Отмеченный Порчей (гет)

Тело сводит судорогой, словно кто-то протыкает мышцы колами из сухого льда. Я в оцепенении, не могу пошевелиться, замерев перед кареглазой ведьмой, словно мышь перед пастью удава. Она околдовала меня, её руки смыкаются у меня на шее, и девушка нежно прижимается к моим губам своими.

Внутри всё вспыхивает адским огнём. Это невыносимо. Гермиона отстраняется, и всё прекращается, тускнеет, покрывается коркой льда.

— Прости, — слышится тихий шепот, — но так будет лучше.

Она отворачивается и идёт к выходу, а меня бьёт мелкой дрожью.

— Грейнджер! — кричу я. — Что ты со мной сделала, Грейнджер?

Её поцелуй остывает у меня на губах, а я чувствую себя куском сваренного мяса.

— Прости, — едва слышно повторяет она, открывая входную дверь. — Так было нужно.

— Стой! — рычу, доставая палочку, я хочу её остановить. — Что, чёрт возьми, происходит? «Петрификус антемус!», — но к моему ужасу ничего не происходит. Я повторяю заклинание. Безрезультатно.

— Я запечатала твою магию, — тихо говорит девушка, оборачиваясь у выхода.

— Прекрати это или, клянусь, я убью всех, кто тебе дорог! — мой голос дрожит от ярости.

— Нет, Гарри, — со слезами на глазах отвечает она. — Дамблдор был прав.

Я бросаюсь к ней, но Гермиона касается амулета и исчезает. Мои руки снова хватают лишь воздух.

Тварь! Тупое животное, поверившее Дамблдору. Она предала меня и ради чего? Чтобы выжечь остатки моего доверия? Сделать лучше? Для кого! В порыве гнева я хватаю стул и швыряю им в окно. Дежа вю. Она — слепая кукла, напомнившая мне Катрину. Я — часть общества, которое не имеет собственного мнения и лишь полагается на авторитеты. Довольно! Я — не добрый фей, и если они не способны видеть сами, я разобью им лица, чтобы они ощутили мою боль, чтобы задумались, что каждый поступок влечёт за собой последствия. Жалкое отребье, тонущее в собственном дерьме, которое однажды наполнит их глотки, и все эти сволочи запрокинут головы к небу и, давясь, возопят: «Гарри, спаси нас!».

Я быстро дышу, пытаясь обуздать свой гнев. Теперь каблук старика ещё отчетливей чувствуется на кадыке; он душит, не даёт вдохнуть, но я должен делать вид, что смирился. Если я не пойду у него на поводу, Дамблдор прибьёт меня как бешеного пса. Он боится, я выразительно чувствую это.

— Поиграем, — тихо говорю я.

Манипулятор больше не станет использовать девчонку — она исчерпала себя. Я показал свою ярость, значит следующий ход снова за ним, и когда этот день настанет, я буду готов.

Я перевожу дыхание и призываю своё творение. Мои магические способности связаны, но кое-что я ещё могу.

— Не так ли? — шиплю я на серпентарго.

— Да, повелитель, — в унисон отзываются змеи, высунув свои головы из рукавов мантии.

Я улыбаюсь и пишу наставнику письмо. Уж он-то наверняка должен знать, какой ритуал запечатывает магию через поцелуй.

Когда сквозь разбитое окно в комнату влетает чучело совы, я отдаю ей свиток и отсылаю.

На улице стоит ночь, но мне не до сна: дел ещё предстоит сделать изрядно. Я анализирую своё полумаггловское состояние и, в конце концов, понимаю, что о палочке можно забыть. Теперь стоит полагаться только на свои чувства и реакцию, а также на карты скрытые в рукаве. К своему большому сожалению, я не могу пользоваться клинком, он тут, рядом со мной, но его не достать, зато я с лёгкостью могу принимать звериный облик.

Уже под утро я собираю вещи в безразмерный чемодан. Стандартный комплект: пять белых рубашек, два галстука, две чёрных мантии, две пары чёрных брюк, семь пар носков и нижнего белья, чернила, свитки, самописное перо, книги. И ещё кое-что из моего личного набора: метла, карта, плащ-невидимка, два тома по чёрной магии, разбитая маска и набор сваренных мной зелий на все случаи жизни.

