Отмеченный Порчей (гет)

Согласно преданию, Смерть подарила братьям Перевелам три дара: бузиновую палочку, воскрешающий камень и мантию-невидимку. Единственным вопросом остается: почему мантия-невидимка, хоть и являлась редчайшим из артефактов, не стала уникальной? Значит ли это, что Игнотус был не единственным кому Смерть сделала такой подарок? И почему все же можно увидеть человека, скрытого под мантией-невидимкой? Была ли Смерть настолько недальновидной, или, Игнотус попросил у нее что-то совершенно другое…

От мощных ударов паутина трещин на древней каменной заслонке становится всё глубже. Дрожа, стены стряхивают с себя вековую пыль, от чего затхлый воздух вызывает удушье. Они давятся им, кашляют, пытаются закрыть лица рукавами мантий, но это не помогает. Приходится терпеть это со слезами на глазах, ведь бежать бессмысленно. Сбившись теснее, они продолжают насылать чары на растрескавшийся проём, и блеклые нити из их палочек — единственный источник света в этом мрачном коридоре. Из его стен к ним жадно тянутся острые штыри, сочленяющие змеевидное тело ржавой цепи. Местами на ней всё еще тускнеют куски засохшей плоти, оставленные тут растерзанными пленниками.

Подземелье снова вздрагивает, и, с поглоданного кислотной слизью потолка, на их головы осыпается крошка. Скрывшийся за проёмом ужас, рвётся наружу. Он хрипит и жалобно скулит, изредка издавая смешок, когда на пол валится поверженный противник.

В какой-то момент воля одного из парней треснула, и он бросился прочь. Он еще не понимал, что тем самым обрекает своих товарищей на гибель, ведь едва сдерживающая магия ослабла, как проём взорвался осколками камней и из него сыпануло проклятиями. Двое пораженных шальными заклинаниями Пожирателей упали замертво, а скованные страхом остальные беспомощно наблюдали, как из бреши появляется всклоченный волк и на лету превращается в человека.

Поднявшись с колен, потрёпанный маг отступает в сторону,открывая взгляду Пожирателей дюжину покрытых язвами рук. Они тянутся вслед, пытаясь уцепиться за анимага гнилыми ногтями. Частично скрытое лицо неизвестного искривляется в злобной усмешке, пока он наблюдает, как толпящиеся мертвецы мешают друг другу влезть в коридор. В следующий же миг он переключает внимание на оторопевшую группу людей в черном. Из рукава выскальзывает палочка.

* * *

В один из абсолютно одинаковых длинных дней два с половиной месяца назад зазвенел будильник, и я, не открывая глаз, заглушил его рукой. Вставать совершенно не хотелось, но меня уже ждали дела: дела, которые заботливо поручали мне родственники и которыми уже было заполнено утро, как, впрочем, и остальные части суток. Чёрт возьми, маг в рабстве у магглов — это напоминало мне средние века, когда нас, волшебников, лишали всяких прав, а инквизиция приговаривала к сожжению во имя богов. Но я не верил в богов, как и остальные наши собратья, хотя, возможно, зря. Не будь я магом и помолись какому-нибудь неизвестному богу, он сделал бы за меня всю работу. А так, поскольку я был обыкновенным волшебником, лишенным палочки, нужно было пойти и приготовить завтрак своим «повелителям», дабы не схлопотать по шее от одного из них.

Настырное утреннее солнце светило в окно и не давало забыться ещё хоть на полчаса. Я перевернулся на другой бок, показав яркому другу филейную часть, и продолжил дремать. Но все мои потуги были обращены в ничто: в дверь постучали. Этот звук беззастенчивого долбления начисто лишил меня сна и напомнил, что, так или иначе, завтрак готовить всё равно придётся мне.

— Просыпайся, пакостник, — послышался ненавистный мне голос. — Вернону скоро на работу, а ты валяешься в постели, неблагодарный мальчишка!

— Я сейчас крёстному напишу, — обиженно сказал я.

Стук тут же прекратился.

— Живо спускайся, — послышалось сдавленное бормотание за дверью.

Моих родственников несказанно удручал тот факт, что у меня есть защитник, который вместе с тем является беглым преступником. Потому их начинало коробить уже при одном моём упоминании о Сириусе. Я хмыкнул и лениво сел на постели, а потом, словно холодным душем, меня окатило воспоминаниями: крёстного больше нет. Я охватил голову руками, пытаясь сдержать пустоту, которая начала разливаться внутри смертельным ядом. Нет, я не должен был отдаваться прошлому, нельзя было терзать себя этим, жизнь продолжается. Но рана была слишком свежа, и я заплакал от изжигающего меня горя, заплакал, как ребёнок.

Спустя десять минут я стоял у плиты на кухне и готовил бекон, ожидая появления остального семейства. Печаль, сжавшая горло, немного отпустила, и я старался не подавать вида, что что-то не так, старательно растерев слёзы по лицу, чтобы не стать предметом насмешек любимого кузена.

— Ты написал своим друзьям, что с тобой все хорошо? — за завтраком поинтересовался дядя. Под «друзьями» он подразумевал Грюма и компанию, угрожавшую ему несколько дней назад.

Меня застали врасплох. Любой из моих ответов навлечёт неприятности. В одном случае выволочку за ненаписанное письмо, в другом — развяжет Дурслям руки на помыкательство.

— Я как раз думаю над этим, — туманно ответил я.

Вернон побагровел, видимо, он предполагал такой исход событий. Я смотрел родственнику в лицо и представлял, как в его голове суетятся мысли.

— Так иди и напиши им, сейчас же! — рявкнул он. — А потом вымоешь мне машину.

Я пожал плечами и поднялся из-за стола, при любом раскладе это был лучший вариант. Я смогу отлынивать от работы хоть какое-то время — под предлогом написания письма.

Плюхнувшись на кровать, не обращая внимания на её жалобный скрип, я невидящим взглядом уставился в потолок. Вот он я, великий Гарри Поттер, который пашет как проклятый за диетическую морковку. Надежда магического мира в рваных джинсах. Мальчик-который-выжил в рабстве у магглов. И всё потому, что так решил старый маразматик, который плевать хотел на мои чувства. Так, жалея себя, я пролежал в комнате до обеда, но потом в голову пришла старая истина о том, что работа не волк — в лес не уйдёт, и если я не хочу очередного скандала со всеми вытекающими, нужно хотя бы сделать вид, что я работаю.

Я старательно водил газонокосилкой по площадке перед домом, подстригая траву, которая ещё не успела вырасти. Это напоминало мне будущее бритьё. Хотя я никогда и не брился, но был наслышан, что для магглов это весьма утомительная и мучительная процедура. Спустя полчаса я закончил с газоном и, вытерев пот, хлебнул воды из пластиковой бутылки. Вздохнув, я взял садовые ножницы и направился к боскетам.

«Садовник хренов!» — пронеслось в голове, когда я завозил газонокосилку в гараж.

Вернувшись в дом, я взял со стола оставленный мне бутерброд, так как обед успешно пропустил, слишком занятый спасением безукоризненного дворика от нападения сорняков. Затем вооружился волшебным ершиком и принялся защищать плиту от нападения грязи, которую, казалось, всего несколько дней назад я устранил. Великий Гарри Поттер, повелитель садовых ножниц и половой тряпки. Вашу мать! И так изо дня в день, целое лето.

Домывая мебель, я чувствовал себя лимоном, побывавшим в соковыжималке. Едва не надорвав пуп, я понял, что работа спорится, и если я не сбегу с дома, то вместе с ней мы встретим следующий рассвет. Эта мысль мне не понравилась, так что уже через несколько мгновений я тихонечко вышел через чёрный ход и, наконец, дохнул полной грудью. Слава Мерлину, родственники этого не видели. В общем-то, они много чего не видели. Например, что день уже погас, и окрестностями овладела тьма.

Я любил это время суток. Языки мрака раскрасили всё вокруг в чёрный, оставив только звёзды, чтобы они могли безмолвно наблюдать за мной издалека. Воздух был свежее и холоднее, так что, наслаждаясь прогулкой, я почти забыл о времени.

Я думал. Думал над будущим, в котором у меня не было перспектив. Дамблдор не станет учить меня магии, а больше некому. Самообразование в этом деле ничем не поможет. Я не Том, и у меня нет тридцати лет в запасе. Может, попроситься к нему в ученики? Я бы ему за это вырезал из какого-нибудь куста гордое изваяние. А потом сказал «спасибо» — и исполнил бы пророчество.

Бредовые мысли толпились в голове, и во мне начинала вскипать злость. Хотелось выть от беспомощности. Хотелось отомстить за смерть крёстного. Много чего хотелось, а добиться ничего я не мог.

— Обучите меня, ну кто-нибудь! — выкрикнул я в ночную пустоту.

Но это было бесполезно. Никто не появился и не вручил мне волшебный фолиант и палочку, которая сама бы за меня дралась. Я был посмешищем для всего магического мира. Герой, идущий под ручку с фортуной, побеждающий всяких Тёмных Лордов с помощью «Экспеллиармус».

Я устало добрёл до того места, где впервые увидел Бродягу. Ночной ветер ласкал кожу, немного стянутую высохшим потом, и растянутую старую футболку, от которой уже попахивало. Да, душа я сегодня еще не видел. Задумавшись об этом, я как-то не особо обратил внимание на шелест кустов за спиной. Списав это на галлюцинации, я сделал еще несколько шагов, но тут же услышал рык. Это было более чем странно.

Я обернулся, но никого не увидел. Ещё бы я кого-то увидел в кромешной темноте на улице с разбитыми Дадли сотоварищи фонарями. Я подумал, что пора завязывать с грёзами о Сириусе, а то вскоре надежда магического мира может стать лучшим другом Локхарта, поселившись с ним в одной палате.

Вглядываясь в черноту кустов, я испуганно начал пятиться назад. Не нравились мне эти кусты, а еще больше мне не нравились иголки страха, нещадно покалывавшие в затылке. Кое-как я заставил себя успокоиться, вспомнил, что нужно дышать и попытался выбросить глупые мысли из головы.

Но как только я это сделал, из кустов выпрыгнуло что-то большое и бросилось на меня. Я не успел ни убежать, ни заматериться, за меня всё сделала паника, напрочь сковавшая мои движения. Мощный удар в грудь и меня, словно тряпичную куклу, бросило назад. Как только я предположил, что мне переломали рёбра, асфальтированный тротуар услужливо раскрыл свои объятья, и я с силой ударился об него сначала спиной, а потом и затылком. В глазах стало совсем темно, и на секунду мне даже показалось, что я ослеп. Хватая ртом воздух, я перекатился на живот и только и успел увидеть затуманенным взглядом, как в свете луны мелькнула большая фигура белоснежного... волка?

Мир по-прежнему был окутан туманом, голова кружилась, и первой связной мыслью при попытке подняться стало отсутствие очков. Встав на колени, я пошарил саднящими руками по тротуару в поисках своих вторых глаз, помогая едва видящими первыми. Со стороны я, наверное, походил на напившегося бродягу, который, слегка покачиваясь, на четвереньках пытается доползти до места, где сможет переночевать. Я долго кряхтел и тяжело вздыхал, пока мне, наконец, не повезло нащупать дужку очков. Я поднял их и водрузил на нос. Что ж, во всяком случае, они не побились.

Чувствуя нарастающую боль, я встал на ноги и осмотрел себя, после чего тихонько выругался. Футболка была порвана, локти сбиты, а к месту, в которое ударил меня волк, я не то, что опасался прикоснуться, а даже вдохнуть глубоко боялся. К слову, я не мог быть уверенным, что это был именно волк, хотя в данную минуту этот вопрос интересовал меня в последнюю очередь. Мне предстояло возвращение к Дурслям, и можно представить, как мне влетит и за то, что я сбежал, и за мой теперешний «ненормальный» внешний вид.

Неуверенно переставляя ноги по направлению к Тисовой улице, я с трудом поднял руку и нащупал огромную шишку на затылке. Что не говори, денёк выдался из ряда вон. Ещё повезло, что по дороге домой я не наткнулся на какого-нибудь полицейского, а то провёл бы эту и несколько следующих ночей в местах не столь отдалённых за беспризорность, или ещё за что. Я не сильно разбирался в маггловском праве, да и в магическом, по правде говоря, тоже.

Я тихо прокрался в дом и осторожно разулся. Из зала лился свет и слышался ленивый голос дядюшки. Облегчённо вздохнув, я направился к лестнице на второй этаж. Шаг, еще шаг… скрип.

— Западло, — обречённо ругнулся я.

— Поттер! — тут же послышался крик Вернона.

Пожалуй, если бы сейчас я бросился в свою комнату, то смог бы притвориться, что ни о каких скрипах на лестнице мне неизвестно, но бегать в таком состоянии было выше моих сил. Приготовившись к скандалу, я проклял себя за то, что забыл об этой ступеньке, хотя в подобных случаях это и было извинительно.

В дверном проеме показалась усатая ряха дяди. Затем включили свет, и я, зажмурившись, пропустил самое интересное: выражение его лица при виде извалянного в грязи, в порванной футболке со следами непонятного происхождения меня.

— Где тебя носило?! — заорал он, чем привлёк внимание остальных членов семьи, которые появились в прихожей.

— Встречался с друзьями, — как-то тупо ответил я.

— И для того, чтобы тебя пропустили, нужно было прикинуться бродягой? — засмеялся Вернон.

— Я не потерплю таких выходок в своём доме, — презрительно выпятив нижнюю губу, заявила тётя.

— Извините, этого больше не повторится, — опущенная голова, виноватый тон.

— Как знать, — весело заметил дядя. — Тебе ведь всю будущую жизнь быть таким.

Похоже, упоминание о встрече с друзьями в таком виде несказанно подняло Вернону настроение. А так как я не огрызался, сделав вид, что осознаю свое ничтожество, он просто сказал:

— Ужин ты всё равно пропустил, так что считай, сегодня тебе повезло. Можешь идти к себе. — В его устах по отношению ко мне эти слова звучали высшим проявлением гуманизма. Поэтому я решил не искушать судьбу и как можно быстрее поковылял наверх.

Поднявшись к себе, я посмотрел на незаправленную кровать и понял, что душ необходим, если я не хочу превратить и без того вылинявшие пожелтевшие простыни в грязно-бурые. Обзаведясь целой футболкой и более-менее чистыми джинсами, я отправился в ванную комнату.

Там я кое-как стянул с себя изорванную одежду и стал под шумящие струи воды, позволяя им смыть с меня грязь, пот и засохшую кровь. Попытки расслабиться оказались тщетными. Уставшее тело ныло без умолку, размытые водой раны саднили, а голова, казалось, готова расколоться. Мысли снова возвращались к загадочному существу, которое на меня напало. Вероятность того, что волк заблудился в городке, была настолько мизерной, что сводилась к нулю. Конечно, это мог быть анимаг. Но, если это Пожиратель, то почему просто не убил? Если же кто-нибудь другой, то почему не заговорил? Проклятое «почему» билось о стенки моего сознания, еще больше воспаляя мозг в больной голове.

Вытершись, я услышал, как жалобно заурчал голодный желудок, но тут же отмахнулся от него намёком на быструю расправу со стороны родственников. Надев очки, я подошел к зеркалу, чтобы оценить своё состояние.

— Вот дерьмище! — выругался я, глядя на следы пары лап на своей груди. Они уже успели посинеть, оттиснув красноту к краям ушибов. Я попытался прикоснуться к кровоподтеку, но он нещадно болел. Скривившись, я оделся до пояса и побрёл к себе в комнату, про себя матеря разных бездомных животных, которые бросаются на людей.

Этой ночью я спал плохо, если этот кошмар вообще можно назвать сном. Он был настолько реалистичен, что я до сих пор вглядывался в окружавшую меня темноту, пытаясь защититься мокрыми от холодного пота простынями. Перед моими глазами всё еще стояло то бледное оскалившееся животное, со сверкающими, полными ярости глазами. Как я ни пытался убежать, ноги словно превратились в столбы ваты и отказывались меня слушаться. А внутри бушевал настолько жуткий страх, что я едва не обмочился от безысходности. Тварь неотвратимо приближалась и, глядя в эти хищные глаза, я знал, что сейчас меня разорвут в клочья. Но когда я отчаялся и смирился со смертью, животное вдруг превратилось в стройную фигуру в белой мантии с глубоким капюшоном. Она заговорила со мной стальным невыразительным голосом, от которого по спине побежали мурашки.

— Тебе не избежать бремени. Стигма покроется серебром и тогда за тобой придут.

Дрожа всем телом, я не понял ни единого слова, но потом она приоткрыла мантию — и рядом с короткой цепочкой, на которой висел медальон в форме ощерившейся волчьей головы, я увидел на её груди два таких же, как у меня, отпечатка лап. Они источали бледный свет, от которого мне стало не по себе. И тогда я понял, что такое стигма, и внутри похолодело.

Тем временем девушка обратилась пылью, а я открыл глаза у себя на кровати. Меня било мелкой дрожью, а дыхание стало тяжёлым и прерывистым.

Утром я спустился на кухню в прескверном состоянии голодного заморыша. Всё болело, хотелось есть и спать, но я не мог ничего изменить, поэтому пришлось готовить завтрак и помалкивать, проявляя благодарность за вчерашнее милосердие. Я превратился в живого зомби, на которого всем плевать, если только он оправдывает цель своего существования. В моём случае целью существования в этих авгиевых конюшнях была роль поденщика за кусок хлеба.

Дождавшись завтрака, я тихо съел свою пайку, и хотел было приняться за уборку стола, когда Вернон осадил меня:

— Постой, парень.

— Что? — вяло отозвался я.

— Мы уезжаем, — заявил дядя.

— Куда? — безразлично вставил я.

— Помолчи, — велел Вернон. — Мы выиграли путёвку на море, и улетаем завтра утром. Я тут подумал и решил, что ты останешься в доме. Ты помнишь правила?

— Никакого телевизора. Никаких компьютерных игр. Не трогать ваши вещи, — отбарабанил я выученные постулаты.

— Чтобы так оно и было, — пригрозил мужчина. — Еду найдёшь в холодильнике, тебе должно хватить, — он хитро сверкнул свинячьими глазками. — И цени моё великодушие.

Великодушия в дяде не было ни капли, зато был страх. Как бы Вернон ни ненавидел волшебников, он знал, что надолго оставаться вне дома мне нельзя. И, как ни крути, он должен был оставить меня здесь, иначе расплата со стороны Грюма неизбежна.

— Можешь быть свободным, — закончил он.

Под свободой Вернон подразумевал мои обычные занятия в этом доме: мойку и уборку.

Я кивнул и поднялся со стула.

Они суетились весь день, переворачивая все вверх дном в поисках нужных вещей, что выглядело до крайности забавно. Дадли постоянно спрашивал у мамочки, где его шмотки, отчего на моём лице тут же появлялось пакостное выражение. В общем, ничто не могло мне поднять настроение больше, чем родственники, мотающиеся по дому как угорелые.

На следующее утро они погрузились в такси и уехали, а я остался наедине со своими мыслями. Сначала это привело меня в неописуемую радость, но уже через день мне стало скучно. Никаких подколов кузена, никаких взбешенных выражений дяди, которые так веселили меня.

Я целыми днями валялся на кровати и думал. Почему не приходят письма от друзей, почему Дамблдор не появится забрать меня? Так что, в целом, начало этого лета ничем не отличалось от предыдущего, разве что Бродяги теперь не стало, и еще эта хреновина у меня на груди, которая уже с десяток раз изменилась в цвете, но по-прежнему нестерпимо болела.

В конце концов, опухоль сошла, а кровоподтёк стал бледно-молочным и едва не светился, и тогда я вспомнил о кошмаре, который мне приснился. Значит ли эта стигма, что Волдеморт решился на изощрённое убийство?

Я подумал, не написать ли директору — а потом послал всё к чёрту, уставился в потолок и приготовился покончить жизнь героическим суицидом, оставшись здесь.

Время медленно текло рядом со мной, а я мертвым грузом лежал на кровати, как вдруг кромешную тьму разрезал тусклый свет, полившийся из моей груди.

— Свет мой зеркальце, скажи, кто придёт меня убить? — безразлично спросил я, приподняв голову с подушки.

Внизу скрипнула злосчастная ступенька, и я понял, что в доме кто-то есть. Любой другой маг на моём месте схватился бы за палочку, я же откинулся на подушку и продолжил считать пауков на потолке. Если честно, я даже не знал, где сейчас находится моя палочка, ведь не пользовался магией уже больше недели, а в пыльном бардаке моей комнаты искать ее было бесполезно. К тому же, если кому-то удалось преодолеть Фиделиус, то сражаться с ним тоже, честно говоря, бесполезно, а с моей подготовкой — так и подавно. Я, конечно, мог встретить смерть гордо, как и подобает герою, но мне было лень.

За дверью зашаркали ноги, и я всё же решил сесть на кровати, чтобы моим родителям не было за меня стыдно. К моему удивлению, в дверь постучали.

— Не заперто, — ответил я.

Створка открылась, и в ней появился силуэт невысокого мужчины. Он зажег свет, и, прищурившись, я увидел, что на нём такая же белая мантия, как и на девушке из моих кошмаров.

— Я знал, что маги любят беспорядок, но не думал, что настолько, — хриплым голосом заметил незнакомец.

Я промолчал. Страха не было, но зато появился интерес.

Мужчина менее всего походил на Волдеморта, да и убивать меня не очень спешил, но своим заявлением он поверг меня в ступор.

— Меня зовут Райнхарт, — представился тем временем гость, отбрасывая с головы капюшон, и я увидел лысого старика с хитрыми чёрными глазами.

— А вас не Волдеморт послал? — на всякий случай спросил я.

— Какой такой Морт? — переспросил старик, изучая взглядом комнату, и не обращая никакого внимания на меня. — Это я здесь решаю, кто Морт, а кто нет.

Мои глаза округлились. Этот старик не вздрогнул при названном мной имени, не скривился, как это делают Пожиратели. И если только Тёмный Лорд мог быть для него пустым звуком, он не знал о нём.

— Тогда кто? — удивился я.

— Не ты ли просил обучить тебя? — приподнял бровь Райнхарт и почесал бороду.

— Нет, — недоверчиво ответил я. — Нет-нет-нет, такого не бывает. Это только в сказках стоит крикнуть в небо и помощь тут же придёт, но никак не в реальной жизни.

— Тогда считай, что ты попал в сказку, — ответил старик.

— Я вам не верю, — отрезал я.

— И правильно делаешь, — согласился он. — Но, так или иначе, стигма при тебе, так что отпираться бессмысленно.

— Отпираться от чего? — переспросил я.

— От вступления в «Клан Волка».

— Я не могу, — сказал я. — У нас тут война, знаете ли.

— Твоя война обождёт, — улыбнулся старик.

— То есть как обождёт? — удивился я.

— Ты много болтаешь, — укоризненно покачал головой он.

— Я просто хочу знать, во что ввязываюсь, — резонно ответил я.

— Смышленый малыш, — констатировал он. — Хорошо, я расскажу тебе.

Он наколдовал себе кресло и сел прямо у выхода.

— Эй, — обиделся я, — за вашу магию меня из школы могут исключить.

— Не волнуйся об этом, — успокаивающе сказал гость.

— Не волноваться? — возмутился я.

Мне казалось, что я уже ни черта в этой жизни не понимаю. Сейчас передо мной сидел человек, который требовал вступить в неизвестное мне братство — и плевать он хотел на войну, моё исключение из школы и на Волдеморта в частности.

— Да, — спокойно сказал Райнхарт. — Так вот, этот знак на груди обязывает тебя вступить в братство, ведь ты нам подходишь.

— И по каким качествам вы это определили? — сардонически спросил я.

— Ты ведь не умер после встречи с волчицей, — успокаивающе сказал старик.

— Не умер? — вспыхнул я. — А что, мог ещё и умереть? Вот спасибо.

— Ну да, мог, — задумчиво согласился гость. — Большинство магов не переживают этой встречи.

— И чего ещё я могу не пережить? — поинтересовался я.

— Ты задаешь слишком много вопросов, — заметил Райнхарт.

— Но ведь меня не каждый день приглашают в разные братства, вступления в которые я могу не пережить, — парировал я.

— Верно, это можно принимать за согласие? — ухмыльнулся мой будущий учитель.

— Нет, — ответил я.

— Почему? — не менее глупо поинтересовался он.

— Вы задаете слишком много вопросов, — буркнул я.

Старик засмеялся.

— Ладно, — наконец сказал он. — Ты консервативен, и при всех жалобах на свою скудную жизнь, ты не стремишься ее менять. А, может, стоило бы? Что ты теряешь? Статус избранного? Школу? Друзей?

Я приподнял бровь. Он дурачил меня всё это время. Райнхарт знал, кто я, знал, кто Волдеморт, да и вообще, у меня было подозрение, что он многое знал. Но принять такой резкий поворот в своей жизни я не мог. Мы всегда страждем чего-то, а когда оно нам достаётся — теряем к нему интерес. Но в моём случае я попросту боялся очертя голову броситься в руки непонятно к кому… и непонятно ради чего.

— А смысл? — спросил я.

— Мне казалось, ты хотел получить силу? — поинтересовался старик.

— Да, а с чего мне вам верить? — упирался я. — Почему о вас никто не слышал раньше?.. Идёт война.

— Мне нет дела до войны, так как мои времена прошли. Можешь называть меня смутьяном, если тебе от этого станет легче, но к тебе у меня личный интерес, — серьезно ответил он. — И как бы ты не упрямился, ты всё равно станешь моим учеником.

— Вы так уверены? — спросил я, скрестив руки на груди.

— Более чем, — решительно ответил он.

Не нравилась мне эта решительность, снова складывалось ощущение, что всё уже давно решили за меня. Я знал, что с моей стороны это было ребячеством, но ребячеством принципа.

— А я нет, — уверенно ответил я.

Он засмеялся, запуская руки в карманы.

— Пускай так, — согласился он. — Лови монетку!

Я не до конца понял, что случилось, но по инерции квиддичиста поймал брошенную мне вещицу. В тот же миг что-то сильно дёрнуло в районе пупка, и я понял, что меня снова одурачили. Это был портключ. Как говорила в таких случаях профессор Трелони — от судьбы не уйдёшь.

Я обнаружил, что мы стоим посреди ночной поляны, точнее стоял Райнхарт, а я сидел на сырой земле. Вокруг растянулась тёмная чаща, а вдалеке горели окна какого-то здания.

— Ты слишком упрямый, Гарри, — сказал старик.

Где-то я это уже слышал. То же самое говорила мне Гермиона несколько лет назад.

— Но порой глупый.

И это Гермиона мне тоже говорила.

Поняв, что встать мне никто не поможет, я поднялся на ноги.

— Ты можешь и дальше упрямиться, — продолжал Райнхарт. — Но идти тебе некуда. И выбора тоже особого нет.

В целом я был с ним согласен, но какая-то часть меня отказывалась это принимать.

Он оставил меня и направился в сторону огней.

Постояв некоторое время и взвесив все за и против, я побежал вслед за стариком. Ночевать в лесу совершенно не хотелось, да и не привык я к этому, но слышал от Бродяги, что удовольствие от этого ниже среднего.

— Постойте! — выкрикнул я, поравнявшись с ним. — Извините.

— Извинения приняты, — холодно сказал мой наставник. — Но дурь из тебя всё равно придётся выбить.

— Вы… выбить? — переспросил я.

Я молча следовал за лысым старцем, неотвратимо приближаясь к большому особняку, при виде которого меня охватило непонятное чувство предвкушения, смешанное с лёгким страхом.

Три ряда высоких окон манили к себе ярким завораживающим желтоватым светом — но было в них что-то такое, от чего волосы на затылке становились дыбом. Тем не менее, ноги нехотя несли меня вдоль по аллее, всё ближе и ближе.

Наконец тихо открылись тяжёлые входные двери, и я оказался внутри.

— Добро пожаловать, — сказал Райнхарт.

Я промолчал, своевременно вернув нижнюю челюсть на место. Действительно, подумаешь, огромный зал, в котором под ногами подрагивает мраморный пол, слышатся приглушенные тяжелые удары и лязг железа. Что с того, что в воздухе витают запахи приятного парфюма, кружащего мне голову? И абсолютно неважно, что тут расхаживают неизвестные мне существа, напоминающие демонов. Я напустил на себя непроницаемый вид и выжидающе посмотрел на старика.

— Сэр? — послышалось у меня за спиной, и я подскочил от неожиданности.

— Да, Ланс? — отозвался мой новый знакомый, слегка ухмыляясь моей реакции.

Позади обнаружилась прозрачная фигура призрака, который был одет в форму дворецкого. Нет, я, конечно, дворецких никогда не видел, но в тот момент подумал именно о них.

— Полагаю, цель вашей отлучки была достигнута? — спросил он, посмотрев на меня выцветшими глазами.

— Вполне, — кивнул Райнхарт.

— Впрочем, это не моё дело, — склонил голову мужчина. — Что прикажете, сэр?

— Я скоро буду в обеденном зале, так что вели эльфам немедленно сервировать стол на меня и моего ученика.

— Что прикажете подать ученику? — уточнил призрак.

— Мой особый рецепт, — сказал старик.

Чего хочу я, меня спрашивать никто не стал, да и я был не в том положении, чтобы капризничать. К слову, я и не надеялся, что Райнхарт будет баловать меня своими кулинарными достижениями. Однако то, что они разговаривали, будто меня здесь нет вовсе, мне не понравилось.

— Будет выполнено, сэр, — тем временем отозвался Ланс и растаял в воздухе.

— Пойдём, — позвал меня старик, отвлекая от разглядывания одной из висевших на стене картин, изображающих кровавые битвы.

Я послушно засеменил следом. Но вместо того, чтобы расспрашивать о дворецком, я вертел головой по сторонам, изучая зал. Правда, изучал я не предметы мебели или огромную люстру, висевшую высоко над головой, а лица и ноги незнакомых мне существ женского пола, из-под коротких платьев которых выглядывали тонкие хвостики с кисточкой в форме наконечника стрелы.

Райнхарт снова хмыкнул, но говорить ничего не стал.

Поднявшись на второй этаж по изысканной лестнице, мы свернули направо и пошли по широкому коридору. Ноги утопали в ворсистом ковре, поэтому я совсем не слышал собственных шагов. Здесь было намного темнее, чем в холле, и я снова ощутил приступ паники, словно шагал по брюху огромной змеи. Коридор вильнул, и мы оказались в очередном зале, но намного меньших размеров. Здесь было светлее, но веяло сыростью.

— Ты, главное, не пугайся, — предупредил старик.

— Не пугаться чего? — не успел спросить я, когда волосы на моём теле в очередной раз встали дыбом, а ноги отнялись от переполнившего меня ужаса.

Ко мне хромал человек с длинными спутанными волосами, обрамлявшими мертвенно-бледное лицо. Из глубокой раны на горле выплескивалась кровь, и он, протягивая ко мне худую руку, исторгал кошмарный хрип. Глядя в его остекленевшие глаза, я задрожал мелкой дрожью.

— Сириус? — промямлил я, едва оставаясь в сознании.

— Стайн! — осадил Райнхарт, увидев мою реакцию.

— Простите, хозяин, — сказало существо и превратилось в молодую женщину в красном. — Не каждый день здесь увидишь нового живого гостя, — мелодичным голосом закончило оно.

— У тебя еще будет шанс с ним познакомиться, но не сейчас, — сказал старик и потащил меня за шиворот дальше.

Когда мы вошли в обеденный зал, меня всё еще бил озноб, поэтому я не обратил внимания ни на суетившихся домовых эльфов, ни на две фигуры в белых накидках с капюшонами, которые ужинали за большим длинным столом.

Райнхарт указал мне на моё место по правую сторону от себя и сел в кресло во главе стола.

— Кем был тот мужчина? — строго спросил старик, когда я откинулся на спинку стула.

— Крёстный, — сдавленно ответил я, ведь во рту пересохло.

— Богарты коварные существа, — серьёзно сказал мой учитель. — Но они всего лишь используют наши страхи. Всё это здесь, — он наклонился и коснулся моего виска, — в твоей голове. И не богарта ты боишься, а своих воспоминаний. Это самовнушение. Но страх — это иллюзия, воскресающая нашу боль. Ведь никто не сможет заглянуть в бездонный колодец, из которого веет холодком безнадёжности, когда сознание само дорисовывает недостающие обрывки, скрытые за вуалью неизвестности. Это разбивает душу, сковывает тело и буквально парализует его. Ты должен ломать себя и научиться преодолевать это. Твой крёстный ведь умер? — неожиданно спросил он.

Я кивнул, ощущая, как его ровный голос вдалбливает эти слова мне в голову, разрушает там что-то. Старик был прав, я не знал, что на самом деле случилось с Сириусом, когда он упал в Арку, но при встрече с богартом я увидел именно то, чего в глубине души боялся больше всего.

— Не стоит переживать из-за этого и винить себя, — посоветовал старик. — Рано или поздно мы все умрём. И я не думаю, что твой крёстный хотел бы, чтобы ты переживал и убивался из-за него. Скажи, ты пожелал бы кому-нибудь такой боли из-за себя? — спросил он.

— Нет, — ответил я, понимая, что на этого человека не хочется кричать, как на Дамблдора. Я перерос это или меня просто сломали преподанным уроком. Внутри остался неприятный осадок — и больше ничего, боль и страх ушли. В тот миг мир предстал перед моими глазами абсолютно другим. Воспоминаниям о Сириусе там не было места. Это был мир, в котором остался только я, и где мне придётся сражаться за своё существование. И я был благодарен Райнхарту за это.

— Кто она? — неожиданно для себя спросил я. — Та женщина в красном?

— Ах, она, — повеселел старик. — Я тешу себя мыслью, что именно так будет выглядеть моя смерть, — отмахнулся он.

Я знал, что мой новый знакомый солгал, но расспрашивать не имело смысла, поэтому я сосредоточился на разглядывании остальных присутствующих, не обративших на наше появление никакого внимания.

Это были двое среднего роста мужчин, правда, я не мог быть уверенным в этом наверняка, ведь их лица были почти полностью скрыты масками, слегка отодвинутыми под капюшон, чтобы не мешать поглощению пищи. Они умело орудовали ножом и вилкой, неспешно отправляя в рот маленькие кусочки — я присмотрелся, и меня едва не вывернуло — сырой печени.

Я быстро обернулся к Райнхарту. Как я раньше мог не заметить? Богарты, демоны, а теперь еще люди, поедающие сырые органы.

— Вы тёмный маг, — выпалил я.

Старик засмеялся.

— Ох уж этот юношеский максимализм, — сказал он. — Ты всё еще делишь мир на чёрное и белое?

Я яростно сверкал глазами, но не нашелся, что ответить. С меня довольно — лучше ночевать в лесу, нежели сидеть в доме тёмного мага и слушать его лекции. Хотелось сбежать, забиться в какую-нибудь конуру и завыть от безысходности.

— Не делай поспешных выводов, — осадил Райнхарт. — Ты считаешь меня тёмным из-за этого места, о котором ты ничего не знаешь? — спросил он.

— Ну, в общем-то, да, — согласился я, отбросив мысль вскочить со стула и побежать. — У светлых магов немного другие предметы мебели, знаете ли? — съязвил я.

— Ладно, — согласился он. — Пусть так. Тогда скажи мне, какого цвета ваш великий маг Дамблдор? Ты ведь знаешь, что раньше он убивал? Взять к примеру того же Гриндельвальда.

— Гриндельвальд — зло, — отрезал я.

— Дамблдор убил человека, а кем был Гриндельвальд — лишь сопутствующее обстоятельство.

— Это ничего не меняет, — я стоял на своём.

— Значит, ты считаешь, что убить наречённое зло — благое дело? — спросил мой наставник. — А если бы Гриндельвальд был твоим отцом, ты бы тоже считал, что Дамблдор поступил правильно? Ведь можно было посадить Геллерта в Азкабан, лишить магии, но его решили просто убить.

— Я об этом не задумывался, — ответил я. — Кроме того, Гриндельвальд не мой отец.

— И всё же? — настоял старик.

— Я бы, наверное, хотел отомстить.

— И тебя бы тоже нарекли злом, лишь за то, что ты хочешь расплаты.

— Это ситуация с подвохом, — сказал я.

— Такова жизнь, — ответил Райнхарт. — Сейчас ты считаешь себя светлым, но, позволь спросить, что бы ты сделал, если бы встретил того, кто повинен в смерти твоего крёстного?

— Я бы убил её, — зло ответил я.

— Я, конечно, слышал, что добро должно быть с кулаками, но не так, чтобы сильно, — засмеялся старик. — Ты бы и дальше считал себя светлым магом?

Я замялся.

— Свет и тьма — миф, — сказал Райнхарт. — Лицемерие, которым прикрываются светлые маги, и выеденного яйца не стоит после того, как они убивали. А все те вещи, которые они творили ради «благих» целей? Думаешь, их волнует, сколько людей погибнет при их достижении?

Молча глядя наставнику в глаза, я, наконец, спросил:

— Тогда во что мне верить?

Весь мой мир рушился на глазах. Всё то, чему меня учил Дамблдор, оказалось искусной ложью. Я снова вспомнил о Сириусе. Бродягу нарекли тёмным магом, и никто не стал разбираться — его упекли за решетку. Того добра, в которое я верил всю свою сознательную жизнь, попросту не существовало.

— Миром правит сила, — сказал Райнхарт, — а историю пишут победители. И когда тебе достанет мощи победить — ты будешь вправе самостоятельно решать кто добро, а кто зло. Цвет мира — серый, и если цель оправдывает средства, значит, оно того стоит.

«Человека определяют не заложенные в нем качества, а выбор, сделанный им», — вспомнил я слова Дамблдора. Что ж, свой выбор я сделал.

— Вы обучите меня? — прозвучал вопрос, когда эльф заботливо поставил предо мной еду.

— Кажется, я уже говорил, что сделаю это независимо от твоего желания, — ухмыльнулся Райнхарт. — А теперь ешь.

Я потупил взгляд и увидел деревянную миску с какой-то баландой, в которой плавали кусочки неизвестных мне овощей, хотя я не был уверен, что это именно овощи. Я не знал, стоит ли радоваться оттого, что мне не сервировали сырых органов или плакать от вида этой жижи.

— Ешь, — поторопил старик.

— Что это? — спросил я.

— Особый рецепт, — улыбнулся Райнхарт. — Тебе нужно укрепить тело и дух, — сказал он, заправляя салфетку и беря вилку с ножом. Перед ним на блюде стояла роскошная еда.

— А вам не надо? — иронически спросил я.

— Я старый человек, — отмахнулся он. — Мне нужно баловать желудок.

Взявшись за деревянную ложку, я зачерпнул из миски и отхлебнул «супа». Он не только выглядел отвратительно, но и на вкус был как моча гиппогрифа. Скривившись, я заставил себя зачерпнуть снова.

Доев скудный ужин, я почувствовал себя обманутым. Ни прилива сил, ни бурления магии в венах не было.

— Ну как? — издевательски спросил учитель.

— Отвратительно, — честно пожаловался я.

— Ничего, привыкнешь, — успокоил Райнхарт. — А теперь пойдём, у нас много дел.

— Куда? — удивился я.

— Заниматься, — коротко ответил старик.

Я сморщился, но из-за стола поднялся. За окном стояла глубокая ночь, а мне ещё нужно было учиться. Все мои надежды на то, что меня отправят спать, растаяли как дым на ветру.

— Итак, — сказал наставник, когда мы оказались посреди длинного тренировочного зала, в конце которого стояли мишени. — Начнём с азов. Я полагаю, палочку держать ты уже научился? — с дьявольской улыбкой спросил он.

— Научился, — огрызнулся я.

— И колдовать, надеюсь, тоже умеешь?

— Не так чтоб очень, — ответил я, догадываясь, что учитель у меня попался весьма ехидный.

— Тогда порази мишень, — велел он, указав на цель за несколько десятков метров от меня.

— Не могу, — отозвался я.

— Почему? — удивился Райнхарт.

— Вы не предупредили, что монетка была портключом, так что я не подумал захватить с собой палочку, — стыдливо ответил я.

— Ох уж эти юные волшебники, — закатил он глаза, — вечно вы на что-то жалуетесь, вечно у вас то мотня на штанах порвётся, то вы палочку забудете, а злые колдуны, чай, не дремлют.

— Извините, — покраснел я.

— Держи, — он достал мою защитницу из воздуха и протянул её мне. — И больше не теряй.

— Спасибо, — вежливо ответил я.

Направив палочку на мишень, я прищурился. С моим зрением и меткостью попасть в манекен с двадцати метров казалось чем-то из области фантастики. Я напрягся, сосредоточился и прищурился еще больше.

— Ведёрко со льдом принести? — спросил наставник.

— Зачем? — не понял я.

— Чтобы не перегрелся от напряжения, — весело ответил он.

Ему-то было смешно, а вот мне совсем нет. Я произнёс заклинание. Рука дрогнула, и оно ушло в молоко, но это, конечно, было мягко сказано, на самом деле красный луч попал в потолок за два метра от цели.

— Неплохо, — похвалил Райнхард, — если только ты хотел поразить все цели сразу, обрушив на них свод.

— Вы издеваетесь? — вскипел я.

— Есть немного, — хмыкнул наставник. — И, тем не менее, я просто хотел показать тебе твою беспомощность.

Он взмахнул рукой, по-прежнему глядя мне в глаза. Послышался взрыв, и я невольно посмотрел на мишень. Разрушенный макет неспешно сползался в кучу и выстраивался заново.

Я не знал, чему удивляться: меткости Райнхарда или тому, что он колдует без палочки. Остановившись на втором, я спросил:

— Вы колдуете без палочки?

— Да, — весело ответил старик.

— Думаете, у меня тоже так получится? — загорелся мыслью я.

— Конечно, получится, — уверил наставник. — Лет эдак через двести.

Я нахмурился.

— Хотите сказать, что вам больше двухсот лет?

— По правде говоря, мне многим больше, но сказать я хотел другое — ты абсолютный бездарь. У тебя проблемы со зрением, ты не умеешь держать палочку и не чувствуешь её.

— Прошу заметить, что не я хотел стать вашим учеником, — снова огрызнулся я.

— Иди сюда, — он жестко схватил меня под локоть и притянул к себе. Затем содрал с меня очки, и сильно ткнул между глаз длинным ногтём, проговорив какое-то заклинание.

В следующий миг зрение прояснилось, и я в очередной раз поймал себя на мысли, что мир изменился в цветах.

— Еще раз, — сурово приказал он, дав мне подзатыльник.

Я был зол на него, на себя. Да что там, в тот миг я был зол на всех. Прицелившись, я прошипел заклинание. В этот раз оно прошло максимально близко от цели.

— Уже лучше, а теперь заруби себе на носу...

В ту злосчастную ночь я узнал, какой из меня маг на самом деле, попутно слушая лекции о трассировке, жестком положении кисти, руке, которая должна быть продолжением взгляда, и палочке, которая должна быть продолжением руки. Так что к концу тренировки мне всё же удалось без промаха поразить три цели за несколько секунд. Но это занятие показалось мне адом, я чувствовал себя совершенно опустошенным, и даже не представлял, сколько времени прошло с его начала.

Я сидел, прислонившись к стене тренировочного зала, и тяжело дышал. Капли пота неспешно срывались с мокрых волос и падали на влажную одежду. Я был доволен собой, но знал, что это лишь начало.

— Почему вы колдуете без палочки? — устало спросил я.

— Помимо того, что она мне не нужна? — приподнял бровь учитель.

— И это тоже.

— Они не в меру примитивны для мага, который разменял восьмое столетие, — ответил старик. — Волшебники моего уровня пользуются посохами, но нас осталось так мало, что и они ни к чему. Понимаешь, Гарри, сейчас миром правят магглы, а не маги, и двигать горы с реками уже не имеет смысла. Такие, как я — пережитки прошлого, и мы прожигаем свои бесконечные жизни вдалеке от людей, лишь изредка появляясь среди них. Мы не вмешиваемся в историю и не меняем её, так как нас это не касается. Но ты — другое дело. Ты слишком молод, чтобы понять это, но придёт и твой черёд.

— Полагаете, это моя война? — спросил я.

— Нет, не твоя, но она не отпустит тебя, и, так или иначе, тебе придётся покончить с ней, а может быть, и нет. Время покажет, — задумчиво сказал Райнхарт.

— Вы хотите сказать...

— Нет, Гарри, не хочу, — многозначительно прервал старик. — Но сейчас тебе лучше отправиться спать. Я буду ждать тебя восьмью часами ранее, в холле. Ланс отведёт тебя.

— Я не понимаю, — удивлённо сказал я.

Райнхарт протянул руку и достал из воздуха маленькие песочные часы на цепочке.

— Знаешь, как пользоваться? — спросил он.

Я кивнул, и тогда наставник бросил их мне.

— В комнате тебя ждет чистая одежда послушника, — сказал он. — А теперь иди.

— Сэр, — послышался над ухом учтивый голос Ланса, и я снова вздрогнул от неожиданности.

Добравшись до выделенной мне комнаты, я хотел лишь одного — упасть и заснуть, но заставил себя принять душ, и лишь потом, не обращая внимания на утреннее солнце, осветившее стены моего нового дома, свалился на просторную кровать и забылся крепким сном.

Меня разбудил странный мелодичный звук, но я не сразу понял, что это будильник, ошалело переводя взгляд то на шкаф, то на столик, то на неизвестное растение в кадушке, которое не заметил вчера. Наконец, отыскав маленькую музыкальную шкатулку, я закрыл её и оделся.

— Сэр, — послышалось, как только я переместился во времени, от чего я едва не выронил маховик. Боюсь, никогда не привыкну к этому.

— Да, сэр, — нелепо отозвался я.

— Можете называть меня Лансом, сэр, — вежливо сказал дворецкий.

— Хорошо, Ланс, — согласился я.

— Завтрак уже ждёт, прошу следовать за мной, — сказал призрак и вылетел через дверь.

Не став кривить душой и отрицать, что посреди ночи завтракают немногие, я отправился вслед за проводником.

Осматривая по пути особняк, я не уставал поражаться контрасту великолепных лестниц, зеркал, барельефов — и темных и жутковатых даже на вид переходов и тупиков, от которых пробегал мороз по коже. По пути в обеденный зал я в очередной раз встретился со Стайном и, разглядывая изуродованное некогда родное мне лицо, поздоровался с богартом.

На завтрак была та же жижа, что и вчера. Глотая ее через силу, я вызвал смешок со стороны одинокой гостьи, которая как раз заглянула сюда. Я поднял взгляд и, осмотрев хрупкую фигуру, узнал в ней главного героя своих недавних кошмаров.

— Извини, — ехидно сказала она. — Просто хотелось взглянуть на ученика Райнхарта, так сказать, вживую.

— Я тоже польщён личной встречей, — ответил я, встал и сделал книксен.

— Шут, — хмыкнула незнакомка.

Я засмеялся и вышел в коридор. Некоторое время спустя меня встретил учитель. Он был в маске, но у меня почему-то даже не возникло сомнения, что это именно Райнхарт.

— Позволите вопрос?

— Валяй, — оживлённо ответил наставник. Сейчас он был веселее обычного.

Я хотел было узнать, почему старик прячет лицо, но вместо этого с языка сорвалось совершенно другое:

— Кому я обязан знаком у себя на груди?

— Мне, кому же ещё, — тут же ответил он.

— Я имею в виду, что его поставили не вы, — ухмыльнулся я.

— А ты проныра, — засмеялся Райнхарт. — Неужели она тебе понравилась? — намекая на посланницу, спросил он.

— Не знаю, я не видел её лица, — задумчиво отозвался я. — Скорее это просто интерес.

— Хорошо, — согласился учитель, — я удовлетворю твоё любопытство, только уже после ужина.

Тогда я не знал, что к вечеру меня будут волновать совершенно другие заботы, никак не связанные с таинственной незнакомкой.

— Ловлю на слове, — хмыкнул я, когда мы входили в тренировочный зал.

Здесь было немного темнее, чем в коридорах, поэтому синеватый отблеск в глазах наставника я заметил только теперь. Тут же я вспомнил о маске, и попытался связать всё разом, но признаться по правде, у меня ничего не получилось, поэтому я поделился терзавшими меня мыслями с Райнхартом.

— Именно этим я и хотел перед тобой похвастаться, — ответил он, но хвастовства в его голосе кот наплакал. — Но, полагал, ты спросишь раньше...

Старик засмеялся, а потом отодвинул маску на лоб, и я увидел его лицо. Хотя и лицом назвать это было невозможно. Череп, лишь местами покрытый лоскутками изгнившей кожи, а в провале, который некогда был носом, размеренно что-то извивалось. Присмотревшись повнимательней, я поёжился, узнав трупных червей. Безгубый рот, пожелтевшая скульная дуга — от одного этого его вида хотелось бежать, но, совладав с эмоциями, я лишь скривился.

— И что вы с собой сделали? — с отвращением спросил я, надеясь, что наставник, наконец, вернёт маску на место и, чёрт возьми, всё мне объяснит.

— Удивлён?

Очередная насмешка.

Он знал, что удивление было последним чувством, которое я испытывал в тот момент, но не переставал издеваться. Зачем преподносить уроки таким образом? Каждая новая секунда в этом имении сулила мне очередную порцию чувств, и эти чувства отнюдь не были приятными. Сейчас меня переполняла жуть и отвращение, а еще мерзкая вонь, которой меня обдало, как только Райнхарт снял маску. Она въелась в носоглотку, изожгла её трупным привкусом, ежесекундно заставляя вспоминать об увиденном.

— Скорее сконфужен, — с трудом сохраняя самообладание, хладнокровно ответил я.

— А ты неплохо держишься, — сказал старик. — Значит, уже что-то усвоил.

— Вы не ответили, — напомнил я.

И тут он залился безудержным смехом.

— Глядя в твоё лицо, ни за что бы не сказал, что ты не потеряешь нить рассуждений. Ну да ладно. Есть несколько причин, из-за которых сегодня я уже не смогу выступать на конкурсе красоты. Во-первых, этот свеженький труп нужен был для того, чтобы провести кое-какие опыты, а не показывать тебе. Должен признать, у тебя какое-то обострённое чувство собственной важности. А, во-вторых, моё тело тоже нуждается в отдыхе, а маховик времени я отдал тебе, так что пришлось завладеть этим существом.

— Вы — инфернал?

— Я — некромант, — ответил старик.

— Некроманты и Санта-Клаус — миф, — уверенно ответил я.

Этими словами я вызвал у наставника смех, но смех этот был каким-то недобрым.

— Нанеси мне вред любым известным тебе способом, — строго приказал он.

Я не шелохнулся: бить стариков, хоть и инферналов, в мои принципы не входило.

— Хорошо, — кивнул Райнхарт. — Думаю, тебя нужно приободрить.

И он ударил меня тыльной стороной ладони по лицу, оставив там глубокую царапину от перстня. Я скривился, но не ответил.

— Мало? — удивился наставник. — Тогда вот еще.

Пощёчина. Ещё одна. Лицо вспыхнуло от притока крови, и, разозлившись, я дёрнулся за палочкой. В тот же миг на меня посыпался целый град ударов. Старик с неожиданной проворностью бил меня локтями и руками по неприкрытым рёбрам, затем последовала подсечка, и я грохнулся на пол. Было такое ощущение, что по мне прошлись молотилкой.

— Урок первый. При маленькой дистанции ты можешь и не успеть вытянуть палочку, — последовало наставление. — Вставай и попробуй еще раз.

Я встряхнул головой и поднялся на ноги со злобой на самого себя, а потом резко замахнулся для удара. Мою руку перехватили и заломили за спину, пинок — и я снова лежу на ковре.

— Урок второй. Движения должны быть короткими и точными, чтобы обезвредить противника на время, нужное на извлечение палочки, а не вырубить его. Ты маг или громила с переулка? — насмехался старик.

Упав лицом на пол, мне показалось, что я сломал нос. Перевернувшись на спину, я посмотрел на учителя и медленно потянулся за палочкой.

Он резко подался вперёд и ударил мне ногой в лицо. Я взвыл и снова растянулся на земле.

— Урок третий. Если хочешь что-то сделать — делай это быстро, — сказал он. — Не строй из себя девочку и живо поднимайся.

На глаза навернулись слёзы, а верхняя губа занемела. Я осторожно пересчитал кончиком языка зубы и снова встал на ноги.

Я смотрел старику в глаза, которые сверкали в свете окружающих нас ламп. Неожиданно он опустил руки и отвёл взгляд — и тут же я получил такой правый в ухо, что череп едва не треснул.

— Глаза лживы, — заявил он. — Но тело не обманет, потому всегда смотри противнику в грудь. Понял?.. — спросил он.

— Немно... — И в глазах снова потемнело. Старик ударил мне апперкотом под ложечку. Воздух выбило из лёгких и ноги едва не подкосились.

— Удары нужно наносить, когда не ждут. Когда враг треплет языком, он думает о том, что сказать, а не...

Тут же я ударил коротким движением ему в челюсть, сбил маску и больно рассадил костяшки. Инфернал пошатнулся и отступил на шаг, а из его пустого черепа посыпались черви. В тот миг, когда он поднял глаза, палочка уже была направлена ему в лицо.

— Я усвоил урок, — прозвучал мой голос.

Вернув маску на место, он хмыкнул:

— Схватываешь на лету.

Позже я сидел на коврике посреди додзё, который находился рядом с тренировочным залом, и, ощущая нещадную боль по всему телу, занимался чем-то вроде медитации. Старик сказал, что я должен приготовить своё тело, но не сказал к чему именно. Меня терзали смутные сомнения, что это будут новые побои, но я оказался неправ...

Как только я сконцентрировался на мыслях, боль покинула моё тело, и я вошел в нечто сродни трансу. Но тут-то и послышался голос Райнхарта:

— Довольно. Сейчас тебе удалось сосредоточиться на мыслях и отбросить все, что происходит вокруг. То же тебе придется сделать и для превращения, соответственно на нем же и сфокусировавшись.

— Превращения? — недоумённо переспросил я. — Превращения во что?

— В животное, — как очевидное, ответил наставник.

— Я сейчас занимался анимагией, даже не подозревая об этом? — удивился я.

— В целом — да, но, в принципе, неважно, чем ты там занимался, лишь бы всё шло, как я задумал.

Ошарашенный откровением, я решил вернуться к братьям нашим меньшим:

— И в какое именно?

Мне казалось, что за то недолгое время, что я провёл здесь, я уже стал животным.

Райнхарт не ответил, а по обыкновению достал что-то из воздуха и бросил мне.

— Надень, — велел он, когда я по инерции поймал бляшку, которая оказалась медальоном ощерившейся волчьей головы.

Я выполнил приказ, понимая, что мой вопрос был глупым. Не зря же это братство называлось волчьим.

— Встань и сосредоточься на превращении.

Глупо, как всё глупо. Как можно превращаться в то, о чем ты и не догадываешься? Как можно так объяснять? Да и вообще, как так можно? Сейчас я в очередной раз пожалел, что в ту ночь решил прийти в это имение, а не сбежать в чащу.

Я снова закрыл глаза и сосредоточился.

— Больная. Тужьтесь. Тужьтесь. Сильнее тужьтесь, — насмешливо прокомментировал наставник.

Как же в тот момент хотелось выхватить палочку и разнести этого инфернала на куски. Растоптать его пустой череп ногой, испепелить и уничтожить. Но спустя минуту я понял, что злиться нужно не на Райнхарта, а на себя. Я получил то, чего хотел. Меня обучают магии, как я и просил, и теперь неважно как. И делает это не добрый и не злой, а циничный человек, которому плевать на все мои моральные устои. Старик ломает их один за другим, и если я хочу стать сильным, я должен стать таким, как он: скабрезным и язвительным прагматиком, который станет преследовать лишь одно — собственные цели. Сейчас моей целью было превращение, и я должен достигнуть его любой ценой.

— Браво, — как-то резко послышался голос наставника, и я открыл глаза.

Мне показалось, что я снова сижу в позе лотоса на полу, ведь старик смотрел на меня свысока, но потом я обнаружил, что мои руки превратились в лапы, и теперь я стою на четвереньках. Странное ощущение, по правде говоря. А когда Райнхарт создал передо мной зеркало, оно стало еще странней. На меня смотрел огромный белый волк с хищным оскалом. Я облизнулся и перевёл взгляд на старика...

* * *

Изнуренный бесконечными занятиями я, едва переставляя ноги, бреду по холодному коридору. У меня в кармане болтается злосчастный флакон, вверенный доставить к Мэйлис, кажется, так её звали. Честно признаться, я не видел в этом поручении никакого смысла, ведь в поместии обитала дюжина домовых эльфов, которые могли выполнить такое поручение с куда большей продуктивностью чем я. И тем не менее, пути наставника неисповедимы, и о их мотивах приходилось узнавать как следствие.

Обессиленно прислонившись виском у косяка двери, я постучал в комнату девушки. Спустя секунду послышался привычный щелчок замка, и дверь слегка отворилась. Из проёма на меня смотрели хитрые глаза миловидного существа, с которым мы несколько раз пересекались в коридорах поместья.

— Я... — начинаю говорить, но меня прервали.

— Новый ученик повелителя, зачем пришел? — прищурилась она.

Запустив руку в карман мантии, я достал флакон, и хотел было от него избавиться, но не получилось. При его виде девушка ухмыльнулась и, бросив беглое «Входи», скрылась из вида. Как будто содержимое флакона что-то для неё значило.

Пожав плечами, я тяжело вздохнул и вошел следом. Её комната в точности напоминала мою, только здесь всё было иначе: она была обставлена в ярких тонах, и в воздухе витал сладковатый запах благовоний, от которых слегка кружило голову, в отличие от серости и пресности моего прибежища.

— Просто забери эту чертову мензурку, — прорычал я, предпочитая не отравлять атмосферу её комнаты кислотой своего пота.

Девушка, стоявшая у огромного — в её рост зеркала, смерила меня пристальным любопытным взглядом, закусила пухлую губу и отозвалась:

— Конечно-конечно, только прежде чем уйти, пожалуйста, достань мне вот ту урну. — Она указала тонким пальцем на верхушку высокого шкафа, где стоял матово-черный сосуд.

Лишенный всяких сил любоваться её притязательной фигурой в черно-красной одежде, которая идеально акцентировала точёные изгибы её хрупкого тела, я достал палочку.

— Нет, руками, — словно это было очевидно, усмехнулась она.

Ну, конечно же, руками. Зачем мне магия, когда всё можно делать руками? Но с другой стороны, попросила бы она о помощи, если бы это можно было сделать иначе?

Я прищурился, но всё же потянулся к верхушке шкафа.

— Осторожно, она тяжелая, — издевательски предупредила девушка.

Мои пальцы крепко сжали гладкую поверхность сосуда, и я поднял его в воздух. Не знаю, что пошло не так, но в момент, когда я уже собирался опустить его и передать девчонке, он выскользнул из рук и рухнул мне на голову. От удара урна разлетелась на куски, и меня с ног до головы окатило серой золой.

Девчонка наблюдала за мной коварным взглядом пантеры, которая играла со своей жертвой. Она показала мне остренькие зубки, когда её губы расплылись в издевательской улыбке.

— Какого черта? — вызверился я, сжав руки в кулаки.

— Мне кажется, тебе нужно в душ, — глумливо заметила она.

В руку скользнуло холодное древко палочки — «Репаро, Скурж». Седая пыль песчаным ручьем вплыла в сползшиеся воедино осколки восстановленного сосуда, который воспарил на прикроватную тумбочку слева от меня.

— Что серьезно? — закатив глаза, удивилась она. — Где же твоё смущение, гадкий мальчишка?

Скривив губы, я промолчал.

— А ты забавный, — она подошла ближе и с любопытством заглянула мне в глаза.

Я ощущал на себе её дыхание, вдыхал миндальный аромат тела. Заигрывая, она ласково запустила пальцы мне в волосы, а затем резко схватила за них и отклонила мою голову назад, в ответ я грубо приставил кончик палочки к её шее.

— Такой холодный и неприступный, — ухмыльнулась она, — всем своим видом говоришь, что меня не хочешь.

В следующий миг она страстно впилась мне в губы, вскружив голову, заставив забыться в приливе желания. Я ничего не мог с собой поделать, несмотря на усталость и робость, я ощущал к ней животную похоть, поэтому ответил на её порыв с той страстью, на которую был способен неопытный мальчишка.

Спустя долгое мгновение рокового наслаждения, я вернул себе самообладание и сдавленно отстранился, в страхе глядя на суккуба. Она ликовала, красивое лицо покрыто румянцем, дыхание частое и неровное.

— Давай, мальчик, покажи мне, на что ты способен, — она бесцеремонно дернула меня и толкнула в сторону ванной.

Я робко замялся, всё еще тяжело дыша и не зная, что мне с ней делать. Она упоенно ухмыльнулась и снова набросилась на меня с удвоенным напором, заставляя отвергнуть всю неуверенность в себе.

Мои воспаленные животные инстинкты ответили ей с той же страстью и неистовостью. Я жадно кусал её губы и грубо лапал за груди и бедра, пока она тащила меня в ванную, по пути разрывая на мне мантию, оголяя бледное тело и царапая его длинными ногтями.

Вода промочила одежду теплыми струями, от чего она стала тяжелой и казалась противоестественной, подстёгивая меня сдирать её с девушки с удвоенными усилиями. Мокрая ветошь её разодранного платья плюхнулась на дно ванной, и я впервые сжал голую женскую грудь в своей ладони; впился в них голодным взглядом, оторвавшись от её манящих губ.

