Отмеченный Порчей (гет)

Жажда душит мне глотку, воздух не лезет в горло. Я в аду? Тело онемело, я не чувствую руку. Где я? Открываю глаз и понимаю, что лежу на кровати своего временного дома. Лучше бы я умер. Голова разрывается от боли, словно в мозгу включили отбойник. Каждая мышца кричит, будто всю ночь над ней издевался безжалостный маньяк. Я нахожу в себе силы, чтобы перевернуться на спину и издаю полный отчаянья стон. В голове вздыбился смерч недавних событий, и от этого ещё хуже. Я целиком и полностью уничтожен. Страшно и больно. Я лежу и невидящим взглядом смотрю в потолок, мне ничего не хочется. Лучше бы вчера я заснул навечно.

Где-то рядом слышится шорох перевёрнутой страницы, и он заставляет сжаться. Я не один.

«Хватит жалеть себя, Гарри, — приказываю я, — они всегда здесь, ждут, пока ты споткнёшься, пока сломаешься».

Привычки, точно плети хозяев, подстёгивают меня к непроницаемости. Я — не кусок изгнившего мяса, растянувшегося на постели. Я не буду заниматься самобичеванием.

«Изведи в себе слабости, и только тогда ты сможешь быть собой» — звучит в голове фраза наставника.

Всё это режет меня больнее тупого ножа. В глаза словно насыпали битого стекла, я закрываю веки, и по щеке стекает желчная слеза. Одна, она — выведенный из сознания токсин слабости.

Я прошёл тёмным коридором, чтобы получить молотом в лоб — вот мой жизненный урок.

— Прости, — тихо шепчу я и встаю с постели.

Меня всё ещё шатает, а каждое движение кажется пыткой. Занемевшие конечности словно учатся передвигаться заново. Направляясь к холодильнику, я смотрю на пленённую чтением Гермиону. Спала ли она вообще, или моя тёмно-магическая книга полностью захватила её мысли? Неважно. Я открываю дверцу и достаю бутылку холодной воды, откручиваю пробку и алчно присасываюсь к горлышку. Жидкость струится в горло, смывая противный привкус спиртного. Это первые глотки живой влаги в моей новой жизни. Я возрождён из пепла.

Взяв со стола несколько зелий, я разом опрокидываю их в рот, даже не скривившись от мерзкого вкуса, а после этого занимаю позу лотоса в дальнем углу комнаты. Я закрываю глаза, стараясь привести себя в порядок и осознать всё произошедшее. На меня жалко смотреть: уставший и избитый, со следами ожогов от недавней схватки.

Я позволяю воспоминаниям снова захлестнуть себя.

Вспышка. Мёртвое тело Катрины. Вспышка. Мёртвое тело Сириуса. Я могу убить память с помощью забвения, но я поступаю иначе.

Я терплю пульсирующую в висках боль, я отдаюсь ей, сливаюсь с ней, а спустя часы свыкаюсь. Вырезаю её из своего сердца и никогда не буду прежним. Но никто не забыт, и ничто не забыто.

Тяжело дыша, я снова открываю глаза, меня бьёт мелкой дрожью, а вся кожа покрыта испариной. Моё тело регенерирует, как и моя душа. Я снова пью воду и возвращаюсь в себя, не обращая внимания на превратившуюся в изваяние всезнайку.

Так почему она молчит? Не хочет раздражать меня? Возможно. Почему она здесь? Что, если Грейнджер сказала правду? Ведь ещё вчера утром я сам написал директору, где меня можно найти. Я дерзкий параноик. Но как же тогда амулет, который висит на её хрупкой шее? Что Гермиона скрывает от меня? Или этот амулет простая побрякушка, никак не связанная со мной? Всё же я не видел её два месяца.

«Игрок не должен стремиться провести пешку в ферзи, когда у короля уже есть королева» — прозвучало в голове.

Но что, если Гермиона и есть та таинственная королева, о которой говорил заклятый «Империо»? Тогда за всем этим стоит Дамблдор. Но зачем ему это? Девушка здесь, но в этом нет смысла. Умопомешательство.

Кишки завязываются в узел, и моё дыхание становится прерывистым. Я чувствую, как отрастают выжженные волосы на затылке, как затягивается пробитая щека, дыру в которой приходилось затыкать, когда я пил воду.

У этой ходячей энциклопедии патологическая зависимость от меня. За последние пять лет она практически ни на шаг не отходила от меня, так что же изменилось сейчас? Вопросы без ответов и ответы без вопросов. Чёрт бы побрал эту жизнь!