Ответ от наставника появляется перед самым отъездом, в тот момент, когда я разбираюсь с владельцем помещения насчет недавнего шума, разбитого окна и поломанной мебели. Должен признать, что деньги покрывают все издержки современного общества и иногда действуют лучше любых уговоров. Хозяин квартиры всё ещё слегка зол, но несколько стофунтовых купюр покрывают моральный ущерб с излишком, и его даже почти не волнует мой экзотический почтальон. Мне остаётся только пожимать плечами и намекать на секретные разработки своего свихнувшегося папаши. Подобревший собеседник с пониманием кивает и говорит, что будет рад видеть меня снова, если только шума будет поменьше, и предлагает помочь с багажом.

Я отстранённо киваю, слушая, как он пыхтит, поднимая мой чемодан, и несёт следом: вниз по лестнице к такси, которое он сам же и вызвал. К слову, если у тебя есть деньги, они могут заменить тебе любую магию: одно мановение пальца — и тебе подают обед, завтрак и ужин, одно слово — чистят ботинки, один только взгляд — вылизывают задницу. Человеческий сброд слетается на запах денег, как голодные шакалы на кусок окровавленного мяса, а за право быть первым они перегрызут друг другу глотки.

Я разрываю конверт уже на заднем сидении «форда», обладатель которого услужливо везёт меня на вокзал Кингс-Кросс. Я видел его взгляд, он хочет, чтобы я опоздал, потому едет медленно, он хочет, чтобы я попросил выключить эту конченую музыку, чтобы я чувствовал себя должным. Он хочет моих денег. Миром правит алчность.

Я читаю письмо.

«Такое развитие событий казалось очевидным. Ты был намного сильнее, чем твои противники и мог выступить против них в открытую. Твоё недавнее появление смешало им все карты и ввергло в ужас. Вернее всего, что каждый попытался бы устранить угрозу. Эта игра тебе на руку, и когда ты приспособишься к ней, твоя проблема исчезнет. Позволь своим врагам проявить себя и держи к себе настолько близко, насколько сможешь. Манипулируй ими, ослепи их, и только тогда ты сможешь получить покой.

Дамблдор слишком хитёр, так что придётся тебя разочаровать: корень исчезновения способностей таится не в поцелуе, ибо им невозможно запечатать магию. Ищи ответы там, где их не должно быть, в силу того что только там они могут скрываться. Ты на правильном пути, мой ученик, сила в твоих слабостях; используй её, и ты добьёшься результата.

Я не зря хотел, чтобы ты вернулся в школу и просил сблизиться с Дамблдором: Хогвартс скрывает много тайн и только тебе под силу их разгадать.

Теперь я вижу, что ты готов к следующему заданию.

Твой директор — хозяин птицы, чьи слёзы способны исцелять любые раны. Добудь их. Я знаю, что только ты сможешь заставить этого феникса плакать.

На территории школы находится логово одних из самых опасных тварей магического мира — акромантул. Найди их вожака и добудь его яд, он нам понадобится.

И последнее: в Запретном лесу водятся древние существа, их кровь способна поддерживать жизнь мага даже когда он при смерти. Убей единорога и возьми его силу.

Но, Гарри, прошу, будь осторожен».

Спустя полчаса я расплачиваюсь с таксистом, беру тележку, и направляюсь к платформе. Перегородка поглощает меня незаметно для остальных. Сейчас четверть одиннадцатого, а на магическом перроне кроме консьержа, охраны и нескольких учеников ещё никого нет. Ну конечно, есть ли смысл тратить время и приходить заранее, когда ты маг? В последнее время я сделал для себя вывод, что маги не отличаются пунктуальностью: они не приходят позже или раньше, они появляются ровно тогда, когда следует. А эта мелюзга, смотрящая по сторонам с открытыми от удивления ртами, скорее всего, магглорождённые первокурсники. Тем лучше для меня.