Она довольно откинула голову назад, а затем энергично развернула меня спиной и с треском разорвала на мне футболку. Крепко обняв сзади мой обнаженный торс, девушка начала возбуждающе водить тонкими пальцами в низу моего живота. Ощущая её набухшие соски чуть ниже лопаток, я издал сдавленный стон, чувствуя мурашки по телу. Её умелые руки поползли ниже и коснулись моего напряженного члена, от чего я слегка вздрогнул. Пытаясь не отставать, я завёл руку за спину и неумело, но жадно запустил руку в её мокрые трусы, и неуклюже массировал там, наблюдая за её реакцией. Когда девушка томно вздохнула, а её движения у меня между ног стали скованными, я самодовольно ухмыльнулся.

— Смышлёный малыш, — выдохнула она, дерзко разворачивая меня к себе.

Облизнув мои губы, она лукаво сверкнула глазами и, опустившись предо мной на колени, содрала с меня остатки одежды...

— Ну что, готов лишиться девственности? — возбужденно спросила она и, не дожидаясь ответа, заставила меня забыться в судорожном приступе экстаза.

* * *

— Ну как, зелье отнёс? — поинтересовался Райнхарт, когда я, всё еще растрёпанный и раскрасневшийся, появился в обеденном зале.

Я кивнул и покраснел, кажется, еще больше, ведь зелье, о котором я совсем забыл, продолжало лежать у меня в кармане.

— Светишься, как новогодняя елка, — заявил старик, когда я опустился на стул рядом с ним. — С чего бы это?

Подняв взгляд, я встретился с его ехидным лицом, на котором сверкала гаденькая улыбка.

— Вы! — выкрикнул я, и сорвался с места. — Это вы всё подстроили!

Он ухмыльнулся еще шире, и отправил в рот кусочек только что приготовленного лосося, и, неспешно пережевывая, сверлил на меня самодовольным взглядом.

— Тебе что, не понравилось? — издевательски спросил учитель.

— Я... мне... — потупившись, проблеял я.

— Может, суккуб не удовлетворил тебя?

— Что?.. Нет...

— Тогда сядь и скажи, что не так?

— Не знаю, — поник я и опустился на место.

— Зато я знаю, — добродушно сказал старик. — Сейчас ты собрал все кусочки незамысловатого пазла и понял, что был марионеткой в моих руках. Сам факт манипулирования угнетает и давит. Тебе кажется, что тебя лишили выбора, лишили воли. Ты стал подопытной крысой, которую вели по лабиринту, и исход произошедшего уже неважен. — В ответ молчание. — Не стану искать себе оправданий, ибо это не к месту: я преподал тебе урок — ты должен его усвоить. В жизни не бывает случайностей. Одна — это чье-то желание, больше — хорошо продуманный план. Жизнь с иллюзией выбора, который определяют лишь твои знания и умения, и чем больше ты запомнишь сейчас — тем легче тебе будет потом.

Неожиданно для самого себя, я засмеялся. Меня уже в который раз сломали. Здесь я учился не только магии, но и жизни. Здесь меня заставляли иметь своё мнение и плевать на весь мир. Быть холодным и решительным.

— В чем подвох? — спросил я.

— Обоснуй, — приказал Райнхарт.

— За всем этим уроком философии кроется что-то большее, я прав? То есть, меня ведь обольстили не только ради этого?

— Это же очевидно. Я не могу обучить тебя всему, а ты должен развиваться всесторонне, для этого в замке и существуют суккубы.

— Сексуальный опыт?

— Привычность, — поправил учитель. — Парни склонны робеть перед девушками, и если ты не привыкнешь к ним сейчас, кто-то вскружит тебе голову потом. Красота — великая сила, она склонна к разрушению.

Я согласно повёл головой, вспомнив неконтролируемую похоть, которую вызывала Мэйлис.

— К слову, об опыте. Этот милый коитус, в подробности которого мне не хотелось бы вникать, станет ежедневной рутиной. Он будет продолжаться до тех пор, пока ты не научишься себя контролировать.

— Как скажете, — согласился я.

Наставник посмотрел на меня своим пронизывающим взглядом и хитро подмигнул.

Я был абсолютно вымотан, выжжен изнутри. Хотелось просто упасть и забыться. Мою волю снова сломили. Шутки старика отравляли разум, заставляли злиться, огрызаться. Я заметил, что в последнее время превращаюсь в загнанное животное, у которого нет выбора. Моя ирония сходила на нет. Я не мог шутить, не мог корчить из себя дурачка, не мог быть героем. Я не мог жить — я существовал. Каждая минута в этом замке уничтожала меня и создавала заново. Мой мозг вскипал, пытаясь просчитать всё наперёд, но снова и снова проигрывал, попадая в собственные логические сети. Это был ад! Боль. Страдания. Угрызения. Самобичевания. Всё это мне пришлось вкушать размеренными порциями из часа в час, что я проводил рядом с наставником.

— Возьми книги, — прорычал Райнхарт мне вдогонку.

Я тяжело нагнулся над стопкой массивных фолиантов в углу, не переставая терзать себя мыслью — почему я никак не пойму его. Он постоянно язвит, иногда злиться, иногда издевается, но за всем этим кроется что-то большее, что-то, чего мне не понять. Я вспомнил его слова: «Если ты не можешь чего-то понять, значит — тебя дурачат».

Дьявольская ловушка для разума, для тела. Мне не выбраться... Я чувствую, что меняюсь, понимаю, что мальчик, который жил во мне, издыхает. Его истребляют, словно ничтожную мерзость, недостойную этого мира.

— Волшебник ты или нет? — презрительно выкрикнул наставник, когда я попытался поднять всё это руками.

Мысленно убив себя еще раз, достаю палочку. Сволочь! Как можно было довести меня до того, что я забылся и начал действовать инстинктивно? Я ведь долбаный маггл! Я привык всё делать руками и теперь не могу себя переучить, черт побери! А он всё потешается, играя на моих слабостях. Я ненавижу его, несмотря на безмерную благодарность. Я ненавижу этот мир и свою жизнь. Я — уже не я.

— Выучишь их к следующему занятию, — сказал Райнхарт, когда я спрятал книги в карман.

— Это невозможно, — огрызнулся я. — Мне понадобится, как минимум, несколько недель, чтобы прочесть их, а маховик не рассчитан на такие длительные перемещения.

— Все твои проблемы должны решаться магическим путём, — заявил старик, состроив презрительную ухмылку. — Необязательно читать книги, чтобы знать, что в них написано.

— Для этого есть какое-то хитровыдолбанное заклинание? — поинтересовался я.

— Нет, для этого у тебя есть твоя голова, — уязвил старик. — А это... — Он достал из кармана перстень и бросил его мне, — поможет направить твои мысли в нужное русло. А теперь иди.

Снова этот презрительный тон, заставлявший почувствовать себя бесхребетным червём, извивающимся у его ног. Я преисполнился ненавистью к себе за непонимание и тупость, но не мог ничего с ней поделать. Я был марионеткой. Тупой подневольной куклой. Как же я вас всех ненавидел! Твари.

Шло время, а я беспросветно сидел в имении и учился. Учился жизни. Я бы даже сказал, что старик отнял у меня юность, но некому было поплакаться в жилетку. Моя анимагическая форма волка-одиночки стала в точности соответствовать моей натуральной сущности. Из моей жизни исчезло понятие «друзья».

Скрытным и злобным существом — вот чем я стал. Но мой наставник думал иначе. И вскоре я понял, что, по его меркам, я — всего лишь щенок.

* * *

В тот день мой разум был чист. Прошла без году неделя, как я стал абсолютно цинично исполнять все его приказы, и мне даже казалось, что я стал таким как он, но уже спустя час, я понял, насколько ошибался.

— Добрый... — я замялся, — а какое сейчас время суток?

— Вечер, — ответил мне Райнхарт, когда я появился в тренировочном зале.

— Добрый вечер, — равнодушно отсалютовал я.

К моему удивлению, старик был не один — в дальнем углу зала сидел какой-то здоровый детина, встретивший меня жадным взглядом гадких глаз. Но это, вне всякого сомнения, был человек. Я не мог похвастаться наблюдением завсегдатайства здесь людей, поэтому не смог скрыть удивления.

— Поздоровайся с нашим гостем, — велел старик.

Я поприветствовал заросшего громилу коротким кивком, и он злорадно оскалился, показав мне множество вставных золотых зубов.

— Это мистер Кастильо, — представил Райнхарт. — Прямиком из Белмарша.

— Откуда? — недоуменно переспросил я.

— Это тюрьма строго режима Её Величества, — объяснил наставник. — Мистера Кастильо посадили туда за продажу наркотиков и многочисленные убийства, и я пообещал ему свободу, если он убьет тебя, — спокойно сказал старик. — Мистер Кастильо, конечно же, согласился, но с несколькими условиями.

Я стоял и слушал эту размеренную речь, и чувствовал, что мои ноги готовы подкоситься. Я ему что, участник боев на выживание? Или гладиатор? Моему раздражению и злости не было предела, а Райнхарт тем временем продолжал:

— Во-первых, ты отдашь мне своё оружие.

Я не шелохнулся.

— Ой, я и забыл, — улыбнулся старик, — оно же у меня.

Карман, в котором лежала моя палочка, опустел.

— И второе: тебе придется опуститься до его уровня, ведь он... как это сейчас говорят... под кайфом.

И некромант протянул мне маленькую синюю таблетку, на которой был отпечаток «LSD».

— Вы это серьезно? — тихо переспросил я.

— Да, ты прав, — согласился старик, — с дозой может быть перебор. Тебе этой гадости и так уже изрядно в еду подмешали.

И тут я понял, к чему он клонит. После обеда я чувствовал себя странно: меня уже минут двадцать донимал озноб.

Старик засмеялся, но мне уже было не до этого. У меня в голове заиграл старый знакомый мотивчик: «Golden Brown», что становился всё навязчивей и приятней на вкус. Да, именно так. Я мог чувствовать его сладкий, слегка приторный вкус.

Моя кожа побледнела, пульс участился, а дыхание замедлилось. На душе стало приятно и спокойно. Ничего не понимая, и тихо бормоча себе под нос неразборчивое: «Throughout the night no need to fight», я попер на обрамлённого яркими красками амбала, сквозь образ которого проступал пушистый зайчик.

Кубинец ощерился и встал с пола, держа в руках какую-то странного вида железяку, отдалённо напоминавшую меч. Она была широкой, закругленной на конце и в моих глазах постоянно норовила превратиться в старый резиновый шланг, который безвольно опадает в руке.

Направляясь вперёд неровной поступью, я заржал и снова пробормотал: «Golden brown finer temptress». Было ощущение, словно и не я делал всё это, одновременно наблюдая за собой со стороны и идя прямиком на острое лезвие.

Амбал зарычал и замахнулся для удара. Моё тело отклонилось практически без участия сознания, а я только и почувствовал кисловатый запах лезвия, что прошло в опасной близости от меня и попусту рассекло воздух. Изрядный замах слегка развернул моего противника, поставив его ко мне боком. Я засмеялся и подарил ему увесистый пинок.

Когда он выровнялся, я увидел его блаженное лицо и подумал, что неплохо бы повторить процедуру. В моем сознании не было и мысли о том, что сейчас меня могут убить, или о том, что разъяренный кубинец, брызжа слюной, норовит изрубить меня на куски, чтобы заполучить свою свободу. Я чувствовал ни с чем несравнимую прежде эйфорию и просто наслаждался моментом, напевая всё ту же мелодию. Предо мной было ничто иное, как игрушка.

И эта игрушка едва не стоила мне смерти: быстрота действий сменилась замедленностью, и лишь по инерции я успел слегка отклониться, когда острие клинка полоснуло меня по груди. Жгучая боль наполнила тело, но она была настолько далёкой и не моей, что я практически не обратил на неё внимания. Однако что-то внутри меня разозлилось и, сквозь смех, я снова уклонился, ударил мужчине коленом в пах, а потом перехватил рукой запястье. Отточенные движения работали сами по себе. Невзирая на крик боли смертника, кулак второй руки ударил в изгиб локтя, и негромкий хруст знаменовал его перелом.

Лезвие со звоном упало на пол, а я всё смеялся и не понимал, что творю. Несколько ударов по роже изувеченного тела, отбросили его назад. Кажется, он кричал, а мне это казалось приятной мелодией. Забавно, как всё это выглядело со стороны? Мальчишка ломает кости и выбивает зубы здоровенному мужику, который в несколько раз больше его самого. Но тогда эти факторы для меня ничего не значили. Сознание было в «улёте», а вторая часть меня жаждала лишь одного: уничтожить биомассу, причинившую мне вред, и тело ей повиновалось. Я игнорировал мощные удары с его стороны, до крови рассекая костяшки об смещающиеся контуры его черепной коробки. Старик научил меня бить, и я просто бил.

Он захлебывался собственной кровью, а мне это казалось приятным журчанием ручья. Скрежет сломанных костей — ритмом мелодии. Я так и не остановился, когда он перестал сопротивляться. Я продолжал выполнять приказ Райнхарта: драться не на жизнь, а на смерть.

В тот день я высвободил своё смертоносное подсознание, которое на протяжении долгих лет впитывало в себя злость, обиды и ненависть к этому миру. Никто не мог остановить его и тогда. Я не просто убил противника — я смял его здоровенный череп. Разбил его о каменный пол, и продолжал толочь кровь с мозгом даже тогда, когда появился наставник и велел прекратить. Я же продолжал нечленораздельно бормотать «Главное выжить» и снова наносил удары, разбрызгивая кровь вокруг.

Меня практически содрали с него и отбросили в сторону, но я не остановился. Смеясь сумасшедшим смехом, я снова ринулся к давно мёртвому телу.

— Плохая работа, нужно доработать, — бормотал я.

На меня наложили парализующее заклинание и заперли в каземате, где я разрушил чары и, не переставая смеяться, ломал двери, порываясь к жертве.

Отпустило меня не скоро, но, как ни странно, я не чувствовал ни зазрений совести, ни сожаления. Только пустоту от исчезнувшей мелодии и эйфории чувств.

Я прошел очередной тест, но, кажется, от меня не ждали такого результата. В тот день нарушилась моя психика, я потерял ту частицу, которая связывала меня с тем Гарри, которого все привыкли видеть.

Спустя длительное время я получил еще множество знаний о психологии, темной магии, лигелименции и даже об этикете аристократов. Я много времени проводил со Стайном, избавляясь от страхов. В свободное от обучения время, я бродил имением или заходил к Мейлис, чтобы снова и снова опошлять все свои подростковые знания о любви.

* * *

Моё последнее испытание состоялось не совсем так, как это предполагал наставник.

Я находился в углу холла и держал в руке расчехлённую катану, а напротив высился инфернал Райнхарта, который неспешно давал мне установку:

— Ты во многом преуспел, Гарри, и сегодня мне хотелось бы, чтобы ты убил мою...

Он не успел договорить. Слово «убить» подействовало на меня как катализатор: небольшой замах, и острое лезвие снесло оболочке некроманта голову. Она упала и, подпрыгивая, покатилась по полу.

— Задание выполнено, учитель, — равнодушно ответил я и направился прочь, но уже на выходе меня окликнул разозленный голос:

— Ты не дослушал.

Я обернулся.

За спиной стоял все тот же инфернал с занесённым над моей головой клинком. Я отразил удар и отскочил.

Магия прирастила отсечённую голову на место, и победу мне не засчитали.

Я отбил еще несколько выпадов и со злобным рыком бросился вперёд. Моя неопытность в фехтовании компенсировалась огромным напором и слаженностью ударов, чего я не мог сказать об инфернале, чьё тело было движимо лишь магией.

В ярости слепого чувства, я предвкушал быстрое падение своего нового противника, превратившись в зыбкую тень, осыпавшую его сонмом ударов. Но всё было не настолько просто. Я не мог убить мертвеца, ведь все нанесенные мною раны тут же срастались. В отместку я несколько раз схлопотал костяной рукой по лицу, а неудачное уклонение стоило мне лопнувшей раны, оставленной мистером Кастилио.

Боль начала наполнять тело, напоминая о себе при каждом выпаде. Новым ударом я сбил меч инфернала в сторону и ударил ногой в грудь, намериваясь свалить его с ног, но у меня не получилось: я лишь выиграл несколько бесценных секунд, чтобы успеть выхватить из воздуха палочку.

Отражение выпада, ответный удар. Изжигающая меня злоба пронеслась по руке и высвободилась через палочку, поджигая противника. Он вспыхнул, словно соломенная кукла, но это его не остановило. Я чувствовал близость жара, который подсушивал кровь из ран, и близость лезвия, которое неустанно сверкало рядом с моим лицом.

Еще несколько минут этого бешеного танца, и я почувствовал неуверенность в движениях обугленного инфернала, точнее понял я это, когда разрубил его пополам и сбил верхнюю часть ударом ноги. Она проехала по полу и замерла, а я изжог останки нижней.

Я опустил катану и вытер с лица кровь рукой, в которой была палочка, после чего обессилено сплюнул красную слюну на пол.

— Неплохо, Гарри, очень неплохо, — послышался голос за спиной.

Я неуверенно повернул голову, чтобы увидеть стоявшего у входа наставника.

— Теперь ты готов, — сказал он.

Я изогнул бровь, всем своим видом задавая вопрос: «К чему, черт побери, готов?».

Оказавшись в Лютном переулке, я сбросил с головы капюшон и неспешно направился вниз по мостовой. Здесь не было нужды скрывать своё лицо, ведь аллея пустовала. Наверное, глупо ходить здесь посреди бела дня... наверное.

Но сейчас в магическом мире меня и так разыскивали почище самого Волдеморта, хотя, как мне показалось, все эти поползновения не стоили и выеденного яйца. Ни в одном из дел власти не преуспели. Говоря в целом, за два месяца моего отсутствия в сообществе ничего не изменилось, разве что люди стали пропадать чаще. Министерство продолжало терять авторитет, а Тот-кого-нельзя-называть, по слухам, становился всё сильнее. Но, как говорится, проблемы в большом мире мало волнуют серые массы, ведь одними надеждами сыт не будешь. Так что, насколько я видел, жизнь била ключом: студенты готовились к новому учебному году, шарлатаны активно продавали разную дребедень, которой, якобы, можно было защититься от Пожирателей, ну а Министерство всеми силами пыталось вернуть утраченный авторитет, подозревая и наказывая всех без разбору.

Изменился только я. Для меня больше не существовало ни уютной кухни семейства Уизли, ни фирменных блинчиков Молли, ни вожделенных взглядов Джинни. Всё это ушло. Растаяло, словно чертовски тонкий весенний лед, по которому я теперь ходил. А под ним меня ждали... вашу мать, не хочу даже думать об этом.

Я потер виски, поправил очки и начал насвистывать привязавшийся ко мне мотивчик «Golden Brown». Углубившись в безлюдный переулок, оказался рядом с уже знакомой мне лавочкой «Горбин и Бэркс». Прищурился на название, заглянул сквозь витрину, осмотрел переулок. Не увидев ничего подозрительного, кроме облезлого кота, рывшегося на помойке, я вошел внутрь.

Зловещий звон дверного колокольчика и моё посвистывание быстро привлекли внимание продавца, но я не спешил здороваться, заинтересовавшись стеллажом с инструментами для пыток.

Старик прокашлялся.

— Неужели новый клиент?.. — весело проскрипел он.

— Не так, чтобы очень, — ответил я, проводя рукой над покрытым странными красными пятнами хлыстом.

— Позвольте дать вам один совет, — сардонически сказал Горбин. — В эти смутные времена не стоит быть таким надменным — это может вызвать у людей подозрения.

— Неплохо сказано, — согласился я. — Но насмешка — детище удовлетворенного презрения. Скажите, вы всем своим клиентам даете советы? — закончил я оборачиваясь.

Глаза продавца расширились, когда он узнал меня, и я улыбнулся.

— Мистер Поттер? — насторожено спросил он. — Вы ведь не... зачем вы здесь?

— Могу задать вам тот же вопрос. И, забегая наперед, предположить, что всех нас интересует выгодная сделка, — сказал я, подходя к стойке.

— Это так неожиданно, молодой человек, но разве Министерство не ищет вас? — акцентировал продавец.

— Право, я ценю вашу наблюдательность, но какое отношение это имеет к делу? — раздраженно спросил я.

— Извините старика за его длинный язык, мистер Поттер. Чем могу быть полезен? — кисло ухмыляясь, спросил он и поклонился.

Этот маленький грязный проныра мать родную продал бы, если бы она у него была. Так что с ним следовало вести себя предельно осторожно. Хитрая сволочь, втершаяся в доверие Министерству, которое даже сейчас не прикрыло эту лавочку. Он оказывался чертовски полезным ублюдком, пока у тебя были деньги или власть.

— Мне нужно это, — спокойно сказал я и, достав руку из кармана, положил перед ним свиток.

В тот же миг у меня из-под мышки выскользнула свёрнутая в трубочку газета, которую я купил сегодня утром. «Пророк» мягко упал на пол и развернулся. Теперь снизу на меня глядел Люциус Малфой, окруженный Пожирателями, которых посадили в Азкабан после схватки в Министерстве. Как говорило заглавье: вчера ночью они сбежали.

Горбин перегнулся через прилавок и посмотрел на упавшую вещь.

— Что-то не так? — словно ничего и не случилось, спросил я.

— Нет, всё отлично, — криво ухмыляясь, ответил продавец.

— Тогда чего мы ждем?

— Да-да, — проскрипел он, и развернул мой свиток. Улыбка с его лица тут же исчезла. — Откуда вы...

— Один дятел настучал, — резко прервал я. — Это нужно мне сейчас же.

Горбин поднял на меня обеспокоенный взгляд.

— Думаю, ваш карман не позволит себе такую покупку, — строго ответил он.

— Назовите цену, — приказал я.

— Пять... тысяч... галеонов.

— Согласен, — ответил я, доставая кошелек.

Продавец скривился, когда из перевернутого мной мешочка посыпалось золото. Естественно, он этого не ожидал, иначе заломил бы стоимость повыше. Так или иначе, я не знал цены денег, ведь никогда не зарабатывал, а эта наличность была всего лишь временной. Я получил её от Райнхарта на время задания, чтобы покрыть расходы и ни в чем себе не отказывать.

— Деньги для вас как грязь и не пахнут, мистер Поттер, — заметил Горбин, и скривился еще больше. — Вам завернуть покупку?

— Если вас не затруднит, — хмыкнул, понимая, что для него я — лишь дерзкий избалованный ребёнок, которым я, по сути, и являлся всю мою сознательную жизнь. Но с его утверждением можно было поспорить, ведь уже тогда я знал, что деньги пахнут и еще как. Маленькие — потом и грязью, а большие — кровью.

Я высыпал нужную сумму на стол, спрятал кошелёк и, подняв газету, положил под мышку левой руки. Негромко насвистывая и оглядываясь по сторонам, я дождался хозяина, который протянул мне небольшую коробку слегка подрагивавшими руками.

— Даже не пересчитаете? — ехидно поинтересовался я, кивнув на кучу золота.

— Поверьте, в этом нет необходимости. За годы работы я научился считать деньги, не прикасаясь к ним.

— Это просто удивительно, — весело сказал я и, пытаясь не уронить газету, посмотрел на часы. — Но, прошу меня простить, время не терпит.

— Может вас заинтересует еще что-то? — засуетился Горбин.

— Нет, спасибо, но, возможно, я воспользуюсь вашим предложением в другой раз, — сказал я, и слегка склонил голову.

— Тогда до новых встреч, — проскрипел продавец, но по его тону я понял, что на новую встречу со мной он не очень-то и рассчитывает.

Я вышел на свежий воздух и сплюнул на землю. Дьявол, от этого смрада можно было сбрендить! И как он только живет среди покрытых плесенью и другим дерьмом предметов?

Набросив капюшон, я направился дальше по улочке, тут же выбросив мешавшую мне газету в первую попавшуюся по дороге урну. Свернул за угол и, перевернув кольцо на пальце, трансгрессировал.

* * *

Люциус быстро спускался по ступенькам в подземелье, надеясь найти там Тёмного Лорда. Сейчас он больше всего хотел отплатить повелителю за его милосердие. Месяцы, проведённые в Азкабане, не слишком хорошо сказались на его внешности: мужчина был неимоверно истощавшим и бледным, но эльфийская медицина и лучшее вино быстро ставили его на ноги.

— Лорд там? — на ходу спросил Малфой.

Стоявший на страже Крэб пробубнил что-то невразумительно, и Люциус, приняв это за согласие, вошел внутрь.

В подвале было холодно и сыро, и именно здесь держали пленников, что служили сырьем для тренировок новоиспечённым приспешники Волдеморта. Сейчас Тёмный Лорд наблюдал за вспотевшим юношей, который без особого рвения практиковал своё «Crucio» на какой-то избитой, прикованной к стене женщине.

— Смелее, Маркус. Ты должен понимать, что человек сам решает, быть ему палачом или жертвой. Она ведь могла взяться за протянутую мной руку помощи, но, в отличие от тебя, не сделала этого. Эта женщина предала меня, и прояви я милосердие, отпустив её — она тут же рассказала бы о нас Министерству, — ласково нашептывал Волдеморт. — Тот, кто не с нами, тот против нас. Будь решителен с предателями, мальчик. Ты ведь не хочешь потерять моё доверие и оказаться на её месте?

Парень покачал головой и, глядя на молящую о пощаде женщину, произнес заклинание. Узница взвыла от боли, а Волдеморт захохотал.

— Мой Лорд, — опомнился Малфой и слегка склонился в поклоне.

— А, наш скользкий друг. Зачем пожаловал? — насмешливо спросил Волдеморт.

— У меня для вас новости, о Поттере, — слегка ухмыльнувшись, сказал Люциус.

— Что ж, порадуй меня, — велел он.

Малфой протянул повелителю письмо, которое держал в руке.

— Я готов исправить свою ошибку, мой господин, только прикажите, и я приведу вам мальчишку, — стелился Люциус, пока Волдеморт просматривал пергамент.

Лорд только хмыкнул и вышел в коридор. Малфой посеменил следом.

— Крэб, — позвал Тёмный Лорд.

— Да, повелитель, — отозвался мужчина.

— Тут такое дело, Люций говорит, что может поймать Поттера.

— Парень ведь пропал, — заявил Пожиратель.

— Я ему то же сказал, а он говорит, что парня видели, — улыбнулся Волдеморт.

— Где? — удивился Крэб.

— Раз письмо пришло от Горбина, то, полагаю, в «Горбин и Беркс».

— Это лавка в Лютном переулке?

— А ты хорошо осведомлен, мой друг. Да, это она.

— И сколько у него провожатых? — спросил мужчина, прикидывая шансы.

— Да вот, Люций говорит, что парень один.

Крэб нахмурился.

— А что же он там делал сам?

— Покупал маску Призрака. Ты знаешь что-нибудь об этом артефакте?

— Нет.

— И я не знал бы, если бы там не работал. Это весьма ценная вещь, о которой знают очень немногие. А ты, Люциус, что-то знаешь об этой маске?

— Знаю, — гордо ответил Малфой.

— Твой товарищ тоже хочет знать, не так ли, Крэб?

— Верно, — пробасил мужчина.

— Если надеть эту маску, её не сможет снять никто, пока этого не захочет владелец.

— А зачем Поттеру эта маска? — удивился страж.

— Да шут с ней, с маской, ты лучше подумай, сколько она будет стоить. Редкостный артефакт, о котором знает так мало людей.

— Много, — со знанием дела ответил Крэб.

— Верно, а зная Горбина могу поклясться, что это тысячи галлеонов.

— Не дурно, — согласился Пожиратель.

— А теперь, как ты думаешь: если его ищут, мог он взять такие деньги в банке?

— Нет.

— Так откуда у него такая сумма?

— Кто-то снял её со счета, — предположил мужчина.

— А кто его попечитель?

— Дамблдор.

— В яблочко, — ухмыльнулся Волдеморт. — Если деньги дал ему старик, значит, и стоит за этим кто?

— Он же.

— Правильно. А теперь подумай: не странно ли то, что Гарри Поттер, которого ищет вся магическая Британия, неожиданно появляется в лавке связанной со мной, покупает неимоверно дорогую вещь? Притом, всё это делает сам?

— Странно.

— Вот я и говорю, что это ловушка, а Люциус мне давайте поймаем Поттера. Можем ли мы рисковать человеческими ресурсами накануне войны?

— Нет.

— Но мне нужен Поттер.

— Да.

— Значит, что надо сделать?

— Отправить тех, кого не жалко.

— Отличная идея, — согласился Волдеморт. — И сколько же понадобиться таких людей?

— Дюжины хватит с избытком.

— Вот вы с Люцием и займетесь их подготовкой. Немедленно!

* * *

Я возник в ночной тишине на вершине бархана. Вдали вокруг меня звеньями возвышались черные клыки выжженных солнцем скал, образовывая своеобразной круг. Порывистый ветер нещадно хлестал по лицу, обжигая губы и бросая в глаза крупицы песка. Зажмурившись, я повернулся к нервному потоку спиной и попытался осмотреться. Звезды давали слишком мало света, чтобы найти то, что мне нужно в этом забытом богами месте. Коробка в руке мешала вытянуть карту, а спрятать её было некуда. Я присел на корточки и разорвал обёртку.

Дорогущий артефакт оказался обыкновенным куском черепа и напомнил мне маски Пожирателей, с одним лишь отличием: она была полностью покрыта черными завитушками. Я ухмыльнулся, нежно ведя пучками пальцев по холодной кости, пока не взялся за глазницы и носовую кость. Перевернул ее и прислонил к лицу.

На секунду по нему разлился приятный холод, но лишь на секунду. В следующий миг все мои лицевые мышцы пронзила невыносимая боль. Маска словно прирастала ко мне, разрывая плоть и впиваясь в свежее мясо своими невидимыми щупальцами. Я упал на колени и ночную тишину разорвал истошный крик. Я тщетно пытался сорвать её с себя, скребя ногтями по лицу, ощущая, как из неё появляются костяные паучьи лапы и обволакивают мою голову, смыкаясь где-то на затылке, впиваясь мне в горло, изжигая огнём. Повалившись на землю, я завыл и забился в конвульсиях, понимая, что издыхаю. Горбин предал меня. Он продал мне проклятый предмет и сейчас я умру. Из-за мальчишеской доверчивости. Вот он — ученик великого мага: совершил суицид посреди пустыни. Мне казалось, что вместо воздуха я вдыхаю огонь, что глаза лопнули, а во рту полно крови. Я чувствовал, как из меня начинают вытекать горькие слёзы безысходности и агонии.

Боль прекратилась так же неожиданно, как и началась. Я лежал на боку посреди моря песка, поджав колени, обхватив голову руками, и... дышал. Глотки воздуха, поступавшие в мои легкие, радовали изможденное тело до такой степени, что хотелось петь и плясать, если бы смог подняться.

Валяясь на земле и постепенно приходя в себя, я понимал, что теперь, когда маска получила дань, она полностью подвластна мне. Тёмная магия, замешанная на человеческих слезах. Какого черта? Почему я не догадался? Зачем вообще решил надеть эту мерзость? С такими мыслями я тяжело поднялся на колени и достал из кармана свиток пергамента. Подсвечивая палочкой, нашел на карте нужный грот и, посмотрев в небо, определил его расположение на местности.

Я встал и направился на восток. Пройдя несколько сот метров, увидел расщелину в скале. В предвкушении улыбнулся, глядя в бездну мрака перед собой. Я здесь один, и на сотни миль вокруг ни одной человеческой души. Это вызывало благоговейный трепет перед заданием и препятствиями, которые мне предстояло преодолеть. Но, как говориться, большому кораблю — большое плавание. Немного отойдя после агонии, я повеселел и беззаботно вошел внутрь пещеры. Здесь было намного прохладней и тянуло сыростью. На мгновение прикрыв веки в блаженстве, подсветил себе путь и направился вглубь по желобу, уходившему под землю.

Уже через минуту я начал поскальзываться, а на голову падали капли воды, с гулким звуком ударяясь по маске. Чем глубже я погружался в этот зев, тем чаще на черных стенах начала появляться мерзкая плесень, источавшая ужасный смрад. Еще несколько шагов, и я услышал шум воды. Во мне нарастал интерес, а сердце забилось немного чаще. Ход вильнул, и я оказался прямо перед аркой, которую перекрывала водяная заслонка, источавшая странное, леденящее душу свечение.

Я подошел ближе к зеркальному потоку, из которого на меня смотрело лицо демонического существа с черными холодными глазницами, где поселилась мертвая пустота. Я ухмыльнулся своему отражению, но маска осталась неизменной. Провел ладонью в дюйме от водяного занавеса арки, покрытой древними рунами и жуткими барельефами тянущихся ко мне рук. Вверху была надпись:

«Бездна — Чёрная сеть,

Где нити — змеи, хозяин — шакал,

А спасение — смерть».

Протестировав заслонку несколькими заклинаниями, я пожал плечами и, не найдя ничего опасного для жизни, вошел в арку. Мой ум вывернули наизнанку, а потом, как попало, обернули этот катагенез вспять. Когда-то моя опрометчивость и взрывной характер убьют меня, но больше всего рискует тот, кто не рискует, ведь, в моём случае, промедление смерти подобно.

Уже в который раз за сегодня я обнаружил себя стоящим на коленях. Посреди темноты. В голове бушевал бешенный вихрь, помутивший мой рассудок. Собравшись, я нащупал палочку и поднялся на ноги. Попытка зажечь свет оказалась тщетной. Магические формулы таинственным образом ускользали из памяти, как только я пытался их применить. Спрятал палочку и сосредоточился, не обращая внимания на раздражавший меня звук льющейся воды.

— Твою мать, — ругнулся я и от беспомощности с разворота засадил рукой по воздуху. Что-то противно зазвенело. — Еб твою мать! — взвыл я, почувствовав боль, пронзившую кулак.

Сжимая и разжимая занемевшую конечность, другой рукой я аккуратно потянулся в темноту и нащупал неудачно подвернувшийся мне предмет. Это была чаша на высокой каменной подставке. Я осторожно наклонил голову ближе и принюхался. Керосин. Обшарив подставку на наличие запала, мне пришлось стать на карачки и начать водить руками по земле в поисках хоть чего-нибудь отдалённо на него похожее. Найдя небольшой камень, я поднялся и подошел к стене рядом с чашей. Удар по стене наискось. Скрежет и ни одной искры. Еще один удар. Ничего. За третьим разом рука соскользнула, и я расцарапал себе запястье, снова взрываясь очередной лекцией о культуре сексуальных отношений. От моего злобного голоса, изменённого маской, казалось, задрожали стены, но тьму это, как ни крути, не рассеяло.

Я снова ползал по земле, перебирая в голове разные ругательства, пока, спустя десять минут, не нашел еще несколько камней. Вернувшись к чаше, я занялся настоящим колдовством: попытался высечь из влажных булыжников хоть одну искру. Я тратил слишком много времени, которого у меня не было. Яростно черкая камень об камень, крошил их, они соскальзывали и царапали мне пальцы. Но моя настырность таки увенчалась результатом. Сначала одна мелкая искра появилась и угасла, а потом еще несколько раскалённых песчинок отбилось от общей массы, и жидкость, наконец, вспыхнула. Победоносно выбросив ненужные камни, я осмотрелся. Занавес тёмной воды позади узкого коридора с чашей. На стене за ней в скобах стоял ряд железных факелов, а рядом висели и запалы.

Я посмотрел на рассечённые руки, на факелы и снова на руки. Не говоря ни слова и кипя от злобы, подошел к стене. Вырвал тяжелый пламенник вместе со скобой, поджег просмоленную паклю внутри тяжелого набалдашника и, проклиная про себя храм, богиню, её жрецов и архитекторов, рванул дальше.

Вскоре сырой коридор вильнул и стал шире, а по сторонам начали появляться старые проржавевшие двери. Насколько я помнил план подземелья — это были ходы к кельям давно умерших жрецов. Плесень исчезла, но, всё же, благовониями здесь и не пахло. Где-то рядом проходили прогнившие канализационные трубы, а вентиляция работала плохо. Вскоре на стенах начали появляться устрашающие барельефы с картинами всевозможных пыток. На став изучать достопримечательности катакомб, я продолжил путь. Скорее всего, это были олицетворения потустороннего мира, которым повелевала моя дорогая богиня. Спустя некоторое время в ноздри ударил смрадный запах, от которого меня едва не стошнило. Прикрыв щели маски рукавом, чтобы хоть как-то избавиться от жуткого запаха, завернул за угол и нашел его источник. Я оказался в окружении кусков засохшей, изгнившей и полуобглоданной человеческой плоти, нанизанной на штыри и ржавые крюки, сочленявшиеся нитями огромных цепей покрытых давно застывшей кровью. Сотни человеческих тел, на протяжении столетий приносившихся в жертву, вызывали у меня чувство мерзкого отвращения.

Прибавив шагу, я, уже спустя минуту, оказался у огромной двери. Резко дернул за кольцо и со скрипом открыл тяжелую заслонку.

Я стоял внутри небольшого круглого зала, из стен которого торчали маленькие острые шипы, на которых покоилось несколько искромсанных скелетов. Напротив меня была еще одна дверь, но от неё меня отделял...

— Неужели новый гость? — послышался приятный женский голос. — Пришел поклониться моей богине?

— Есть возражения? — дерзко пророкотала маска.

— М... — проворковала она. — Такой молоденький. Такой сладенький.

— Не подавишься?

Тихий мелодичный смех.

— А знаешь ли ты, мой милый, что для встречи с богиней тебе понадобится подношение?

— Твоя голова её устроит? — вглядываясь в темноту, спросил я.

— Голова жреца не удовлетворит её, — сладко сказал голос.

— Альтернативные предложения?

Из тени показалась прекрасная голова юной девушки, а вслед на ней и хищное тело существа.

— Ты ответишь на мою загадку.

И тут я взорвался хохотом. Холодным и безжалостным. Именно таким голосом смеялась маска.

— Сфинкс? — весело спросил я.

— Что смешного? — насторожилась она.

— Скажи, а что ты тут жрешь?

Моё оскорбление не произвело никакого впечатления, наоборот, существо хищно осклабилось, и в глазах появился алчный блеск.

— Дохлятину? — предположил я. — Или сушки?

— Нет, таких, как ты? — промурлыкала она.

Я перестал смеяться. Взялся за маску, и легко снял костяшку с лица, взвесил их с железным факелом. Затем сделал шаг вперёд и сказал:

— Загадывай.

Я потупил взгляд, слушая её мелодичный голосок, но думал о другом. Каковы человеческие шансы справиться со львом без помощи магии? Мизерные. А шансы справиться со сфинксом приравнивались к нулю. Но с другой стороны...

Глухой удар пришелся по человеческому лицу и разбил черепную коробку. Брызнула кровь, и тело существа тихо свалилось на пол.

Но с другой стороны, каковы шансы человеческой головы выдержать неожиданный удар тяжелой железяки? Ничтожные. А шансы выдержать удар этой самой железякой от натренированного человека и вовсе нулевые.

Если она и ждала подвоха — это ничего не меняло. Я приковал её взгляд открывшимся лицом и опустил свои лживые глаза, чтобы они меня не выдали. Девушка-сфинкс увлеклась рассказом и думала о том, что говорит, когда я резко замахнулся для удара.

Железный факел разбил ей голову, опалил серебристые волосы, изуродовал красивое лицо. Но мне было не жаль её.

— На полу валяется, кровью заливается... на «С» начинается, — ухмыльнулся я, глядя, как красное пятно подле её головы становится всё больше. — Правильно — сфинкс, тварь, — сказал я, пнув львиную тушу ногой.

Я вошел в жертвенник храма, по-прежнему не решившись надеть маску. Здесь, в отличие от всего помещения, было отчасти светлее. Источником странного свечения стала огромная красная сфера по другую сторону зала. Недолго думая, я направился прямо туда, к алтарю, где должен был покоиться нужный мне артефакт. Тихо ступая по истлевшей дорожке, посреди каменных колон, я не мог лишиться ощущения, что чего-то не понимаю.

Вокруг меня стояло не меньше двух сотен мумифицированных жрецов, ровными рядами выстроившихся по обе стороны от прохода. Я остановился и прищурился, оглядев особо мерзкий труп в прохудившейся сутане. Заглянул в его пустые глазницы... Плотная тишина, казалось, тяжелее за воздух, она угнетала и буравила виски напряженностью.

Я замахнулся и набалдашником факела снёс мумии голову, державшуюся на хлипких засохших связках. Она отлетела в сторону и скрылась в темноте, разбившись где-то там с характерным звуком, словно на каменный пол уронили старую глиняную вазу. От звука разлетевшихся черепков стало спокойней: по крайней мере, я выяснил, что меня окружают всего лишь безвредные останки.

Я медленно приближался к красному пульсирующему шару, а мои ноги с каждым шагом наливались свинцом: с тихим визгом по сфере метались человеческие силуэты и бились о её стенки. Она держалась на двух световых канатах, которые спускались и оплетали алтарь. За ним стояла, словно живая, статуя богини Хель. Лицо и тело — живой женщины, а бедра и ноги — как у трупа, покрыты пятнами и разлагаются.

Чем ближе я подходил к жертвеннику, тем отчетливей мне виделся клинок моей любимой богини, за которым я и пришел. Но артефакт был охвачен оболочкой света, созданной заключенными в круг канатами. Это были мощные чары, которые сдерживали не только души жрецов, но и мою собственную магию.

Снять защиту, значило нажить себе пару сотен врагов в виде оживших мертвецов. Не снять её и взяться за артефакт — пополнить коллекцию душ сферы. Отступить — проиграть. Любой из вариантов казался мне неуместным, словно балерина на скотобойне, но больше всего я склонялся к первому.

Положив факел и маску на край алтаря, я всем телом налёг на заслонку, пережимавшую канат. Сложный механизм тихо заскрежетал, и камень начал опускаться, перекрывая алый поток. Медленно, с характерным звуком, в такт биению сердца, пока световой канат не истончал и не лопнул. Сфера над головой взорвалась ярко-красным отсветом, послышался пронзительный визг освободившихся душ.

— А вот и Поттер! — раздался незнакомый голос с той стороны зала.

Я обернулся и увидел десяток фигур в черном, державших в руках факелы. Сердце билось словно бешенное, но не из-за появления Пожирателей, а из-за того, что путь к отступлению теперь перекрыт. От беспечности не осталось и следа.

Я отчаянно перебирал в голове идеи, видя мельтешение леденящего душу зарева и слыша злобный визг. Затем кто-то из Пожирателей издал истошный вопль, сродни рыданий обесчещенной девчонки. Ребята поняли, что пожаловали на праздник к Гадесу.

— Примите свою смерть достойно, — драматично выкрикнул я, выбросив руки в их сторону.

В тот же миг сотни разъяренных душ заметались по залу, ударяя и вселяясь в мертвые тела жрецов. Они вспыхивали красным и начинали хрустеть давно засохшими шейными позвоночниками, обращая головы в поисках кого бы схарчить.

Не знаю, удалось ли мне как следует напугать Пожирателей, но в тот миг я почувствовал острое сожаление, что не опорожнился в коридорах немного раньше. А когда за спиной послышался вкрадчивый шипящий голос, я понял, что без зазрений совести готов сделать это прямо сейчас.

— Это ты освободил мою паству, мальчик?

Меня передёрнуло, когда я понял, что за спиной стоит ожившая Хель. Спустя секунду, я заставил себя повернуться к алтарю и встретиться с её ужасающим взглядом.

— Да, — надтреснутым голосом сказал я, хватаясь за изысканный меч с красным матовым лезвием.

Слыша отчаянные выкрики заклинаний позади, я замахнулся для удара.

Воплощение богини молниеносно наклонилось через алтарь и перехватило моё запястье, сжав его с нечеловеческой силой. В отчаянии я ударил кулаком другой руки ей в лицо, но женщина только ухмыльнулась и сжала мою руку сильнее. Я сцепил зубы от боли.

Посреди этого хаоса она с любопытством смотрела на меня, а её губы рокотали:

— Я — Хель, как смел ты?.. — спросила она, сжав мне горло второй рукой. В глазах потемнело.

Свободная левая рука царапала алтарь, ломая ногти, пыталась дотянуться...

— А я — Гарри Поттер, — прохрипел я, приложив к её лицу поднятую маску. — Приятно было познакомиться, тварь, — бросил я взвизгнувшему от боли и выпустившему меня воплощению.

Я поднялся с пола, опираясь на меч, наблюдая, как неспособная выдавить из себя ни слезы богиня корчилась на земле, а с другой стороны ко мне уже поспевала толпа разъяренных зомби.

Ухмыльнувшись, я достал из кармана палочку, из которой тут же сорвалось непростительное. Разрезав темноту, оно пролетело над головами зомби. За ним тут же последовал огненный шар, устремившийся в противоположный конец зала. Он разнёс двери и поджег нескольких инферналов.

— Вперёд, — вызывающе выкрикнул я, а из палочки вырвалась волна огня и испепелила нескольких мертвецов.

За спиной послышался рык, и я, перехватив эфес без гарды поудобней, развернулся к наступавшим со всех сторон противникам.

Волны огня начали срываться с моей палочки практически беспрерывно, сжигая адским пламенем инфернала за инферналом, но их было слишком много. Тех, кому удалось подобраться слишком близко я рубил мечом, остальных поливал огнём.

Я отходил всё ближе к алтарю, когда на меня набросились со спины. Костяные руки охватили меня за плечи, а поддерживаемое магией тело без труда прокусило мантию и вцепилось зубами в самое основание шеи. Взвыв от боли, я резко откинул голову назад и ударил стерторозного зомби. Когда хватка ослабла, ткнул через плечо палочкой и, попав ему в глазницу, взорвал пустой череп.

Они окружили меня.

— Ну же, мрази, — засмеялся я, чувствуя пронзительную боль в шее, и запрыгнул на алтарь.

Ударив ногой факел, послал его в наступавших на меня живых мертвецов.

Очередная волна пламени обрушилась на тянущиеся ко мне из тьмы конечности. Я подпрыгивал и рубил пытавшиеся ухватить меня костяные руки и снова поливал их огнём. Слышал захлёбывающийся хрип богини, по которой топтались её же слуги.

Меня схватили за ногу и, разодрав голень, едва не свалили вниз. Слёзы боли брызнули из глаз, но в противопоставление самому себе я злобно захохотал и еще яростней пытался защититься. Тщетно. Их слишком много. Мне нужно было разорвать дистанцию.

Я лишил себя защиты и спрятал палочку и меч в пространство. А они продолжали тянуть ко мне свои кривые руки, рычали голодными ртами. Жадно пытались ухватиться. Я чувствовал, что тело покрывается шерстью, что приходится выворачиваться из их рук и танцевать, словно на адской сковородке.

Когда руки стали лапами, мне снова уцепились в ногу и попытались стащить на землю. Я резко развернул свою белую морду и вгрызся зубами в сухие кости противника, которые лопнули с мерзким хрустом. Мощные задние лапы оттолкнулись от холодного камня, и я взмыл над их головами, но меня ухватили за хвост. Я зарычал и упал в толпу, не допрыгнув до свободы всего несколько метров. Тело боком грохнулось об каменный пол, и меня в очередной раз пронзила боль. Я забил по полу лапами. Они падали на колени, тянулись ко мне, обрывали шерсть. Я вспрыгнул на четвереньки. Один из мертвецов уцепился мне в шею, пытаясь выдрать глотку. Вырвавшись, я бросился прямо на него. Передние лапы ударили в грудь, пока зубы тянулись к горлу. Сбив жреца с ног, я расчистил себе путь. С трудом перекусив скелету позвоночник, припустил между ног ничего не понимающих мертвецов, чувствуя на своей шкуре его... леденящее дыхание смерти из помойной ямы вечности.

Летя пулей, я иногда хватал кого-то за ногу, стремясь в уходивший во тьму просвет между их сбившимися телами. Еще секунда и... Один из инферналов прыгнул на меня и повалил на землю. Когти проскрипели по его костям, но это ничего не дало. Я начал вырываться и изворачиваться. Пасть лязгнула как закрывшийся капкан, и мёртвая голова покатилась по холодному полу. Затем еще несколько жрецов привалили меня и обезглавленное туловище к полу. Жадные руки скреблись по шкуре, оставляя царапины, рвали горло. Я заскулил, и начал агонически бросаться на оживленную падаль. Едва выбравшись из голодной своры, мне удалось вырваться в другую часть зала и принять человеческий облик.

Я снова смеюсь едва стоя на ногах у разгромленного прохода в зал со сфинксом. Достаю из воздуха палочку.

Заклинание... еще одно... и еще...

Зал снова наполнил огонь. Они обращаются в золу. Идут ко мне и их останки валятся на черный камень, все еще дымясь. Я захохотал, ощутив, что слабею. Их осталась, наверное, половина, но мне с ними не справиться.

Я решил сбежать, но проём был закрыт. Взрыв, еще один. Двери дрожат, но не поддаются. Их держат магией с той стороны. Очередные мощные заклинания, оставляют на ней мелкие трещины. Слышу испуганные голоса за дверью, и они заставляют хохотать.

Оживленные жрецы в который раз подобрались слишком близко. Я снова бросился прочь. В волчьем облике обогнул их со стороны, возвратился к алтарю. Отрубил похныкивавшую голову богини и сорвал с неё маску. Достал палочку, и вновь начал прорываться к выходу, осторожно шагая под стеной.

Но, увидев оживление, перешел на прихрамывающий бег, отстреливаясь от голодных мразей огненными заклинаниями. Я опять-таки разорвал дистанцию. Теперь у меня есть секунд тридцать, чтобы открыть проход.

Паля в двери заклинаниями, я ощущал слабость, изнуренность, страх. И поэтому смеялся... хохотал в лицо смерти. Зомби снова подобрались вплотную, я слышал их приближающиеся шаркающие шаги. Но был сосредоточен на двери, которая с каждым новым заклинанием всё больше покрывалась трещинами.

Последнее заклинание пробило брешь, но она оказалась слишком мала для меня. Нужно было прыгнуть туда в облике волка. Я выстрелил в дыру очередью заклинаний, и как только развернулся — на меня тут же бросился разъяренный зомби. Поднырнул ему под руку, сделал подножку. Другого, заграждавшего путь мертвеца, ударил ногой в живот. Это отбросило его назад, и он повалил еще нескольких сотоварищей, словно костяшки домино.

Шаг — спрятал палочку в воздух, тело покрылось шерстью. Второй — взял маску в зубы, руки превратились в лапы. Меня схватили за мантию, резкий рывок, прыжок, звук рвущейся ткани, я влетел в брешь, где меня уже поджидали Пожиратели.

Превратившись в человека, выронил маску изо рта, поймав её левой рукой, когда пальцы правой уже сжимали палочку. Я был готов к бою, за спиной ко мне по-прежнему тянулись руки зомби. Двое бездыханных Пожирателей лежали навзничь, остальные казались настолько напуганными, что едва не плакали.

Моё покрытое глубокими царапинами лицо искривилось в презрительной усмешке: Волдеморт послал молодняк. Губы чуть заметно шевельнулись, и я злобно прошипел:

— Бегите.

Им не нужно было повторять дважды. Словно тараканы, они бросились прочь из храма. Я тяжело вздохнул и опустился на одно колено. Дрожащими руками прислонил к лицу маску, но в этот раз она бережно покрыла моё лицо. Сорвал лохмотья некогда белой мантии, и снял практически целую с мертвеца. Тяжело поднялся на ноги и сказал:

— Кто не спрятался, я не виноват.

Я гнал их к выходу, словно крыс по лабиринту, но когда заверну за угол — случилось непредвиденное: малиновый луч ударил мне в лицо и сознание начало ускользать. Слишком слабый, чтобы среагировать, я попался.

Руки, крепче, чем горные корни, впивались мне в локти и тащили вперёд по тёмному холодному коридору. Отвратно скрипнула тяжелая дверь, и глаза резанул яркий свет. Меня втащили в зал суда.

Неодобрительный гул сотни лживых ртов пронёсся по помещению, пока дементоры с безразличием вечности вели закованного в кандалы меня к креслу приговоренного. Развращенная властью толпа с нескрываемым интересом смотрела, как стражи усадили изможденного смертника на жесткий стул. Цепи лязгнули и приковали мои запястья к подлокотникам.

Азкабанские церберы безропотно уплыли из зала, оставив заключенного на попечение людям. Двое авроров с палочками наизготовку заняли свои места по правую и левую руку от меня.

Вот он. Ужас всех волшебников, которые трепетали перед человеком, чьё лицо было скрыто маской. Мной. Я чувствовал их неподдельный страх, витающий по залу, вдыхал его в себя. Сладкий запах ужаса исходил от молодого мага справа от кресла. Стажер, не умеющий контролировать собственные эмоции. Мне не нужно было даже смотреть ему в глаза, чтобы знать: он боится.

Фадж с безжалостностью педофила буравил взглядом мою костяную маску. Их ключик к логову Пожирателей оказался фальшивкой. Даже с помощью пыток они не добились ни слова. На меня не подействовал ни один из тех методов, которые они столетиями оттачивали в холодных подземельях и тайных отделах Министерства. Но, признаться, они знали толк в истязаниях, так что несколько дней, проведённых в темницах Азкабана, показались мне отпуском на милом островке посреди моря. Увидев в этом тонкую иронию, я едва слышно хмыкнул, но одному из моих надзирателей даже посреди гула это показалось выстрелом. Парень молниеносно повернул голову ко мне, но я не обратил на это внимания.

— В последний раз предлагаю вам облегчить свою участь, — прогремел усиленный заклинанием голос Министра, стоявшего за кафедрой напротив.

Я слегка повернул голову к нему, от чего мужчину, кажется, передернуло, и, делая вид, что не понимаю его намёков на раскаяние, позволил ему насладиться взглядом в мои черные глазницы. Я бы не сказал ему ни слова, даже если бы мог говорить.

— Нет? — беспомощно переспросил он.

Заметив моё безразличие, Министр махнул рукой заместителю, чтобы тот зачитал приговор.

— Осужденный обвиняется в Пожирательстве, — полился безжалостный голос Перси Уизли, — использовании Непростительных Заклинаний, многочисленных убийствах и пытках магов и магглов. — Каждое слово, как гвоздь в крышку гроба. — За эти преступления, осознанные и тяжкие, заключенный приговаривается к поцелую дементора. Приговор привести в исполнение немедленно!

— Последнее слово, узник?! — отчаянно выкрикнул Фадж.

Сбоку послышался нервный смешок.

Я медленно поднял и повернул голову в сторону стража справа. Он был там, когда авроры пытали меня. Парень нервно посмотрел на меня и рефлекторно сглотнул. Меня ведь отправили в Азкабан не по доброте душевной, а из-за того, что все решили, что я нем, и этот сосунок знал это.

Ему казалось забавным то, что я не мог сказать ни слова, но если бы он знал, что происходит на самом деле… если бы он только знал…

Я смотрел ему в глаза и читал мысли, так что, когда за спиной резко распахнулась дверь и весь зал повернул голову к вошедшему, я даже не шелохнулся.

«Почему он так безразличен? Почему все смотрят на вход, а он на меня? Возможно, он знал, что кто-то войдет? Ведь уж больно спокойно он принял смертный приговор», — вонючие мысли аврора были словно написаны на его гладком, без единой морщинки, лбу.

— У него его нет, но есть у меня, — послышался у меня за спиной спокойный, как всегда, голос, который я узнал бы из тысячи.

Я слегка улыбнулся, вспомнив, как в прошлом году Дамблдор вошел сюда в длинной тёмно-синей мантии с совершенно бесстрастным выражением лица, как его длинная серебряная борода и волосы блестели в свете факелов.

Недоумение расползлось на лице аврора, будто младенческий рисунок говна на пелёнках, когда старик начал говорить:

— Вы собираетесь казнить Гарри Поттера, недоумки! — властным голосом сказал он, с тихим шелестом бросив газету в лицо Фаджа.

Зал ахнул, а Министр только и выдавил:

— Что… что вы несёте, Альбус?

Толпа застыла. Мертвая тишина. Стоп!

Так откуда же здесь Дамблдор? Откуда он знает, что заключенный — именно я? Почему меня засудили за Пожирательство? Откуда в храме богини Хель взялись Пожиратели и авроры? Почему я позволил им поймать себя? Как говорил мне мой наставник: «Если вы чего-то не понимаете, значит, вас дурачат». И я одурачил всех.

Началось это с первой же секунды, когда я покинул штаб братства и получил задание от учителя. Для начала мне нужно было навестить дом на Тисовой Улице и забрать свои вещи.

То, что за жилищем следят, было ясно, как «амбре» из чистилища. Так что я воспользовался чарами «Хамелеона» и следил за каждым своим шагом, чтобы меня не обнаружили. Дурслей дома не оказалось, и меня посетило странное чувство, что их доставили в штаб Ордена, чтобы вежливо спросить, где они меня просрали.

В моей комнате царил бардак, как и в тот день, когда я ушел. Все осталось нетронутым, даже закрытая в клетке сова, которая давно издохла и истлела, а вокруг её тюрьмы, на столе, расползлось отчетливое пятно гниения. Я разразился злобной тирадой матов, очистил клетку от разных нечистот и решил забрать сову с собой, чтобы похоронить. Но об этом позже. Выбросив из чемодана всё, кроме метлы, мантии-невидимки и карты мародёров, я поджег напоминавшую мне о прошлом комнату, а затем тихо свалил.

Для своих нужд я снял маггловский домик неподалеку от Дырявого Котла и позволил себе несколько дней на расслабление, которого у меня, как казалось, не было уже вечность. Я купил немного дорогих маггловских шмоток, удовлетворявших мой изощренный вкус, которому никогда не давали себя проявить. Отъелся изысканной едой в самых дорогих ресторанах Лондона, естественно, проследив за тем, чтобы меня никто не узнал, а затем принялся обдумывать план.

Спустя три дня я заглянул на почту и оправил каллиграфическое письмо примерно следующего содержания:

«Здравствуй, милая Рита!

К моему большому сожалению, мы не сможем встретиться лично, но мне хотелось бы предложить тебе новую сенсацию. Сомневаюсь, что её опубликуют в «Пророке», так что тебе придется искать альтернативные издательства.

И не подумай, что это просьба, моя дорогая. Ты ведь помнишь о своей маленькой тайне. Мы же не хотим, чтобы о ней узнала общественность? У тебя есть три дня, чтобы рассказать миру, что небезызвестный Гарри Поттер сел в Азкабан.

За выполнение работы тебя будет ждать маленький подарок. Полагаю, метла поможет тебе не нарушать закон.

С любовью, Аноним»

Я догадывался, как женщина отреагирует на посылку, поэтому, ко всему, надушил пергамент добротными маггловскими духами, чтобы проклятья ведьмы в мой адрес были обоснованы.

Спустя три дня я появился на Косой аллее и, просмотрев несколько газет, нашел необходимую заметку и кое-что ещё. Естественно, Рита выбрала самую бредовую малотиражку, которую только можно было найти. Бесплатные статьи в «Придире» имели свой спрос, к тому же, какая еще редакция приняла бы столь несусветный бред? Но, с другой стороны, это сыграло мне на руку: какой уважающий себя чиновник будет читать газету, где пишут о морщерогих кизляках? Кроме того, в передовице «Пророка» я прочел, что шесть Пожирателей сбежали из Азкабана. Ухмыльнувшись, я купил сборник министерской бредятины и несколько экземпляров «Придиры», которые разослал членам Ордена.

Положив газету под мышку, я направился в Лютный переулок. И не просто так снял капюшон; уронил газету, позволив Горбину увидеть цель, нет, показал, кому можно сообщить. Я видел Малфоев в этой лавке, и то, как хозяин стелился перед ними, о многом говорило. Решение продавца было очевидным: когда я купил маску, на коробке уже были чары слежения.

Пожиратели в храме богини были мне обеспечены, но там я едва не оплошал. Эта клоака мира едва не стоила мне жизни, я осознал это, как только взял в руки клинок Хель. Так откуда всё-таки там взялись авроры? Вспоминая кубок мира по квиддичу, когда министерские псы появились, как только из моей палочки в небо выстрелила Черная метка, и лекции лже-Грюма, который доподлинно описал заклинания, за которые получают билеты в Азкабан, я снял с палочки защиту и использовал Непростительное.

Затем авроры оглушили меня на выходе из катакомбы. Я не знал, сколько придется их ждать, и надеялся еще немного поиграть с Пожирателями. Тут-то я и оплошал, не успев выпить зелье безмолвия, чтобы молчать на суде. Меня легко приняли за Пожирателя: белая маска, черная роба, что я взял на замену подранной белой мантии, что еще было нужно?

К сожалению, очнувшись, я понял, что оказался не в Азкабане, а в подвале, полном тех чудных пыточных предметов, которые я видел в магазине Горбина.

Фантазия авроров оказалась поистине непостижимой, и уже спустя час все выжившие Пожиратели тыкали в меня пальцами, что-то болезненно хрипя. А я только смеялся своим изменённым голосом, когда меня пытали, били и снова пытали. Порывались сорвать маску и едва не отпилили мне голову странной хреновиной, похожей на лобзик.

Я терял сознание, приходил в себя от обливаний ледяной водой, терпел адские истязания, но из моих губ не сорвалось ничего, кроме криков. В какой-то момент мне даже показалось, что я сломаюсь. Начав проклинать тупорылого директора, я продолжал стенать и хрипеть.