Я очищаю мозг и расслабляюсь, чтобы ускорить процесс восстановления. Моя магия наполняет комнату, так что я могу видеть её даже с закрытыми глазами. И чувствовать. Кажется, маленькая гостья заснула прямо за чтением, хм… никогда не использовал книги в качестве снотворного.

Летаргия развеивается, когда кожа опять становится как у младенца. Я открываю глаза, ощущая, что насквозь пропотевшая одежда прилипла к телу. Поднимаюсь с пола и потягиваюсь, ощущая довольство от прилива сил. Гермиона всё ещё спит, так что я, решив не беспокоить девушку, скрываюсь в смежной комнате. Там принимаю душ, смывая с себя всю ту грязь и нечистоты, которые вышли из моего тела за время медитации.

Скрип двери по возвращении, похоже, приводит подругу в чувство. Она хочет что-то сказать, но увидев, что на мне лишь полотенце, обёрнутое вокруг бедер, отворачивается и краснеет. Ухмыляясь, я подхожу к шкафу с вещами и спрашиваю:

— А что?

Она робко молчит, а я ухмыляюсь ещё шире и начинаю переодеваться.

— Неужели нашу мисс всезнайку можно смутить? — издевательски спрашиваю я, повернувшись к ней.

— Только твоим безосновательным цинизмом. — Её голос спокоен, но красные пятна стыда и удивлённый взгляд выдают её с головой.

— А разве твоё предательство — не основание? — Я искривил губы в хищном оскале: очень много зубов и никакой радости.

— О чём ты? — непонимающе спрашивает девушка.

— Не знаю даже с чего начать. За лето от тебя не пришло ни единого письма, а потом ты вламываешься ко мне в дверь с криками о том, что нам нужно поговорить, но и этого, кажется, мало, ты притащила с собой маленький медальончик, который запретил мне читать твои мысли. Неужели для тебя это в порядке вещей? — злобно выдавливаю я.

— Гарри, я не… — мямлит она.

— Но, кроме того, кто-то позволил моей сове издохнуть с голоду и сгнить в собственной клетке!

— Ты изменился, — девушка едва не плачет, — ты читаешь запрещённые книги, напиваешься, я даже слышала, что ты кого-то убил.

Из моей глотки полился холодный безучастный смех.

— С каких это пор ты начала верить слухам? — издеваюсь я. — К слову, ты сейчас говорила о той книге, которую читала всю ночь напролёт?

Она сникла и сжалась, по щекам текут слёзы.

— Ты не веришь мне, — подавлено говорит Гермиона. — Тогда ладно… Дамблдор говорил, что ты легиллимент.

— Дамблдор?.. — рычу я. — Это старик прислал тебя.

Она молча снимает с шеи амулет и бросает его мне.

— Давай, Гарри, загляни мне в глаза, — тихо просит подруга.

Я сажусь напротив и мягко проникаю в её мысли. Они льются беспрерывным рваным потоком, потом складываются чередой и последовательно.

Я — Гермиона Грейнджер.

Не прошло и недели с начала каникул, как меня навещает сам директор. Он заставляет меня зардеться перед родителями, намекая на школьные успехи. Я всё ещё не понимаю, а тогда профессор спрашивает: не видела ли я Гарри? Он выглядит беззаботно, но я чую подвох. Вскоре выясняется, что Гарри пропал.

Директор Дамблдор говорит, что мне может угрожать опасность, и предлагает отправиться к Уизли.

— Но как же родители? — протестую я, ощущая как стальная рука сдавливает сердце.

— Я позабочусь об этом, — отвечает дедушка. — Они возьмут отпуск и отправятся на пляж какого-нибудь курорта Карибских островов.

«Неужели это война?» — думаю я, увидев серьезное выражение его лица.

— Нет, мисс Грейджер, — говорит Дамблдор, — но меры предосторожности не помешают. — Он улыбается.

Профессор прочитал мои мысли или просто предвидел опасения?

Я рыдаю у Рона на плече, а он успокаивает меня и гладит по спине, говорит, что всё будет хорошо.

Директор больше не появляется, но из разговоров родителей друга, которые мы подслушиваем, я узнаю, что даже сейчас, спустя месяц, от Гарри нет никаких новостей. Кажется, что Орден перевернул всю Англию с ног на голову, но безрезультатно. Профессор Снэйп тоже ничего не знает. Краем уха мы даже слышали, что допросили родственников Гарри и попытались провести следственный эксперимент. Но всё безрезультатно. Гарри Поттер словно сквозь землю провалился.

Слухи об исчезновении «Избранного» просочились в прессу, и это становится скандальной сенсацией. За две недели они такого понаписали, что это уже ни в какие ворота не лезет, но лавры первенства по сочинению бреда, как всегда, достаются Скитер, когда появляется статья о том, что Министерство посадило Гарри в Азкабан.