Провозившись с чемоданом, я занял свободное купе и тут же закрылся изнутри. Сегодня у меня нет желания видеть старых знакомых. Переодевшись в школьную одежду я набросил капюшон и попытался сосредоточиться на чтении книги. Был ли в этом смысл, когда можно воспользоваться кольцом? Не знаю, просто хотелось отвлечься.

Странно, я просто смотрю на страницы, вижу буквы, но не понимаю ни слова. Символы плывут перед глазами дымным маревом, а мысли где-то далеко. Прошлое не отпускает меня, не позволяет успокоиться.

Почему, когда я получил силу и знания, мне стало ещё хуже? Возможно, стоило оставаться тем слепым котёнком, которым я был и просто радоваться отрезку жизни, отведённому мне до встречи с Волдемортом? Считать, что у меня есть друзья? Думать, что Дамблдор действительно заботится обо мне? Со всей той мощью, которой я обладал, я не знал ничего кроме предательств и боли. Вот она, истинная жизнь: как только в тебе увидят соперника — тут же стремятся устранить, унизить, уничтожить. Оставайся безликим и никчёмным, не думай, не спрашивай, иди вперёд и, быть может, о тебе забудут. Вот он, твой покой с именем на могильной плите. Пепел к пеплу, прах к праху. Но теперь поздно жалеть. Я сам выбрал свой путь. Я вижу их насквозь: политиканов, за чьими пылкими речами кроется совращение несовершеннолетних и нарушение законов, добрых дедушек, за чью помощь не расплатишься по гроб жизни, друзей, которые с тобой до тех только пор, пока ты не оступишься. Этот мир прогнил изнутри, он построен на смятых костях, крови и поту тех, кого принято называть "обычными людьми". Он убогий и подлый. В нём не осталось ничего светлого.

За окном стоит ужасный шум и суета: до отправления остаётся десять минут. Ученики бегают, кричат, успокаивают своих питомцев, мельтешат, прощаются с родственниками, обнимаются, здороваются, улыбаются; они напоминают мне тараканов: такие же тошнотворные и безропотные. Когда-то я был одним из них.

Кто-то несколько раз дергает за ручку двери, но не озабочивается использовать магию, поэтому, к счастью, меня оставляют в покое, хоть на некоторое время. Вскоре экспресс трогается, и эта огромная красная змея, исторгая клубы седого дыма, уносит нас прочь на север.

Отложив книгу, я невидящим взглядом смотрю в окно, наблюдая, как поля сменяются лесами, а леса — озёрами.

Мысли о завтрашнем дне снова оплетают моё сознание. Я думаю о задании, о Дамблдоре, о Волдеморте. Цель моего пророчества для меня так же недосягаема, как и сладкое спокойствие. Том ведёт холодную войну, пытается скрыться за «железным занавесом», он где-то далеко восседает на своём троне и думает, как меня убить, он собирает силы, чтобы не размениваться на мелочи и выиграть будущую войну одним ударом. Я знаю, что у него повсюду шпионы, они смотрят на нас невидимыми глазами, они всё слышат. Наверняка Пожиратели пролезли в коррумпированное Министерство. Несложно подкупить магов, которые не задумываются о будущем и заботятся только о собственных задницах. Несколько взяток, и у человека чистое прошлое и безупречная репутация…

Мои мысли прерывает неожиданная попытка открыть двери. Кто-то имеет серьезные намерения лишить меня одиночества. Щелкает замок, и дверь купе отъезжает в сторону, гость проскальзывает внутрь и быстро захлопывает проход.

Я поворачиваю голову от окна и вижу запыхавшуюся… Луну?

Девушка смотрит на закутанного в чёрное с головы до пят меня и выдавливает:

— О, дементор. И совсем нестрашный. Почему тебя здесь закрыли? — сочувственно интересуется она.

— Чёрт возьми, Луна, я не дементор, — раздраженно огрызаюсь я, сбрасывая капюшон.

— Ой, Гарри, почему ты здесь совсем один? — удивляется Луна.

— Ученики не любят дементоров, — в тон отвечаю я. — А ты, что здесь забыла?

— Я?.. — она выглядит растеряно.

Вместо неё мне отвечает приближающийся по вагону голос:

— Полоумная, где же ты? От меня не убежишь. Не прячься, расскажи мне о морщерогих кизляках.

