Сделка со смертью (гет)

Свежий вечерний бриз шелестел брезентовыми навесами и гонял прибрежные волны. День потихоньку становился теплее и длиннее, просыпаясь раньше и засыпая попозже, но солнце всё равно скатывалось за горизонт далеко до восьми часов пополудни. То прячась за тучками, то прорисовываясь сквозь их кудрявую пену, оно подглядывало за шагающей по набережной парой, потихоньку сползая всё ниже.

Беллами шагал рядом с Кларк, её ладошка ненавязчиво грелась в его. Они ушли из кафе немногим позже Мёрфи, не найдя смысла сидеть там, попивая капучино — Кларк захотела прогуляться до квартиры вдоль морского берега по длинному маршруту, но с удовольствием. Сложенные простым орнаментом плитки пешеходной зоны пролетали мимо незамеченные, пока взглядом овладевал тихий вечер на тянущейся длинным полумесяцем набережной почти без случайных прохожих.

— Ты молодец. Я знаю, что тебе было непросто довериться Мёрфи.

— Я всё ещё не доверяю ему, — тихо ответила она. — Но альтернатив всё равно немного. Всё упирается только в моё унизительное положение. Я думала о многом...

— Например? — излишне поспешно спросил Беллами.

Кларк хмуро посмотрела вдаль. Ветер продолжал путаться в её волосах, откидывая их прямо на лицо, и Блейку это не нравилось.

— Я думала о фальшивом паспорте и побеге из этого города. Почти решилась на это. Но Кейн скоро узнает, что я не умерла, возможно, уже знает и отправил по моему следу ищеек. Если я попадусь ему в руки, фальшивый паспорт меня не спасёт. А я лучше умру, чем вернусь в стены «Маунт Уэзэр». Даже если Мёрфи предаст нас, ради свободы я готова пожертвовать своим главным козырем.

Сегодня от Кларк было не отвести взгляда. Глаза стали ещё выразительнее, кожа — почти фарфоровой, а губы соблазнительно розовели под слоем блеска. Если даже в больнице, видя её измученную и бледную, он считал её привлекательной, то теперь выздоравливающая Кларк виделась ему невероятно красивой.

Беллами обнял её за талию, прижимая к себе.

— Ты как всегда рассудительна, пусть и боишься, — заулыбался он. — Просто профи.

— Родители с рождения меня к этому готовили.

— Мёрфи сказал, что ты была умницей и отличницей, — вдруг вспомнил Блейк.

— Разве? — смутилась Кларк. — Просто не хотела разочаровать родителей. Хотела, чтобы они гордились мной и моими успехами.

— За тобой мальчики бегали или скорее боялись?

Гриффин засмеялась:

— Ни то, ни другое. Я дружила с Уэллсом, но в последних классах наши расписания стали совсем разными. Но все всё равно думали, что мы встречаемся, даже когда наше общение совсем угасло.

— Вы не были вместе? — удивлённо спросил Беллами. — Ты же говорила, что была влюблена в него.

— Не были, — тихо ответила Кларк. — Я думала, что влюблена, но это оказалось не так. Мне нравилась идея такой тайной любви-дружбы, но когда он меня поцеловал, то всё очарование рассеялось и сразу перестало кружить мне голову. Я сделала паузу в нашей дружбе, а потом погиб мой отец и…

Гриффин вспомнила, как плакала, сворачиваясь в клубок, а мама сидела рядом, сдерживаясь из последних сил, и утешала дочь, подавая пример своей стойкостью. Мама… Вечер её смерти выпал у Кларк из памяти, и она была не уверена, что действительно хочет вспомнить. Если вспомнит — переживёт заново, а в способности выдержать ещё одно такое испытание Кларк немного сомневалась. Пока что.

Она остановилась у перил парапета, с которого лестница сбегала вниз на каменистый пляж, и смотрела на растянувшуюся вдаль морскую гладь. Беллами остановился рядом, не убирая руки с её талии. Если у Мёрфи получится, и Гриффин действительно станет свободной, то вопроса о том, что делать дальше, больше нельзя будет избегать. А ответ на него пугал их обоих своей непредсказуемостью.