А потом они решили, что это бесполезно, и отправили меня в Азкабан, где я провалялся на соломенной подстилке практически всё время до тех пор, пока меня не доставили в зал суда.

— Вы посмотрите, — воззвал к залу Альбус, — у него ведь даже нет метки! — с этими словами он разорвал рукав надетой на меня драни.

Аудитория застыла в исступлении.

Да, знака Волдеморта там действительно не было, зато была другая татуировка — в виде змеи, дважды обвившей предплечье. Её голова лежала на запястье, а хвост — на изгибе локтя.

— Вашу ж мать! — выкрикнул кто-то в зале.

«Мда, — пронеслось у меня в голове, — ни убавить, ни прибавить».

— А вторая рука! — потребовал Фадж.

Директор разорвал и другой рукав, под которым оказался рисунок такой же змеи.

Я слегка ухмыльнулся, подумав, что эта отрыжка тролля потребует раздеть меня догола, чтобы поискать метку прямо у меня между ягодицами.

— Вы не смогли снять маску лишь потому, что это была маска Призрака, — заявил директор.

— Чушь! — остервенело заявил Корнелиус, понимая, чем это аукнется, если я действительно окажусь тем, кем являюсь на самом деле.

В толпе появилось оживление.

«Браво, Дамблдор, — мысленно зааплодировал я. — Ты наконец-то вынул голову из задницы».

— Тогда давайте попросим заключенного снять её, — предложил Альбус.

— Позволить ему? — Министр состроил гримасу насмешки, но насмешкой тут и не пахло. — Дамблдор, ты в своём уме? Предлагаешь расковать заключенного?

— Сегодня вы чрезвычайно проницательны, — невозмутимо заметил старик. — Только чего же нам бояться? Зал полон дементоров и авроров, разве они не справятся с заключенным, окажись я не прав?

Фадж побагровел, а директор только сдержанно ухмыльнулся.

— Или вы боитесь признать, что засудили невиновного, Министр?

— Я?.. Чушь! — гневно отрезал Корнелиус под заинтересованный гам толпы.

— Тогда чего же мы ждём? — хмыкнул старик.

Мужчина в котелке злобно махнул рукой, веля расковать меня.

Один из авроров хлестнул палочкой, и цепи опали.

Секунды тянулись часами, пока я несколько раз сжал и разжал слабую кисть, покрытую заскорузлой кровью, а затем медленно поднял руку к лицу, пока все они с предвкушением смотрели на меня, ожидая развязки. Кончики пальцев коснулись белой кости и ласково потянули. Паучьи лапы, сросшиеся на затылке, будто привой с веткой, разошлись и втянулись. Я медленно опустил маску и поднял лицо — бледное и чистое, без следов ударов и намеков на шрам.

В тот миг зал вспыхнул, словно пламя. Люди вскочили на ноги и начали осатанело кричать на Фаджа, Дамблдора и друг на друга. Услышать, что сегодня казнят избранного — это одно, но стать очевидцем такого события — совсем другое. Кто-то доказывал, что я — подменыш, кто-то — что это очередная попытка Дамблдора занять правительственное кресло, остальные костили Фаджа самой изобретательной руганью, и только старик сохранял спокойствие, мерцая глазами.

Земля ушла из под ног Корнелиуса, когда он понял, что попал как кур в ощип. Он спал с лица и устало опустил глаза. Это был крах. В голове было пусто, как у овоща, и хотелось просто сбежать. Время текло сквозь него, как и крики толпы. Маг поднял руки и коснулся висков указательными пальцами. Глубоко вдохнул и громогласно потребовал:

— Тишина!

Зал застыл.

— У нас здесь суд, а не балаган! Мы собрались, чтобы определить вину осужденного и выяснить правду, а не грызться, как свора собак.

Дамблдор ухмыльнулся.

— Кем бы ни был виновный, он по-прежнему остается виновным, и имя не станет ему оправданием. Будь он самим Мерлином, — наконец добавил Министр.

«Молодец, жирдяй, — подумал я, — не зря ты протирал штаны в своём возлюбленном кресле так долго».

— Вы, несомненно, правы, Корнелиус, — согласился Дамблдор. — Но неужели вы полагаете, что Гарри действительно может быть Пожирателем?..

— Достаточно обвинений, — оборвал Фадж. — Я признаю свою ошибку. Но, тем не менее, его взяли вместе с последователями… — мужчина вдохнул поглубже: — Волдеморта. Парень был в черном балахоне и белой маске.

— Министр прав, — поддержала его мадам Боунз. — Возможно, и случилось недоразумение, но в это смутное время не приходится расспрашивать виновных. Они должны сами доказать свою непричастность.

— Вот именно, — поддакнул Корнелиус. — Все улики против парня.

— И всё же, пускай Гарри сам расскажет нам о случившемся, — усмехнулся Альбус.

Фадж тоже позволил себе улыбнуться, уж больно много совпадений.

— Принесите Веритасерум, — потребовал он. — Проведём допрос.

Дамблдор растерянно посмотрел на меня, и я увидел в его глазах сомнение.

Пытавшие меня авроры тихо зашелестели в зале. Заговори я, и они лишатся не только должностей. Но это совсем не волновало Фаджа: мужчина жаждал удержаться за своё место, а на всех остальных ему было плевать.

Помощник судьи влил мне в губы несколько капель сыворотки правды, и я вздрогнул.

— Как вас зовут? — слащаво протянул Корнелиус.

Толпа снова застыла в исступлении, сдерживая своё дыхание, точно дети, разыскивающие буку под кроватью.

— Отвечайте! — велел Министр.

Так почему же я молчу? Зелье должно было развязать мне язык почище пытки. Почему, добыв меч, я просто не сбежал, активировав кольцо, ведь после разрыва световых канатов магика храма была полностью разрушена? Зачем отправился в тюрьму?

Да потому что меч богини — всего лишь ключ. А ключи отпирают двери. Моя «дверь» находилась в Азкабане. Как попасть туда, если тюрьма открыта только для узников? Верно, стать одним из них.

Я понял, что иду по тончайшему льду, когда мой план с заключением начал рушиться. Я не успел выпить зелье немоты, а министерские ищейки превратили моё тело в комок боли. Я валялся на холодном полу камеры и самоотверженно пытался найти решение своих проблем. Все мои артефакты отобрали, не содрав только лишь маску и не найдя меч, спрятанный магией.

Но решение всегда приходит оттуда, откуда ты меньше всего ждёшь. Вечером того же дня я забился в холодный угол камеры и, закрыв глаза, обреченно напевал любимый мотивчик.

«Закрой пасть, недоносок!» — послышалось из соседней камеры.

Нервно хихикнув, я еще крепче сжал цель своего визита, да так, что костяшки побелели. В тот же миг послышался слабый стук. Очередной безумный смешок.

«Это кто-то, — подумал я, — хочет в гости заглянуть, просто в гости кто-нибудь!»

Стук повторился настырней.

— Леди или сэр, простите, что молчал я до того, — тихо пробормотал я, понимая, что схожу с ума. — Дело в том, что задремал я, и не сразу расслыхал я, слабый стук не разобрал я, стук у входа моего.

Послышался шорох, и что-то с лязгом спрыгнуло на камни. Я, наконец, открыл глаза и не поверил им. На полу, из того места, где его освещало скупое сияние луны, бившее в окошко, на меня смотрело чучело совы.

Связь между некромантом и его творением непреложна. Мысли в моей голове, направленные на призыв о помощи, и заставили Буклю прилететь ко мне. Мой первый шаг по стопам наставника, который я совершил в своем временном прибежище, прошел на славу.

Спустя полчаса я отправил Райнхарту посылку и лоскуток своей тюремной робы, на которой кровью было написано всего два слова.

На следующий день сова вернулась со свёртком, в котором кроме пузырька с зельем безмолвия было еще кое-что.

«Ты идешь очень рискованной тропой, мой ученик. Но я больше не вправе оспаривать твои методы. Задание выполнено, и средства не имеют значения. Мой нейтралитет останется незыблемым. В знак моего поощрения прими этот скромный подарок, если что-то пойдёт не так, они помогут тебе, ведь только ты владеешь серпентарго.

Да хранит тебя вечность»

Дочитав письмо, я достал из посылки два изваяния «Pseudechis porphyriacus» и улыбнулся. Так у меня на предплечьях появились татуировки, а сам я потерял речь.

Я сидел на стуле заключенного, неспособный вымолвить ни слова, пока все они сверлили меня заинтригованными взглядами.

— Почему он молчит? — послышался неуверенный возглас.

Я неспешно перевёл взгляд на Дамблдора и воспользовался легилименцией:

«Скажите им, профессор».

— Неужели вы не понимаете, Министр? — вздохнул старик. — Парень нем.

— Это всё фарс! — снова вскипел Фадж. — Откуда вы знаете об этом?

— Профессор Снэйп обучил Гарри оклюменции и легилименции, — устало пояснил Дамблдор.

— Тогда это всё объясняет, — вернув лицу спокойное выражение, сказала мадам Боунз. — Принесите сосуд.

— Вы хотите допросить его с помощью церебрума? Но это… это… — подбирал нужное выражение Фадж. — Поттер — лицемер. Вы помните, что он придумал в прошлом году? Сейчас он скажет, что к Пожирателям его переместил портключ, а маска свалилась на голову, когда он поднял лицо, чтобы посмотреть на потолок!

— Успокойтесь, господин Министр, — встрял Дамблдор. — У вас есть альтернативные предложения?

— Нет, но… — у Корнелиуса было такое выражение, словно его драгоценный котелок изваляли в дерьме. — Вы со своим избранным всех нас дурачите, — вкрадчиво закончил он.

Фадж понимал, что постепенно сдает позиции. С появлением Дамблдора вся эта искусная кампания по его смещению приобретала все новые детали. У мужчины засосало под ложечкой: старое знакомое чувство, напоминавшее о себе, когда вокруг лгали. Но криком делу не поможешь. Придется пойти на поводу и очень внимательно выслушать Поттера. Где-нибудь он должен был проколоться.

Я смотрел на Министра, зная, что его так называемое «раздражение» было ни чем иным, как инстинктом самосохранения. Сейчас все его мысли направлены на давнюю борьбу с директором за власть. Этот обрюзгший бюрократ считает меня всего лишь марионеткой, и это самая большая ошибка на этом скотском празднике.

Тем временем двое служащих внесли большой сосуд, который напоминал мне огромный аквариум, наполненный болотной водой. Внутри этой зелёной жижи что-то извивалось и булькало. Всмотревшись повнимательней, я узнал в этом «чём-то» мозг, который не так давно видел в зале отдела тайн, и меня передёрнуло.

— Заключенный, дотроньтесь до сосуда! — приказала мадам Боунз.

Я брезгливо прикоснулся к аквариуму, и в мои руки впились невидимые ледяные когти.

— Ваше имя? — повторился вопрос.

«Сифатичные маньяки» — ругнулся я, совершенно не понимая как этим пользоваться, но ощущая, как сквозь невидимую связь мозг в сосуде пытается пробить мой ментальный блок.

«Гарри Джеймс Поттер» — мысленно сказал я мозгу, который тут же попытался скользнуть своими щупальцами в брешь, откуда высвободилась фраза.

Жижа вскипела, и из неё прозвучал мой напряженный голос.

— Можете ли как-то объяснить сложившуюся ситуацию? — с мнимой учтивостью поинтересовался Фадж.

— Вне сомнения, Министр, — пробурлил резервуар. — Ведь ваши пытки по сравнению с пытками Волдеморта лишь лёгкая щекотка, и я еще не успел растерять все крупицы своего ума.

И тут зал снова взорвался раздраженными, недоверчивыми и отрицательными выкриками.

— Тишина! — потребовала мадам Боунз.

— Но вам ведь неинтересно, как проходят пытки в подземельях Министерства. Вы хотите знать, почему я оказался рядом с Пожирателями. И я отвечу: последние два месяца я провел в плену Волдеморта, где он неустанно пытался меня уничтожить.

Жижа затихла, казалось, давая залу опробовать на вкус это желчное заявление, но на самом деле я удерживал ментальные блоки, пытаясь сдержать мозг, чтобы не дать ему завладеть мной и заставить сказать правду. Слабое тело било мелкой дрожью, а на коже проступила испарина.

— На меня надели маску и лишили голоса, чтобы в случае провала никто не смог ничего не выяснить. И если бы не моя связь с попечителем, которую мне едва удалось настроить, вы бы меня казнили без зазрений совести.

Снова мгновенная тишина. Каждая фраза как стальной молот сминала надежды Фаджа.

— Вы спросите, что я делал в том забытом Мерлином храме? Готовился стать жертвой по велению Волдеморта. Почему те Пожиратели, которых вы поймали со мной, были слишком молоды? Они подготавливали жертвенник. Как я бежал? Вытащил у одного из них палочку, пока он стирал с лица мой скудный ужин. Почему не было людей из ближнего круга? Был, но он отправился предупредить хозяина о том, что всё готово.

Фадж посерел.

— А как... как?.. — тянул время Министр, пытаясь найти зацепку. — Как вы объясните Непростительное заклинание, выполненное вашей, к слову, палочкой?

— Очень просто, — послышалось из резервуара. — Моя палочка не скрыта чарами, а это значит, что с неё легко отследить Непростительные проклятия. Благодаря ей мне и удалось вызвать авроров.

— Но это было Непростительное! — стоял на своём Корнелиус.

— Но это была и смертельная угроза для жизни, — в тон ему ответил резервуар. — Или вы хотели бы видеть меня мертвым?

— Я… — запнулся Фадж. — Нет. Между прочим, в храме было найдено еще несколько тел. Это тоже была самозащита?

— А еще там было больше сотни разъяренных зомби, — ответил я. — Или вы хотите всех собак на меня повесить?

— Мистер Поттер, прекратите паясничать, — встряла мадам Боунз. — Думаю, сказанного вами достаточно, чтобы суд вынес вердикт.

— И откуда же они взялись? — не унимался Министр.

— В процессе моего бегства я случайно задел канат силы и оживил их, и с этим мне повезло, иначе я мог бы и не дождаться подмоги, — это слово прозвучало с нескрываемым отвращением, — из Министерства.

— Так как же так получилось, что Пожиратели бежали раньше вас? — неустанно наседая, мужчина думал, что загоняет меня в угол.

— Довольно, Министр, — прервала Амелия. — Допрос окончен. Отсоедините подозреваемого от церебрума.

Фадж хотел было возразить, но стоявший рядом аврор уже разорвал мою связь с сосудом, и я расслабленно откинулся в жесткое кресло, которое показалось мне периной. Слизав пот с верхней губы, я одарил Министра победоносным взглядом.

— Кто за то, чтобы снять с подсудимого все обвинения?

На вопрос мадам Боунз отозвалось больше половины аудитории.

— Кто против?

Ни одной палочки. Даже те, кто жаждал меня казнить, воздержались, опасаясь скомпрометировать себя.

— Все обвинения сняты, заключенного освободить из-под стражи прямо в зале суда. Дело объявляется закрытым.

Я облегченно посмотрел на Дамблдора, а он на меня.

— Минуточку, — обратился старик. — Гарри просит, чтобы ему вернули его вещи.

Министр нехотя отдал распоряжение, и мне принесли коробку, в которой лежало два кольца, палочка и медальон в виде ощерившейся головы.

Я блеснул глазами на Корнелиуса, который смотрел на меня с негодованием, и, взяв Дамблдора под руку, медленно направился прочь, припадая на одну ногу.

Великий герой, за несколько дней превратившийся в кровавое месиво. Мальчик-с-множеством-кровоподтёков-и-гноящихся-ран. Избранный, от которого разит нечистотами, кровью и смертью. Живая легенда, познавшая мотив боли.

«С возвращением, мальчик мой» — послышалось облегченное у меня в голове.

«Это был долгий путь из преисподней, профессор».

За два долгих месяца мир, в котором меня не было, прогнил изнутри и превратился в обитель хищников. Хотя, возможно, он был таким всегда, просто я никогда этого не замечал. Объединение перед лицом новой угрозы и сплочение магического сообщества было всего лишь красивой маской. На самом же деле каждым из нас всегда движет лишь одна цель — самоутверждение. Столкни ближнего и обосри нижнего — вот главный принцип нашей жизни. И Волдеморт стал только причиной для того, чтобы начать грызть друг другу глотки. Грязные шакалы, каждый из которых видел в этом свой кусок падали послаще. Политиканы были и будут всегда, а нареченный Темный Лорд — лишь один из тех, кто жаждет власти, пользуясь радикальными методами. Так или иначе, побеждает сильнейший, и его средствами не всегда является грубая мощь. Вот почему язва под именем «Том Реддл» разъедает мир изнутри, а мы только плетём интриги и ищем, какую же выгоду можно из этого поиметь.

Я перевернулся на спину и открыл глаза. За два дня, проведенных в этой койке, тело начало нещадно ломить, но поневоле начнешь радоваться зуду, когда он сменяет боль бесчисленного множества ран.

У меня была изолированная палата в медицинском центре имени Святого Мунго. Милые обои, милая обстановка. Хорошенькие медсестры, флирт с которыми скрашивал беспросветную тоску. Чертовски обходительный персонал, который постоянно заботился обо мне, втирая в каждый сантиметр моего драгоценного тела целебные мази.

Рай на земле, где только и делают, что заглядывают тебе в задницу. Но тут, как и в раю, было скучно. Никаких нарушений законов, никакой выпивки, никаких суккубов, никаких оскорблений со стороны наставника, на которые можно огрызнуться.

За время интенсивной терапии мне залечили все раны, на месте которых остались лишь маленькие бледные полоски шрамов. И лежал я здесь только потому, что мне не могли восстановить голос и не знали, что со мной делать.

Министерство опасалось огласки осуждения невиновного, но больше всего боялся Фадж. Мы с Дамблдором решили, что при правильной расстановке фигур это может стоить Корнелиусу его дорогого кресла. Но опять же, лучше держать за яйца старого зайца, чем ловить молодого. Так что мы оставили первый ход за полоумным бюрократом и собрались выждать.

Первые намеки на пресмыкательство Министерства я заметил уже по выходу из зала суда: нас со стариком нагнал заместитель мадам Боунз и внес предложение по поводу моего госпитализирования.

Мы с директором молчали с минуту, впившись в друг друга взглядом.

«Гарри, ты понимаешь, что идти у них на поводу — нерассудительно?».

«Возможно, но моя секундная предрасположенность заставит Фаджа схватиться за протянутую соломинку».

«Хочешь склонить его на свою сторону?»

Я слабо улыбнулся, поняв намек старика.

«Глупо не воспользоваться предоставленным шансом».

Глаза Альбуса заблестели.

«Возможно, ты и прав, это даст нам несколько новых привилегий».

«Он ведь не враг нам, но и не друг».

«Временный союзник. И если Корнелиус поймет, что мы не собираемся его смещать, он обратит свой взор в нужное нам русло».

«Именно».

«Ты поистине гениален, мальчик мой», — сказал старик и слегка склонил голову в знак согласия.

Дамблдор был обеспокоен моим поведением и все же согласился, но не потому, что я был прав. Директор не знал этого нового Гарри Поттера и хотел посмотреть, что он собой представляет, прежде чем принять решение. Он не вызнавал у меня, почему я лгал на суде, хотя и знал это. Не спрашивал, где я обучился легиллименции. Старик вообще ничего не спрашивал, надеясь прежде собрать достаточно улик, чтобы уличить меня в чём-нибудь.

Так что все ожидали от меня каких-нибудь глупостей, а я только и делал, что лежал в душной палате и смотрел по сторонам. Никто так и не знал, куда я делся после слушания: Орден оставался в неведении, бывшие друзья — в смятении, а Фадж — в предвкушении.

Я сбросил с себя простыню, раскрыв сухопарое тело, и сел на койке. Здесь было слишком жарко, чтобы укрываться одеялом или носить верхнюю часть пижамы. Я всунул босые ступни в тапочки и пошел в смежную с комнатой уборную, чтобы умыться.

Вернувшись, я обнаружил в комнате ожидавшую меня с посланием Буклю. Отвязав письмо, я нежно провел рукой по гладкому черепу совы и выпустил её в окно. Сейчас была ночь, так что опасаться, что её кто-то увидит, не было никакого смысла.

Я стоял у подоконника и смотрел на раскрашенный цветными огоньками Лондон. Привычный и безмятежный. Переведя взгляд на темное стекло, я увидел в нем своё отражение: обычный подросток, правда, слишком жилистый. Сквозь кожу на моём худом теле проступал каждый мускул и венозная сетка. Забавно. Нет шрама, нет очков, я — обыкновенный паренёк из многих, но разве что меня выдавали уникальные миндалевидные глаза Лили, со слегка приподнятым внешним уголком.

Дверь за спиной тихо открылась.

— Пациент, почему вы не в постели? — послышался вопрос, и я обернулся.

У входа стояла дежурившая сегодня медсестра, наверное, увидела свет из палаты. Я покачал головой, глядя на брюнетку. Сучка, коих свет не видел, но красивая. Большие глаза смотрели на меня слишком пристально, чтобы этого не заметить.

— Не хочется спать? — закусив губу, спросила она.

Кивнув, я заметил, как она опустила взгляд, словно ощупывая им моё обнаженное тело.

Её бровь слегка изогнулась, когда девушка снова посмотрела мне в глаза, и я улыбнулся. Она ответила взаимностью, и я спустил взор по её халату, туда, где была незастегнутая пуговица.

— Больной, живо в койку, — капризно сказала она, чем заставила меня улыбнуться еще шире.

Отрицательно покачав головой, я остался стоять у окна.

Девушка бойко встряхнула своими длинными черными волосами и направилась ко мне. Нежно взяв за руку, настойчиво потащила к койке. Ну не стерва? Пользоваться своей красотой, чтобы добиваться желаемого от мужчин!

Я резко дернул её к себе, девушку развернуло, и она оказалась в моих объятьях. Я почувствовал, как горячее дыхание обдало мне лицо, видел, как её большие глаза смотрят на меня с удивлением, ощущал биение её сердца и чувствовал исходивший от неё жар. Её пухлые губы призывно приоткрылись, и я её поцеловал.

Секунда, и отстранился, с интересом наблюдая за её реакцией. Замешательство, смешанное с вожделением. Она улыбнулась, а затем пылко впилась мне в губы, страстно играя и извивая языком у меня во рту, пока мои руки ощупывали её аппетитное тело.

Девушка оттолкнула меня в грудь, а затем потащила к койке, где показала, что способна не только на поцелуи, устроив мне отменный миньет. Так что когда её смоляные кудри расплескались по моим бедрам, а член уперся в стенку глотки, я мало не захлебнулся от возбуждения. Из-за шлюшкиных ласк я с трудом сохранял контроль, едва поняв, что вокруг моей шеи затянулась петля крепче, чем её губы вокруг моих гениталий.

Сладостно прикрыв веки, я лишь в последний момент заметил, как на мгновение она подняла взгляд с хищным блеском, а затем потянулась к карману расстегнутого халата и достала из него острую заколку. В тот момент до меня туго доходило, что сейчас мне будет уже не до вожделённых стонов.

Моя реакция не подвела меня, но скорее всё это произошло рефлекторно, нежели на уровне сознания. Я дернулся и перехватил её запястья, когда сучка уже замахнулась, и нанёс ментальный удар.

Глаза девушки расширись и остекленели, когда я, не заботясь о её мозге, бесцеремонно начал копаться в её мыслях. Нике! Размытые образы сложились в картинку, и я увидел мужчину в глубоком капюшоне, протянувшего ей деньги и велевшего убить меня. Она неуверенно кивнула.

«Сука!» — мысленно выпалил я, выбивая заколку из её руки, а затем наотмашь ударил тыльной стороной ладони по лицу.

Звонкая пощечина опрокинула её с меня.

Я вскочил на ноги и схватился за палочку, наспех натягивая приспущенные пижамные штаны. С перекошенным от ярости лицом я подошел к упавшей на пол шлюшке, которая пыталась отползти от меня подальше.

«Кто заказал меня, тварь?» — Словно ножи, мои мысли вонзились ей в мозг, и я пнул её по гладкому бедру.

Она застонала от боли и, всхлипывая, поджала ноги, продолжая скрести ногтями по полу в попытке уползти.

«Больно? — Яростная ментальная атака. — Это только предисловие!»

«Кто. Блядь. Велел. Меня. Убить?» — пытал я, подкрепляя каждое слово сильным ударом босой ступни.

Сжавшись в комок у моих ног, она стенала и рыдала, вызывая где-то в глубине моей души чувство сострадания. Жалкое существо, которое заставили ввязаться в авантюру. Но кто? Пожиратели? Амбридж? Или кто-нибудь ещё?

Ответ появился совсем неожиданно, но не из разбитых губ моей куртизанки, а из входной двери в виде аврора. Я со скоростью ястреба поднял голову, и до меня дошло.

«Авада Кедавра!» — зелёный луч ударил в мужчину, еще до того, как он понял, что к чему.

— Секо! — выкрикнул второй ночной гость, пока его напарник кулём валился на землю.

«Протего!» — мысленно выпалил я, видя, что, кроме мертвеца и полуживой медсестры, теперь их тут уже двое.

Режущее заклинание срикошетило в засранца, и он взвыл от боли, а я нырнул за кровать, рассадив себе локоть в попытке спастись от очередных заклинаний. Отовсюду полетели щепки, куски битых стекол и зеркал. Ну вот, их уже трое.

«Медула Диспрозио!» — выглянув из-за укрытия, я направил палочку на крайнего незнакомца.

Он поставил щит, а остальные устремили заклинания на койку. Защитная магия не помогла аврору так же, как и мне моё ветхое укрытие. Взрыв разнес кровать на куски, а силовая волна отбросила меня к окну. Где-то в то же мгновение голова пораженного аврора взорвалась, словно спелый арбуз, загадив стоявших рядом товарищей и шпалеру ошмётками мозгов.

Я ударился в стену затылком, и сознание наполнили боль и сумрак, затем что-то горячее вонзилось мне в плечо, пригвоздив к красивым обоям. Я слышал их бешеные крики, и тут до меня снова дошло.

Я с трудом открыл глаза, увидев, как на меня надвигаются два уцелевших аврора, пока третий, зажимая глубокий порез, из которого хлестала кровь, приказал убить меня. В глазах стоял густой туман, хотя, возможно, это был дым, наполнивший палату. Куски догорающего матраса валялись по всему полу, а у двери лежали два мертвых тела и скрюченная рыдающая девушка. В нос бил мерзкий запах гари.

Я сплюнул на пол кровавый сгусток и сосредоточился. Ментальный удар остановил одного из них, но второй уже бормотал слова смертельного заклятия. На секунду я запаниковал. Палочка валялась хрен знает где, а из моего плеча торчал обломок железного перила, пришпиливший меня, словно букашку.

Некоторые говорят, что в такие моменты перед твоими глазами пролетает вся жизнь, другие — что ты впадаешь в ступор, но я судорожно искал спасения. Видел, как из палочки появился зелёный луч. Боковым зрением я нашел спасение и, схватившись за него левой рукой, выставил перед собой.

В момент соприкосновения смертельного заклинания с осколком зеркала, я почувствовал жгучую боль в руке, но все же, это был всего лишь луч, который отразился. Аврор издох с выражением абсолютного удивления.

«Вот тебе подарок от мальчика-который-выжил, тварь!» — подумал я, полностью сосредоточившись на подвластном мне втором мужчине. Когда я прищурился, он схватился за голову и упал на колени. Затем взвыл от боли и отключился.

«Даже не думай! — мысленно приказал я последнему выжившему, что истекая кровью, направил на меня дрожащую в руках палочку, — Бух!» — сказал я, вложив в эти слова всю свою силу легиллимента.

Мужчина вскрикнул и выронил убийственный прут.

«Так-то лучше», — улыбнулся я, сжимая и разжимая пораженный темной магией кулак левой руки, видя, как трескается обугленная кожа, а под ней алеет мясо. Затем схватился за торчавший из плеча обломок и резко дернул. Ничего. Еще раз. Ощущая адскую боль, я вытянул острый кусок из раны, откуда тут же хлынула кровь.

Тяжело дыша, я поднялся на ноги, понимая, что превращаюсь в психа. Безрассудно уничтожая враждебную биомассу, я даже почти привык к чувству боли и вкусу крови.

Так что, неуверенно пошатываясь, я направился к последнему человеку, из которого сейчас можно было добиться хоть чего-нибудь.

«Что?» — почти плюнул я в его напуганное лицо.

— Ты маньяк! — проблеял он, подняв глаза.

«Я знаю», — с этими словами я проник в его мозг, сжав огненными когтями своей силы.

Его воспоминания перетекали сквозь меня, пока я не увидел Фаджа, отдавшего приказ убить меня.

«Жирный ублюдок!» — в сердцах выкрикнул я и врезал негодному овощу, некогда именовавшемуся аврором, коленом в зубы.

Мужчина упал на спину, глядя на меня совершенно пустым взглядом, и всхлипнул. Эхом ему отозвались рыдания медсестры, что лежала неподалеку.

Решив, что разберусь с подлым Министром попозже, я легонько пнул шлюшку. Она не отреагировала. Наклонившись, я схватил её за волосы и заставил посмотреть мне в глаза.

«Где у вас тут анестезия?»

Она непонимающе уставилась на меня опухшими и красными от рыданий глазами. Черт, дуракам везёт — эта маленькая драка на ней почти не отразилась, по крайней мере, физически.

«Блядь, спирт, огневиски, водка! Есть?» — ощущая невыносимую боль, я слегка встряхнул её.

Всхлипывая, девушка кинула.

«Неси! — приказал я, — и не вздумай сбежать. Найду и убью. Ну что ты рыдаешь, дура? Не убил бы я — убили бы они».

Она неуверенно встала и, словно сомнамбула, побрела в ординаторскую.

У меня совсем не было сил, чтобы идти за ней, поэтому я подобрал палочку и прислонился к стене, медленно сползая вниз. Правая рука безвольно висела, будто кусок шланга, а от потери крови кружилась голова.

«Полечился на славу» — мимоходом подметил я.

Девушка вернулась спустя пять минут с фиалом и, бросая пугливые взгляды, подошла ко мне.

«Стань так, чтобы я тебя видел, — приказал я, когда она поставила сосуд у моих ног. — И без глупостей».

Она кивнула и отошла.

Я отложил палочку и неуклюже взял стекляшку левой рукой. Выдернул пробку зубами и осторожно вдохнул. Спирт. Недолго думая, хлюпнул прозрачной жидкостью прямо в рану. Скривившись от боли, заскрипел зубами, а затем направил палочку на больное плечо и использовал целительное заклинание.

Боль прошла, и я, тяжело дыша, немного расслабил своё тело.

— Вы убьете меня? — неожиданно тихо спросила она.

Я поднял на неё палящий взгляд. Можно ли подарить жизнь человеку, который пытался тебя заколоть?

«Нет, не убью», — ответил я и слабо улыбнулся.

Я не знал, почему она решила пронзить меня отравленной заколкой, но догадывался, что выбор у неё был небогатый. Я дал ей второй шанс — то, чего никогда не было у меня. И решится ли мышь атаковать, когда узнала, что её мнимая жертва — лев? Вряд ли. Опять же — Стокгольмский синдром, и всё такое.

Она вытерла слёзы и попыталась подойти ближе, чтобы помочь.

«Стой, где стоишь, — приказал я, ощущая, как моя ментальная сила слабеет, — или ты хочешь, чтобы я изменил своё решение?».

Девушка живо замотала головой.

Я взял палочку в другую руку и попытался исцелить обугленную кисть. Провозившись с ней несколько тихих минут, которые нарушились только всхлипами овоща, я вернул ей изначальный вид, но чувствовал себя совершенно истощенным.

Я слабо ухмыльнулся, когда очистил своё тело от боли, и, став на четвереньки, пополз к бессознательному аврору. Медленными, ленивыми движениями я приближался к безвольному телу. По пути схватил еще один обрывок стекла, а потом дернул мужчину за плечо и перевернул на спину. Разорвав высокий воротник, всадил в шею острый осколок: тело конвульсивно дернулось, а из разорванной артерии брызнула кровь. Я отбросил ненужный острый кусок и, склонившись, бесстрастно прижался губами к шее, ощущая, как в рот хлынул солёный поток. Глоток за глотком я пил человеческую жизнь, слыша сдавленный крик медсестры и усилившиеся рыдания овоща.

Когда фонтан из раны иссяк, я отстранился и, направив палочку себе в сердце, пробормотал заклинание. Вспыхнул свет и я, потеряв контроль, свалился на пол рядом с мертвецом.

Я не дышал, просто лежал на грязном полу и пустыми глазами смотрел в потолок. Слабость ушла. С помощью колдовства выпитая мной жизнь налила слабое тело, восполнила магию, вернула силу. Тауматургия не была моим достоинством, но, так или иначе, попытка оказалась удачной.

Кровь стучала в висках, а в жилах бурлила мощь. Судорожный вдох и холодный смех, лишенный, казалось бы, всякого смысла. Магия поднимает спину, и я сажусь. Девушка смотрит на меня с неподдельным ужасом, словно перед ней не человек, а чудовище. Я расправил плечи и захрустел позвонками, затем повернул голову к своей пленнице, одарив её кривой усмешкой.

Она застыла неподвижным изваянием, а я резким движением вскочил на ноги посреди изуродованной палаты и, взмахнув палочкой, запечатал входную дверь. Еще одно заклинание, и тела авроров исчезли. Начертил в воздухе сложную фигуру, и комната вернула себе изначальный вид.

Я подошел к реставрированной кровати и поднял с пола смертоносную заколку. Не обращая внимания на судорожный вздох заплаканной медсестры, положил вещицу на тумбочку и взял непрочитанный конверт от наставника. Разорвал его, пробежался глазами по желтоватой бумаге и обратил письмо в золу.

Взяв со стола пустой стакан, наполнил его водой и высыпал в него белый порошок из конверта. Прозрачная жидкость вскипела и стала синей. Осушив сосуд, я слегка причмокнул и облизал окровавленные губы.

— Вот, теперь мне намного лучше, — сказал я, обернувшись к оторопевшей девушке, всё это время наблюдавшей за мной. — Сядь.

Она поспешила выполнить приказ. На негнущихся ногах обошла кровать и опустилась на краешек постели.

— Я видел твои воспоминания, но не могу понять, почему ты решилась убить избранного. Расскажи мне!

Девушка подняла на меня обреченный взгляд и посмотрела так, будто все мои мысли были написаны у меня на лбу. Еще секунда, и медсестра опустила голову.

— Деньги. Власть. Старые долги, — подавленно сказала она. — Какая теперь разница? Они были правы, ты — не Гарри Поттер.

— Интересная теория, — согласился я. — И почему ты так решила?

— Я знала этого мальчика. Мы учились в одной школе. И ты — не он.

Посмотрев на неё, я понял, что от разговора со мной девушка не испытывает никакой радости. Отчего-то под ложечкой собиралась тошнота, подсказывая, что, на самом деле, я не хочу знать всего. Отвернувшись, я снова подошел к окну.

— Не суть, — холодно ответил я. — Подменыш или избранный, ты пыталась меня убить.

— И после того, что я увидела, жалею, что мне это не удалось, — уверенно сказала она.

Я устало закрыл глаза и слегка качнул головой, отвечая своим мыслям.

— Жалеешь, что осталась в живых? — ухмыльнулся я, оборачиваясь. — Ты, видимо, не все понимаешь, малышка. Зачем присылать сюда Министерских шавок, если ты, героиня, убиваешь фальшивку?

Тишина.

— А я тебе отвечу: чтобы прикончить убийцу. Завтра твой труп обозвали бы Пожирательским, а мальчика, насолившего Министру — жертвой. Очень умно было заставить совершить это несвязанного с Фаджем человека, чтобы, не дай Мерлин, не бросить тень на его репутацию и не осветить наш с ним недавний спор.

— О чем ты?! — удивленно выкрикнула она.

— Тупая выскочка, разве ты не видишь подставы? — прорычал я. — Фадж сводит со мной счеты! Нет меня — нет проблем, а смерть — лучший способ заставить человека держать язык за зубами. По-твоему, я — зло, но кто же тогда ты? Исполнитель, вырывший себе яму... да, Катрина?

— Знаешь моё имя? — слабо ухмыльнулась девушка. — Надеешься войти в расположение, самозванец?

Не обратив внимания на эвфемизм, я по-волчьи ощерился.

— Расположение? Зачем оно мне? Ты и так всецело и полностью в моей власти. Но оставаться марионеткой сознательно или с помощью заклинания — выбирать тебе. Если я сказал, что не убью тебя, — это и не значит, что отпущу.

— Будешь издеваться, чтобы удовлетворить свои маниакальные потребности? — скривилась Катрина.

— Возможно, но, в конце концов, ты станешь моим доводом в разговоре с Министром. Думаю, он уже хватился своих парней, так что нам не придется долго ждать...

— Они убьют меня за это.

— Или убью я.

— Ты чудовище, — резко ответила она.

— Я знаю, но мне нравится твой подход к парням. Раздевайся!

Бледный рассвет пах кровью. Я сидел на краешке кровати и, умело орудуя ножом и вилкой, неспешно завтракал.

Где-то за спиной копошилась давно уже проснувшаяся Катрина. Кажется, эта ночь ей действительно понравилась, ведь я всё еще дышал, а это хороший знак.

Мысли медленно дрейфовали в голове, не вызывая никаких эмоций, лишь размеренную хладнокровность. От недавней битвы не осталось никакого осадка, и это не могло не радовать.

Входная дверь резко открылась, и в ней появилась растрёпанная фигура Фаджа, в сопровождении двоих приспешников.

Я поднял глаза и ухмыльнулся его взволнованной физиономии:

— Доброе утро, Министр.

— Ты… ты говоришь! — злорадно выкрикнул он. — Я знал, что-то здесь не так!

Я скорчил задумчивую мину.

— Вы не рады моему выздоровлению?

— Да… но… ты ведь не… — его лицо вздулось и побагровело, словно ожог, когда он пытался выговорить хоть что-то.

— К слову, — прервал я, — вы не видели там репортеров? Я как раз собирался дать интервью.

Фадж, хотевший было отдать приказ следовавшим за ним по пятам каменным глыбам, снова посмотрел на меня.

— Поттер, не сме… — В тот же миг послышался легкий звон стекла, и Министр нервно дернулся, посмотрев на медсестру. — А она что здесь делает? — с широко раскрытыми глазами спросил он.

— Я не знаю, — беззаботно ответил я. — Что ты там делаешь, Катрина? — бросил я через плечо, глядя на Фаджа.

— Готовлю противоядие, — ответила мне девушка.

— Она готовит противоядие, — объяснил я Корнелиусу.

— Зачем? — оторопело спросил мужчина.

— Зачем тебе противоядие, Катрина? — повторил я вопрос, словно был у Министра личным переводчиком.

— Чтобы твои змеи не убили их, — уверенно ответила девушка.

— Она говорит, что не хочет, чтобы умер ещё кто-то. — Пауза. Он смотрел на меня совершенно ошалевшими глазами.

— Вы знаете, что такое русская матрёшка, Министр? — спросил я, взяв с тумбочки овоидную фигурку с причудливым изображением. — Это кукла, внутри которой находится ещё одна. — Резким движением я снял колпак и вытянул точно такую же игрушку, только поменьше. — И еще одна. — Раскрыв куклу второго аврора, я достал третью.

Лицо Фаджа исказилось от страха, когда он увидел на матрёшках рисунки своих подчиненных.

— Это не Гарри Поттер, — неожиданно возопил он. — Убейте его!

Мои губы раскрылись еще до того, как Министр начал говорить, и издали злобное шипение.

Из-под тумбочки молниеносно вылетели две черные ехидны и устремились к аврорам. Они ужалили прежде, чем те выхватили палочки. Мужчины вскрикнули от укуса, и мои змеи ужалили еще раз.

Стоны боли наполнили комнату, и охранники Корнелиуса упали на четвереньки, словно псы, у ног своего повелителя.

— Еще одна твоя ошибка: надеяться, что встретишься с глупым мальчишкой, Фадж, — сказал я дрожащему потному мужчине и не спеша поднялся с постели, достав палочку.

Его подопечных, тем временем, начало тошнить на ковер. Забрызгивая ботинки министра частичками непереваренной пищи и сгустками крови.

— Ты ведь видел на суде мои татуировки, мог бы и догадаться. — Я согнул левый локоть и продемонстрировал ему чистое предплечье. — Pseudechis porphyriacus весьма ядовиты, но смертельные исходы нечасты. Они ведь не охотятся на людей, поэтому и не впрыскивают много яда. Хотя, придется тебя разочаровать: сегодня твои парни стали их добычей. И пока токсин разрушает их кровь, мы можем с тобой поговорить, заодно и посмотрим, дороги ли тебе твои подчинённые.

— Ты — псих! — дрожа всем телом, выпалил он.

— Не надо оскорблений, господин Министр, — ухмыльнулся я, — мы ведь с вами интеллигентные люди. Но, должен признаться, я был о вас лучшего мнения. Вы четырежды пытались меня убить, а это уже вовсе непрофессионально, а посему и неинтеллигентно.

Я смотрел в его глаза и видел того жалкого человечишку, который скрывался под маской бесхребетного бюрократа. Сейчас он боится меня больше Сами-Знаете-Кого, он думает, что это всего лишь ночной кошмар, что поступал правильно. Мужчина до сих пор не понимал, что он угодил в венерину мухоловку, словно мелкая букашка.

— Я… я не понимаю, — проблеял Корнелиус.

— Тогда я объясню. «Силенцио!», «Круцио!».

Он выпучил глаза от невыносимой боли, которую не мог облегчить даже криком. Свалился в блевотину рядом со своими слабевшими с каждой секундой шакалами и извивался там, словно уж на сковородке, прокусывая губы и царапая ногтями пол.

Я смотрел на эту тварь у своих ног и купался в её боли. Боли, которую она заслужила.

— Гарри, хватит! — выкрикнула Катрина. — Ты обещал, что никто больше не пострадает.

Я прикрыл веки и прекратил действие заклинания. Её молящий голос, словно мучитель, острой пилой скребёт у меня в голове. «Фините». Я отвернулся от тяжело дышавшего Фаджа к девушке. Она смотрела на меня своими обеспокоенными большими глазами, в которые хотелось смотреть вечность. В них не было ни капли ненависти к тем, кто подставил её. В отличие от меня, она не упивалась чужими страданиями, не испытывала от них радости.

Этот взгляд вызывал в моём сердце какое-то странное чувство, которого не было прежде. Я опустил глаза, невольно замечая, что её одежда не оставляет воображению никакого простора, да и нет в этом нужды — у меня была целая ночь, чтобы оценить мягкие изгибы её тела, прикасаться к её бархатной коже.

Длинные волосы черным ореолом обрамляли её нежные щеки и подбородок. Она так красива и в то же время опасна…

Глупо верить человеку, который обязан жизнью твоим врагам. Глупо надеяться, что он не вонзит тебе в спину нож при первой же возможности, но я надеялся. Меня манила опасность, преобладало желание постоянно балансировать на лезвии острой бритвы.

Катрина читала это в моём лице и подлила в огонь еще больше масла: сделала медленный вдох и почти незаметно выгнула спину; она не просто заигрывает со мной, она пытается пленить меня.

Похоже, я круглый идиот: мой взгляд прикован к вырисовывающейся под тонким халатом груди, пока за моей спиной приходит в себя Корнелиус. Животное, для которого я теперь враг номер один.

— Ну, раз обещал, — с неизменным холодом отвечаю я, пожимая плечами. — Скажи, Катрина, если ты предана им до мозга костей, почему же тогда не убьешь меня?

Я стоял совсем рядом, сейчас, казалось, мог бы протянуть руку и прикоснуться к ней.

— Убью, — ответила она. Её голос такой же нежный, как и её кожа. — Только не сейчас.

Я ухмыльнулся и прищурился, заставив её отвести взгляд с неуклюжей застенчивостью. Тщетно пытаться провести того, кто читает мысли и лица: я знал, что она лишь умышленно делает вид, что не понимает меня. Лгать лжецу, как же это тешит, когда ты не знаешь, что тебя видят насквозь.

— Брось, — шепчу я так, чтобы меня слышала только она, — я всё знаю.

Я нежно провожу рукой по её щеке и поворачиваюсь к Фаджу, который пытается достать палочку. Похоже, сегодня он впервые испытал на себе Круциатус: его все еще трясло, словно он был болен лихорадкой.

— Ладно, — сказал я, врезав ногой Министру в лицо. — Считай, что сегодня тебе повезло.

Он судорожно хватает ртом воздух и таращится на меня, подобно выброшенной на берег рыбе.

— Мы забудем о наших недоразумениях, если ты согласишься на мои условия.

— К-какие условия, Поттер?

— Ну, если какие-то формальности для тебя дороже жизни, то я объясню, — ухмыльнулся я, — вообще, мне кажется, что вы поставили не на ту лошадку, Министр. До недавнего времени у нас с вами был общий враг, но после суда все как-то резко изменилось. Никогда не думал, что люди способны на такое ради власти, — театральная пауза. — Как оказалось, я ошибался.

— Я должен извиниться? — скривился он.

— Напишите свои извинения на пергаменте и подотритесь им, — резко отрезал я. — Ваше полное покровительство мне и Дамблдору, полагаю, искупит вашу вину. Вы помогаете мне, а я вам — все довольны, и да, девушка уйдет со мной.

— Считаешь, я соглашусь на это, сосунок? — огрызнулся он.

— Как знать, одно мановение палочки и дело в шляпе, но я, всё же, попытаюсь пробудить ваш рассудок: де юре вы можете продолжать сопротивляться и пополнить коллекцию моих матрешек, де факто вы дадите мне Непреложный обет, и все забудут об этом недоразумении. Теплое кресло, поддержка со стороны избранного… что вам еще нужно?

— Ты предлагаешь стать твоей марионеткой? — злобно прошипел Конрелиус.

— Нет, — отрицаю я, — только советую. Из этой комнаты у вас только один выход: и это я. Двери запечатаны и на них наложены чары частности, так что никто не войдет и не выйдет отсюда, пока я не разрешу. Минута! Поспешите, если хотите, чтобы ваши подчиненные остались живы.

— Я… — подавленно промямлил он, — у меня просто нет выхода.

Он протягивает мне свою, дрожащую, изгвазданную в блевотине руку.

У него действительно жалкий вид, сейчас он похож на уличного попрошайку.

— Встаньте, мистер Фадж, — брезгливо выдавил я. — Вы не должны пресмыкаться.

Кажется, он испытывает отвращение к самому себе, медленно поднимаясь и глядя на меня полными ужаса глазами.

— Катрина, — позвал я и пожал его липкую руку.

Девушка подошла и прикоснулась к нашим связанным рукопожатиям ладоням палочкой.

— Корнелиус Фадж, ты прекращаешь охоту на меня и эту девушку, — спокойно сказал я.

— Да, — согласился мужчина.

Тонкая красная нить вырвалась из палочки и связала наши руки.

— Ты направишь все свои силы на уничтожения Волдеморта, — приказал я.

Он посмотрел на меня с ужасом в глазах, но согласился.

— Ты будешь выполнять все мои приказы, — с ледяным спокойствием проговорил я.

Молчание. Он смотрел на меня перекошенным от презрения лицом, и я улыбнулся.

— Двадцать секунд.

— Буду! — обреченно соглашается Корнелиус, и магия скрепляет наш обет.

Я разорвал рукопожатие и оттолкнул Министра в сторону. Призвал со стола два пузырька с противоядиями и, раскупорив их, по очереди вылил их содержимое в разинутые рты тяжело дышавших авроров.

Их тела расслабились и перестали конвульсивно дергаться.

— Лучше вызвать им медика и на несколько дней освободить от обязанностей, — ухмыльнулся я и подошел к неоконченному завтраку. Наколов кусок мяса на вилку, я отправил его в рот и, медленно пережевывая, продолжил: — Через пару дней мы с вами встретимся и дадим интервью, о том, какие мы с вами, — неопределенный взмах вилкой, — невиновные.

Министр кивнул, и я, распечатав дверь, очистил его дорогой костюм, затем поднял с пола котелок и водрузил ему на голову.

— Приберись здесь, Катрин, нам с Министром нужно перекинуться еще парой слов, — сказал я и подмигнул девушке.

Она одарила меня ласковой улыбкой, пока я подзывал к себе змей. Когда они обвили мне предплечья и въелись в кожу, снова превратившись в татуировки, мы с оторопевшим Фаджем вышли в коридор.

— Не смей даже думать о том, чтобы как-нибудь повлиять на девушку, — тихо и злобно предупредил я, проводя его к лестничной площадке. — Ты меня понял?

— Д-да, — запнулся вспотевший жирдяй.

— Если я узнаю, что ты делаешь, что-то не то, а я узнаю, на милосердие можешь не рассчитывать, — прошипел я. — Ты будешь умирать очень долго и мучительно.

— Кто же ты на самом деле, парень? — испуганно спросил он.

— Никто. Всего лишь человек, который крепко взял тебя за яйца, — ухмыльнулся я и попрощался с Корнелиусом.

Перед тем, как вернуться в палату, я подошел к дежурному и оставил там письмо, которое попросил отправить Дамблдору.

Ворсистый ковер, в котором утопали ноги, глушили шаги, пока я шел пустынным коридором к себе в комнату. От радости хотелось петь и танцевать. Несмотря ни на что, все закончилось как нельзя лучше. Завтра я примусь за новое задание, а пока можно просто отдохнуть и побыть с дикой девчонкой, которая ждала меня в комнате. Мы встретились не в том месте, и не в то время. Мы не говорили друг другу красивых слов, и все же я был благодарен судьбе за то, что она послала мне Катрину.

Погрузившись в мысли, я завернул в открытую дверь своей палаты и, подняв взгляд, застыл от удивления: у разбитого окна стояло две фигуры. Еще секунду назад лежавший при смерти аврор держал за волосы мою девушку, приставив к её виску палочку.

— Ну, здравствуй, Гарри Поттер, — монотонным голосом поздоровался он.

Повернутое ко мне посеревшее лицо смотрело совершенно пустыми глазами в пространство, казалось, сквозь меня. Выправка, хорошо поставленная рука, враг был готов заслониться девушкой в любую секунду, но воля словно и не его.

— Отпусти её, — спокойно сказал я, пытаясь скрыть панику и остановить вихрь мыслей, вздыбившийся в моей голове.

Его губы медленно искривились в ухмылке, а отстранённый взгляд по-прежнему был направлен в пустоту. Катрина посмотрела на меня и слегка покачала головой. Она понимала то, чего не хотел принять я. У меня не было шанса, сейчас она в его руках, и с этим ничего не поделать.

Наши взгляды встретились, и я увидел в её больших глазах боль. Она хотела остаться со мной, но понимала, что это невозможно. Не в этой жизни. Не при таких обстоятельствах.

— Отпусти её, — повторил я, — или, Мерлином клянусь, я разорву твою вонючую тушу на куски и скормлю гиппогрифам. — Мой голос слегка подрагивал от ярости, которую я уже не мог сдерживать.

Потрескавшиеся губы аврора растянулись ещё шире, и он начал смеяться.

— Нельзя уничтожить то, до чего не можешь дотянуться.

И тут я, наконец, связал этот отстранённый взгляд и могильное спокойствие. Понял, почему маг, который ещё секунду назад был почти при смерти, стоит, гордо расправив плечи.

Под ложечкой стянулся ледяной комок.

— Что тебе нужно? — надтреснувшим голосом спросил я.

— Ничего. — Монотонный голос без тени эмоций. — Просто передать послание, — сказал мужчина, заклятый «Империо».

Я видел, как на его лбу проступили капельки пота. Слабый аврор пытался бороться, но его потуги были тщетны, как и мои попытки изобретения плана по освобождению Катрины.

Девушка смотрела на меня потускневшими глазами, в которых читалось лишь отчаяние.

— Игрок не должен стремиться провести пешку в ферзи, когда у короля уже есть королева, — прозвучал его монотонный голос, и прежде чем я успел осознать смысл фразы, прежде чем успел увидеть, как по щеке девушки скатывается слеза, прежде чем прочитал по её губам последнюю фразу…

Резкий рывок жертвы на себя, и они, словно марионетки, перегнулись через подоконник и исчезли из виду.

Из груди высвободился крик, и я бросился следом. Тело снедала боль, ведь где-то в глубине души я понимал, что уже слишком поздно.

«Я люблю тебя» — её тихий шёпот эхом звучал в ушах, когда я едва не выпрыгнул в окно следом, но мои руки схватили лишь воздух.

— Нет! — безжизненный голос врезался в городской шум, когда я увидел их, лежащими на тротуаре. Холод в груди сбился в айсберг, когда смотрел, как хрупкое тело девушки пронзают конвульсии, как её лицо искривила боль. Но вот веки, дрожа, закрываются, и она успокаивается, оцепенение сходит. Катрина умерла, и я умер вместе с ней. Растянулся рядом с её бездыханным телом на асфальте. И подо мной так же медленно растекалась багровая лужа.

Нет! Я не верю. Этого не может быть. Я опустошенно отталкиваюсь руками от рамы и возвращаюсь в комнату не в силах смотреть на это.

Мои руки порезаны об осколки битого стекла, но я не чувствовал боли, я ничего не чувствовал. Чёртова жизнь — это лишь чей-то сценарий, по которому я должен был играть, но почему?

Получи, тварь.

Ты не должен был привязываться.

Жри, тварь.

Вот цена твоей ошибки.

Безвольная марионетка не имеет права на чувства.

Меня било мелкой дрожью, адский огонь изжигал тело изнутри. Кровавый конец мечты. Её безвольная мёртвая фигура по-прежнему стояла у меня перед глазами. От бессилия я начал крушить комнату. Я не мог сдержать крик. Умирающая картинка лжи.

Мой взгляд наткнулся на стенающего аврора, сжавшегося в луже кровавой блевоты у двери. Я направился к нему. Глаза жгло жаждой боли.

Вот он я — машина для убийства. Каблук с силой опустился ему на голову. Стон боли, и я снова топтал его подневольную головёшку. Не было сострадания. Его била судорога, лёгкие испускали хрипы. За третьим ударом череп мученика противно хрустнул, и мужчина начал затихать, но мне было мало. Ещё удар, снова и снова.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я перестал утаптывать ошмётки его мозгов в ковёр, но жажда крови не утихла ни на каплю. Хотелось убивать. Мстить. Забыться.

Я взмахнул палочкой, переместив все нужные мне вещи в арендуемый дом, взял маску и поджёг палату. Глядя, как огонь пожирает моё прошлое, я чувствовал жгучую горечь, наполнявшую все мои внутренности. Она растекалась там ядом и испепеляла меня, словно это адское пламя, облизывавшее своими голодными языками голые стены и обломки мебели.

Несколько раз мигнув веками воспалённых глаз, чтобы избавиться от рези, я вышел прочь. Я почти бежал по коридору, наблюдая, как моя пижама принимает вид чёрного дыма, клочки которого опадают на ковёр, и постепенно превращается в удобную робу.

Я надвинул на голову капюшон и завернул к лестничной площадке, скрываясь от дежурных магов, которые уже бежали к моей палате. Быстро спускаясь по ступенькам, я поймал себя на мысли, что совсем не тревожусь, чем это откликнется в будущем. Как Фадж будет объяснять общественности возникновение пожара в палате и двух трупов под моим окном? Как отреагирует Дамблдор? Как…

— Привет, Гарри!

Я не отвечаю, проскользнув рядом с обладательницей этого внеземного голоса. Луна. Откуда она здесь? Дьявол, у неё же, кажется, здесь работала мама. Почему эти мысли вообще занимают меня?

Я выбегаю в холл и устремляюсь к каминам. Они не должны видеть, куда я направляюсь. Бесцеремонно оттолкнув какого-то мага с пути, я зачерпнул летучего пороха и вскочил в камин, произнеся первое слово, которое пришло мне в голову.

Меня тут же поглотил вихрь красок, и я едва смог повернуть кольцо на правой руке.

Порыв горячего ветра обжёг кожу, когда я пошатнулся и едва не упал от инерции перемещения в камине. Упершись порезанной ладонью об острую стенку скалы, скривился от боли. Не перемудрил ли я, заметая следы? Тяжело дыша, я сдержал рвотный позыв. Слегка подрагивающими пальцами надел маску, понимая, что хоть такое перемещение и было безрассудством, но теперь меня уж точно никто не найдет. Я поднял голову к небу, ища глазами жерло вулкана.

В жарком воздухе пахло серой и золой, что отдавали горечью и ещё больше подпитывали мою ярость. Но я смогу успокоить её только здесь. Идеальное место, чтобы свести счеты с жизнью. Хотя до этого я и не горел желанием выполнять новое задание наставника, но сейчас я просто жаждал убить эту мифическую тварь, которая считалась одной из самых опасных во всем мире. Моя ненависть и злость в противовес огненному дыханию, крыльям и острым как бритва когтям. Вперёд, смертник.

Я разжимаю сжатые в кулаки руки и смотрю на порезанные ладони, по которым медленно стекает кровь. Прищурившись, пытаюсь вцепиться ногтями за маленький прозрачный осколок, застрявший у меня под кожей.

«Есть ли в этом смысл?» — спрашиваю сам себя, выбрасывая покрытый красным кусок стекла. И тут я понимаю, что в моих поступках столько же смысла, как и в том, чтобы не быть там, где меня уже нет. Всю жизнь нами что-то движет, и это движение к смерти. Тобой манипулируют, и ты умираешь.

Я заживил раны на руках и начал карабкаться вверх. Хотя это, скороее, было похоже на прыжки саранчи.

Запрыгиваешь на уступ, отталкиваешься, летишь, а потом снова цепляешься за камни. Исполненные ярости движения обламывают куски скалы, и они летят вниз к подножью.

Я выбираюсь к нужной пещере, описанной в письме, где были координаты вулкана, в котором поселилась эта тварь. Вот, теперь я могу почувствовать себя полноценным героем какой-нибудь книги. У меня есть меч, я должен сразить химеру. Я хочу её сразить. Но, так или иначе, в моих действиях нет красочного сюжета, и, если меня сожрут, об этом никто не узнает. Никому нет до меня дела. Я на хрен никому ненужный человек, но знамя, несущее людям надежду. Такова жизнь. Тобой могут восхищаться, а умрёшь ты в вонючей подворотне от голода. Человеческий цинизм — венец творения.

Когда я вернул себе облик, с кончика палочки слетело маленькое солнце и осветило путь в пасть забвения. Я пытался идти бесшумно, оставаясь в тени, но под ноги постоянно попадали грязно-серые обглоданные кости, которые накапливались здесь сотни лет.

Сердце ускорилось до предела, и в кипящую кровь жидким азотом впрыснулся адреналин.

Я — орудие в руках наставника. Не он ли решил поторопить меня к исполнению? Может это очередной урок в моей грёбанной жизни?

Мозг пульсировал в такт ударам в груди, и, казалось, голова сейчас взорвётся. Я не мог больше думать. Я должен был немедленно высвободить свой гнев.

«Где же ты, тварь?» — ругнулся, следуя за шаром, который освещал лишь голые стены этой зловонной пещеры.

Через несколько секунд сквозь шум крови в ушах начали проступать странные чавкающие звуки, но огненный шар так никого и не выхватил из темноты. Еще несколько осторожных шагов, и в жёлтом свете появились кожистые крылья чудовища, которое сидело ко мне спиной. Его хвост медленно поднялся, реагируя на свет. Змеиная голова недовольно зашипела, и в следующий миг эта здоровенная туша повернулась ко мне. Неспешно, медленно, раздувая ноздри на уродливой морде и вдыхая мой запах.

Что-то внутри дрогнуло, когда существо посмотрело на меня с безразличием паровоза. Если бы все мои знания о химерах действительно оказались правдой, и предо мной сейчас оказалась смесь льва, козы и змеи, но нет, все книги пишут тупые отщепенцы вроде Локхарта.

Дерьмовые враки.

Абсолютно лысое тело твари напоминало буйвола, но вместо копыт на мощных мускулистых лапах было по четыре длинных когтистых пальца. Длинный тонкий хвост в полторы длинны существа заканчивался головой змеи и смотрел на меня вместе с этой ужасной головой, наводящий на мысль о побеге. Она выглядела так, словно морду ящерицы натянули на череп самого огромного парнокопытного на этой планете и для убедительности натыкали полную пасть длинных кривых, как и её направленные ко мне рога, зубов.

Я хрустнул костяшками пальцев, готовясь к смертельной схватке.

— Поймай меня, если сможешь, тварь, — проговорил я изменённым маской голосом.

Шипение, смешанное с рыком, и химера медленно сдвинулась в сторону, изучая своего противника. Она не спешила атаковать, и мне спешить было некуда. Я только дышал, судорожно и глубоко, как после долгой пробежки.

Словно молния, ядовитая змеиная голова устремилась ко мне, и вот он, восхитительный феномен смерти, когда в один момент ты дышишь и думаешь, а в следующий — ты предмет.

Матово-красный клинок появился из ниоткуда и рассёк воздух. Брызнул фонтан крови и оросил мою маску россыпью красных капель. Раскрытая змеиная пасть с глухим шлепком упала на каменный пол.

Химера издала злобный утробный рёв и с невиданной яростью бросилась на меня.

Один миг — ты или пугаешься и замираешь, или реагируешь на опасность. Это всё в твоей голове.

Враг внутри.