Это вызывает смех сквозь слёзы, но взрослые, кажется, встревожены, а вечером следующего дня, наконец-то, появляется директор, и здесь проходит внеочередное собрание Ордена. Это правда! Гарри действительно сидел в Азкабане, и его едва не приговорили к поцелую дементора. Я не верю ушам, неужели он действительно всё это время просидел в тюрьме? За что? Кажется, последние слова я произношу вслух и, сама того не понимая, врываюсь на тайное заседание.

— Успокойтесь, мисс Грейджер, — ласково говорит старец. — Я поговорю с вами позже, а сейчас, Молли, помоги девочке успокоиться.

Я вскипаю от злости, когда миссис Уизли отводит нас наверх и приказывает сидеть тихо, и Рон снова пытается успокоить меня. Спустя полчаса появляется профессор и просит оставить нас наедине. Ему достаточно всего нескольких фраз, чтобы вызвать у меня чувство беспечности и ответить на все вопросы разом. Он говорит, что с Гарри всё будет хорошо, им занимаются лучшие колдомедики, но мальчик пока нем, так что мне лучше надеть этот амулет, который поможет общаться ментально. Директор говорит, что Гарри прекрасно овладел легиллименцией, и что он сомневается, будто парень на самом деле всё это время сидел в Азкабане. Он просит поразмыслить, о чём я поговорю с другом, когда мы встретимся, а это будет очень скоро. Я киваю и сглатываю слёзы.

К вечеру следующего дня рождается статья, которая ввергает меня в ужас. Пожар в медицинском центре имени Святого Мунго. Медики разводят руками и говорят, что палата принадлежала Гарри Поттеру, но тело мальчишки пока не найдено. Эти новости спровоцировали ряд новых догадок, одна хуже другой.

Как по волшебству в комнату входит добрый дедушка, который успокаивает меня. Он говорит, что с Гарри всё хорошо, ведь он прислал письмо. Профессор протягивает мне конверт и говорит, что это портключ до места, где он сейчас находится. Он просит, чтобы я не забывала о его просьбе, а ещё, что мальчику может понадобиться моя помощь.

Удивлённо соглашаюсь с ним и использую портключ. Я стою перед какой-то дверью. Гарри здесь, совсем близко…

Я разрываю контакт и ухмыляюсь, глядя на напряженное выражение подруги, которая взаправду желает, чтобы я ей поверил. Но могу ли я? Да, она искренняя в своих чувствах, но через неё ко мне хочет подобраться один лживый, лицемерный говнюк, который не принимает отказов и найдёт сотни путей для того, чтобы вынюхать дерьмо из моей «мадам сижу».

— Теперь ты веришь мне? — наконец, спрашивает она, глядя на меня недоумённым взглядом.

Я откидываюсь назад и смеюсь, теребя в руке амулет. Значит, он не только защищает владельца от ментального проникновения, но и помогает общаться без слов. Занятная вещица.

— Я — да. А ты мне?

— Я не знаю, — девушка отвечает не сразу. — Возможно, если бы ты рассказал мне, что с тобой случилось, я смогла бы тебя понять.

— Раньше ты не сомневалась во мне ни на секунду, — отвечаю.

— Раньше ты бесследно не пропадал, — парирует она.

— Но это ведь было раньше, — ставлю точку я. — Времена меняются, а вместе с ними и люди.

— Ты меня пугаешь, Гарри, — тихо говорит Гермиона.

Я наклоняюсь к ней и нежно провожу по щеке тыльной стороной ладони, она вздрагивает и отводит взгляд.

— Не бойся, — нежно шепчу я, позволяя амулету выскользнуть из кисти и повиснуть на цепочке рядом с рукой Гермионы, — я не трону тебя.

Мы молчим, каждый думая о своём: я — что рядом с ней придется быть очень осторожным и что это Дамблдор хорошо придумал: снова взять меня на короткий поводок, а она — откуда я знаю? Вот скажет — тогда узнаю.

Но к моему удивлению, со мной заговорила не девушка, а её желудок, издавший жалобное урчание.

— Извини, — говорит она, бросая на меня вороватый взгляд.

— Нет уж, это ты извини, ведь не ты держала меня сутки голодным. — На её лице появляется нежная улыбка. — Ну, так что? — спрашиваю я, — Пойдём, поедим, как в старые добрые времена, я ведь еще помню твои вкусы.

Гермиона робко кивнула, и я, не теряя времени, тут же потянул её в один из ресторанов, которые недавно посещал.