— Мёрфи сказал, что тебе может понадобиться новый опекун… Ты обратишься к Джахе? — его тон стал обеспокоенным.

Кларк не могла не оценить роль Телониуса и его семьи в её спасении из «Маунт Уэзэр» — она обязана как минимум за Лексу, сделавшую так много, чтобы спасти её. Пусть в этом их роль была только косвенной, но существенной. Однако Гриффин не могла откинуть сомнений — только коротко ответила:

— Нет. Я думала об этом ровно секунду и сразу поняла, что нет.

Беллами внимательно и сосредоточенно смотрел на неё, хотя и сразу почувствовал облегчение от услышанного «нет».

— Они, конечно, приложили достаточно усилий, чтобы меня спасти, если принять в расчёт то, что рассказали вы с Лексой. Да и дружба с моими родителями, наша дружба с Уэллсом… Всё это забыть сложно. Но от дяди я тоже такого не ожидала. Мы виделись редко, но он всегда неплохо ко мне относился. Сейчас в его распоряжении все мои активы, и по его же указке меня почти убили. Откуда мне знать, что Джаха не сделает то же самое? Не засунет меня в клинику снова, заполучив все, что я имею?

Кларк напряжённо всматривалась вдаль, пока вопросы оставались висеть в воздухе, полностью риторические. Нужно быть совсем дурой, чтобы поверить, что Джаха хотел вытащить её только по доброте душевной, а Кларк Гриффин не могла назвать себя таковой. У неё всё же было не так много людей, кому Кларк могла доверять. И при этом почти сразу появилась идея, кто мог бы стать её опекуном. Эта мысль вертелась, крутилась в голове, не давая покоя, а теперь Блейк сам подтолкнул её, заставив озвучить свои размышления.

Она повернулась к Беллами, отводя взгляд от горизонта, и, выдохнув, спросила:

— Ты женишься на мне?.. — и наблюдала как из внимательного его взгляд трансформируется в удивлённо-ошарашенный. Разволновавшись от внезапной паузы, Кларк быстро продолжила: — Ты уже столько раз доказал, что я могу тебе доверять, а только в качестве мужа ты сможешь стать моим ближайшим родственником и опекуном, сможешь защитить от всех, претендующих на моё наследство. Я не прошу давать ответ сейчас, ты должен хорошо подумать. Это очень опасно, ты можешь это видеть на моём примере, поэтому…

— Да, — прервал её сбивчивую речь Беллами.

— … подумай очень хо… Что? Что ты сказал? — будто только поняв произнесённое, осеклась она.

— Сказал «да», — он уже широко улыбался. — Я бы предпочёл, чтобы ты встала на одно колено и подарила мне шикарное кольцо с бриллиантом, но и так сойдёт.

Кларк всё ещё смотрела на него, не в силах вымолвить и слова, а потом, даже обидевшись, пробормотала:

— Ненормальный, — уже улыбаясь. — Я же сказала, что ты должен подумать.

— Я и подумал. Подумал, что у нас всё, не как у нормальных людей, — веселился он. — Кто я такой, чтобы отказываться жениться на Кларк Гриффин?

Его шутки разрядили атмосферу, и волнение Кларк потихоньку испарялось.

— Вот подмазываешься, а сам уже представляешь, как сменишь свой простенький «Форд» на какой-нибудь «Лексус» или «Порш» последней модели.

— Просто я знаю мисс Гриффин, она упрямая до ужаса. Если не соглашусь добровольно, то она найдёт способ меня заставить.

— Замолчи, — широко улыбалась она.

— Не хочу, я ещё не рассказал все шутки, что пришли мне в голову по этому поводу.

— Тогда я тебя заставлю, — ответила она и потянулась к его губам.

При таком раскладе Беллами был не против и замолчать, встретив её на полпути, прижимая к себе ближе и сожалея, что на них обоих столько верхней одежды.

