Всегда и навеки (джен)

— Посвящать в свой план человека со стороны не очень-то умно, ты так не считаешь? — Цицерон хотел было возразить, но Дин предостерегающе выставил руку и посмотрел по сторонам. Не обнаружив угрозы, он продолжил: — Правда, ты нас не сдал, а это уже хлеб! Значит, с тобой можно работать. Идём в конюшню, я раскидаю, чего мы от тебя хотим.

У скомороха от удивления округлились глаза, он не верил собственным ушам. А редгард, не обратив внимания на чужое замешательство, направился к сараям.

— Что? — шут, спотыкаясь о кочки длинными носами башмаков, догнал матроса-весельчака и взвинченным от тревоги голосом запричитал: — То есть, вы меня ещё и проверяли в трактире? То есть, всё это было спектаклем?

— Ха! Ты так удивлён, будто спектаклей отродясь не видел… А ты точно скоморох? — Дин, остановившись возле лошади Цицерона, с нежностью провёл ладонью по её холке и одновременно с издёвкой во взгляде смерил скомороха.

Шут мысленно поёжился от чужой наглости — стало даже как-то не по себе. Этот Дин крайне проницателен для простого матроса. Получалось, им действительно было что скрывать друг от друга. Но если этот человек поможет ему перебраться в Скайрим, то уже не важно, кто он такой на самом деле.

— Короче, — незамысловато начал редгард. — Твой ящик крайне привлекателен, в нашем плане он мог бы сыграть… — Дин осёкся, но, не заметив опасности, продолжил: — …очень занимательную роль.

— Как витиевато, — усмехнулся шут, но смех этот был крайне напряжённым. Если матросы увидят гроб, интересно, что они подумают? Поверят ли в уже его, Цицерона, спектакль? Снова сомнения. — Дай угадаю, вы хотите что-то спрятать под боком у моей матушки. Вы хотите что-то украсть…

— Нет, нет… — тут же замотал головой матрос-весельчак и широко улыбнулся: — Мы хотим лишь одолжить, только и всего… Обещаю, твоя матушка будет в полной безопасности! И тебе, и нам это выгодно, поверь!

— Раз всё настолько серьёзно, и я со своей матушкой играю такую важную роль в вашем плане, то почему мне так дорого всё это обойдётся? — Цицерон, набравшись наглости у оппонента, потребовал уступку: — Хочу, чтобы мне снизили цену на поездку!

«А почему бы и нет?» — резво забурлило в голове. Бесцеремонность есть и у него!

— Ха! Ну ты и крендель! — в чужом взгляде появилась толика уважения и понимания. — Хорошо, правда твоя, я поговорю с Баланом. Возможно, он тоже оценит твой вклад в наше дело. А пока скажи-ка лучше, ты с нами?

* * *

На пристани, где под навесами лежали груды товаров, сновал досмотрщик, рассекая, будто парус по волнам, по расступающейся перед ним толпе. Заметив ящик, что по какой-то причине пронесли мимо него, он сразу возмутился.

— Вы куда? Ну-ка, в очередь! — сухой старичок в милом разноцветном халатике замахал костлявой рукой.

— Это военных, не мешайся, Андре! А то задавим! — Дин отпихнул плечом юркого старичка. — И без тебя тошно, тяга-то какая!

— Печать! Покажите печать Восточной имперской компании! Она должна быть на ящике!

— Где-то снизу твоя печать. Если наклонишься, может найдёшь! — крикнул сквозь толпу Дин, а матросы, тащившие вместе с ним тяжёлый скарб, громко захохотали.

Неподалёку, обливаясь потом и одновременно дрожа от страха, семенил Цицерон. Внутренне он восхищался такой филигранной наглостью: хамить и одновременно врать, не краснея, будто правда полностью на твоей стороне — это талант! Шут понял, что у этого Дина стоит поучиться.

По доске они зашли на палубу корабля, где их тут же встретил легионер, одетый в лёгкую имперскую броню. Выглядел он крайне солидно.

— Так-с! Что тут у нас? Гражданский груз? Есть на него документы? Я видел, вы обошли стороной Андре Мона.