Меч исчез, и я прыгнул ей навстречу, налету превращаясь в волка, проскользнул между лап и оказался за спиной. Снова превратился в человека, чтобы повернуться и увидеть, как разворачивается мой противник. Химера рычит и брызжет слюной, она желает только одного — уничтожить своего противника.

Очередной стремительный бросок, я кинулся в сторону, пытаясь уклониться. Но на этот раз тварь изрыгает пламя. Адский огонь лишь слегка зацепил меня, но я сразу почувствовал, как мантия на спине обращается в прах, как горят волосы на затылке, как шипит обгоревшее мясо. Вдыхал этот сладковатый запах собственной жареной плоти и, превозмогая боль, с трудом поднялся на ноги.

Я исторгнул разъяренное рычание и использовал магию: пол под тварью обратился острыми шипами, но это не подействовало. Затем её, уже бегущую ко мне, встретил поток осколков льда, половина из которых растаяла, так и не достигнув цели.

В этот миг я повернул кольцо и появился в другом конце пещеры.

— Давай, пёсик, беги ко мне.

Взбешенная химера раздвинула мощные челюсти, и в очередной раз ко мне устремилась волна пламени, которая наткнулась на поток ледяной воды, тут же обратившийся в облако жгучего пара.

— Давай ко мне! — выкрикнул я, и в руке снова появился клинок.

Химера мотнула головой и устремилась на призыв.

До смерти осталось три…

Я неподвижно стою на месте.

Две…

Знаю ли я, что псих?

Один…

Тварь совсем близко, она оттолкнулась от земли и открыла пасть. Я подпрыгнул и замахнулся. В последний миг химера поняла, что промахнулась и, пока я разрезал воздух клинком, попыталась достать меня лапой.

Острое лезвие легко вскрыло глазницу, рассекло плоть на лбу и вышло с другой стороны, и когда я уже поверил, что мой риск был оправданным, в лицо огромной кувалдой влетела лапа слепого чудовища.

Меня отшвырнуло в сторону, словно тряпичную куклу, и бросило на землю. При ударе все внутренности сжались от невыносимой боли, голова гудела, и глаза застлала тьма. Сквозь пелену я слышал вой боли, который в какой-то миг прекратился, и чудище шумно втянуло в себя воздух, чтобы найти меня по запаху. Я тихо застонал, перевернулся на локоть и попытался подняться. Свободной рукой прикоснулся к месту, куда ударила химера.

Рука ощутила что-то вязкое и горячее: маска частично раздроблена. Я слышал приближающиеся шаги химеры, внутри кто-то вопил «Вставай!», а я лишь медленно ворочался на месте.

Она была совсем близко. Я обессилено упал на спину и замер. Тварь склонилась надо мной и, оживлённо раздувая ноздри, источала из пасти зловонное дыхание.

Смерть была так близка, что к ней можно было прикоснуться, в прямом смысле этого слова. Первозданный ужас пытался заполонить мой мозг, норовил ввергнуть в панику, но ярость была всё так же чиста. Она двигала мной, заставляла убивать и не умереть самому.

Я поднял палочку и использовал невербальное заклинание, чтобы обрушить свод. Послышался треск, а затем груда камней полетела прямо на нас, несколько огромных глыб врезались в химеру, а остальные разлетелись по сторонам. Тварь завизжала от боли и начала бешено метаться по пещере.

В нескольких сантиметрах от моего лица застыл острый кусок горной породы, он смотрел мне в глаз и норовил размозжить череп, но магия сдерживала его. Мановение палочкой, и глыба улетела прочь, в темноту, где скрылась раненная тварь.

Я снова увидел маленькое солнце, которое висело в стороне и держало меня в тени. Мне нужно было подниматься. Синий луч света ударил в сияющую сферу, и она, искря, начала расти.

«Акцио клинок!».

Пора убираться отсюда. Скуля, я поднял своё слабое тело на лапы, а затем медленно, но бесшумно поковылял к выходу, оставив раздувающийся огненный шар за своей спиной.

По мере приближения к выходу, я ускорялся, забывая об опасности за спиной. Почуяв меня, химера бросилась следом.

«Быстрее! Ещё быстрее».

Предел.

За спиной я услышал ужасный грохот, всколыхнувший камень под ногами, и едва успел выскочить из пещеры и завернуть в сторону, как из неё хлынула огромная струя огня.

«Ну, вот и всё» — только и успел подумать я, как от потока отделилась покрытая пламенем фигура и издала истошный рев.

Матерясь про себя, я принял человеческий облик и направил палочку на скалу: новый поток острых горных обломков ударил в ослепшую химеру. Она ещё несколько раз неуклюже взмахнула крыльями и камнем рухнула вниз, взревев так, что предыдущие завывание показалось мне комариным писком. Я обратился волком и начал спускаться к тому месту, где неподвижно лежала мёртвая туша твари.

Я спрыгнул с последнего уступа и оказался у каменной могилы. Осталось только раскопать её и забрать, что нужно. Но почему так не хочется приближаться?

Вмиг каменная насыпь брызнула во все стороны, и я снова услышал этот ненавистный мне рык, едва успев уклониться от камня, пролетевшего в опасной близости от моей волчьей головы.

«Твою-то мать!»

Обожженная химера поднялась на ноги, из её порезов сочилась кровь, но она по-прежнему готова сражаться. Она не остановится.

Под моей лапой зашелестела каменная крошка, и слепое чудище замерло, прислушалось, а в следующую секунду в то место, где я стоял, ударил поток пламени, но я уже, прихрамывая, мчался прочь в ущелье. Тварь взревела и бросилась следом.

Она ударялась о стены, и от этих ударов дрожала земля. Я бежал вперёд, виляя этим уступчатым каменным коридором, судорожно размышляя, как же добить это скотское животное. Химера нагоняла меня, и я понимал, что очередную встречу с её когтями я могу не пережить.

Коридор сужался, и через несколько секунд впереди себя я увидел тупик, а за спиной уже отчетливо слышен жадный рев преследовавшего меня животного. Я останавливаюсь и снова возвращаю себе человеческий облик. Я поворачиваюсь лицом к смерти. Я скрещиваю руки в замок и смотрю, как она приближается с неумолимостью метеора.

Это такая игра, ты смотришь на свою погибель, а думаешь о разных пустяках типа: почему сегодня утром ты надел именно эти носки, а не те? Химера в метре от меня, и я закрыл глаза…

Закрыл глаза и повернул кольцо. Она с ужасным грохотом врезалась в стену и взвизгнула так, что у меня заложило уши. Тварь пыталась развернуться, но ущелье оказалось слишком узким. Оборванные крылья порванным сукном были прижаты к бокам, когда она пятилась назад, когда я смотрел на неё с уступа над головой и сжимал в руке клинок богини.

Я шагнул вниз и замахнулся для удара. Клинок со скрипом вонзился между шейными позвонками, а из разорванных сосудов брызнула горячая лимфа, вмиг пропитавшая остатки моей подранной мантии. Ноги твари подкосились, и, издав предсмертный вой, она рухнула на землю.

Меня отбросило в сторону, и я обессилено рухнул на усыпанные горячей золой камни. Покрытые кровью губы растянулись в довольной ухмылке — химера была мертва.

— Неважно выглядишь, — сказал мне наставник, когда я решил встретиться c ним после схватки с химерой.

Ты умираешь вместе с теми, чью смерть ты видишь.

Если захочешь, ты даже можешь почувствовать их боль.

Но, когда ты привязан к чему-то, твоя боль будет намного сильнее.

Я умер вместе с химерой.

Моё лицо непроизвольно искривляется в гримасе под глубоким капюшоном маггловской кофты. Ведь даже он не может скрыть напрочь заплывшего глаза и разодранной щеки, измазанной далеко не благоухающим целебным кремом.

— А что, так заметно? — апатично спрашиваю я.

Люди на улице косились на меня пугливыми взглядами, думая, что такого могло случиться в цивилизованном мире, чтобы превратить моё лицо в фарш. Одноразовые взгляды одноразовых прохожих в одноразовой жизни. Ты пепел и прах. Шагни в пропасть, и ты умрёшь. Они смотрят на твою внешность и думают о внешности, но никого не волнует твоя искалеченная душа. Ты — частица сытого стада, запертого в своих мирках.

Райнхарт ухмыляется. Мы сидели в маггловском кафе, где я должен был отдать ему результат своих похождений.

Официантка принесла чай, и наставник расплатился с ней. Не больше и не меньше. Ровно столько, сколько нужно было серой массе для того, чтобы не привлечь к себе внимания, и плевать на то, что у неё больной раком отец.

— Плохая у магов нынче медицина, — говорит он, намекая на Мунго, и отпивает из чашки.

— Невольно начнёшь над этим задумываться, когда вместо лечебных зелий тебя пытаются нашпиговать смертельными проклятиями, — скривившись, отвечаю я.

— Да, я слышал о поджоге. Ты привлекаешь к себе слишком много внимания, — поучительно говорит Райнхарт.

— Вы не понимаете этого?

— Почему же, твоя глупость весьма оправдана, — усмехается он.

Это такое испытание, в испытании. Вся моя жизнь испытание.

— А ваше спокойствие моими методами.

— Тебя что-то тревожит? — спрашивает он.

— Многое.

— Что, например?

— Меня дурачат.

— Чего именно ты не понимаешь?

Ты учишься разговаривать так, чтобы тебя не понимали, ты действуешь так, чтобы тебя не понимали. Ты всех дурачишь, но кто-то дурачит тебя.

— Девушка.

— Всегда есть девушка.

— Вы бы убили её, нарушь я правила?

Я сплошная непроницаемость. Ты смотришь, но не видишь...

— Нет, я убил бы тебя, но не сейчас. Ты — волк-одиночка, ты сам вправе решать, как тебе поступать. Я могу дать лишь совет.

— Какой?

— Замри, и твой враг сам себя выдаст.

Я кивнул и сделал глоток горячей жидкости.

— К слову, я не думал, что ты так быстро справишься с заданием. Всё же нужно быть крепким орешком, чтобы победить химеру.

Я хмыкнул.

— Если бы то, что пишут в книгах, оказалось хоть наполовину правдой, задача оказалась бы намного проще, — отвечаю, положив на стол длинный свёрток.

— Знаешь, Гарри, я ожидал от тебя большего, — он кивает на моё разбитое лицо. Хорошо он хоть не видел моего тела. — Ты, как псих, ломишься сквозь стены и только потому, что не подозреваешь о существовании дверей. Мне гораздо больше понравилось, как ты выполнил прошлый заказ.

— Цель оправдывает средства, — отвечаю я. — Задание выполнено, а остальное не важно.

— Важна любая деталь, потому что именно из мелочей состоит наша жизнь, запомни это. Намного проще отравить великого мага, чем сразиться с ним лоб в лоб.

— Я запомню это, учитель, — хладнокровно отвечаю я и покорно склоняю голову. — Каковым будет наш следующий шаг?

— Дьявол, Гарри! Неужели эта девчонка была настолько дорога для тебя, что ты решил покончить жизнь самоубийством? Задания, которые я доверяю тебе, требуют огромной концентрации, а не слепой злости. Иди домой и успокойся. Расслабься, выпей вина, хочешь, я пришлю к тебе Мэйлис?

— Нет, мне нужна работа, — уверенно рычу я, где-то в глубине души понимая, что наставник прав. Что я просто ищу пути, чтобы забыться, измотать себя, снова заглянуть в лицо смерти и сказать: «Привет», ведь может тогда моя душа обретёт покой. Кошмар сменится трагедией.

— Ты уверен? — спрашивает Райнхарт.

Мои потрескавшиеся губы искривляются в ухмылке.

— Тогда ладно, — соглашается старик и достает из нагрудного кармана конверт, кладет его на стол. Потом ухмыляется и забирает свёрток. — До встречи, Гарри, — говорит наставник и выходит из кафетерия, оставив меня наедине с недопитым чаем.

Я одним глотком осушаю чашку и жадно разрываю конверт. Каково же было моё разочарование увидеть одну единственную строчку: «Иди к себе и готовься к возвращению в школу. Ты должен максимально сблизиться с директором и Министром, дальнейшие указания получишь, когда будешь готов».

— Сволочь! — Я бью кулаком об столешницу, да так, что чашка звенит. — Что? — рычу я обомлевшим официантам. — Вызовите копов!

Я выхожу из забегаловки, хлопая за собой дверью. Напротив стоит круглосуточный маркет. Ухмыльнувшись своим мыслям, я перешел через дорогу.

В ту ночь я напился и бродил улицами ночного Лондона. Завернув в какой-то скверик, подошел к компании гопников и попросил закурить, они только щерились, и я завязал потасовку, изливая на них свою ненависть. Всё словно в тумане, мне казалось, что я схожу с ума. Я ведь чертов маггл. Кто-то увидел драку и позвонил в полицию. Давно я так не бегал, едва не разбил последнюю полупустую бутылку виски, торчавшую из кармана джинс.

Я медленно бреду тёмными переулками к себе домой и, кашляя, выпускаю струйки горького дыма сквозь пробитую щеку, но эта боль ничто по сравнению с тем, что творится у меня внутри. Я иссушен и выжжен. У всего в этой жизни есть своя цена, и это цена привязанности.

Делаю глубокую затяжку и выбрасываю окурок, снова доставая пачку. «Курение убивает!» — большими буквами гласит надпись. Я киваю своим мыслям и достаю новую сигарету, боюсь, в этой жизни они стоят в самом конце списка вещей, способных убить меня.

Я не помню, как зашел к себе в комнату, как открыл дверь. Сижу в кресле и невидящими глазами пытаюсь читать книгу по боевой магии. Рука тянется за почти пустой бутылкой, затем я достаю пробку зубами, сплевываю ее, и прикладываюсь к горлышку. Глоток горечи, чтобы получить счастье умиротворённости.

Какая-то птица настырно стучится ко мне в окно, хотя стоп, это не птица, и стучат не в окно. Кто-то ломится ко мне домой. Я встал и неровно пошел к двери, обминая стены, словно мышь.

— Кого ещё черти принесли? — пьяным голосом спрашиваю я, в глубине души надеясь, что сейчас внутрь вломится какой-то непонятной наружности мужик и убьет меня... хоть из чего.

— Это я, Гарри, — слышу я знакомый голос, которому был рад все последние пять лет. — Открой.

— Нет. Тебя здесь нет, потому что тебя здесь быть не должно, — делаю вывод я.

— Но я здесь, — отвечает голос за дверью.

— Нет, — снова возражаю я. — Здесь только я, и моё больное воображение. Изыди, алкогольный психоз.

— Перестань ломать комедию и дай мне войти, Поттер, — послышался приказной тон. Иногда она напоминает мне профессора МакГонаггал.

— Иди домой, Грейнджер, — наплевательски ответил я и решил вернуться в кресло.

Дверь за спиной с грохотом раскрылась — мисс всезнайка выбила её. Она бесит меня своими благими намереньями. Реши она вломиться сюда, не будь я дома, её ошмётки долго бы пытались отодрать от пола, а потом попросту закрасили бы. Я покрутил пальцем у виска и продолжил идти к креслу, всё ещё надеясь, что кто-то воспользовался оборотным зельем. Нет. Ну, нет, так нет.

— Ты мне дверь сломала, — заметил я, плюхнувшись в кресло.

— Гарри, нам нужно поговорить! — выпаливает она, а потом её глаза расширяются — бывшая подруга, как и все, замечает мои увечья. — Что с твоим лицом? — испуганно спрашивает она.

— Я тоже рад тебя видеть, — говорю, снова берясь за бутылку.

— Ты пьян! — заявляет Грейнджер.

— И что, мисс староста накажет меня? — издевательски спрашиваю я.

— Ты сбрендил!

— Как всегда наблюдательна, — отвечаю я и делаю глоток.

Она молчит. Думает, как достучаться до меня, прогуливается по комнате и молчит. Перелистывает несколько страниц моей книги, отложенной на стол, переворачивает и рассматривает забрызганную кровью сломанную маску. Судебный дознаватель хренов. Какого чёрта?

— Какого чёрта ты вообще здесь делаешь? — озвучиваю я вопрос.

Девушка молчит, чинит дверь с помощью магии, задёргивает плотные шторы, чуть ли не перед моим носом, зажигает тусклый свет.

— На романтику потянуло? — ухмыляюсь я.

Всезнайка садится напротив, забрасывает ногу на ногу. Она полна решимости. Интересно, кто ей там прополоскал мозги, что она решилась стать моим личным психоаналитиком? «Скажите пьянству бой!».

Грейнджер смотрит на меня, я не отвожу взгляда. Мы по-прежнему изображаем немых. Это такая игра. Вся моя жизнь — игра.

Не знаю, чего она этим добивается. Уголки моих губ начинают дрожать, эта картина кажется мне смешной. Теперь я отчётливо вижу, что она тоже сдерживает себя. В какой-то миг она уже не может держать себя в руках и издаёт смешок, в тот же миг я взрываюсь хохотом. Словно между нами треснул лёд, словно этот смех наполнил мою душу теплом. Чёртова всезнайка, я злюсь и заливаюсь.

— Как ты нашла меня? — держась за сломанные рёбра, улыбаюсь я.

— Директор сказал, — вытирая с глаз слёзы смеха, мягко отвечает девушка.

Должно быть, он отслеживает моё передвижение, и я начинаю чувствовать себя меченым, как мигрирующий гусь в Диком Королевстве.

— Это многое объясняет, — говорю я. — И о том, что он видел меня, старик, естественно, упомянул мимолётом.

— Вовсе нет, о тебе писали все газеты, и я сама нашла директора и выспросила о тебе, признаться, это было довольно сложно, — ответила девушка.

Я не поверил ни единому её слову, но решил сменить тему.

— Так о чём ты хотела поговорить? — серьёзно спросил я, допивая бутылку.

— Ты шутишь? — удивлённо спрашивает она. — Я не видела тебя всё лето, о тебе ходило столько слухов, и теперь ты спрашиваешь: о чём я хочу поговорить?

— А... — только и сказал я, ухмыляясь. — Скажи, подруга, Дамблдор не додумался обучить тебя окклюменции?

— Что? — Её брови ползут вверх.

— Амулетик-то дерьмовый, — бормочу я.

— Гарри, я не...

— Поговорим с утра, если ты не убьешь меня во сне, — сказал я, поднявшись, и поплёлся к кровати. — Спокойной ночи, подруга, — хмыкнул я и повалился на постель.

Жажда душит мне глотку, воздух не лезет в горло. Я в аду? Тело онемело, я не чувствую руку. Где я? Открываю глаз и понимаю, что лежу на кровати своего временного дома. Лучше бы я умер. Голова разрывается от боли, словно в мозгу включили отбойник. Каждая мышца кричит, будто всю ночь над ней издевался безжалостный маньяк. Я нахожу в себе силы, чтобы перевернуться на спину и издаю полный отчаянья стон. В голове вздыбился смерч недавних событий, и от этого ещё хуже. Я целиком и полностью уничтожен. Страшно и больно. Я лежу и невидящим взглядом смотрю в потолок, мне ничего не хочется. Лучше бы вчера я заснул навечно.

Где-то рядом слышится шорох перевёрнутой страницы, и он заставляет сжаться. Я не один.

«Хватит жалеть себя, Гарри, — приказываю я, — они всегда здесь, ждут, пока ты споткнёшься, пока сломаешься».

Привычки, точно плети хозяев, подстёгивают меня к непроницаемости. Я — не кусок изгнившего мяса, растянувшегося на постели. Я не буду заниматься самобичеванием.

«Изведи в себе слабости, и только тогда ты сможешь быть собой» — звучит в голове фраза наставника.

Всё это режет меня больнее тупого ножа. В глаза словно насыпали битого стекла, я закрываю веки, и по щеке стекает желчная слеза. Одна, она — выведенный из сознания токсин слабости.

Я прошёл тёмным коридором, чтобы получить молотом в лоб — вот мой жизненный урок.

— Прости, — тихо шепчу я и встаю с постели.

Меня всё ещё шатает, а каждое движение кажется пыткой. Занемевшие конечности словно учатся передвигаться заново. Направляясь к холодильнику, я смотрю на пленённую чтением Гермиону. Спала ли она вообще, или моя тёмно-магическая книга полностью захватила её мысли? Неважно. Я открываю дверцу и достаю бутылку холодной воды, откручиваю пробку и алчно присасываюсь к горлышку. Жидкость струится в горло, смывая противный привкус спиртного. Это первые глотки живой влаги в моей новой жизни. Я возрождён из пепла.

Взяв со стола несколько зелий, я разом опрокидываю их в рот, даже не скривившись от мерзкого вкуса, а после этого занимаю позу лотоса в дальнем углу комнаты. Я закрываю глаза, стараясь привести себя в порядок и осознать всё произошедшее. На меня жалко смотреть: уставший и избитый, со следами ожогов от недавней схватки.

Я позволяю воспоминаниям снова захлестнуть себя.

Вспышка. Мёртвое тело Катрины. Вспышка. Мёртвое тело Сириуса. Я могу убить память с помощью забвения, но я поступаю иначе.

Я терплю пульсирующую в висках боль, я отдаюсь ей, сливаюсь с ней, а спустя часы свыкаюсь. Вырезаю её из своего сердца и никогда не буду прежним. Но никто не забыт, и ничто не забыто.

Тяжело дыша, я снова открываю глаза, меня бьёт мелкой дрожью, а вся кожа покрыта испариной. Моё тело регенерирует, как и моя душа. Я снова пью воду и возвращаюсь в себя, не обращая внимания на превратившуюся в изваяние всезнайку.

Так почему она молчит? Не хочет раздражать меня? Возможно. Почему она здесь? Что, если Грейнджер сказала правду? Ведь ещё вчера утром я сам написал директору, где меня можно найти. Я дерзкий параноик. Но как же тогда амулет, который висит на её хрупкой шее? Что Гермиона скрывает от меня? Или этот амулет простая побрякушка, никак не связанная со мной? Всё же я не видел её два месяца.

«Игрок не должен стремиться провести пешку в ферзи, когда у короля уже есть королева» — прозвучало в голове.

Но что, если Гермиона и есть та таинственная королева, о которой говорил заклятый «Империо»? Тогда за всем этим стоит Дамблдор. Но зачем ему это? Девушка здесь, но в этом нет смысла. Умопомешательство.

Кишки завязываются в узел, и моё дыхание становится прерывистым. Я чувствую, как отрастают выжженные волосы на затылке, как затягивается пробитая щека, дыру в которой приходилось затыкать, когда я пил воду.

У этой ходячей энциклопедии патологическая зависимость от меня. За последние пять лет она практически ни на шаг не отходила от меня, так что же изменилось сейчас? Вопросы без ответов и ответы без вопросов. Чёрт бы побрал эту жизнь!

Я очищаю мозг и расслабляюсь, чтобы ускорить процесс восстановления. Моя магия наполняет комнату, так что я могу видеть её даже с закрытыми глазами. И чувствовать. Кажется, маленькая гостья заснула прямо за чтением, хм… никогда не использовал книги в качестве снотворного.

Летаргия развеивается, когда кожа опять становится как у младенца. Я открываю глаза, ощущая, что насквозь пропотевшая одежда прилипла к телу. Поднимаюсь с пола и потягиваюсь, ощущая довольство от прилива сил. Гермиона всё ещё спит, так что я, решив не беспокоить девушку, скрываюсь в смежной комнате. Там принимаю душ, смывая с себя всю ту грязь и нечистоты, которые вышли из моего тела за время медитации.

Скрип двери по возвращении, похоже, приводит подругу в чувство. Она хочет что-то сказать, но увидев, что на мне лишь полотенце, обёрнутое вокруг бедер, отворачивается и краснеет. Ухмыляясь, я подхожу к шкафу с вещами и спрашиваю:

— А что?

Она робко молчит, а я ухмыляюсь ещё шире и начинаю переодеваться.

— Неужели нашу мисс всезнайку можно смутить? — издевательски спрашиваю я, повернувшись к ней.

— Только твоим безосновательным цинизмом. — Её голос спокоен, но красные пятна стыда и удивлённый взгляд выдают её с головой.

— А разве твоё предательство — не основание? — Я искривил губы в хищном оскале: очень много зубов и никакой радости.

— О чём ты? — непонимающе спрашивает девушка.

— Не знаю даже с чего начать. За лето от тебя не пришло ни единого письма, а потом ты вламываешься ко мне в дверь с криками о том, что нам нужно поговорить, но и этого, кажется, мало, ты притащила с собой маленький медальончик, который запретил мне читать твои мысли. Неужели для тебя это в порядке вещей? — злобно выдавливаю я.

— Гарри, я не… — мямлит она.

— Но, кроме того, кто-то позволил моей сове издохнуть с голоду и сгнить в собственной клетке!

— Ты изменился, — девушка едва не плачет, — ты читаешь запрещённые книги, напиваешься, я даже слышала, что ты кого-то убил.

Из моей глотки полился холодный безучастный смех.

— С каких это пор ты начала верить слухам? — издеваюсь я. — К слову, ты сейчас говорила о той книге, которую читала всю ночь напролёт?

Она сникла и сжалась, по щекам текут слёзы.

— Ты не веришь мне, — подавлено говорит Гермиона. — Тогда ладно… Дамблдор говорил, что ты легиллимент.

— Дамблдор?.. — рычу я. — Это старик прислал тебя.

Она молча снимает с шеи амулет и бросает его мне.

— Давай, Гарри, загляни мне в глаза, — тихо просит подруга.

Я сажусь напротив и мягко проникаю в её мысли. Они льются беспрерывным рваным потоком, потом складываются чередой и последовательно.

Я — Гермиона Грейнджер.

Не прошло и недели с начала каникул, как меня навещает сам директор. Он заставляет меня зардеться перед родителями, намекая на школьные успехи. Я всё ещё не понимаю, а тогда профессор спрашивает: не видела ли я Гарри? Он выглядит беззаботно, но я чую подвох. Вскоре выясняется, что Гарри пропал.

Директор Дамблдор говорит, что мне может угрожать опасность, и предлагает отправиться к Уизли.

— Но как же родители? — протестую я, ощущая как стальная рука сдавливает сердце.

— Я позабочусь об этом, — отвечает дедушка. — Они возьмут отпуск и отправятся на пляж какого-нибудь курорта Карибских островов.

«Неужели это война?» — думаю я, увидев серьезное выражение его лица.

— Нет, мисс Грейджер, — говорит Дамблдор, — но меры предосторожности не помешают. — Он улыбается.

Профессор прочитал мои мысли или просто предвидел опасения?

Я рыдаю у Рона на плече, а он успокаивает меня и гладит по спине, говорит, что всё будет хорошо.

Директор больше не появляется, но из разговоров родителей друга, которые мы подслушиваем, я узнаю, что даже сейчас, спустя месяц, от Гарри нет никаких новостей. Кажется, что Орден перевернул всю Англию с ног на голову, но безрезультатно. Профессор Снэйп тоже ничего не знает. Краем уха мы даже слышали, что допросили родственников Гарри и попытались провести следственный эксперимент. Но всё безрезультатно. Гарри Поттер словно сквозь землю провалился.

Слухи об исчезновении «Избранного» просочились в прессу, и это становится скандальной сенсацией. За две недели они такого понаписали, что это уже ни в какие ворота не лезет, но лавры первенства по сочинению бреда, как всегда, достаются Скитер, когда появляется статья о том, что Министерство посадило Гарри в Азкабан.

Это вызывает смех сквозь слёзы, но взрослые, кажется, встревожены, а вечером следующего дня, наконец-то, появляется директор, и здесь проходит внеочередное собрание Ордена. Это правда! Гарри действительно сидел в Азкабане, и его едва не приговорили к поцелую дементора. Я не верю ушам, неужели он действительно всё это время просидел в тюрьме? За что? Кажется, последние слова я произношу вслух и, сама того не понимая, врываюсь на тайное заседание.

— Успокойтесь, мисс Грейджер, — ласково говорит старец. — Я поговорю с вами позже, а сейчас, Молли, помоги девочке успокоиться.

Я вскипаю от злости, когда миссис Уизли отводит нас наверх и приказывает сидеть тихо, и Рон снова пытается успокоить меня. Спустя полчаса появляется профессор и просит оставить нас наедине. Ему достаточно всего нескольких фраз, чтобы вызвать у меня чувство беспечности и ответить на все вопросы разом. Он говорит, что с Гарри всё будет хорошо, им занимаются лучшие колдомедики, но мальчик пока нем, так что мне лучше надеть этот амулет, который поможет общаться ментально. Директор говорит, что Гарри прекрасно овладел легиллименцией, и что он сомневается, будто парень на самом деле всё это время сидел в Азкабане. Он просит поразмыслить, о чём я поговорю с другом, когда мы встретимся, а это будет очень скоро. Я киваю и сглатываю слёзы.

К вечеру следующего дня рождается статья, которая ввергает меня в ужас. Пожар в медицинском центре имени Святого Мунго. Медики разводят руками и говорят, что палата принадлежала Гарри Поттеру, но тело мальчишки пока не найдено. Эти новости спровоцировали ряд новых догадок, одна хуже другой.

Как по волшебству в комнату входит добрый дедушка, который успокаивает меня. Он говорит, что с Гарри всё хорошо, ведь он прислал письмо. Профессор протягивает мне конверт и говорит, что это портключ до места, где он сейчас находится. Он просит, чтобы я не забывала о его просьбе, а ещё, что мальчику может понадобиться моя помощь.

Удивлённо соглашаюсь с ним и использую портключ. Я стою перед какой-то дверью. Гарри здесь, совсем близко…

Я разрываю контакт и ухмыляюсь, глядя на напряженное выражение подруги, которая взаправду желает, чтобы я ей поверил. Но могу ли я? Да, она искренняя в своих чувствах, но через неё ко мне хочет подобраться один лживый, лицемерный говнюк, который не принимает отказов и найдёт сотни путей для того, чтобы вынюхать дерьмо из моей «мадам сижу».

— Теперь ты веришь мне? — наконец, спрашивает она, глядя на меня недоумённым взглядом.

Я откидываюсь назад и смеюсь, теребя в руке амулет. Значит, он не только защищает владельца от ментального проникновения, но и помогает общаться без слов. Занятная вещица.

— Я — да. А ты мне?

— Я не знаю, — девушка отвечает не сразу. — Возможно, если бы ты рассказал мне, что с тобой случилось, я смогла бы тебя понять.

— Раньше ты не сомневалась во мне ни на секунду, — отвечаю.

— Раньше ты бесследно не пропадал, — парирует она.

— Но это ведь было раньше, — ставлю точку я. — Времена меняются, а вместе с ними и люди.

— Ты меня пугаешь, Гарри, — тихо говорит Гермиона.

Я наклоняюсь к ней и нежно провожу по щеке тыльной стороной ладони, она вздрагивает и отводит взгляд.

— Не бойся, — нежно шепчу я, позволяя амулету выскользнуть из кисти и повиснуть на цепочке рядом с рукой Гермионы, — я не трону тебя.

Мы молчим, каждый думая о своём: я — что рядом с ней придется быть очень осторожным и что это Дамблдор хорошо придумал: снова взять меня на короткий поводок, а она — откуда я знаю? Вот скажет — тогда узнаю.

Но к моему удивлению, со мной заговорила не девушка, а её желудок, издавший жалобное урчание.

— Извини, — говорит она, бросая на меня вороватый взгляд.

— Нет уж, это ты извини, ведь не ты держала меня сутки голодным. — На её лице появляется нежная улыбка. — Ну, так что? — спрашиваю я, — Пойдём, поедим, как в старые добрые времена, я ведь еще помню твои вкусы.

Гермиона робко кивнула, и я, не теряя времени, тут же потянул её в один из ресторанов, которые недавно посещал.

— Ты не пойдёшь? — удивляется Гермиона.

— Нет, — коротко отвечаю я.

— Но они ведь наверняка будут рады встрече. К тому же, разве ты не хочешь увидеть Джинни? — Её брови поднимаются ещё выше: она снова не понимает меня.

— Может, да, а может, и нет, но я не намерен слушать вопросы, на которые у меня заведомо нет ответов.

— Ты в этом уверен?

— Да, чёрт возьми, — повышаю голос. — Просто приведи Дамблдора, а я подожду здесь!

Она кивает и направляется к покосившемуся дому, я гляжу ей вслед, а потом решаю прогуляться, чтобы меня, не приведи Мерлин, не заметили. Я наколдовываю патронуса, который предупредит меня, и иду вверх по дороге, туда, где вдалеке виднеется странная башня, похожая на шахматную ладью, и невысокая гора. Помню, как, кажется, в прошлой жизни взбирался на неё, чтобы впервые воспользоваться портключом.

Эти места нагоняют ностальгию. Приятно иногда прошвырнуться по ним и вспомнить, каким дураком был когда-то. Вот поле, в которое запускал гномов, а вон на холме скрытая деревьями усадьба, где играл в квиддич. Я свернул с дороги и направился к небольшому пролеску, надеясь укрыться от назойливого солнца, жгущего затылок.

Не знаю, насколько там занят Дамблдор, но если он не появится через полчаса, придётся заявиться прямиком в Хогвартс, чтобы он обратил на меня свой маразматический взор. Но, так как Гермиона целиком и полностью доверяет его лживому престижу, нельзя не следовать светлому плану и не позволить ей связаться с ним через камин Уизли.

Дьявол забери эту всезнайку, у неё всегда есть план действий, причем этот план настолько правильный, что любой другой рядом с ним будет расцениваться как святотатство. Она не доверяет мне, но хочет, чтобы я доверял ей, и постоянно пытается уличить меня в чём-то, наставить на путь истинный. Считает меня другом, пока я следую предписаниям, и будет канючить над моими ошибками ровно столько, сколько будет нужно, чтобы я признал свою неправоту. Взять, к примеру, хоть случай с Молнией, когда староста сдала меня декану только из благих побуждений, а теперь выдаст и Дамблдору, потому что я, по её мнению, изменился не в лучшую сторону и стал тёмным. Странное проявление «любви». О да, она испытывает ко мне некое чувство, которое не подлежит объяснению. Это я заметил ещё вчера, когда мы пришли домой из ресторана, где девушка неустанно пыталась уговорить меня быть откровенным. Гермионе нравился тот новый я, который вернулся, по крайней мере, внешне. Она постоянно краснеет и отворачивается, стоит мне оголить хоть часть своего жилистого тела, но всё же с любопытством пытается посмотреть снова, чтобы зардеться ещё сильнее. Всё это мне довелось увидеть собственными глазами, когда я решил врастить анимагический медальон себе в тело, пользуя приобретённые из книги знания. И, тем не менее, потом мисс Я-Знаю-Как-Правильно, как ни в чём не бывало, говорит мне, что это запрещённая магия, и волком смотрит на мой покрытый татуировками торс, при этом совершенно забывая краснеть. К чёрту! Дождусь Дамблдора и попытаюсь уверить его, что мне не нужна провожатая. Хотя этот хрен может и попытаться закрыть меня в одном доме с Уизли, и тогда я точно свихнусь. Нет уж, увольте, лучше я ещё раз сражусь с химерой, чем буду слушать все их тупые заявления.

— Гарри, дорогуша, где же тебя носило, что ты так исхудал? Гарри, ну расскажи, что случилось, я ведь твой лучший друг! — перекривляю я каждого из них писклявыми голосами, испытывая отвращение при одной мысли, что мне придётся провести у них остаток лета. — Дорогой, где же ты был? Я так тебя ждала! Ты такой классный, такой знаменитый. Сделай мне ребёночка. Распустили горло, бл...

— Разговариваешь сам с собой? — слышу я вопрос, едва только оказался в тени деревьев.

Я оборачиваюсь и выхватываю палочку.

— Знаешь, это не лучший способ разогнать мозгошмыгов, — задумчиво говорит девушка.

— Луна? — удивлённо спрашиваю я, разглядывая её эксцентричный наряд. — Что ты здесь делаешь?

— Собираю цветы, — беззаботно отвечает школьница, пытаясь расправить смятый сарафан в горошек. На ней неизменное ожерелье из пробок, а ещё большая шляпка с широкими полями, одна из тех, которые носили модницы магического мира лет двадцать назад, но даже так она выглядит довольно мило. — А ты, наверное, томминокеров ищешь? — спрашивает девушка, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

— Нет, — отвечаю, — просто коротаю время, прогуливаюсь.

— Брось, Гарри, — она улыбается, — с чего бы тебе прогуливаться в этом лесу, когда заброшенная шахта с томминокерами совсем рядом?

Я изумлённо поднимаю бровь.

— Не знаю, — говорю я, — возможно, я просто надеялся найти в этом лесу девочку, которая собирает цветы, чтобы убить её?

Она смеётся надо мной, абсолютно недоверчивым детским смехом, словно услышала самую несусветную чушь в этом мире.

— Ты? — сквозь смех выдавливает она и снова заливается, вызывая у меня улыбку. — В это поверить сложнее, чем в морщерогих кизляков.

Не помню, чтобы видел Луну такой радостной, и это вызывает вопрос, который я тут же задаю вслух:

— Ты что, газет не читаешь?

— Почему же, читаю, — серьезно отвечает она, заправляя за ухо выбившуюся пепельную прядь. — Но про тебя и раньше писали разный бред, разве сейчас стоит начинать в него верить?

— И то правда, — соглашаюсь я.

— Как твоя сова? — неожиданно спрашивает Луна.

— Немного исхудала.

— Она у тебя красивая, — замечает девушка. — Хочешь, я дам тебе таволжных жучков, они очень полезны.

— Нет, спасибо, — улыбаюсь я, — Букля на диете.

— Жаль, — мрачно отвечает Луна.

— А ты уже приготовилась к школе?

Она не ответила, изумлённо глядя мне за спину.

— Твой патронус, Гарри, — восторженно говорит волшебница.

— Чёрт, — выдавливаю я, — пора возвращаться.

— Ещё увидимся, — на прощание бросает она.

Я киваю и прогулочным шагом возвращаюсь к хибаре Уизли. Почему-то стало так легко и спокойно, что я не узнаю сам себя. Каким-то образом эта странная девушка способна укротить даже дракона. С этой безграничной любовью и наивностью она кажется самой живой из всех, кого я знаю, ведь не обременена обыкновенными человеческими заботами. Она не задаёт глупых вопросов, не расспрашивает, не вспарывает едва заживших ран. Это дикое чувство выводит из себя. Внутри вскипает злость. Я не должен расслабляться, я не могу. Подвергнуться новому заблуждению, чтобы не забывать вкус крови на губах? Чувство, заселившееся в груди, словно огромный паразит, начинает извиваться и корчиться. Меня тошнит, ведь я ощущаю, что снова согбился над плахой.

Сморщенный расстоянием Дамблдор уже ждёт меня у дома рыжего выводка. Странно, почему это мисс всезнайка не с ним? Неужели Ронни приревновал свою девушку ко мне? О да, рыжий увалень уломал старосту встречаться с ним, когда я пропал, пичкая её намёками о том, что в такое время все мы в опасности и стоит наслаждаться каждым мигом жизни. Вот и будьте счастливы, только ко мне не лезьте!

— Доброе утро, профессор, — учтиво приветствую старика.

— Рад снова видеть тебя, Гарри, чем обязан? — добродушно спрашивает он.

Мы прогуливаемся в противоположную сторону, туда, где растянулся посёлок.

— Скорей это я вам обязан, — ухмыляюсь я, глядя на директора. Хоть я и сильно вырос за последнее время, но едва доставал Дамблдору до подбородка. — Зачем было присылать ко мне Гермиону? — добавляю я.

— Не стоит забывать о друзьях, мальчик мой, порой только они способны нам помочь, — невозмутимо говорит Дамблдор.

— Или получить вместо нас проклятье, — замечаю я. — А в моей жизни только так и может произойти, противники всегда будут искать способ причинить мне боль, или вы забыли о Сириусе?

— Прости старика, — вздыхает он, — я хотел как лучше. К тому же тебе нужна была поддержка, — многозначительно говорит волшебник.

Альбус, скорее всего, уже прочитал мысли Гермионы. Представляю, если бы он увидел меня в том состоянии, несколько дней назад. И тут я понимаю, что мне нечего сказать. Не успел я вернуться, как старик уже крепко взял меня за яйца.

— Ты писал, что договорился с Корнелиусом, — мягко продолжает он. — Но я не пойму, как это связано с пожаром. Он случился до или после вашей договорённости?

— После, — говорю я, про себя отмечая, что Альбус очень скользкий тип и с ним постоянно нужно держать ухо востро. — Кто-то проклял аврора Империусом, и тот едва не убил меня.

— Мне казалось, что на месте происшествия нашли три трупа, — практически отстранённо говорит он.

Эта добродушная дотошность старого махинатора стискивает сердце, просачивается сквозь кожные поры и наполняет отвращением. Я обречённо вздыхаю и воровато рассказываю ему обстоятельства случившегося. Наставник был прав, я оставил слишком много следов.

— Кроме того, Фадж дал мне Непреложный обет, — словно в своё оправдание говорю я.

Мёртвая тишь и лишь шелест ветра.

— Значит, ты убил аврора? — словно не слыша моих слов, переспрашивает он.

— Это была самооборона, — начинаю злиться я.

Дамблдор какое-то время что-то обдумывает, а потом говорит:

— Что ж, думаю, стоит нанести Корнелиусу визит вежливости.

Он без зазрений совести пользуется мной и моими достижениями, я чувствую его каблук на своем горле. Мы разговариваем с Министром: они с Дамблдором обсуждают какие-то политические нюансы, которые я слушаю в пол уха. Мне не по себе. Альбус требует от Фаджа обнародования новых фактов пожара в Мунго и мнимой поимке напавшего на меня, это укрепит ИХ авторитет.

Последние дни я практически не сплю. Гермиона постоянно рядом, и я боюсь за неё. Ягнёнок, которого готовы принести в жертву ради общего дела, но я к этому не готов. А она всё пытается выспросить у меня, где я был летом. Это бесит. Чёртов старик загнал меня в угол, и в порыве ярости я довожу девчонку до слёз, кричу, что если она ещё хоть раз об этом спросит, я убью её. В подтверждение своих слов я разношу заклинанием едва ли не полкомнаты. Скорей бы уже в школу, где я смогу сбросить с себя это бремя.

Я пожимаю руку Фаджу, нас фотографируют. Он врёт прессе.

Я пожимаю руку Дамблдору, нас фотографируют. Мы лжём на публику.

Я сижу в кресле, а они положили руки мне на плечи, нас фотографируют.

Меня упоминают в нескольких новых законопроектах.

Меня тошнит. Дамблдор неустанно напоминает, что он мой опекун, и я должен слушать его.

Мы с аврорами и Даблдором устраиваем рейд. Я изливаю свою злость на Пожирателях. Они не сажают их в Азкабан, потому что некого. Я замечаю страх во взгляде старика, но лишь на секунду. Несмотря на все его речи, кажется, он боится меня.

Я по уши ввяз в их дерьмо, и в какой-то миг я понимаю, что наше правительство становится полностью или почти полностью тоталитарным, ещё до взнуздания Волдеморта. Мы взываем: объединитесь перед лицом нового врага, отриньте свои убеждения, пожертвуйте своими родными. Выбирайте нас. Выбирайте жизнь, ведь вам не устоять перед натиском тьмы в одиночку. Выбирайте Фаджа, выбирайте Дамблдора, выбирайте правильную сторону, ведь только она гарантирует вам полный этатизм. Мы есть добро, но нам насрать, сколькие из вас подохнут в этой войне, главное сплотиться и уничтожить зло.

Убийства, репрессии, деспотия и массовые заключения в тюрьмы — это не наш метод. Но перед лицом угрозы не должно быть никаких компромиссов. Присягните нам, подчинитесь нам, и тогда вы получите свободу. Вы — рабы, которых не нужно принуждать, ведь вы любите своё рабство. Эта пропаганда, что вбивается вам в головы с помощью редакторов газет и таких ключей, как я. Чья ипостась уже сама по себе даёт надежду и заставляет верить в хрустальные замки на берегу несуществующего острова. Выбирайте разложение и смотрите на эгоистичных выродков, которых вы произвели на свет.

Но, кроме силы слова, есть ещё большая сила — и эта сила умолчание. Мы убережём вас от тех доводов и энтимем, которые могут вас ужаснуть. Ведь, если вы не будете о них знать — это будет даже лучше, чем самые убедительные логические опровержения. Вы смотрите, но не видите. Вы полюбите своё рабство, ведь мы гарантируем обеспеченность, чтобы вы могли спокойно жрать и пить, чувствуя себя удовлетворённым сытым скотом, готовым отправиться на бойню.

Трахайтесь, рабы. Новая евгеника предателей крови со свиноматками, наплодившими полукретинов, похожих на себя, и грязнокровых магов, которые нахрен не нужны аристократам и таким, как Волдеморт. Вам заказана другая сторона, поэтому выбирайте нас. Мы любим вас, ведь вы наши рабы.

Я стою на грани Утопии. Я один из её созидателей.

Сегодня последний день перед поездкой в Хогвартс. Сегодня я хожу по Косому переулку, чтобы посмотреть на магический сброд, снующий этим кишечником, словно глисты, опасающиеся диареи. Я покупаю все магические принадлежности, ловлю на себе взгляды школьников: из-за моего мнимого безразличия они считают меня высокомерным. Плевать! Катитесь все в ад, черти!

Гермиона, похоже, свихнулась. Ведёт себя странно, постоянно оглядывается, а потом, ни с того ни с сего, делает вид, будто всё в этой жизни ей безразлично. Она по-прежнему носит этот чёртов амулет, она всё ещё выполняет грёбанные приказы старого лицемера.

— Гарри, — нерешительно позвала она, уже вечером.

— Что? — злобно рычу я. В последнее время наши отношения вконец испоганились.

Я был таким, каким был: холодным и злым.

— Я должна кое-что сделать для тебя.

Недоумённо вскидываю бровь, пока она нерешительно приближается ко мне. Её глаза блестят.

— Профессор говорит, что ты можешь быть опасен для самого себя и… — она запинается.

Гермиона уже совсем рядом, бредёт ко мне как зомби, я отступаю на шаг.

В какой-то момент я понимаю, что отступать некуда. Хочется убежать от её пристального взгляда, я не понимаю её.

— Так будет лучше для нас всех…

«Беги!» — вопит всё внутри.

Девушка встает на носки и тянется ко мне, её губы совсем близко, они приоткрыты и слегка подрагивают.

Тело сводит судорогой, словно кто-то протыкает мышцы колами из сухого льда. Я в оцепенении, не могу пошевелиться, замерев перед кареглазой ведьмой, словно мышь перед пастью удава. Она околдовала меня, её руки смыкаются у меня на шее, и девушка нежно прижимается к моим губам своими.

Внутри всё вспыхивает адским огнём. Это невыносимо. Гермиона отстраняется, и всё прекращается, тускнеет, покрывается коркой льда.

— Прости, — слышится тихий шепот, — но так будет лучше.

Она отворачивается и идёт к выходу, а меня бьёт мелкой дрожью.

— Грейнджер! — кричу я. — Что ты со мной сделала, Грейнджер?

Её поцелуй остывает у меня на губах, а я чувствую себя куском сваренного мяса.

— Прости, — едва слышно повторяет она, открывая входную дверь. — Так было нужно.

— Стой! — рычу, доставая палочку, я хочу её остановить. — Что, чёрт возьми, происходит? «Петрификус антемус!», — но к моему ужасу ничего не происходит. Я повторяю заклинание. Безрезультатно.

— Я запечатала твою магию, — тихо говорит девушка, оборачиваясь у выхода.

— Прекрати это или, клянусь, я убью всех, кто тебе дорог! — мой голос дрожит от ярости.

— Нет, Гарри, — со слезами на глазах отвечает она. — Дамблдор был прав.

Я бросаюсь к ней, но Гермиона касается амулета и исчезает. Мои руки снова хватают лишь воздух.

Тварь! Тупое животное, поверившее Дамблдору. Она предала меня и ради чего? Чтобы выжечь остатки моего доверия? Сделать лучше? Для кого! В порыве гнева я хватаю стул и швыряю им в окно. Дежа вю. Она — слепая кукла, напомнившая мне Катрину. Я — часть общества, которое не имеет собственного мнения и лишь полагается на авторитеты. Довольно! Я — не добрый фей, и если они не способны видеть сами, я разобью им лица, чтобы они ощутили мою боль, чтобы задумались, что каждый поступок влечёт за собой последствия. Жалкое отребье, тонущее в собственном дерьме, которое однажды наполнит их глотки, и все эти сволочи запрокинут головы к небу и, давясь, возопят: «Гарри, спаси нас!».

Я быстро дышу, пытаясь обуздать свой гнев. Теперь каблук старика ещё отчетливей чувствуется на кадыке; он душит, не даёт вдохнуть, но я должен делать вид, что смирился. Если я не пойду у него на поводу, Дамблдор прибьёт меня как бешеного пса. Он боится, я выразительно чувствую это.

— Поиграем, — тихо говорю я.

Манипулятор больше не станет использовать девчонку — она исчерпала себя. Я показал свою ярость, значит следующий ход снова за ним, и когда этот день настанет, я буду готов.

Я перевожу дыхание и призываю своё творение. Мои магические способности связаны, но кое-что я ещё могу.

— Не так ли? — шиплю я на серпентарго.

— Да, повелитель, — в унисон отзываются змеи, высунув свои головы из рукавов мантии.

Я улыбаюсь и пишу наставнику письмо. Уж он-то наверняка должен знать, какой ритуал запечатывает магию через поцелуй.

Когда сквозь разбитое окно в комнату влетает чучело совы, я отдаю ей свиток и отсылаю.

На улице стоит ночь, но мне не до сна: дел ещё предстоит сделать изрядно. Я анализирую своё полумаггловское состояние и, в конце концов, понимаю, что о палочке можно забыть. Теперь стоит полагаться только на свои чувства и реакцию, а также на карты скрытые в рукаве. К своему большому сожалению, я не могу пользоваться клинком, он тут, рядом со мной, но его не достать, зато я с лёгкостью могу принимать звериный облик.

Уже под утро я собираю вещи в безразмерный чемодан. Стандартный комплект: пять белых рубашек, два галстука, две чёрных мантии, две пары чёрных брюк, семь пар носков и нижнего белья, чернила, свитки, самописное перо, книги. И ещё кое-что из моего личного набора: метла, карта, плащ-невидимка, два тома по чёрной магии, разбитая маска и набор сваренных мной зелий на все случаи жизни.

Ответ от наставника появляется перед самым отъездом, в тот момент, когда я разбираюсь с владельцем помещения насчет недавнего шума, разбитого окна и поломанной мебели. Должен признать, что деньги покрывают все издержки современного общества и иногда действуют лучше любых уговоров. Хозяин квартиры всё ещё слегка зол, но несколько стофунтовых купюр покрывают моральный ущерб с излишком, и его даже почти не волнует мой экзотический почтальон. Мне остаётся только пожимать плечами и намекать на секретные разработки своего свихнувшегося папаши. Подобревший собеседник с пониманием кивает и говорит, что будет рад видеть меня снова, если только шума будет поменьше, и предлагает помочь с багажом.

Я отстранённо киваю, слушая, как он пыхтит, поднимая мой чемодан, и несёт следом: вниз по лестнице к такси, которое он сам же и вызвал. К слову, если у тебя есть деньги, они могут заменить тебе любую магию: одно мановение пальца — и тебе подают обед, завтрак и ужин, одно слово — чистят ботинки, один только взгляд — вылизывают задницу. Человеческий сброд слетается на запах денег, как голодные шакалы на кусок окровавленного мяса, а за право быть первым они перегрызут друг другу глотки.

Я разрываю конверт уже на заднем сидении «форда», обладатель которого услужливо везёт меня на вокзал Кингс-Кросс. Я видел его взгляд, он хочет, чтобы я опоздал, потому едет медленно, он хочет, чтобы я попросил выключить эту конченую музыку, чтобы я чувствовал себя должным. Он хочет моих денег. Миром правит алчность.

Я читаю письмо.

«Такое развитие событий казалось очевидным. Ты был намного сильнее, чем твои противники и мог выступить против них в открытую. Твоё недавнее появление смешало им все карты и ввергло в ужас. Вернее всего, что каждый попытался бы устранить угрозу. Эта игра тебе на руку, и когда ты приспособишься к ней, твоя проблема исчезнет. Позволь своим врагам проявить себя и держи к себе настолько близко, насколько сможешь. Манипулируй ими, ослепи их, и только тогда ты сможешь получить покой.

Дамблдор слишком хитёр, так что придётся тебя разочаровать: корень исчезновения способностей таится не в поцелуе, ибо им невозможно запечатать магию. Ищи ответы там, где их не должно быть, в силу того что только там они могут скрываться. Ты на правильном пути, мой ученик, сила в твоих слабостях; используй её, и ты добьёшься результата.

Я не зря хотел, чтобы ты вернулся в школу и просил сблизиться с Дамблдором: Хогвартс скрывает много тайн и только тебе под силу их разгадать.

Теперь я вижу, что ты готов к следующему заданию.

Твой директор — хозяин птицы, чьи слёзы способны исцелять любые раны. Добудь их. Я знаю, что только ты сможешь заставить этого феникса плакать.

На территории школы находится логово одних из самых опасных тварей магического мира — акромантул. Найди их вожака и добудь его яд, он нам понадобится.

И последнее: в Запретном лесу водятся древние существа, их кровь способна поддерживать жизнь мага даже когда он при смерти. Убей единорога и возьми его силу.

Но, Гарри, прошу, будь осторожен».

Спустя полчаса я расплачиваюсь с таксистом, беру тележку, и направляюсь к платформе. Перегородка поглощает меня незаметно для остальных. Сейчас четверть одиннадцатого, а на магическом перроне кроме консьержа, охраны и нескольких учеников ещё никого нет. Ну конечно, есть ли смысл тратить время и приходить заранее, когда ты маг? В последнее время я сделал для себя вывод, что маги не отличаются пунктуальностью: они не приходят позже или раньше, они появляются ровно тогда, когда следует. А эта мелюзга, смотрящая по сторонам с открытыми от удивления ртами, скорее всего, магглорождённые первокурсники. Тем лучше для меня.

Провозившись с чемоданом, я занял свободное купе и тут же закрылся изнутри. Сегодня у меня нет желания видеть старых знакомых. Переодевшись в школьную одежду я набросил капюшон и попытался сосредоточиться на чтении книги. Был ли в этом смысл, когда можно воспользоваться кольцом? Не знаю, просто хотелось отвлечься.

Странно, я просто смотрю на страницы, вижу буквы, но не понимаю ни слова. Символы плывут перед глазами дымным маревом, а мысли где-то далеко. Прошлое не отпускает меня, не позволяет успокоиться.

Почему, когда я получил силу и знания, мне стало ещё хуже? Возможно, стоило оставаться тем слепым котёнком, которым я был и просто радоваться отрезку жизни, отведённому мне до встречи с Волдемортом? Считать, что у меня есть друзья? Думать, что Дамблдор действительно заботится обо мне? Со всей той мощью, которой я обладал, я не знал ничего кроме предательств и боли. Вот она, истинная жизнь: как только в тебе увидят соперника — тут же стремятся устранить, унизить, уничтожить. Оставайся безликим и никчёмным, не думай, не спрашивай, иди вперёд и, быть может, о тебе забудут. Вот он, твой покой с именем на могильной плите. Пепел к пеплу, прах к праху. Но теперь поздно жалеть. Я сам выбрал свой путь. Я вижу их насквозь: политиканов, за чьими пылкими речами кроется совращение несовершеннолетних и нарушение законов, добрых дедушек, за чью помощь не расплатишься по гроб жизни, друзей, которые с тобой до тех только пор, пока ты не оступишься. Этот мир прогнил изнутри, он построен на смятых костях, крови и поту тех, кого принято называть "обычными людьми". Он убогий и подлый. В нём не осталось ничего светлого.

За окном стоит ужасный шум и суета: до отправления остаётся десять минут. Ученики бегают, кричат, успокаивают своих питомцев, мельтешат, прощаются с родственниками, обнимаются, здороваются, улыбаются; они напоминают мне тараканов: такие же тошнотворные и безропотные. Когда-то я был одним из них.

Кто-то несколько раз дергает за ручку двери, но не озабочивается использовать магию, поэтому, к счастью, меня оставляют в покое, хоть на некоторое время. Вскоре экспресс трогается, и эта огромная красная змея, исторгая клубы седого дыма, уносит нас прочь на север.

Отложив книгу, я невидящим взглядом смотрю в окно, наблюдая, как поля сменяются лесами, а леса — озёрами.

Мысли о завтрашнем дне снова оплетают моё сознание. Я думаю о задании, о Дамблдоре, о Волдеморте. Цель моего пророчества для меня так же недосягаема, как и сладкое спокойствие. Том ведёт холодную войну, пытается скрыться за «железным занавесом», он где-то далеко восседает на своём троне и думает, как меня убить, он собирает силы, чтобы не размениваться на мелочи и выиграть будущую войну одним ударом. Я знаю, что у него повсюду шпионы, они смотрят на нас невидимыми глазами, они всё слышат. Наверняка Пожиратели пролезли в коррумпированное Министерство. Несложно подкупить магов, которые не задумываются о будущем и заботятся только о собственных задницах. Несколько взяток, и у человека чистое прошлое и безупречная репутация…

Мои мысли прерывает неожиданная попытка открыть двери. Кто-то имеет серьезные намерения лишить меня одиночества. Щелкает замок, и дверь купе отъезжает в сторону, гость проскальзывает внутрь и быстро захлопывает проход.

Я поворачиваю голову от окна и вижу запыхавшуюся… Луну?

Девушка смотрит на закутанного в чёрное с головы до пят меня и выдавливает:

— О, дементор. И совсем нестрашный. Почему тебя здесь закрыли? — сочувственно интересуется она.

— Чёрт возьми, Луна, я не дементор, — раздраженно огрызаюсь я, сбрасывая капюшон.

— Ой, Гарри, почему ты здесь совсем один? — удивляется Луна.

— Ученики не любят дементоров, — в тон отвечаю я. — А ты, что здесь забыла?

— Я?.. — она выглядит растеряно.

Вместо неё мне отвечает приближающийся по вагону голос:

— Полоумная, где же ты? От меня не убежишь. Не прячься, расскажи мне о морщерогих кизляках.

— Малфой? — злобно спрашиваю я.

Она виновато кивает головой.

Я слышу, как слизеринец проверяет каждое купе, пока не натыкается на это.

— Я знаю, что ты здесь, сучка, выходи или хуже будет, — растягивает слова Драко.

— Что ему от тебя нужно? — спрашиваю я.

Луна не успела ответить — дверь купе открылась, и в проходе показалась надменная мина аристократа.

— Сядь, — велю я ей, поднимаясь с места.

— О, — ухмыляется Хорёк, — я искал одного изгоя, а нашел сразу двоих.

— Уходи, — спокойным голосом приказываю я, но он словно и не слышит.

— Знаешь, Поттер, мы тут поспорили, чего стоит ваша команда без лидера… К слову, где вы свою грязнокровку продолбали?

Я молчу.

— Мы тут решили… — он причмокнул, подбирая слово, — «поиграть» с двумя Уизли и Лонгботтомом, но Лавгуд сбежала. Они бездарны, Поттер.

— Больше предупреждений не будет, — говорю я.

— Нас трое, шрамо… — он осёкается, замечая, что шрама у меня нет, хотя для репортёров на мне были атрибуты избранного: очки и нарисованный шрам. — Не важно, — продолжает он. — Ты ведь не разучился считать.

Я киваю и опускаю глаза, вижу, как он вдыхает, хочет что-то сказать. Левая рука вцепляется ему в воротник и тянет на себя, другая хватает входную ручку и резко дёргает в сторону. Дверь на скорости бьёт его по голове и впечатывает её в косяк, его тело ослабевает, и я отпускаю парня, позволяя вывалится в проход. Крэб и Гойл ошарашено смотрят на меня, пока я отпрыгиваю внутрь купе. Они бросаются в атаку, но вдвоём им не протиснуться. Первым входит Гойл, замахиваясь для удара. Рывок вперёд: я бью перекрёстным движением. Удар приходится ему в шею, и рука увальня лишь слабо клюёт мне в плечо, а затем безвольно опадает. Громила затуманенным взглядом смотрит, как я делаю челночное движение назад, чтобы ударить его ногой в грудь. В следующий миг туша уже вываливается из купе и падает на пол рядом с Малфоем. Крэб выглядит нерешительно.

— Вас трое или двух хватит? — спрашиваю я.

Парень что-то бормочет.

— Оттащи их, — говорю, захлопывая дверь прямо у него перед носом.

Я поворачиваюсь к Луне.

— А теперь внеси ясность, что им было нужно?

Её большие глаза кажутся ещё шире.

— Они, — нерешительно начинает девушка, — хотели отомстить за то, что отец Драко попал в Азкабан.

— Это и понятно, — отвечаю я, опускаясь на сидение. Я слышу, как стучит кровь в висках, но рука остаётся твёрдой. — А вы что?

— С ними были ещё Нотт и Забини, они ворвались в купе и атаковали без предупреждения, — растеряно объясняет она. — Мы ничего не успели сделать.

— Война со Слизерином будет очень кстати, — между делом замечаю я.

— Тебе не нужно было встревать, — тихо говорит Луна.

— Что? — зло переспрашиваю я.

— Они бы ничего со мной не сделали, но теперь ты разозлил их ещё больше, — странный тон, нет обвинения, но отстранённость и доля сочувствия.

— Я должен был позволить этим ублюдкам издеваться над тобой? — недоумённо спрашиваю я.