— Я, конечно, не думал, что моя жизнь будет скучной, но жениться по расчёту на молодой миллионерше…

— А я думала, что у моего жениха, тем более по расчёту, будет приданое посолиднее, чем дурацкое чувство юмора, — отпихнула его от себя Кларк. — Надоел уже меня смущать. На руках носить должен, а не издеваться надо мной.

— Легко, — заявил Блейк и подхватил её, будто пушинку. — Если того раза было недостаточно, то я готов это исправить.

Кларк смеялась, ухватившись за его шею, и думала, что вряд ли когда-то была счастливее. Беллами пронёс её почти весь остаток пути, изумляя своей стойкостью, и только перед самым домом поставил на землю.

— Зачем мне вообще тренироваться, если можно было перемещаться с твоей помощью? — смеялась Гриффин, поднимаясь по ступеням.

— Тогда ты бы без меня не справилась и секунды.

— А я не уверена, что хочу справляться, — не подумав, выдала она, а потом смутилась, осознав сказанное.

Нет, у Кларк ещё никогда в жизни так не отключало мозги, а сердце радовалось даже после всего, что ей пришлось пережить. На вопрос, что ей нужно для счастья, Гриффин могла однозначно ответить: чтобы он был рядом. Даже когда он и был рядом. Кларк не знала, как это называлось иначе, если не любовью.

Беллами предложил просмотр очередного фильма, и Кларк не нашла ни единой причины ему возразить. Сидела рядом, разделяя весёлые и грустные моменты, взлёты и падения — не только героев фильма, но и свои собственные. Безумно хотела подвинуться ещё ближе, прижаться ещё плотнее, чтобы всё остальное просто перестало существовать. После своего предложения на набережной и такой уверенной реакции на него Беллами, того, как он шутил, целовал, нёс на руках почти до самого дома — нечто в сознании Кларк переменилось. Блейк был готов взять на себя ответственность за Гриффин и её защиту, при чём сообщал ей это так, будто давным-давно принял это решение и только ждал момента, чтобы о нём рассказать. А Кларк — готова доверить ему всё, что у неё есть.

Когда фильм ушёл на второй план, а поцелуй — на грань истерики, Кларк позволила себе немного больше, снова впадая в сладкое беспамятство. Её руки пробрались ему под рубашку, изучая, гладя, отчего Блейк сразу же оторвал её от себя.

— Кларк, я далеко не железный. Если ты продолжишь в том же духе, я не смогу сдержать своё обещание.

— Ты уже сдержал его, — потупив глаза, возразила она, давая ему карт-бланш.

И тогда его помешательство стало легальным, как и руки с губами могли трогать и целовать там, где всегда до ужаса хотели.

Кларк тяжело и глубоко дышала, вбирая в себя как можно больше кислорода. Она не пыталась цепляться за сознание, заплывающее дымкой, просто превратилась в одно большое ощущение — чтобы наслаждаться. Как его пальцы тоже пробираются ей под свитер, а губы — до мурашек ласково целуют нежную кожу на шее. Как сквозь сладкую дымку она пытается справиться с пуговицами на его рубашке, чтобы стащить её. Как любое прикосновение не утоляет эту жажду, а ещё сильнее заставляет цепляться друг за друга.

Беллами пытался сдерживать свои порывы — он должен быть нежным, но справлялся с большим трудом. Держать себя в руках столько времени рядом с ней — и теперь действительно получить то, что так хочется… Осознание этого сносило ему крышу не хуже, чем её тихие стоны в ответ на его ласки — ей нравилось то, что он делал, до потери самоконтроля и любых ориентиров. Избавить её от одежды было несложно, а потом пройтись поцелуями по всему телу — от шеи, по ключицам, груди, плоскому животу, чтобы потом остановиться на внутренней стороне бедра и тоже её целовать — до такой степени приятно… Кларк в ответ только прерывисто дышала, пытаясь вдохнуть побольше, чтобы перестало быть так хорошо — или стало ещё лучше.