— Малфой? — злобно спрашиваю я.

Она виновато кивает головой.

Я слышу, как слизеринец проверяет каждое купе, пока не натыкается на это.

— Я знаю, что ты здесь, сучка, выходи или хуже будет, — растягивает слова Драко.

— Что ему от тебя нужно? — спрашиваю я.

Луна не успела ответить — дверь купе открылась, и в проходе показалась надменная мина аристократа.

— Сядь, — велю я ей, поднимаясь с места.

— О, — ухмыляется Хорёк, — я искал одного изгоя, а нашел сразу двоих.

— Уходи, — спокойным голосом приказываю я, но он словно и не слышит.

— Знаешь, Поттер, мы тут поспорили, чего стоит ваша команда без лидера… К слову, где вы свою грязнокровку продолбали?

Я молчу.

— Мы тут решили… — он причмокнул, подбирая слово, — «поиграть» с двумя Уизли и Лонгботтомом, но Лавгуд сбежала. Они бездарны, Поттер.

— Больше предупреждений не будет, — говорю я.

— Нас трое, шрамо… — он осёкается, замечая, что шрама у меня нет, хотя для репортёров на мне были атрибуты избранного: очки и нарисованный шрам. — Не важно, — продолжает он. — Ты ведь не разучился считать.

Я киваю и опускаю глаза, вижу, как он вдыхает, хочет что-то сказать. Левая рука вцепляется ему в воротник и тянет на себя, другая хватает входную ручку и резко дёргает в сторону. Дверь на скорости бьёт его по голове и впечатывает её в косяк, его тело ослабевает, и я отпускаю парня, позволяя вывалится в проход. Крэб и Гойл ошарашено смотрят на меня, пока я отпрыгиваю внутрь купе. Они бросаются в атаку, но вдвоём им не протиснуться. Первым входит Гойл, замахиваясь для удара. Рывок вперёд: я бью перекрёстным движением. Удар приходится ему в шею, и рука увальня лишь слабо клюёт мне в плечо, а затем безвольно опадает. Громила затуманенным взглядом смотрит, как я делаю челночное движение назад, чтобы ударить его ногой в грудь. В следующий миг туша уже вываливается из купе и падает на пол рядом с Малфоем. Крэб выглядит нерешительно.

— Вас трое или двух хватит? — спрашиваю я.

Парень что-то бормочет.

— Оттащи их, — говорю, захлопывая дверь прямо у него перед носом.

Я поворачиваюсь к Луне.

— А теперь внеси ясность, что им было нужно?

Её большие глаза кажутся ещё шире.

— Они, — нерешительно начинает девушка, — хотели отомстить за то, что отец Драко попал в Азкабан.

— Это и понятно, — отвечаю я, опускаясь на сидение. Я слышу, как стучит кровь в висках, но рука остаётся твёрдой. — А вы что?

— С ними были ещё Нотт и Забини, они ворвались в купе и атаковали без предупреждения, — растеряно объясняет она. — Мы ничего не успели сделать.

— Война со Слизерином будет очень кстати, — между делом замечаю я.

— Тебе не нужно было встревать, — тихо говорит Луна.

— Что? — зло переспрашиваю я.

— Они бы ничего со мной не сделали, но теперь ты разозлил их ещё больше, — странный тон, нет обвинения, но отстранённость и доля сочувствия.

— Я должен был позволить этим ублюдкам издеваться над тобой? — недоумённо спрашиваю я.

— Ты не понимаешь, Гарри, злость, она как эхо — отзывается ещё громче, — Луна умолкает. — Рон говорит о тебе плохие вещи, он считает, что из-за тебя Гермиона не поехала на поезде, но я не верю ему. Я никому не верю и знаю, ты — хороший человек, но твои удары так же тяжелы, как и то бремя, которое ты несёшь.

— Что? — переспрашиваю я.

— Извини, я много болтаю, — виновато говорит она, — это всё проделки мозгошмыгов. Мне пора идти, — девушка встаёт и направляется к двери.

— Но как же слизеринцы?

— Пускай, я всё равно убегу, — на её бледных губах появляется тень улыбки. — Так или иначе, я должна помочь остальным.