— Ты не понимаешь, Гарри, злость, она как эхо — отзывается ещё громче, — Луна умолкает. — Рон говорит о тебе плохие вещи, он считает, что из-за тебя Гермиона не поехала на поезде, но я не верю ему. Я никому не верю и знаю, ты — хороший человек, но твои удары так же тяжелы, как и то бремя, которое ты несёшь.

— Что? — переспрашиваю я.

— Извини, я много болтаю, — виновато говорит она, — это всё проделки мозгошмыгов. Мне пора идти, — девушка встаёт и направляется к двери.

— Но как же слизеринцы?

— Пускай, я всё равно убегу, — на её бледных губах появляется тень улыбки. — Так или иначе, я должна помочь остальным.

Она ушла, оставив меня наедине со своими мыслями. Её слова раздражали. Я не понимаю эту девушку — что движет ею? Какая такая добродетель, в которой я убог, заставляет её усмехаться обидчикам в лицо снисходительной улыбкой? Не раздувать пламени, во избежание ножа в спину за жестокость? К чёрту, старого пса новым фокусам не научишь, избавление — это уничтожение.

Я вольготно вытянулся вдоль сидения и, закинув ногу на ногу, прокручиваю каждое её слово у себя в голове.

— Должна помочь остальным, — перекривил я, скрещивая руки не груди. Кому? Невиллу? Он водится с тобой только потому, что больше не с кем. Рону? Болван считает тебя сумасшедшей. Или, может быть, Джинни, для которой ты лишь забавный зверёк? Пропади оно пропадом. Хотелось встать, найти её и сказать это в лицо. Разбить наивность в щепки, вернуть к реальности. Но вправе ли я?

Я осаживаю себя, закрываю глаза и пытаюсь выбросить из головы этот маразм, но где-то в глубине души я надеюсь, что она снова вбежит сюда, без страха и слёз, что мне придётся защищать её, в очередной раз выслушивая заявления о том, что зло порождает только зло.

Паровоз сбросил скорость и медленно остановился. Кажется, я задремал. Черт, придётся тащиться с громоздким чемоданом к повозке, терпеть насмешки о своей ущербности в лице героя. Да пошло оно! Я слышу, как в проходе за дверью копошится ни на что не способная кучка бездарей.

Стоит ли оно того? Взять метлу, привязать к ней чемодан и улететь прочь, за океан, где меня не смогут найти. Стать магглом и существовать в своё удовольствие, но нет же, жить на излом и все дела. Такие, как я, будут драться до последнего вздоха, поднимаясь и утираясь каждый раз, когда их втаптывают в дерьмо. Моё место здесь — в сердце урагана, который я должен остановить.

Выждав пятнадцать минут, пока шум перенесся на перрон деревни, я беру гнусный ящик и тащу его к выходу. Побаловать, что ли, кого-то золотишком?

Когда я вытянул эту глыбу из вагона, большинство повозок со школьниками уже отправилось к замку. Я подхожу к одинокой карете с фестралами, рядом с которой нерешительно вьются несколько запоздалых второкурсников.

Плевать на эту мелюзгу, я как попало бросаю чемодан и запрыгиваю внутрь повозки. Мой мрачный вид пугает их, и несколько учеников сжимаются, чтобы я мог занять своё место. Нас здесь только трое, но, кажется, что только я. Тихие как мыши, они неподвижно сидят напротив у окна, пока фестралы медленно везут нас к Хогвартсу.

Большой и злобный дяденька пугает вас? Что же вы будете делать, когда до вас доберутся Пожиратели? Они ведь вряд ли будут безобидно сидеть рядом с вами. Я смотрю на них из-под капюшона, отчего они съеживаются ещё сильнее. Сладкие детишки… попахивает педофилией. Берегите себя, заморыши, скоро война доберётся и до вас.

Карета медленно останавливается, и я первым выпрыгиваю из неё.

— Поттер? — слышу оклик и оборачиваюсь.

Сбоку стоит Филч, искривив своё морщинистое, словно пожухлое яблоко, лицо.

— Я знал, что где-то ты да должен быть. Следуй за мной, — говорит он и идёт вперёд, неся перед собой светильник.

— Как-нибудь сам найду дорогу в Большой Зал, — злобно огрызаюсь я, пока второкурсники наблюдают за нами, разрываясь между страхом и интересом.

Сторож поворачивается ко мне и гадко смеётся.

— А кто тебе сказал, Поттер, что ты сегодня попадёшь на ужин?

Я оценивающе смотрю на этого скрытого маньяка и говорю:

— А что, отшлёпать меня решил, сквиб?

Его лицо кривится в презрительной гримасе, когда он отвечает:

— Будь моя воля, я бы выпорол тебя хлыстом так, что раны не заживали бы месяцами. Время возмездия придёт, — сторож указывает на меня узловатым пальцем, — помяни моё слово, Поттер. А сейчас заткнись и следуй за мной. Тебя хочет видеть директор.

Шаркая ногами, он сомнамбулой бредёт прочь.

С возвращением в школу, твою мать! Дамблдор вконец охренел, он меня что, за асоциального социопата держит? Ну да, возможно у него есть такое право. Плюнув в сердцах, я следую за сторожем. А что мне остаётся? Я — загнанная в угол собака, и если не позволю надеть на себя ошейник — тем хуже для меня. Остаётся только разводить руками и полагаться на судьбу, надеясь, что директор не запрёт меня в подземельях и не приставит ко мне эльфа, чтобы тот приносил пожрать и убирал за мной дерьмо, пока не придёт день Х, чтобы выпустить меня на решающую схватку.

Размышляя над грядущими перспективами я, словно тень, ступаю вслед за сторожем, который ведёт меня бесчисленным множеством коридоров и тайных ходов к кабинету старика. Шум из Большого зала долетает даже сюда: ученики веселятся, едят и даже не задумываются над тем, что творится за пределами этого средоточия знаний.

— Пришли, — говорит он, держа светильник рядом со своей тупой, обросшей редкими длинными волосами головой.

— Мне казалось, что кабинет нашего уважаемого лидера находится в другом крыле, — отвечаю я.

— Не тебе судить о методах старших, сопляк, — рычит он.

— Чудно, — соглашаюсь. — Дальше что?

— Входи, профессор уже ждёт тебя.

Пожав плечами, я поворачиваю входную ручку старой двери и шагаю внутрь помещения. Здесь темно и тянет сыростью, словно я очутился в подземелье. Дальше, посреди небольшой комнаты, затянутой пеленой мрака, за столом сидит сам маэстро манипуляций и оценивающе смотрит на меня из-за очков-половинок. На столе рядом с ним стоят два канделябра со свечами и разбрасывают по сторонам тусклый свет, позволяя мне увидеть только предназначенное для меня старое кресло.

— Добрый вечер, мальчик мой, — звучит его приветливый голос.

— И вам того же, профессор, — в лучших традициях жанра отвечаю я.

— Садись, — просит он, указывая на кресло.

Я послушно выполняю его приказ, направляясь к столу.

— Как прошла презентация? — добродушно интересуюсь я.

— Как обычно, — беззаботно ответил старик.

— Не думал, что вы справитесь настолько быстро, но учитывая то, как долго мистер Филч водил меня по школе, я подумал было, что мы заблудились, — вежливо замечаю я.

Он улыбается мне, мягко и ласково, словно видел меня насквозь. Я уже практически привык к предельно тактичным разговорам, хотя и вести такие беседы доводилось нечасто. Это не для меня, но раз того требует ситуация… там, где кулаки бессильны, слова творят магию.

— Как ты понимаешь, беседа у нас довольно конфиденциальная, поэтому не хотелось омрачать её комментариями портретов бывших директоров, к тому же, это, как ни крути, чужие уши.

— Я понимаю вас, — соглашаюсь я, пытаясь занять максимально удобное положение в кресле. — Так о чём пойдёт речь?

— Собственно, эта тема для меня не менее приятна, чем для тебя, Гарри, но, так или иначе, этого разговора нам не избежать, — он делает практически театральную паузу и продолжает: — Ты и сам со мной согласишься, что за время твоего отсутствия многое изменилось, и в тебе — в первую очередь. Ты не представляешь, насколько мне тяжело видеть, что мальчик, которого я взрастил, пошел неизведанной дорожкой, что этот мальчик сторонится меня, как и я сторонился его. Возможно, он просто не хочет пугать меня, как думаешь?

— При всём уважении, директор, — слабо улыбаюсь я, — скорее всего, не стоит называть мальчиком человека, которого незаконно засудили на поцелуй дементора? Тот, кого вы называете мальчиком, за своих шестнадцать лет повидал намного больше, чем многие маги за всю свою жизнь.

— Бесспорное и мудрое заявление, Гарри, — кивает Дамблдор. — И поэтому я обеспокоен. Эти события изменили тебя не в лучшую сторону. Я боюсь за тебя и поэтому должен уберечь от самого себя. Надеюсь, ты сможешь простить старику его ошибку или, по правде говоря, опрометчивое решение, но знай, я не хочу, чтобы ты стал таким, как Том.

— Будь на вашем месте, не знаю, что бы я сделал, но, думаете, стоило лишить мага всех его способностей из-за нелепых предубеждений? Обратить его последнего друга против него? И это всё после того, как я преподнёс вам Фаджа на блюдечке? — мой голос ровный и мягкий, без тени обвинения.

— Иногда мне кажется, что я живу в сумасшедшем доме, и не всегда примеряю на себя роль доктора, — виновато говорит он. — Но и ты пойми старика, ты без тени сожаления убиваешь людей, у тебя нет угрызений совести, и, если мне не изменяет память, ты даже поклялся убить свою подругу. Могу ли я доверять парню, который вершит такие дела?

Мы молчим, глядя друг другу в глаза.

— Такого поведения требует от меня жизнь, — подбирая каждое слово, медленно говорю я. — Полагаете, моё сожаление поможет мне в схватке с Волдемортом. В это время судьба требует от меня решительных действий.

— Мы запутались, — вздыхает он. — Нам понадобится время, чтобы снова начать доверять друг другу. Пойми меня, Гарри, я не могу вернуть тебе силу, если ты не оправдаешь моего доверия.

Он снова смотрит на меня, ожидает моей реакции. Мысли вихрятся в голове, но я остаюсь холоден, я не могу скомпрометировать себя сейчас. Если я сделаю вид, что смирился, он немного ослабит хватку, и тогда я смогу нанести ответный удар. Один. Решающий.

— Простите, директор, — слова, как желчь; мне никогда не достигнуть его уровня. — Но как я смогу учиться без помощи магии?

Он добродушно улыбается.

— Всё просто, Гарри, — директор достает из кармана какую-то бумажку и ложит на стол передо мной. — Это письменное разрешение на освобождение от практических занятий. Кроме того, я не думаю, что ещё кому-то стоит знать о нашей маленькой тайне, конечно, если мисс Грейнджер не решит разболтать об этом всей школе, поэтому советую помириться с ней и забрать свои слова обратно.

— Я постараюсь, профессор, — вздыхаю я.

— И ещё, я думаю, школьная атмосфера окажет на тебя положительное влияние, и вскоре мы сможем снять печать, а сейчас иди к себе в башню, завтра утром тебя ждут уроки.

Я киваю и медленно поднимаюсь с места.

— Спокойной ночи, директор.

— Удачи, Гарри.

На негнущихся ногах я покидаю комнату и едва могу сдержать себя, чтобы что-то не разбить. Старая маразматическая тварь. Считаешь меня мальчиком на побегушках, Дамблдор? Придёт время, и я сломаю твои мечты, а вместе с ними и твою шею. Я вскипаю изнутри. Идти в гостиную и спать с этим мудачьем? Легче с Астрономической башни спрыгнуть. Моя кровь — раскалённая магма, течёт в венах и изжигает. Нет. Меня до старости будут топтать ногами или до тех пор, пока я не прикончу себя из жалости? Твари.

Ноги привели меня на самую высокую башню. Здесь тихо и спокойно. Я сажусь у колонны и запрокидываю голову назад, рука ищет в кармане полупустую пачку маггловских сигарет. На душе чертовски паскудно. Меня раздирает чувство обреченности и отчаяния. Глубокая затяжка, я выпускаю струю седого дыма и смотрю на звёзды, ветер доносит до меня тихие звуки из Запретного леса. Кажется, что здесь единственное место в мире, где я могу обрести покой. Я устало закрываю веки. Как бы плохо не было сегодня — завтра может быть хуже.

— Поттер? — Снейп удивлённо приподнимает бровь, когда я вваливаюсь в класс ближе к концу первого из двух занятий, начавшихся уже после обеда.

Я неопределённо машу ему рукой в знак приветствия и направляюсь к дальней одинокой парте.

— Минус тридцать балов с Гриффиндора, — опомнившись, ядовито цедит зельевар, переведя взгляд на скривившееся от негодования лицо Грейнджер — это были все те баллы, которые она потом и кровью заработала на первых уроках. Об этом я, правда, мог лишь догадываться, ведь эти занятия я прогулял.

Головы однокурсников обращены в мою сторону: грифы смотрят с презрением, слизы — с насмешливой благодарностью. Я равнодушно салютую им, мол, рад стараться, и, плюхнувшись за парту, бросаю учебник на стол.

— Внимание! — требует преподаватель. — Свою благодарность мистеру Поттеру вы сможете выразить потом, а сейчас вернёмся к лекции. Как я уже сказал, зелье абсолютной памяти...

Ученики снова сосредотачиваются на голосе Снейпа, а я, облокотившись об парту, делаю вид, что тоже старательно слушаю. На моих губах играет едва заметная улыбка, так почему же? Почему я так рад, что опоздал на занятия?

Всё дело в том, что за прогулом меня застукал Филч. Хотя, стоп, стоит начать с того момента, когда я проспал завтрак и проснулся лишь из-за того, что высоко поднявшееся солнце настырно светило мне в глаза. Нехотя открыв их, я понял, что здесь мои внутренние часы сбились (или сбились они не здесь?) но, так или иначе, нужно спускаться на этажи, а то всю ночь просидевшая на холодном камне нижняя часть туловища, похоже, напрочь отмёрзла. Встав на ватные ноги и потянувшись, я пожелал себе доброго утра и спустился с башни, по пути отметив, что затёкшие ноги прогибаются в коленях в обратную сторону.

Мне было скверно, а на душе стоял неприятный осадок от вчерашнего разговора с директором. Решив наплевать на него и все свои проблемы, которые не особо жгли, я направил своё заспанное тело к гостиной Гриффиндора. Но и там мне ничего исключительно радостного не обломилось, книжек взять я не смог, ибо учтивая леди вежливо послала меня нахрен из-за того, что пароля я не знал, а признавать то, что я мельтешу у неё перед глазами последние пять лет, она категорически отказывалась. Делать было нечего, и я пошел на поводу у инстинктов — спустился на кухню, ведь дико хотелось жрать.

Зевнув, подумал, что в этом году из меня получится отличный ученик и пощекотал грушу на картине у входа. Повернул появившуюся ручку и вошел в поварню, где вовсю сновали суетливые эльфы. Завидев голодного меня, покорные существа тут же поспешили прислужить и накрыли мне столик в углу, где я смог вдоволь порадовать желудок.

Сытый и более-менее довольный я решил ещё немного понаблюдать за их работой, не шататься же мне по школе, правда ведь?

В какой-то момент я услышал пискливый голос сбоку и, обернувшись на звук, увидел старого знакомого. Добби был рад видеть меня снова, он расспросил меня о жизни, рассказал, что теперь он почти как волшебник. Я согласно кивнул.

Его шмотки стали еще более пёстрыми и дикими с виду, а глаза — радостнее. Эльф говорил, что деньги для него — лишь символ уважения, что вызывало негодующие взгляды со стороны гремящих посудой остальных домовых.

Слово за слово и наш разговор коснулся его подруги Винки. Добби посетовал, что она всё ещё грустит о хозяине.

— То бишь, глушит своё горе сливочным пивом? — поинтересовался я.

Он замялся.

— Добби очень стыдно за Винки, сэр, но не судите её строго, она слишком консервативна, чтобы понять, что эльфу не нужен хозяин.

— Почему она не найдёт нового? — между делом спросил я.

— Никто не хочет на работу эльфа, которого изгнали, понимаете, сэр?

Пораскинув мозгами, я вник в ситуацию и предложил эльфу свою помощь, упомянув о том, что одному древнему роду как раз нужен домовик. Я пообещал помочь, и эльф тут же повеселел: моему маленькому другу очень уж хотелось, чтобы его знакомая вышла из состояния дипсомании.

Условившись о том, что встречусь с ней получасом позже, я решил пойти умыться и едва не столкнулся с Пивзом. Вынув голову из-под крана и порадовавшись, что призрак не увидел меня и не поднял шума, я пошел к скрытому тайному проходу, где и должен был встретиться с эльфийкой.

К тому времени, когда появилась полутрезвая Винки, кажется, уже начался обед, ведь стены вокруг аж загудели от топота сотен ног.

Поприветствовав нерадивую знакомую, я принялся в общих чертах распространяться о древнем и могущественном роде волшебников, чьи корни теряются в средневековье, заметил, что они, по моим сведениям, даже состоят в родстве с семейством Краучей, чему существо несказанно обрадовалось. Мои слова, словно сладкий мёд, вливались ей в уши, а недомолвки её подсознание додумывало само, так что спустя некоторое время, когда я увидел, что она уже влюблена в своих новых хозяев, я спросил: согласна ли она заключить с ними магический контракт?

— Да, — без тени сомнений согласилось существо.

Мои губы растянулись в хищной ухмылке, и я протянул ей руку.

— Вы? — ошарашено спросила Винки, но пути назад уже не было. Эльфийка дала слово, и ей ничего не оставалось, как пожать мою ладонь своими маленькими дрожащими пальцами. — Хозяин обманул Винки, — проскулила она мне в лицо.

— Хозяин даровал тебе то, что ты называешь свободой. Твой повелитель не просто мальчишка, почувствуй это через узы, — приказал я.

Эльфийка вздрогнула и упала на колени, покорно склонив голову.

— Встань и слушай приказ, — улыбнулся я. — И запомни главное: никто не должен знать, кто твой господин.

Как только я дал рабыне поручение, и она исчезла, в проходе, словно по мановению палочки,

возник Филч.

— Так-так-так, — злобно ухмыляясь, начал он. — Звонок на урок был двадцать минут назад, почему же ты, Поттер, шатаешься здесь?

— У меня разрешение от директора, — скривив губы, соврал я, тем временем читая в его мыслях, не услышал ли он лишнего. Нет.

— Объяснишься с деканом, — тупо захихикал он. — Маленький лгунишка.

Сторож потащил меня к МакГонагалл. По пути мы молчали, размышляя каждый о своём. Я, например, думал, каким способом его лучше убить — четвертовать или скормить акромантулам? Он повернулся ко мне у двери кабинета декана, и я увидел гадскую улыбку на его лице — мне и мысли читать не стоило — и так было понятно, что думаем мы примерно о том же.

— Извините, профессор, но я наткнулся на одного из ваших учеников в коридорах в урочное время. Кажется, он прогуливает, — предельно вежливо заявил Филч, входя в кабинет следом за мной.

Увидев меня, МакГонагалл нахмурилась.

— Спасибо, Аргус, а теперь оставьте нас, — велела она.

Без тени на угрызения, я вошел в класс профессора и, взяв из вазочки на столе яблоко, откусил от него кусок.

— У вас окно? — прожевывая, поинтересовался я.

Губы профессора сжались в тонкую линию, и, казалось, она сейчас вскипит, а я тем временем продолжил:

— А я как раз думал заглянуть к вам за расписанием, когда наткнулся на мистера Филча.

— Вы ещё не были на уроках, Поттер? — практически не шевеля губами, выдавила она.

— Простите, профессор, но как вы себе это представляете? — невинно ответил я.

После этой фразы её терпение лопнуло, и мне пришлось выслушать поток строгих высказываний о своей безответственности, о том, что такое поведение — позор для всего факультета, и каким местом к ней относятся наши с Директором взаимоотношения. По её мнению, если я вернулся в школу, я должен учиться, а не делать то, что я делаю — то есть, ничего.

Вскоре я получил расписание, пароль к башне, а также наказание и благополучно был выпровожен из кабинета декана и направлен в подземелье, где я сейчас и сижу, вяло помешивая в котле коктейль бесчувствия.

Проходя рядом, Снейп склоняется над моим варевом и лишь кривится, из чего можно сделать вывод, что получилось неплохо.

Спустя десять минут слышится звонок, но спешить мне некуда, так что, закрыв учебник, я неспешно наполняю флакончик зельем. Ученики суетливо покидают класс, окидывая меня взглядами, а когда я иду к преподавательскому столу, кое-кто даже пытается зацепить плечом, вызывая у меня улыбку.

Я выхожу из подземелий одним из последних, размышляя над смыслом выражения «тёмная лошадка». Они не знают, чего от меня ожидать, и, когда найдется несколько уродов, которых нужно будет поставить на место, придется сделать это без помощи магии.

Появившись в Большом зале на ужин, я снова и снова ловлю на себе взгляды учеников. Они оценивают меня от носков туфель до кончиков волос, смотрят на закатанные рукава рубашки, на расстегнутые пуговицы воротника, на незатянутый галстук, татуировки, место, где раньше был шрам.

Я ни с кем не завожу разговоров, держусь особняком, сажусь на лавочке сбоку, кладя на стол рядом книгу по зельеваренью, которую ношу под мышкой.

Отпив из бокала, я осматриваю преподавательский стол — многие места пустуют, и я не вижу там ни одного нового лица. Интересно, какие изменения в преподавательском составе произошли в этом году?

Неспешно пережёвывая пищу, я раз или два смотрю на тот участок стола, где превалируют рыжие головы, и вижу, что бывшие друзья тихо перешептываются между собой, иногда косясь в мою сторону. Какие же они всё-таки забавные.

— Здесь свободно? — спрашивает кто-то и, не дожидаясь ответа, садится рядом.

Я безразлично смотрю на визитёра и продолжаю трапезу. Знакомая физия, кажется, его зовут Кормак. Ну, здравствуй, мальчик.

— Слушай, — спустя минуту обращается он. — Мне нужна твоя книга.

— Не могу обрадовать тебя положительным ответом, — отвечаю.

— Почему?

— Потому что она не моя.

— Скажешь, что потерял.

— Я не умею врать, — хмыкаю я.

— А ты попробуй, — с нажимом говорит парень.

— У меня нет нужной тебе книги.

— Так вот же она лежит, — недоумевает Маклаген.

— Ну вот, я же сказал, что не умею лгать, — фыркаю я, поднимаясь из-за стола.

Он тоже встаёт, заграждая мне дорогу.

— Мы ещё недоговорили, — сообщает он, кладя руку мне на плечо.

Я ухмыляюсь и слегка склоняю голову, глядя ему в глаза.

— О чём нам с тобой говорить? — тихо спрашиваю я. — Может быть о том, какие журнальчики ты читаешь по ночам, листая их одной рукой?

Парень отшатывается от меня, как ошпаренный.

Злорадно ухмыльнувшись, я направляюсь к выходу из зала, заметив, что за нами с интересом наблюдала большая часть учеников. По пути я подмигиваю Гермионе, которая тут же утыкается носом в тарелку.

Остаток вечера я брожу по окрестностям школы, пытаясь найти то, что поможет в решении моих задач. Но поиски так и не увенчиваются успехом, так что в гостиную я прихожу уставшим и хмурым. Там меня встречает пара десятков злобных глаз, хм... наверное, за прошедший день перекрученная история о том, как я обидел старосту облетела уже всю школу, так что мне и дальше следует ждать подвохов.

Я поднимаюсь в спальню, где не решаюсь ложиться в кровать: задвинув полог, я достаю из чемодана плащ-невидимку и устраиваюсь в кресле в углу. Что же, первый день прошел не так плохо, посмотрим, как будет дальше...

Меня окутывает тишина, она сжимает сердце, просачивается сквозь поры — тишина настолько глубокая, что в ней гуляет эхо. Несмотря на все запреты, ученики разбрелись по школе, они празднуют возвращение и единение с теми, кого давно не видели. За окном безмятежная ночь, но ни сна, ни покоя нет.

Внутри меня в очередной раз просыпается гнев, неся с собой холодный огонь, напрочь выжигающий радость. Мои маски — их тысячи, а я, как хамелеон, подстраиваюсь под обстановку, но, подобно этой твари, всё равно выбиваюсь из общего фона.

Мысли выстраиваются в голове непрочной кладкой, составляя калейдоскоп моего будущего. Они похожи на разлапистое дерево, ветви которого я постепенно срезаю и выбрасываю, пока не останется один искривленный ствол — правильный путь, который приведёт меня в неизвестность. Путь, где лист на каждой ветви — это человек, но я отсеку их без жестокости и жалости, словно садовник, направляющий природу к своей пользе.

На лестничной площадке слышатся тихие шаги, будто сюда крадутся кошки, но люди — стадо, они сбиваются и мешают друг другу, им далеко до грации этих животных. До моих ушей доносится шепот, а затем со скрипом открывается дверь.

— Тише, — шелестит голос.

— Думаешь, он ещё не спит? — отвечает второй.

— Так или иначе, шуметь нам ни к чему, — снова шепчет первый.

— Не знаю, но мне не нравится ваша затея, — озабоченно говорит третий.

Я вижу, как в сумраке из прохода появляются четыре силуэта и крадутся по комнате. С интересом замираю в углу, наблюдая за ними равнодушным взглядом.

— Никто не заставлял тебя идти с нами, Симус. Ты сейчас же можешь вернуться, — раздраженно заявляет мой рыжий друг.

— Именно, — решительно отзывается прежде молчавший толстяк. — Гарри слишком многое о себе возомнил. И, кроме того, я никому не позволю вести себя так с Гермионой.

Ничего себе, в Невилле проснулись качество гриффиндорца и чувство собственной гордости. Я ухмыляюсь. Ситуация становится забавной, похоже, однокурсники решили отомстить мне.

Все, за исключением Симуса, направляют палочки на мою пустующую кровать.

— На счет три, — командует рыжий. — Это поубавит его пыл.

В свете луны я замечаю, как двое согласно кивают.

— Раз, два…

Я издаю тихий смешок.

— Три!

Вспыхивает свет, и моя кровать дрожит от ударивших в неё заклинаний.

— Вы слышали? — спрашивает Дин.

Они переглядываются.

— Так-так-так, — выхожу на сцену я. — Кот из дома — мыши в пляс.

Парни вздрагивают, и только Рон смекает, что к чему и посылает заклинание на голос, но меня там уже нет.

— Мои верные друзья, большинство из которых сражались со мной бок о бок, решили напасть на меня, — перемещаясь по комнате в плаще-невидимке, насмешливо продолжаю я.

— Что это? — испуганно спрашивает Дин.

— Он в плаще-невидимке, — объясняет Рон, — смотрите в оба.

— Так что же случилось? — деланно удивляюсь я.

— Тёмным магам не место на нашем факультете, — с негодованием говорит Томас.

— Ты посмел напасть на Гермиону, — вставляет Рон.

— Твоё предательство убило наше доверие, — отважно добавляет Невилл.

По комнате пролетает несколько шальных заклинаний, но ни одно не настигает меня. Если бы эти увальни были немного расторопней, они бы просто сдули плащ, но так как к этому их мозг не располагает, я могу и дальше развлекаться, начиная воплощать свой план.

— Кажется, не все вы столь тверды в своих решениях, не так ли, Симус? — мягко спрашиваю я, пока остальные поворачивают голову в его сторону. — Наша ссора в прошлом году сделала тебя умнее, и теперь ты не торопишься с выводами. Это похвально.

От моих слов Финиган вздрагивает, что вызывает у меня очередную улыбку. Как же слаба их воля!

— Не говори так, будто это ты пришел наказать нас, а не мы тебя! — храбро встревает Невилл.

— Разве? — осведомляюсь я насмешливо. — Скажи мне, друг, тебе больше некуда было применить свою проснувшуюся храбрость, кроме как против того, кто постоянно вступался за тебя? Несколько слухов плюс слова рыжих увальней перевернули всё твоё мировоззрение, ты решил заступиться за тех, кого ценишь ты, но кто не ценит тебя.

— Заткнись! — вспыхивает Дин, когда мои слова касаются Джинни.

Я вижу, как палочка неуклюжего толстяка слегка опускается, и переключаюсь на чернокожего однокурсника.

— Прости, Дин, но я привык называть вещи своими именами. Я не виню тебя в том, что ты пошел против меня, ведь любовь — великая сила. Но не задумывался ли ты над тем, что маленькая рыжая ведьмочка играет тобой, потакая своим прихотям. Джинни хочет отомстить за то, что я забыл о ней, и на пару с братцем используют тебя. Подумай, друг.

— Довольно слов, Гарри. Ты поклялся убить Гермиону, но мы не позволим этого сделать, — уверенно заявляет Рон.

— Убить? — игриво переспрашиваю я. — Гермиону? Да у тебя больное воображение. Не знаю, что ты наплёл им, но это звучит абсолютно безумно.

— Не пытайся юлить, — неспешно говорит он, словно слова обжигают ему язык. — Я знаю, что у тебя на уме.

— Корчишь из себя героя? — хмыкаю я. — Что ж, возможно мне стоит объяснить твоим коллегам, что на уме у тебя? — театральная пауза. — Видите ли, друзья, мой бывший приятель Рон слишком завидовал избранному, и всё было плохо, пока я оставался рядом, пока не давал ему раскрыть себя. Но вот меня не стало, и всё пошло, как по маслу: лучшая подруга рядом с ним и нет третьего лишнего, в школе его назначают капитаном команды и даже сам Кингсли Шеклболт тренирует его на случай, если никто кроме друзей не сможет освободить мальчика-который-выжил. Такая жизнь была по нраву Ронни, но вот на горизонте замаячил я, и внимание снова переключилось на меня. Все его мечты, тщеславные планы и желание затрахать Гермиону до смерти развеялись, как пепел на ветру, и что же он придумал…

Я вижу, как рыжий дрожит от злости, как остальные с недоверием смотрят на него.

— Лгун! — ревёт он, и по спальной летят заклинания.

— Разве? — насмешливо интересуюсь я. — Почему же ты так отреагировал на мою ложь?

— Я убью тебя! — бешено орёт Рон.

— Тогда я предоставлю тебе такую возможность, — спокойно отвечаю я, сбрасывая мантию-невидимку.

Я стою почти напротив него, разведя пустые руки, словно подставляя свою грудь под удар.

Уизли выкрикивает заклинание, но я уклоняюсь — это несложно, его мысли у меня как на ладони. Он повторяет попытку и на этот раз заклинание настигает меня. Я падаю на пол.

— Он безоружен! — кричит Симус, но Рон будто и не слышит его, посылая в меня всё новые и новые заклятья. В какой-то миг я ударяюсь о стену и, тяжело хрипя, сползаю по ней.

Мой новоприобретённый враг приближается ко мне и склоняется, сверкая глазами, полными неудержимой ярости. Их хорошо видно даже в слабом свете луны, струившемся сквозь окно.

— Остановись! — на этот раз они кричат хором.

— Это тебе за Гермиону, — рычит мне рыжий, не обращая на них внимания. — Круц…

Когда он начинает говорить, я дергаюсь в сторону, перекатываюсь и сбиваю его с ног. Рон падает прямо на меня и спешит использовать палочку, но я сразу же бью ему по лицу, и он, воя от боли, сваливается с меня. Я взбираюсь верхом на его выдирающееся тело и заламываю руку за спину, беру за волосы и приподнимаю голову. Склонившись у него над ухом, я шепчу так, чтобы слышал только он: — Ты всегда был хреновым учеником.

— Спокойной ночи, — говорю и со всей силы бью его головой о каменный пол. Он расслабляется, и я встаю на ноги.

С изумлёнными лицами они смотрят на меня, и я говорю:

— Вы можете напасть на меня прямо сейчас, но потом не корите себя за неверный выбор.

Я вижу, как двое из них разрываются между желанием, но уже наперёд знаю, что чаша весов на моей стороне. Мысли, что я прочитал в их головах, поставили всё с ног на голову, и теперь парней наполнило смятение.

— Что ж, — холодно сообщаю я, — эту схватку можно отложить до лучших времён, пока вы не решите — лгу я или нет, но знайте, в случае чего, я не буду сопротивляться. А теперь отведите вашего лидера к мадам Помфри и скажите, что он упал с лестницы, когда шел в туалет.

Спустя несколько минут, парни молча утаскивают Рона из спальни, думая каждый о своём. Да, я многое недоговаривал и, конечно же, не позволю нападать на себя, но сцена с яростью Уизли была разыграна идеально, он потерял последний шанс хоть в чём-то быть лучше. Я ложусь на кровать и вскоре засыпаю беззаботным сном. Когда они вернутся и обнаружат меня спящим, то поймут, что мне не из-за чего беспокоиться и, надеюсь, решат, что совесть моя чиста.

Проснувшись утром, я радуюсь, что меня не задушили во сне. Принимаю душ, набиваю сумку учебниками и спускаюсь в Большой зал на завтрак. Как и предполагалось, Рона там нет. Джинни о чём-то толкует с Дином, глядя на меня ненавидящим взглядом, из чего я делаю вывод, что она знала о вчерашнем происшествии. Гермиона выглядит обеспокоено, что не может не радовать. Я ухмыляюсь своим мыслям, зная, что своё она еще получит. Невилл шепчется с Симусом, изредка бросая косые взгляды в мою сторону. Да, парням действительно есть что обсудить.

Я перевожу взгляд на преподавательский стол, где замечаю новое лицо: средних лет мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами о чем-то вежливо беседует с МакГоннагал. Я делаю несмелое предположение, что это и есть наш новый преподаватель Защиты от Тёмных Искусств.

Звенит звонок и я, осушив бокал, достаю расписание. Декан бросает на меня неодобрительный взгляд и поджимает губы, затем прощается со своим собеседником и поспешно покидает зал. В этот миг я как раз правильно переворачиваю лист с расписанием и понимаю недовольство старой кошки — у нас трансфигурация.

Пара занятий с пуффендуйцами проходит скучно, по крайней мере, для меня. Я отвечаю на несколько вопросов преподавательницы (к негодованию старосты — правильно), в пол-уха слушаю новую сплетню Парвати и Лаванды, зеваю, пока все тренируют практическую часть. Да, МакГонагалл уже знала о моей… неспособности.

За обедом подмигиваю Малфою в ответ на его палящий взгляд, затем встречаю его в коридоре, где он толкает меня плечом и обещает скорую расплату. Скудно, как всегда, и никакого воображения.

Оживление произошло только на сдвоенном занятии Ухода за магическими существами.

— Сегодня мы продолжим тему единорогов, — говорит Хагрид. — Кто мне напомнит, это, почему их так тяжело поймать?

Я и не удивляюсь, слушая, как строчит Грейнджер.

— Вот именно, — подтверждает её слова «профессор». — В это смутное время они не доверяют даже мне, но если вы, это, девушка, — я вижу, что он краснеет, — то единороги могут прийти к вам.

В общем, пока старина Хагрид, запинаясь, несёт несвязную ахинею, я выхватываю из его речи самую суть и понимаю, что если я — не девственница, ни хрена единорога мне не поймать, даже в волчьем облике. Но тут меня словно в холодную воду окунают. Я улыбаюсь — вот оно, решение…

Мысли заставляют сердце биться чаще, будоражат кровь. Кажется, теперь я знаю, как сделать из школы свой собственный маленький кукольный театр: стоит только правильно привязать несколько ниток, а потом дёрнуть за них. Они решат, что это их решение, не понимая, что на самом деле за всем буду стоять я. Вот оно лицо обмана со ржавыми гвоздями в груди. На губах играет почти незаметная ухмылка.

Спустя пять минут я опускаюсь на лавочку и принимаюсь за ужин, практически не обращая внимания на учеников.

— Позволишь? — вежливо спрашивает Невилл, показывая на место рядом.

— Почему бы и нет? — пожимаю плечами, замечая, что они с Симусом тут же садятся по обе стороны от меня.

— Слушай, Гарри, — робко начинает Невилл, — нам жаль за вчерашнее. Сначала нужно было поговорить с тобой, а уж потом решать, что делать.

Я не отвечаю, даже не обращаю на них внимания, сделав вид, что полностью поглощен едой.

— К тому же Луна говорит, что во время поездки ты защитил её от Малфоя, это правда? — деловито спросил Лонгботтом.

— С чего бы ей врать? — застыв на секунду, спрашиваю я. К слову о Луне, за последние два дня я ни разу не видел эту девчонку.

— Ну, ты же знаешь, она постоянно несёт всякую…

— Довольно, — резко прерываю я. — Если ты пришел извиниться, то извинения приняты. Что-то ещё?

— Хм… Гарри, э… только не злись, — встревает Симус. — Мы просто подумали, что э… ты — ни разу не дал повода в себе усомниться. Чёрт возьми, да ты твёрдый как гвоздь и никогда не сгибался ни под давлением Жабы, ни под чьим-либо другим! Парни понимают свою ошибку и хотят, чтобы ты… снова… вернулся.

— Я вернулся, — хмыкаю я, уже понимая, к чему он клонит.

— Да, но вернулся не совсем так, — продолжает за него Невилл. — Мы хотим, чтобы ты ВЕРНУЛСЯ, снова стал нашим лидером, вел нас в бой, тренировал нас, — восторженно закончил он.

Чего-то такого я, признаться, и ждал. Это значило, что они потеряли веру в рыжего, и для них я снова стал избранным, поэтому я не напоминаю им о вчерашнем, а просто говорю:

— Нет, ребята, не стану, просто не смогу. С этими вопросами вам лучше обратиться к старосте или Уизли… — я изумлённо выгибаю бровь. — А вот, к слову, и он.

У Гриффиндорского льва на редкость взбешенное лицо, похоже за ночь он не успокоился, нужно было попросить у медсестры дать ему больше успокоительного. Завидев нас, он яростно сверкает глазами и тут же устремляется ко мне.

— Лёгок на помине, — как-то обречённо выдавливает Симус.

— Поттер! — рычит он, подходя ближе. — Ты заплатишь мне, Поттер!

— О, Ронни, извини, — отзываюсь я. — Похоже, я слишком сильно ударил тебя головой.

— Всё шутишь, да? — он брызжет слюной. — Думаешь, уделал меня?

— Хватит, Рон, — требует Симус.

— Думаю, ты хочешь себе ещё один шрам для симметричности, — говорю, намекая на бледную полоску на брови.

— Может, ты и хорошо дерёшься, но для мага ты ничто! — кричит он, едва себя контролируя. Затем бросает вороватый взгляд на Гермиону. — Или ты не сказал нашим друзьям, что ты сквиб?

— В твоей голове полно сумасшедших мыслей, как, впрочем, и всегда, — я не подаю вида, что его слова попали в яблочко. Похоже, всё больше и больше людей хранят нашу с Дамблдором тайну.

— Неужели? — прищуривается он, — А, может, достанешь палочку и покажешь, на что способен?

— А, может, ты на хрен пойдешь, Уизли? — насмешливо спрашиваю я. — Я тебе фокусник что ли? Кролика из шляпы достать?

— Достань! — приказывает он и тянется за палочкой.

Не дожидаясь этого, я толкаю его в грудь и выпрыгиваю из-за стола в проход.

— Как-то ты резко осмелел, — угрожающе говорю я, — когда нет преподавателей.

— А что, боишься, что некому будет вступиться за тебя? — огрызается он, направляя на меня палочку.

Я успеваю уклониться, заклинание летит совсем рядом с головой, я бросаюсь вперёд и бью его в челюсть. Он падает под лавку. Ученики бросаются растягивать нас, но этого и ненужно. Я стою неподвижно, глядя на него сверху вниз. Рон зажимает нос, из которого хлещет кровь и смеётся:

— Как я и говорил, ты — всего лишь жалкий сквиб.

— Ничтожество, — презрительно бросаю я и, сделав несколько шагов на попятную, разворачиваюсь и уверенно иду к выходу. Он бросает мне вдогонку заклинание, но промазывает.

Ощущая, как пульсирует ярость внутри, я покидаю Большой Зал. Теперь они знают, что я слаб. Я видел, как на меня смотрел Малфой, когда я выходил прочь. Он что-то шептал своим прихлебателям. Дьявол, у меня нет на это времени, я должен сбросить с себя проклятие и согнуть их грубой силой, иначе рано или поздно меня загонят в угол и сотрут в порошок. Возможно, Дамблдор и не понимает этого, но у Волдеморта приспешники повсюду. Не исключено, что новый преподаватель Защиты от Тёмных Искусств один из Пожирателей, но даже если и нет, я всё же не могу никому доверять. Существует ещё сотня способов, чтобы выманить меня из замка, подставить и, в отличие от моего толстолобого друга, слизеринцы это прекрасно понимают. Они не упустят шанса. Теперь мне нужно быть чертовски осторожным. Время утекает, а я топчусь на одном месте. Довольно, пришел час решительных действий.

Спустя часы, я сижу в окружении множества талмудов по магии. Я чувствую испарину, проступившую на лице от напряжения, голова раскалывается от множества впитанных знаний, но я не могу остановиться, пока не получу ответ: как поцелуй девчонки смог запечатать мою магию.

Даже книги запретной секции не могут дать мне ответов, несмотря на то, что мне обманом удалось попасть сюда. Я откинулся назад и прислонился к стеллажу. Мышцы ныли — тело протестовало напряжению, но я не сдавался.

— Выглядишь уставшим, — послышался мягкий голос.

Я резко открываю глаза, коря себя за то, что позволил приблизиться ко мне незамеченным.

— Луна? — удивляюсь я. — Могу я спросить, что ты здесь делаешь?

Закусив губу, девушка смотрит на меня с интересом, а затем, подойдя немного ближе, отвечает:

— Можешь.

Странно, я никогда не привыкну к её внеземной логике.

— Так что ты тут делаешь? — спустя секунду снова спрашиваю я.

— Тебя ищу, — спокойно отвечает она. — Я видела, что случилось на ужине, а потом случайно узнала, что ты не вернулся в башню. Я переживаю за тебя, Гарри, не делай того, о чём будешь жалеть.

Я помолчал, размышляя над её словами, затем как бы согласно кивнул и поинтересовался:

— Луна, как ты меня нашла?

— По мозгошмыгам, — весело ответила девушка, — их полно у тебя в голове.

Странное она, все-таки, существо. Отчаянно любопытное, в ней струится та жизнерадостность, которую я видел только у детей, когда весь мир нов и прекрасен, и когда горе и грех — лишь слова, пустые звуки, не означающие ничего. А еще она бесконечно доверчивая, готовая поверить в любую самую невозможную небыль, принимая её с безграничным доверием мечтательницы. Луна — полная противоположность меня, эта девушка олицетворяет то, чего меня лишили и украли.

Я мягко улыбнулся, не став спрашивать, как она попала в запретную секцию.

— Мне жаль, что всё так получилось. Я пыталась образумить Рона, но он и слушать меня не хочет.

— Не стоило этого делать, — хмуро замечаю я. — Не хочу, чтобы ты навлекла на себя неприятности. Да и вообще, не нужно, чтобы тебя видели в обществе сквиба.

Луна смеётся, точно маленькая девочка.

— Но ты же мой друг, и тебе нужна помощь.

Я мрачнею. Не знаю почему, но я переживаю за неё. Эта девушка была единственным проблеском света в моей серой жизни, и мне не хотелось подвергать ей опасности, поэтому я серьёзно говорю:

— Уходи.

— Но ты ведь не хочешь этого, — она удивлённо приподнимает бровь. — Это всё мозгошмыги, не слушай их.

Её слова вызвали вспышку ярости. Она издевается? Сверкнув глазами, я пытаюсь использовать легиллименцию. Тщетно. Я не могу: её сознание оплетает плотная дымка, сквозь которую проступают мысли, но как только я стражду ухватиться за них, они тут же от меня ускользают.

— Прочь, — гневно повторяю я.

— Нет, — выдавливает она, виновато опуская голову.

Во мне пылает огонь бешенства. Я резко устремляюсь к ней и девушка испуганно закрывает лицо ладонями, словно опасаясь, что я её ударю.

— Ты не понимаешь, — тихо шиплю. — Я проклят. Запомни, всё, что ты слышала обо мне — это правда. Не приближайся ко мне, если не хочешь закончить, как та медсестра, о которой писали газеты.

Я почти не слышу её последнее «Почему?», тенью перемещаясь между высоких стеллажей. Подальше от этой девчонки, которая сводит меня с ума. Хотя в глубине души понимаю, что тяготею к ней, что мне нужна её поддержка, но в ушах по-прежнему стоит эхо чужих слов: «Игрок не должен стремиться провести пешку в ферзи, когда у короля уже есть королева».

Той ночью Луна не покидала моих мыслей, вызывая агонию. Я снова не ночевал в башне, до рассвета прошатавшись по школе. Возможно, это и к лучшему, но утром я начинаю походить на передвигающийся овощ. Глаза жгут от напряжения, а тело снова ломит от усталости. Найдя пустующий класс, я тут же сажусь в центре комнаты, закрываю глаза и окунаюсь в медитативный транс.

Я разрываюсь на куски, ощущая какие-то странные вспышки стыда перед невинной девушкой, но вскоре успешно погружаюсь в мнимый покой, занимая свои мысли более важными делами. Да, я знаю, что она может разрушить всё то, к чему стремлюсь. Если я сейчас поддамся чувствам — это станет необратимостью. В очередной раз я понимаю, что не могу себе этого позволить и пытаюсь стереть её лик, стоящий перед глазами.

Спустя несколько часов мне удаётся разрушить диссонанс, разрывающий мой мозг, и я поднимаюсь на ноги, ощущая как плоть отзывается довольством. У меня получилось вернуть себе бодрость, а вместе с ней и очистить разум. Никакого сострадания и понимания, я буду тем, кем должен. У серых нет силы эмоций, но есть цели — они сильны.

На завтраке я веду себя так, словно вчерашний конфликт с Рыжим не стоит и толики моего внимания, как не стоят и слухи, сладким ядом вливавшиеся в уши школьников. С мнимым высокомерием, я бросаю вороватые взгляды по сторонам, отмечая детали. Поникший вид Грейджер, хитрое выражение на лице Малфоя, приподнятое настроение директора.

Как бы там ни было, но мне постоянно нужно быть настороже. Несмотря на то, что я презираю окружающих меня людей, не стоит недооценивать их возможности и мерзкие похоти. Половина из них ненавидит меня сильнее, чем пренебрегает другая.

На уроках я собран и безразличен, с маской надменного остроумия, чем вызываю секундное одобрение учеников и удивлённо-настроженное настроение профессоров.

Зачастую я перекривляю Грейджер, досаждая ей мелкой пакостью, показывая, что с кольцом мои знания гораздо сильнее. Девушка остаётся в смятении, каждый день зазубривая книги до дыр, но никак не может превзойти меня. Смысл сражаться, если можно просто забрать победу?

После трансфигурации и чар у нас был обед, но на него я не пошел, направившись вслед за старостой, которую постоянно сопровождал рыжий, за исключением, разве что, дамской комнаты. Так что сейчас, пока Ронни набивает пузо где-то этажом ниже, я поджидаю в тени, рядом с уборной, предвкушая пока из неё появится Грейджер. Я знаю, что грязнокровка убивается своим предательством, и довольствуюсь этим каждый раз, когда смотрю на неё, но сегодня я позволю ей искупить вину. Возможно. Мои губы растягиваются в мерзкой улыбке.

— Гермиона? — робко и нежно зову я, когда она проходит рядом с моим укрытием.

— Гарри? — испуганно отзывается девушка. Я вижу, как в её глазах смешивается жажда убежать и остаться. — Ты следишь за мной? — Теперь страха в её голосе ещё больше.

— Нет, я просто хочу попросить прощения за то, что наговорил, — виновато бормочу я, приблизившись к ней ещё на шаг. — Теперь я понимаю, что ты была права, когда лишила меня магии. Я запутался, Гермиона. Мне страшно.

Она неуверенно смотрит мне в глаза.

— Мне не хватало тебя, — беспомощно продолжаю я. — Я очень хотел сказать это раньше, но не смог… — умолкаю и опускаю голову.

— Нет, Гарри, это я должна просить прощения, — отвечает она и походит ко мне. — Друзья не поступают так, как сделала я.

Подняв голову, я смотрю на неё щенячьим взглядом, наблюдая как у неё на глазах появляются слёзы, и ощущаю триумф. Грязнокровка неуверенно прижимается ко мне, пытаясь обнять. Я ухмыляюсь и тянусь к медальону, который защищает запретные воспоминания. Не зря же Уизли постоянно с ней, не просто так Грейджер носит новую безделушку. Она — слишком ценный сосуд, чтобы Дамблдор просто стер ей память, и я жажду заглянуть прямо ей в сердце, извлечь самые потайные страхи. Понять, что на самом деле произошло в тот день, когда я лишился магии.

— Гермиона!? — вскрик, а затем кто-то отталкивает меня в сторону и лепит пощёчину.

— Не смей и близко подходить к ней! — кричит мне в лицо одуревшая рыжая, приставив к горлу палочку.

— Прекрати, Джинни, — взмолилась Гермиона.

— Разве ты не понимаешь, что ему нужно на самом деле? — яростно вопит мелкая Уизли.

Я обречённо смотрю на Гермиону.

— И не смей таращится на неё, слышал? — она лепит мне очередную пощёчину, и я понимаю, что едва сдерживаюсь, чтобы не свернуть ей шею, но ещё не время.

— Пошли, Гермиона, — говорит она, быстро отстраняясь от меня, но не опускает палочку. Приобняв всхлипывающую старосту, она тащит её прочь, не сводя с меня взгляда.

Я стою на месте и позволяю истинным эмоциям проявиться на лице, от чего Джинни передёргивает. Вся та ярость и коварство, скрываемое пока на меня смотрела Грейджер, вырвались наружу. Губы презрительно искривились, а глаза вспыхнули.

— Ты чудовище, — напоследок выдохнула Уизли, и едва не сорвалась на бег.

Я разворачиваюсь и иду в противоположную сторону, понимая, насколько близким был успех и, что теперь он практически недосягаем, но это того стоило. Я взрастил семя раздора между ними, и скоро грязнокровка сама прибежит ко мне с виноватыми мольбами, и тогда я верну себе силу. Что касается другой предательницы — мои планы кукловода скоро напомнят о себе. Я сломлю её волю и потушу пыл. Постепенно моя паутина лжи становится материальной.

Насвистывая старый мотивчик, с которым я свыкся ещё в Азкабане, я с лёгким сердцем решаю пойти перекусить перед занятием ЗОТИ, где меня ожидало очное знакомство с новым преподавателем.

За несколько дней проведённых в школе, я услышал столько сплетен о новом преподавателе, что уже не знал каким из них верить, но ясно было одно: Брайан Фьюри был аврором и последователем Грюма. Похоже, парень даже работал под его руководством, пока Шизоглаз окончательно не свихнулся, и его не отправили на пенсию.

Тридцатилетний мужчина, казался бывалым волком, умным и сильным, с непоколебимой верой в силу аврората и авторитет Дамблдора. Так что не стоит винить девчонок в том, что они начали сохнуть по красавчику ещё в первый день его появления в школе. Он совмещал в себе безукоризненность Локхарта и строгость Хмури, хотя на первый взгляд и казался беззаботным франтом и разгильдяем.

За обедом я отмечаю, как однокурсницы строят профессору глазки перед занятием, чтобы хоть как-то привлечь его внимание, но не Грейджер. Забавно, но после недавнего происшествия она не появилась. Полагаю, рыдает в какой-нибудь коморке, вытирая сопли о волосы мелкой Уизли. Злорадно прищурившись, я допиваю сок и поднимаюсь из-за стола.

Заглянув в уборную, я, впрочем, как всегда, прихожу в класс после звонка. Преподаватель окидывает меня непроницаемым взглядом, решив не комментировать моё неуважительное поведение. Я прохожу в угол класса и занимаю последнюю парту.

— Мистер… — он заминается, не сразу узнав меня.

— Поттер, — подсказываю я.

Не обратив внимания на мою известную фамилию, мужчина продолжает:

— Третья парта справа пустует, почему вы сели так далеко?

— Извините, профессор, но я забыл очки, и отсюда мне будет видно вас намного лучше, — отвечаю я, вызывая смешки. Не думаю, что ему стоит знать, что в последнее время я чувствую себя не слишком комфортно, когда кто-то находится у меня за спиной.

Преподаватель кивает и делает какую-то пометку у себя в блокноте.

— Надеюсь, вы не занесли меня в свой личный чёрный список? — насмешливо спрашиваю я.

— Десять балов с Гриффиндора, — не поднимая глаз, отзывается Брайан.

Я решаю промолчать, позволяя ему заняться перекличкой. Когда настаёт очередь отсутствующей грязнокровки, Рон одаряет меня испепеляющим взглядом, на что я лишь невиновно пожимаю плечами.

— А что? — тихо удивляюсь я.

— Тишина! — требует профессор, наконец оторвавшись от журнала. — Насколько мне известно, в прошлом году лишь немногие из вас сдали экзамены на отлично, и именно эти ученики определяют лучших из вас, поэтому мне хотелось бы посмотреть на ваш общий уровень и провести показательную дуэль, которая позволит мне лучше понять, насколько вы практичны в этом предмете.

Ученики одобрительно загудели, обрадовавшись, что на смену Министерской Жабе появился воистину квалифицированный представитель того же Министерства. Развалившись на стуле, я лишь утвердительно киваю словам профессора.

— Мистер, Поттер, наша знаменитость, победитель Волдеморта. — Многие вздрогнули. — Не соизволите ли вы помочь мне?

Стоит отметить, что он действительно очень умён. Сейчас Фьюри надеется победить меня на глазах у класса, пристыдив и унизив, показав, что бывает с теми, кто пытается играть с ним. Но он ведь совсем не знает с кем связался.

— Возьмите лучше Малфоя, — и не шелохнувшись, предлагаю я.

— Неужели вы испугались? — Ну вот, теперь он пытается сыграть на моём самолюбии.

— Нет, но у меня письменное освобождение от практических занятий, подписанное директором.

— А ещё он сквиб, — хихикает Малфой.

— А ещё я сквиб, — весело повторяю я.

Фьюри смотрит на меня с разочарованием и крупицей сочувствия, для него я обозлённый на мир ребёнок, злость и хамство которого — лишь защитная реакция.

— Мистер Малфой? — переводит он взгляд.

Драко вскакивает с места и выхватывает палочку. Он идёт на центр класса, словно герой: высоко поднятый подбородок и грациозная походка истинного аристократа.

Всё же дуэль действительно стала показательной. Этот аврор и в самом деле оказался хорош. Несколько сотен таких, и мы смогли бы выиграть войну. Я сижу и улыбаюсь, радуясь, что все шишки достались Малфою. На место он возвращается слегка прихрамывая и удостаивает меня яростного взгляда, я ему подмигиваю.

Остаток занятия я язвлю и отпускаю колкости на заданные мужчиной вопросы.

— Вы один в лесу, Поттер, и на поляну выходит оборотень, что станете делать?

— Убью его, — беззаботно отвечаю я.

— Как? — интересуется профессор.

— Заклинанием.

— Но у вас нет палочки.

— А куда она делать? Палочка всегда со мной.

— Но вы не способны на магию.

— Ладно, тогда убегу.

— Не убежите, оборотни слишком быстры.

— Убегу, ведь бежать я буду по полю с капканами, в которые обязательно попадётся оборотень.

— А откуда в лесу капканы? — удивляется преподаватель.

— Так оттуда же откуда и я. Очевидно, что ночью в лесу я охотился на оборотней и наставил капканов перед тем как выйти на поляну.

— Но если ваш оборотень — это боггарт, тогда капканы ему ни по чём.

— Я не боюсь оборотней, так что боггартом он быть не может.

— А вы представьте, — настаивает преподаватель.

— Что-то я не пойму, профессор, — деланно смущаюсь я. — Вы, что убить меня хотите?

— Дьявол, садитесь, Поттер! — злобно рычит он.

Панси смотрит на меня и крутит пальцем у виска, но я лишь обольстительно улыбаюсь в ответ.

Звенит звонок и, на этот раз, я первым выскакиваю из помещения. Возможно, теперь некоторые из них станут считать меня психом, но это и к лучшему. Они не понимают, не знают чего от меня ждать, и поэтому за всеми этими взглядами, направленными в мою сторону, будет скрываться страх.

За завтраком на следующий день я вижу, что действительно перегнул палку, и слухи о моей психической нестабильности пожаром ширятся по школе. Я подыгрываю им, впадая из ступора в беспричинное веселье, а затем в злость.

Меня начинают обходить стороной, и только немногие из моего бывшего окружения догадываются, что это очередная маска. В глазах Грейджер теперь читается понимание и сочувствие, похоже, что она уже на грани. Эта игра полоумного стала тем недостающим звеном в наступлении апогея её раскаяния.

Пятничной ночью, воспользовавшись одним из потайных ходов, я брожу по территории школы рядом с запретным лесом, размышляя над тем, как мне загнать в ловушку эту святую скотину, именуемую единорогом, да еще и убить её так, чтобы не навлечь проклятие на свою «больную» голову.

— Хозяин? — слышится писклявый голос двадцать минут спустя.

— Ожидание вознаграждается успехом, — туманно отвечаю я появившейся эльфийке, которая семенит рядом.

Не стоит бояться, что нас могут подслушать, ведь мы находимся посредине большой поляны, где предполагаемому преследователю негде спрятаться.

— Как обстоят дела у моего шпиона? — интересуюсь я.

Она как-то странно хихикает и говорит:

— Винки порадует хозяина, Винки — хороший эльф. — И после этих слов она показывает насколько ценит своего нового хозяина, рассказывая мне столько, что это едва улаживается в голове.

Узнавая о паролях ко всем общежитиям и кабинетам, явках к директору, приросте Ордена и исповедям приставленных наблюдать за моим поведением, я понимаю, что мысль о таком шпионе была гениальной. Она доказала свою преданность, но самым интересным в рассказе эльфийки стал пересказ недавнего спора Снэйпа с директором.

Оказалось, что за то недолгое время потери моих магических способностей Волдеморт уже прознал об этом и начал действовать намного активней, поэтому бывший Пожиратель просил Дамблдора одуматься и разрушить чары надо мной, иначе игра может приобрести неожиданный исход. Как я и думал, Тёмный Лорд уже собрал под своим началом огромную армию вполне способную штурмовать Министерство: изгнанные вампиры, недовольные оборотни, великаны и ещё тьма грязной нечисти, готовой собраться в одном месте лишь по одному приказу. Он постоянно обучает Пожирателей и пополняет их ряды. Если так пойдет и дальше, то не позднее весны его сил будет достаточно, чтобы взять Хогвардс со всеми его учениками, невзирая на поддержку аврората. По мнению Снэйпа, старик должен был дать мне безграничную свободу действий и силу, благодаря которой маги смогут сплотиться вокруг меня, вокруг своего знамени, уверовав в мою мощь. Дамблдор отрицал, еще раз показав, насколько он боится меня. По его мнению, миром не могла править сила, которую насаждал Волдеморт, именно поэтому он был обречён на поражение. На что зельедел только ухмыльнулся, сказав, что сила Тёмного Лорда не только в грубой мощи, но в хитрости и жестокой лжи, возможно, он даже коронует одного из Пожирателей Министерской короной, и что старик будет делать, когда даже авроры восстанут против него? Война Ордена против системы — это самоубийство. Но Дамблдор оказался непоколебим, непоколебим настолько, что даже смог разубедить своего шпиона. Он дал понять, что не позволит Волдеморту взять Министерство, а когда он нападёт — это станет его последней ошибкой.

Погрузившись в свои мысли, я не сразу замечаю, что эльфийка закончила рассказ и уже давно молчит, вглядываясь в застывшего меня.

— Благодарю, Винки, — говорю, наконец, выйдя из ступора.

— Мои слова огорчили хозяина? — спрашивает она.

— Нет, мне просто нужно побыть одному. Ты отлично справилась, — я выдавливаю из себя улыбку.

Она кивает и растворяется во тьме, пока я направляюсь к озеру.

И всё же стоило отдать старику должное, он предполагал, что Уизли растреплет школе о моей неспособности, знал, что это дойдёт до ушей Волдеморта и спровоцирует его. Не знаю какой, но у него на руках явно козырь, и в этой игре мне отведена маленькая роль приманки-сквиба. Но я не буду приманкой.

Тишь надо мной разрывает крик совы, а затем острые когти крепко сжимают мне плечо, царапая плоть. Повернув голову, я вижу ничем неприметную сову, к чьей лапе привязан маленький кусок пергамента. Я снимаю его и разворачиваю, там всего одна строчка: «Злобный гоблин. Суббота. Десять утра».

Опрометчивый порыв открыть посылку, принесённую неизвестным тёмным филином, оправдан осведомлённостью о паранойе Дамблдора. Вне всяких сомнений, старик обезопасил себя от тривиальных опасностей со стороны реинкарнации Тёмного Лорда, интриги которого могли бы преждевременно покончить с холодной войной. Так что об уничтожении одного их обелисков надежды и покоя не могло быть и речи — письма проверялись на наличие ядов и проклятий.

В сложных завитушках я без труда узнаю почерк наставника. Чувствую, как от прочитанных слов по телу начинает струиться эйфория вперемешку с предвкушением.