Диван был просторный, но слишком тесный для них двоих, даже сплетённых друг с другом, а потому Беллами оторвался от неё лишь однажды: чтобы переместить на кровать и продолжить то, на чём остановился, а заодно — стащить совершенно лишнее бельё, прикрывающее то, что принадлежит ему по праву. Кларк всё же справилась с его рубашкой и наслаждалась рельефными мышцами не только наощупь, позволяя себе то, что раньше не могла и представить. Стеснялась его изучающих взглядов, но потом расслаблялась, постанывая, когда его губы добирались до её груди, а пальцы скользили вниз по животу, оставляя за собой мурашки, спускаясь ещё ниже. От непривычных ощущений она выгибала спину, не представляя, что может быть ещё лучше, когда его пальцы не просто гладили, а оказались в ней, едва двигаясь.

Он отстранился, но ненадолго, чтобы стащить лишние предметы одежды, а потом снова целовал и поглаживал, доводя Кларк до исступления. Та извивалась под его руками от сладкого напряжения, испытывая накатывающее слой за слоем блаженство, и только совершенно новое ощущение заставило её вынырнуть из сладкого омута. Непривычное чувство заполненности, дополняющее, но не лишнее, наивысшая форма близости — и его губы, накрывшие её. Лёгкий дискомфорт сразу же утонул в волнами захлёстывающем удовольствии.

По телу будто прошёлся разряд гигантского напряжения, сначала скручивая все мышцы в тугой узел, а потом мгновенно их расслабляя. Органы чувств остались только на периферии, заглушенные теплом и сладостью, наполняющими каждую клеточку.

Кларк опомнилась в полумраке комнаты, смотрящей в потолок и заботливо укрытой одеялом. Беллами лежал рядом, прерывисто дыша, взъерошивая рукой волосы на макушке. Гриффин натянула одеяло до самого подбородка, вдруг осознав произошедшее.

— Ты меня всё ещё стесняешься? — спросил он, без осуждения или насмешки.

— Скорее того, что мне понравилось, — с головой зарываясь в одеяло, ответила ему Кларк.

— Это нормально, — утешил Блейк, вытаскивая её наружу из плена простыней.

Когда его взгляд всё же поймал её раскрасневшееся лицо, Беллами оставил у неё на лбу невесомый поцелуй и уложил к себе на плечо, наслаждаясь близостью. Измотанная, Гриффин быстро уснула в коконе из тёплого одеяла на груди любимого мужчины и даже не услышала тихое «я люблю тебя», хотя и так знала об этом.

* * *

Если у Джона Мёрфи была цель, то непременно находились и средства. К этому располагали как положение его семьи и фамилия, которой было достаточно, чтобы открыть многие двери, так и собственные качества молодого человека. По причине подобной вседозволенности он по жизни маялся от скуки, будучи от природы не обделён интеллектом, быстро потеряв удовольствие от круговорота меркантильных девушек в своей постели, находя отдушину только в собственной двойной жизни: наполовину — ленивый, но талантливый студент юридического, наполовину — часть банды, которую обычно хотят поймать и наказать те самые талантливые выпускники юридического.

Если у Джона Мёрфи была машина, то непременно спорткар c лупоглазыми круглыми задними фарами и спойлером, бодро торчащим на багажнике. Седаны представительского класса, да ещё и с водителем — какая чушь, когда можно надеть солнцезащитные очки и с газом в пол тронуться со светофора на с виду непритязательном «Ниссан Джи Ти Эр», уделывающем со старта даже лучших представителей «Ламборджини».

Если Джон Мёрфи куда-то выходил, то непременно победителем. А заходил — так, будто и не нуждается в представлениях, записях и прочей бюрократической мишуре. Берясь за дело, набирал нужные номера, поговорив с дедом или отцом и удостоверившись в наличии необходимых связей. А таковые были почти всегда, потому Мёрфи в тот же день получил необходимые бумаги дела Гриффин, изучая их по возможности подробно. Джон не любил копаться в бумажках, но, начав, делал это весьма профессионально.

