, то втихаря скармливая их собаке, то банально выкидывая в окно.

А еще она твердо решила проститься с квиддичем. Тренировки стали отнимать у нее слишком много сил, а главное времени, которое она намеревалась потратить на более тщательную подготовку к ТРИТОНам и поступлению в Аврорат. Да и с ее вестибулярным аппаратом тоже начало твориться что-то странное. Непонятно, виновата ли в этом обычная подростковая гормональная перестройка организма или что-то еще, но на особо крутых виражах у нее в последнее время начало закладывать уши, а потом появлялось легкое головокружение, мешавшее как следует сосредоточиться на игре. Да и незаменимой она себя не чувствовала, на факультете полно быстрых и сильных парней, которые могли бы справиться с ролью «охотника» ничуть не хуже, чем она.

Перед отъездом она хотела поговорить со Снейпом, чтобы выяснить, будут ли продолжаться их индивидуальные занятия на шестом курсе, но тот, казалось, после экзамена СОВ по зельям, который она сдала все-таки на «отлично», избегал ее всеми силами. С одной стороны ее слегка нервировала перспектива и далее проводить три вечера в неделю в его компании, с другой — если на место преподавателя Защиты от Темных искусств снова придет некто похожий на мистера Хейгета, вся надежда будет только на Снейпа и лучше будет, если ее «внеклассные мучения» продолжатся.

Время от времени она возвращалась мыслями к странной фразе Дамблдора о том, что Волдеморт не мертв, но лишился тела. Значит, он призрак? Но призрак — тот же мертвец, а значит пути назад, в мир живых для него нет. Это должна быть какая-то особенно темная магия, если позволяет не умереть окончательно даже с утратой тела и обеспечивает возможность возвращения к земной жизни. Но что это за магия, какие используются обряды или, может быть, зелья, и где можно о них узнать, Диана не имела ни малейшего представления. Вряд ли в школьной библиотеке, даже в самой запретной зоне, куда нет доступа даже семикурсникам, можно найти литературу на эту тему — Дамблдор, конечно, демократ, но не до такой степени. А вот в его личной библиотеке наверняка есть книги, которые, возможно, и содержат информацию такого рода, но идею проникнуть в директорскую библиотеку она отринула сразу же как полностью бредовую и в принципе невозможную. В глубине души она надеялась, что в один прекрасный день Дамблдор сам приоткроет завесу этой «тайны за семью печатями» перед ней, не зря же тогда он за каким-то троллем давал ей книгу о воскрешении из мертвых.

В середине лета в распахнутое по случаю духоты окно ее комнаты, тихо шурша мягкими крыльями, влетела белая полярная сова с прикрученным к лапке свитком. Диана сперва не сообразила от кого может быть письмо — ни у кого в Хогвартсе не было белой совы, но вспомнив, едва не взвизгнула от радости.

Насыпав белоснежной гостье солидную горсть крекеров, Диана торопливо развернула небольшой свиток и принялась с трудом разбирать корявые мелкие буковки послания. «Диана, — удалось ей прочесть, — надеюсь, у тебя все хорошо. Ходили слухи, что в вашей школе поймали беглого Упивающегося, это правда? У нас все по-прежнему, ходим строем, паримся в сауне в перерывах между занятиями, а сейчас меня понесло в экспедицию в заполярные районы Норвегии в надежде отыскать там следы пребывания Сэмунда Мудрого1 (если ты в курсе, что это за чувак).

В этом году чемпионат мира по квиддичу будет проходить в Румынии, я там обязательно буду, приезжай, оторвемся как в прошлый раз и даже круче! Юхан».

С Юханом, студентом тогда еще пятого курса Дурмстранга, она познакомилась прошлым летом во Франции, где тогда проходил Кубок мира по квиддичу. Юхан обладал внешностью типичного «горячего финского парня» — худой и долговязый рыжеватый блондин с бесцветными бровями и ресницами, удивительно светлыми, как у кота, глазами и бледной, моментально обгорающей на солнце кожей. Диану он привлек тем, что неизменно пребывал в спокойно-благодушном состоянии, вывести из которого его было так же трудно, как заставить слизеринского призрака Кровавого Барона ржать в голос.

Пока сова с хрустом уничтожала предложенное угощение, Диана торопливо строчила ответ. Дойдя до места, где она описывала свои приключения в минувшем учебном году, она вдруг остановилась на половине слова и пробормотала:

— А что, если…

Торопливо зачеркнув последнее предложение, она продолжила с красной строки:

«Юхан, я знаю, что у вас там к Темным искусствам относятся с большей терпимостью, чем в Хогвартсе. Знаю также, что ты — специалист по рунам и древней магической истории, но все же наберусь наглости и попрошу тебя осторожно поразведать насчет одной вещи. Сразу предупреждаю — это очень темная сфера, в которую не рискуют соваться многие опытные маги. Меня интересует вот что: можно ли лишиться тела, но при этом не умереть и сохранить возможность вновь возродиться в чужом теле или же восстановив свое собственное. Мне не нужно подробное описание способа воскрешения, просто хочу знать, возможно ли такое вообще. Только будь осторожен, добывая информацию, в конце концов, это не вопрос жизни и смерти, чтобы рисковать».

