Я с тобой (джен)

Он погладил человека по голове, и Вику передернуло — жест был таким, каким она гладила соседскую собаку, здоровенного кобеля по кличке Айс. Но тут все-таки человек…

— Думаешь, он совсем того? Невменяемый? — спросила она. — А может, с ним по-хорошему поговорить?

Дон снова повернулся к обитателю подкроватного пространства.

— Как тебя зовут? — громко спросил он. — Ты знаешь свое имя?

Клочкастая голова сморщила лицо.

— Имя, — прохныкала она. — Не помню.

— Имени своего не помнишь? А фамилию помнишь?

Голова отрицательно затряслась, словно собиралась плакать.

— Не надо, — попросила Вика. — Ты его совсем растревожил, он сейчас забуянит, и прибегут санитары.

— Не забуянит. — Дон сунул руку в карман и вытащил пузырек, капнул пару капель себе на ладонь. — Мы подружимся.

Голова, учуяв знакомый запах, схватила обеими руками Дона за ладонь и молниеносно слизала коричневую жидкость, до кучи обслюнявив ему даже пальцы; Вика почувствовала, какие они стали склизкие и противные, и ее чуть не вырвало. Не успела она сказать Дону, что это подло, как подкроватный житель поднял голову и посмотрел на них уже более осмысленным и даже заискивающим взглядом. Пришлось признать, что Дон был прав.

— Если это наркотик, то в маленькой дозе не опасен, — пояснил тот, словно прочитав ее мысли, а может быть, и на самом деле прочитал, она теперь уже не была уверена в этом после воспоминаний о поликлинике. — Зато мы для него перестанем быть врагами и услышим что-нибудь важное. Дай мне еще немного времени.

— Ладно, — неохотно буркнула она.

В жизни она предпочла бы выйти в другую комнату, но куда выйдешь из собственного тела? Дон вытянул ноги рядом с кроватью и немного подождал. Голова выглянула и покосилась на него.

— Имя, — повторила она. — Много имен, мне не нравилось. Я не хотел, чтобы они со мной разговаривали.

— Кто? — быстро переспросил Дон.

— Голоса, — прошептала голова, придвигаясь. — Они разговаривали со мной днем и ночью, я хотел спать, они кричали. Кричать плохо. Я хороший.

— Что кричали?

— Я ничего плохого им не делал. Мне было одиноко, у меня был друг, с ним было хорошо, он разговаривал ласково, а потом меня привезли сюда, и их стало много, очень много.

Последние слова он произнес, выкатив глаза для пущей убедительности, и даже понизил голос.

— О чем он говорит? — простонала Вика.

Дон раздраженно передернул ее плечами и заглянул под кровать, опустившись на локти.

— Тебя привезли сюда — и голосов стало много? — задал он новый вопрос голове. — Или голосов сначала стало много, а потом тебя привезли сюда?

Тишина была ему ответом, но Дон не собирался сдаваться.

— А сейчас кто-нибудь кричит? Прямо сейчас?

Голова отползла в глубину своего убежища и там затихла. Вика заметила, что палата стала цветной — Дон уступил ей управление, хотя она его об этом не просила, видимо, нервы сдали у обоих, хотя они у них и так общие. Вся эта ситуация казалась до тошноты отвратительной. Она посмотрела на пузырек в своей руке и еле сдержалась, чтобы не всадить его в стену. Улика все-таки, Дон просил ее беречь, но до чего же гадко. Антона она была готова задушить сейчас собственными руками.

— Не молчи, — дрожащим голосом попросила она. — А то мне в тишине как-то не по себе. Крики эти…

— Говори, — разрешил Дон.

— Что этот наркотик делает, как ты думаешь?

— Определенно, язык он развязывает.

— Сыворотка правды? — ахнула Вика. — Я читала про такое. Если ее выпить, сразу всю подноготную выложишь. Может, Антон у тебя секреты какие-то хотел выведать?

— Мимо, — подумав, ответил он. — Я не знаю никаких секретов. Я ведь не ученый, а обычный пилот. Все, что знаю я, знает и Вальдех, и наверняка рассказал Антону, если они сошлись настолько, что аж до ботинок договорились.

Про ботинки он сказал с такой злобой, что Вика стукнула кулаком по спинке кровати.

— Дались тебе эти ботинки! Антон их и не носил почти, и подарила их ему не я, а его мама, и у меня он их оставил затем, что не хотел брать. У людей миллион таких вещей в шкафах валяется и у родственников на антресолях. И вот приходит твой Вальдех, дает ему сыворотку и Антон прямо начинает с этих долбучих ботинок, да? Как будто нет ничего важнее на свете, и как будто знает, что я в них приду и ему понадобится про них слово вставить, чтобы усыпить мою бдительность. Забудь о них, ясно? Хотя погоди, мы решили ведь, что это Антон пришел к Вальдеху. Или все-таки нет?

Окончательно запутавшись в версиях, она замолчала.

— Вот именно, — вдруг сказал Дон. — Ты ничего не заподозрила, когда он с тобой заговорил? У тебя не было хотя бы мимолетного ощущения, что ты общаешься не с тем, кого знала?

— Нет, — растерялась Вика. — Он всегда так себя вел. Шуточки эти из Нашей Раши любил, вечно был уверен, что я по нему сохну, когда я уже и думать забыла. Да если бы я заподозрила, я бы так тупо не подставилась. Это совершенно точно был Антон. И вообще, при чем тут я? Гораздо интереснее, почему ты не заподозрил, что он не Вальдех. Уж ты-то должен был просечь, что с тобой разговаривает человек, а не пилот.

— Не просек, — медленно ответил Дон. — Я был готов поклясться, что имею дело с Вальдехом. Он и говорил так, что не спутаешь, и тебя ударил так, как люди не умеют. Чтобы научить гасящему удару, нужно…

Он запнулся и замолчал.

— Что? — изнывая от страха, прошептала Вика. — Что нужно?

— Дай руль, — приказал Дон.

Получив право двигаться, он вернулся к тому месту, где торчала голова, запустил руки под кровать и словно тряпку вытащил тело за шиворот. Тело было легким, несмотря на кажущуюся полноту, видимо, одежды на нем было больше, чем мяса. Дон поставил несчастного на ноги перед собой и взял его за плечи.

— Эти голоса, — сказал он, — что они кричали?

Голова начала сопеть и крутить шеей, но Дон ощутимо встряхнул ее, и всякие поползновения вывернуться прекратились.

— Что кричали голоса? — повторил он.

— Помогите, — прошептал несчастный.

— Тебя никто не обидит, — вступилась Вика, забыв, что он ее не слышит. — Просто скажи.

Дон отпустил бедолагу, но тот остался стоять как столб там, где его оставили.

— Он уже сказал. — Дон вытер лоб рукой, и Вика почувствовала на тыльной стороне руки влагу. — Это они кричали «помогите». А потом затихали. И поэтому ни ты, ни я подвоха не заметили в кафе. Поэтому и пилоты не возвращаются.

— Ничего не поняла, — дрожащим голосом ответила Вика. — Почему «поэтому»?

— В бутылке не сыворотка правды, — устало сказал Дон. — Это то, что растворяет водораздел между разумом пилота и болида, и они объединяются, прорастают друг в друга, как кровеносные сосуды прорастают в полимер глазной линзы, если ее долго носить не снимая, воспринимают ее как родную ткань. Нейростимулятор. Нет никакого отдельного Антона и отдельного Вальдеха. И ботинки, и гасящий удар — одновременны. Слияние, понимаешь?

Вика понимала настолько, что черно-белый мир вокруг нее превратился в сплошную черноту.