Ей не было восемнадцати на момент смерти обоих родителей. Маркус Кейн стал управляющим компании, поскольку юная Кларк юридически не могла этого сделать, но, отметив свой восемнадцатый день рождения в стенах «Маунт Уэзэр», Гриффин приобрела это право. Кейн объявил её недееспособной на основании заключения психиатрической экспертизы, а на основе договора доверительного управления имуществом почивал на лаврах, получив долю компании после смерти сестры и распоряжаясь наследством племянницы. И Маркус был спокоен, поскольку даже не допускал мысли, что Гриффин удастся выбраться из лечебницы. Вчерашняя сумасшедшая при беседе показалась ему какой-то слишком адекватной, злой и решительной, а если покопаться в сделках «Скай Кру» и личных финансах самого Кейна… В комитете по ценным бумагам давно лежал на него файлик, так что стоило только притащить это всё в суд вместе с недовольной Гриффин — и решение всегда будет в пользу последней. Снятие опеки — не обязанность, а право.

Но суды — это слишком долго, бумажно, проблемно, даже если дело кажется решённым на словах. Мёрфи мог потратить максимум один вечер на сидение за бумажками — и компенсировать подобный стресс как минимум месяц. Да и зачем, когда вопрос можно было решить по-другому? Чем выше поднимались в игре ставки, чем крупнее рыбёхи дрались за добычу, тем больше рисков их ждало и тем больнее, проделав долгий путь от кильки до акулы, с разорванным брюхом всплывать вверх.

Если Джон Мёрфи знал эффективное решение проблемы, то непременно им пользовался, даже не допуская иных возможностей. Именно потому его чёрный «Джи Ти Эр» устроился на вип-месте подземной парковки главного офиса «Скай Кру», а сам он, оттягивая левой рукой карман, а правой — размахивая папкой с бумагами, неспешно прогуливался до лифта.

К Маркусу Кейну он предварительно не записывался. Он вообще никогда предварительно не записывался, игнорируя истерящих и извиняющихся секретарш, семенящих за ним по пятам на высоченных шпильках, будто большие кузнечики. Возможно, Мёрфи стоило бы волноваться, не будь у него все козыри на руках — буквально на руках, собранные в простенькую папку, но с таким мощным оружием он просто вышагивал, отсвечивая носками новых начищенных туфель.

Если Джон Мёрфи прогуливал пары, то непременно потому что развлекался, портя нервы блондинкам на телефоне или наблюдая за районным наркотрафиком как частью городской экосистемы. И кому нужны эти дурацкие игрушечные суды в юридическом, когда можно в самом деле пустить кровь настоящим акулам с мощными челюстями, тремя рядами зубов и — зная специфику области — ещё парой рядов запасных. Потому по своей привычной схеме под преследующий ультразвук он дважды постучал в дверь кабинета гендиректора «Скай Кру» и, не дождавшись ответа, её открыл.

— Здравствуйте, мистер Кейн, — прошагал внутрь и поздоровался, перебитый секретаршей:

— Простите, мистер Кейн, он так ворвался, я ничего не успела предпринять…

— Ничего, Моника, ты свободна. Садитесь, мистер Мёрфи.

Маркус бы даже не заметил её, если бы не лепетания на грани с писком, и смилостивился, когда его любопытный взгляд приклеился к вошедшему молодому человеку. В их кругах все знали всех, даже если не лично и не в лицо. С кланом Мёрфи знакомились и поддерживать дружбу стремились многие. Пусть Кейн чаще пересекался с отцом Джона, но младшего Мёрфи тоже видел пару раз.

Заинтригованный, он спросил:

— И что же за дело привело вас ко мне?

— Хочу, чтобы вы кое-что подписали, — заухмылялся тот и полез в папку, извлекая самый первый документ.

У Маркуса уже было плохое предчувствие, только лист коснулся поверхности его стола, но окончательно дар речи он потерял, прочитав имя документа.

«Отказ от опекунства».

Кое-где в тексте мелькало имя Кларк Гриффин, но это было не нужно — других подопечных у Кейна не было и без того.