Этой ночью я сплю крепко и беспечно, впервые за последние несколько недель. Просыпаюсь поздно, ближе к полудню, и у меня практически не остаётся времени, чтобы добраться до места встречи. Рассудив, что, скорее всего, дорогой директор ни за что не выпустит меня за пределы школы, я решаю не рисковать. Так что вместо того, чтобы отправиться в Хогсмит вместе с немногими старшекурсниками, которые не боятся никого и ничего, я поднимаюсь в башню и достаю плащ-невидимку. Спеша вниз к одному из тайных проходов, я думаю о том, почему директор не запретил походы в магический посёлок, куда без труда могли заявиться Пожиратели. Возможно, старая сволочь организовала там аврорскую засаду и студенты для них были лишь приманкой? Очень даже в стиле Альбуса. Представляю себе заголовок: «Благодаря незамедлительной реакции авроров и помощи Хогвардского директора было спасено несколько учеников». Стоило ли упоминать, что, насколько я слышал, на этих выходных в Хогсмит собирались только Слизеринцы?

Я бесшумно бреду по тайному проходу в магический посёлок, ведь именно там находится «Злобный Гоблин» — эдакая дрянная гостиница, в которую редко заглядывают люди. Название говорит само за себя и, по слухам, местечко служит пристанищем дилеров Гринготса, которые на дух не переносят людей. Зная наставника, предполагаю, гоблины приняли его с распростёртыми объятиями. Эти гадкие создания знали только один язык — и это язык денег. Его скудными навыками я обзавёлся именно благодаря Райнхарту.

Спустя пятнадцать минут я нахожу эту богом забытую берлогу, из которой доносится смрад гоблинского отродья. У двери стоит грозный швейцар, если его вообще можно назвать швейцаром.

— Сэр? — вежливо окликает он, хотя я по-прежнему в плаще-невидимке.

В этот миг почему-то вспоминается мой первый визит в банк, когда Хагрид говорил, что даже плащ-невидимка не скроет от пристального взгляда гоблинов. Откинув капюшон, я слышу вежливое: «Вас уже ждут».

Существо тактично кланяется моей парящей по воздуху голове и открывает парадную дверь.

— Вас отведут, сэр, — объясняет он, отдавая меня на попечение очередному служащему, который словно только и ждал когда откроется дверь, чтобы поманить меня кривым пальцем.

Не то, чтобы мне нравилось ходить по пятам за всякими гоблинами, но с выбором у меня было негусто, так что, скрепя сердце, я настороженно вхожу внутрь и следую за провожатым по длинному коридору. Вскоре мы входим в холл, который кажется настолько ярким, будто самого сияния солнца для этой расы недостаточно.

Когда глаза привыкают к свету, я подмечаю, что внешность зачастую обманчива. Изнутри здание горит изысканностью. Отделанная золотом приёмная, где клерки записывают и подсчитывают доходы, сидя за высокими столами чёрного дерева, заставляла восхищаться.

— Следуйте за мной, — скрипит гоблин, и мы сворачиваем в практически незаметный коридор.

За арочным сводом нас встречает тупик, но мой гид, словно и не видит его, устремляясь к стене и, не оглядываясь, проходит сквозь неё. Отлично, перегородка как на Кингс-Кросс. Мы прячемся от магглов, а гоблины прячутся от нас.

Я следую за шаркающим существом, и мы входим в узкий коридор дугой, который походит на тот, что в дорогих гостиницах. Он выполнен в белых тонах и освещен приятным лазурным светом магических ламп. Стены с обеих сторон всплошь состоят из одинаковых дверей без номеров. Я рефлекторно оборачиваюсь — ни следа магической перегородки. Пока мы идем вперед, я думаю, что без проводника здесь не пройти.

Спустя минуту, мы останавливаемся, и существо оповещает:

— Пришли.

Использовав острый коготь вместо ключа, гоблин открыл предо мной бледную дверь и продолжил:

— Если что-нибудь понадобится, воспользуйтесь звоночком.

Я киваю и вхожу внутрь. Дверь за спиной клацнула, словно пасть голодной собаки, и я предстал перед наставником. Он сидит за столом и лениво читает свежий номер «Пророка».

— Почти вовремя, — говорит мужчина, не поднимая глаз. — Присаживайся.

— Рад новой встрече, — учтиво отзываюсь я, шествуя уютной комнатой по направлению к кожаному креслу напротив Райнхарта, — чем обязан?

Про себя отмечаю, что наставник не забыл позаботиться о нашей анонимности. Именно поэтому он не принудил меня воспользоваться кольцом, ведь любая магия оставляет след. Воспользуйся я им в школе, и Дамблдор, возможно, смог бы отследить моё перемещение. Хотя существовало и множество других подоплек, которые могли послужить причиной встретиться именно здесь — в логове у гоблинов.

— Как я посмотрю, — отзывается он, отложив газету, — с момента нашей последней встречи ты вырос, — он слегка ухмыляется, — в академическом смысле.

— Учитель? — спрашиваю с деланным непониманием.

— Ходят слухи, что в школе ты прослыл психом. Спятил после суровых деньков в Азкабане. — Его губы растягиваются в добродушной улыбке.

Пожимаю плечами.

— Скорее мой рассудок помутился из-за лишения магии.

— Я надеялся, что ты уже решил эту проблему, — говорит он, задумчиво поглаживая бороду затянутой в черную перчатку рукой. — К слову, как обстоят дела с заданием?

— Прозаично, — следует короткий ответ.

— Насколько?

— Месяц, возможно дольше, — отвечаю я.

Наши с ним разговоры всегда смутны и непонятны для остальных, ведь он научил меня читать между строк.

— Быть может, тебе стоит отвлечься? — интересуется он, исследуя меня пытливым строгим взглядом. — Как насчет поездки во Францию?

— Цель? — О безопасности и спрашивать не стоит, Райнхард никогда не искал для меня лёгких путей.

— Маленькая хрустальная чаша, — улыбается он.

— Сроки? — снова интересуюсь я.

— Я надеюсь, что уже завтра ты вернёшься в школу, тебя ведь не хватятся? — приподнимая бровь, спрашивает он.

Киваю и подмечаю: — Даже если и так, это ведь ничего не изменит?

— Не изменит, — кивает некромант. — Всё, что тебе нужно, найдёшь здесь, — он достаёт из внутреннего кармана толстый конверт и кладёт на стол предо мной. — Предвидев все твои вопросы, скажу, что в твоё распоряжение поступит помощник, а вот, к слову и она...

Я удивлённо приподнимаю бровь, когда к нашей компании присоединяется облачённая в чёрные одежды фигура. Лицо скрыто капюшоном, но я чувствую в ней что-то неуловимо знакомое... в этой девушке.

Она коротко приветствует наставника кивком, а сам Райнхарт поднимается.

— Оставлю вас наедине, — ухмыляется маг. — Слушайся Гарри, моя родная, и не царапай ему больше грудь.

Мои губы искривляются в гадкой ухмылке, когда я понимаю, что это волчица.

— Ах да, — некромант останавливается у выхода и оборачивается ко мне. — Когда закончишь, я буду ждать тебя в твоей старой комнате. Удачи.

— Как вам будет угодно, учитель, — отзываюсь я, аккуратно открывая конверт.

Он улыбается и выходит вон. Забавно, ничем неприметный наставник, который не растворяется в облаке дыма, и самый заурядный ученик, который покорно следует предписаниям своего «гуру». Ничего сверхъестественного — этим-то мы и опасны.

— Закрой дверь, — коротко велю я своей помощнице, рассматривая маггловскую фотографию властного лица женщины преклонного возраста с необычайно хитрыми глазами. С первого взгляда могу сказать, что предо мной опасный противник.

Тем временем девушка послушно выполняет мой приказ и расслабленно опускается в одно из мягких кресел комнаты. Она достаёт свою палочку и начинает медленно крутить её в своих тонких пальцах, словно играя ею.

Отложив снимок, я углубляюсь в биографию своей жертвы. Проходит не один час, пока я сосредоточенно читаю и перечитываю каждую строчку на бумаге, оставленной мне наставником. За окном смеркается, и я прошу свою партнёршу включить свет, пытаясь вынудить её огрызнуться и завести разговор, но она остаётся упрямо непоколебимой. Пусть так.

Воспользовавшись кольцом, я мог бы справиться с информацией за несколько секунд, но это не стало бы решением, когда я читаю — я изучаю, а это методично наталкивает на мысли, это похоже на вязание: петелька к петельке, и у тебя получается носок, в моём случае — решение.

А она всё молчит, терзая какие-то тонкие струны интереса на задворках моего сознания. Я предпринимаю ещё несколько попыток спровоцировать её, но, к сожалению, они оборачиваются фиаско, и мне не остаётся ничего, кроме как полностью отдаться созданию плана по добыче чаши. Выясняется, что её владелица оказалась искусным игроком в шахматы — это её сила, но каждую силу можно обратить в слабость.

Отложив бумаги, я нахожу в столе письменные принадлежности и берусь за перо. Спустя несколько минут на пергаменте уже красуются ровные, ещё слегка влажные, строчки свежего письма. Я подзываю девушку к себе.

— У тебя есть время до утра, чтобы конверт оказался в утренней почте этой женщины. — Я указываю ей на фотографию. — Вот адрес. — Я подсовываю к фотографии клочок бумаги. — Это здание. — Добавляю к ним ещё один снимок. — Вперёд.

И снова она с покорностью суки, почувствовавшей прикосновение хозяина, следует моим приказаниям: берёт бумаги и исчезает из комнаты. Может такая послушность и к лучшему — забот меньше.

Что же, госпожа Де Лиль, надеюсь ваш азарт поспособствует партии в шахматы с молодым юношей, а там посмотрим как масть ляжет. Я растягиваюсь на кровати и, закинув ногу на ногу, ухмыляюсь.

— До встречи утром.

Я и моя спутница появляемся у высокого небоскрёба престижного района Марселя. Со стороны мы смотримся как представители какой-то там палаты каких-то там аристократических слоёв общества. По крайней мере, так кажется мне. Смыслю я в этом немного, но наши пафосные маггловские наряды вне всяких сомнений причисляют нас к детишкам толстосумов, которые воспитали в своих чадах наследие консерватизма.

По пути ко входу, я кошусь на плотную вуаль своей спутницы и размышляю над этой игрой в прятки. Не для меня ли она? Зачем прятать лицо, если есть множество других способов изменить внешность? Всё это смотрится абсолютно тривиально, словно она хочет, чтобы я выяснил всё самолично.

— Bonjour monsieur, que peut etre utile?? — приветствует администратор, даже не поднимая на нас взгляда.

— Здравствуйте, — предельно учтиво и властно отвечаю я. — У меня назначена встреча с мадам Де Лиль.

— Да-да, — оживляется он и поднимает на меня глаза, в которых я читаю взволнованность. — Вас проводят.

Я чувствую, как за спиной появляются двое. Маги. Весьма искусные.

— Прошу вас к лифтам, — слышится голос. Спокойный, уверенный. Человек, которому он принадлежит здесь судья, присяжный и палач.

Клерк смотрит на людей за моей спиной с толикой испуга и раздражения. Он боится их.

Шагая к лифтам, я понимаю, что всё оказалось намного хуже, чем я полагал. Конечно же, присутствовали подозрения, что эта женщина важная персона, но позволить себе охрану такого уровня мог только разве что Министр. В случае провала, я могу нажить себе опасных врагов.

В конце холла один из сторожевых-псов-её-величества обгоняет меня и нажимает кнопку вызова. Я не могу не заметить взгляд, который он бросает на нас: холодный и решительный. Эти люди любят свою работу, они готовы убивать без колебаний. Непреложная преданность делу.

Я нервничаю, но не подаю вида. Без магии я чувствую себя голым, а я не люблю быть голым, когда за мной по пятам следуют два урода.

Раздается тихий звон, и дверцы лифта медленно разъезжаются в стороны. Мы входим внутрь, и второй охранник нажимает кнопку «Пентхауса». Кабинка тихо и плавно идёт к верху. Я прикрываю глаза, ощущая как мысли нервно снуют в сознании. Я слышу дыхание: ровное и глубокое у мужчин, и едва слышное — моей спутницы. Чувствую её напряжение, она надеется, что я знаю, что делаю.

Сжав руки в кулаки, я медленно выдыхаю. Чёрт возьми, веду себя, как школьница на экзамене у Грюма. Спокойно! В конце концов, все мы когда-нибудь умрём.

Как мы попали в апартаменты, я практически не помнил. Подобрав сопли, я приготовился получить то, зачем пришел. И гореть в аду всем тем, кто станет на пути к моей цели.

Открылась дверь, и мы входим в комнату сквозь волнистую пелену плотного воздуха, где меня уже ждут. Хозяйка сидит за столом и внимательно изучает меня взглядом, пока я безразлично осматриваю богатый кабинет с удобной мебелью и дорогими картинами.

— Mon cher ami, с вашей стороны было некрасиво пить многосущное зелье и менять одежду, — добродушно журит она. Но на её лице нет и оттенка добродушия, она словно рада приветствовать новую жертву в своём логове.

Осмотрев себя, я понимаю, что на мне снова та чёрная мантия с капюшоном, которую помощница трансфигурировала в нужную мне одежду. Скорее всего, пелена у входа разрушила все скрытые чары. Дьявол!

— Видите ли, madame, гардероб — это дело личностного характера. Но, прошу простить меня, если проявил своё неуважение, — вежливым и абсолютно спокойным голосом отвечаю я.

— Ох уж этот мой интерес, — улыбается она, — извините и вы меня, если доставила вам неудобство.

Де Лиль ещё секунду смотрит на мой капюшон, всем своим видом давая понять, как она ненавидит лицемеров, но я словно и не замечаю этого.

— Присаживайтесь, — наконец приглашает она, когда интерес берёт верх. — В вашем письме вы упоминали, что вы неплохой игрок в шахматы.

— Да, именно так, — соглашаюсь я, опускаясь в кресло перед ней. — Сочту за честь, если вы избавите меня от созерцаний достопримечательностей и сыграете со мной.

— О... — она сложила губы в трубочку и смотрит на меня тем хитрым взглядом, который я видел на фотографии. — А знаете ли вы, mise Смит, что я не играю на интерес?

Слегка наклонившись вперёд, берусь пальцами за столешницу, и, вдыхая её парфюм, признаюсь:

— Я, собственно говоря, тоже.

Она улыбается мне обольстительной улыбкой и спрашивает:

— Ваши условия?

— Деньги меня не интересуют, — признаю я. — И полагаю, вас тоже.

— Верно, — признаётся она, поднимаясь из-за стола, — но я надеюсь, вы не проделали весь этот путь не ради партии в шахматы, иначе это было бы подозрительною. И тем не менее, кто ваша спутница? — интересуется Де Лиль, обходя меня со спины, и нежно касаясь пальцами моих плеч.

— Полагаю, отношения моего личностного характера не должны вас волновать, — деланно огрызаюсь я.

— Ого, два влюблённых сердца, — коварно улыбаясь, подытожила она, возвращаясь в кресло. — Это так прекрасно. И на что же вы готовы ради другого? — бросив коварный взгляд на девушку за моей спиной, интересуется она.

— На все! — с вызовом говорю я, понимая, к чему клонят. Я читаю это в её глазах.

— Прекрасно, — только и повторяет она. — Тогда сыграем, но прежде, мне хотелось бы узнать, чего хотите вы, если деньги вас не интересуют?

В её глазах блещут искорки. Она знает, что я здесь не ради партии. Со мной начали играть ещё когда я вошел в эту комнату. Теперь хозяйка хочет, чтобы таинственный гость раскрыл свой план. Так или иначе, мне всё равно нужно увидеть чашу.

— Одна маленькая безделушка, которая у вас, несомненно, имеется, подойдёт как нельзя кстати, — говорю я. — Чаша алхимика.

Женщина улыбается и смотрит многозначительным взглядом, как я полагаю, на охранников.

— Каковы же будут ваши условия? — вежливо интересуюсь я.

— А разве это важно? — мурлычет она. — Вы ведь пришли сюда за чашей и ставки не играют роли.

— И всё же? — настаиваю.

— Рабство.

Я делаю вид, что удивлен, хотя мне и делать ничего не нужно было. Немного помявшись, я напряженно спрашиваю:

— Сколько?

Де Лиль смеётся.

— Я знала, что вы согласитесь, — закусив губу, продолжает: — Вечность.

Мои пальцы касаются висков скрытых плотным капюшоном. Она раскрыла меня и просчитала.

— Могу я взглянуть на чашу? — интересуюсь я.

— В этом нет нужды, — хищно улыбаясь, признаёт она.

Взмах палочкой и перед нами появляется шахматная доска.

— Могу ли я верить вам на слово? — Пытаюсь использовать последний шанс, чтобы избавить себя от прискорбной участи. Я знал, что она никогда не проигрывала, как и знал, что меня обыграли уже сейчас. Оставался последний шанс — украсть чашу прямо у неё из-под носа.

— Не можете, — хихикает она, — как и я вам. Но эти шахматы особенны. Они заключат между нами непреложный обет.

— Тогда начнём, — киваю.

Сказав эти слова, я подписал себе приговор.

— Надеюсь, вы предоставите даме право первого хода?

Снова киваю. Пусть думает, что я уверен в своих силах.

Очередной взмах её палочки и на доске появляются шахматы. Она выдвигает пешку вперед, я отвечаю так же.

Спустя три хода, я замечаю предельную концентрацию. Просчитываю хода и комбинации, смотрю вперёд, изучаю её позицию, стиль игры. Я пытаюсь поймать её в ловушку, но каждая моя атака захлёбывается. Её игра бесподобна, я не могу ничего поделать. Я проигрываю пешку, затем другую, потом меняю всё это на коня. Она давит железным прессом, словно у меня нет никакого шанса на выигрыш.

— Вы хороший игрок, mise Смит, — говорит она и бьёт своим слоном одну из моих немногочисленных пешек, открывая линию ладье. — Но недостаточно. Шах.

— Не хороните меня заранее, — ухмыляюсь я, закрываясь последним конём и ставя под удар её ладью.

— Ну что же вы, — ухмыляется она. — Это было бы большой трагедией потерять такого хорошего игрока.

Спустя тридцать минут, я понял, что уже не выдерживаю напряжения и решил, что если не умоюсь, то совершенно точно допущу ошибку.

— Может, прервёмся? — интересуюсь я. — Мне нужно в уборную.

Женщина поднимает на меня глаза, и на секунду я замечаю в них тень тревоги, которая тут же исчезает, растаяв в искренней улыбке.

— Конечно, конечно, — любезно соглашается она. — Mise Жак проводит вас. — Выразительный взгляд в сторону одного из мужчин.

Я делаю благосклонный жест рукой и следую за охранником. По пути я размышляю, что всё гораздо проще, чем казалось. Намного проще, чем читать хода в её глазах. Сейчас госпожа Де Лиль испугалась, что я сбегу до окончания партии, поэтому и приставила ко мне этого душегуба. Я не упустил этого ключика, и теперь, возможно, мой новый опрометчивый план сработает...

Спустя несколько минут, мы возвращаемся в комнату, и я кошусь на волчицу, которая беспечно ожидает развязки, усевшись на мягком стуле в углу. Теперь всё будет зависеть только от её мастерства, и, конечно же, от того — смогла ли девушка услышать мой невербальный приказ.

— Что ж, продолжим, — пытаясь придать своему голосу спокойствие, говорю я и передвигаю фигуру.

Моё появление вызывают в хозяйке радость одержимой. Мой напряженный голос, несомненно, стал сведеньем беспокойства за жизнь. Вот он я, как на ладони.

— Шах, — снова объявляет она, и в этот раз нечем закрыться. У моего короля осталось совсем мало свободных клеток. Я ощущаю, как капля пота стекает между лопатками. Напряженно ёрзаю по стулу и передвигаю короля вправо.

Её ход очевиден, она загоняет меня в патовую ситуацию, исключая лишь тот факт, что у меня осталось ещё много бесполезных фигур, которые не станут спасением от последующего с её стороны мата.

Я тяжело выдыхаю и делаю свой последний ход.

Де Лиль передвигает свою ладью со словами:

— Шах и мат, mise Смит.

Я касаюсь своего короля и опрокидываю его, подтверждая проигрыш. Подняв на неё холодные глаза, я вижу торжество. Это ещё больше подпитывает мои надежды. Женщина самозабвенно тешится своей победой. Их внимание сосредоточено на том, чего у них нет. Это иллюзорная радость, от того, что тебе в руки попало то, чем ты не сможешь обладать никогда. Уголки моих губ искривляются.

Победительница хихикает сумасшедшим смехом и хлопает в ладоши. Это один их тех моментов в жизни, ради которых она влачит своё жалкое существование.

— Сними капюшон, раб, — властно приказывает Де Лиль.

Я неспешно поднимаю руки, и мои пальцы берутся за плотную ткань, стягивая её с головы. Являя повелительнице лицо Гарри Поттера. Женщина узнаёт меня. Она настолько удивлена, что невольно перестаёт смеяться. А на моём лице появляется улыбка истинного победителя. В тот же миг за спиной начинает действовать волчица.

Глаза замечают, как комната наполняется вспышками. Я слышу шум и крики боли. Решив, что лучшего момента не будет — перепрыгиваю через стол и опрокидываю женщину со стула. Я прижимаю её своим телом к ковру и пристально смотрю в её искаженные от гнева глаза, пытаясь прочесть в них нужное воспоминание. Крепкие пальцы с силой смыкаются вокруг её тонкой шеи и постепенно усиливают хватку. Женщина вырывается изо всех сил, пытаясь выцарапать мне глаза и исторгая приказы, которые обращаются хрипом и бульканьем. Моё лицо покрывают капли слюны.

Вот он истинный эндшпиль. Я достаю его из её сознания. Я знаю, где чаша. Мои глаза горят победой, а лицевые мышцы жадно растягивают губы. Никто не вправе повелевать мной, и мне не нужен хозяин. Теперь руки охватили её горло стальным кольцом, и я вижу, как её выпученные глаза медленно начинают закатываются, а тело ослабевать.

В крови горит адреналин. Я не вижу и не слышу ничего кроме своей жертвы, зная, что обо всём остальном позаботится помощница, так что мощный удар ногой стал для меня более чем неожиданным.

Я падаю, словно мёртвая туша. В глазах темно, а голова взрывается от боли. Я не чувствую воздуха, не понимаю, что случилось и судорожно пытаюсь сделать призрачный глоток.

Когда в глазах немного проясняется — я вижу полуразрушенную комнату. Направив мне в лоб палочку, надо мной высится раненный охранник. Он кривится от боли. Другой лежит у входа с широко распахнутыми глазами, на его щеке уродливая зияющая рана. Из лохмотьев кровавого мяса струится кровь и медленно скапывает на белоснежный ковёр. Рядом с ним лежит волчица, даже отсюда я слышу судорожное дыхание. Её тело испещрено порезами.

Хозяйка поднимается на ноги, давится слюной, пытается сглотнуть, держась за горло, на котором проступают отчётливые следы моих пальцев.

— Забавная животинка, — ледяным голосом говорит она, переворачивая девушку ногой. — Жаль, что не издохла.

Де Лиль оглушает её, и волчица замирает в спокойствии. Женщина возвращается ко мне.

— Наш известный герой оказался всего лишь грязным воришкой, — говорит она по пути, всё ещё тяжело дыша. Затем её тонкие губы снова растягиваются в улыбке. — Но он просто не знает кто я.

— И вы не забывайте — кто я, — отвечаю.

Прозвучало красиво. Но и только.

Прислонившись разбитой головой к каменному полу, я стою на коленях посреди железной клетки в помещении, похожем на каземат. С потрескавшихся и опухших губ на пол медленно стекает кровавая слюна. Сейчас, в эту секунду, я понимаю, насколько велика сила магии, и насколько я глуп и самоотвержен. У меня осталось несколько часов присягнуть на верность, или я издохну. Заскулив, падаю на бок и поджимаю ноги под себя, в надежде не обмочиться от боли. Меня раздирало и жгло изнутри, казалось, словно сонм невидимых палачей выворачивает каждую кость из сустава. В этот самый миг я отдал бы все, чтобы сменить эту боль на пытки Пожирателей. Это проклятие было невыносимо, а в голове снова и снова вторил тихий шепот: «Покорись».

Моя невыносимая агония продолжалась уже несколько дней, изредка привлекая внимание Де Лиль. Посещая мою камеру, женщина отдавала мне тщетные приказы, а затем мелодично хохотала, восторгаясь моей силой воли. Я уже ненавидел этот гадкий смех, а она, словно ребёнок, радовалась своей новой игрушке. Это было тщетное противостояние неизбежности, рано или поздно, я всё равно сломаюсь, словно сухой хворост под ногами горящей ведьмы.

«Ты как пёс, которому нужен хозяин. Это твоя натура. Давай же, покорись!» — мягко звучит мерзкий голос в моей голове.

— Заткнись! — вою и бью виском об каменный пол, покрытый давней пылью. — Заткнись-заткнись-заткнись! — Отчаянно надрывая горло, я всё сильнее разбивал голову, пытаясь выбить эту сумасшедшую мысль у себя из черепа, словно раненый шакал пытается отгрызть гнилую конечность.

В какой-то миг я забыл, кто я и где нахожусь, не помнил, чем заслужил это проклятие, и был готов преклонить уставшие колени перед судьбой, но в подсознании неоспоримой догмой застыло противоречие — я не должен.

Перевернувшись на саднящую спину, хриплю. Мне нужно было действовать немедля, иначе уже через час мои мёртвые глаза будут выпучены в пустоту потолка этой зловонной одиночки. В любом случае, я далеко не первая жертва, платившая цену извращенной властью хозяйке. Если бы я только мог здраво мыслить.

— Я должен покориться! Прекратить боль! — сухие губы едва двигаются, пока я смотрю бессмысленным взглядом куда-то перед собой.

— Нет-нет-нет, рабство до смерти, — вторит ему истерзанный внутренний голос.

— Но ты хочешь жить, — психопатически блею я. — Еда это жизнь.

— Я должен поесть. — Переворачиваясь, я тащу свое исхудавшее тело к кормушке, к которой еще не прикасался.

— Да-да, восстанови силы, и покорись. Тебя будут кормить, — тихо шепчет сознание.

— Мне не нужен хозяин! Да, да! Убей хозяина! — отвечает второй голос.

— Я не могу убить её сейчас. — Как животное, зачерпываю ладонью гадкую жижу и жадно поглощаю её, измазывая рот.

— Убей её потом. Да. Прекрати боль и прикончи! — нашептывает голос.

— Она — мой хозяин, — отрывисто, словно опасаясь самой мысли об убийстве, бормочу я.

— Тогда её должен убить не ты.

— Да! Прекратить боль. Убить её!

— Девчонка.

— Нет-нет, она не выход.

— Она мертва.

— Наставник убьет тебя, а тут есть еда. Покорись.

— И убей.

— Нет! Убив хозяина, ты умрешь сам! — моё больное сознание интерпретирует нарушение непреложного обета.

— Тогда её должна убить какая-то гадина, хитрее, чем ты.

— Змея, змеи ползут, змеи кусают, — весело хихикаю я.

— Да, отрави её. Покорись, а потом отрави.

— Нет, отрави, а потом покорись.

— Мне нравятся змеи, — улыбаюсь. — Я могу с ними разговаривать.

— Еда это жизнь! Нет еды — нет жизни, — я скребу по пустой тарелке грязными сломанными ногтями, выгребая остатки мерзкой каши.

— Хешшшасса! — выдираю случайное слово из памяти.

— Да, повелитель? — осведомляются ожившие на предплечьях татуировки.

— Кто здесь? Нет-нет, никто не может нас слушать. Убей, а потом покорись.

Агония достигла своего апогея, и я снова начинаю заваливаться.

— Кого убить, повелитель? — прошипели змеи.

— Её, убей эту суку — Де Лиль, — хриплю и падаю на спину. — Да! Я присягаю на верность! — вырвалось из опухших и измазанных губ.

Боль тут же прекратилась, отсеченная безжалостным топором обета, и, на несколько минут, я позволяю сознанию уйти, впитывая в себя сладкое отсутствие мучений.

Я знаю, что хозяйка почувствовала, что я сломался, и вскоре прибежит встречать своего питомца с дикой улыбкой на уродливом лице. Мне оставалось только лелеяться надеждой, что создание тьмы избавит меня от никчемного пакта, так или иначе, я даже не осознавал, как мне удалось приказать одной из змей убить её, но был рад этому как ребёнок, которому удалось избежать наказания.

Открыв глаза, я, впервые за это время, ощущаю холод камня под собой, неспособный затмиться остатками боли. Они настолько свежие, и, кажется, будто измученное тело только что заново собрал некромант-новичок, а потом бросил неудавшееся творение на пол темницы, потеряв к нему всякий интерес.

Я тяжело дышу, глядя воспаленными глазами перед собой. По моим расчетам, у меня есть еще немного времени, прежде чем когтистые руки повелительницы сомкнуться вокруг моего горла. В любом случае, помутневший рассудок жадно пытался найти решение, как нам избежать смерти или рабства. Мне нужно было убраться из этой зловонной ямы, попутно забрав девчонку, если она все еще жива. Но смогу ли я дать отпор в таком состоянии? Скольких смогу убить до того, как меня остановят? Хорошо, что у меня, в прямом смысле этого слова, остался козырь в рукаве.

— Ползи, — почти нежно шепчу я, протягивая руку к поржавевшим петлям решетки, и позволяю змее мягко соскользнуть с моего запястья. Она будет ждать появления жертв у входа.

Еще несколько секунд я наблюдаю, как моя питомица устремлённо уползает, а затем понимаюсь на ноги и проверяю, на что способно моё измученное тело.

Спустя тридцать секунд раздается скрежет засова, и дверь отрывается — внутрь хлынул яркий свет, от которого слезятся глаза, а вместе с ним и двое, среднего роста, магов в черных робах без капюшонов, ничем непримечательны — серое послушное мясо. Змея молниеносно нападает со спины, я слышу шипение и слежу, как один из магов кричит от боли. Он оборачивается на источник угрозы и направляет на него палочку, и, как только чёрная ехидна успела ужалить второго мужчину — он произнес заклинание. Сверкнула вспышка, и я с отвращением смотрю, как скрюченный толстый прут её тела превращается в золу.

— Ты покойник, — рычит один из них и поспешно возится с замком моей камеры.

Я мог ответить ему тем же, ему осталось жить намного меньше, чем он думает, этот яд не выводится заклинаниями. С мнимым спокойствием я меряю камеру поступью волка, подстерегавшего добычу — жду, пока они войдут, лицо расслаблено, ничем не выражает тревоги. Я был голов перегрызть столько глоток, сколько смогу, до тех пор, пока все мои действия не будут связаны.

Когда дверь камеры открывается, мне приходится быстро нырнуть в сторону, уклоняясь от обезвреживающего заклинания. Стена за спиной с грохотом принимает на себя силу удара, и я ощущаю, как в затылок врезаются мелкие каменные осколки. Про себя отметив странную нерасторопность второго гостя, я снова уклоняюсь — мне некогда думать о нём, но такие обстоятельства только на руку.

Я вглядываюсь в ненавидящие глаза атакующего мужчины, мельком читаю его мысли, предугадываю выпады. И, только когда камера наполнилась столбом поднятой вторжением пыли и маг оказался на линии перекрестного огня, я рычу и бросаюсь на нападавшего. Тело плохо слушается, и я теряю драгоценные доли секунды. В прыжке принимая звериный облик, я целюсь в горло, но его палочка уже направлена на меня. В его глазах читается смертельное проклятие:

— Авада Кедавра!

Я закрываю уставшие веки, готовый принять неизбежное, но зубы вгрызаются в отравленную мертвую плоть, рвут артерии. С удивлением, я понимаю, что опрокидываю мертвого мужчину на пол и по инерции врезаюсь в клетку: раздается скрежет когтей по грязному полу. Я рычу и встряхиваю мордой, концентрируя алчный взгляд на втором противнике. Моё сознание ищет объяснение произошедшему: глаза второго мага застланы седой пленкой, бледная кожа покрыта каплями лихорадочного пота. Он теряет равновесие и падает на одно колено, тело бьет мелкой дрожью. Я сплевываю отравленный кусок мяса и кровь на пол темницы, глядя, на направленную в меня палочку, готовый отскочить или накинуться в любой момент, но я ждал, ждал, пока он издохнет. Мне не нужно было понимать, что сейчас произошло, главной целью было выжить.

Он медленно опускает голову, странно, что этот кусок дерьма всё еще не свалился замертво. «Что-то не так», пронеслось в голове. Я бросаюсь вперед, у меня нет времени на раздумья, думать надо было раньше. Каково же моё удивление, когда он взмахивает палочкой, и моё изувеченное тело силой тащит по полу и впечатывает в противоположную стену.

Лапы ужасно саднит и ломит, а в голову, словно молотом ударили — я снова превращаюсь в человека. Неуклюже вскакиваю на ноги, и едва не падаю, видя, что перекошенное мёртвое лицо противника щерится кривыми зубами в мою сторону.

Внутри всё умоляло, поджав хвост, бежать от этих мутных глаз, которые смотрели в пространство, словно и не на меня. Этим человеком управляли даже после смерти — это невозможно. Прижимаюсь спиной к стене — бежать было некуда. Я — загнанное в угол животное.

— Ты учишься, только когда играешь с противником сильнее тебя, — гробовым голосом произносят его губы. — Ты должен провести пешку в ферзи и не ошибиться, иначе она умрет.

Я узнаю этот голос, прошлый раз, когда я его слышал, умерла Катрина. Меня раздирает от ненависти и страха, что-то больно ноет в животе. Я хочу его убить, опускаю глаза, готовлюсь к рывку:

— Ты ошибся партией, — не в тему говорю я, пытаясь сконфузить это существо, вызвать ответ.

— Ты глу...

Я не даю ему закончить, повторяя трюк со сфинксом. Когда ты говоришь — ты думаешь о том, что говоришь. Разорвав дистанцию, я уже приготовился вгрызться ему в лицо, но моему превращению не дали окончиться — мужчина, проклятый «Империо», предвидел это — меня скрючило, словно умирающего паралитика, и бросило на каменный пол. Я издаю сдавленную смесь скула и хрипа, пытаюсь ухватить ртом воздух.

— А-а-а, — на этот раз в его голосе намного больше жизни, я слышу, как он упивается моей болью. — Со мной это не пройдет, но сын Гриндельвальда хорошо тебя обучил.

С меня осыпаются клоки перемазанной кровью и грязью белой шерсти, превращаясь в подранную мантию; конечности бьет судорогами, я отчаянно пытаюсь выиграть себе хоть немного времени и прекращаю свою молчанку:

— Что ты несёшь? — сдавленно хриплю я.

— Вставай, червь, — с безжизненным безразличием, приказывает он. — Ты хоть и перенял хитрость Райнхарта, но я знаю все ваши трюки лучше вас самих.

Это не укладывается у меня в голове: маг проклятый чертовски могущественным некромантом — как снег на голову. Похоже, он знает о наставнике намного больше, чем я. Сын Гриндельвальда? Какого чёрта? Старику ведь лет шестьсот. Он просто дурачит нас, используя наши методы против меня? Как он вообще нашел нас? О какой, мать её ферзи, он говорит? Просто сбивает меня с толку — ставит в недоумение, именно так учил Райнхарт. Я не могу собраться, всё в голове мутно и рвано.

— Не можешь убить лежащего? — издевательски спрашиваю я, пытаясь засмеяться, но вместо этого выдавливаю только кровавые хрипы.

В отчаянии, я признаю, что он мне не по зубам. Он умнее и хитрее меня. Я даже не знаю где источник всего этого. «Ты не можешь убить то, чего не видишь» — точно так, как говорил наставник.

В следующий миг стены маленького грязного зала начали пульсировать магией, от чего зазвенело в ушах. Мертвец поднял голову и раздул ноздри, втягивая воздух.

— Слышишь? — спокойно спрашивает он. — За тобой идут.

Должно быть сработала магическая защита, значит ли это что Де Лиль мертва, или моя змея потерпела неудачу? В любом случае, мне нужно было пробраться наверх, но с голыми руками я далеко не уйду, кроме того, нужно было избавиться от заграждавшего выход мертвеца.

Я переворачиваюсь на живот и тяжело встаю на колени, в любой миг ожидая заклинания в спину.

— Добей меня, или помоги, — обреченно выдыхаю я.

— Придется заплатить, Поттер, — голос приобретает издевательский оттенок.

От меня этого и ждали — вымаливания. Такие как он не говорят много перед убийством, не рассуждают и не объясняют, но ему определённо что-то нужно и придется заплатить.

— Мои испражнения в углу подойдут? — отвечаю, с трудом поднимаясь на ноги.

Бледное лицо щерится мне в ответ, и инфернал, обернувшись спиной, криво идет к выходу. Кто бы ни управлял трупом — он не собирался просить меня, он заберёт свою плату силой.

Не успел я и шагу ступить, как в двери ворвалось несколько человек. Одержимый мертвец взмахнул палочкой, и стены окрасились кровью, а по грязному полу поскакали ошметки свежей плоти. Это случилось в мгновение ока, я даже лиц их не увидел. Я узнал это заклинание — чертовски сложное, и, даже если бы жертвы ожидали его, они вряд ли смогли бы его отразить. Не говоря уже о том, что для них навечно останется тайной, как трупу удается использовать магию.

Я медленно бреду вслед за его, скрывшейся в проходе, фигурой, неумышленно перекривляя его походку. Мне тяжело, ноги едва слушаются, а в глазах начинает темнеть. Я выхожу в коридор вслед за ним, отмечая, что мой новый спутник подобен раненному гиппопотаму — он сносит на своем пути всё: уничтожает живое и несёт хаос. Половина коридора напоминает отравленный язвой кишечник: всё покрыто пятнами крови, вырванными заживо конечностями, кусками разнесенных столиков, на которых когда-то стояли вазы с цветами. От мертвеца веет страхом, перемешанным с запахом свежей лимфы. К горлу подступает кисловатый привкус тошноты, несмотря на то, что я убивал, этот поход вызывал омерзение. Я волочусь за ним и вижу, как таинственный спутник сражается в нескольких десятках футов впереди меня. Если бы кукловод этой марионетки пожелал убить меня — он сделал бы это с закрытыми глазами.

Когда я дохожу к концу коридора, двери к лестничной площадке безжалостно вырваны, свет внутри появляется лишь изредка, будто кто-то играет с выключателем. Я потерял своего провожатого из виду, но мне несложно будет найти его: несколькими этажами выше слышатся умоляющие крики. Я перевожу дыхание и, держась за поручни, начинаю подниматься по ступенькам.

Я нагоняю инфернала уже в знакомом коридоре, который ведет к покоям Де Лиль, похоже ей принадлежит все здание. Узкий ход напоминает предбанник ада: стены вокруг покрыты огнём, из них отваливаются куски штукатурки. Когда я прохожу рядом — в лицо отдаёт жаром. Мне приходится переступить еще несколько зажаренных до черной корки тел, прежде чем я равняюсь с инферналом. Запеченные лица головешек с вытекшими глазными яблоками намертво отпечатываются в памяти, а подбирающаяся к горлу тошнота не даст об этом забыть.

Кажется, мой спутник тоже отведал огня — мантия на нём обгорела, оголив части покрытой волдырями кожи.

С обеих сторон коридора к нам подбирались маги, и я едва успел увернуться от заклинания, прежде чем ввалился внутрь пентхауса. Мне пришлось собрать все остатки сил, чтобы приготовиться к атаке, но внутри было тихо.

Моя хозяйка сидела в кресле за столом и, едва дыша, встречала меня удивленным взглядом, пока змея лениво ползала по её издыхающему телу.

— Comme? — только и выдохнула она.

Я не ответил, быстро пересекая комнату по дорогому ковру и небрежно переворачивая антикварный столик. Подойдя к ней, я схватил её за ногу чуть выше колена и пристально заглянул в глаза, и пока змея обвивалась вокруг моего запястья, я нашел нужную информацию в голове повелительницы.

— Убей се... — попыталась приказать она.

Я резко хватаю её за горло, не давая окончить фразу.

— Тише, — шепчу я, наблюдая, как жизнь гаснет в её глазах.

Когда тело бывшей хозяйки расслабилось, я срываю у неё с шеи магический медальон, а затем подхожу к дальней стене, на которой висит картина Пикассо. Небрежным движением я сбрасываю её на пол, оголяя дверцу встроенного в стену сейфа. Не успел я поднести медальон к нише, как в перегородку рядом со мной ударило заклинание. В лицо дыхнуло огнём и волной мощи, я падаю на спину, как оглушенная собака. В ушах неистово звенит, я не могу разлепить веки, глаза раздирает жгучей болью. Я пытаюсь мигнуть несколько раз и выдираю несколько картинок окружающего, прежде чем снова обратиться слепым животным. Во рту привкус тлена и горелой пыли. Я поднимаюсь на ноги и яростно сплёвываю на пол. Часто мигаю, стараясь позволить мелким раскаленным заусенцам выйти из глаз вместе со слезами.

Подняв медальон, я бросаю взгляд на вход — мой провожатый не в лучшем состоянии. Из плеча трупа, где должна быть рука, торчит осколок кости, покрытый разорванными сплетениями связок, спина покрыта пламенем. У меня осталось совсем немного времени, прежде чем его уничтожат. Вперевалку ступаю несколько шагов и, вставив медальон в скважину, поворачиваю.

Сейф покрылся кровавым сиянием, которое тут же погасло, а дверцы отворились. Внутри лежала кипа дорогих бумаг, которые я тут же выбросил наружу, чтобы не мешали. Затем забрал конфискованные кольца. Де Лиль любила держать все важное рядом с собой, как и в случае с Волчицей, она не ощущала в ней угрозы, которую видела во мне. Засунув руку в чрево сейфа в очередной раз, я достал изначальную цель своего визита — обшитую бархатом коробочку. Жадно раскрывая её скрюченными пальцами, я вижу маленькую чашу, ради которой едва не умер. Осмотрев её вспухшими обожженными глазами, я впопыхах сую её в карман мантии.

По комнате все чаще проносятся шальные заклинания: соучастник нашего ковенанта отступает внутрь и обрушивает свод. Вход засыпает обломками верхнего этажа — это даст мне еще немного времени, чтобы спасти Волчицу, она совсем рядом, в соседней комнате. Я наблюдаю, как из столба пыли появляется изувеченный инфернал и шарю рукой в сейфе за спиной, пока пальцы не нащупывают холодный метал. Спрятав острую железку под подол рукава, я встречаюсь с безмолвным взглядом единственного глаза, который пучится на меня из лишенного кожи черепа. Не знаю, чего от меня потребует мертвец, но платить я не собирался.

Стены за его спиной дрожат от ударов заклинаний, похоже, одержимый заколдовал всю комнату. Мне не нравится эта интимная обстановка, и я судорожно раздумываю, как мне избавиться от него.

— Туда, — коротко бросаю я, указав на смежную дверь.

— Только после тебя, — елейно отвечает он.

Эта марионетка слишком хитра, чтобы пустить меня за спину в таком состоянии. Я сильнее сжимаю в руке кинжал и молча направляюсь к проходу по изуродованному ковру.

Повернув дверную ручку, вхожу в небольшую спальню, где к стене приковано бессознательное тело Волчицы. Здесь настолько уютно, что, кажется, я проник в помещение за тысячу километров от этого места, если бы не содрогавшийся под ногами пол, напоминавший о том, что мы находимся в эпицентре сражения. Я спешу к бессознательной девчонке, должно быть она постоянно была в отключке, если Де Лиль осмелилась держать её настолько близко. Опустившись на колено рядом с ней, я вставляю кинжал в звено цепи, пытаясь провернуть его, чтобы разжать крепление.

Лицо Волчицы скрыто капюшоном, из-под которого выбивается белая прядь длинных волос. Застыв, словно околдованный, я тянусь к ткани: пришло время разгадать её загадку, даже если это не совсем подходящее место.

— Отойди от неё, — велит безжалостный голос за спиной.

Я оборачиваюсь — его палочка направлена на нас.

— Пришло время платить, Поттер. — Его голос, словно лёд.

— Нет, ты не понимаешь, — потеряв самообладание, начинаю умолять я. — Она просто девушка. Ей нужна помощь.

— Не та пешка, — с кровожадным довольствием отвечает он.

— Я не позволю тебе этого сделать, — отвечаю, поднимаясь на ноги и закрывая её своим телом.

— У тебя нет выбора, — казалось, вечный оскал на лишенном губ лице стал еще шире. — Пока ты не сольешься со своей королевой, они, — кивок в сторону Волчицы, —продолжат умирать.

— И кто же моя королева? — ответ на этот вопрос волновал меня меньше всего, я просто тянул время, медленно приближаясь к нему с зажатым в побелевших пальцах ножом.

— Луна Лавгуд, — отвечает он, — Авада Кедавра!

Мой мозг отказывается понимать услышанное, и, если бы не мои инстинкты, смертельный луч достал бы меня, но я уклоняюсь. Всё как в тумане, я бросился на него, понимая, что моя ошибка стоила девушке жизни. Я не знал её, даже не видел лица, а теперь она бездыханно висит за моей спиной, останется там навечно, позади, привычно безмолвная.

Я навалился на него, устремив лезвие сбоку от кадыка, но его рука перехватывает удар всего в нескольких сантиметрах от цели.

— И что же ты сделаешь? — безжизненно смеётся он.

Бешено выпучив глаза, я давлю изо всех сил, наблюдая, как нож очень медленно приближается к артерии. Стена снова дрожит от удара и в ней появляется брешь размером с череп минотавра. В образовавшуюся обгорелую дыру тут же тянутся руки обозленных магов, должно быть они таки пробили защиту. Дёрнув его тело в сторону, я прикрываюсь им, используя как живой щит.

— Беги, кролик, беги. — Смех становится еще громче.

Я резко бросаю его в сторону атаки, наблюдая, как его тело разрывают заклинаниями. Меня орошает слегка теплой еще кровью мертвеца, когда я в отчаянном бешенстве нажимаю на кольцо телепортации.

Бледные лучи восходящего солнца жадно тянутся к моему лицу сквозь витражи высоких окон. Впрочем, я держусь противоположной стены, не давая им вырвать из тени мои, оставленные недавней схваткой, увечья. Тихо и неспешно, бреду вперед, сквозь холодный лабиринт коридоров школы, стены которого покрыты тошнотворными картинами волшебников и существ, жаждущих высвободить свои непотребные мнения. Но было еще слишком рано — они безмятежно сопели, от чего холсты в их рамах слегка подрагивали. Я выбрал это время не случайно, мне предстоит важная встреча с человеком, от которого меня отделяют всего несколько сотен футов. Надеюсь застать его врасплох, конечно же, если он вообще спит.

Приблизившись к винтовой лестнице, я останавливаюсь и смотрю вверх на пощербленные веками ступеньки. В ушах бьет барабанная дробь частого пульса, но я заставляю себя идти дальше, у меня нет права на ошибку, больше нет. Я выдыхаю и ставлю уставшую ногу на каменный выступ, перебирая в голове воспоминания этой ночи:

Я возник посреди столовой мэнора, и смог устоять только потому, что успел схватиться за поручень жесткого деревянного кресла. Оно пошатнулось, и я перехватился за столешницу, в поисках опоры. Глаза постоянно застилало тьмой, но я заставлял себя держаться в сознании. Оставляя кровавые отпечатки от изгвазданных в крови ладоней, дрожащими пальцами, я отодвинул кресло в сторону и обессиленно свалился в него. Только теперь я обратил внимание, что зал пустовал, чего и стоило ожидать, судя по всему, за окном стояла глубокая ночь. Зажимая рукой кровоточащую рану в животе, я прикрыл веки от тусклого света, ожидая пока меня кто-то найдет. Я предполагал, что моё появление не останется незамеченным, но в любом случае, у меня не осталось сил куда-то идти, не сейчас.

Тело молило о пощаде, но я не позволил бы ему такой радости, даже если бы мог, извращенно наслаждаясь болью. Это моя плата за ошибки. Источая смрад тела, которое вместо воды орошалось кровью, я сидел там и ждал, и только когда моё дыхание стало тяжелым и прерывистым, я услышал оклик:

— Мистер Поттер, с вами всё в порядке? — раздался лишенный эмоций голос.

— Мне срочно нужен Райнхарт, где он, Ланс? — приоткрыв глаза я посмотрел на дворецкого.

— Мастера нет, — объясняюще ответил он. — Могу ли я быть полезен?

— Будь любезен отправить кого-то за «Cагнисиумом», — удивившись себе, почти вежливо попросил я зелье временно останавливающее кровотечения. Оно позволит мне передвигаться еще несколько часов, после чего я окоченею, если не получу медицинскую помощь.

— Будет исполнено, — ответил призрак. — Что-нибудь еще?

— Это все, пока что, — коротко бросил я, снова прикрывая веки.

Рассудив, что, возможно, то, что я не натолкнулся на наставника сразу же и к лучшему. Я решил обдумать предстоящий разговор, потому что сейчас я был готов убить и разрушить всё, что меня окружало, если бы не был настолько слаб. Моя ярость подстегивала согнать злость на Райнхарте, что могло вылиться в нежелательные последствия.

Ущербленное эго могло потерпеть, если я хотел получить нужную информацию и объяснить смерть девчонки, хотя, с другой стороны, это она должна была меня защищать. Было так приятно сваливать свою вину на других, но где-то в глубине души я понимал, что это моя ошибка, если бы я не позволил лишить себя магии, она бы осталась жива. Мне нужно было немедленно вернуть свою силу, иначе я так и буду ползать у ног каждой твари, которая пожелает вытереть их об меня.

Вскоре появился Ланселот и отдал мне зелье. Поблагодарив его, я попросил уведомить наставника обо мне, как только он вернётся.

Вскоре я снова остался наедине со своими мыслями, которые, как только я принял зелье, стали намного четче. К чёрту философию! Успешно выполнив несколько заданий, я забылся, решил, что ничто больше не сможет меня остановить. Том заплатил за свою беспечность жизнью, мне пока везло больше. Я снова вернулся к тому, с чего начинал — везению. Я наделал слишком много глупостей, и теперь не был уверен смогу ли я все разрешить, но, по крайней мере, стоило попытаться. Моя судьба в моих руках, даже если все остальные настойчиво пытаются доказать мне обратное. В тот момент мне казалось, что я ненавидел себя больше, чем что-либо еще в этом гнилом мире.

Я устало дохожу до средины коридора и смотрю на горгулью, заграждающую путь.

— Лимонные дольки, — произношу самое очевидное.

Статуя не шелохнулась.

— Шоколадная лягушка. — Вторая попытка тоже напрасна.

— Помадка из патоки. — Ничего.

Я стою у входа в директорский кабинет, перебирая названия разных сладостей.

* * *

Я почувствовал его присутствие еще до того как отрылись входные двери. Мягко, по велению магии, створки разошлись в стороны, являя мне фигуру моего наставника. Он приближался ко мне медленно и уверено, со спокойным выражением лица, на котором не дрогнул бы ни один мускул, даже если бы я мучился у его ног в смертельной агонии. Я встретил его изнеможенным упертим взглядом. Сколько бы я не переигрывал развязку ситуации в голове — все обратилось иначе.

— Ты жив. — Голос холодный, как полярный лёд.

— Надолго ли? — спрашиваю я.

— Вопрос с Де Лиль разрешен, — говорит он, садясь в кресло напротив. — Но у меня были более важные дела, чем прибирать за вами детьми. Я был лучшего мнения о тебе, ученик. — Он умышленно не называл меня по имени, но это меньшее, чего я мог ожидать, исходя из того, что он уже обо всём знает.

— Не думаю, что ты будешь мне полезен, если это повторится. — В его голосе не было угрозы. Это было простое предупреждение, но я догадывался, что меня ожидает, если брать в расчет как он отреагировал на смерть Волчицы.

— Где артефакт? — продолжает он.

Я достал обшитую бархатом коробочку и положил на стол перед некромантом.

— Хорошо, — сказал он, достав чашу. — Можешь возвращаться в школу, и сосредоточиться на остальных компонентах.

— Мне нужна моя сила, — вырвалось у меня.

Я не хотел этого говорить, но оставлять его безразличие просто так я не собирался. Мне нужны были ответы, а чтобы получить их, надо было как-то к нему достучаться.

Он смерил моё тело разочарованным взглядом и коротко ответил:

— Так верни её.

Я кивнул в ответ. Никто не решит мои проблемы за меня.

— Можно еще один вопрос, прежде чем я уйду? — поспешно спросил я. — Как тебе удалось узнать о видевшей меня охране?

— Твоя спутница вернулась несколькими часами раньше и рассказала мне обо всём.

— Это невозможно, — застыв в ступоре, пробормотал я. — Её убили у меня на глазах.

Райнхарт самодовольно улыбнулся.

— Значит, она оказалась умнее тебя, — ответил наставник. — Это была всего лишь безликая пустышка.

— Но как она сбежала? — я не мог поверить — меня снова одурачили, но ни меня одного.

— Это неважно, — отрезал он. — Главное, что теперь инцидент исчерпан.

* * *

— Кислотные шипучки, — говорю я горгулье, но она не поддается.

Это становилось раздражительным, я стоял тут уже более десяти минут и безуспешно пытался убедить статую открыть мне вход. Солнце поднимается все выше, а значит скоро все проснуться, кроме того, раны снова открылись, так как мантия на мне стала липкой и тяжелой от крови. Нужно было открыть этот чертов проход, если я не хочу попасть в похоронный дом вместо госпиталя.

— Блевотные батончики, — еще раз пытаюсь я.

На этот раз горгулья привычно вздрагивает и отъезжает в сторону, открывая мне ход в директорский кабинет.

— Серьезно, Дамблдор, блевотные батончики? — спрашиваю в пустоту.

С каждым разом старик становится всё более безумным.

* * *

— Не думаю, что он исчерпан, — ответил я. — Кто знал о том, что ты — сын Гриндельвальда?

— Что? — встрепенулся он. — Откуда?

Мне хотелось улыбнуться, но пришлось сосредоточить всю силу на том, чтобы наставник не пробил ментальный блок.

— Всё же, ты не настолько бесполезен, — заметил он, не сумев пробить мою защиту.

Стоило упомянуть, что оклюменция была намного проще легиллименции, так что защищать свою голову всегда легче, чем пытаться проникнуть в чье-то сознание.

— А теперь говори! — приказал он.

И я рассказал ему о неизвестном маге, который преследовал меня еще с госпиталя.

— Мне нужны ответы, наставник, — потребовал я, закончив свой рассказ. — Откуда он знает всё это?

— Она, — поправил Райнхарт. — Кармина.

— Кто такая Кармина? — переспросил я. — И почему она постоянно твердит о какой-то королеве?

Мужчина смотрел на меня напряженно, словно размышляя — достоин ли я ответа. Он ответил мне вопросом на вопрос:

— И кто же королева? — заинтересованно спросил он.

— Если тебе интересно — это Луна Лавгуд, но причем тут она? — недоумевал я.

Теперь на его лице появилось очевидное выражение тревоги.

— Ни в коем случае не вздумай приближаться к ней, Гарри, — предупредил он. — Ты меня понял?

Я молча кивнул. Спорить было бесполезно.

— И, тем не менее, Райнхарт, за чем ты гоняешься? Я не задавал этих вопросов раньше, потому что думал, что мне не врут. Но не теперь. Мне нужно знать, почему ты выглядишь как Дамблдор, хотя тебе лет шестьдесят, наверное. Зачем было отправлять меня в Азкабан за головой дементора? Откуда у тебя вся эта информация, о которой нет упоминания ни в одной книге? Откуда, Райнхарт? — давно забыв о приличии, взорвался я.

Он обреченно вздохнул и достал из воздуха маленьких хрустальный сосуд.

— Возможно, пришло время приоткрыть перед тобой вуаль тайны, Гарри, — ответил он и прикоснулся к виску острым ногтем. — Думаю, что пока, этого будет достаточно, — закончил он секунду спустя и опустил тонкую серебряную нить воспоминаний в сосуд.

— А теперь иди и приведи себя в порядок, — буркнул он, когда я забрал маленькое сокровище.

— Это всего лишь вынужденные меры, — ответил я, поднимаясь.

Вынужденные меры, которые могут вернуть мне мою силу. Я с грохотом открываю дверь в директорский кабинет и падаю на колени, оскверняя старинный ковер своим присутствием.

— Гарри? — удивляется Дамблдор, отрывая взгляд от кипы бумаг на письменном столе. — Что это за игры?

Я медленно поднимаю голову и смотрю в его голубые глаза, глядящие на меня из-за очков-полумесяцев. В них читается тревога, разбавленная ядом недоверия и удивления. Я молча стараюсь подняться на ноги, опираясь на покрытою заскорузлой кровью и грязью руку.

— Черт побери! — возмущается один из сонных портретов. — Когда я был директором, мы никогда не позволяли так обращаться с учениками.

— Спасибо, Нигелус, — вежливо ответил Альбус, поднимаясь из-за стола, — но я сам разберусь со своими проблемами.

— Мне нужна моя сила, директор, — прорычал я, пытаясь подняться на ноги.

Он еще раз смерил меня недоверчивым взглядом и, направив на меня палочку, безмолвно произнес заклинание. Когда старый ублюдок понял, что моей жизни не угрожает опасность и артерии не задеты, его напряженное лицо расслабилось. Он снова вернулся в кресло, поставил локти на стол и, скрестив пальцы, поцокал языком:

— Это не сработает, — мягко ответил он. — Прошу присаживайся.

Я агрессивно смотрю на него испепеляющим взглядом.

— Давай же, Гарри, не капризничай, ты едва стоишь на ногах, — он уговаривает меня, словно маленького ребёнка.

— Мне нужна помощь, — умоляю я. — Разве вы не видите, в каком я состоянии.

Дамблдор осматривает меня спокойным взглядом, не обращая внимания на изувеченное лицо. Затем достает из выдвижного ящика маленький сосуд с фиолетовой жидкостью и говорит:

— Тебе нужно успокоиться и объяснить мне, что произошло. Вот, — он поставил зелье на стол. — Это успокаивающее — помогает мне уснуть, когда я взволнован.

Разговаривать с ним — это всё равно, что вытирать жопу глянцевыми страницами: действие есть, а результата никакого.

— Директор, пожалуйста, — сменил я гнев на милость, — я потерял много крови. Вызовите колдомедиков, или мадам Помфри.

— Тебе нужно было сразу направиться в больничное крыло, если тебе нужна была медицинская помощь, — он вцепляется в меня, словно шакал в сырой кусок мяса. — Но ты ведь здесь не за этим, не так ли?

— Профессор, — и так и эдак, умоляю я. — Разрушьте чары, сдерживающие мою магию. У нас война.

— Это у тебя, война, — напоминает Дамблдор. — У меня же всё под контролем. Кроме того, я не вернул бы тебе магию, если бы даже мог. А теперь прими зелье и расскажи мне обо всем, — мягко требует он.

Я обращаю внимание на встрепенувшегося на насесте феникса — доселе равнодушная ко мне птица, прониклась жалостью. Хотелось улыбнуться, но вместо этого я стараюсь не мигать, чтоб покрасневшие глаза начали слезиться.

— Меня связали непреложным обетом, — вру я, надтреснувшим голосом.

— Я не смогу тебе помочь, мальчик мой, если ты сам не хочешь себе помочь, — равнодушно отвечает директор, возвращаясь к бумагам. — А теперь иди в госпиталь.

Кажется, мне не удастся его одурачить, я кривлюсь от гнева. Пришло время альтернативной развязки. Дамблдор очень хотел держать меня под контролем, он ждал, пока я сломаюсь и объяснюсь с ним, может, даже попрошу прощения, после чего он примет меня в колыбель своей лживой заботы. Более того, это разлагающееся мясо неустанно будет напоминать мне, что я абсолютно ничтожен без его покровительства. Но старый фокусник ошибался — я знаю его слабое место. Весь его план построен на воплощении убийства безносого урода, так что, несмотря ни на что, ему придется прогнуться.

— Я ведь нужен вам живым, — щерюсь оскалом затравленной мантикоры.

Распрямив плечи и приподняв подбородок, я достаю из кармана изодранной зловонной мантии тонкое холодное лезвие. Оно блекло отражается в его очках-полумесяцах, пока старый иждивенец растерянно смотрит на меня. О да, мой взгляд затмевает пеленой жажды, когда я ощущаю знакомый привкус сладкого страха. Я позволю ему заглянуть за пелену бесконечного кошмара, в котором мне разрешили остаться навечно.

— Гарри не делай этого!

«Уже не такой спокойный, правда, Альбус?» — схаркиваю полную яда мысль в пространство, и она настолько материальна, что от неё дыбятся волосы.

Старик вздрагивает, когда зажатый в мёртвой хватке кинжал впивается мне в живот. Мягко разрезая плоть, острие входит по самую рукоять, а затем я дергаю в сторону, с безжалостностью мясника правя собственное тело. На пол брызнул фонтан темной жидкости, и я повалился вперед, гнилым мешком опустившись на ковровый настил, разбрызгав свою горячую кровь вокруг.

Я не видел его, но услышал, как в пол рядом ударило что-то тяжелое, а затем меня перевернули на спину. Он прямо со стола спрыгнул что ли? С трудом скалясь, я наблюдаю, как он осматривает мою рану, отдаленно чувствую прикосновения его покрытых морщинами рук к моему зловонному телу.

Спустя секунду старик проводит рукой над кровоточащей раной, но ничего не происходит. Он нервно произносит какое-то проклятие; ведь Дамблдор знает, что мне осталось не больше сорока секунд...

— Фоукс! — отчаянно зовет он, резко поднимаясь с колен и направляясь к камину.