Приписав еще пару абзацев о себе и своих планах на следующий учебный год, Диана свернула пергамент в аккуратную трубочку и привязала его к совиной лапке. Когда птица склевала все крекеры, она погладила сову и сказала:

— А теперь марш обратно!

* * *

Диана со смешанным чувством гордости и неуверенности в себе разглядывала значок старосты Слизерина на своей новенькой мантии с серебряными пряжками вместо пуговиц. Хотя стать старостой она никогда не мечтала, ей льстило доверие, которое было ей оказано, как лучшей студентке факультета. Больше всего ей грело душу то, что теперь у нее будет отдельная комната и она сможет пользоваться ванной старост, а не торчать в вечной очереди, ожидая, когда первая красавица Хогвартса, помешанная на собственной внешности Лорелла Фэйрфакс соизволит освободить общую ванную комнату. И теперь без зазрения совести можно будет шляться по коридорам после отбоя в поисках нарушителей распорядка, а на самом деле это означало возможность обследовать те закоулки замка, которые ей прежде были недоступны. Был, правда, один минус в ее нынешнем положении — изображать из себя сурового старосту, грозу нарушителей дисциплины не было ни малейшего желания. Но чего не стерпишь за возможность насладиться, наконец, гордым одиночеством!

Когда она в первый учебный день вышла к завтраку в Большой зал, неожиданно прямо напротив нее за столом оказался Джулиус Руквуд. Едва кивнув ей, он небрежно уселся на скамью и, поддернув рукава мантии, насмешливо произнес:

— Ну что, Беркович, к тебе теперь только на «вы» и шепотом?

— Нет, что ты, — в тон ему ответила Диана, — достаточно просто не шипеть мне в спину «грязнокровка»!

— Я никогда тебя так не называл, — Руквуд мрачно зыркнул на нее из-под белесой челки.

— Не называл, — согласилась Диана, — но я отлично знаю, как относятся к таким, как я в таких семьях, как твоя. Если бы не известные обстоятельства, вы бы со мной точно не церемонились.

— Ну, что уставился, скажешь нет? — спросила она после непродолжительного молчания, насладившись злостью парня. Ее покоробило то, что Руквуд, прежде едва отвечавший сквозь зубы на ее приветствия, теперь, после того, как ее сделали старостой, сам подходит к той, которую прежде не считал достойной внимания, и первым пытается завязать разговор. Знаменитая слизеринская хитрость, правда, в довольно топорном исполнении.

— Достаточно, если ты и твои чистокровные приятели просто не будете саботировать мою работу в качестве старосты и пытаться подставить мне «ножку», — добавила она уже более мирным тоном и, залпом допив кофе, решительно встала из-за стола.

На шесть вечера было запланировано собрание квиддичной команды факультета. С уходом Лакоста и Паркинсона предстояло выбрать нового капитана, вратаря и третьего «охотника». С тяжелым чувством Диана вышла из ворот замка и направилась к стадиону. Разговор предстоял не из легких, тем более она уже знала — в новые капитаны команды прочат именно ее.

Засунув руки в карманы мантии, она неторопливо шагала по зеленой траве стадиона. В центре поля уже дожидались оставшиеся игроки — Милагрос, Маркус Флинт, «ловец» Марвин Оуэн, еще один «загонщик» Рудольф Каннингем и еще несколько человек — кандидаты в новые игроки. Все были в спортивной форме, с метлами. И все как один недоуменно уставились на Диану, одетую в школьную форму.

— Почему ты не в форме? — спросил Флинт.

— Надо поговорить, — смущенно сказала Диана. На несколько секунд воцарилось молчание, а потом тот же Флинт произнес:

— Значит, это правда? Ну, что ты собралась уходить из команды?

— Правда, — потупилась Диана. — Мне очень жаль, но иначе никак.

— Ты действительно собралась поступать в Школу Авроров? — подала голос Милагрос.

Диана кивнула и добавила:

— Мне надо будет больше заниматься, к тому же я теперь староста, а эти обязанности тоже отнимают время. Думаю, на факультете полно народу, способного к игре. Только не берите Лори, от него никакого толку.

Флинт озабоченно засопел и, набычившись, спросил:

— Хорошо подумала?

— Все лето думала. Это будет самым правильным. Зачем вам игрок, по уши занятый другими делами?

— Ладно, — Флинт, как самый опытный среди них после Дианы, казалось, уже негласно принял на себя обязанности главы команды. — Останься хотя бы сейчас — поможешь нам вы брать новых игроков.

— Это с удовольствием! — Диана даже не могла поверить в то, что проблема так легко разрешилась и команда не линчевала ее на месте за отступничество.

Отбор длился два часа, в результате чего Маркус Флинт переквалифицировался из «загонщиков» в «охотники» и капитаны команды. На место Дианы в команду попал Пьюси, место Лакоста в воротах теперь занимал Блетчли, а вторым загонщиком стал Дерек.

Что ж, по крайне мере, теперь команда была полностью укомплектована, и Диана с чистой совестью могла забыть о тренировках и не думать о том, что своим уходом подставляет свой собственный факультет.

1 Сэмунд Мудрый — исландский священник, писатель и историк 11-12 века. Согласно исландскому фольклору был колдуном.