Маркус в недоумении вчитывался в строки профессионально составленного документа. Уоллес сообщал, что Гриффин мертва, так какой же мертвецу отказ от опекунства?! Либо ему врал заведующий, либо это всё какое-то дурацкое недоразумение, либо случилось нечто, в этом мире невозможное… И Кейну сложно было выбрать хотя бы одну из этих трёх зол: Уоллес казался ему запуганной преданной шавкой, которая ни за что не решит даже царапнуть кормящую руку; у Мёрфи вряд ли был мотив или желание играть с ним дурную шутку; в воскрешение же Маркус в принципе не верил и существования чудес в этом мире не допускал.

Сквозь призму когнитивного диссонанса он слушал нарочито серьёзный тон Джона:

— Я мог бы решить этот вопрос в судебном порядке, но вы же понимаете, мистер Кейн… В суде мне бы потребовались доказательства того, что вы — плохой опекун. Не подумайте, они у меня есть, — он потряс в воздухе папкой с приличным количеством оставшихся бумаг, — но в суде их пришлось бы предать гласности. Вами уже интересуется комиссия по ценным бумагам и налоговая, а если выплывет такой скандал, то начнут задавать свои вопросы пресса и полиция. Первые губительны для репутации порядочного человека, а вторые — для счастливой жизни в принципе. Потому я и пришёл к вам лично. Я нашёл способ решить этот вопрос рационально для нас обоих: мне нужна только ваша подпись, а вам — спокойствие и хорошая репутация.

Кейн молчал, всматриваясь в лицо собеседника и выискивая хоть малейшие признаки, что его разыгрывают.

— Кто просил вас составить этот документ, мистер Мёрфи?

— Как кто? — с наигранным удивлением приподнял брови Джон. — Конечно же, мисс Гриффин.

— Но она же… — выдохнул Маркус, не закончив фразу, испугавшись, что этой информацией компрометирует себя.

— Мертва? — закончил за него Джон. — Верно, но это только на какой-то писульке. С виду вроде на зомби не похожа.

Кейну вдруг до безумия захотелось выпить. Теперь он точно ни черта не понимал. Значит, Уоллес не просто запуганная шавка, а ещё и двойная дрянь, вздумавшая врать и предавать? Маркус не хотел светиться в клинике — и дурак, лучше бы приехал посмотреть на Гриффин, ничем ему не угрожающую, лежащую в палате или в морге после доклада заведующего. А теперь она что, на свободе? И прислала к нему Мёрфи, чтобы объявить войну?!

— Она вас ко мне прислала? — нарочито осторожно спрашивал Кейн.

Джон снова удивился:

— Она? Не-е-ет, — протянул только в ему свойственной манере. — Я пришёл к вам по собственной инициативе, уповая на вашу разумность. Кажется, я уже изложил все доводы за то, чтобы вы подписали этот документ здесь и сейчас.

Маркус снова удивлённо смотрел на Мёрфи, не в состоянии понять, врёт тот или говорит правду. Он и не подозревал, что Гриффин хоть раз говорила с Джоном и тем более могла попросить того о помощи так, чтобы он ещё и согласился. Если Мёрфи врёт, то, может, это — предупреждение? Приглашение на бой, провокация? Но в таком случае очень опрометчивая. Или он говорит правду и действительно хочет помочь Кейну сохранить репутацию. Но тогда зачем ему это делать, если он на стороне Гриффин, у которой точно найдутся поводы желать Маркусу гореть в аду не только разорённым, но и опозоренным?

Голова Кейна разрывалась от предположений, когда он формулировал следующую фразу, стараясь не показывать своё беспокойство:

— А если я откажусь, то у вас не будет преимущества в элементе неожиданности, если дело пойдёт в суд. В таком случае я бы не успел подготовиться и проиграл, а сейчас — точно успею.

Мёрфи наслаждался, как грозная акула металась в сетях, обнажая челюсти, не в силах защёлкнуть их на шее обидчика. Как же приятно шокировать людей и сбивать их с толку, лишая дара речи!