Я смотрю ему в след, ощущая, как тело начинает неметь. Быстрее! В тот миг, когда директор бросил в жерло очага щепотку зелёного порошка, мягко шелестя крыльями, рядом с моим скорченным телом опустилась кровавая птица.

Переведя взгляд на феникса, я, тем не менее, замечаю, что Дамблдор, всунув голову в камин, властно приказывает:

— Поппи, у нас ситуация. Сейчас же жду вас в своем офисе!

Тем временем, заметив, что на глазах прекрасной птицы появилась хрусталь печальной слезы, я откинул голову назад. Вяло улыбаюсь, слышу, как переполошились портреты на стенах, как диктор вызывает к себе Снэйпа, но всё это гаснет.

Слёзы феникса мне не помогут, ведь они не в силах коснуться моей раны. Застывая в нескольких сантиметрах от неё, они плывут по воздуху, а затем тонким ручейком струятся к подранному рукаву мантии, под которым скрывается татуировка маленького заколдованного сосуда, в котором они запечатываются черной кляксой.

Я никогда не знал, что умереть будет так легко. В последнее время мне все больше хотелось покоя, который дарила мне тьма. О том выживу я или нет, можно только догадываться, но в этом следовало слепо полагаться на Дамблдора. Так будет лучше для нас обоих. Я жаждал покоя, но сладость мрака продлилась намного меньше, чем мне этого хотелось бы. Чернота сменилась картинками, и мой мозг алчно начал работать. Значит ли это, что я всё еще жив?

Дождь нещадно барабанит в оконное стекло, а я безропотно сижу на полу, играясь палочкой. Мне не больше пяти — маленький и худой, с бледной кожей. Я поднимаю взгляд на входную дверь, которая резко открывается и внутрь вваливается высокий седовласый мужчина: по его лицу течет кровь, а мантия распорота, оголяя кожу покрытую порезами. Он падает на пол прямо передо мной, разрушая все башенки из кубиков, которые сотворила моя слабая магия. Его дрожащая рука тянется к моим белым волосам, пытаясь погладить, пока я с ужасом смотрю, как его тело стареет и жухнет.

— Папа! — выкрикиваю, я и бросаюсь ему на грудь.

Старик печально улыбается поморщенными губами, затем топорно подносит палочку к виску и, скривившись, вытягивает из него тонкую серебряную нить, которая плывет по воздуху, прикрепившись одним концом к наконечнику палочки. Его немощная иссыхающаяся рука тянется ко мне и вскоре бледный червь воспоминаний, впившись мне в кожу возле уха, исчезает. Глаза отца помутнели и рука, расслабившись, упала на пол, выронив палочку.

Я зову его по имени, но он не отзывается, и я начинаю рыдать, умоляя его очнуться. Минуту спустя в комнату врываются маги с отличительными знаками Министерства на груди. Их возглавляет человеком с ясными голубыми глазами, которые сверкают злостью. Увидев меня и мертвое тело отца у моих ног, он шагнул ко мне и поднял с пола, словно перинку, на руки. Близкий друг отца, я знаю, он предал его. Мужчина начинает задавать мне вопросы, на которые у меня нет ответов. Картинка темнеет и меняется.

Мне восемь, я смотрю в тёмную воду через край маленькой лодки, пока мы плывем к одинокому островку, на котором возвышается посеревший каменный форт. От него веет унынием, а над кромками вверху кружат черные существа. Я невольно вздрогнул — и это они называли приютом? Хотя чего я ожидал после того как меня нарекли тёмным магом, я был сыном своего отца — Гриндельвальда, и после того как “воины добра” ничего от меня не добились, стоило поблагодарить, что не прикончили. Они всё искали какую-то книгу, которую мой отец добыл в старом разрушенном подземном городе. Он часто упоминал о ней в своих историях на ночь. Когда до ушей начинают долетать душераздирающие крики, я поднимаю голову: это место выгребная яма. Оно исторгается запахом смерти и фекалий и от него несет безумием.

За пять десять лет я окончательно свыкся с Азкабаном. Страдаю только от недостатка информации, но изредка мне перепадают газеты из внешнего мира. Теперь все считают, что великий Дамблдор убил Гриндельвальда — тёмного мага и вселенское зло, и только я знаю правду — моего отца не интересовало ничего кроме знаний, и он изучил этот мир намного глубже, чем завистливый победитель Дамблдор, похоронивший меня тут. Точнее я сам себя похоронил, подстроив собственную смерть, и оставался я тут только потому, что это было прекрасным местом скопления тёмной магии, которая помогала мне тренировать мои новые способности.

Книга, которую так рьяно искал мастер трансфигурации магической школы, была спрятана прямо у меня в камере. Не знаю как, но отец предвидел это. Читая страницы этого тонкого фолианта, в котором хранились тысячи страниц, я начал догадываться, почему Дамблдор так хотел заполучить её.

Изучив книгу наизусть, я её уничтожил и бежал с Азкабана, после чего основал собственное братство, где и оттачивал навыки управления мертвецами, но за это полагалась цена — я старел намного быстрее, чем обычные люди, так что вскоре никто не смог бы сравнить меня с тем мальчишкой, которого посадили в тюрьму. Я не искал мести, меня интересовали только знания, но вскоре я решил, что мне недостаточно фамильяров, демонов и призраков, мне нужен был человек — ученик.

Я смотрю на девушку с длинными черными волосами, пока она изучает очередную книгу. Несмотря на то, что по виду я ей в отцы гожусь — меня очень манит вырез на её груди. Кармина никогда не любила мантии, она считала, что они убивают женственность. Такая хрупкая и нежная, она часто, сама того не понимая, манипулировала мной. У нее была сила неподвластная мне — красота. И порой я очень боялся, что её чары намного сильнее, ведь я не могу перед ними устоять.

С течением времени, я поддаюсь им — и это самое счастливый период в моей жизни. Она прекрасная ученица, я доверяю ей и люблю, ей даже удается делать то, чего мне не удавалось добиться никогда — видеть будущее.

Образ меняется, я стою посреди огромной комнаты, уставленной огромными стеллажами заполненными книгами. Мы ссоримся с ней впервые в моей жизни, она рыдает и говорит, что я не люблю её. Возможно, она права, ведь я вижу, как некромантия разрушает её красоту, словно жар иссушает цветок. На её лице с каждым месяцем всё больше заломов морщин. Жизнь жестока и неумолима.

Воспоминания начинают мелькать все чаще.

Мы стоим посреди пылающего зала, она напротив, лицо усталое и печальное.

— Я знаю, чем это закончится, — говорит она.

— Мне жаль, Кармина, ты не оставила мне выбора, — холодно отвечаю я.

— Выбор есть всегда, Райнхарт.

— И ты сделала свой. — Предложения короткие и жесткие, лишенные всяких эмоций, пока сердце разрывается на куски.

— Извини, — печально говорит она. — Но это ты не оставил мне выбора.

— И ты извини, — едва слышно отвечаю я, поднимая руку.

Я стою на коленях в грязи посреди тихого кладбища. Снова льет дождь, как и в день, когда Дамблдор убил отца. Я смотрю на надгробие и тихо повторяю одно слово «Почему?». Знала ли она, что я ищу нового ученика? Зачем предала меня?

Это уже неважно, я больше никому не позволю повторить её ошибку, пока не найду возможность остановить власть времени над телом и саму смерть...

В глазах потемнело, и невыносимая боль снова вернулась, боль, от которой я уже успел отвыкнуть. Я медленно разлепляю веки, обводя мутным взглядом взвод потолка. Хм... Значит я выжил, несмотря на отчаянно глупую аферу, которую я провернул с Дамбдором.

В голове сновала куча вопросов. Воспоминания наставника ответили на многое и породили еще больше вопросов. Теперь я понял, почему Кармина казалась мне знакомой. В первый день своего обучения, я видел, как боггарт принял её облик, и казалось, что она единственная, кроме самого Райнхарда владеет некромантией. Так что можно предположить, что одержимый ею мужчина в пентхаусе Де Лиль, мстил Райнхарту за Волчицу, но каким боком тут я, и почему мне стоит держаться подальше от Луны Лавгуд? Почему Кармина убила девчонку в Мунго? И значат ли его последние мысли, что артефакты, за которыми я охотился все это время, как-то связаны с созданием противоядия от старости? Кроме того, было чертовски интересно — как директор меня вылечил, и почему меня еще не упекли в психушку. Я улыбаюсь и с трудом переворачиваюсь на бок — тело протестует, отзываясь болью.

Меня даже к койке не приковали, просто положили тут в больничном крыле рядом с другими студентами, или я чего-то не знаю? Так или иначе, татуировка заполненного слезами феникса сосуда на перебинтованном предплечье грела душу.

Снаружи доносится отчетливое биение башенных часов, и если сегодня не выходной — все студенты должны сейчас быть на занятиях. Конечно же, меня терзают сомнения, я не мог отсутствовать целую неделю, но, тем не менее, нельзя исключать такой вероятности, потому что я давно потерял счет времени. Следуя нити своих размышлений, я решаю, что пора развеять догадки, поэтому высовываю ноги из-под одеяла и сбрасываю их на пол. Невзирая на нытье в мышцах, я заставляю себя перенести центр тяжести и сесть на постели, чтобы осмотреть свое пустынное пристанище.

В больничном крыле стоит гробовая тишина, за исключением слабых стонов одинокого Слизеринского сопляка, лежавшего в углу напротив. Ему лет двенадцать, но, несмотря на возраст, он пытается утихомирить стоны, едва завидев меня. Проклятая аристократия. Я с любопытством рассматриваю его шину — похоже, он свалился с метлы.

— Очнулся? — Я резко оборачиваюсь на источник елейного голоса, обеспокоенный тем, что не заметил гостью раньше.

Девчонка фривольно раскинулась в кресле, закинув ногу на ногу, она пристально смотрит на меня, ни на секунду не отводя взгляд. Лицо слегка сморщено, словно ей противен мой вид. Внутри все вспыхивает, и я хочу приказать ей убираться вон, но вместо этого слышится лишь бессвязный лепет — что-то мешает мне говорить.

— Извини, я не расслышала, — ухмыляется Джинни.

Что-то не так с её голосом. Она не боится, несмотря на то, что мы практически одни.

Сторожевая сучка Дамблдора безропотно играется небольшим синим кулоном на цепочке, нагло изучая меня взглядом. Она провела здесь не один час, охраняя мои сновидения. Я мог сказать об этом, уловив краем глаза раскрытую переплётом кверху книгу на тумбочке. Мне кажется, или у меня уменьшился угол обзора? Что-то мешает мне видеть.

Я подношу раскрытую кисть к лицу и неспешно провожу по нему кончиками пальцев, но они ощущают не кожу, а плотную ткань. Наблюдая, как улыбка на лице ненавистной мне предательницы становиться шире, я предвкушаю худшее. Лечили ли они мои ожоги, или обошлись как с аврорами во время войны? Ведь если использовать надлежащие зелья — никаких повязок не понадобиться...

Решив выяснить, что со мной произошло, пока я был без сознания, поднимаюсь на ноги и намереваюсь отправиться в ванную.

— Сядь, Поттер! — рычит она, схватившись за палочку.

Реагируя на её слова резким жестом среднего пальца, я ковыляю в противоположную от выхода сторону. Бежать мне всё равно некуда, но, все же, приходится неловко нырнуть в сторону, чтобы не получить заклинание в спину.

— Я сказала назад! — она вскакивает с кресла.

Мне стало любопытно — Джинни действительно настолько глупа, чтобы ожидать моего повиновения, или они с директором решили, что я уже сломался?

Над ухом снова пролетает заклятие, и я невольно отмечаю, что тренировки в качестве ловца идут ей на пользу. Но, несмотря на то, что мне едва удается уклоняться, я продолжаю игнорировать её приказы. Похоже, что девушка настолько обескуражена моим упорством, что даже не думает меня преследовать, до тех пор, пока я не скрываюсь в уборной, захлопнув за собой дверь.

«Тупая девчонка» — хмыкаю я, слыша её спешные шаги следом — «Придется подождать, пока я выйду».

Мои предположения не оправдались, она без малейших угрызений совести врывается внутрь, выбив дверь, и направляет мне в спину палочку. При других обстоятельствах, это показалось бы забавным, но не сейчас. Я словно заколдованный стою над только что включенным краном и смотрю на своё отражение.

Сильный поток холодной воды слегка заглушает её крики. В зеркале, я вижу её нерешительность проклясть меня в упор, но это заботит меня куда меньше, чем, покрытое кровавыми бинтами мумифицированное лицо. Оно вызывает отвращение.

— Поттер! — строго зовёт она.

Я быстро оборачиваюсь и резким движением пытаюсь сорвать повязки со рта, но они сидят настолько туго, приходится разрывать ткань, прикипевшую к коже.

— Проваливай! — злобно рявкаю я, когда мне удаётся высвободить губы.

Джини оторопело смотрит на меня, на её лице читается отвращение, сглаженное сочувствием, чего я никак не ожидал. Она неспешно опускает палочку и, нерешительно, выходит вон.

Я снова оборачиваюсь к зеркалу, и во мне вздымается ураган ярости. Он питает мою жажду мести, когда я вижу изуродованную часть рта, затянутую поморщенной шрамами кожей. Местами на ней все еще кровоточат язвы недавних ран. Этот вид вызывает неутолимый позыв содрать всё это восково-розовое месиво с лица, оставив лишь бледную кость. В ужасе я вонзаю ногти в повязки и рваными лоскутами, отдираю присохшую к ранам ткань вместе с заскорузлой кровью и обрывками кожи, оголяя уродство, некогда бывшее иконой.

Куски белой ткани падают в раковину, и вода окрашивается красным. Я шумно дышу, глядя, как размокают бинты, отдавая грязь бегущему потоку, и не решаюсь снова посмотреть в зеркало. Наконец, собрав волю в кулак, я поднимаю голову, чтобы встретиться с безобразным отражением, и тут же разбиваю зеркало, не в силах принять происходящее. Стекло покрывается паутиной осколков и еще больше искажает жуткие углубления на шее и подбородке; изуродованные ожогами губы и, словно разъеденные кислотными паразитами, ноздри. Верхней части головы повезло больше — она почти не задета, за исключением местами обгоревших волос.

Я отворачиваюсь от умывальника, мне хочется бежать, забиться в темноту, чтобы никто не увидел этого уродства. Но я не стану — это сыграет мне на руку. Теперь и без того ущемленная вера Гермионы в Дамоблдора может треснуть, ведь даже на лице Джинни можно было прочитать некое подобие сочувствия. Директор загоняет себя в глухой угол. Он не может меня контролировать, и ему остается лишь пытаться сломать меня, но я не позволю ему такой привилегии.

Сейчас, прежде всего, мне нужно разобраться со своим видом, но в этот раз без помощи старика. Полагаться на него — всё равно, что надеяться избежать чумы в канализации, кишащей зараженными крысами.

Всё ещё тяжело дыша, я возвращаюсь в холл больничного крыла. Джинни ожидает меня у выхода. Она явно не знает, что ей делать. На лице читается омерзение и нерешительность. Устремляясь к койке, я хмыкаю.

— Куда-то собрался? — интересуется она, глядя как я начал надевать свою подранную робу.

Девушка пыталась придать своему голосу решительности, но получилось у неё плохо — я чувствую слабость.

Обернувшись, я пристально впиваюсь в неё палящим взглядом.

— Думаешь остановить меня? — насмешливо спрашиваю я.

— А ты хочешь проверить? — дерзко парирует она.

Издаю хохот, но в нем нет радости, только угроза.

— Давай! — приказываю я, разводя руки в стороны. — Воспользуйся моей слабостью.

Она поднимает палочку, а я сужаю глаза.

Она начинает произносить заклинание, но я слишком близко.

Резким движением руки, я, перехватив её кисть, дергаю вправо, поворачивая девушку к себе боком. Затем левой рукой обвиваюсь вокруг неё чуть ниже другого плеча и притягиваю ее к себе. Схватив девушку со спины, я прижимаю её руки к груди.

Она пытается вырваться, пнуть меня или ударить затылком, но все тщетно — я предвидел её движения.

— Пусти, Поттер! — вопит она. — Или, я клянусь, ты покойник.

Я смеюсь вновь. Она даже не представляет, насколько часто я слышал эту фразу в последнее время.

— Ну что же ты, любимая, — лживо начинаю успокаивать я.

Крепко обвив её хрупкое тело, я высвобождаю правую руку и отбираю у нее палочку. — Разве так отплачивают своему спасителю?

— Ублюдок... — выбивается она. — Ты лживый ублюдок.

— Как насчет поцелуя? — наслаждаясь моментом, спрашиваю я.

Высунув язык словно змея, я касаюсь им к нежной кожи на её щеке и веду к виску, оставляя мокрый след. Меня забавляет выражение неистового отвращения, парализовавшего её лицо, когда мои изуродованные ноздри вдыхают аромат её волос. Она кричит так, что закладывает в ушах и пытается высвободиться еще сильнее.

Я скалюсь, переводя самодовольный взгляд на оцепеневшего напротив мальчишку.

— Разве я тебе уже не нравлюсь? — мнимо озабоченным голосом, возвращаюсь я к Джинни.

— Я тебя ненавижу, мразь! — до хрипа разрывается она.

— Тогда ладно, — соглашаюсь я, схватив её за горло свободной рукой. — На этом и закончим.

Когда кислород перестает поступать в её легкие, я облегченно вздыхаю, ведь она перестает кричать. Еще несколько секунд, и Джинни начинает задыхаться, а сопротивление становиться слабее.

Когда её бессознательное тело расслабилось, я безразлично бросаю его на больничную койку и подхожу к юному Слизерину, который готов обмочиться от страха.

Я подношу указательный палец к изуродованным губам и мягко киваю. Дрожа, он кивает в ответ.

— Хорошо, — комментирую я, — или ты следующий.

* * *

Я стою на вершине Астрономической башни, всматриваясь в густую чащу Запретного Леса. Где-то там бродит единорог, которого мне предстоит выпотрошить, но в данный момент он не приблизится ко мне на расстояние пушечного выстрела. Мне нужно было приманить его девственницей. Даже не вдумываясь, можно было вспомнить нескольких.

— Я очень надеюсь, что Вы не собираетесь спрыгнуть вниз и лишить меня радости этого мгновения, — послышался размеренный голос незваного гостя.

Я фыркаю. Мне не составляет труда узнать его, ведь я ненавидел его с тех пор как услышал впервые.

— Два часа сорок три минуты, — комментирую я, глядя на башенные часы. — Я уже успел порядком замерзнуть в ожидании, пока кто-то из свиты дорогого директора покажет свою... — делаю паузу и подбираю слово, — физию. Он, должно быть, в отчаянии, если решил отправить ко мне тебя, Снэйп, — ухмыляюсь я, поворачивая к нему своё уродливое лицо.

Когда профессор увидел меня, уголки его губ слегка изогнулись в улыбке.

— Как и Ваш отец, мистер Поттер, вы слишком опрометчивы в суждениях, — с едва уловимой насмешкой отзывается он, подходя ближе. — Я ведь не говорил, что моё присутствие здесь — инициатива Дамблдора.

— Брось, Северус, — насмешкой вторю я, — мы ведь оба прекрасно знаем, что ты рукой не шевельнешь без приказа старика.

— Разве, мистер Поттер? — на мгновение он изображает удивление, затем достает палочку и, без предупреждения, отправляет в меня красный луч.

Я ныряю в сторону и тут же выпрямляюсь. Сузив глаза, я смотрю на противника — это был Круциатус.

— Возможно, я больше не служу Дамблдору, — говорит он, отправив в меня очередное проклятие.

— Возможно, Вы больше не нужны директору.

Еще одна вспышка.

— Или держать раненное животное, как Вы, стало себе дороже, — продолжает он. — А вы же знаете, что делают с раненой скотиной?

На этот раз мне не удается увернуться, и красный луч касается моего тела. Я сцепляю зубы от невыносимой боли, но продолжаю стоять на ногах. Тело умоляет упасть на пол, сжаться и зарыдать как младенец, но я терплю ровно до тех пор, пока заклинание не прекращается, как мне кажется — вечность.

Тяжело дыша, я сплевываю на пол крошку зубной эмали и вытираю выступившую на лбу испарину.

— Этого слишком мало, чтобы заставить меня умолять, — смеюсь я. — Но достаточно, чтобы вызвать мою ярость! — выкрикнув последнее слово, я превращаюсь в волка и бросаюсь на него.

Я застаю Снэйпа врасплох, но в последний момент ему удается уклониться. Тут же выровнявшись, он вслепую отправляет заклинание мне вслед, но промахивается.

Скрывшись в тени, я возвращаю себе человеческую форму и достаю из кармана маленькую горсть черного порошка.

— Достойный фокус, — признаёт Снэйп, — но этого недостаточно.

В меня летит очередное заклинание, и я сдуваю порошок мгновенной тьмы с ладони, снова ныряя в сторону.

На этот раз Снэйп молчал. Должен признать, он перестал меня недооценивать. Сконцентрировался на том, чтобы почувствовать моё присутствие, ведь меня едва не зацепило следующее заклинание.

— Ползи, — шиплю на серпентанго, а затем в очередной раз принимаю звериный облик.

Рыком я провоцирую Снэйпа на атаку, но ослепший профессор не реагирует, он слышал моё шипение, и, кажется, это волновало его намного больше. В любом случае, это не имеет значения, моя ехидна готова напасть уже в следующую секунду, так что, скребя когтями о каменный пол, я срываюсь с места.

Змея обвивается вокруг его ног и плотно стягивает их вместе, пока я с силой отталкиваюсь задними лапами и прыгаю на него, целясь зубами в горло.

Пасть смыкается на пустоте. Не знаю как, но ему удается исчезнуть.

— Этого будет достаточно, мистер Поттер, — слышится голос у выхода.

— Но я ведь только начал, — насмешливо отвечаю я.

— Как Вам будет угодно, мистер Поттер, — серьезно отвечает он, глядя на меня сквозь рассеивающуюся тьму. — И, тем не менее, развязка нашего столкновения не сыграет на пользу ни мне, ни Вам. Вы ведь хотите, чтобы директор думал, что Ваш преподаватель преподал Вам урок, не так ли?

— То есть ты хочешь, чтобы я отпустил тебя и позволил рассказать обо всем Дамблдору? — весело спросил я, сидя на корточках.

— Вне всяких сомнений, мы недооцениваем друг друга, и не хотелось бы, чтобы исход навредил нашим интересам. Я должен отдать вам должное, сегодня Вы вызвали у меня уважение, не говоря уже о том, что я одобряю ваше поведение по отношению к предательнице рода. Так что не портите моё впечатление вашей врожденной заносчивостью, Вы не в том состоянии, — дипломатично комментирует он.

Позволяя змее обвиться вокруг моего предплечья, я на секунду задумываюсь над ответом. Стоило оценить изворотливость Снэйпв по достоинтсу, в эту секунду я отчетливо видел, почему обе стороны так дорого ценят его.

— Иди, — небрежно бросаю я.

Преподаватель кривит губы в усмешке, с интересом рассматривая ползущую по моей руке змею.

— Но прежде, верните палочку, чтобы директор полной мерой воспринял Ваше сотрудничество.

Я согласно киваю и, достав из кармана мантии палочку Джинни, бросаю её на пол. Профессор кривится, но, не сказав ни слова, призывает её заклинанием.

— Увидимся завтра на занятиях, Поттер. И приведите своё лицо в порядок, чтобы не пугать студентов Вашим видом.

— Тогда придется заглянуть к Вам в сейф, профессор, — учтиво ухмыльнулся я.

Он не отвечает, разворачивается на каблуках и скрывается на лестничной площадке, оставляя меня наедине с ехидной.

Острая иголка впивается мне в кожу, и я недовольно морщусь, пронзая Винки холодным взглядом.

— Простите, хозяин, — пищит перепуганная эльфийка. — Вы уверены, что это лучший способ лечить раны, если бы я попробовала сделать зелье...

— Заткнись и штопай, — прерываю я, откидываясь на подушку.

Существо молча кивает и, слегка дрожащими пальцами, продолжает прокалывать дырки вокруг кровоточащей раны в боку. Она снова открылась после схватки на Астрономической башне, но я не замечал её, пока от потери крови у меня не начали неметь конечности. Дорогой директор, судя по всему, опоил меня ядом, ведь даже эльфийские чары не могли исцелить ни глубокой раны, ни изуродованного лица.

— Так ты скажешь мне, где мы? — спрашиваю я, окидывая заброшенную, по всей видимости, комнату критическим взглядом.

Она притащила меня сюда после того, как я потерял сознание. Здесь тихо и большая часть помещения скрывается во мраке. Единственным источником света является потрескивающий поленьями камин у стены: извивающееся внутри пламя отбрасывает жутковатые тени, от чего тонкие пальцы эльфийки кажутся узловатыми крючьями.

— В безопасности, хозяин, — полным сострадания голосом, уверяет она.

— Знает ли о нём старикан? — жестко спрашиваю я.

— Директор Дамблдор знает много тайн школы, — витиевато отвечает она.

— Но знает ли он об этой?

— Знает, — неуверенно ответила Винки, — но комнату защищают сильные чары, и она защищена паролем.

Я слегка расслабился, когда она закончила с моей раной и обрезала тонкую серебряную нить. Идея использовать волос единорога в качестве медицинского шелка была моей, только пришлось стащить его из сейфа алхимика. Кроме него Винки позаимствовала еще несколько ингредиентов, из части которых в маленьком котелке варилось бурая жижа. Естественно, эльфийка не одобряла воровство, но я убедил её тем, что это всего лишь резонная компенсация за использование непростительного заклинания на безоружном ученике.

Спустя какое-то время она измазала моё лицо тошнотворной вязкой мазью, от которой резало глаза. Благо она несла приятное охлаждающее чувство, от которого я довольно прикрыл веки и, похоже, отключился.

Когда я пришел в себя, то, вместо местами протлевшего жесткого матраса, ощутил под собой вполне достойную постель, от которой не несло затхлостью. Здесь больше не было мрачно, но и свет не резал глаза. Появилась мебель, стало уютнее. Похоже, сразу после короткого упоминания, что мне будет не безопасно оставаться в башне Гриффиндора, эльфийка взяла на себя инициативу по обустройству моего нового убежища.

— С пробуждением, хозяин, — приветствует она. — Как Вы себя чувствуете?

На короткий миг я подумал, что она практически не покидала эту комнату.

— Как никогда хорошо, — бодрым голосом отвечаю я.

Преодолевая боль в боку, я сел на постели, тело кажется ватным, истощенным, а в глазах немного плывет.

— Я принесла вам поесть, — она робко улыбается своим огромным ртом и подает мне поднос с едой.

Признаюсь честно, я даже не смотрел что на нём, просто инстинктивно схватился за столовый прибор и попытался наколоть пищу. После нескольких неудачных попыток, я понял, что тычу вилкой в ароматно пахнущую похлебку. Ругнувшись, я быстро исправил положение и наполнил, нет, набил рот едой, жадно глотая её, иногда даже не пережевывая куски мяса или овощей. Сказать, что я был голоден — не сказать ничего. Казалось, я не ел годами. Последняя трапеза, что я помнил, состоялась перед схваткой со Снэйпом, и её рацион состоял из нескольких инъекций глюкозы, опять же, добытые мне преданной слугой.

Я облизываю губы — они гладкие, а не привычно облезлые от извечного недостатка витамин в организме. Я укоризненно перевожу взгляд на домовика, и она понурено качает головой.

— Хозяин должен простить Винки, — у неё на глазах появляются слёзы. — Винки сделала всё как надо, но ничего не получилось — у хозяина остались шрамы! — визжит она, падая на колени. — Не увольняйте Винки. Плохая, плохая, Винки! — эльфийка с размаху бьет лбом в пол, от чего, кажется, дрожит кровать.

— Встань, — спокойно приказываю я, и она медленно поднимается с острых коленок, готовая услышать свой приговор. — Ты знаешь, почему у тебя ничего не получилось?

Она испуганно смотрит на меня, а непропорциональное лицо еще больше искажено от недоверия.

— Диррректор... — словно опасаясь самой мысли, выговаривает она и в страхе прикрывает рот ладонью.

Я сужаю глаза и вскакиваю с кровати.

— Да, великий, мать его, Альбус... Персиваль... Вульфрик... Брайан... Дамблдор, — я выплёвываю каждое слово. — Хочет сломать мою волю, но мы ему не позволим, — я опускаюсь на колени рядом со слугой и беру её за костлявые плечи. — Правда, ведь? — я начинаю её тормошить. — Правда?

Её голова трясется так, словно сейчас оторвется, и я принимаю это за согласие.

— Но прежде мне нужно будет скрыть это уродство, — я рисую невидимый силуэт вокруг своего рта. — Исчезни.

Она одобрительно кивает и растворяется у меня в руках. Эльфийка знала, что я не в лучшем настроении, она вообще много чего знала, например, что среди всего комфорта этой комнаты зеркало мне будет лишним, да и вообще, всё — в чем я могу увидеть свое отражение. Но она ошиблась, я видел его. Видел это отвращающее уродство, которое просто хотелось стереть с лица земли, я видел его в отражении её больших глаз.

Обезображенное и без того лицо перекашивает от злости, когда я подхожу к камину. Я сажусь на корточки и приближаю его к языкам пламени. В меня дохнуло жаром, и я невольно отпрянул. Не глядя, достаю из подставки кочергу и свешиваю её в руке, поднимаюсь на ноги. Несколько раз рассекаю воздух железкой. Надо выгнать злость потом.

Спустя полчаса, я тяжело дышу и вспоминаю слова Джинни о психопате. В чем-то она права.

* * *

Я решил вернуться на занятия на следующий же день, даже не опоздал. Стою, подпирая стену у входа в кабинет, в голубенькой маске от гриппа. Рациональности и фантазии Винки можно только завидовать.

Студенты вокруг тихонько шепчутся, бросая на меня косые взгляды. Нет Малфоя, как и Уизли нет, а жаль.

«Яички Мерлина, что я тут делаю?» — вздыхаю, обреченно глядя в потолок. Наверняка, я уже давно знаю всё, чему будут учиться эти имбецилы сегодня. Задумчиво кусая губы, я ставлю на то, что Уизли придет первый.

Не угадал — первым появился Хорек со своей свитой. Он был не в лучшем настроении, но увидев меня — расцвел.

— Неужели великий Гарри Поттер решил почтить нас своим присутствием? — воодушевленно спрашивает Малфой.

Я молчу, а он подходит ближе.

— Принцесса Жасмин, снимите вуаль, — намекая на маску, снова говорит он. Тянется к моему лицу. Жизнь ничему его не учит.

Я уныло вздыхаю и едва заметным резким махом сбиваю его руку в сторону.

— Смотри какая, — засмеялся блондин, — сопротивляется.

Два дебила за его спиной одобрительно ржут на его комментарий. Я подумываю сломать ему запястье, если он потянется к маске в еще раз, но мои мечты не воплотились в жизнь.

Дверь в кабинет зельеварения открылась, и студенты ринулись внутрь.

— Ладно, Поттер, — вздыхает Драко, — с тобой разберемся позже.

Я пожимаю плечами и продолжаю стоять у стены. Уизли нет, а значит мне нечего здесь делать, у меня еще есть дела. Так что, вместо занятий я оправляюсь в библиотеку. Не то, чтобы мне хочется углубиться в чтение, скорее так требуют обстоятельства: ночью меня нашёл ответ от наставника на шифр, отправленный мной ранее с Астрономической башни. Райнхарт был солидарен с мнением, что отправлять слезы феникса мёртвой совой во время моей травли — не лучшая идея. Так что, поскольку в ближайшее время я не собирался покидать школу, придется прибегнуть к другим методам доставки.

Я неспешно бреду к нужной секции; уверенные шаги гулом расходятся по помещению, и этот ритм тешит меня. Спустя минуту, я сворачиваю влево, скрываюсь между высокими стеллажами, где звук каблуков тонет в потертом ковре. Тихонечко насвистывая знакомую мелодию, я небрежно передвигаю интегрированную в стеллаж лестницу и, держась за поручни, поднимаюсь по ступенькам.

Слегка подрагивающие пальцы едва касаются корешков древних книг, пока я не нахожу нужный фолиант. Полка номер шесть. «Магическое право гоблинов». Вообще не приложу ума, кому взбрело в голову добавить это пособие в школьное собрание.

Достав книгу с полки, я раскрываю её, а затем запускаю руку в карман мантии. Затем настороженно затихаю, прислушиваюсь. Вокруг тихо, если не считать возбужденный детский шепот по ту сторону стеллажа. Я достаю небольшой изогнутый нож похожий на маленький серп и начинаю кроить бумагу, делаю это до тех пор пока у меня не получается небольшой прямоугольник на двести страниц в глубину.

Засунув смятые куски тонкого пергамента и нож обратно в карман, я выуживаю из мантии маленький сверток, в котором покоится флакон со слезами Фоукса, и вкладываю его в нишу подранной книги. Как ни в чем не бывало закрываю её и, продолжая насвистывать мелодию, ставлю обратно на полку.

Спустившись на пол, отодвигаю лестницу в сторону, затем с незаметной ухмылкой направляюсь в смежный пролет. Я уже был здесь позавчера и выбрал место не случайно, сегодня я намеревался разоблачить Волчицу, и плевать, если наставник против. Эти игры меня достали.

На часах десять утра, а, значит, у девушки есть ровно час, чтобы забрать посылку. Что ж, я не собирался тратить это время впустую.

Прежде чем свернуть за угол, я прислушиваюсь. Мальчишки всё еще здесь, обсуждают что-то вполголоса.

— Брось Вэйн, — донеслись обрывки фразы. — Ты веришь в это?

— Слушай, ты ведь знаешь Причарда? Так вот, когда он пошел навещать брата тот только и твердил «Поттер убьет меня... я не должен рассказывать», а потом с ним поговорил директор, и у парня пропала истерика. Более того, он не помнит, чтобы такое говорил.

— Думаешь, ему стерли память? — заинтересованным шепотом спросил второй голос.

— Похоже на то, — подтвердил первый мальчик, — кроме того, поговаривают, что директор покрывает выходки Поттера, и недалек тот час, когда все это дойдет до совета попечителей. Надеюсь, его выгонят. Не знаю как у тебя, но у меня от него мурашки по коже. Я слышал, что он вообще не спит и еще... что он убийца, — едва уловимым шепотом заканчивает он.

— Какая интересная теория, — подмечаю я, тихо выплывая из своего убежища.

В глазах плещется угроза вперемешку с нечеловеческим отчуждением и расчетливым выжиданием. Я вижу, как мальчишки вздрагивают, глядя на моё восковое лицо с неподдельным страхом.

— Что? — я перевожу взгляд на щуплого Гриффиндорца, легко читая мысли в его перепуганных глазах. — Ты хочешь сказать, что не боишься сквиба? — я хмыкаю, и зрачки начинают безумно блестеть. — А стоило бы, — предупреждаю, нависая над ним, словно громовая туча.

Парень всем своим телом вжался в жесткий дубовый стул. Он хочет провалиться под землю или убежать, но не смеет даже шелохнуться.

— Что-то еще? — интересуюсь ледяным голом.

Бледный парень испуганно ведёт плечами.

— Хорошо, — с негодованием щурюсь я, — тогда проваливайте.

Когда я выровнялся, они всё еще сидят на своих местах, словно застывшие изваяния.

Я снимаю маску, оголяя порытую змеившимися шрамами бледно-розовую кожу, и спазматически дрожащими губами, рявкаю: «Вон!»

С перекошенными от ужаса лицами, они срываются с мест и с криком уносятся прочь, пока я с толикой самодовольства возвращаю защитную повязку на место.

Когда мадам Пинс прибежала на источник шума, я уже как ни в чем не бывало сосредоточенно смотрю в книгу с магическими родословными. Дерзко ухмыльнувшись её поджатым губам, я возвращаюсь к чтению, стараясь не отвлекаться. Мне нужно раскопать информацию, которая хоть как-то помогла объяснить связь Луны Лавгуд с происходящим.

Я снова смотрю на часы — прошло всего десять минут. Время застряло на месте, словно кость в горле подавившейся собаки. Шумно вздыхаю и переворачиваю страницу. В этой книге нет ничего необычного: Лавгуды — древний чистокровный род, который никогда не имел связи с тёмными магами. Эта книжка пустышка.

— Привет, Гарри, — слышится извечно задумчивый голос за спиной.

Её рука мимолётно касается моего плеча, когда девушка огибает меня и, даже не глядя, начинает искать какую-то книгу на пыльной полке.

— Луна? — удивленно спрашиваю я и поспешно закрываю сборник родословных, чтобы она ничего не увидела. — Что ты здесь делаешь?

Девушка смеётся.

— Ищу книгу, конечно же, — весело отвечает она.

Я удивлен, что не услышал её шагов за спиной.

— Эту, — достав с полки весьма потрёпанный старый фолиант, она показывает его мне. — Только что задали доклад, а я не хочу тратить на него время и поскорее вернуться к изучению нарглов.

Заметив у меня на лице маску, девушка перестает болтать и с интересом смотрит на меня.

— Боишься подхватить конфузного жучка? — весело спрашивает она.

— Что? — оторопев, переспрашиваю я.

— Они живут в библиотеках и любят влезать уснувшим студентам в рот, провоцируя кошмары — продолжала объяснять Луна. — Иначе, зачем тебе маска?

— Хм... — промямлил я, поправляя высокий воротник, скрывающий шрамы на шее. — Наверное, ты права.

— Но ты не выглядишь уставшим, — прокомментировала она. — Так что лучше тебе её снять, они раздражают духов книг.

Луна тянется нежной рукой к моему лицу, но я жестко перехватываю её за запястье.

— Извини, — почти виновато говорю я, отпуская её и почему-то переживая, не сделал ли ей больно, — но не надо.

— Гарри, ты что боишься меня? Я же твой друг, — мягко и успокаивающе говорит Луна.

— Как и остальные, — с горечью отвечаю я.

— Я понимаю, что тебе тяжело доверять людям, но это не повод замыкаться, — сочувственно говорит она и наклоняется ближе.

На секунду замираю, задумавшись о чем-то отстранённом, пока она снова не предпринимает попытку сорвать с меня маску.

Я останавливаю её руку, затем другую. Она игриво пытается вырваться, это явно её забавляет, но выводит меня. В вены выпрыскивается ярость, бешено циркулируя по телу, отравляя каждый дюйм. Я с рыком срываюсь с места, и сжимаю свои пальцы у неё на горле, поднимаю с места и прижимаю к стеллажу.

— Глупая девчонка, — злобно рычу я. — Здесь нет никаких конфузных жуков! И не я защищаюсь от них, а вас защищаю от себя. — Резким движением руки, я бросаю её запястье, в очередной раз, оголяю неизлечимые шрамы.

Моё уродливое лицо всего в нескольких дюймах от её удивленных глаз, так что она хорошенько может оценить всю изящность моей кожи. Губы искривлены в гневе, я слегка ослабляю хватку, жду, пока она вырвется и убежит, но, сдавленно сглотнув, девушка лишь продолжает спокойно смотреть на меня. На её милом лице не дрогнул ни один мускул, в нём нет ни тени страха.

— У тебя гиппогрифова оспа, — сдавленно говорит Луна.

Чтобы не убить её, я выплескиваю свою ненависть на стуле: отпустив девчонку, я хватаю его и бросаю в стену рядом с ней. Он разлетается в щепки, но Луна даже глазом не моргнула.

— Нет у меня никакой гиппогрифовой оспы, — в бешенстве задыхаюсь я.

— Глупости, — отвечает она. — У меня как раз есть крем на такой случай.

Я убью её. Сжимаю руки в кулаки, наслаждаясь болью от впившихся в кожу ногтей.

— Давай, — выплевываю я. — Воспользуйся своим кремом, если это то что тебе требуется, чтобы убедиться в неправоте, потому что никакой гиппогрифовой оспы у меня нет и быть не может. Но после этого ты оставишь меня в покое Полоумная. Понятно?

— Не думаю, — спокойно отвечает она, и достает из сумки крохотную баночку.

И какого чёрта это значит?

— Только не называй меня больше Полоумной, — слегка обиженным голосом просит она.

Я закатываю глаза и опускаюсь на один из выживших стульев. Делай что хочешь.

Открыв баночку, Луна начинает свой эксперимент: нежно намазывая кисловато пахнущим кремом моё лицо, и заботливо втирая вязкую субстанцию в кожу кончиками пальцев.

Спустя некоторое время, она отклонилась и улыбнулась.

— Что? — ехидно спрашиваю я, — измазывать людей разным дерьмом приносит тебе удовольствие?

Луна проигнорировала мой комментарий и снова начала копаться в сумке. Достав маленькое зеркальце, она поднесла его к моему лицу.

В маленьком круглом отражении я вижу гладкий подбородок с россыпью черных точек, там, где начинала расти щетина, и бледно-розовые губы без единого намёка на уродство.

Переведя взгляд на улыбающуюся девушку, я подозрительно суживаю глаза.

— Как? — строго спрашиваю. — Это был ожог, специфический ожог.

— Всегда пожалуйста, Гарри, — обиженно надулась Луна. — Я же сказала, что у тебя гиппогрифова оспа — это название магических ожогов от инфериев или драконов, чье пламя обладает особой магией. Странное название, я знаю, но только гиппогрифы не поддаются воздействию этого пламени, из-за свойств своей крови, вместо этого на их теле появляются точки сродни оспы.

Порой мне кажется, что она сама придумывает все эти странные названия.

— А теперь расстегни воротник, я еще не закончила, — приказывает Луна.

Глядя куда-то в пустоту перед собой, я позволяю ей закончить. Возможно, слова Кармины и не настолько безумны? Возможно, таким изощренным образом мёртвая женщина просто пытается помочь мне и наказать наставника? В любом случае Луна — особенная девушка. Мы с Винки никогда не думали лечить ожоги от пламени дракона — это было бессмысленным, но только не для странной девушки. На какой-то короткий миг я даже начал подозревать, что она — Волчица, и её подослал наставник, чтобы помочь мне. Что за бред? В любом случае, это неортодоксальное мышление девушки могло пригодиться, так что слоило держать её поближе к себе, вопреки словам Райнхарта.

— Извини, — сдавленно пробормотал я, когда она закончила. — И спасибо.

— Совсем не за что, — добродушно улыбается она. — Только в следующий раз, постарайся не срывать на мне свою злость.

Я всматриваюсь в её профиль, пока Луна в очередной раз возится с сумкой. Серебристые волосы обрамляют слегка бледное лицо с немного впалыми щеками, глаза смотрят задумчиво, от чего она кажется рассеянной. Но Луна не была рассеянной: напротив, она была очень умной девушкой, конечно же, со своими странностями. И, тем не менее, я не мог назвать её сумасшедшей.

Когда она отрывается от сумки, наши лица оказываются близко, насколько близко, что я могу слышать её дыхание на своей коже. Пухлые губы слегка открыты: она хочет сказать что-то еще, но наша близость заставляет её застенчиво молчать. Я вижу, как у неё на щеках появляется лёгкий румянец, дыхание учащается. Мне интересно, о чем она думает, но почему-то я не могу прочитать её мысли. Сколько же тайн скрывает в себе эта девушка?

В какой-то момент мне хочется сделать нечто сумасшедшее: я кладу ладонь Луне за ухо и запускаю пальцы в волосы на затылке.

— Гарри, нет. — Она вырывается у меня из рук, удивляя мою самоуверенность. — Мне пора идти.

С любопытством наблюдая, как она быстро покидает секцию, я бросаю ей в след:

— Позволь хоть угостить тебя чашечкой кофе в качестве благодарности.

— Я не пью кофе, Гарри, — улыбается она, задержавшись на секунду.

— Что тогда?

— Воду, — коротко отвечает Луна.

— Э... ну тогда на стаканчик воды, — удивленно говорю я.

— Хочешь свидание, ну и ладно, — соглашается она, и продолжает уходить. — В пятницу, в шесть.

Я улыбаюсь ей в след, не переставая удивляться этой девушке, затем смотрю на часы — одиннадцать ноль четыре. Что ж, пришло время забрать флакон и потребовать личного визита Волчицы.

Я вернулся в смежную секцию и достал книгу. Открыв её, я тихо чертыхнулся — она была пуста. Теперь понятно, почему я не услышал, как подошла Луна, и почему мадам Пинс не прибежала во второй раз, когда я разрушал мебель — моя секция была ограничена двусторонними чарами приватности. Дьявол бы побрал эту хитрожопую Волчицу.

* * *

Я стою неподалеку от входа в Большой зал, внимательно изучая особенности каменной кладки замка, выполненной в готическом стиле. Близится время обеда, а, значит, вскоре все преподаватели и ученики столпятся в этой части замка.

Пятнадцать минут спустя, я заприметил Уизли боковым зрением. Конечно же, гордый гриффиндорский лев мог пропустить занятия, но никак не обед.

Я неспешно повернулся в их сторону, старательно скрывая самодовольную улыбку. Так вот, значит, как выглядит новоиспеченное «Золотое трио», или стоит назвать это «Уизли и гарем»?

Заметив меня, лицо Рона приобретает вид голодного бомжа, который только что увидел просроченные отбросы в мусоре у супермаркета. В его глазах плещется алчный огонь, но рыжий меня не волнует. Я смотрю на поникшую девушку за его спиной. Она слегка растрёпана и кажется рассеянной. Под глазами тёмные круги. Похоже, в последнее время староста слишком много занимается самобичеванием, и это не может не радовать.

— Вот ты где, трус, — брызжа слюной, рычит он и ускоряет шаг.

— Не надо, Рон, — умоляет Грейнджер, но он не слышит — его лицо искаженно в бешеном безумии.

Случайные ученики отшатываются от него, открывая меня амбразуре.

Я думаю, что, наверное, не слоило приходить, пока не заживет рана в боку, а еще я думаю, что Джинни, не умеет держать язык за зубами. Видать проболталась о подробностях нашего интима не только старику, но и братцу. Все вокруг меня какое-то вялое и отстраненное, словно в бреду.

— Ступефай! — орет рыжий, и меня с силой впечатывает в стену, у которой я стою.

Я сползаю на пол, словно мешок со змеями, извиваясь и дергаясь. Про себя отмечаю, что его реакция улучшилась. Тяжело дыша, он подлетает ко мне, и с безжалостностью мясника начинает месить мою тушу ногами.

Носок ботинка опускается мне в челюсть, разбивая только что излеченное Луной лицо. Я ощущаю знакомый солёный привкус во рту. Меня словно обдало ледяной водой — я начитаю задыхаться, хрипеть, жалобно хныкать и звать на помощь, но Уизли не знает жалости. Он продолжает меня избивать.

Мне на помощь приходит Грейнджер. Она пытается оттянуть рыжего, пока остальные зеваки заинтересованно смотрят, как гриффинорский лев ломает мне нос.

Я харкаю кровью, заляпывая белоснежную рубашку, и снова начинаю умолять о помощи.

Рижий отмахивается от Гермионы, похоже, он готов меня убить. Ученики начинают волноваться, глядя как моё тело превращается в бифштекс. В глазах начинает темнеть, а к сознанию подступает забвение.

— Прекратить! — строгий голос, как молния в кровавую лужу, мою лужу.

Побои прекращаются.

«Какого чёрта тут делает МакГонаггал?» — думаю я, сегодня я думаю на удивление много.

— Мистер Уизли, поспешите объясниться! — приказывает она.

Её голос ближе.

— О, Мерлин, — вопит она, — это что Поттер?

Студенты молчат.

— Поднимите его! — строго приказывает она.

Меня поднимают на ноги. Справа я вижу Гойла, слева — не вижу ничего. Я вырываюсь из хватки и делаю неуверенный шаг вперёд. Слегка покачиваясь, неровно стою на ногах. Собираю всю кровь во рту и выплескиваю её перед ногами декана. Её губы поджаты от негодования.

— Следуйте за мной, оба, — велит декан.

Я сглатываю собственную кровь, бросая беглый взгляд на Грейджер, потом перевожу его на младшую Уизли — незаметно подмигиваю ей вторым, почти не задетым, глазом. Она испуганно смотрит на Гермиону, потом снова на меня, и её лицо перекашивает от ужаса. Потаскушка все понимала без слов.

Когда мы с поникшим Уизли вошли в класс к МакГонаггал, декан без предупреждения налетела на него с криками о его теоретическом отчислении.

Я знаю, что это все дерьмо собачье, поэтому, не дожидаясь приглашения, опускаюсь за ближайшую парту.

— Вам никто не разрешал садиться, Поттер, — переключается она на меня.

— Но никто и не запрещал, — бурчу я в ответ. — Честно, профессор, я вообще не понимаю, почему я здесь, а не в больничном крыле?

— Даже не знаю с чего начать, Поттер. Постоянные прогулы, запугивание и нападения на учеников. Мне продолжать, или стоит сразу отчислить вас из школы.

Я скучающе смотрю в окно.

— Я с вами разговариваю, Поттер! — тон острее бритвы.

— Все претензии к директору, — она начинает меня раздражать. — Хотя стой, — я пристально смотрю ей в глаза. — Ты и так всё знаешь, Минерва. О том, что Дамблдор забрал у меня магию, о том, что он отравил меня, о том, что оставил в живых лишь для того, чтобы сделать ручной собачкой, не так ли? Так зачем же этот маскарад притворства, ты всё равно меня не отчислишь — это может сделать только старик. Так что давай, выписывай рыжему надлежащее наказание, а я пошел.

— Да как вы смеете, Поттер? — не веря своим ушам, она задыхается от едва сдерживаемого гнева. — Уизли, можете идти, пятьдесят очков Гриффиндору за защиту чести факультета. Поттер, вам наказание.

Дешевый трюк.

— Я не приду, — улыбаюсь я, направляясь к выходу, словно это мне сказали идти, а не рыжему. — И не надо закрывать двери, — реагирую я на её выхваченную палочку в попытке задержать меня, — иначе Министр узнает о ваших кошачьих наклонностях.

Когда мы поравнялись с Уизли в коридоре, шокированный чурбан угрожающе мямлит:

— Я убью тебя, Поттер.

Остановившись, я смотрю на него неуклюжую долговязую фигуру.

— Голосок прорезался? — насмешливо интересуюсь я.

Да, он был шокирован моим поведением. Он ничего не понимал: ни почему мне сошло с рук нападение на его сестру, ни почему я так разговаривал с деканом, но мой побитый вид придавал ему уверенности. Кроме того, это тупое создание считало, что я перестал жить в башне Гриффиндора лишь потому, что боялся расправы с его стороны, отчасти это было правдой, но только отчасти.

— А что Уизли, давай повторим, — я улыбаюсь распухшим ртом и, запустив руки в карманы, слегка подпрыгиваю на месте.

Он уверен в своей безнаказанности, и это придает ему решительности. Но еще до того как он успел выхватить палочку, я достал руку из штанов и бросил ему под ноги маленький пузырек. В следующий миг вспыхнуло красным, и Уизли кулем валится на пол — это был жидкий «петрификус тоталус», сваренный мне Винки.

Я неспешно подхожу к нему и нагибаюсь.

— Надеюсь, ты вдоволь потешился моим избиением, — тихо говорю я, — ведь больше этого не повториться. Всё это было сделано лишь для того, чтобы Грейджер, которую вы так рьяно охраняете, сжалилась надо мной, — я смотрю в его бешено выпученные глаза. Зрачки бегают, точно два маленьких таракана пытаются слинять, пока их не раздавили. — О, Ронни, тебе надо было видеть лицо этой грязнокровки, когда ты избивал избранного. Она даже пыталась остановить тебя, но ты не слушал. Как ты думаешь, сколько она протянет, прежде чем раскаяться и вернуть беззащитному мальчику его силу? Подумай, дружок, — я дружелюбно хлопаю его по щеке, — А я пойду пока развлекусь с твоей сестрёнкой.

— Винки, — зовёт холодный алчный голос, полный лихорадочного предвкушения.

— Да, повелитель? — во мраке узкого коридора возникает моя преданная слуга и покорно склоняет голову.

— Где девчонка? — с омерзением выплёвываю я, ведь одна мысль о ней вызывает отвращение.

— Читальный зал номер восемь. Третий этаж, — отзывается Винки.

Я продолжаю сверлить её вопросительным взглядом.

— Не сама. Успокаивает Грейнджер после вашей стычки с Уизли, — спокойно дополняет она.

— Отлично. — Невзирая на маниакальные блики глаз, я возвращаю голосу флегматичность. — Ты знаешь, что делать с этим недоноском.

Равнодушный взмах рукой в сторону рыжего и непроницаемость были встречены укоризненным взглядом эльфийки, но у неё хватило ума промолчать. Как только она исчезла, я скалю окровавленные зубы и, достав плащ-невидимку, растворяюсь в пустоте коридора. Я веду себя как больной на голову отщепенец, ведь атаковать ученика рядом с кабинетом декана после едва закончившейся выволочки было высшим проявлением тупости. Тупости, которой никто не ждал.

Спустя пять минут, я, прислонившись к покрытой гобеленом стене, стою в углу и наблюдаю за девчачьей ссорой, которая вызывает садистический восторг. Грейнджер, уже не обращает внимания на окружающих, льет желчные слёзы, обвиняя рыжих в нападении на меня. Мелкая Уизли отчаянно оправдывается тем, что я едва не задушил её. В свою очередь, грязнокровка кричит, что это они довели меня до такого состояния, и если бы она, Грейнджер, не отобрала у меня магию — всё было бы иначе. По правде говоря, глядя на них, я жалею, что не захватил попкорн. Хотя, драма уже стремится к кульминации, а зритель не должен жрать во время развязки. Как я и предполагал, мисс дотошность не выдержала непонимания со стороны рыжей, и выбежала прочь, могу предположить, в уборную — для неё это дело привычки еще с первого курса.

Я облизываю алчущие губы в предвкушении развлечения.

«Эй... Уизли» — слышится тихий испытующий голос в голове разъяренной девушки.

Резко вскочив на ноги, она начинает оглядываться, запустив руку в карман с палочкой.

«Уизли, я хочу поиграть...» — издевательски зову я.

«Прочь из моей головы, ублюдок» — злобно выплёвывает она, настороженно осматриваясь по сторонам, переводя стремительный взгляд с одного ученика на другого, словно надеясь увидеть в них меня.

Я злорадно хихикаю, зудя в её сознании язвой мыслеречи.

«Уизли... слышишь, Уизли, а ты знаешь, что я сделал с твоим братиком?» — издевательски спрашиваю я.

— Я убью тебя! — не сдержавшись, выкрикивает она.

«Тише... тише...» — эхом вторит мой голос.

Её выкрик привлёк взгляды учеников — маленькие дибилы смотрят на неё с удивлением. Уизли сникает, на её лице читается стыд и ярость, в бешенстве она вылетает из читального зала, во избежание слухов о безумии.

«Я найду тебя, Поттер, — мысленно отзывается она, — и уничтожу!»

«Уже нашла, — глумливо отвечаю, следуя за ней по пятам мягкой кошачьей поступью. — Я здесь, совсем рядом, возможно даже за этим углом».

Она замирает на месте и оборачивается, глядя сквозь меня. Вид её напряженного лица вызывает у меня желание сбросить её с Астрономической башни и смотреть, как она нырнет в каменную землю.

— Что же ты прячешься, трус? — полным презрения голосом сплевывает Уизли.

«Не хочу испортить сюрприз» — весело отвечаю, огибая её со стороны.

— Здесь, — свернув за угол, в голос зову я.

Услышав её поспешные шаги, я издаю пронзительный хохот и бегу прочь.

— Сюда, — снова завлекаю я, и пустой коридор вторит моим голосом.

Стоило отдать маленькой предательнице рода должное, её преследование не было слепым порывом ярости. Она прекрасно понимала, что я заманиваю её в ловушку, и, тем не менее, девушка продолжала погоню. После нашей недавней встречи она поумнела: её мысли никак не выказывали её коварства, но выдавала осторожная походка и пристальный взгляд. Дьявол, если бы я её так сильно не ненавидел, я бы даже потрепал её по щеке за изворотливость.

Я маню её за собой бесчисленными пролетами и лестницами.

— Еще немного, — злорадно взываю я.

— Accio плащ-невидимка! — неожиданно выкрикивает она.

Я ухмыляюсь — этого недостаточно. В следующую секунду я запинаюсь и падаю на выщербленный пол у лестничной площадки: скрывающая меня мантия задирается.

— Заклинание-спотыкание, Поттер! — веселится она, нагоняя меня и полностью сдувая плащ-невидимку.

Сев на холодном камне, я поощряю её глумливой ухмылкой, затем, потерев виски большим и указательным пальцем, говорю:

— Браво, Уизли, ты поймала меня, а теперь будь послушной девочкой и отведи меня к директору.

Она смеётся, на лице нет и тени бессилия.

— Возможно для Дамблдора ты и избранный, но я никому не позволю так обходиться ни со мной, ни с моим братом. Где Рон? — требует она.

— Брось, ты уже взрослая девочка, чтобы верить в сказки, — кривлюсь я. — Неужели ты приняла мои слова за чистую монету?

— Скажи мне Гарри, — издали заходит Уизли, — ты знаешь, что на территории школы невозможно отследить непростительные?

Глаза слегка суживаются. Вскинув голову, я смотрю на неё пристальным взглядом и не верю своим ушам.

— Ты не... — кривлюсь.

— Cruccio, — почти благоговейно выдыхает она.

Животный вой вырывается из глотки, руки хватаются за голову. Меня изгибает в судорогах, лицо перекашивается в агонии, и я заваливаюсь на спину.

— Тише, — злорадствует рыжая стерва, — ты же не хочешь, чтобы нас услышали.

Шипя от боли, переворачиваюсь на живот, и трясущимися руками помогаю себе встать на карачки. Клянусь Мерлином, как только я затащу Уизли в лес — табун кентавров будет иметь её по кругу.

Когда я перевёл дыхание, она осведомляется:

— Так что, ты изменил своё решение?

Заклинание почти ласково поднимает меня в воздух и ставит на ноги; и я послушно тяну руку к топырившемуся нагрудному карману испачканной кровью рубашки.

— Легче! — требует она, и квадратную коробочку мне приходится доставать двумя лишь пальцами.

Когда я протянул ей деревянную вещицу, Уизли тут же за ней дернулась, а потом осеклась, чем вызвала у меня тень улыбки.

— За идиотку меня держишь, Поттер? — не опуская палочки, шипит она. — Руки так, чтобы я видела и веди!

Признавая поражение, я поднимаю ладони на уровень глаз и, ухмыльнувшись еще шире, указываю пальцем на упавший на пол компас.

Уизли левитирует его мне в руку так и не коснувшись.

— И без глупостей, если твоя шкура не хочет испытать на себе очередное непростительное.

Когда я повернулся к ней спиной, девчонка толкнула меня вперёд, а затем подобрала и надела мою мантию-невидимку.

— Знаешь, Джинни, — обратился я, когда мы вышли из замка на залитую осенним солнцем площадку, — не нужно впадать в крайности. Мы все наломали дров, но это же не повод бросаться в старых друзей непростительными.

— Заткнись и топай, друг, — с дисфонией туберкулезника шипит она сквозь сжатые зубы и подгоняет меня заклинанием.

Я неуклюже спотыкаюсь, чем вызываю смешки редких студентов во дворе.

Вскоре мы пересекаем тыквенные грядки у хижины Хагрида и подходим к опушке Запретного леса.

— Ты точно не боишься идти туда вместе со мной? — вкрадчиво спрашиваю я. — Ты ведь пожалеешь об этом.

— Да-да, великий манипулятор Поттер всё это предвидел и изначально собирался затащить меня в лес, — издевательски комментирует Уизли, и я ощущаю очередной толчок в спину. — Но я знаю, что твои маггловские способности не безграничны. Так что умоляю, выкинь хоть что-нибудь, и я посмотрю, как ты будешь уклоняться от заклинания в спину, сквиб.

Скривившись от негодования, я осторожно шагаю в тёмный зев чащи, стараясь как меньше наступать на трухлые ветки под ногами.

— Я ведь просто играю с тобой, Джинни, — я снова обращаюсь к ней по имени, — Рона здесь нет.

— А я с тобой, Гарри, — вторит Уизли, и я чувствую жгучую боль чуть ниже локтя.

— Ты больная сука! — вскрикиваю я, пытаясь зажать глубокий порез, из которого хлещет кровь.

— Мой бедный Гарри, — ласково сочувствует она. — Если ты не поспешишь отвести меня к Рону, то твоё обескровленное тело достанется на ужин волкам.

Молча прибавив шагу, я углубляюсь в сумрак деревьев. Мне все еще не верится, что отверженная девушка на такое способна, и, несмотря на мои заслуги прошлых лет, она испытывает ко мне чистую ненависть. Наш разрыв послужил для неё отнюдь не подоплекой к депрессии, но к злости и ярости, которые заставляли её совершенствоваться. Она словно творила себя назло мне, в предвкушении того, что я начну грызть локти. Я даже начал серьезно задумываться над тем, не прикончит ли она меня наперекор всем доводам директора.

Вскоре с узкой тропинки мы сворачиваем в густую чащу, где разлогие ветви вековых деревьев сплелись в непроницаемый потолок. Я иду медленнее, изредка спотыкаясь о торчащие из земли коряги и получая незамедлительный толчок в спину. После очередного такого толчка, я, сверившись с компасом, останавливаюсь и осторожно поворачиваюсь к Джинни лицом — она по-прежнему прячется под мантией-невидимкой.