— Да мы с ним повздорили! Ты же его знаешь, он старый дурак! — чесал дальше Дин, будто всё было взаправду. — Документы ещё вчера получили, вот! — редгард как-то подозрительно встал спиной к пристани, будто в попытке отгородиться от вездесущего взгляда досмотрщика, и достал листок из-за пазухи. Матросы тоже, словно случайно, загородили собой уже Дина, обмахивая себя руками и утирая пот. — Этот Андре опять клянчил на лапу! А у нас карманы не бездонные, знаешь ли… — недовольное ворчание вкупе с естественностью выглядело со стороны как каскадёрское представление с акробатами.

«Потрясающе… — только и мог мысленно развести руками Цицерон. Даже стало интересно, с кем это он имеет дело? — Хм… Какая-то подозрительная группа лиц, пытающаяся присвоить себе казённое оружие. А также они могут оперативно подделывать бумаги. Эх… Как бы мне потом не пожалеть, что я с ними связался».

После осмотра документов матросы поволокли ящик в трюм, тяжело дыша.

— Давай, не стой столбом, проходи на палубу. Мы торопимся, — будто хозяин судна, раскомандывался Дин, схватив Цицерона за шиворот. Однако последний не посмел даже пикнуть, так как его взгляд пересёкся с недовольным взглядом легионера. И причина этого недовольства быстро всплыла на поверхность:

— Вы будете ждать нас, поплывём вместе, — тут же оборвал всю торопливость матроса-весельчака имперский легионер. Несколько моряков, оставшихся на палубе, услышав это, раздражённо зашумели, но Дин, будучи не из стеснительных, тут же зашёл с козырей, взяв на вооружение свою излюбленную наглость:

— Никак не можем! Мы — частное судно, у нас сроки и договорённости, уж прости, — но данный довод вовсе не смутил легионера, а только насмешил.

Цицерон же, всё это время молчавший, прислонившись спиной к низенькой деревянной перегородке, поглядывал то на моряка, то на солдата, пребывая в некотором замешательстве.

— Ваши частные делишки не имеют значения, когда речь идёт о делах Империи. Пусть Балан сколько угодно упрашивает моё руководство, но, согласись, — в одиночку плыть опасно. Откуда вообще взялась эта лихость у владельца старой посудины?

— Просто мы везучие! — видимо, других аргументов в загашнике Дина больше не нашлось, и выглядело это крайне неубедительно. А до Цицерона наконец дошла причина такой бараньей упрямости — под надзором легионеров украсть, то есть одолжить, будет куда проблематичнее, чем если бы они поплыли в одиночку.

— Удивительно… Как только вы ещё не разорились с таким-то настроем! Ха-ха! Ну ничего, всё ещё впереди… — и эти слова прозвучали уже куда весомее, нежели напор голой беззастенчивости от Дина.

И тут скоморох в ужасе осознал — ещё чуть-чуть и будет драка. Дин внезапно вытянулся струной, выпятив грудь, будто вся дерзость наполнила его с головы до пят, и направился на легионера.

«Мы так никуда не поплывём!» — бушевала единственная мысль в голове скомороха.

— Дин, уймись! — донёсся оклик со спины. Цицерон от растерянности вздрогнул, не заметив поначалу Балана, но затем обрадовался его появлению.

— Балан! Мы и вправду должны их терпеть на палубе нашей красотки? «Бегущий по льду» может пойти на дно под тяжестью этих самодовольных мин! — не унимался Дин, рядом с которым столпились ещё и вернувшиеся из трюма матросы.

— Да, — сказал как отрезал судовладелец. — А ещё их корвет будет нас сопровождать.

Повисла пауза. Но Дин довольно быстро собрался с мыслями и удручённо высказал своё мнение:

— Ещё и так… А тебе не кажется, что имперский корабль только привлечёт к нам внимание?

— Вы что-то имеете против приказов императора? — смиренно поинтересовался легионер, но уголки его губ издевательски приподнялись.

— Я не с тобой разговариваю! — рявкнул Дин, но его оголтелость упёрлась в ледяное безразличие.

— Балан, тебе следует присмирить свою команду, уж больно она неуёмная… Мы и так идём тебе на встречу, но и ты нас уважь. Отплываем через полчаса. «Ретивому» не нужны долгие сборы.