— Этот суд вы в любом случае проиграете, мистер Кейн, — Джон сложил пальцы домиком, облокачиваясь на спинку кресла. — Даже если бы никто не знал вас и вашу опекаемую, если бы не имела место фальсификация диагноза… В общем, этих «если бы» много, и даже при их отсутствии суд всё равно всегда решает подобные дела в пользу просящего о снятии опеки. А в этом случае — всё абсолютно безнадёжно. Я даю вам шанс не быть затасканным по судам и полосам газет, и нужно только поставить подпись.

Маркус знал, что не святой и что находится в папке Джона — тоже знал. Со своим спектром связей Мёрфи мог бы накопать намного больше и вывалить это на Кейна уже в суде, но предпочёл не разводить вражду между их кланом и директором «Скай Кру», что окончательно сбивало Кейна с толку: и на чьей же стороне этот влиятельный маленький ублюдок?

Джон же был на своей собственной, наслаждаясь впечатлением, которое произвёл, и изящностью найденного решения. Он ведь предупреждал Гриффин, что ему плевать на неё и её проблемы, а взялся за это исключительно по просьбе Блейка. И он не обещал решить вопрос так, чтобы Кейн не узнал — ему только сказали сделать это тихо, так он и поступал. Без шума, прессы, шантажом, пятидесятью этажами выше подземной парковки главного офиса «Скай Кру». Может, под «тихо» подразумевалась исключительно секретность от Кейна — но никто же не уточнил! А Джон… Он просто не располагает экстрасенсорикой и догадываться, увы, не умеет. Особенно когда играть по правилам слишком скучно.

Довольная ухмылка расползалась по лицу Мёрфи, когда Кейн снял с ручки колпачок, признавая своё поражение. Джон решил, что и дальше будет наблюдать за этой историей: суд больше не позволит Кейну стать опекуном Кларк, которая захочет хоть как-то отплатить дядюшке.

Дрожащей рукой Маркус поставил свою подпись в необходимой графе, выигрывая себе хоть немного времени, и подвинул документ к Мёрфи. Тот заботливо уложил оригинал в файлик и поднялся со своего места:

— Рад, что мы поняли друг друга, мистер Кейн. Надеюсь на дальнейшее сотрудничество.

И, дождавшись ответного:

— До свидания, мистер Мёрфи, — своей привычной походкой победителя Джон покинул кабинет так же стремительно, как в нём и оказался.

Кейн же нервно схватился за телефон, теряясь, кому звонить первому. Вот-вот разразится война, и первый удар должен быть за ним. Прежде всего ему нужен был Уоллес.

* * *

— Что ж, Блейк, я сделал то, что ты просил, — Мёрфи вылез из своей машины вместе с папкой, непривычно аккуратный и аристократичный, в деловом выглаженном костюме. — А где же твой блондинистый голубоглазый друг?

— Благодарит тебя за помощь из дома, — ответил Беллами, принимая документы из рук Джона. — Я не думал, что ты справишься так быстро.

— Пф, — фыркнул Мёрфи, а затем снова протянул: — Обижа-а-аешь. Я же Джон Мёрфи. Это вчетверо круче Бонда и вдвое — Супермена.

— Как скажешь, — Блейк был снисходителен к его самолюбованию от таких потрясающих новостей.

Кларк свободна и в безопасности! Вместе они смогут построить целый мир, рука об руку, смогут быть рядом и не ждать подвоха каждый новый день.

— У твоей подружки есть тридцать дней, чтобы найти себе нового опекуна, или отменить решение суда о своей недееспособности. Не без помощи психиатрического обследования, — объяснял Мёрфи.

— Спасибо, Джон.

— Я знаю, что крут. А ещё мне пора. Там, кстати, я ещё пару подарочков оставил, — поспешил откланяться Джон, показывая на папку, непривычно толстую для одного документа, и уже из открытого окна машины добавил: — Созвонимся.

Беллами только кивнул, заинтригованный оставшимися «подарками», и быстро пролистывал самый первый и радостный документ — «отказ от опекунства».

Его мир обрушился и навечно погрёб себя под собственной тяжестью, когда Блейк хотел уже листать дальше, но в последний момент заметил графу для подписи, имя «Маркус Кейн» — и каллиграфичную аккуратную подпись рядом.