— Чего встал? — ядовито спрашивает девушка.

— Мы пришли, — коротко отвечаю я.

— Я никого не вижу.

— Маленькая доверчивая потоскушка, — моё покрытое ссадинами и синяками лицо искривляет надменный оскал голодного падальщика. Я ощущаю, как её грязные мысли отравляют воздух ядом отвращения. — Ты и не должна никого видеть.

— Не испытывай моё терпение, — шипит она и взмахивает палочкой.

Меня с силой бросает об дерево, где кривые прутья оживших веток и корней накрепко приковывают меня к черному стволу. Сбросив плащ, рыжая ведьма с довольством наблюдает, как я продолжаю истекать кровью. Вязкая жидкость медленно струится вниз по руке, большими каплями срываясь с кончиков пальцев и разбиваясь о прелый слой коричневой листвы под ногами.

Тяжело дыша, я встречаю её реципрокной ненавистью, бледные губы слегка приоткрываются, и я, перекривляя её голос, испуганно выкрикиваю:

— Помогите!

Её глаза сузились от удивления, а спустя долгое мгновение с палочкой наизготовку из окружающего мрака появляется взъерошенная фигура второго Уизли.

— Рон? — не веря своим глазам, удивляется девушка.

Он с подозрением смотрит на сестру, как кабан на охотника.

— Какого чёрта тут происходит? — сдавленно бормочет он. — Джинни, это действительно ты?

Я закатываю глаза, пока они пытаются выяснить подлинность друг друга.

— Как ты вообще сюда попал? — взволнованно спрашивает ведьма.

— Не знаю, я очнулся посреди леса, — сдавленно отвечает он.

...и бродил здесь кругами, думаю я. Было чертовски тяжело найти этого идиота с помощью компаса, и я опасался, не сожрали ли его раньше времени. К моему большому сожалению чары Винки перестали действовать немногим раньше, так что пришлось импровизировать.

— А ты?.. — Блуждающий взгляд долговязой свиньи натыкается на меня, и я подначиваю его смехом сквозь сжатые зубы.

— Поттер, — рычит он и тут же направляет на меня палочку.

Джинни перехватывает его руку, и заклинание уходит в темноту меж деревьев.

— Погоди, тут что-то не так, — напряжённо говорит она.

Я чувствую, как металл раскалённой монетки предупреждающе жжет мне ногу сквозь ткань кармана штанов.

— Мы ведь чёрт знает где, и даже если убить его — никто не узнает! — самозабвенно выкрикивает Рон, не замечая, что моя голова безвольно виснет на плечах, а губы растягиваются в триумфальной улыбке.

До меня доносится шелест листвы и треск небрежно растоптанных сучков — за мной уже шли.

— Да вы с ума сошли, идиоты! — задыхаясь от испуга, вопит истерический голос, принадлежавший едва подоспевшей фигуре. — Кого вы тут собрались убить?

Смежив веки, я бросаю на тебя косые взгляды. Даже в сумраке чащи, я вижу твоё болезненно-бледное лицо с темными кругами на впалых глазницах. Тебе нет смысла врать мне о кошмарах — я знаю причину твоей бессонницы. Ты — Донни Дарко, мечтающий обратить время вспять, чтобы сделать меня счастливым, и, возможно, сегодня тебе выдался такой шанс.

— Это не то, что ты думаешь, — подруга сдавленно возражает тебе, но не торопится прятать палочку.

Твой жадный взгляд облизывает меня с облегчением — ты появилась вовремя, еще не слишком поздно исправить свою ошибку. Ты выхватываешь палочку наизготовку и не спешишь тратить слова, несмотря на то, что у тебя их накопилось достаточно — сейчас не место и не время.

— И что, Гермиона, ты собралась драться со мной из-за него? — рыжий поднимает руки в воздух, то ли сдаваясь, то ли собираясь тебя обнять.

Ты делаешь несколько осторожных шагов в сторону, заметив, что Уизли закрывает собой сестру.

— Ну что же ты, моя красавица, он не стоит наших отношений. Просто закрой глаза и отвернись, скоро всё будет окончено.

Даже для Уизли они не настолько глупы: только завидев тебя, они многозначительно переглянулись, и уже тогда я знал, что они не уступят меня твоему благодетелю.

Ты тоже это понимаешь, поэтому, как только Рон делает несколько шагов тебе навстречу, ты осекаешь его жестким окриком «Стой, где стоишь!»

Уизли добродушно улыбается:

— Не думаю, что ты станешь атаковать меня. — Он делает еще один шаг.

Он ошибался. Твоё присутствие здесь обоснованно лишь одной причиной — ты хочешь всё исправить. С самого детства ты привыкла всё делать правильно и заставляла остальных следовать твоему примеру. Именно поэтому ты была лучшей ученицей потока, именно поэтому следовала за мной пять лет. Ты была уверенна, что я поступаю правильно, а значит, тот-кого-нельзя-называть не сможет победить, и еще до того, как лишить меня сил, на уровне подсознания ты уже знала, что неправа. Ты, Гермиона, не можешь спать по ночам только потому, что твои действия заставили меня страдать, но не за мою вину. Ты видела, как я стал предметом насмешек и издевательств со стороны других, лишь по причине слабости, и теперь никто кроме тебя не в силах мне помочь. Твои друзья боятся меня и хотят устранить, но ты им не позволишь.

«Incarcerous!» — решительно выкрикиваешь ты, но в сердцах готова заплакать, ведь не веришь, что тот, кому ты доверяла больше всего, мог тебя предать.

Верёвки туго стягивают тело Рона, и он валится на землю, словно мешок со змеями, шипя и извиваясь.

«Protego!» — Ты отражаешь заклинание Джинни, и прячешься за стволом дерева, пытаясь не упустить Рона из виду.

— Знаешь, Гермиона, — мягко говорит Джинни, — он одурачил нас всех.

Девушка даже не пытается развязать брата.

— Если ты проиграешь — мы не сможем его убить, ведь ты расскажешь директору.

Она пытается привязать тебя к дереву, но ты отражаешь.

— Если ты победишь — он всё равно останется жив. Проигрыш в любом случае. Только я не могу понять, почему лучшая ученица школы прячется от маленькой девочки. Давай же, Герми, выходи и закончи начатое, — подначивает рыжая, а затем направляет палочку себе на ноги и бормочет заклинание.

Ты не торопишься прыгать в широко раскрытый капкан, и предпочла бы остаться за деревом, но время не терпит — тебе нужно защищать меня. Собравшись с духом, ты выпрыгиваешь из своего убежища, сопровождая своё появление лазурным лучом.

Джинни ставит щит, но твои чары настолько сильны, что подбрасывают её в воздух, словно пушинку. К твоему удивлению, Уизли не падает на землю, а делает акробатический переворот и уверенно приземляется на ноги.

— Удивлена? — глядя в твои безразличные глаза, спрашивает она. — Это только начало, «Accio!»

Ты поспешно ставишь защиту, но заклинание предназначено не тебе, твой противник призывает палочку брата, и, ухмыляясь, принимает боевую стойку. Пританцовывая на месте, она готовит себя к схватке.

Я знаю этот стиль боя — он уникален, и как нельзя лучше подходит для квиддичистов, ведь для них скорость реакции — ключевой фактор. Джинни удивляет меня, но не тебя, ты уже знаешь о её новых способностях, и когда она бросается на тебя неестественным прыжком, ты с легкостью отбрасываешь девчонку в сторону.

Джинни снова изворачивается в воздухе и, приземлившись на ствол дерева, с силой отталкивается от него. Усиленные магией ноги вспахивают древесную кору, оголяют камбий, и она пулей бросается в тебя.

Ты тяжело выдыхаешь и, с трудом защитившись от неё, с силой бросаешь девчонку в мягкую листву. Забив ногу, она воет от боли, но тут же вскакивает с земли и рвётся в атаку. Тебе тяжело, я вижу напряженность и мелкие капли пота, проступившие у тебя на лице. Защищаться от беспрерывных заклинаний, проецируемых с разных направлений из обеих палочек, совсем не просто. Ты знаешь, что нужно выйти из партера, но не хочешь причинять ей вред, несмотря на свою злость.

Джинни не жалеет сил на свои атаки, в отличие от тебя она не видит смысла сдерживать себя, особенно когда на кану стоит обвинение в попытке убийства избранного. Мы с ней знаем, что в случае суда Уизли отправятся в Азкабан, ведь их родителям нечего будет противопоставить коррумпированной системе, да и Дамблдор меня не остановит. Так что Джинни остается лишь сражаться за свою с братом шкуру, уповая на твой проигрыш.

Я вижу оплошности в её нападении, которых не замечаешь ты, моя Гермиона. Мне сразу становится понятно, что этот стиль она практикует совсем недолго, но уже полностью посвятилась ему. Сражайся она со мной, я бы уже давно сломал ей ноги, но не ты.

Глядя на ваш поединок, сопровождаемый яростными выдохами, я чувствую мерзкое наслаждение сродни похоти, но остаюсь лишь немым зрителем — меня это забавляет.

Ты сражаешься уверенно, спокойно встречаешь поток ярости со стороны Джинни; выжидаешь момент для решающего удара, слегка сощуривая слезившиеся от вереницы ярких вспышек глаза. Джинни то ныряет тебе под руку, то делает сальто через голову, ставя палочки под разными углами, в бесполезном порыве пробить твою защиту, но ей нет равных. Уличив брешь в наступлении Джинни, ты выбиваешь одну из её палочек, а спустя секунду, пользуясь замешательством девушки — и вторую.

Когда её тела касаются парализующие чары, я едва сдерживаюсь, чтобы не ухмыльнутся.

— Мне жаль, что так вышло, — устало шепчешь ты, глядя вниз на неё.

— Послушай, Гермиона, не делай этого, — пытается остановить Джинни. — Он подстроил всё это. Он заставил меня привести его сюда, заманил и тебя. Он просто играет на наших слабостях. Ты же знаешь, что он напал на меня в госпитале. Ты слышала, какие о нём ходят слухи.

— Я тебе не верю, — второй раз за всё это время ты проявляешь хоть какие-то эмоции. — Может он и своё убийство подстроил? Приковал себя к дереву и заставил Рона направить на себя палочку? Я не могу так больше, — ты шмыгаешь носом и часто моргаешь, пытаясь скрыть слёзы. — Все его страдания на мне! — ты отстраняешься от Джинни и идешь ко мне.

— Посмотри на него, он едва дышит! — снова выкрикиваешь ты, глядя на меня. — Мерлин, он истекает кровью. Гарри? Гарри! — ты бьешь меня по щекам, но я едва ощущаю это. Сознание начинает ускользать от меня — вы слишком долго дрались.

Ты что-то шепчешь, и корни выпускают меня из своих объятий, тело валится на тебя, и ты едва в силах меня удержать. Бережно опустив меня на землю, ты залечиваешь мои раны, но этого мало, мне нужно больше, и ты знаешь что.

— Гермиона не делай этого, — где-то сбоку умоляет Рон.

Ты пытаешься использовать еще несколько заклинаний, роняя слёзы на мою подранную мантию, но они не помогают. Шмыгнув носом в очередной раз, ты обреченно выдыхаешь — у тебя нет выхода. Ты склоняешься на до мной, и я снова ощущаю вкус твоих губ, а вместе с ним и...

* * *

Невообразимая мощь заструилась в моих венах бешеным потоком. Магия поднимает моё туловище, и я сажусь, ощущая, как Грейнджер испуганно отшатнулась в сторону.

— Кровь, — коротко бросаю я, приоткрывая глаза. — Мне нужна кровь.

Не дождавшись ответа, я жадно хватаю окостеневшую Грейнджер за запястье и разрываю рукав белой рубашки. Она пытается вырваться из хватки, но я намертво вцепился в её руку. Согбившись и слегка притянув её к себе, я вгрызаюсь зубами в бледное запястье. Девушка вскрикивает и пытается обездвижить меня заклинанием, но я, даже не глядя, перехватываю её палочку и ломаю, затем хватаю девушку за горло и с силой сжимаю, слыша, как она давится слюной.

Спустя минуту, я небрежно отталкиваю её, позволяя девушке, схватившись за кровоточащую рану, в страхе забиться под дерево. Слыша её всхлипы, я поднялся с колен, похрустел позвонками и достал палочку.

— Наконец-то, — мурчу я, почувствовав действие тауматургии, затем обращаю свой злобный взгляд на дрожавшую у подножья векового дуба Грейнджер.

Пожимаю плечами, у меня не было времени на переливание.

— Ты, наверное, иначе представляла себе этот момент, — тихо говорю я, глядя, как она пытается вжаться в корни. — Твои друзья правы, я действительно всё это подстроил. Мне не впервой. Но ты не вернула бы мне мою магию при других обстоятельствах, ведь все потуги робкого страдающего парня были недостаточно убедительны, не так ли, Грейнджер?

— Я не... — дрожащим голосом отзывается она.

Я угрожающе ухмыляюсь и делаю шаг навстречу.

— Не тронь её, — выкрикивает Уизли, но я не обращаю внимания.

— Мне пришлось стать на грань смерти, чтобы спровоцировать тебя, ведь только скреплённый желанием поцелуй мог вернуть мне магию, а теперь ты ждешь благодарности?

Еще шаг.

— Ты безумен, — дрожащим голосом отвечает посеревшая грязнокровка.

— Безумен? — мягко переспрашиваю я, рисуя палочкой по воздуху. — Позволь мне показать тебе, кто сделал меня таким.

От моего заклинания она не может закрыть век, не может отвести взгляд. Грейджер должна смотреть мне в глаза, должна позволить проникнуть в сознание и дать вкусить той боли и отчаяния, которые мне пришлось испытать за время лишения магии. Свежие издевательства, умопомрачение, побои и бесконечные раны, появляются в её памяти, усиливаются магией. Они заставляют её скрючиться, извиваться и рыдать у моих ног. Она отмахивается руками, точно пытаясь отогнать эти ужасы, её тело выгибает и она бьется в конвульсиях, словно эпилептик. Вспахивает пальцами землю, ломает ногти. Грязные окровавленные руки пытаются заслонить глаза, но пальцы разъезжаются в сторону, насилуя смотреть на меня и тонуть в этой чёрной трясине отчаянья. Она пытается выцарапать глаза, оставляя красные полосы на щеках сломанными ногтями, но руки не слушаются — она должна смотреть на меня. Грейджер надрывает горло в агонии, и никто не в силах облегчить её участь. Постепенно её движения становятся беспорядочными и бессмысленными — она лишается рассудка. Внезапно она хватает сухой острый сук и с размаху вгоняет его себе в глаз, яблоко лопает и брызгает вязкой жижей вперемешку с кровью. Воя словно умирающая гиена, она с чавканьем выдергивает острый кусок дерева из глазницы, и, прежде чем я успел остановить её, всаживает себе в другой глаз. Её вопли смешиваются с нездоровым смехом — она нашла способ прекратить свою агонию.

Я кривлюсь трусости Грейнджер и приковываю её руки корнями к земле — она нужна мне живой.

Отвернувшись от окровавленного лица предательницы с провалами вместо глаз, я спрашиваю:

— Кто следующий?

Скованные страхом Уизли не издают ни звука.

— Джинни, — я перевожу взгляд на рыжую. — Я же говорил, что просто играю с тобой.

— Хочешь убить меня, психопат, — взрывается она, — тогда не мешкай.

Я ухмыляюсь, слыша, как другой Уизли возится с веревками под стенания Грейнджер, облизываю перемазанные кровью губы и похотливо смотрю на рыжую.

— Нет, ты будешь служить мне, — мягко говорю я. — Или отберу у тебя то, что ты ценишь больше всего, и тогда трупные черви станут только в радость.

— Т... ты... — заикаясь, бормочет она.

— Да, Джинни, я знаю почему несмотря на твою ненависть ты почувствовала сострадание к моему уродливому лицу, почему даже сейчас ты не можешь смотреть на Грейнджер, — я слегка наклоняю голову, с интересом рассматривая её красивые глаза. — Такая гордая, бойкая и самоотверженная, но какой ты станешь, когда я сниму кожу с твоего лица?

Она ёжится и бледнеет, но продолжает молчать.

— Тогда ладно.

Я взмахиваю палочкой, и верёвки на теле её брата с треском лопаются. Его поднимает в воздух и тащит ко мне. Он не перестаёт глупо вопить, даже когда зависает в воздухе в нескольких футах от меня, и я направляю палочку ему в грудь.

Вспышка изумрудного света, и Уизли наконец-то заглох.

Я вижу слёзы у неё на глазах и елейно продолжаю:

— Думаешь так тяжело сломать тебя? — говорю, рисуя палочкой очередную сложную фигуру.

Взмах и лиловый луч пронзает тело мертвеца. На секунду оно вспыхивает синим, а затем я мысленно приказываю инферналу встать, и он повинуется.

— Ты будешь мне служить в любом случае. При жизни или после смерти, — я делаю паузу. — Приведи её, — бросаю бывшему другу.

Инфернал с покорностью фанатика тащит свою сестру ко мне. Она молчит, неспособная произнести ни слова. По щекам стекают слёзы, Джинни все еще надеется, что это иллюзия или кошмар.

— Руку, — приказываю я, сняв с неё чары, и её дрожащие пальцы неуверенно тянутся к моей ладони...

Я тенью сочусь меж закомлистыми стволами высоких деревьев. Их сросшиеся ветви скрывают собой небо и солнце, погружая пространство во мрак. Несмотря на это я чётко вижу бредущую неподалеку ссутулившуюся фигуру девчонки. Протянув вперёд изгвазданные кровью и грязью руки, она жалобно стенает и всхлипывает, часто спотыкается о коряги, натыкается на деревья и нервно дёргается при малейшем шорохе. Я довольно щерю острые зубы, бесшумно семеня следом. Грязные лапы уверенно переступают сухие ветки, слипшаяся шерсть стоит дыбом. Я извалялся в луже, и теперь от меня несёт затхлостью, так что сомневаюсь, что даже оборотень сможет учуять меня. Чего нельзя сказать о девчонке, даже отсюда я слышу, как от неё несет кровью и страхом. Уже дважды пришлось вступиться за неё и загрызть одичавшего крупа и голодую собаку.

Мне уже порядком надоело блуждать по лесу. В соответствии с моими внутренними часами, прошло минут двадцать с тех пор как я толкнул ослепшую Грейнджер в зев чащи и пошел следом. Защитный купол эльфийских чар остался далеко позади, как и инфернал Уизли с новой игрушкой. Я указал помертвелой Джинни путь к замку и велел привести себя в порядок. Ужас, застывший на её лице, всё ещё стоит перед глазами, воодушевляет. Она не могла понять, что я сделал с её братом, не могла поверить, что дала обет. Худшие слухи обо мне оказались правдой, я превратился в ночной кошмар, и знай она обо всём заранее, то стала бы остерегаться меня почище драконьего сифилиса. Её одурачили, сломали и унизили, играли как перчаточной куклой.

Что касается воскрешенного ублюдка, то после смерти от него явно будет толку больше чем при жизни. Я еще не знал, насколько успешным оказался мой опрометчивый эксперимент, и можно ли его отправить обратно в школу. Несмотря на то, что мои приказы он выполнял беспрекословно, с речевым аппаратом оказалось хуже: в ответ на мои вопросы я слышал только несвязное утробное бормотание. К тому же, для того чтобы труп не начал разлагаться, ему постоянно нужно сырое мясо, благо в лесу его предостаточно. Так что единственным мотивированным решением стало оставить рыжего упыря охотиться и наблюдать за его прогрессом с опушки. Всё-таки это мой первый опыт некромантии на человеке.

От мыслей меня отвлекает слабый запах добычи, брезжащий сквозь тяжелый дух жухлых ягод, гнилого дерева и промозглости. Я сворачиваю подальше от девчонки в рощу можжевельника; напряженно изучаю землю, судорожно раздувая ноздри. Примятая трава и короткие частички шерсти говорят, что молодое животное останавливалось здесь совсем недавно, примерно час назад.

Неспешно перебирая лапами, я возвращаюсь к Грейнджер и, хищно осклабившись, огибаю её со стороны усохшего терновника, злобно рычу. Испугавшись, она дёргается и, спотыкаясь, поспешно меняет направление в сторону пруда. Вскоре я нахожу еще одну подсказку — свежеобглоданную ветку. Судя по углублениям на ней у животного всё еще молочные зубы.

По мере приближения к просеке, запах единорога становится отчетливее, а воздух чище. Кажется, Грейнджер тоже учуяла свежесть, потому что, тихо всхлипывая и бормоча, начинает быстрее перебирать ногами. Скрываясь в кустах, я уступаю ей первенство знакомства. Девственница-приманка должна отвлечь животное, чтобы я нанес смертельный удар, а не гонялся за ним по всему лесу. Несмотря на то, что единорог еще молодой и неопытный, я не могу нападать в человеческой форме, ведь он учует меня и удерет еще до того, как я взмахну палочкой, а один удар его задних ног проломит мне череп даже в анимагической форме.

Склонив голову, молодой серебристый жеребец неспешно пьет воду из неприметного ручья. Он чувствует приближение Грейнджер, еще до того как она выходит на поляну, поднимает безрогую голову, фыркает. Девушка замирает. Единорог вызывающе взмахивает жемчужным хвостом, намерившись отступить, но ощутив боль девушки, кажется, сменяет гнев на милость. И пока он гордо идет к беспомощно протянутым рукам Гермионы, я выбираю место для атаки.

Сцена единения слепой девушки и прекрасного животного не оставила бы равнодушным даже такого сухаря как Снэйп. Единорог подходит к Грейнджер и мягко касается мордой её руки, смежает веки. В тот же миг я бросаюсь на него из тени, целюсь в шею, но в последнюю секунду жеребец ощущает опасность и, ржа, стает на дыбы. С пронзительным визгом, Грейнджер отшатывается, спотыкается и падает.

Челюсти клацают впустую, лапы взрывают землю, но я не теряюсь — не того ради сюда шёл. Крутнувшись волчком, вгрызаюсь единорогу в поджилки. Он брыкает и лягает, сбрасывает меня с себя и, словно выпущенная из лука стрела, мчится прочь.

Жесткие ветки кустарников нещадно хлещут моё тело, вырывают куски шерсти, оставляют глубокие ссадины, когда я припускаю следом. Раненное животное ведёт меня низкими зарослями: его длинные ноги с легкостью перепрыгивают там, где замедляюсь я. Впрочем, мощный выброс адреналина, от запаха крови, прибавляет мне сил — я практически не замечаю препятствий, устремив хищный взгляд на жертву. Я медленно, но уверенно нагоняю хромоногого единорога.

Он сворачивает на лужайку и ускоряет галоп, бросая на меня опасливые взгляды. Сравниваясь с ним, я люто бросаюсь на испуганного единорога, всаживая острые зубы в мягкую плоть — пытаюсь замедлить еще больше. Выдираю куски шкуры с мясом, слышу прерывистое дыхание и рваное чваканье копыт по грязи.

Завалить его оказывается сложно, мне приходится нанести с десяток рваных ран, прежде чем он перестает бежать и поворачивается ко мне торсом, пытаясь защитить искромсанные задние ноги. С них подранными клочьями свисает некогда красивая шерсть, щедро перемазанная серебристой кровью.

Глухо рычу, наблюдаю, как загнанная скотина пятится к дереву, роет копытом землю. Мотнув мордой, он отбрасывает мокрую челку с больших чёрных глаз. Я вижу в них своё грязное отражение и животный страх. Единорог снова фыркает, пока я угрожающе прогуливаюсь перед ним.

У него остался последний шанс, чтобы размозжить мне череп, но по одному его виду понятно, что он не сильно на это надеется. Вскоре усталый жеребец, смирившись с судьбой, горделиво задирает голову, провоцируя закончить его страдания. На секунду затаившись, я устремляюсь к открытому горлу, но в последний миг меняю траекторию — и не зря. Единорог снова лягает ногами, и копыто задевает мою морду, рассаживает шкуру на лбу острым краем. Вскочив под него, я с рыком вцепляюсь клыками в живот. Челюсти смыкаются, словно медвежий капкан, и, напрягая массивные лапы, я тащу на себя, слыша, как растягивается и рвётся плоть.

Единорог гарцует на месте, издавая ни на что не похожий крик от которого шерсть дыбится еще больше, он пытается достать меня. Почти прижавшись к земле, я кручусь под ним, уклоняюсь и при каждой возможности разгрызаю ему живот, вырывая куски плоти, до тех пор, пока внутренности жеребца склизкими червями не вываливаются в пожелтевшую осеннюю траву. Утробно хрипя, он сваливается в собственные кишки, едва я успеваю отскочить. С чваканьем лопает полный желудок, и вечерний воздух наполняет вонь едва переваренной пищи.

Я принимаю человеческий облик, меня пошатывает и тошнит. Пытаюсь сплюнуть желчный привкус, но он намертво въелся в язык. Закашлявшись, я вставляю палочку в рот и произношу «Evanesco». Когда мне становится легче, я вытираю со лба заливающую глаза кровь и очищаю подранка от внутренностей, чтобы меня не вывернуло от запаха.

* * *

Я неспешно бреду обратно к месту, где бросил Грейнджер. На лице застыло апатичное выражение, нет чувства триумфа, как и сожаления нет. Я сделал то, что должен был сделать: подвесил единорога за ноги и вскрыл ему горло, позволяя вязкой крови стекать в огромную лейку с магическим сосудом на конце.

Приблизившись к пруду, я слышу отдалённые мужские голоса, настораживаюсь — грязнокровка не сама. Всё идет согласно плану, и, оставшись одна, Грейнджер незамедлительно воспользовалась палочкой своего возлюбленного, которую я услужливо бросил у её ног после того, как она вернула мне силу.

Из сумрака деревьев, я осторожно выглядываю на поляну, где суетятся четверо мужчин. Даже отсюда я вижу на их мантиях отличительные знаки министерских ищеек. Двое пытаются оказать слепой девчонке первую медицинскую помощь, один осматривает поляну, еще один держит в руке магический шар, в котором танцуют молнии.

— Какая-то чертовщина, сэр, — последний обращался непосредственно к шару. — Как мы и предполагали — ни следа Пожирателей, но мы нашли кое-что интересней. Слепая школьница — бормочет странности, похоже не в себе. Непростительное использовала она же, но палочка не её. Чары регистрации палочки указывают на некого Рональда Уизли. Предварительно можно расценить это согласно статье 341 пункт 2. Использование непростительно в случае прямой угрозы для жизни, — сухо чеканит он, — поскольку у неё выколоты глаза. Личность нападавшего не установлена. Признаки присутствия других людей не найдены. Возможно нападение животного, так как наличествуют следы схватки волка и, по всей видимости, единорога. Так же отрабатывается версия нападения анимага, личности волков-аниамагов проверяются. Что прикажете делать?

— Что она бормочет? — беспристрастно рокочет шар.

Несмотря на то, что голос сильно искажен связью, я узнаю его — он принадлежит Руфусу Скимджеру, человеку, который три месяца назад подписал меня на камеру пыток Отдела тайн.

— «Не убивай меня, Гарри», «прости меня, Гарри» — цитировал аврор.

— Какой Гарри? — теперь голос Скимджера звучит заинтересовано.

— Поттер, сэр, — смущенно отвечает аврор, — но, я не думаю...

— Вам и не положено думать, Дженкинс, — обрывает голос из шара. — Сейчас же доставьте девчонку в Мунго, и никому ни слова об этом, особенно Министру.

— Сэр, ваша юрисдикция...

— Вы не знаете и половины того, что знаю я, Дженкинс. До того как о Поттере стала писать каждая газета, он дважды был замешан в массовых убийствах и дважды выходил сухим из воды, так что оставьте игры политиканов мне и выполняйте приказ! — слышался угрожающий голос раздраженного Скимджера.

Услышав всё, что мне нужно было услышать, я ухмыляюсь и, развернувшись, устремляюсь вглубь чащи; ведь, прежде чем отправиться к аврорам, я должен покончить еще с одним дельцем в этом маленьком лесу...

Темный лес безмятежно застыл за моей спиной. Я иду по припорошенной пожухлой листвой тропинке. Луна мягко освещает мою одинокую фигуру, а ветер нежно растрепывает волосы и подранную мантию. Ноздри размеренно вдыхают свежий ночной воздух, и радость медленно пульсирует по венам. После того как я вернул себе силу — старый акромантул не представил для меня ни малейшей проблемы, и ему пришлось, в страхе расправы, попросту позволить отобрать у него яд. К радости, его глупый выводок оказался не настолько дальновидным — так что их наглядное расчленение послужило отличным доводом для бывшего питомца Хагрида. Я ликовал, всё сложилось как нельзя лучше — я наконец-то закончил грязную кампанию по добыче ингредиентов для Райнхарда, и сейчас они уже направляются к нему просторами холодного беззвёздного неба. Что касается министерских ищеек — они еще долго не смогут меня ни в чем уличить, и Скимжеру сотоварищи придется, скрепя сердце, недовольно сглатывать. Не думаю, что против меня есть существенные улики. Винки занимается нерасторопным рыжим увальнем, но он уже сейчас не походит на мертвого. Без зазрений совести, могу уверить, что он выглядит намного лучше, чем грязнокровка, по крайней мере, если сравнивать с момента нашей последней встречи.

Пытаясь насладиться беспечной вечерней атмосферой, я вдохнул поглубже и прибавил шагу. Облизав разбитые губы, я криво улыбнулся — в нескольких сотнях метров предо мной распростёрся старинный замок, который манил меня зажженными в редких окнах огоньками. Самое время для ужина. В предвкушении, я представил себе разнообразные угощения, которыми нас потчевали школьные эльфы, и голодный желудок одобрительно отозвался. Еще немного, и я смогу наконец-то расслабиться думал я, убирая с глаз слипшееся от крови и пота волосы. Но как только я пересек тыквенные грядки рядом с хижиной лесничего, я услышал ненавистный, но до боли знакомый голос.

— Добрый вечер, мальчик мой, — мягко окликнул, как обычно, появившийся из ниоткуда, Дамблдор. — Ты выбрал чудесный вечер для прогулки.

Встрепенувшись, я обернулся. Сегодня на нем была лазурная мантия в белую звездочку. Он как обычно выглядел спокойно и казалось сосал какой-то леденец, и тем не менее я почувствовал, что у меня на шее плотно затянулась удавка. Моя беспечность бесследно испарилась.

— Полагаю он никак не омрачен трагедией, случившейся с мисс Грейнджер? — Его глаза многозначительно сверкнули.

— Надеюсь у нас нет никаких причин для беспокойства? — мнимо обеспокоенным голосом спросил я.

Дамблдор посмаковал свой леденец, поправил длинную бороду и устремил свой взгляд в сторону Астрономической Башни.

— Знаешь, — заметил он, — иногда я просыпаюсь среди ночи от боли в спине, и мне просто необходимо размять ноги. Я прогуливаюсь и невольно могу стать свидетелем странных событий или разговоров, — и как бы по секрету добавил, — некоторые из них весьма нелестные.

Я удивленно изогнул бровь.

— Например, — продолжил Альбус, — совсем недавно мне показалось кто-то сказал, что ты заманил нескольких школьников в Запретный Лес, — он сделал многозначительную паузу. — Гарри, ты ведь ничего не хочешь мне рассказать?

От этой фразы ладони стали липкими и на лбу проступила испарина. Старый маразматик не мог ничего знать — он просто играет со мной. Я уверен в этом.

— Не думаю, что понимаю, о чем вы, — с мнимым спокойствием ответил я, пытаясь скрыть панику.

— Тогда ладно, — развел руками Дамблдор, — ступай к себе.

У меня словно камень свалился с плеч. Я, не теряя ни секунды, устремился прочь, но не успел и шага сделать, как он снова окликнул меня:

— И все же, Гарри…

— Да? — замерев, я проскрипел сквозь сжатые зубы.

— Мне не дает покоя, что я никогда не рассказывал тебе как победил Гриндельвальда.

— Что, простите? — Я резко обернулся и встретился с ним взглядом.

На его усталом лице читалась тень улыбки.

— Я использовал особенную палочку — палочку, которую я создал сам. — Я непонимающе смотрю на него. — Это была не первая моя палочка, но одна из самых сильных. Как и твоя палочка, она была сделана из остролиста и пера феникса. Знаешь ли ты, что палочки с сердцевиной из пера феникса появились в продаже только после того, как мистер Олливандер заинтересовался моей уникальной палочкой? — Его елейный голос мягко сочится мне в уши, словно это то самое время и место для этого разговора.

— Я надеюсь в этой истории есть смысл? — снизав плечами, я попытался прервать его. Я не знал почему, но мне хотелось поскорее убраться отсюда — чувство крепкой петли на шее становилось отчетливее.

— С тех пор, каждый раз, когда у Фоукса линяют маховые перья, я отдаю их мистеру Олливандеру, чтобы он мог создавать неповторимые палочки для юных магов, — не обратив внимания на мой вопрос, продолжил Дамблдор. — Казалось бы, фениксы не настолько уникальны, чтобы их перья были редкостью, но смысл в том, что у фениксов ничего невозможно отобрать силой. Ни его дружбу, ни перья, ни слёзы, ни даже жизнь. Наверное, будет совсем нескромно с моей стороны, заметить, что я единственный из ныне живущих магов, у которого есть домашний феникс. Феникс, который, к слову, очень любит тебя и не раз жертвовал свои слезы. — Его глаза сверкнули, и он слегка нахмурился. — Если только предположить, что эти слезы попали не в те руки. — У меня по спине пробежали мурашки, и я невольно сглотнул. — Но с другой стороны, такой расклад событий мог бы многое объяснить. Например, кто-то смог бы обучить тебя магии, взамен на твои услуги. Не исключая этой версии, я задался вопросом, «А что, если это правда, и мой мальчик действительно поддался злым чарам?». Это означало бы, что он будет марионеткой в руках злого человека, который скрывается в тени. Скажи, Гарри, кто обхитрил тебя и настроил против меня? Кто пытается заполучить зелье бессмертия твоими руками?

Меня словно окатили ледяной водой, к горлу подступила тошнота.

— Это твоя очередная авантюра, Дамблдор? — Мой голос понизился на октаву, отчего прозвучал угрожающе.

— Отнюдь, — печально ответил Альбус, — простое наблюдение. Если внимательно проследить за твоим передвижением с начала лета — можно заметить некую тенденцию. Ты охотишься за элементами, которые в той или иной степени влияют на регенерацию или вырождение. Я долго не мог понять зачем ты отправился в Азкабан, но потом меня осенило — по слухам в храме богини Хель, где тебя поймали, был запечатан клинок, который способен в некой мере убить даже дементора. Не многим известно, но язык дементора обладает уникальными качествами, но я полагаю, об этом ты уже знаешь. — Он спокойно смотрит, как у меня вспыхивают глаза и руки сжимаются в кулаки. — Немного позже что-то странное случилось с Чашей Алхимика во Франции, и как раз после этого ты очень находчиво заставил моего феникса поделиться с тобой своими слезами, а сейчас ты использовал невинность мисс Грейнджер, чтобы как-то заполучить кровь единорога.

— Браво, Дамблдор, — мои губы растянулись, обнажив белые зубы. — Ты раскрыл меня. — В мою руку скользнула палочка. — Только ты не учел одну деталь…

Магия медленно собиралась вокруг меня темными потоками и накаляла воздух. Словно сраженная болезнью, трава в радиусе метра от меня начала жухнуть.

— Я вернул себе и магию, и она стала сильнее чем прежде. — Глаза блеснули красным.

— Я знаю, Гарри… — ответил он. На его лице не дрогнул ни один мускул. — Но еще не слишком поздно все исправить.

Я уже не слышал его, резко хлыстнув палочкой, словно кнутом, я направил поток смертоносной магии в сторону директора. Альбус даже не шелохнулся, вяло дернув, ниоткуда появившейся в его руке, палочкой. Луч скользнул по невидимому барьеру и взрыл землю неподалеку от Дамблдора.

— Мы уже проходили через это всего несколько месяцев назад, — отразив еще несколько лучей, сказал старик, намекая на нашу ссору после смерти Сириуса. — Тогда я и представить не мог как сильно я ошибался.

Я выхватил клинок из воздуха, чтобы заставить его хотя бы сдвинуться с места. Для своего возраста он обладал необыкновенной реакцией.

Раздался звон металла, и чёрное лезвие скрестилось с серебряным — он парировал мой выпад мечем Гриффиндора. Мы были совсем близко, я смотрел в его ясные синие глаза, в которых читалась печаль.

— Как же я устал от твоих лекций, старик, — с рыком, я со всей силы надавливаю лезвием и наставляю палочку ему в живот.

Вспыхивает свет, и он исчезает. Слегка завалившись вперед, я ловлю равновесие и оборачиваюсь к его фигуре, появившейся за спиной.

— У тебя такой огромный потенциал, — взбудоражено выпалил он. — Гарри, ты даже представить не можешь, как я горжусь тобой.

Дрожа от злости, я вложил в свое следующее заклинание всю силу, которая у меня была. Мне хотелось стереть эту усмешку с его лица, размозжить ему череп.

Яркий как расплавленное железо луч в очередной раз врезался в невидимую стену и исчез. Раздался пронзительный звон, от чего заложило уши, и воздух вокруг директора вспыхнул бледно-синим маревом.

— Да, Гарри, я ошибся, твоя сила не в любви, а в этом безжалостном упорстве, которое ты столько раз пытался мне показать, и которое я столько же раз игнорировал. — Его голос звучал с разных сторон, потому что ему пришлось потрудиться, чтобы парировать мои выпады, но смысл его слов был предельно ясен.

Мы кружились в калейдоскопе лучей и вспышек уже не первый десяток минут, и я понимал, что до его уровня мне далеко, несмотря на то, что раньше я без особого труда убивал всех, кто стоял у меня на пути. В отличие от меня старик оттачивал свои умения веками, и за его дряхлым телом скрывалась ужасная боевая машина. Он даже не пытался меня ранить, просто изматывал, подначивал своими фразами. «У тебя столько силы, мой мальчик, но ты понятия не имеешь что с ней делать». «Кто бы ни стоял за тобой — не позволяй им использовать себя». «Я совсем не злюсь на тебя». В отличие от Райнхарда, в бою Альбус применял свой язык в качестве еще одного оружия, и отравлял мое сознание сомнениями — а что если он прав, и меня действительно использовали? Зачем наставнику зелье бессмертия? Почему я не знал об этом? Пользовались ли мной лишь для того, чтобы заставить птицу Дамблдора плакать?

Я остановил нападение, готовый отразить атаку в любой миг, но Альбус не спешил наступать, а его глазах блеснула надежда.

— Почему вы так долго ждали прежде чем уличить меня? — злобно прорычал я. У меня созрели вопросы.

— Я должен был уверится, что предо мной тот же мальчик, которым ты был до исчезновения, — мягко сказал Дамблдор.

— И?.. — нетерпеливо вопросил я.

— Да, ты все тот же юноша, которого я пытался уберечь, — признался директор. — Разве ты не видишь, Гарри? Сейчас ты силен как никогда прежде, но это не приносит тебе радости? Как и в прошлом году, я придерживаюсь мысли, что твое счастье важнее для меня, чем знания правды или магии. Подумай, как бы все сложилось, если бы ты не исчез — ты мог бы быть жизнерадостным. Возможно не как пишут в книгах, и все же, у тебя были друзья. Да они были с тобой из меркантильных целей, но так устроен мир.

— Уже слишком поздно для этого, — кисло ухмыльнулся я.

— Нет, — он прервал меня резким жестом. — Никогда не поздно. Прости меня, Гарри, порой старый разум упускает насколько пытлив твой ум. Я должен был сам обучить тебя всему, чтобы ты не искал других путей, но я был слишком занят кампанией против Тома, и, возможно, тебе показалось, что я бросил тебя — но это не так. Не становись как Волдеморт, — взмолился он, — не держи на меня обиду и не замыкайся в себе.

— Что так просто, — хмыкнул я, — мы обнимемся и будем делать вид, что ничего не случилось? Вы Гриндельвальду то же говорили?

— Геллерт? — встрепенулся Дамблдор, он знал, что я не просто так упомянул это имя. — Он сам выбрал свою участь.

— Знаешь, а ты хорош, — ухмыльнулся я, — на секунду другую, я даже подумал, что ты искренен. Но я вижу тебя насквозь. Я не приклоню колени и не выдам тебе моего наставника, но если ты действительно веришь в то, что говоришь — дай мне во всем разобраться самому и не стой у меня на пути.

Я развернулся и направился к тропинке к Хогсмиду, чтобы аппарировать.

— Не заставляй меня бежать следом, Гарри, — недовольно бросил мне вдогонку директор.

— Увидимся позже, Дамблдор.

Я махнул рукой на прощание, все еще ожидая луча в спину. Это было маловероятно, но ты никогда не знаешь, чего ожидать от директора Хогварса.

Отдалившись на несколько сотен метров, я, наконец-то, почувствовал себя в безопасности и смог вздохнуть полной грудью. Ночь была прекрасной и безмятежной, она обнимала меня своими нежными руками и позволяла насладиться своим пристанищем, и только свет редких фонарей, казалось произвольно разбросанных по дороге, нарушал идиллию.

Кромешная тьма поглотила округу и, казалось, что я погряз в безумии. Я не понимал, что происходит, и, неужели, все это время Дамблдор действительно пытался вернуть меня к свету. Возможно ли, пытаясь обрезать нити кукловода, я угодил в паутину еще изощреннее той, от которой пытался избавится? Я делал ужасные вещи — помимо всего, я убил друга и изуродовал подругу, и ради чего? Чтобы кто-то обрел бессмертие моими руками? Нет! Мной манипулировали слишком долго, чтобы я позволил хоть одному больному ублюдку сделать это еще раз. Я был готов покончить с этим здесь и сейчас.

От проливного дождя, дорога к имению превратилась в болото. Чавкая ногами по грязи, я прибавил шагу, и вскоре мои руки налегли на тяжелые двери из черного дерева. Обшитые металлом створки тяжело скрипнули и разошлись, впуская внутрь светлого помещения прожигающий ветер и жалящие, словно мелкие осколки, капли. За моей спиной тянется отчетливый грязный шлейф от тяжелых ботинок, оскверняя идеальную чистоту мраморного пола.

Мои шаги эхом разносятся по залу, чем привлекают внимание восседавшего на кресле наставника. Он часто не спал по ночам, просто сидя там, как гордое изваяние, пока я тренировал свои навыки. Сегодня он был не один. Оторвавшись от призрака-дворецкого, он неспешно повернул ко мне свою, скрытую капюшоном, голову.

— Я словно чувствовал, что ты появишься с минуты на минуту, — самодовольно изрек он. — С возвращением, мой ученик.

Мы встретились взглядом, и я оторопело застыл на месте, увидев, как он неспешно отпил из Чаши Алхимика. В его глазах, угрожающе плясало отражение настенных канделябров.

— Ну же, — щелкнув пальцами, приободрил он. — С чем пожаловал?

Словно пасть голодного зверя, за моей спиной закрылись входные двери. Тем временем, дворецкий, смерив меня бесстрастным взглядом, растворился в воздухе серой дымкой.

— Мне не дает покоя вопрос, — спокойно начал я, — зачем были нужны все эти испытания, которые ты взвалил на меня?

— Хм… — мягко обронил он, — мне казалось, что ты хотел получить силу и стать выдающимся магом, а остальное неважно.

— Как тот маленький факт, что я добыл тебе бессмертие? — сквозь сжатые зубы выдавил я.

— Мне кажется, или я слышу в твоем голосе зависть? — все так же мягко спросил он.

— Ты воспользовался мной! — Мой голос дрожал от злости, а в руку скользнула палочка.

Райнхарт беззаботно засмеялся и, поднявшись с кресла, одобрительно захлопал в ладоши.

— Если под обучением твоей бездарной натуры, ты подразумеваешь «воспользоваться», тогда да — я воспользовался тобой, но, прежде, чем бросаться необоснованными обвинениями, вспомни, где ты был, когда я нашел тебя? Ты днями напролет валялся в грязной комнатушке, жалея себя и не в силах сделать ничего, чтобы изменить свою жизнь. Жалкое подобие мага, которое постоянно стенает о своем существовании вместо того, чтобы встать и сделать что-то по этому поводу. Так что, если кто-то из нас и должен негодовать — так это я. Такое ничтожество, как ты, никогда не заслуживало меня, и я более чем уверен, что каждый без исключения маг отдал бы все, лишь бы получить ту силу, которую дал тебе я.

— Но не каждый маг может заставить феникса плакать, — самодовольно огрызнулся я.

— Какая разница, — отмахнулся он. — Уже слишком поздно, чтобы негодовать по этому поводу. Теперь никто не сможет остановить нас, Гарри. — Он выставил перед собой затянутую в тонкую кожаную перчатку руку, сжал ее в кулак и уверенно произнес: — Этот мир будет принадлежать нам!

— Что это значит? — настороженно произнес я.

— Что это значит? — Его игривый вопрос вторит мне эхом, и, словно собираясь произнести молитву, он возносит руки к своду потолка.

— Что это значит? — Пальцы медленно касаются полов глубоко капюшона и начинают его стягивать, открывая миру победоносный оскал.

— Что это значит? — он неспешно спускается с возвышения, подходя ближе.

— Это значит, что пришло время мести! — закончил он, полностью раскрыв мне свое, искаженное жаждой крови лицо.

Но это лицо не принадлежало старцу, которого я знал. Лицо без единой морщинки. Волосы без намека на седину. Предо мной был парень моего возраста, кожа на лице натянута слишком туго, словно он не способен выражать чувства жалости или сострадания. Скулы выше, чем у меня, лоб низкий и широкий, глаза с твердым взглядом.

Все словно в тумане. Я помертвел, отчаянно пытаясь осознать смысл происходящего. Я — многоразовый гандон, но еще не время на помойку. Сейчас меня промоют, и снова в бой. За пять месяцев нашего знакомства с этим ублюдком, я пролил реки крови, и все ради того, чтобы заработать его благодарность, восхищение, но оказалось я всего лишь «бездарность», которая не достойна знать, когда ее поимеют. Более того, учитывая только что услышанное — это были всего лишь предварительные ласки. Я чувствовал себя грязным, использованным, разбитым, пренебреженным. Хотелось поджать хвост и убежать отсюда, но было некуда — я сам уничтожил все пути отступления. Пальцы сильнее сжали палочку, от чего костяшки на правой руке побелели.

Вдох.

В воздухе повисла напряженная тишина, и только капли с моего плаща глухо падают на пол.

Выдох.

Не отрываясь, мы смотрим друг другу в глаза.

Вдох.

Я не могу заставить себя сдаться.

Выдох.

Моя палочка, с неуловимой для обычного глаза скоростью, безжалостно рассекла пространство и луч черного огня разорвал тишину, с резким шипением промчавшись по залу. Столкнувшись с невидимой стеной в нескольких сантиметрах от лица Райнхарта, он осыпался ядовитой золой. Ничего меньшего я и не ожидал, раскинув руки в стороны, я издал горький рык и дернул руки на себя. Высокие витражные окна, по обе стороны от меня, взорвались тысячами острых осколков и устремились в сторону бывшего наставника. За мгновение до столкновения он исчез, и острые обрывки стекла свирепо вонзились в стену и полотна, висевших на ней картин, разнесли в щепки дорогое старинное кресло и убогий столик рядом с ним.

Он мягко возник за моей спиной, тихо выдохнул в руку и направил на меня изжигающую когтистую руку бледного льда, в тот же миг из каменных плит под моими ногами появились изгнившие костяные руки и крепко приковали меня к поверхности, разрывая штаны в клочья и глубоко впиваясь мне в кожу.

Почувствовав это, я тут же трансгрессировал в сторону и возник за колонной, но руки мертвецов не пропали, по-прежнему раздирая мне ноги, и, казалось, пытались затянуть меня под землю. Не глядя, я направил палочку себе под ноги и подумал защитное заклятие, и снова растворился в воздухе, ведь белоснежная колонна, ставшая мне мгновенным прибежищем, превратилась в вертикальный столб черной липкой субстанции, которая попыталась проглотить меня.

Я возник ближе к выходу только для того, чтобы секундой позже почувствовать, как неумолимые пальцы безжалостно вцепилась мне в горло, затем из пространства вынырнул и сам Райнхарт. Его левая рука перехватила мою руку с палочкой и заломила ее в сторону.

— Ты не сможешь причинить мне вред, даже если захочешь, — мягко, с нотками садизма в голосе, проговорил он, медленно поднимая мое тело над землей. — Как и я не могу причинить вред тебе.

— Это мы еще… посмотрим, — хватая ртом воздух, свободной рукой я достал из воздуха Нике и вонзил его точно в подбородок Райнхарда. Он хрипло квакнул, когда острое черное лезвие пронзило его затылок, и в тот же миг выпустили меня.

Ноги подкосились, и я едва не упал, дернув палочкой, я выдохнул смертельное заклинание, и зеленый луч ударил бывшего наставника в грудь.

— Ай, — весело воскликнул он, — щекотно.

Выставив левую руку перед собой, он сделал сложное движение пальцами, и мое тело пронесшись несколько метров, грохнулось о неровную каменную стену.

Подвешенный, я застыл в нескольких футах над землей. Лицо оросило холодным дождем, сыпавшим свозь разбитые окна. Его голос заглушал громкий сквозняк — Райнхарт смеялся. Он достал из горла клинок и отбросил его на пол, не обращая внимание на потоки крови, которые заливали его белый воротник, он продолжил:

— Ты боишься убить меня, потому что все еще надеешься, что всему этому есть объяснение — но его нет. Ты хочешь убежать и попытаться помешать мне, но, гарантирую, это не даст результата — так, мелкие утехи. К слову, я создал временную петлю, так что мое бессмертие уже необратимо.

Он ослабил хватку, и мое тело свалилось на пол.

— Сегодня я весьма милосерден, так что просто преклонись предо мной, и мы оставим этот несуразный инцидент в прошлом, — сверкая безжалостными глазами, снисходительно изрек он.

— И что дальше? — все еще задыхаясь, прохрипел я, наблюдая как затягивается рана у него на подбородке.

— Мы выиграем твою войну, убьем Волдеморта, восстановим справедливость и займем наше положенное место в обществе, — без тени сомнения, ответил бывший наставник.

— Выиграем войну? — хмыкнул я, держась за горло. — Для этого понадобится армия.

— Нет, только ты и я, и, если ты думаешь, что у тебя есть выбор — ты невнимательно слушал.

Между нами снова повисла тишина.

— Я что должен снова спрашивать? — спустя несколько секунд осведомился он. — Господи, я ненавижу задавать один и тот же вопрос дважды.

Я слышал угрожающие нотки в его голосе, но не спешил отвечать. Никогда в жизни я больше не стану ничьей пешкой.

— Я ни перед кем не преклоняюсь, — Бросившись вперед, я схватился за меч богини и растворился в воздухе.

И только оказавшись в безопасности, я услышал у себя в голове насмешливое «Что же, посмотрим, как быстро ты умеешь бегать».

— Что вы здесь делаете, мистер Поттер? — насмешливо спросил голос где-то за спиной.

— Вам-то какое дело? — вяло ответил я, продолжая смотреть сквозь стекло.

Я уже который час стоял у Гермионы в палате, пялясь наружу в окно пятого этажа. Девушку определили в Мунго, и ей уже практически не угрожала опасность. Сейчас она мирно спала на жесткой койке, лицо все еще покрыто магическими бинтами, но я знал, что ее зрение восстановится. К моему большому удивлению, кроме меня у нее не было посетителей. Возможно, авроры пытались держать события прошлой ночи в секрете, или, возможно, всем было просто наплевать. Наплевать на то, что маленькая, глупая грязнокровка всегда верила в лучшее в людях, что она постоянно стремилась помочь каждому, не преследуя меркантильных целей. Признаться, мне даже жаль ее, возможно именно поэтому я здесь, или потому что чувствую вину за случившейся.

— Существует теория, что преступник всегда возвращается к своим жертвам чтобы закончить начатое, — задумчиво протянул голос. — Ни за этим ли вы сюда явились, мистер Поттер?

Я хмыкнул, наблюдая, как люди рутинно снуют за окном, словно канализационные крысы. От их бесцельного мельтешения начинала болеть голова, и я решил встретиться лицом к лицу с человеком за моей спиной.

Бывалый аврор, опиравшийся на трость, призвал к себе стоявший рядом с кроватью табурет и, как бы неосознанно, преградил мне путь, усевшись у выхода.

— Не понимаю, о чем вы, Руфус, — вежливо ответил я, прислонившись плечом к оконному косяку и скрестив руки на груди.

Несмотря на мой ответ, я прекрасно знал, о чем идет разговор, как и знал кто он — именно Скимджеру докладывали авроры, которые нашли Гермиону в Запретном Лесу.

— Мы использовали веритасерум на свидетеле, — он небрежно кивнул в сторону девушки, наверное, надеясь на то, что это меня испугает. — И узнали довольно любопытные вещи.

— Какие вещи? — изобразив искреннее недоумение, мягко поинтересовался я.

— Щенок! — он направил на меня свою трость. — Что означает проект «Друбблс», мать его, «сумасшедшая ягода»!?

— Вы так напряжены — хуже, чем Фадж, — я спокойно улыбнулся.

— Отвечай сейчас же! — выкрикнул он и сорвался на ноги. — Говори, что задумал Дамблдор, или я лично подпишу ордер на твой арест за убийство одного из студентов. Я уверен, что семья парня будет очень рада узнать все детали в суде.

Даже не шелохнувшись, я посмотрел, как Гермиона нервно заворочалась во сне.

— Вы не сможете подкрепить ваши обвинения в суде. — Я показал ему белые зубы. — Доктор посчитал, что воспоминания о той ночи имеют серьезную опасность для здоровья моей подруги, и поэтому решил стереть их. Я знаю, что вы запретили это делать, так что мне пришлось напомнить ему о клятве, которую дают колдомедики. Но если вы хотите очередного цирка в суде — пожалуйста обращайтесь с официальным письмом к моему попечителю. Более того, я понятия не имею о каком убийстве вы говорите, Луна вполне себе здорова.

— Так это была мисс Лавгуд, — самодовольно прищурился он, пытаясь ухватится за соломинку. — Мне показалось, что я слышал имя Рональд.

— Возможно и Рональд, — не стал отрицать я, позволив ему заглотить наживку поглубже. — У меня весьма смутные воспоминания той ночи.

— Все ясно, Поттер, — его лицо снова стало непроницаемым, словно он никогда и не пытался меня запугать. — Напоследок, позвольте вам напомнить, что во время вашего задержания в конце лета, вы не в полной мере ознакомились с нашей системой допросов. И знай я тогда, о вашей известной персоне — я самолично провел бы для вас экскурсию по самым темным уголкам наших пыточных камер, — тихо закончил он.

— Это угроза? — направляясь к нему прогулочным шагом, тихо спросил я.

— Вовсе нет, — возразил он, когда мы поравнялись. — Но, если с девушкой что-то случится — я лично оскоплю тебя, — прошипел он в полтона. — И это угроза. Чувствуешь разницу?

Я открыл рот…

— Пошел вон! — резко прервал он, указывая на выход.

Я аккуратно поправил воротник его мантии и безмятежно ответил:

— Не стоит говорить такие ужасные вещи не подумав.

* * *

Фантазмы интриг, предательств и боли пытались затмить мой разум, навевали напряжение. Но если я избавлюсь от них всего на несколько часов — смогу ли я почувствовать радость? Смогу ли обрести покой от общения со странной девушкой? Я нервно посмотрел на часы… Странно, зачем мне вообще это «свидание»? Я как страус — постоянно пытаюсь убежать от проблем, спрятав голову в песок. Только каждый раз почему-то попадаю то в нору к разъярённым змеям, то в дерьмо.

Я напряженно вздохнул — Луна опаздывала, и это начинало раздражать. Я попытался взять себя в руки, рассудив, что в худшем случае, я, как обычно, могу сбежать, сославшись на то, что пора спасать мир. В общем, в очередной раз отметив, что веду себя взволнованно, как девственница перед первым сексом, я достал Карту Мародеров и попытался отыскать Луну, но на карте ее не было. Я пожал плечами, и решил было отправиться на покаяние к Дамблдору, как ниоткуда появилась сова и принесла сообщение примерно следующего содержания: «Извини, Гарри, я перепутала место, встретимся в Хогсмиде».

* * *

Она нагнала меня, как только я пересек железнодорожную станцию Хогвардс-экспресса.

— Привет, Гарри, — как обычно безмятежным голосом, окликнула она. — Честно, я даже не надеялась, что ты придешь, учитывая… хм… насколько ты занят.

— Что ты имеешь ввиду? — уточнил я.

Сегодня Луна выглядела обычно, что уже само по себе было необычно. Она не одела ни изощрённого наряда, ни модной мантий, которыми девушки обычно пытались привлечь парней. Не было глубокого декольте, не было юбки. Был простой длинный кардиган серого цвета, тонкая кофта и джинсы.

— Не обращай внимания, — отмахнулась она. — Хочешь тоник из одуванчиков? — невинно спросила девушка, доставая из сумки стеклянную бутылку.

— Конечно, — согласился я, решив, что отказывать будет невежливо — ты сама его готовила?

— А кто же еще? — Она протянула мне сосуд с желтой жидкостью.

На всякий случай принюхавшись к горлышку, я отхлебнул из бутылки и скривился — это был не тоник.

— Что это, Луна!? — резко спросил я.

— Тоник из одуванчиков — второе название для зелья неузнаваемости, — почувствовав мою злость, честно призналась она. — Теперь никто не сможет нас узнать, если только длительное время не смотреть в упор.

Порой мне кажется, что она сама придумывает «вторые названия».

— Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе? — жестко спросил я.

— А ты, Гарри, хочешь этого? — застенчиво улыбаясь, поинтересовалась она.

В воздухе повисла тишина, но прежде чем она стала неловкой, Луна снова спросила:

— Так куда?

— Я думал сходить к мадам Пэддифут, но теперь даже не знаю, — я хитро улыбнулся, наблюдая за её реакцией.

Девушка поморщила нос.

— Я и не думала, что ты такой романтик.

— Возьми меня за руку, — приказал я.

Она потянулась ко мне, и её нежные пальцы неуверенно скользнули мне в ладонь.

Мы бесшумно появились в центре Косого переулка перед кафе-мороженным Флориана Фортескью. Девушка явно одобрила мой выбор и, казалось, вообще не обратила внимание на то, что мы трансгрессировали за много километров от школы. Мы взяли столик и сделали заказ, про себя я отметил, что в кафе совсем немного посетителей: старая ведьма, министерский работник и женщина с ребёнком.

— Так почему именно это место? — поинтересовалась Луна.

— Я часто ходил сюда, когда был на третьем курсе, — устало ответил я. — Сладкое воспоминание из прошлой жизни.

— Да, тяжело тебе пришлось, наверное, — вздохнула она, взяв немного бананового мороженного на кончик ложки. — Но ты не унывай, всегда помни, что помощь может прийти откуда меньше всего ожидаешь.

Она задумчиво задержала чайную ложечку в бледных губах.

— Я просто устал от всего этого, — отрешенно сказал я, — Наверное, не стоит никого больше втягивать в мои проблемы.

— Мир не крутится вокруг тебя одного, Гарри, — улыбнулась она. — Так что выбор не всегда за тобой.

— Ты на что-то намекаешь? — с деланной серьезностью прищурился я.

— Нет, — сообщила она, поправив волосы свободной рукой. — Просто рассуждаю. Вот, к примеру, какой из «Даров Смерти», ты бы выбрал для сражения с Сам-Знаешь-Кем? — игриво спросила она, в очередной раз облизав ложечку.

— Луна?

— Что?

— Ты флиртуешь со мной?

— Разве не этим люди занимаются на свидании? — приподняв бровь, поинтересовалась она. — И все же, мне интересно.

О «Дарах Смерти» я узнал совсем недавно — случайно прочитав одну из библиотечных книг во время бессонницы.

— Если бы это было реально… — протянул я.

— Если бы это было реально? — наигранно обиделась она. — Гарри, ты задеваешь мои чувства. Подыграй мне.

— Извини, — осекся я, — скорее всего, я выбрал бы палочку, ведь плащ-невидимка у меня уже есть.

— По одной из версий плащ-невидимка никогда не был третьим даром, — почти шепотом произнесла она, наклонившись ближе.

Я не стал возражать, позволив ей высказаться. Подавшись вперед, я максимально искренне спросил:

— И что же тогда?

— Пирамида бессмертия, — шепотом произнесла девушка.

Мерлин, что я вообще здесь делаю? Да, она весьма привлекательна, но у этой девушки явно не все дома.

— Третий брат, Игнотус, был самым мудрым и знал о коварстве смерти, — начала цитировать она. — Он склонил голову и попросил рецепт бессмертия, надеясь спасти себя и своих братьев от печальной участи. Смерть только улыбнулась и достала из-под полы маленькую черную пирамидку — самый ценный и лукавый подарок из всех — ведь никто не может обмануть смерть. Пирамида действительно хранила в себе секрет бессмертия, но настолько сложный и безумный, что даже близость с ней сводила с ума.

— Я полагаю, третий брат не разгадал секрет, — на удивление себе, оживленно спросил я.

— Согласно этой версии сказки — он сошел с ума прежде чем смог спасти своих братьев или себя. Но все не настолько просто, в соответствии со сказкой, обретший бессмертие станет отмечен порчей.

— Что это значит?

— Не знаю, — Луна пожала плечами и откинулась на спинку стула, — это всего лишь сказка.